Текст книги "Такова хоккейная жизнь"

Автор книги: Александр Петров

Соавторы: Борис Михайлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Я с предложением Сыча согласился. Оно действительно было довольно лестным. С молодежной сборной было бы интересно работать. Много классных игроков через эти соревнования проходили, те же Игорь Ларионов, Владимир Кругов, Мате Нэслунд и Томми Самуэльссон из Швеции, чехи Владимир Ружичка и Петр Бжиза, Уэйн Гретцки и Майк Гартнер из Канады, в общем, список внушительный можно составить, и по тем годам, и позднее. Взял я имена просто наиболее звездных игроков.

Считал, что молодежная сборная – это, по советским временам, удачное продолжение карьеры, я же оставался в большом хоккее. И не требовалось кардинальной перестройки.

Однако мне не хотелось ничего делать в спешке, я сказал, что приступлю к работе чуть позже, с прицелом на следующий чемпионат мира. Кроме того, я не мог бестактно поступить по отношению к тренерам молодежной сборной. Проще сказать, прийти на «живое место».

В общем, проводили меня из большого хоккея. Я начал готовиться к работе со сборной, написал план, посмотрел конспекты, которые я вел, играя в ЦСКА, наверное, последние лет пять, после беседы с Кулагиным и Колосковым, которые посоветовали мне подумать о выборе профессии. Потом лег в госпиталь, сделал операцию на ноге, восстановился. И отправился в управление хоккея Госкомспорта СССР, как говорится, наниматься на работу. Но, смотрю, его начальник Анатолий Михайлович Кострюков что-то мнется, ни да, ни нет. Ничего путного не говорит Сыч. Я конечно, понял, что меня «отцепили» от сборной. И, скорее всего, предложения делались для того, чтобы я играть закончил. Собственно, на мне это никак не отразилось. Переживать не стал, поскольку знал, что я такой не один. А чуть позже я убедился, что руководители хоккея знали о том, что меня ждет дальше.

Самостоятельно заниматься трудоустройством я, естественно, не мог. Как майор Советской Армии, был обязан явиться к армейскому начальству. Отправился в спорткомитет Министерства обороны. Его председатель – контрадмирал Анатолий Шашков – принял и сразу сказал, что все знает про молодежную сборную, понимает мое состояние. «Но, может, это совсем неплохо, – заметил он, – ты имеешь шанс сразу начать работать с командой мастеров, хорошая будет проверка». Вот это да – подумал я про себя. А Шашков тут же предложил отправиться в Ленинград – возглавить СКА. Казалось, что может быть лучше? Сразу со льда на пост главного тренера высшей лиги. Такого в практике отечественного хоккея почти не случалось. Во всяком случае, помнится, что Борис Майоров меньше чем через год после завершения карьеры принял «Спартак».

Получил я командировку в Ленинград, встретился там с командующим Ленинградским военным округом и начальником СКА. Но не торопился принимать СКА, поскольку на это была веская причина. Сразу сказал, что работать не могу, ибо в команде есть главный тренер – мой друг Игорь Ромишевский. Тянуть в СКА не стали: не хотите соглашаться – не надо, мы в любом случае Ромишевского снимем. Команда выступает неудовлетворительно, ей придется играть в переходном турнире. Так что решайте.

Это меняло дело, я успокоился, потому что не шел на место Ромишевского. Посмотрел две встречи СКА в Москве. Понял, что проблем много, но армейцы были сильнее явных аутсайдеров из уфимского «Салавата Юлаева» и минского «Динамо». Уже в начале переходного турнира приехал на матч СКА со спортклубом имени Урицкого в Казань. Там 1 февраля 1981 года меня и представили как главного тренера.

