Текст книги "Заоблачные истории"

Автор книги: Александр Дорофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Бросок в корзинку
История двенадцатая

Самолет приземлился. Уже смеркалось, когда мы с Николаем Тетей прибыли в его родную часть.

Честно говоря, рассказы в самолете на высоте десяти тысяч метров не внушали большого доверия. Верно, Тетя пули, как говорится, отливает, думал я.

Впрочем, военная часть была точь-в-точь как в рассказах. Плац с зеркалами. Нарисованные солдаты в полной форме. Чистота. Порядок. Даже весенний снег и тот выглядел как-то по-военному – был собран, опрятен, не расползался по сторонам.

А уж капитан Крапива – хоть куда! Грудь колесом. Ремни поскрипывают. Он протянул мне руку и сказал:

– Вообще-то Николай Тетя стихи пишет. А теперь за роман взялся. Может, конечно, и присочинить. Но парень крепкий – настоящий десантник. В часть пришел коротышкой. А ныне… Ну, вы сами видали, каков богатырь!

Мы прохаживались по плацу, и я приметил с краю три столба с зарубками – маленький, средний и большой.

– Да-да, – кивнул капитан. – Специальные вешки! Отмечали на них, как Тетя растет. Меньшего на месяц хватило. Средний полгода продержался. А этот, третий, тетя недавно перерос. Теперь к соснам примеривается. Хотя не в росте, конечно, дело. Другой за два метра, а душа с мизинец. – И капитан значительно поднял палец. – Тетя наш со-вер-шен-ствуется! Овладел, например, искусством гипноза. И пока в отпуске был, к нам пришло письмо с благодарностью. Задержал Николай трех особо опасных бандитов. При помощи гипноза. Так и доставил в милицию полусонных. В нашей части говорят: «За Тетей как за каменной стеной!» Ласково зовут его – Горыныч.

– Странное имя, – удивился я. – Что за Горыныч?

– О, это особая история. Сейчас бы рассказал, да времени мало. На рассвете марш-бросок в Корзинку – стрельбы у нас.

– Нельзя ли и мне с вашей ротой?

– Пятьдесят километров, – покачал головой капитан Крапива. – Одолеете?

– Очень люблю пешие прогулки! – слишком бодро ответил я.

Ранним утром рота была на ногах.

Фокин выдал мне серую ушанку со звездой, сапоги и десантуру – зеленую куртку с меховым воротником.

Построились на плацу. Солнце только вставало.

– Как спалось? – подошел Тетя. – А я, знаете, опять во сне летал. Видать, все расту!

И он, широко улыбаясь, занял место в строю. Стоя сзади, ясно видел я со спины его крепкие щеки….

Рота двинулась в путь с полной боевой выкладкой. Иначе легко можно было бы подумать, что идем на рыбалку.

Сапоги бодро стучали по дороге. Из проезжающих автобусов люди махали руками. Весело было идти.

На груди у Тети шипела и потрескивала «ромашка» – рация для связи.

– Держитесь в голове колонны, – посоветовал он. – Переднему легче, чем замыкающему, – таков закон природы. А в случае чего, капитан приказал для вас машину вызвать. Скажете, если очень притомитесь…

Я промолчал, хотя обидно, конечно. За человека не считают. Смешно говорить о какой-то машине. Иду налегке. Так хоть всю жизнь шагай, без привалов. Зазнаются десантники! Я бы и с парашютом, пожалуй, прыгнул не хуже любого.

Вообще-то я всегда думал – за что ни возьмусь, все легко получится, без особенных усилий. И в футбол сыграю мастерски, и картину нарисую, и пирог испеку, и на лошади галопом.

Потом понял – легко рассуждать, пока до дела не дошло.

Помню, мой дедушка на токарном станке точил фигурные деревяшки. Болванка крутится, резец подставил – и побежала, завиваясь, стружка. Казалось, сами собой выходят из-под резца шахматные короли и королевы, витые ножки для скамейки, затейливые ключи для неведомых замков…. Да все проще пареной репы!

