Текст книги "Ремесло Государя"

Автор книги: (Александр Чесноков) О'Санчес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– А тебя я назову Север и никогда никому не продам и не проиграю!

ГЛАВА 4

– Счастливый ты, Санги, не берет тебя время!

– Это меня-то оно не берет?.. – Рыцарь ухватил в горсть длинную прядь седых волос и скосил на нее глаза.

То был вельможа Санги Бо, благороднейший дворянин и прославленный воитель, тот самый, которому Его Величество император лично послал приглашение на просмотр звериных боев, а после представления удостоил аудиенции один на один. В данный миг он также находился в одном из дворцовых кабинетов, но принимал его уже не государь император, а один из первейших его слуг и помощников, глава имперского сыска, рыцарь, с некоторых пор и герцог, сударь Когори Тумару. Санги Бо чуть ли не с отвращением отбросил прядь волос обратно за ухо и продолжил возражения:

– Еще как берет! Веришь ли, я не то что серенады там или иные какие чувства в альковах большого света, я уже с полгода как ключницу свою, Мотону, на ложе не звал, за вымя не брал! И нисколько от этого не страдаю, вот беда. А ты говоришь...

Когори коротко хохотнул в ответ и помотал туда-сюда багровыми щеками.

– Все хорохоришься... Я со своей благоверной уже и забыл, когда в последний раз... Не на день ли пробуждения Матушки-Земли? Нет, действительно хорошо смотришься. Видно, отшельническая-то жизнь в тук тебе пошла. А мы тут... дохнем на государственной службе, будь она неладна! Санги, дорогой! Ты только представь: вот мне завтра в поход в служебный, ну казалось бы – куда, в мои годы, с моим весом, с моим здоровьем, когда у меня здесь во дворце завалы неразобранных дел??? Которые кроме меня самого делать никто не собирается? А я сей поход за отпуск считаю, я счастлив буду вырваться из Океании и прошвырнуться по западным границам, подальше от Его Величества! Да, да, поверь! И чихать мне на Морево-цуцорево, на тяжбы столичные, на эти вот нескончаемые свитки... Воздухом хоть подышу, увижу травы, реки, небо... Жалко, что мы с тобою порознь едем, а то бы... Ты уже с полгода в наших краях, а мы все мельком, за руку поздороваться не успеваем... Друзья, называется. Выпить бы, вот что надо.

– Успеем гульнуть, Когги, своего не упустим, вот выполним порученное... А когда именно тебе выступать?

– Значит, так. Завтра Его Величество венчает наконец в рыцари этого мальчишку из юго-восточных земель, Керси Талои, дружка твоего воспитанника Лина, насколько я понимаю, а сразу же после церемонии зовет меня, дает мне последние пинки и напутствия – и я полетел!

– Тогда и я завтра к ночи двинусь. А встретимся на месте. Но ты мне лучше объясни, Когги, откуда у тебя такие черные мешки под глазами?

Когори Тумару криво усмехнулся в ответ и потрогал толстенными пальцами одну скулу, другую...

– А... У меня же всегда были нелады со зрением. Пока я в гвардии служил, секирой да мечом на парадах махал, мятежников и варваров штурмовал – оно вроде бы и с ним терпимо было... А как приметил меня Его Величество, в ту пору еще Его Высочество...

– Да, я помню. Он тогда все восхищался твоими познаниями древности...

– Угу... Вот и допознавался я до кабинетной работы. Ты думаешь – я, или главный казначей, или оберегатель столицы, или канцлер – чем заняты? На советах мудрецов и вельмож сидим, да? Имперские владения дозором обходим, чаяния народные ведаем? Ничего подобного! Сидим с утра до ночи, носом в пергаменты уткнувшись, что я, что канцлер, и ничегошеньки более не видим! Кроме разносов от государя! И другие высшие сановники тако же.

– Когги, я знаю это и сочувствую, хотя, конечно, ты слегка преувеличиваешь.