Надо сказать, что команда по составу была способной решить на тот период задачу остаться в высшей лиге. Так оно и вышло. Из опытных игроков в СКА тогда были вратарь Сергей Черкас, защитники Александр Малюгин, Виктор Кузьмин, Владимир Локотко (он вместе со мной играл в ЦСКА), нападающие Саша Андреев, Владимир Боков, братья Солодухины, Сергей Жуков, Андрей Андреев, Александр Михайлов. Все они отнеслись ко мне с уважением, я не чувствовал себя в СКА инородным телом. И город меня принял хорошо. На встречах в округе, в клубе, в горкоме партии меня поддержали. Сразу выделили квартиру на улице Рубинштейна, служебную машину. Устроила меня и база на Звенигородской улице, в черте города.

Конечно, я отдавал себе отчет в том, что СКА – не ЦСКА, но хотел получить максимально возможный результат. Летом успешно защитил свой план учебно-тренировочного процесса в управлении хоккея, принимали его Анатолий Кострюков и сотрудники комплексной научной группы. Анатолий Михайлович был удовлетворен. «Борис – говорит, – план у тебя сделан грамотно. Теперь надо приобретать практический опыт. Надеюсь, получится. Хорошо, что ты второй раз нашел себя в хоккее». В общем, поддержал.

Да, в СССР существовала такая практика как бы сдавать экзамены – защищать план подготовки к сезону. Тогда был профессиональный тренерский совет, имеющий немалые полномочия, контролирующие функции. На нем вырабатывалось наиболее перспективное направление в подготовительном процессе, на тренировках в ходе сезона, естественно, обращали внимание на то, чтобы работа шла в традиционных рамках советской хоккейной школы. Именно подготовка в межсезонье была фундаментом успеха. Заложив основу, было проще решать задачи ледовой подготовки.

Я понимал все это, видел, как работают многие знаменитые тренеры, но не собирался кого-то копировать, хотя имел планы, как использовать опыт Анатолия Тарасова, Аркадия Чернышева, Константина Локтева, Всеволода Боброва. Но скажу, что манера поведения, подход к работе у меня были собственные. Стремился находить свои пути решения различных задач. Конечно, сложна тренерская профессия. Наставник должен беззаветно любить хоккей, уметь заниматься анализом, подбором стиля игры, тактическими построениями, знать, как точно расставить хоккеистов по позициям, сочетаниям. Естественно, я работал над устранением ошибок, изучал соперников.

Тем не менее поначалу дела складывались далеко не просто. Результаты предсезонной подготовки оказались ниже, чем я запланировал. Были претензии к хоккеистам в смысле организации игры, коллективных действий. Проще сказать, я не мог добиться от игроков заметного роста, нервничал. Происходило это, конечно, от недостатка опыта.

В то время у меня состоялся важный разговор с Валентином Александровичем Быстровым, первым ленинградцем, выступавшим в сборной СССР, заслуженным тренером России. Он сказал: «Борис, ты подходишь к игрокам по привычным для тебя меркам. Но ЦСКА и СКА – не одно и то же. Здесь хоккеисты классом ниже, надо оценивать ребят по возможностям, отношению к делу и с учетом этого строить тренировочный процесс. А вы говорите сейчас на разных языках».

Я проанализировал положение дел. В ЦСКА, например, при атаке двое против одного за три неудачные попытки тренеры нас ругали. В Питере я требовал забросить в подобной ситуации хотя бы одну шайбу с пяти-шести попыток, но и это не всегда получалось. Тем не менее я трагедии из этого уже не делал, смотрел на вещи реально. Но при всем том я все-таки чувствовал, что команда готова прибавить, готовился к тренировкам, которые стал проводить более разнообразно и интенсивно. Претензий со стороны хоккеистов практически не было. Я бы даже сказал, что они стараются помочь мне, уважая как игрока, против которого кто-то из питерцев не раз выступал. Полагаю, и поэтому чемпионат СССР 1981–1982 годов провели мы неплохо. Думаю, что здесь мне здорово помог Владимир Петров. Он решил заканчивать выступления, но я его уговорил стать моим помощником в СКА.

На первом этапе питерские армейцы заняли седьмое место при 12 участниках. В турнире за 5-8-е места также стали седьмыми. Собственно, за исключением ЦСКА, московских «Динамо» и «Спартака», против всех остальных было можно играть.

