Текст книги "Гней Гилденхом Артур Грин"

Автор книги: Александр Борянский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

СОСТОЯНИЕ ПЯТОЕ. НА ДАРКДВАРРОН!

Все здесь было мертвым.

Черная стена, свордов двести длиной, возвышалась над каменной пустыней, и даже горы, вот уже какой день наблюдающие за нами, не умаляли ее величия.

Угрожающе-рокочущее слово Аргронд – так назывался этот замок во времена, когда он еще был замком. Пожар разрушения окрасил руины в непроницаемый черный цвет, но до конца испепелить все не смог. И памятник восточной войны стоял, заслоняя собою небо.

Справа стена закруглялась, пытаясь породить башню, однако усилия ее были тщетны. Мертвецы бесплодны, единство черных стен и черных башен осталось лишь в исчезнувшей памяти мертвых защитников. И в моем воображении. Я представлял, как выглядел замок, возведенный единым монолитом; как жили, о чем думали те, кто обитал внутри таких стен…

Я подбросил синий золотой и поймал его. Солнечный лучик соприкоснулся с чистым металлом, монета вспыхнула синим пламенем. С тех пор, как нас окружили горы, последний золотой из Златограда стал моим талисманом.

Я всегда верил, что золото может все. Да и кто в Селентине не верит в его волшебную силу? Золото – это рыцари и корабли, тяжелые доспехи и укрепленные замки, это свитки поэтов и философов, право попасть в Храм и право жить в столице. Однако здесь, внутри горного кряжа золото было бессильно. Сколько нужно монет, чтобы восстановить Аргронд? А чтобы он стал настоящим селентинским городом? И есть ли вообще в природе металл искомого цвета?..

Лайк оторвал взгляд от черной стены, в который раз достал карту и разгладил ее на колене.

Я тряхнул заплечным мешком. Он был неприятно легок.

…Холод перевала. Ветер в лицо. Горы. Горы из легенды. А потом мы спустились и я понял: освоенное Республикой пространство позади. Мы в краю, где властвуют иные законы.

Лайк спешил. Он хотел войти в Даркдваррон под новолуние. В этом было что-то сумасшедшее, фантастическое. Самое страшное время в году и самый страшный замок на земле встретились – и Лайк Александр помогал им слиться воедино.

Итак, мы должны вдвоем взять город.

Мы должны взять город, ставший проклятьем и бедой Королевской Республики, город, об который разбились армии.

Мы должны сделать это под новолуние.

И самое невероятное – то, что я верю в это.

Блаберон, он заставил меня поверить! Всем! Своим видом, разноцветным золотом в мешочках, словами в Храме и молчанием после него. Он сказал все, что хотел, и теперь лишь отвечал.

Да. Нет.

Какая сила погнала меня сюда, что так круто развернуло мою судьбу, казалось, навсегда застрявшую между прогнивших досок златоградского причала? Теперь одно из двух: смерть или победа. Если победа, то небывалая. Выше обороны Вэйборна, выше великих битв прошлого. За что мне такая слава? Разве мог представить я в самых отрешенных фантазиях…

А если смерть… Что ж, никто никогда не нападал на Даркдваррон вдвоем.

В последнее время я стал часто вспоминать Квинта Арету. Я думал и понимал: когда наступит решающий день, нам может не хватить именно бригадира с его Разрушителем.

В сердце гор любой лес был немыслимо далеким. Я не помнил дыхания леса. Я помнил лишь грозный шепот и – следом – красные точки во тьме. Ярков было не восемь. Их оказалось больше, и все они были вольфкнехтами. Шестнадцать вольфкнехтов. Шестнадцать пар: человек и волк. И мы бросились на них…

Ворота Даркдваррона. Какими они будут? Лайк свернул карту. Значит, сейчас снова – шаги, шаги… О, Луна! Дикий, отвратительный, чуждый край, и ты еще должна оставить нас, ты все меньше и меньше, почти неразличима в ночном небе!..

