Текст книги "Тайна князя Галицкого"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Сие не просто храм, добрый человек, – прошамкал старик. – Сие обитель святая, пустынь Трехсвятительская, преподобным Варлаамом Важским основанная, в коей он постриг принял и за то годами долгими был награжден и нетленными мощами нам вернулся, чудо Господнее явив и святость свою доказав язычникам диким, в сих местах попущением бесовским по лесам прячущимся…

Руки инока работали так же мерно и безостановочно, как его язык. Старик длинным однообразным тоном изливал гостям историю монастыря, не делая заминок даже для того, чтобы вдохнуть воздух, и не обращая внимания, слушают его или нет.

– Службы-то вы стоите али нет никого, кроме тебя, отче? – громко поинтересовался боярин Заболоцкий.

– А вы сами кто будете? – внезапно поинтересовался инок.

– Подьячий я от Монастырского приказа, – вмешался в разговор Басарга Леонтьев. – Проверяю, каково с порядком в обителях заволочных? [6]6
  Заволочье – общее название земель, лежащих на восток от Славянского волока; восточнее озер Онежского, Белого, Кубенского.


[Закрыть]Не берут ли лишнего от земель и лесов царских, стоят ли службы али лытают от долга христианского, не пропадает ли где добро церковное, не продается ли в руки чужие…

Инок молча поднялся и быстро-быстро заковылял в глубину двора.

– Эй, отче, ты куда?! – разочарованно вскинул руки Илья Булданин, но монах его вроде бы и не услышал. – И что теперь?

– Думаю, сейчас будет продолжение, – ухмыльнулся Софоний Зорин.

Он оказался прав. Едва пожилой чернец скрылся в доме с подклетью, как почти сразу из дверей выскочил другой монах – помоложе, с бородкой покуцее, в зеленой отчего-то рясе и слегка сгорбленный вперед – словно торопился куда-то, а разогнуться забыл.

– Мир вам, добрые люди, – перекрестил гостей второй монах. – Какими судьбами в наших краях?

– Что же это у тебя, батюшка, все в таком запущении стоит? – развел руками Басарга. – Вроде бы обитель известная, вроде бы преподобный Варлаам нетленные мощи свои тут явил. А выглядит все… У смерда иного двор и то опрятней смотрится. Шатер на храме истлел, двор песчаный, тын разве токмо козу удержать годен! И это монастырь?

– Помилуй, боярин, да как же нам со всем сим хозяйством управиться, пяти старцам-то! – Монах перекрестился, затряс руками: – Сие же пустынь, не храм городской. Милостыни, почитай, и нет, вкладов никто не несет. Преподобный, когда обитель строил, ловы и леса-то отписал, да токмо Иоанн Васильевич [7]7
  Иван Васильевич Грозный – великий князь Иван IV. После присоединения Новгорода к Московскому княжеству в 1478 году переселил многих новгородских бояр в другие земли.


[Закрыть], Грозный именем, всех детей-то его возьми да и в Кострому отсели! Тако мы без вос… вас… воспоспешивания мирского и остались. Дети, знамо, не оставили бы обитель предка своего, усыпальницы родовые без пригляда… Ныне же, вот, токмо уловами на Ваге кормимся, да из леса черного милостью воеводы сухостой на дрова берем. А как мощи преподобного свету явились, так он оклад серебряный для иконы святого обители нашей подарил!

– Вот, проклятье… – снова тихо выругался Басарга.

Он ожидал увидеть здесь что-то совсем другое. Богатое хозяйство, крепкие стены, сплоченную братию, сияющие храмы с высокими звонницами. И, вестимо, государь тоже мыслил, что в далеких заволочных землях, с незапамятных времен не знающих войн и набегов, в сытых, многолюдных и обильных, монастырь должен выглядеть ничуть не хуже, нежели в Москве или Ярославле. Однако же… Однако многолюдье здешних обитателей, похоже, бесследно растворялось в бескрайних просторах Двинских земель.

Увидев монастырь воочию, Басарга сильно усомнился, что братия способна уберечь сокровище, доверенное ему государем. Святыню, за которую положили свои животы молчальники Кирилловской обители и за которую пришлось проливать кровь ему самому. Забор, более на огородный похожий, церковь-развалина да несколько стариков, видом ничуть не лучше… Где им отстоять ценность, за которой старицкие прихвостни, не колеблясь, до полсотни холопов отправляют?