– Да, ты-то знаешь, это я не тебе, а так, в воздух болтаю, пар выпускаю. И ничего я не преувеличиваю. О чем мы?... Так вот – мешки. Зрение слабое, а читать надобно постоянно, доносы напополам с донесениями – как быть? Ну, я к жрецам, к магам. Они мне заклятьями да зельями поддерживают рабочее состояние, А когда все это годами, изо дня в день – тело-то бунтует, гневается на магическое пришпоривание, отсюда и мешки. Черные, говоришь?

– Или темно-синие с прозеленью, коли тебе сие слышать приятнее. Ну-ка, пересядь из своего тронного креслица вот сюда, к окну на лавку, я гляну.

– Санги, оставь, не хочу.

– Сядь, я сказал. Оторви от кресла свое жирное сплющенное седалище и сядь сюда.

Когори Тумару заурчал недовольно, однако послушался, признавая, как и всегда, превосходство над собою своего старого друга, собутыльника и соратника.

Седовласый рыцарь довольно долго осматривал своего внезапного пациента, водил руками вокруг его головы, бормотал заклинания... Наконец выпрямился во весь рост и вздохнул, чуть ли не со стоном:

– Хватит на первый раз. Ну, Когги, что скажешь?

Когори Тумару склонил большую круглую голову направо, потом налево, по-прежнему продолжая сидеть на лавке возле окна... недоверчиво потер мешки под глазами...

– Чудеса! Ну, Санги, ты просто бог среди магов и лекарей. Ни глаза не болят, ни в висках не ломит! Я уже забыл, что такое бывает!

– Сие облегчение не надолго, очень уж ты все запустил. Но пару-тройку дней будешь именинником ходить. Закончим дела и, если мир не рухнет, займусь твоим здоровьем поплотнее. А нынешних твоих знахарей...

– Эк ты их! Жрецы они, самого высокого храма.

– ...Даже не знахарей, а шаманов деревенских можешь казнить уже сегодня, они заслужили.

Когори Тумару вскочил и цуцырем, прытко и вперевалку, вернулся в свое рабочее кресло за столом.

– Ха! Казнить – это у меня быстро. Но, знаешь, Санги, сугубо из осторожности, так, на всякий случай, подожду до своего и твоего возвращения, мало ли... какие-никакие, а лекари...

– Тебе виднее. – Санги Бо помолчал некоторое время и, наконец, решил, что пора довершить то, что намечено сделать перед отъездом. Откашлялся.

– Когги, как насчет того дельца, что я тогда упоминал? Ну, во вторую нашу встречу, еще перед цирком?

Когори Тумару сделал вид, что вспоминает и не может вспомнить.

– Э-э-э... Поясни, о чем ты?

Санги Бо изнутри закусил губу, чтобы сохранить серьезный лик и не выдать себя улыбкой. Да, вот она, прочнейшая на свете чиновничья выучка: даже со старым другом, на ровном месте пытается играть в 'кто выше'. Кто напоминает – тот проситель, а кто запамятовал, за множеством важнейших государственных дел, тот вершитель.

– Забыл, сударь герцог? Тут у меня была к тебе смиренная просьбишка, можно сказать – челобитная...

– Не дури, Санги.

– Дело касалось моего воспитанника и сына одного из твоих близких друзей, наших общих друзей, молодого князя Та Микол...

– А! Да, я конечно же помню!..

– ...Которого я, приютив и воспитав до совершеннолетия его, привез к отцу, дабы вернуть некогда потерянного ребенка...

– Ну вспомнил я! Санги, что ты, в самом деле! Прекрати!

– ...Его родителям, светлейшему князю и светлейшей княгине Та Микол. Дело же было подле военной ставки князя, в местах боевых действий, и двое твоих ратных сотрудников...

– Да!!! Боги меня раздери! Санги, не выставляй меня в дураки...

– ...Крепко мне помогли. Мне и юному Докари, и я пообещал обоим...

– Санги, хватит, устыдил. Санги, я – вспомнил. Более того, я приказал разыскать обоих – где бы то ни было, в столице ли, на рубежах – и доставить ко мне, сюда. Незадолго до твоего прихода мне доложили, что оба здесь, дожидаются в кордегардии, это в двух шагах. Кстати сказать, причины вызова не ведают, поэтому пребывают в некотором волнении.