Да, мы бросились на них. Первой жалобно взвизгнула собака. По-щенячьи, забыв о своем главенстве над волками. Ее убил Лайк. Засвистел Разрушитель, завершил полет ударом – и вскричал Квинт Арета, торжествующе вскричал, провожая в последний путь двух или трех врагов. «Бей по глазам!» – крикнул Лайк, я ударил и вновь услыхал, как раньше: «За Коро-о-оля!!!» И вдруг я увидел, что мы не бьемся, мы прорываемся. Я рвался за тенью, за голосом Лайка, и «За Коро-о-оля!!!» раздалось уже позади, и из многоголосого «Хэ-йя!!!» оборвались только несколько «Хэ…» На какой-то торн я остановился, и еще целый торн раздумывал… но возглас «Вперед, Гилденхом, вперед!» заставил выбрать, и инстинктивно выбирая между Артур Рейзом и Александром, я выбрал Александра. «Есть что-то важное!» – скользнуло по краю сознания… А может, просто возникли впереди две пары красных глаз – там, где был Лайк, и я поднял меч, но… ярки разлетелись в стороны после легких колебаний тени Лайка, а я по инерции уже бежал за ним. Мы неслись долго. С первым лучиком, пробившимся сквозь листву, Лайк наклонился и сорвал что-то. «Это цветок ириса, – сказал он. – Теперь волки не возьмут наш след.»

Я еще раз вгляделся в черную стену. Напоследок. Обгорелое прошлое. Впереди нас поджидало неведомое будущее.

Страшное прошлое и страшное будущее. Оба притягивали. Что больше – неизвестно.

От Аргронда мы повернули направо.

…С каждым шагом в голове стучало все сильнее. Ритмичное гулкое уханье сотрясало тело, что-то стремилось прорваться наружу, очередной удар изнутри сбивал дыханье, и, главное, – с каждым шагом нарастало острое нежелание приближаться к горам. Их подножья были перед нами, угрюмые скалы могли вот-вот обрушиться от страшного землетрясения, которое начиналось в глубинах моего мозга. Ветер налетал то справа, то слева, северный, враждебный людям ветер, ничего не имеющий общего с ласковым морским ветерком, с прибрежным ветром радости и надежды. Ветер-хнум резал глаза, толкал в спину, обдавал холодом.

Лайк шел вперед, а я едва поспевал за ним. Не от усталости, нет. Обратно я бы бежал, я бы обгонял мустангов Флеймарка, будь они живы, потому что Лайка влекло, нарастающий гул угрожал, горы пугали возможными засадами. Но больше всего пугало то неизвестное, что влекло Лайка.

Да, он шел вперед. Впереди был проход между скалами. Скалы нависали. И между ними – единственный проход.

Я знал, что там притаилась смерть.

Я остановился, я хотел крикнуть. Крик не удался. Ритмичное биение играло моим телом. Назад, прочь, прочь отсюда! Я вспомнил, что в лесу я тоже жаждал бежать назад, на помощь Квинту Арете, явственно вспомнил… И так же, как тогда, на единственный торн задержавшись, ринулся вслед за Лайком Александром.

Он скрылся за скалой. Мне показалось, что скалы падают, я не успеваю проскочить, они низвергаются, погребая меня под собой…

В два прыжка я очутился за ними. Скалы стояли неподвижно.

Лайк вошел в пещеру.

Я держался за ним шаг в шаг, хотя ужас бил по глазам, по барабанным перепонкам, ужас хватал за ноги и подбирался к сердцу, покоряя каждый нерв, растворяясь в активной крови, завораживая ее движение в моих, бывших моих жилах. Я ведь никогда на самом деле не боялся, ни боя, ни нападения на Златоград, ни даже поражения… Но во мраке пещеры прятался подлинный, глубокий страх. Внешний мир, мой мир, наш мир был лишен такого страха.

Во тьме вспыхнул факел.

Я догадывался, я представлял, я совершенно точно знал, что сейчас необходимо, иначе просто нельзя!

Жизненно необходимо выхватить меч, как можно быстрее!

Прижаться к стене, сделать хоть что-нибудь!

Хоть что-нибудь!!!

Но руки не двигались, я не мог шевельнуться.

Боковым зрением я различал обреченную фигуру Лайка.