Однако дедушка не разрешал подходить к станку. И однажды я тайком включил его. Поднес резец к деревянной болванке, уже представляя, какую диковинную выточу вещицу. Но резец запрыгал, застучал, оставляя на дереве грубые колдобины. Я подналег, и болванка разлетелась надвое, назидательно шибанув меня по лбу…

Дедушка потом поучал:

«Хорошо думать, что тебе любое дело по плечу. Но подходи к делу с уважением! Иначе все время будешь по лбу получать. Без труда и таланта ничего не выйдет».

А вспоминал я об этом потому, что, оказалось, и для простой ходьбы нужны умение и сноровка.

Солнце тихонько двигалось по небу. А мы упорно – вперед. Казалось, что пятьдесят километров давно уж позади, и за ближайшим поворотом – Корзинка. Но не тут-то было! Дорога вела все дальше и дальше.

Десантники меж тем увлеченно играли в «города».

– Армавир! – начал Фокин.

– Он сам из Армавира, – пояснил мне Тетя.

– Ростов! – выкрикнул Пакин.

– Ростовчанин, – кивнул Тетя.

– Воркута! – радостно сообщил Царев.

– Этот оттуда.

– Астрахань! – подхватил Королев.

– Нальчик! – отозвался Хвича Перетурян.

– Горец, – подтвердил Тетя.

Так и пошло – каждый называл свой родной город, поселок, деревню, аул или кишлак. И скоро над дорогой, над головами десантников как бы возникла невидимая карта страны. Ее составили одни голоса. Ребята, можно сказать, «спели» эту карту – с севера на юг и с запада на восток.

Выкрикнув свой горд, солдат и глядел веселее, и шагу прибавлял.

А я уже больше не думал ни о чем на свете, кроме как о своем следующем шаге. Так, наверное, человек с больным сердцем прислушивается с тревогой к каждому его удару. Ноги мои, очугуневшие, едва поднимались.

Подошел капитан Крапива.

– Далеко еще? – спросил я как можно беззаботней.

– Пустяки! – махнул рукой капитан. – Километров пятнадцать.

Эта цифра слишком неприятно удивила. Может, капитан все-таки шутит?

– Как ноги? Терпят? – спросил он.

– Идут потихоньку, – отвечал я, чувствуя, что ноги мои совсем не хотят идти и пятнадцать километров вряд ли одолеют.

Капитан Крапива внимательно поглядел на меня:

– Тогда послушайте историю о Николае Горыныче. За разговором и километры короче…

Николай Горыныч
История тринадцатая

– Что такое, по-вашему, смелость? – спросил капитан Крапива.

– Ну, храбрость, отвага…

– Так точно. И еще можно сказать, смелость – это когда человек вступает в бой со смертью по своей воле. Конечно, служба солдатская – с бедой сражаться. Но одно дело по приказу, а совсем другое – по собственной воле и разумению. Если человек на такое способен, значит, он – настоящий солдат.

Капитан Крапива ненадолго задумался.

– Перебросили нашу десантную часть за много километров, в горы. Солдат-то в любых условиях не должен оплошать – и в степи плоской, и в лесу густом, и среди камней голых. В общем, учения проходили тогда в горах. Условный противник закрепился на перевале. Перед нашей ротой стояла задача – выйти в тыл. Отвлечь огонь на себя, чтобы основные силы могли успешно штурмовать высоту.

На укромном пятачке высадились мы из вертолета.

С одной стороны – пропасть, с другой – скала отвесная.

Солнце печет. Камни горячие, как утюги. А Тетя весело напевает:

– По горам, все по горам ходит шуба да кафтан!

– Отставить песню! Рядовой Тетя! Разведать расположение неприятеля!

– Есть, товарищ капитан! – ответил Николай и живо полез вверх по каменной стене.

Ловко у него получается. Каждая трещина, каждый выступ для Тети – надежная опора.

– Во, архар! – покачал головой Хвича Перетурян. – Будто родился в горах!

Глазом моргнуть не успели, взобрался Тетя на скалу. Махнул рукой и исчез.

Кружит в небе горный орел. Ему сверху все видно как на ладони.