Оба имперских стража и представить себе не могли, что давнишнее случайное общение с двумя дворянами, старым и молодым, и полученное от них обещание, в самом деле будет иметь какое-то продолжение в столице, в императорском дворце, в логове у 'Самого', то есть в кабинете главы имперского сыска Когори Тумару, поэтому внезапный вызов под высочайшие очи привел их не 'в некоторое волнение', а в сильнейшую тревогу, более похожую на предсмертный ужас.

– Позвать их?

– Зови, конечно. Кстати, еще раз напомню: я обещал похлопотать за них перед тобою.

– Не разжевывай. – Когори Тумару вынул из ящичка маленький серебряный молоток и ударил им в серебряный гонг. – Эй, Суфахи, давай сюда тех двоих. И писарей сразу пригони, чтобы неподалеку и наготове были. С гербовыми свитками, с заклятьями, с сургучом, чтобы все как положено... Понял? Погоди... проверю, остались у меня пайзы?.. Есть пока. Ступай, живо!

У ратников имперского сыска свои правила и традиции, несколько отличные и от тех, что приняты в гвардии, и от тех, что бытуют в казармах дворцовой охраны, поэтому оба имперских стража просто тихо вошли в кабинет, без крикливых рапортов, без парадного печатания шага... Вошли, безмолвно поклонились и вытянулись в струнку: впереди старший, с нашивками десятника, справа от него и позади на полшага – его подручный.

– Вот, сударь Санги, изволь обратить внимание на моих молодцов. Не могу утверждать, что они на голову выше остальных моих воинов, но – не хуже никого из них, ручаюсь! Это они?

Первые слова из уст высочайшего начальства – они самые важные, в них уже содержится самое сокровенное: худу быть?.. или радости?.. Радости! 'Сам' вроде бы хвалит, стало быть, до казни и темницы далеко, уже – радость. Ох, как это хорошо... Ой, замечательно!

Оба стража по-прежнему стояли не шевелясь, однако глазами пожирали спину того, к кому обращался всесильный их начальник. Вон как он к незнакомцу... со всем уважением, на ты, как равному... Незнакомец развернулся, и оба стража мгновенно узнали в нем пожилого дворянина, встреченного ими там, на западных рубежах, с золотой пайзой высшего имперского пароля. Значит, не хвастал старик, действительно знаком с Самим!

Санги Бо также узнал обоих, но признал это не вдруг, а немного погодя, после того как подошел к ним вплотную, якобы вгляделся с прищуром... Он и Когги Тумару достаточно долго знакомы, чтобы понимать друг друга с полувзгляда и с намека на намек. Им для этого даже роли разучивать не надо, все как бы само собой идет, в разговоре...

– Они. Приветствую вас, судари. – Санги отвесил обоим легкий поклон, получив в ответ два, но поглубже. И повернулся к старому другу, восседающему за столом, в кресле, со свитком в левой руке.

– Старшего, если не ошибаюсь, зовут Тогучи Менс, а вот ваше имя, сударь, увы, запамятовал...

– Лаббори Вай его зовут. Родился на востоке, предки его из князей тамошних. Земляной Соли, по-моему. Так ли, воин?

Второй страж сделал шаг вперед и отрапортовал по-военному кратко, твердо, но – вполголоса:

– Так точно, ваше высокопревосходительство!

И отступил на прежнее место.

– А первый, Тогучи Менс, тоже с востока, но гораздо ближе к нам. И этот – также дворянин хорошего рода. Оба женаты, оба с детьми. Первому семьдесят, второму сорок. Так что они там натворили, сударь Санги?

– Я ведь уже докладывал твоему высокопревосходительству, но вкратце повторю: они там, на местах боевых действий, толково и усердно помогли мне, нам с юным князем Докари, найти его отца, старого князя Докари, главнокомандующего... И охраняли его, пока я вел переговоры. Проявили при всем этом – и отчетливо проявили – ум, выдержку, несуетность и гибкость. Ну и, само собой, все это – в пределах имперской присяги, а не ей поперек. Отвагу не проверял, до боев дело не дошло, но оно, быть может, и к лучшему. Я пообещал, что не забуду оказанной ими услуги и ныне весьма рассчитываю, при содействии, разумеется, твоего высокопревосходительства, слово свое сдержать.