Однако же приказа царского не исполнить дьяк Монастырского приказа тоже не мог. Боярская честь не позволяла.

– Мы на великого князя зла не держим, – забеспокоился монах. – Он монастырю нашему угодья отписал немалые. Луга заливные, пять деревень от своего удела, ловы поважские… Мы за Иоанна Васильевича Бога молим!

– И где смерды ваши? Отчего подати не платят, барщины не отбывают?

– Так ведь, боярин… В деревнях-то тех пятнадцать дворов во всех пяти всего и набирается. Хлеба, соли, свечей, дров, сена и соломы привозят, и то хорошо. С ловами же мы и сами управляемся. Как бы эта… братья Никодим, Герасим и Афиноген ныне аккурат ставни проверяют. По хозяйству тоже смерды подсобляют, когда зову… Заместо барщины то есть… Пашни-то нет у обители, на нее не пошлешь.

– Проклятье! – опять едва не сплюнул от разочарования Басарга. – Как же вы живете тут в такой нищете?

– Так с ловов и живем, боярин. Пища скромная, для чистоты душевной полезная. Молитвою, да рыбой, да грибами лесными сыты и бываем. В пустынь безлюдную мы ведь не за чревоугодием ушли, а во спасение души своей после жизни многогрешной. Ты токмо скажи, боярин, отчего недоволен ты так? Нешто прогневили чем по незнанию? Али опалу государеву слабостью в молитвах вызвали?

– Государь, прознав про явление миру мощей преподобного Варлаама Важского, пожелал вклад в обитель вашу внести на двести рублей и образами святыми одарить, – хмуро ответил ему Басарга, откинув подол епанчи и положив руку на рукоять сабли.

– Слава Всевышнему! Услышал Господь наши молитвы! Смилостивился над тяготами нашими! – Инок упал на колени и принялся истово креститься, отвешивая земные поклоны.

Боярин Леонтьев почувствовал себя так неуютно, что его бросило в жар. Лицо и глаза служитель Божий обращал, естественно, к небесам. Вот только стоял на коленях перед ним. Как назло, именно в этот момент в ворота въехал возок, на котором сидели еще три старца в монашеских рясах. От представшего им зрелища чернецы изменились лицами, спрыгнули с телеги. Один из них потянул с собой лежащий среди соломенной подстилки топор, другой – достал засапожный нож.

– Отец Володимир, что случилось? – поинтересовался третий, пока еще безоружный.

– Радуйтесь, братия! Государь услышал о тяготах наших и вклад прислал в монастырь на двести рублей!

Старцы дружно рухнули на колени.

– Ну-ка, хватит! – не выдержал Басарга. – Лучше в храме своем за здоровье Иоанна Васильевича помолитесь и долгих лет ему пожелайте! Давайте вставайте да ступайте в церковь! Я же покамест за кошелем схожу.

Служба за здравие государя Всея Руси Иоанна Васильевича вышла, наверное, самой воодушевленной и искренней со времен строительства Трехсвятительской церкви. С удивительной легкостью получили отпущение всех своих грехов и путники. Басарга даже засомневался – вправду ли настоятель пустыни отец Владимир расслышал его признание в рукоприкладстве по отношению к священнику или на что-то отвлекся? Но в любом случае совесть его была теперь чиста.

Однако, прежде чем передать монастырю вклад, боярин обратился к своим спутникам:

– Ныне, други, прошу ненадолго оставить меня с братией наедине, дабы увещевания царские, токмо им предназначенные, передать.

– Да-да, люди добрые, – закивал настоятель, – прошу вас в трапезную ныне пройти. По обычаю древнему, путников проезжих накормить мы обязаны [8]8
  Помимо невероятных льгот у монастырей на Руси были и обязанности: содержать увечных воинов, кормить крестьян в голодные годы и привечать за свой счет проезжих путников. Правда, последний обычай, по утверждению путешественников, соблюдался только в отношении самых знатных бояр.


[Закрыть]. Уж простите, снедь вся наша постная. Однако же, чем богаты, тем и рады.