Смерть…

Хнумы…

Неизбежность…

Из дальнего угла пещеры выступил всего один боец.

Да, в тот миг я не мог ничего. Но я не мог и не узнать это лицо.

Блаберон и блаберон, тысячу раз блаберон! Дьявол меня забери и пропади все пропадом!

В центре пещеры освещаемый факелом стоял Верховный Стратег Селентины Марк Селентин Александр Грей-Дварр Несчастный.

С рождения я знал, что он герой. С рождения помнил: Верховный Стратег – боец номер один. В первый год жизни выучил: Грей-Дварр пал в сердце горного кряжа, сраженный коварными хнумами.

Портреты в свитке, и под ними:

Верховный Стратег;

Казначей Республики;

Корабел Секст Флинт;

Тит Аристон Билд Защитник…

Лунная Заводь, Аристон, Арета, Джессертон, Ривертон, Вэйборн, Кердалеон, Офелейн.

«О, Марк Селентин! Ты создал и вдохновил этот поход, убедил Короля повернуть на север и сам погиб, настигнутый врагами среди скал… Ты получил пятым именем посмертное прозвище Грей-Дварр Несчастный, но ты следовал велениям Луны, и значит мы не вправе обвинять тебя, ты исполнил свой долг.»

Грей-Дварр Несчастный обнажил клинок.

И одновременно Лайк Александр сорвал с пояса свое оружие.

Оба замерли, готовые к поединку.

Лицо Верховного Стратега было на редкость спокойным.

И вдруг я ощутил странное. Нечто даже более странное, чем те почти невозможные события, которые произошли до сих пор.

Ужас схлынул. Он не исчез совсем, навсегда, но он ждал где-то внизу, а главным отныне – уже целую вечность, давным-давно, прежде истории, – главным было другое.

Сейчас я мог все. Да, это кто-то огромный позволял мне совершать все, что угодно. Что угодно мне. Я сам позволял себе!

С диким воплем броситься на Верховного Стратега.

Ударить в спину Лайка Александра. Он даже не успеет вскрикнуть, герой-первопроходец, он повалится как подкошенный.

Повернуться и уйти. Просто – уйти. Оставить их одних со своими мечами, стоящих друг против друга. Уйти на север, на восток, на юг, в любую сторону, а лучше на запад.

Я словно видел сверху: голубую степь и зеленый лес, черную стену, серо-коричневые скалы, синее знамя над городом, желтую страну, красное зарево, белые вершины – все принадлежало мне, я получил это в подарок. Но все это имело смысл лишь в определенном времени, а за его границами превращалось в неразличимую мертвую смесь. Чтобы сохранить жизнь, цвета, слившись, должны были образовать новый, неизвестный цвет-армию… цвет-поэму… цвет-песню…

Я не был сыном Луны, не был рыцарем, не был подданным и гражданином. Тысячи возможностей, продолжений, необъятная свобода сводили с ума, заталкивая ужас ниже и ниже под землю. Я мог все, но ничего не делал, ведь свобода продолжения учитывала и такую возможность – абсолютное бездействие. Я был никем. Целые сто торнов, которые не имели значения, я был никем. Мир невероятно расширился, мое сознание не могло освоить такие объемы пространства и времени, все в нем вращалось, втягивая и лишая ориентации, а потом – Лайк Александр свободной рукой отстегнул от пояса мешочек и бросил Верховному Стратегу.

Стратег поймал, взвесил золото в руке и отступил в сторону. За его спиной я увидел колодец. Стратег картинным движением занес руку – и разжал пальцы.

Я прислушался, но звука падения на дно так и не услышал.

Грей-Дварр Несчастный вложил меч в ножны. Лайк Александр прицепил оружие к поясу.

Прекрасная одурь исчезала, растворяясь где-то за пределами моего мозга. Таящийся до последнего под ногами ужас окончательно провалился под землю.

Из пещеры мы вышли втроем.

…Два свистящих перекрестья и завершающий убийственный удар сверху! Меч, выпущенный из правой руки, пролетел за спиной и, будучи непостижимым образом пойман левой, рассек пустоту снизу.