Когори Тумару с важностью кивнул и заерзал, заворочался, полез, неуклюже гремя креслом, из-за громадного стола. Если бы Санги Бо своими глазами только что не видел, как ловко может двигаться широченный и грузный глава имперского сыска, он бы наверное, поверил и в медлительность его, и в неуклюжесть... Да нет, все равно бы не поверил. Но – убедительно действует Когги, не придраться! 'Не следует всуе показывать полною мерой – на что способны руки твои, ноги твои, глава твоя'... Помнит Когги древние заветы времен Аламагана, воин по-прежнему.

– Что можете добавить к вышесказанному и услышанному, ребята? А?..

Стражи стояли навытяжку и молча, не поддаваясь на благодушный вопрос начальника. Но глаза у обоих горели, нагрудные галуны на левой стороне камзолов мелко подпрыгивали! И сорок лет, и даже семьдесят – это еще далеко не старость, но самое время, чтобы заключить удачу в крепкие объятия. Ибо еще древними сказано: 'На свете нет ничего своевременнее удачи!'

– Тогучи, подтверждаешь?

– Так точно, ваше высокопревосходительство! Присяге не изменяли!

– И это правильно с вашей стороны. Ну, что, Санги? Придется поощрить этих сударей? Не возражаешь?

– Не возра... Погоди. Сударь Лаббори Вай! Позвольте оглядеть вашу секиру?

Младший из двоих, тот, которого звали Лаббори Вай, четким и, может быть, излишне резким движением выхватил секиру с пояса, столь же четким движением сорвал чехол с лезвия и молча, на двух руках, протянул ее Санги Бо, обухом к нему, а жалом к себе. Если бы этот старик потребовал показать меч – Лаббори Вай обязан был хотя бы взглядом испросить на это разрешения у начальства, а отдать меч из рук в руки – только по прямому, вслух прозвучавшему приказу, но секира – это секира, это не душа воина, а просто оружие, способное сразить живую силу противника...

Когда-то, при той первой встрече, Санги Бо поправил имперского стража, указал тому на ошибку в 'уваживании', в способе заточки, и теперь вдруг решил проверить – насколько умеет сей страж внимать дельным замечаниям.

– Хм... Молодец, уваживаешь теперь как положено. Все в порядке, Когги, извини, что посмел тебя перебить. Толковые у тебя ратники, а я еще раз убедился с радостью, что не ошибся в них во время краткого знакомства.

Глава имперского сыска опять кивнул, на этот раз – как бы наскоро принимая вежливые и ни к чему не обязывающие извинения от старого друга, расставил чуть пошире толстые ноги и с веселою грозой во взоре обозрел награждаемых.

– Значит, так. Данною мне властью и во благо империи, я присваиваю каждому из вас внеочередное воинское звание. Ты, Тогучи, теперь полусотник имперского сыска, а ты, Лаббори, десятник.

Оба награжденных откликнулись хором, но вполголоса:

– Служим империи и трону!

Да, сие была награда – так награда! Получше иных денег! Полны ушаты, что называется!

– Это во-первых. Далее. Хорошие и толковые люди в любой службе желанны, не только в нашей, всюду и всегда их нехватка. Казалось бы – рати несметные из желающих служить, ан ковырнешь одного, да другого, третьего – он либо сучок гнилой, либо пень дубовый. У сударя же Санги Бо, вашего поручителя, глаз очень верный и зоркий, и если уж он сказал...

– Я тоже могу ошибаться, ты там меня в демоны и боги не записывай...

– ...То я склонен верить и словам его, и даже ошибкам. Продолжаю мысль и слово. Во-вторых, я беру вас обоих с собой, в служебный поход на западные рубежи. Будете новую службу нести у меня на глазах. Если проявите себя толково... пусть без подвигов и чудес, но – толково, исправно, разумно... как хотите называйте... Еще до зимы приподниму на новую ступеньку: ты в полусотники выйдешь, а тебя сотником сделаю... Ма-лчать, я же еще не сделал. И, в третьих, закреплю обоих при себе, в дворцовой службе, без понижения в званиях. Понятен окоем будущих достижений, Тогучи?