Это предложение было встречено с полным воодушевлением, и боярин Леонтьев очень быстро остался наедине с тремя монахами: самый ветхий из монастырской братии и один из рыбаков ушли хлопотать с угощением.

Двери церкви затворились, и в наступивших сумерках подьячий Монастырского приказа негромко потребовал:

– Ныне желаю, чтобы здесь, в храме Божьем, вы, святые отцы, поклялись мне сохранить навечно тайну великую, что я вам именем царским доверю. Что не расскажете о тайне сей никому ни в этой жизни, ни в мире загробном! Не бойтесь, кощунства от вас не потребую. Тайна сия лишь благо обители вашей принесет и всей церкви Христовой. Слово государево за мной и служба царская. Иной воли не имею.

– Коли на благо веры Христовой дела твои, чадо, то вот тебе крест, ни одна мука слова из меня не вырвет! – пообещал настоятель.

– Язык себе скорее откушу, нежели выдам, вот те крест, – осенил себя знамением инок Афиноген.

– Именем Господа нашего Иисуса, живот свой за грехи наши положившего… – перекрестился Никодим, – во славу Божию муки с радостью приму, но тайны его не выдам.

– Золото царское здесь, – достал боярин из-за пазухи тяжелый кошель. – Держи, отче. А это, – указал он на небольшой ларец, принесенный со струга, – это не казна, а реликвия греческая из древнего монастыря Афонского. Хрупкая она зело, и потому открывать шкатулку нельзя. Государь повелел мне сокровище сие вам на хранение передать. Дабы святостью своей она обитель вашу осеняла и возвышала, вы же молитвами своими ее силу чудотворную преумножали.

– Это честь великая для пустыни нашей… – начал было креститься с поклонами настоятель, но Басарга его остановил:

– Нет, отче, в руки ваши я ее не передам. Место для святыни христианской намоленной – под алтарем церковным [9]9
  Тайник под алтарем со святынями никаким кощунством в христианской традиции не является и даже имеет собственное название: «крипта» («тайник» по-гречески). В западноевропейской средневековой архитектуре «тайник» в итоге вырос до размеров еще одной, подземной церкви.


[Закрыть]. Своими глазами увидеть хочу, как вы ее туда опустите. Никодим, топор я в сенях оставил, принеси.

Монах послушался. Боярин Леонтьев с помощью Афиногена отодвинул алтарь, Никодим поддел лезвием две доски, оторвал, раздвинул по бокам. Настоятель, прочитав полушепотом «Отче наш», перекрестился на три стороны, поднял ларец и опустил его вниз, на рыхлый песок. Поколебался, затем сместил левее, быстро вырыл ладонями ямку, спрятал сокровище в нее, сгреб песок обратно и разровнял, скрывая следы тайника. Монахи вернули доски обратно, присыпали щели трухой, после чего Басарга поставил алтарь на место.

– Забудьте о сем навеки, святые отцы, и на смертном одре тайну унесите с собой, – еще раз потребовал царский посланник. – Того достаточно, что государю секрет сей известен, и коли нужда великая в святыне возникнет, он сюда посланца пришлет либо сам за нею явится.

Он перекрестился, и монахи последовали примеру подьячего.

– И еще одно, отче, – вскинул палец Басарга. – Ты на деньги эти первым делом стены нормальные поставь. Чтобы при случае от набега татарского или иной беды отбиться можно было. Осенью проверю.

– Нам бы поперва сам храм обновить, милостивец! – взмолился настоятель. – Тес, вон, трескается уже по шатру. Пока бог от ливней затяжных хранит, так и ничего кажется. Ан в ненастье и капает уже в местах многих!

Боярин Леонтьев глянул на алтарь, на который в любой миг могла потечь вода, и смирился.

– Ладно, начинай с того, в чем нужда наибольшая. Но осенью все едино жди. За царской копейкой и святыней государевой приглядывать буду строго! – пообещал он. – Тайна сия отныне свяжет нас накрепко. Навсегда.

Монашеское угощение и вправду было скромным: щучья и лососевая печень, каша пшенная с судаком, паюсная икра, вязига в уксусе, белужьи языки да пироги с капустой, щавелем и маком, запивать которые пришлось обычным киселем. Ничего хмельного братия, похоже, себе не позволяла. Без пива и вина застолье не затянулось – и еще задолго до заката струг отправился дальше.