Считаю, неплохо мы выступили против других команд, стоявших выше. Поделили очки с горьковским «Торпедо», занявшим четвертое место. Один раз обыграли ЦСКА, чемпиона СССР, это был для меня в высшей степени принципиальный матч. Конечно, не случайно так все получалось. Я уже понимал, что при дефиците мастеров нужно сосредоточиться на организации игры. Команда стала более дисциплинированной, научилась играть от обороны, строить контратаки против лидеров, вести активную игру с клубами примерно равными с нами по силам. То есть у меня появилось собственное тренерское кредо. Я не был диктатором, еще с питерских времен старался стать тренером достаточно гибким, умеющим работать на результат, в зависимости от ситуации, и находить контакты с игроками.

Конечно, СКА был командой во всех отношениях со скромными возможностями. Всегда сложно проходил процесс комплектования. В клубе в основном рассчитывали на воспитанников ленинградского хоккея, призывали ребят в армию, но и теряли многих. И в первенстве 1982–1983 годов дела не пошли. В команде не хватало опытного мастера с высоким менталитетом.

Тогда собрались мы с Петровым помочь СКА, так сказать, личным примером. Обратились к председателю спорткомитета Министерства обороны СССР Анатолию Шашкову с просьбой разрешить нам с Петровым играть, чтобы решить задачу сохранения места в высшей лиге. Но он не мог самостоятельно решить этот вопрос. Тогда мы попросили, чтобы нас принял министр обороны СССР Дмитрий Федорович Устинов. Встреча состоялась. Мы объяснили ему ситуацию, говорим – мол, сейчас надо выйти из кризиса, потом будем народ искать. Он понял нас, но принял свое решение. Предложил мне остаться тренером, а Володе рекомендовал играть. С его помощью мы сохранили позиции. А потом потихоньку начали собирать новую команду. Игра стала вырисовываться, костяк появился – Сергей Мыльников, Сергей Жуков, Власов, Всеволод Лавров. В моем третьем сезоне СКА был единственным клубом высшей лиги, обыгравшим ЦСКА. Столичные армейцы шли на рекорд, победили в 39 матчах, оставалось выиграть последний – у скромной команды СКА. Я помню, какие пошли разговоры, что начальство решит этот вопрос в пользу ЦСКА. Мне на этот счет до матча много вопросов задавали – ну как, давят сверху? Давления никакого не было, Тихонов и его команда, наверное, были на все сто процентов уверены в себе. Но мы сдаваться не собирались. Получился увлекательный и напряженный матч. И нам удалось-таки выиграть – 3:1 и лишить ЦСКА рекорда!

Я смело могу назвать Ленинград хоккейным городом. До меня, при мне, после того как я уходил в ЦСКА, снова возвращался, в Питере всегда были талантливые мастера. Например, мои партнеры по сборной Игорь Щурков, Игорь Григорьев, Валентин Панюхин, Василий Адарчев, Владимир Шеповалов, Юрий Глазов, Виталий Кустов, братья Солодухины – все они в сезоне семидесятого года под руководством Николая Георгиевича Пучкова стали бронзовыми призерами чемпионата СССР. Вообще СКА был командой цепкой, и против него надо было держать ухо востро. Хорошо начинали многие молодые. Например, игроки сборной Алексей Касатонов, Николай Дроздецкий, Евгений Белошейкин, Сергей Шенделев, Алексей Гусаров, Максим Соколов, Максим Сушинский и другие. На моих глазах возмужал Соколов. Этот вратарь, который сейчас вернулся в СКА, коренной питерец. Он начинал играть у меня еще в девяностые годы XX века. Я видел, что парень достаточно способный, решил направить его на специальные занятия к легендарному голкиперу Николаю Пучкову. Через неделю Максим вернулся и сказал: я не могу переучиваться – Пучков хочет, чтобы я учился играть, как он. Естественно, я уважал Николая Георгиевича – классного тренера, вратаря легендарного. Но спорить с Максом не стал, поскольку в хоккее целесообразнее не переучивать, а развивать лучшие качества.