– Так точно, ваше высокопревосходительство!!!

– А тебе, Лаббори?

– Так точно, ваше высокопревосходительство!!!

Санги Бо попытался представить себе, что творится в головах и сердцах у награжденных и позволил себе открыто улыбнуться. Да, одно лишь внеочередное присвоение воинского звания в такой... странной, непростой среде имперского сыска – уже хорошая, полновесная удача, но второе внеочередное повышение в пределах одного года-полугода – немыслимый взлет для простых имперских стражей из провинции! Это деньги, власть, почет, а для детей и жен – совсем-совсем другое положение в обществе... А перевод в том же звании на столичную службу, да еще в большом дворце!.. Такая третья ступенька – пожалуй, покруче предыдущих будет! Санги взглядом испросил дозволения у друга и подошел вплотную к награжденным.

– Ну, что, судари Тогучи и Лаббори, надеюсь, мы квиты?

Ответил ему за двоих Тогучи Менс, очень тихо, почти шепотом, но – сколько ликования было в этом шепоте, сколько счастья!

– О да, сударь, о да! Можете навеки на нас обоих рассчитывать.

Однако, у их всесильного начальника были свои представления о том, как и сколько, в перерыве между выполнением служебных обязанностей, должен радоваться награждаемый подчиненный.

– Проваливайте, судари, проваливайте, я вами пока доволен. Куда без меня пошагали! Санги, подожди несколько мгновений, покамест я с пергаментами да печатями управлюсь. А то видишь – они без свитков и пайз направились новую службу нести. И куда они пошли, любопытно было бы узнать?.. К своему полковнику? Так я еще не определил – к кому именно... Отварчику хочешь? Я прикажу?

– С удовольствием. Мясного с травками, но не жирного, ящерного, если можно. И совсем немного, а то мне после отвара еще вино со старым другом пить.

Когори Тумару замер, уже в дверях, и развернулся с обиженным сопением.

– Это с кем еще!? С каким таким ста... А-а!!! Ну, вот, другое дело! – Глава сыска захохотал счастливым басом, потер толстые лапы. – Опять ты меня разыграл! Все, Санги, все, не скучай, я очень быстро обернусь, не успеешь отвар дохлебать! А его немедленно принесут! Эй, там!!! Уже несут!

Несмотря на обещание, Когори Тумару отсутствовал довольно долго: Санги Бо успел дождаться отвара, принесенного в толстой, хорошо сохраняющей тепло и холод кружке, выпить его на две трети, внимательно осмотреть, ни к чему не прикасаясь, мрачный, заваленный пергаментами и свитками кабинет... Всем существом он ощущал охранную магию кабинета, пронизывающую самые дальние его уголки... Санги подошел к окну и уставился невидящим взглядом в полупустое пространство внутреннего дворика... Сильная магия во дворце, с такой даже Санги Бо управился бы не вдруг, приди ему в голову подобная глупая мысль. Но вельможа и воитель Санги Бо, по прозвищу Ночной Пожар, а ныне – скромный и неимущий отшельник Снег, за свою долгую жизнь познал и перевидал столько личных и государственных тайн, что отнюдь не горел желанием вляпываться еще в одну... тем более что государь, своею императорской властью, все-таки вынудил его забыть уединение и покой, дабы разобраться с этими дурацкими предзнаменованиями... Хотя не похожи они на дурацкие... Неужели весь этот мир может закончиться навсегда? С этими грустными признаками уходящего лета, с коптящими лампами в настенных лапах-держалках, со свитками, с пылью на оконных стеклах... с этим ленивым и, похоже, вдребезги пьяным конюхом...

– А вот и я! Любуешься просторами? Его Величество предлагал мне в другом крыле поселиться, с видом на императорский парк... Не-е-ет, – думаю, – пусть здесь хозяйственный двор с навозными кучами, зато – подальше от покоев Его Величества! Такой, знаешь, въедливый бывает... И сынок весь в него.

Санги Бо отворотился от окна, намереваясь сделать замечание насчет пьяницы-конюха, но последние слова старого друга внезапно его заинтересовали, причем столь сильно, что они не подумал скрыть любопытство, а раздражение против пьяного конюха и самые мысли о нем – как ветром выдуло.