Вот короткими перебежками по крутому склону – от камня к камню, от валуна к валуну – движется Тетя. Да тоже все примечает. Юркнула ящерица. Пискнула мышь. Змея скользнула под камень. Все в тень прячутся.

Только камни стоят на месте – жжет ли их солнце, сечет ли дождь. Хотя и каменному терпению бывает конец – покатится, загрохочет по склону, увлекая гальку, щебенку, валуны. И тогда не стой на пути. Тупая, тяжелая сила – камнепад! Ничто на свете с ним не справится.

«Незавидная жизнь у камня, – думает Тетя. – Одна дорога у камня – вниз».

Здоровенные черные валуны выстроились у обрыва, как часовые. Поднимается над ними горячее марево. Кажется, дрожат камни, на цыпочки будто встают.

Осторожно миновал их Тетя. И ползком к самому краю, где растет кривая алыча. Чахлое деревце, но цепко оплело корнями камни – удерживает, чтобы не рухнули они вниз.

Выглянул Тетя – прямо под обрывом в ущелье дорога, перевал. И условный противник как на блюдечке. Солдаты обедают. Офицеры над картой склонились. Пушки, пулеметы замаскированы. Удобная позиция – все подходы простреливаются. Нелегко атаковать противника «в лоб». Зато с фланга не ждет он удара. По такой крутизне только горные бараны-архары проберутся. Да еще десантники!

Зарисовал Тетя расположение – вот батарея, вот пулеметный расчет, вот командный пункт. Выполнено задание. Невесело будет противнику, когда атакует его рота капитана Крапивы.

Ну, пора и возвращаться.

Как вдруг краем глаза заметил Тетя какое-то черное движение. Вскинул автомат, отскочил в сторону.

Нет никого! Померещилось? Или тень горного орла промелькнула?

И все-таки что-то неуловимо изменилось. Будто угрюмые валуны молвили черное слово. Да точно! Один из них ожил! Потерял твердокаменную устойчивость. Тихо-тихо текли из-под него песчаные струйки. Как напуганные жучки, побежали стайки камешков. Валун готовился в путь, в единственную для него дорогу – вниз, вниз, вниз!

Туда, где расположился условный противник…

Тетя на секунду представил, что будет там, на перевале, когда этот валун сойдет с места, подпрыгнет на краю обрыва и ухнет вниз черной безмолвной смертью.

А камень уже как бы двигал плечами. Проснувшийся горный великан! Сколько веков простоял он здесь? И вот очнулся!

Трещины казались злобными глазами на плоском черном лице.

Валун качнулся вперед, будто желая поглядеть, куда лучше обрушиться…

В следующий миг Тетя отшвырнул никчемный автомат и уперся плечом в шершавый горячий камень.

Страшная навалилась тяжесть!

Сейчас дикий камень опрокинет, раздавит. Ноги у Тети задрожали, стали хрупкими. Он глянул страху в глаза и понял, что не сойдет с места. Окаменеет, остолбенеет, но не уступит. Да и не напасешься, как говорится, страху на всякую беду!

Солнце пекло голову. Высоко в небе парил орел. Внизу условный противник спокойно обедал. А Тетя молча боролся с каменным великаном.

Он не мог позвать на помощь. Чего доброго, от крика проснутся и другие валуны!

«Главное, ни шагу не отступить, – думал Тетя. – Главное, ни шагу! Иначе он сомнет меня. Растопчет!»

Тетя вглядывался в камень. Из черной его глубины посверкивали золотые звездочки, тонкие цветные прожилки выходили на поверхность.

«Что ты, каменище? Чего тебе не сидится? Замри, приятель!»

Тетя заговаривал с валуном, как с живым, пытался его потихоньку образумить.

Но камень был неумолим. Он хотел двигаться. А Тетя стоял на пути.

Валун давил с неугасающей силой – равномерно, тупо, упорно. Он был уверен, что победит этого человечка в голубом берете, который, конечно, много чего умеет – прыгать с парашютом, управлять боевой машиной, стрелять без промаха из автомата, подкрадываться к противнику… Но с камнями его не учили бороться! Не по себе выбрал дело. Горы, известно, шуток не любят. А камень-то – часть горы!