Что же касается меня самого, то, работая добросовестно, я все-таки не испытывал удовлетворения. Мне не хватало результата. Такой команде, как СКА, в советские времена, да и позднее тянуться за лидерами было практически невозможно. Ну, сезон мог сложиться, можно было войти в пятерку – не более. Что делать, если нет подбора опытных высококлассных мастеров, то нет и стабильности. С моим менталитетом так жить было тяжко. И держался я исключительно за счет серьезного отношения к делу и поддержки ленинградских партийных руководителей, командования округа. Там были разумные люди, они все понимали.

В общем, вариантов у меня не было. Все потихоньку шло к тому, что Борису Михайлову оставалось смириться и не роптать на судьбу. Наверное, со временем я бы окончательно адаптировался в СКА, ибо в Санкт-Петербурге, как я сказал выше, ко мне относились доброжелательно, как могли, поддерживали, помогали в работе. Тут уж ничего не попишешь – тренерская судьба.

Но в одночасье все круто изменилось. Причем в высшей степени неожиданно. В конце сезона ко мне вдруг подошел Виктор Тихонов и сказал: «Петрович, как ты смотришь на то, чтобы вернуться в ЦСКА в роли второго тренера? Юрий Моисеев уходит в московское «Динамо».

Откровенно говоря, я опешил, ну, не мог и предположить, что мной заинтересуется Тихонов. Поэтому говорю: «Виктор Васильевич, у нас же непростые взаимоотношения, надо начистоту побеседовать». Он быстро согласился, дал телефон и попросил позвонить после сезона. 3 мая я приехал к нему, в дом на Тишинской площади, в считанных минутах ходьбы от того места, где я в свое время жил.

Состоялся действительно профессиональный разговор, который меня вполне устроил. Тихонов конкретно объяснил, как будет строиться моя работа. Подчеркнул, что ни о каких шероховатостях личного характера речи не идет, надо заниматься командой. В принципе, задачи были ясны. Отказываться от такого предложения я не мог. Мне было приятно вернуться в ЦСКА. С этим клубом была связана моя хоккейная жизнь. Я понимал, что это полезно и в смысле расширения тренерских знаний. Состав был прекрасным, вызывала интерес работа с классными игроками. Вместе со мной пришли в ЦСКА питерцы Евгений Белошейкин и Алексей Гусаров, который впоследствии стал одним из лучших в клубе НХЛ «Квебек Нордикс».

После встречи с Тихоновым я вернулся в Ленинград, переговорил с руководством. Безусловно, никто моему переходу в ЦСКА не был рад, поскольку ситуация с командой была достаточно стабильная. Но нельзя забывать, что клубы были армейские и ЦСКА стоял рангом выше. Все решалось на уровне Министерства обороны. Поэтому никаких трений не возникло – майор Михайлов получил новое назначение и отправился к месту службы.

Естественно, красиво и легко все было только на словах. В Ленинграде я привык к работе главным тренером. И надо было перестраиваться на деятельность с иным содержанием. Короче говоря, я стал как бы связующим звеном между Тихоновым и игроками. Начал работать, во всем разобрался без проблем, но переключаться все равно было трудно. Тем не менее получилось. Наверное, не в последнюю очередь потому, что у меня хватило терпения. В целом же это была замечательная работа с интересными парнями-максималистами, с высокими задачами и, что весьма важно, в привычной для меня атмосфере.

Время было потрясающее. Великолепно играла первая пятерка – Алексей Касатонов, Вячеслав Фетисов, Сергей Макаров, Игорь Ларионов, Владимир Кругов, на моих глазах прибавляли Вячеслав Быков, Андрей Хомутов, Валерий Каменский, Евгений Белошейкин и Алексей Гусаров.