Через полчаса обитель скрылась за излучиной, на берегах поднялись темные непролазные сосновые леса – словно пытались доказать, что Трехсвятительская пустынь – именно пустынь и есть, жилья человеческого окрест не найти.

В сумерках путники уже привычно остановились на отмели, полувытащив струг на песчаный островок и выровняв по килю.

– Если кому охота, – уже засыпая, спохватился Басарга, – то брони и поддоспешники можно снять. Серебро царское мы монахам отдали, опасаться более нечего.

– Тогда уже завтра! – сладко зевнул, устраиваясь на тюфяке, боярин Булданин. – Ночью без них зябко.

А утром путников разбудил нежданный колокольный перезвон – пусть далекий, но хорошо слышный.

– Это что? Наша братия уже успела царское серебро в новую звонницу обратить? – недоуменно поднялся во весь рост Софоний Зорин. – Везение празднуют?

– Вроде с запада звук идет, – указал вверх по течению боярин Заболоцкий. – Не иначе, тут еще какой-то монастырь неподалеку.

– Причем монастырь богатый, – добавил Басарга. – Там не един колокол звучит, а полный набор. Эвон, переливы какие звонари выводят. Коли он еще и к людям ближе, то понятно, отчего пустынь Варлаамова в нищете прозябает. Кто же к голытьбе за два дня пути потащится, коли добротный собор совсем под боком имеется? Ладно, Тришка-Платошка, хватит прохлаждаться! Берите бечеву, и вперед. Мыслю я, город совсем рядом уже. Вечером в бане на постоялом дворе париться будем, и меда хмельного напьетесь от пуза. Я обещаю!

– Воля твоя, боярин! – первым скинул порты широкоплечий Семен, холоп боярина Булданина. – Меда так меда, поехали!

Топать с веревкой на плечах слугам пришлось еще часов десять, не менее. Уж больно петлиста оказалась река в среднем своем течении. Однако еще задолго до сумерек, миновав очередной изгиб русла, путники увидели выплывшие из-за серой стены соснового леса золотые купола с заброшенными высоко в пышные облака православными крестами. Чуть ниже куполов тянулась черная крепостная стена из почерневших от времени бревен. Над ней островерхими зелеными шапками красовались восемь крепких башен. Однако размеры могучей цитадели не вмещали всего населения города, а потому вправо и влево от крепости разбегались стоящие вперемешку северные избы на высоких клетях с широкими гульбищами и просторными крыльцами и маленькие бревенчатые баньки, многие из которых не имели даже трубы, но каждая удостоилась длинных сходней к реке.

Помимо сходней берега украшали десятки причалов, почти все из которых были заняты ладьями и ушкуями. Недалеко от них стояли и прилавки – в великом множестве, прямо как на московской ярмарке. Правда, из-за позднего времени торг уже затих, купцы унесли товары до нового рассвета.

Выбеленные стены каменных соборов, золото их шатров, отливающие начищенными боками колокола на звонницах, тес на крепостных башнях, обширные гостиные дворы, слюда в окнах изб, огромные трехсаженные поленницы березовых дров в пирамидах – все, на что только падал взгляд путников, буквально кричало о богатстве, сытости и многолюдстве вставшего на берегу реки могучего города. Перепутать его с каким-нибудь острогом или монастырем было совершенно невозможно.

– Это, я так понимаю, Вага и есть. Добрались! – с облегчением перекрестился Басарга.

* * *

– Ну, наконец-то, добрались, – облегченно перевел дух Евгений Леонтьев, сворачивая по указателю с архангельской трассы. Сбросив скорость, он прокатился еще пару километров по проложенной среди полей автомобильной трассе, пока неожиданно не уперся в широкую, метров триста, неторопливую реку с совершенно пляжными, пологими берегами из чистейшего песка, затормозил у поворота: – Что за черт? И чего теперь?

За играющей солнечными зайчиками водной полосой поднимался высокий берег, поросший деревьями и кустами, над которыми высился древний, словно голова мамонта, бревенчатый дом. Справа от дома берег разрезался широким спуском к воде. Именно туда навигатор ехать и предлагал. У путеводной электроники были явно завышенные ожидания к возможностям десятилетнего «Гольфа».