– Как давно я ждал этого момента! – сказал Грей-Дварр, которого Несчастным я мог теперь называть только по старой, укоренившейся привычке.

Лайк обернулся.

Грей-Дварр произвел молниеносное движение – я даже не уловил хода оружия – и острие его клинка оказалось перед синими глазами Лайка Александра.

Лайк не успел ничего.

Меч недвижимо висел перед его лицом. Рука Стратега не позволяла тяжелому оружию слегка шевельнуться.

Глаза Грей-Дварра сузились в опасном прищуре и вновь широко раскрылись. Синеглазый воин не мог убить синеглазого воина. Меч взмыл высоко вверх (Грей-Дварр лишь едва повернул кистью), совершил три оборота над головой Стратега и послушно опустился в правую руку.

Квинт Арета был велик. Я снова вспомнил о нем и мне так захотелось, чтобы Квинт Арета очутился рядом!..

Но Грей-Дварр выглядел страшнее.

– Ну же, Александр?! – произнес Стратег, и меч его замер в ожидании.

Синие глаза встретились.

– Хэй, хэй, хэй!!! – вскричал Грей-Дварр резко и неожиданно.

Я понял: он мог быть кем угодно. Ярком, варваром, белым воином. Главным для него был бой. По случайности он стал рыцарем Селентины.

Хотя как могу я судить, что могу я знать о тех временах, когда Верховный Стратег произвелся на свет? Квинт Арета был для меня живой историей; Грей-Дварр являлся историей летописей, историей свитков и преданий, мертвым прошлым, внезапно ожившим в мрачной пещере. Пятидесятый год от основания, эпоха восьми городов, 259 полнолуний до моего первого деяния.

Лайк поднял меч и задержал его в диком для нормального человека положении.

– Александр против Александра! – сказал Грей-Дварр с удовольствием. – Интересное все-таки занятие – жизнь!

Мне показалось, что перед словом «жизнь» он на миг задумался.

Меч Лайка пришел в движение.

– Хэй?.. – переспросил Грей-Дварр, в прошлом Несчастный. И ответил.

Клинки сошлись, испытывая друг друга. Звон железа пробудил во мне тоску по молнии, я захотел услышать музыку – и услышал ее. Александры перестали быть людьми, они превратились в две пересекающиеся мелодии. Жесткий низкий звук ритмично завоевывал пространство, он наступал, подчинял себе внимание и волю, навязывая свой и только свой тяжелый музыкальный стиль. А позади гремящих тактов Стратега пряталась ускользающая, еле слышная, но пленительная мелодия Лайка. Она убегала от оглушительной поступи Грей-Дварра, но вновь проявляла себя где-то на следующем витке, и именно тонкая линия Лайка развивала музыкальный сюжет.

Грей-Дварр методично делил пространство на мелкие кусочки. Лайк отступал. Задачей Грей-Дварра было – искромсать весь воздух над каменистой равниной, ничего не оставить внутри горного кряжа. Удар, удар, удар – а Лайк все уходил от сокрушительных ударов…

Грей-Дварр прибавил скорость.

Видимо, Лайк понял. Он понял, что не успеть, не устоять ему против такого напора. Лайк бросился вперед. Лайк бросился отчаянно, азартно. Он терпеть не мог уступать, и бросок его был уже за пределами тренировочного боя. «Неправильный» коварный удар, из самых «неправильных» приемов Лайка Александра должен был рассечь лицо Стратега… я вздрогнул! В тренировочном поединке он не имел права травмировать партнера!

Я так и не понял как – но Стратег успел уйти. Мне даже показалось, что меч прошел сквозь плоть – так быстро отшатнулся Стратег. Лицо его вовсе не было задето. Он улыбнулся.

Лайк нанес решающий удар. Вернее, это он наверняка считал свой удар решающим, и я вместе с ним – он весь вложился в него, вложил всю силу, весь путь от Златограда на север.

Грей-Дварр отвел удар.

Я следил за битвой титанов. Лучших бойцов я не видел. Если бы только я: лучших бойцов не видела Королевская Республика.

Грей-Дварр отвел удар и нанес свой.

Лайк вскрикнул. Меч вылетел из его рук, а сам он схватился за пальцы.