Но вдруг произошло неприятное событие. Против меня выступили ведущие игроки во главе с Вячеславом Фетисовым. Им надоела моя требовательность. Я решил объясниться с ними и откровенно сказал: ребята, я выполняю задание главного тренера, что же будет, если пойду у вас на поводу. Результат оказался довольно неожиданным. Как ни странно, но Виктор Васильевич занял сторону хоккеистов. Тогда я пришел к нему и заявил, что в такой обстановке работать не буду. Опять серьезно поговорили, он попросил меня остаться. Затем два года все было нормально. Но потом по инициативе начальника ЦСКА Анатолия Акентьева возникла такая идея: Тихонов, оставаясь главным в сборной, становится консультантом ЦСКА, а я – главным тренером армейцев. Я был категорически против.

И это не была, скажем, спонтанная вспышка протеста. По складу характера я не агрессивен, умею держать себя в руках и не вступаю, как правило, в какие-либо эмоциональные разбирательства. Просто для меня ситуация была неприемлемой, получалось – главный, но по подсказке.

В общем, пришлось уйти из команды в марте 1990 года. Выяснять отношения ни с кем не стал. Это было бы глупо – тратить время на разговоры с руководством. Кроме всего прочего, и в этом заключается сложность тренерской профессии. Если не сложились отношения или самого тебя что-то не устраивает, то уходить должен ты. Таковы правила игры.

После этого состоялось несколько встреч на уровне Министерства обороны, предлагали работу в спорткомитете. Пообещали присвоить звание полковника. Но уже не было желания оставаться в армии. В этом точно определился. Временно выполнял какую-то работу в клубе. А после окончания сезона написал рапорт и демобилизовался.

Понятно, отходить от хоккея не собирался. Пришел в клуб «Звезды советского хоккея», президентом которого был Владимир Петров, вице-президентом – Александр Шигаев, старшим тренером – Александр Рагулин. Там все свои были. Начал играть за ветеранов. С одной стороны, это было интересно, с другой – поддерживал форму, рассчитывая, что вновь получу приглашение в команду мастеров. Сам никуда не напрашивался.

И вот во время поездки в Швейцарию ко мне в городе Рапперсвилль подошли руководители местного клуба высшей лиги и предложили работу в качестве главного тренера. Это было неожиданно, но, естественно, весьма заманчиво. Как тренер, я был заинтересован в подобной работе, это было расширением профессионального кругозора.

Разговор получился вежливый, благожелательный, за рубежом вообще не принят повышенный или резкий тон. Но могут утром улыбнуться, пожелать успехов, а вечером сказать, что в твоих услугах не нуждаются. Однако, что это может случиться быстро, я не предполагал.

С помощью своего агента швейцарца Луи Клюнегера просмотрел условия контракта, который вскоре подписал. Всей семьей приехал в Швейцарию, выделили машину, поселили в благоустроенной трехкомнатной квартире. И начал работать, пошел на курсы немецкого языка. Переезд в эту страну прошел, в общем, безболезненно. Были очень хорошие отношения с Луи, его семьей, и тот мне во многом помог.

Не могу сказать, что столкнулся с чем-то неожиданным непосредственно в работе. Сам чемпионат Швейцарии по уровню, понятно, ниже нашего, но, как и во всех национальных первенствах, в нем были лидеры, середняки, аутсайдеры. «Рапперсвиль» по составу совсем уж слабым не был, но я попал в него в непростой момент. Меня откровенно насторожила продажа довольно большой группы игроков. Тем не менее что-то изменить я не мог, ибо команда была среднего достатка, ей требовалась финансовая подпитка. В общем, мне пришлось заниматься в основном с молодыми хоккеистами. Безусловно, о выходе в плей-офф речи не шло. Тем не менее со мной заговорили о новом контракте. Я объяснил, как собираюсь работать, предупредил, что команду за год не сделаешь. То есть придерживался советских методов подготовки, не во всем сходной с европейской по части ротации состава. Полагал, что разговор своевременный, до конца сезона оставалось две игры. Мне, как я полагал, официально предложили продолжить готовить команду. Но через три дня вновь пригласили в клуб. Я сказал Татьяне, что, скорее всего, контракт продлевать не будут. Пришел. И меня поставили в известность, что прошло заседание совета клуба, на котором пришли к отрицательному для меня выводу. Я цепляться за этот клуб и не собирался, сказал – делайте, что хотите, претензий к вам у меня нет. Швейцарцы вежливо подчеркнули, что все мои условия по контракту выполнят, предложили пожить какое-то время в Швейцарии. Пришел домой, говорю Татьяне – не продлевают с нами контракт. Она, привыкшая к более крупным неприятностям, отнеслась к этому спокойно – нет и не надо – и попросила, чтобы я себе нервы не трепал. В общем, мы остались, потому что мой младший сын Егор учился в школе. А после завершения учебного года вернулись домой.