Камень быстро отдал Тете накопленный солнечный жар. И теперь холодил смертельным хладом, давил все сильнее, сильнее, вытягивая силы.

Тетя то обливался потом, то покрывался холодной испариной. Перед глазами плыли черные круги. Плечо болело так, будто его ударил груженый самосвал. Рука затекла, и Тетя перестал ее чувствовать. Он уже и не думал ни о чем – только лишь держал камень.

Поднимал голову, и небо было то красным, то черным. Оно было тоже тяжелым, каменным. И обрушивалось сверху. Грызло грудь. Тянуло жилы.

Временами Тете казалось, что он растет здесь на каменистой почве, как та алыча, – пустил корни и цепляется, цепляется из последних сил.

Это был смертельный бой. Камень просто не знал, что значит отступить. А Тетя не мог и подумать об этом.

И вдруг он почувствовал, что камень подался, уступил. Тетя толкал, толкал шершавую махину. Он решил, что всю жизнь будет катить в гору тяжелый черный камень, что они срослись навеки.

Потом что-то подхватило Тетю. Оторвало от валуна. Напоследок он успел еще стукнуть кулаком по каменной морде.

Фокин, Пакин, Царев, Королев и Хвича Перетурян откатили валун от обрыва. Подняли Тетю. Перенесли в тень. Вскоре за ним прилетел вертолет.

– Ребята, – шептал Тетя. – Ребята, держите камень…

А черный валун тихо лежал на склоне – он уже проделал свой путь, только не вниз, а вверх – и на время успокоился. Все разглядывали этот огромный камень и не могли поверить, что больше часа Тетя боролся и ним один на один.

– Целую гору одолел! – воскликнул Хвича. – Ну, настоящий Горыныч!

Вот с тех пор так и пристало к Тете прозвище. Николай Горыныч – и все тут!

– Тетушка наш Горыныч, – улыбнулся капитан Крапива. – А вот и Корзинка. Не заметили, как дошли.

Невдалеке действительно виднелись белые домики.

«Да, – подумал я, – наверное, каждый человек способен на чудо. Только разные чудеса получаются. Солдату Николаю Тете большие по плечу. А для меня и то чудо, что до Корзинки своими ногами добрался».

Полет
История четырнадцатая

Каждая косточка у меня болела. Я лежал в казарме на койке и думал, что никогда в жизни не смогу подняться.

Подошел Тетя, похожий на санитара – в белом халате, с бинтами и какими-то скляночками.

– Снимайте сапоги, – живо промыл мои стертые пятки, смазал чем-то и ловко наложил повязку.

– Вам бы врачом стать! – сказал я благодарно.

– Эх, есть у меня мечта, – вздохнул он. – Летать!

– На самолете или вертолете?

Тетя даже удивился:

– При чем тут это? Самостоятельно. Как птица!

– Такое, к сожалению, невозможно…

– Еще как возможно! – воскликнул он. – Тренировкой всего достигнешь. Главное – в свои силы поверить! Воспитать их как следует. Ребята наши тоже не верили, что вы пятьдесят километров махнете. Без привычки-то! Но коли есть сила духа, все преодолеешь!

– Успеха вам, Николай Тетя! – пожелал я, вставая с койки.

Вскоре подошла машина – подвезти меня в аэропорт. В дороге клевал носом, задремывая. Казалось, все иду, иду. Дорога ровная-ровная. И вдруг – уступами в гору. Это я поднялся по трапу в самолет.

Облака остались внизу. В иллюминатор заглядывало красное заходящее солнце. Я прищурился и увидал совсем необыкновенное – огромную полосатую осу.

Она приблизилась. Это был человек в десантной тельняшке. Я сразу узнал его. Рядом с нашим самолетом параллельным курсом летел Николай Тетя. Он летел совершенно самостоятельно. Как птица. Свободно, вольно.

– Эй! – закричал я в иллюминатор. – Николай! Я тут!

Он услышал и помахал рукой на прощание.

А затем пошел на посадку. Исчез в облаках.