– Вот, левее посмотри! – показала вдоль реки Катя. – Вон у дамбы целых два моста через Вагу перекинуто. Цивилизация!

– Ну, если цивилизация, то поехали, – воткнул сразу вторую передачу Женя. – Надеюсь, они меня выдержат?

Здешние мосты были понтонными и почти платными – десять рублей сотрудник Счетной палаты счел ценой чисто символической. Под «Гольфом» скрепленные между собой понтоны почти не просели, только покачались вперед-назад, передавая машину друг другу, словно эстафетную палочку. Съехав на дамбу, Женя добавил газу и по пыльной грунтовке наконец-то въехал в город.

На первый взгляд Шенкурск напоминал базу отдыха, утонувшую в тихом заповедном бору. Дома стояли далеко друг от друга, и между ними местами успели вырасти целые рощицы. Улицы, временами напоминающие лесные тропы, уходили в густые объятия разлапистых берез и тополей. Да и улицы ли это были? Вместо привычного для столичного жителя асфальта – дороги и перекрестки почти везде выстилали серые бетонные плиты с широкими стыками. Материал, может, и вечный – но более уместный для пешеходных прогулок, а не под автомобильными колесами. Изношенной подвеске «Гольфа» непрерывные перестуки на пользу никак не шли.

Глядя по сторонам, Евгений не мог избавиться от ощущения, что провалился куда-то в девятнадцатый век. Срубы, срубы, срубы… Одноэтажные и двухэтажные, на кирпичных подклетях или без них, обшитые вагонкой или гордо выставляющие напоказ дегтярные бревна. Поленницы во дворах, на улицах и просто у стен, печные трубы, дощатые заборы, деревянные тротуары на склонах и просто тропинки в ровных местах. Можно было бы умилиться уюту городка, пахнущего костром и смолой – если бы только тут и там не поднимались монументальные каменные скелеты бывших соборов, церквей, монастырей и колоколен. На некоторых из них Женя увидел навесы из кровельного железа или мостки с крестами, но большинство выглядело совершенно мертвыми. И оттого малолюдные улицы стали казаться не тихими и уютными, а затаившимися в тревоге перед наступающим запустением и небытием…

– Вот, проклятье! – передернул плечами Леонтьев. – Что-то укатался я совсем. Бабки-ежки с Кощеями мерещатся. Пора принять душ и упасть на кровать. Пока не вытянусь во весь рост хотя бы на полчаса, даже ужинать не смогу.

– Улица Пластинина, синий двухэтажный дом с белыми наличниками, – сообщила спутница. – Там должна быть гостиница. Горячая вода и телевизор входит в стоимость номера.

– Это реклама?

– Ага. Но я уточнила, прежде чем заказать. Душ и туалет есть, отдельные. Там, кстати, всего восемь номеров. Наверняка люкс и евроремонт. Иначе в таком поселке конкуренции с комнатой у бабульки не выдержать. Пенсионерки всегда демпингуют, просто жуть!

– Через сорок метров поверните направо! – посоветовал навигатор.

– Ну наконец-то. – Евгений с облегчением выполнил команду. – А то я думал, что он нас уже похоронил. Решил, что утонули.

– Вы прибыли к точке окончания маршрута, – сухо парировал навигатор.

– Спасибо, дорогой! – Леонтьев съехал с дороги на широкую обочину и заглушил мотор. – Пошли?

Здание здешнего отеля выглядело куда живописнее и опрятнее, чем Женя ожидал. Снаружи оно буквально сияло от новенькой небесно-голубой краски и белоснежных наличников, широких и резных. Резьбой были покрыты и угловые декоративные столбики, и линия между этажами, и обшивка между кровлей и стеной – в общем, все свободные места, кроме ровных стен. Само здание скрывалось в высоком боярышнике, растущем пополам с полынью и поднявшемся зеленой стеной метров на пять в высоту. Живая шумоизоляция, надежно отделяющая гостиницу от улицы. Да и от любопытных глаз.

Впечатление немного портили ржавые насмерть водосточные трубы и железная кровля. Но, возможно, это была такая краска – за «зеленой стеной» толком не понять.