Тяжелая музыка победила. Тонкая мелодия замерла.

– Эге-е, молодой человек… – неожиданно произнес Стратег.

К его облику, облику героя, прошедшего сквозь столетия, обладающего невиданной боевой мощью, так не шло это «эге-е…»

– Знаете ли вы, что таким с позволения сказать «оружием», таким «мечом» с позволения сказать, – он поднял отлетевший лайковский меч, – в общем, такой штуковиной я бы проиграл известный спарринг с Королем Селентины. Грубая работа!

Грей-Дварр еще и говорил! Не так, как Путник, не так, как Лайк в последнюю ночь в Храме, иначе – по-своему! Впрочем, чего еще и ждать от Александра из первого столетия?

Внезапно Стратег подбросил оба меча; клинки, в воздухе зазвенев друг об друга, опустились – один в правую руку, другой – в левую.

– А ну-ка… – проговорил Грей-Дварр.

Ему больше не нужен был противник. Теперь врагом Стратега уже наверняка оставалась лишь хнумья равнина, и два меча атаковали ее во всех направлениях. Грей-Дварр не давал передышки сухим горным ветрам, он опережал их.

Да, передо мной был ответ на незаданный вопрос: почему Верховный Стратег не погиб в ущельях в трагическом 167-м году. Именно так, железным вихрем прошел он между хнумами, и хотя не мог спасти остальных, спасся сам. Однако зачем он остался на севере, в пещере, вдали от морей, вдали от культуры, – это мне только предстояло понять. Путь велик, север далек, но ведь мы здесь? И чем он питался на окраине пустого каменного стола величиной в пол-полуострова?

Кстати, вопрос по существу. Чем-то он все-таки питался.

Очень хороший вопрос.

Стратег остановился вдруг, без перехода. Движения его были завораживающими, но моментальная остановка оказалась еще эффектнее. Ну и ну!.. Наверное, Селентина действительно обречена Луной на победу, коль погибший однажды боец всех времен и народов воскрес как раз в краю наших единственных врагов.

– Давай, как тебя… – сказал Стратег.

Я встал, готовясь к поединку. Я понимал, я чувствовал, какая мне оказывается честь.

Ни один из моих приемов не прошел. Это понятно. Но Стратег не стал сразу лишать меня оружия. Одним мечом, медленно, терпеливо он работал в моем ритме. Я не знаю, сколько торнов разбилось об его клинок. Сто. Пятьсот. Тысяча. Я стал задыхаться.

Когда Стратегу надоело, меч из моих рук наконец вылетел.

– А тебе, дружок, надо брать уроки, – сказал Грей-Дварр.

Я подобрал оружие, крепко стиснул рукоять в предвкушении грядущих битв и поглядел на стоящего Марка Селентина и сидящего Лайка Александра.

«А ведь Даркдваррон мы возьмем!» – подумалось мне.

Слово «мы» я думал с особенным удовольствием.

Я проснулся посреди каменной пустыни.

Где-то существовали ухоженные города-замки, где-то плыли корабли, перевозили они куда-то свежеизданные свитки, упаковки с дорогим чаем, упаковки с дешевым кофе, где-то стояли на башнях воины, зачем-то глядя вдаль, считая дни до очередного воинского жалованья…

Грей-Дварр уже упражнялся на фоне неба.

Каменная пустыня делала небо серым. Не таким, как дома. Хотя что такое «дома»?!

Когда-то я каждое утро в одно и то же время просыпался в одной и той же комнате, находящейся в третьем ярусе одной и той же каменной башни, знакомой наизусть с детства. Так как рыцарей было мало, меня поселили в ней еще до рыцарского возраста. И было это в одном и том же городе. А потом…

Потом начались пробуждения на земле, между лесом и морем; в трюме; в молельне по сигналу молнии; в лесу, через сутки после схватки, когда цветок ириса прятал след; пробуждения в затерянных пространствах, преддверьях настоящего севера.

Я взглянул на Лайка. Он тоже просыпался и так же, как я, первым делом посмотрел на Стратега с мечом.

– С пробужденьицем, молодые люди! – приветствовал Грей-Дварр.