– Принц Токугари? В самом деле, Когги? Я думал, он просто шалопай, тепло устроившийся за широкой отцовской спиной.

– Вряд ли ты так думал, Санги, мне-то не ври. Но – да, тут все вместе: и шалопай, и очень даже неглупый наследник. Лично я в нем вижу государя, не знаю, как другие. А я бы тогда в отставку, на покой... Если не казнят. Знаешь, сколько раз я свое жалованное герцогство удостаивал личным посещением? За тридцать лет?

– Нет, не знаю. И сколько же?

– Трижды. Три раза по неделе. Вот так-то. Жив буду – в отставке наверстаю... А этот – умный малый, даром что принц.

– Одного ума для трона – мало. Хватка нужна, сила нужна, усердие непомерное... вот как у тебя.

– Прекрасно, польщен сравнением. А еще что? Скажи, Санги? Ты же знаешь, как мы все любили в походах внимать твоим рассуждениям о сущем. Бывало, о жратве и бабах забудешь, и о завтрашней битве, тебя слушая да на звезды глядя. Вино скоро принесут, не беспокойся и потерпи: просто я велел распотрошить для такого случая императорские погреба, государь мне позволяет... Так что еще кроме ума и усердия необходимо в успешном императорском деле?

– Холодное сердце, холодный ум, осторожность. Злопамятность, скрытность, отвага, широта души, умение заботиться о слугах и соратниках, жажда войны и мира одновременно, приверженность семье и одиночеству одновременно... Вот, навскидку. Свойства вожака – это уж непременно, без этого все остальное – пшик!

– Ну, так поверь на слово, Санги... Не знаю, как насчет войны и мира, а все остальное – наблюдал я в нашем принце Токугари в полной мере, включая и свойства вожака, и способности к магии...

– О, точно, про магию-то я и забыл упомянуть.

– Может, и не такие глубокие они, как у тебя, но не меньшие, чем у Его Величества. А у государя, я тебе доложу, с этим все в порядке... Да, войдите! А-а... Ставьте прямо сюда, на стол... – Когори Тумару навалился жирной грудью, загреб сразу двумя руками и очистил левую половину стола от груды пергаментов, сдвинув их к середине и потеснив точно такую же горку точно таких же свитков. – Ставьте, а дальше мы сами разберемся...

Слуги расставили стеклянные кувшины с вином и водой, многочисленные мясные закуски и сласти, пучки ароматных трав и цветов, тихо удалились.

– Санги, ты не против, что мы тут запросто? А хочешь – ко мне поедем, дома как следует посидим? Я супругу предупрежу... Всех дел все равно не переделать.

– Так ведь – поздно предлагать, когда все уже накрыто. На самом-то деле – мне даже приятнее здесь, на твоем рабочем месте, нос к носу, без слуг и посторонних, и я всемерно одобряю такой подход. Но куда бы мне кружку с недопитым отваром девать, Когги?

– Брось в угол с размаху. Или в оконное стекло, как ты любил когда-то. А... давай мне, я суну куда-нибудь...

Покуда Когори Тумару прикидывал, куда бы вылить содержимое глиняной кружки, не привлекая для этого слуг, и найти ей место, Санги Бо сложил обе ладони домиком над своим кубком и стремительно вогнал в него безмолвное заклинание: теперь крепость вина в этом вместилище вчетверо ослабнет... Потом с сомнением посмотрел на широченную спину своего друга, на толстенный загривок и подправил заклинание, усилил его еще вдвое. Теперь можно будет соблюсти вежливость и без опаски пить вровень...

Пили долго и много, но Санги, надежно защищенный заклятьями и опытом долгой рыцарской жизни, ничуть не опьянел. Однако же и Когори Тумару безо всякой магии держался преотлично, совершенно не теряя связности в речах и мыслях. Наконец, старым друзьям пришла пора расставаться. Они уговорились встретиться в условленном месте, там, на западной границе, и попрощались в обнимку. Санги Бо наотрез отказался от сопровождения, охраны и денег, даже от лошади из конюшен его высокопревосходительства (в этот день он предпочел прийти во дворец пешком), получил на выходе из дворца, в обмен на расписку, швыряльные ножи, всякие разные магические приспособления и окунулся в прохладу и мрак ночной столицы.