Внутри все тоже оказалось ухожено и уютно. Нарочито деревянные стены, покрытые темным лаком, потолок из декоративных обожженных балок, на стенах – прялки, донышки бочонков, плетенные из ветоши коврики, грубо кованные воротные петли, какие-то крючья, гребни и лопатки непонятного назначения. В общем – дизайнеры старательно делали стилизацию «под старину». И даже пахло здесь как-то… Опилками.

Общее впечатление портили, пожалуй, автомат с напитками – причем неработающий – и плазменная панель на стене напротив администратора. Зато стойка «ресепшена» была собрана из бруса, тщательно обожжена, покрыта наростами мха и украшена красно-зеленым гербом, наверху которого отливали золотом меч и держава, а внизу брел зверек, очень напоминающий испуганного медведя. Хотя в теории ему полагалось изображать барсука. Над гербом шла надпись: «Шенкурск основан в 1137 году».

– Так это Шенкурск или Вага? – попытался уточнить у девушки за стойкой Евгений.

– Никто не знает, – вместо нее ответила Екатерина. – В двенадцатом веке его называли Шенкурьем, в шестнадцатом Вагой, в семнадцатом Шенкурском. Однако после-то царя Михаила Федоровича местный епископ опять числился в Ваге. Но после переноса владычного двора в Холмогоры город снова указывался Шенкурском. Эдиктов о переименовании никто не издавал. Тебе какое имя больше нравится?

– Я вообще-то в монастырь приехал, – ответил Леонтьев.

– Извините, – кашлянула девушка за стойкой. – У нас только женский, Свято-Троицкий. Вы номер бронировали?

Катерина громко прыснула в кулак.

– Да!

– На какое имя?

– Ты на какое заказала? – повернулся к спутнице Женя. Гостиницу выбирала она, при проезде Вологды. Молодой человек утром еще не был уверен, что поездка состоится, и этим вопросом не озаботился.

– Евгений Леонтьев! – все еще ухмыляясь, привстала на цыпочки девушка.

– Да, я вижу, заказ есть, – кивнула администратор. – Номер восемь. Второй этаж, направо от лестницы. Кстати, самый лучший, с окнами в парк.

Она выложила на стойку тяжелую пластиковую грушу, к которой тонкой цепочкой крепился ключ.

– А ей? – не услышав продолжения, кивнул на спутницу Женя.

– Так у вас двухместный номер заказан, – мило улыбнулась администратор.

– У них тут все номера двухместные-то, милый! – сцапала ключ Катя. – Вот я и подумала: на фига мне платить лишние деньги, если я могу просто пожить у тебя? Айда за мной!

Помахивая рюкзачком, она зашагала по коридору.

– Вот ведь чума какая на мою голову! – пожаловался Евгений. – Если бы сразу догадался… Ничего, это всего на два дня. Завтра в монастырь, и домой.

– В женский? – пряча улыбку, уточнила администратор.

– И почему ей не пятьдесят четыре года? – со вздохом пожаловался Леонтьев и отправился следом за спутницей.

Номер оказался вполне комфортным: санузел с душем, шкаф, журнальный столик и ЖК-панель на стене. Двойное окно в деревянной раме выходило прямо в крону близкой липы. Чуть дальше просвечивали березы, растущие вдоль посыпанной гравием дорожки, и какой-то памятник, повернувшийся к отелю крашенным серебрянкой затылком.

Немного портила настроение кровать – одна на номер. Но Евгений решил, что пусть девушка ломает голову над проблемой, раз уж это затеяла, и, как было обещано, первым делом просто бухнулся на постель, вытянувшись во весь рост.

– Пойду проверю, как там с горячей водой? – невозмутимо отреагировала Катя и нырнула в душевую.

Вышла она примерно через полчаса, вся благоухающая шампунями и дезодорантом. Причем вопреки подозрениям Евгения не завернутая в полотенце, а в легком халатике. Правда, расстегнутом спереди. Но притом – под халатом на девушке был купальник.

– Ну как, отлежался? – присела она возле рюкзачка, вытянула «ноут», подключила к сети: – Пущай подзарядится! Сколько времени, не знаешь? Я в таких городках бывала. Тут по вечерам ни магазина работающего не найти, ни кафешки какой. Мертвое время. В смысле: с голоду впору сдохнуть, если с собой ничего не взял.