В стране тогда наступило время больших перемен. Развалился СССР, и, естественно, начался процесс создания новых федераций по видам спорта. В хоккее все проходило весьма бурно, и я сразу оказался в гуще событий, но в основном наблюдал, анализировал обстановку. Не искал для себя должностей, а более всего был озабочен будущим игры, которое представлялось весьма туманным. В конце концов, не чужой же я хоккею человек. Довольно мощным был отток за океан. Это было естественно, поскольку тогда классных игроков было много, все они заслуживали достойной жизни. Я бы сказал, что было три волны отъездов: сначала уехали звезды восьмидесятых Макаров, Ларионов, Фетисов, Касатонов и вскоре еще десятка три добротных мастеров, потом была волна ребят, выигравших в 1992 году Олимпиаду, и, наконец, подписали контракты с клубами НХЛ хоккеисты, которые были молоды, но прошли советскую школу, в том числе и те, кто у меня в 1993 году за сборную играл. Забегая вперед скажу, что со временем ситуация как-то стабилизировалась. С одной стороны, потому, что никого нынче не интересуют европейские клубы, у которых, по нынешним меркам, весьма скромные по сравнению с Россией контракты. И поэтому основная масса игроков среднего уровня остается дома. Что касается НХЛ, то туда едут звезды, которых много не бывает. Ну, кого мы к ним сегодня можем отнести? Сашу Овечкина, Илью Ковальчука, Женю Малкина… Мне могут сказать, а как же Сергей Гончар, Павел Дацюк… Так это ж воспитанники советской школы. Ни для кого не секрет, что мальчишек способных в поле зрения селекционеров и агентов НХЛ стало гораздо меньше. Вот, смотрите, у каждого клуба НХЛ есть селекционеры, которые живут в России. Среди них немало настоящих профессионалов. Они внимательно следят за подростками, дают скаутским службам клубов НХЛ рекомендации. Однако в последнем драфте и десятка россиян не набралось.

Однако вернемся в май 1992 года, отмеченный борьбой за хоккейные кресла. Свои интересы были у лидеров бывшей Федерации хоккея СССР, в такой же организации на уровне РСФСР полагали, что именно они правопреемники всего российского хоккея. В конце концов, дело дошло до скандала. После чемпионата мира-92, на котором наша сборная проиграла в четвертьфинале шведам и впервые в истории осталась без медалей, в Москве, в помещении Госкомспорта на Лужнецкой набережной, состоялась выборная конференция нового руководства хоккея страны. Во время нее, в перерыве, у меня состоялся разговор с председателем Спорткомитета России Виталием Смирновым. Он предложил выдвинуться на пост президента ФХР. Это была идея Анатолия Тарасова. Я ответил, что не могу, поскольку дал согласие работать в Санкт-Петербурге. Но все равно остаться, как говорится, в стороне мне не удалось.