Долго ли, коротко ли, но расстояние между одиноким путником и дворцом постепенно увеличивалось, а оставшееся до трактира 'Без забот', в коем поселился Санги Бо, сокращалось. Трактир этот, вернее, постоялый двор, считался средней руки и никак не для вельмож, уровня Санги Бо, но отшельника Снега вполне даже устраивал, а Санги Бо – стоило лишь ему покинуть тот или иной сиятельный дом и выйти на городскую улицу – мгновенно превращался в Снега, и манерами, и помыслами.

Вдруг ноздри его уловили запах свежей человеческой крови... и дерьма. Стало быть, кого-то только что убили... И, судя по тишине и мраку данного переулка, переполоха сие убийство не вызвало... Или у кого-то живот лопнул сам собой. Снег увидел, как из густого мрака, который был для его глаз не более чем прозрачными сумерками, стягиваются к нему незнакомые люди, все сплошь мужчины... неряшливо, пестро одетые... вооруженные как попало... Какая тоска. Если бы не запах недавней смерти – можно было бы надеяться на тихий, мирный укорот событий... Он бы слегка струсил и откупился бы от них парой серебряных кругелей... Нет. Девять отвратительных харь – здоровенная городская шайка, вышедшая на неотступный разбой. И что им всем по притонам не сиделось, в такой-то мрачный вечер?.. Вот ведь досада!

– Эй, сударь, ну-ка стой!.. – При помощи немудрящего уличного колдовства в руках у окруживших вспыхнул один факел, другой... – О-уу, прошу прощения, папаша! Мы слышим: шпоры стучат, меч об секиру лязгает – испугались, думали – разбойники идут по наши души! Ан ошиблись: одинокий почтенный человек следует по своим почтенным делам.

– Мой меч на ходу не лязгает. И секира тоже.

Снег стоял, окруженный грабителями, расслабленный и безмятежный, однако, то была необходимая видимость, внутренне он был весь – ушки на макушке и полностью готов к резне. Ах, многое бы он дал, чтобы ее избежать!.. Раньше, раньше надо было думать, иной дорогой следовать, не спрямляя путь, а еще лучше – пристроиться в хвост патрулю городовой стражи, как умные-то люди по ночам делают. И там, дальше, между деревьями, еще кто-то притаился... Нет, показалось.

– А мне послышалось, что лязгает... Гугур, лязгало ведь? Ты тоже слышал?.. Видите, сударь, даже неграмотный и не обремененный сообразительностью простолюдин – слышал... А вы утверждаете, что нет. Эта неискренность меня, нас всех, огорчает, обижает. От души надеюсь, сударь, что вы утешите нашу обиду обильной и добровольной помощью. Снедью, одеждою или деньгами, либо еще как-нибудь, ну, одним словом, чем позволит ваша доброта. Вы понимаете горечь и смысл моих слов?

– Понимаю. 'Отдай мне свое, а чужое я и сам возьму'.

– Что-что? – Предводитель разбойников сделал еще один осторожный шажок в сторону Снега.

– Я говорю, сударь Гладкая Речь, что вы слишком дурно воспитаны для невежи. Видимо, ремесло разбойника и сословие простеца вам глянулись более, нежели честь и участь дворянина. Похоже, вас еще никогда не сажали на кол?

Оскорбительные слова седого незнакомца звучали так ясно и спокойно, что сомнений у главаря не осталось: старикашка нисколько не напуган и по добру ничего им не отдаст. Это за нынешний вечер уже второй такой упрямец... Что ж, канавы уличные вместительны... однако жаль... всегда приятнее, когда ограбленный умирает покорно и в страхе за свою пустячную жизнь, нежели когда с ним приходится возиться...