Молодой человек вытянул из кармана телефон, взглянул на него:

– Почти десять. А вечер – это со скольки?

– Как вечер, не знаю. Но ночь обычно начинается с восьми.

– Ну, в гостинице-то ресторан всяко до часу или до двух рабо… – Ехидная ухмылка девушки заставила его осечься. Евгений дотянулся до телефона, снял трубку: – Добрый день, это восьмой номер. Вы не подскажете, до какого часа работает ваш ресторан? Как нет, почему? Но мы с дороги, хотели бы где-нибудь поесть! Да, спасибо…

Он повесил трубку:

– Говорят, что поблизости есть ресторан «Палац» и кафе «Вечернее». Они работают до одиннадцати или до десяти. Если не выходные. По мнению администратора, мы можем успеть… – Женя посмотрел на сотовый. – Восьми минут на одевание, дорогу и заказ нам хватит? Если успеем занять столик, время работы заведения продлят.

– До одиннадцати? – рассмеялась Катерина. – Да они тут просто полуночники!

Девушка извлекла из рюкзака две коробки быстрозаварной еды и кипятильник.

– Ну что, я готова расплатиться за ночлег натурой. Но не так, как ты надеялся на это утром. Тебе макароны или пюре? Или потрусишь искать заведение? По времени как раз успеешь заказать и слопать пару бутербродов.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок. – Евгений поднялся и стал раздеваться. – Выбираю пюре. Заваривай, а я пока в душ.

Хотя бы с водой в гостинице все было нормально – и напор хороший, и горячая не просто тепленькой струилась, а лился настоящий кипяток. Молодой человек встряхнул себя контрастным душем, напенился шампунем, ополоснулся и, посвежевший, вышел к организованному спутницей столу. Как выяснилось, она позаботилась не только о перекусе, но и о пакетиках с чаем, и сахаре, и салфетках. Его недовольство нахальной девчонкой немного ослабло. Пусть взбалмошная, но хотя бы хозяйственная. Выручила.

А Катя, допив через край бульон, облизала вилку, размешала ею чай, торопливо выпила, развернулась от стола, сдернула с постели покрывала, скомкала на стул, сверху кинула халат, на четвереньках доползла до изголовья кровати, вытащила подушку и, обняв ее обеими руками, негромко попросила:

– Будешь приставать – не буди…

– Очень надо! – хмыкнул Евгений.

– Ну и дурак. – Она широко зевнула, сдернула с волос резинку, натянула ее на запястье и уронила голову на подушку.

Разбудило кладоискателей пение птиц. Старые деревянные рамы ничуть не задерживали звуков, а парк за окном явно считал себя диким лесом, а потому шуршал и чирикал, стучал дятлами, редко потявкивал и постоянно шелестел листвой. Телефон показывал начало девятого, а потому молодой человек поднялся, сходил ополоснуться, после чего стряхнул капли с влажных рук на лицо остроносой спутнице, мерно посапывающей на своей половине. Рыжие волосы девушки растрепались и лежали вокруг огненным нимбом, бледные губы были приоткрыты, отчего при выдохе и вдохе Катя издавала легкий пересвист, рыжие брови совершенно растворялись на чуть розоватой коже, а веснушки придавали всему ее облику совершенно невинный, детский вид. И не подумаешь, что внутри обаятельного кокона скрывается настоящая мегера.

На капли Катя не отреагировала, и Женя просто пообещал:

– Не встанешь, водой полью.

– Фу, зачем так грубо? – сладко потянулась она. – В кои-то веки в мягкой постельке понежиться можно. Ни работы, ни учебы…

– У нас всего день на все, – отрезал Леонтьев. – Завтра утром нужно выехать обратно. Тут же дорога как раз весь день и занимает, забыла?

– Что за люди? Совершенно отдыхать не умеют, – недовольно вздохнула девушка, однако поднялась. – Деспот!

– Еще слово, и оставлю без завтрака.

Екатерина сглотнула и не произнесла больше ни звука до тех пор, пока не получила в кафе на улице Карла Маркса свой капучино и два пирожных с заварным кремом.

– Так, на чем мы остановились? – попыталась припомнить она, облизывая пальцы. – Кажется, о дороге на весь день? Тогда заводись, поехали. Сам монастырь не здесь, а в тридцати километрах. Идти пешком будет нудновато.