Обстановка была на этой конференции запутанной. Насчет реорганизации федерации существовали полярные мнения. Президент хоккейной федерации РСФСР Владимир Леонов полагал, что надо просто передать власть ему. Оппозиция, в основном люди из Федерации хоккея СССР, ведущие тренеры, имели своего ставленника – опытного аппаратчика Альберта Поморцева, возглавлявшего одно время управление зимних видов Госкомспорта. Был еще один претендент на пост руководителя хоккея – мой бывший тренер, начальник сборной СССР Роберт Черенков, человек уважаемый, профессионал, но он в ходе собрания свою кандидатуру снял. Думается, Черенкову не было смысла участвовать в этой «потасовке». К тому времени уже появилась Межнациональная хоккейная лига, и он был ее президентом.

Откровенно говоря, ничего подобного я в своей жизни не видел. Леонов, который зачем-то привел с собой юриста, сцепился с Поморцевым за право ведения конференции. Они рвали друг у друга из рук микрофон. Народ веселился, хотя ничего смешного не было. В тот момент я подумал, что нас ждет, если такие люди будут руководить российским хоккеем.

Все это безобразие прекратил Виталий Смирнов. И люди как-то сразу поняли всю ответственность момента. После выступления кандидатов отказали в доверии почти всем, в том числе и председателю спорткомитета Москвы Анатолию Ковалеву, а Роберт Черенков, как я сказал, сам отказался участвовать в выборах. Тогда и выступил Анатолий Тарасов, сразу же направивший разговор в нужное русло. И тут же на пост председателя появилось три претендента: Владимир Петров, Юрий Васильевич Королев, известнейший хоккейный специалист, человек во всех отношениях достойный, и Борис Михайлов. Я, естественно, отказался, и, как говорится, мои голоса перешли к Петрову.

Я же был практиком и более всего стремился к живой тренерской работе. В итоге меня назначили на пост главного тренера сборной. Я понимал, что это – огромное доверие и максимальная с моей стороны ответственность. Сразу вникать в ситуацию не стал. Вернулся в СКА, где было немало забот. Ну, а президентом избрали Петрова. Вроде бы все завершилось благополучно, но до порядка было еще далеко.

В российском хоккее сразу же образовались, так сказать, две противоборствующие организации – ФХР и Межнациональная хоккейная лига, созданная президентами клубов, которую возглавлял Роберт Черенков. Пошел спор за власть. С одной стороны, на права ФХР никто не посягал, но МХЛ, в состав которой входили все клубы, диктовала свои условия. И работали в Лиге конструктивно, дружно, массу проблем решали на президентском совете без особых трений. Я входил в совет, поскольку одновременно был президентом и главным тренером СКА. Но единого руководства российским хоккеем не было. И это не способствовало развитию игры.

Уже позднее, в 1994 году, перед чемпионатом мира в Италии на авансцену вышел Валентин Сыч. Он сумел с помощью МХЛ, контролирующей ситуацию на местах, занять место Петрова.

Я не умею плести интриги, что думаю – говорю открыто. Но не позволяю себе отзываться о людях оскорбительно. В этом случае вообще все было ясно как божий день. Все решалось на высшем уровне, выбравшем Сыча. У меня с ним были непростые взаимоотношения, как могло быть иначе, когда однажды он меня обманул. Кроме того, иногда наши точки зрения имели противоположный характер. Но надо отдать должное Валентину Лукичу, он быстро разобрался в проблемах, ситуация в ФХР стабилизировалась, стало больше порядка. В общем, при нем в нашем хоккее дела постепенно пошли на лад. Он ставил общественные интересы на первое место, в чем я лишний раз убедился позднее. Что касается меня, то сложилась весьма оригинальная ситуация. В 1992 году сборная СНГ под руководством Виктора Тихонова выиграла Олимпиаду в Альбервилле. Потом, как уже говорил, она неудачно сыграла в Праге. Но когда решался вопрос о назначении тренера в сборную страны, Олимпийский комитет России, который владеет правами на утверждение главного тренера олимпийской команды, решил, что останется Тихонов. ФХР же для руководства команды, которая будет представлять Россию на чемпионате мира 1993 года, выбрала меня. Так и появились две сборные.