Легкий 'придворный' меч плохо годился для войны, тем не менее, обладал всеми свойствами боевого оружия: прочный, острый, гибкий – он словно сам прыгнул в руку Снега из ножен на левом боку. Почти и не понадобилось никакого умения: разбойник подошел близко, видимо – чтобы самому рубить без помех... С этакой дрянной кольчугой – и такая неосторожность, ай-яй-яй... Все равно – незачем и об нее сталь тупить. Меч презрительно свистнул – раз, другой и третий, да так прытко, что все три свиста слились в единый короткий посвист – голова и обе руки шмякнулись на брусчатку с отвратительным мягким стуком, а туловище неуверенно, словно бы не решаясь присесть, еще целое мгновение стояло на глупых, ничего не понимающих ногах...

В былые годы Санги Бо прикончил бы подобного наглеца особым приемом, некогда очень модным в придворных гвардейских кругах: 'подплечным ходом' крест-накрест, так, чтобы всего двумя ударами рассечь противника на шесть частей... Или того проще: выхватил бы он секиру и – 'дабы не пачкать душу' – с презрением порубил бы их всех в беспорядочные, никем не считанные куски... Но годы всегда и у всех берут свое: отшельнику Снегу не перед кем было хвастать удалью и мастерством, да и незачем, старость всегда предпочитает ненужному блеску надежность, простоту и удобство...

Эти девятеро хотели его не просто ограбить, нет, они намеревались его убить, стало быть, здесь не идет речь о наказании и воспитании – вполне достаточна только правосудная кара. Что гораздо проще и быстрее. А меч – все равно пора было уваживать... Снег коротко дунул заклятьем, и оба факела погасли. Блеск меча да три волны черной крови из безголового обрубка – последнее, что увидели в своей жизни остальные члены разбойничьей шайки, ибо неверный свет факелов вдруг сменился для них непроглядной тьмой, которая, в свою очередь, уступила место мраку еще более сплошному и окончательному. Оставшиеся восемь разбойников умерли быстро и легко: просто подойти и ударить, а на возврате меча – еще одну башку снести, потом шаг – два взмаха, налево и направо, потом шаг вперед – и то же самое... А к двум оставшимся придется вернуться на три шага...

Как ни осторожничал Снег, но все-таки вляпался сапогом в кровавую лужу и едва не поскользнулся. Ничего, служанка в трактире все ототрет, отмоет, трактирщику за все за это приличные деньги платятся... Пусть камзол и штаны заодно осмотрит, да тща... тельно. Иий-ах! Уох!

Все-таки Снегу не померещилось, когда он, в первые мгновения встречи с разбойниками, ощупывал взглядом окрестности: там, в конце переулка, за деревьями еще кто-то притаился. Поэтому Снег меч в ножны убирать не стал, но махнул им раз и другой по воздуху, якобы вытирая об него кровь, даже забормотал что-то бессвязно-раздраженное, чтобы не насторожив, подобраться поближе к тому, кто так ловко умел прятаться. Вполне возможно, что умения таинственного незнакомца на том не исчерпываются и... Так и есть! Два яростных и невероятных быстрых удара, нанесенных Снегом в странную, понятно что магическую, темноту возле деревьев, цели не достигли. Вернее – достигли: руку тряхнуло весьма ощутимо, до боли, но сталь лязгнула точно о такую же оружейную сталь... Его удар парировали, оба удара! Ого. Снег, уловив из тьмы смешок и удивленное восклицание, тотчас перенаправил атаку своего меча чуть повыше, к голосу. Еще удар!.. Еще два!.. Главное – о собственной защите не забыть...

– Ой! Дурак ты, что ли, сударь Санги Бо???

Услышав свое имя, Снег отпрянул. Нападение он прекратил, но остался весь в движении: ноги, туловище, меч в руке, даже голова – все словно бы раскачивалось в каком-то зыбком жутковатом танце...

– С кем имею честь?..

– Со мной. Но какая тебе в этом разница? Между прочим, ты мне рубашку на пузе посек и меня едва не пырнул, а рубашка-то не казенная, на собственные денежки купленная, четыре кругеля отдал...

– А-а, это ты... – Снег словно бы обмяк, он прекратил свои странные движения, и меч его опустился. – Я должен был бы сразу догадаться, по твоим глупецким шуткам и ухваткам. Что тебе от меня надо? Это, небось, ты сие отребье на меня напустил?