Пришлось заводить «Гольф», снова переправляться паромом через Вагу, ехать почти полчаса по трассе, чтобы потом свернуть на безымянную грунтовку, уходящую в густые сосновые леса. К счастью, этот отрезок пути занял всего десять минут. Машина въехала в деревню Корбала, и, уже не дожидаясь указания, молодой человек зарулил к отдельно стоящему деревянному храму с двумя тесовыми шатрами – над самой церковью и над поднятой перед входом колокольней. Оба шатра венчались совсем небольшими железными луковками с крестами.

– Заперто, – заглушив мотор, посетовал Женя. – Никого ни о чем не спросить.

– Думаю, внутрь нам не попасть, – вышла на недавно обкошенную прогалину перед храмом девушка. – Тут в деревне населения от силы с десяток человек, может, чуть больше. Днем наверняка-то делом заняты, не до нас.

– Монахи?

– Ты чего думаешь, мы в монастыре? – рассмеялась Екатерина. – Не-ет, до него еще пёхать и пёхать. А это деревня Корбала, прошу любить и жаловать. Известна с шестнадцатого века. Поместье самого Бориса Годунова, между прочим. К монастырю-то отсюда, думаю, не проехать. Разве только на тракторе.

– Далеко?

– Ну, еще верст пять, а то и менее.

– Ладно, Сусанин, веди…

Девушка как в воду смотрела – узкая дорога, если можно так назвать две прокатанные в траве колеи, которые местами прерывались глубокими ямами, иногда зарывались в серый комковатый суглинок на глубину чуть не в полметра, а в одном месте этот лесной тракт пересек брод по колено глубиной. И если бы «Гольф» не сел на брюхо еще раньше – уж тут-то его бы точно смыло.

За речушкой колея пошла наверх. Кладоискатели миновали небольшой взгорок, выше пояса заросший цветущими луговыми травами, а потом дорога устремилась под уклон, и в конце луговины обнаружилась скромно примостившаяся под частыми соснами часовенка с тремя слепыми, заколоченными окнами, следами от исчезнувшего крыльца и ржавой железной крышей. Уж здесь было видно точно: это не краска, это гниль.

– Все, – облегченно выдохнула девушка, – приехали. А вот это он и есть, Важский Боголюбский монастырь. Он же Трехсвятительский. В нем два храма стояло. Поэтому и называли либо в честь одного, либо в честь другого. Сама часовня поставлена на месте упокоения нетленных мощей Варлаама Важского. Однако ручаться не буду. Недавно ходили слухи о том, что организуется экспедиция для их поиска. Значит, по этому факту есть серьезные сомнения.

– Два? – удивился Евгений. – Я помню один.

– Совершенно запросто! – тяжело дыша, взмахнула рукой Катерина. – В этой обители церкви горели, как спички. Раз семь или восемь. Братия ссылалась на молнии, но уж очень все это… В общем, чем-то не по нраву Всевышнему постройки здешние пришлись. А учитывая то, что во сне ты бродил по Смутному времени, то людям тамошним было, наверное, не до того, чтобы погорельцев-то выручать. Война все ресурсы высасывала. И оружие, и людей, и деньги. Там ведь, почитай, все против всех рубились, от Дикого поля до Ладоги. Еще вопросы есть?

– Откуда ты все это знаешь?

– Сделала перед выездом «домашнюю работу». Теперь знаю все, что связано с этим местом. А ты хоть как-то подготовился?

– Некогда было.

– Тогда за мной не ходить!

Катя скрылась за часовней.

Оставшись один, Женя Леонтьев прошелся по лугу, коснулся рукой теплой стены часовни, огляделся.

Ничего знакомого. Ни далеко, ни близко. Возможно, сохранись тут храм, ворота, хоть какие-то остатки стен, он бы сориентировался. Хотя бы лес! Но лес по сравнению с тем, что был во сне, стоял непривычно и неправильно – через поле и довольно далеко от реки. Да еще совершенно лишняя часовня с толку сбивала…

С одной стороны – разумом молодой человек прекрасно понимал, что вспоминает сон, просто сон, и глупо надеяться, будто реальность подтвердит ночные видения. С другой… он он все равно чувствовал сильнейшее разочарование.