Мне, надо признать откровенно, работать было сложнее. После победы на Олимпиаде-92 за океан отправился очередной десант наших хоккеистов. Пришлось вместе с моим помощником Петром Воробьевым создавать, по сути дела, новую команду. Мы решили опереться на пятерку московского «Динамо»: Сергей Сорокин – Александр Карповцев, Сергей Петренко – Алексей Яшин – Ян Каминский. И стали постепенно просматривать кандидатов. Разобрались с теми, кто сможет войти в состав сборной из россиян, выступавших в чемпионате Межнациональной хоккейной лиги. Но определиться полностью не могли, в Европе и за океаном играли хоккеисты, которые могли усилить команду. Договориться с ними был шанс ближе к чемпионату.

От олимпийского состава 1992 года в сборной осталось мало игроков – вратарь Андрей Трефилов, защитник Дмитрий Юшкевич, нападающий Вячеслав Буцаев. Стало легче, когда дали согласие играть Вячеслав Быков и Андрей Хомутов из швейцарского «Фрибурга». Оба – выдающиеся хоккеисты, харизматические лидеры, они создали в команде замечательную рабочую обстановку, помогли мне сформировать боевую команду. Укрепил оборону опытный Илья Бякин. К слову, в этой линии все хоккеисты – Сергей Шенделев, Сергей Сорокин, Александр Смирнов, Александр Карповцев, Дмитрий Фролов, Андрей Сапожников, Дмитрий Юшкевич – были игроками международного уровня. В НХЛ выступали Бякин, Карповцев, Сорокин, Юшкевич, остальные в европейских клубах. Причем играли в них заметную роль. Например, я видел, как играет за финский клуб ТПС из Турку Смирнов, и сразу убедился, что он один из лидеров этой сильной команды, которую, кстати, тренировал Владимир Владимирович Юрзинов. В атаке, кроме Быкова и Хомутова, рассчитывал с прицелом на высокий результат в той или иной степени на всех хоккеистов. Впоследствии в НХЛ из форвардов на звездном уровне заиграл Яшин, не последними игроками в своих зарубежных клубах были Герман Титов, Андрей Николишин, Валерий Карпов.

Перед стартом чемпионата мира сборная России сыграла два матча с немцами. В первом уступила 4:6, во втором победила – 2:0. Игры, от которой еще не отвыкли в России, не показала. Поэтому сразу же пошли разговоры и появились публикации, что, мол, от команды Михайлова ничего хорошего не дождешься. Безусловно, обстановка была, скажем так, не вполне благоприятная. Но я на все это не реагировал. Тренеру нельзя отвлекаться от работы. Тем более в ситуации, сложившейся в команде на тот момент. Понимал, что прибавить можно только в ходе первенства мира, когда у ребят появится уверенность. Кроме того, сразу требовать многого от Вячеслава Быкова и Андрея Хомутова не имел права, у них был за плечами сложный чемпионат Швейцарии, высокие нагрузки. Поэтому игра наладилась не сразу.

В стартовом матче с итальянцами после второго периода проигрывали 0:1, но в итоге кое-как сыграли вничью – 2:2. Очевидно, что наши хоккеисты были быстрее, но они как бы не притерлись друг к другу, совершали ошибки. Потом сборная России обыграла команды Австрии и Швейцарии. Но понять, что россияне представляют, помогли только поединки с опытными соперниками. Безусловно, хорош был состав у шведов – Микаэль Ренберг, Томас Рундквист, Юнас Бергквист, Патрик Юлин, Микаэль Нюландер, юные дарования – Петер Форсберг и Маркус Нэслунд. Все они – нападающие. И, естественно, столкнулись мои подопечные с массированной, мощной атакой шведов. В тот момент они были сильнее и заслуженно выиграли – 5:2. Потом мы проиграли канадцам – 1:3, у которых в составе были профессионалы, например Шон Корсон и будущие звезды НХЛ Эрик Линдрос и Пол Кария. После этого в России команду, что называется, списали со счетов.