В сотне свордов за его спиной виднелись остатки Аргронда. За день и за ночь мы сумели вернуться к черной стене. «Там есть нечто», – заявил Грей-Дварр, и Лайк ему поверил. «Там есть нечто для тебя», – вот так он сказал.

Где-то охраняли пристани и обучали молодых рыцарей, где-то снаряжали отряды и отправляли их в Храм; селентинские гарнизоны укрепляли своим присутствием города варваров, но главное происходило здесь. Мы трое служили острием меча, направленного Королевской Республикой.

– Вставайте, молодые люди! Вы уверены, что море и Луна победили, что теперь весь мир будет смотреть сам на себя синими глазами. Но все только начинается. Все только начинается! Начинается самое интересное… Мир больше, чем многие думали. И ваша земля, от дварров до Мартона, от Гриффинора до варваров, – эта земля не одна, есть еще другие земли. Утром я сказал последнее прощай великому Аргронду. Там, под сохранившейся стеной погиб быстрейший из седоков. Он был настоящий герой, и умирая, он оставил нечто. Я принес для тебя…

Грей-Дварр наклонился и поднял обломок меча. Даже не обломок, только рукоять – и все. В Храме я видел, как мечи ломались от сумасшедших ударов. Как правило, то были посредственные или вовсе тренировочные мечи. Но чтобы боевой клинок был снесен полностью, по рукоять…

– Вот он! – торжественно сказал Стратег.

Некогда на пристани города Апвэйна именно с таким выражением Лайк произнес «Вот он!», увидев «Цветок Ириса».

Я вспомнил касаток. Мне почему-то ужасно захотелось встретить хоть одну из них снова.

– Возьми, – сказал Стратег.

Он осторожно протянул древнюю, пыльную рукоять Лайку. Осколки великих битв… Я подошел поближе и разглядел маленькие непонятные буквочки там, где пальцы Стратега сняли слой пыли.

Лайк принял рукоять…

– Светлый Клинок Диайон! – возгласил Грей-Дварр.

И я увидел меч в руке Лайка. Но не тот, который он получил от бригадира-коменданта Луция, нет, тот покоился на поясе. Новый, хрустально чистый, блестящий так, словно на него одновременно падали лучи десяти солнц, на моих глазах вырос из рукояти.

Лайк положил клинок на землю. Аккуратно-аккуратно, как если бы в его руках находилось что-то очень хрупкое.

Клинок исчез. Лишь рукоять сиротливо лежала пред ногами Александра.

Он взглянул на Грей-Дварра. Грей-Дварр молчал.

Но едва пальцы Лайка вновь легли на рукоять, сияющая сталь появилась.

– Когда-то, молодой человек, я владел этим чудом, – сказал Грей-Дварр. – Теперь он твой!

Свободной рукой Лайк снял с пояса то, что Стратег назвал «грубой работой» и бросил мне. Я поймал оружие. Я понял своего спутника. Я ударил сверху, мечи должны были скреститься, и они встретились. Но как!

Вместо отпора чужого железа, который я обязан был почувствовать, вместо звона оружия – звука, сопровождающего рыцаря в его пути по миру, вместо всего этого клинок в моих руках просто рассыпался. Пусть он был не самым лучшим, пусть бы он переломался надвое, – но нет, сталь превратилась в пыль, соприкоснувшись с загадочным подарком Грей-Дварра.

– Да, когда-то Марк Селентин Александр Верховный Стратег Грей-Дварр, получивший последнее наименование за прекрасную победу, первую победу селентинцев над дваррами недалеко от полуострова, когда-то Марк Селентин со Светлым Клинком, бешеной отвагой, горячим сердцем, целиком преданным золотой Луне, и, прямо скажем, не очень умной головой, пришел сюда окончательно добить коричневых дварров, которых он тогда еще называл серыми хнумами. И вот теперь тень того Стратега, правда, тень изрядно поумневшая, идет с новым героем совершать новые подвиги.

– Новые? – глухо переспросил Лайк Александр, и то, что он произнес первое слово после многодневного молчания, поразило меня сильнее, чем длинная речь Стратега.

– Новые, – подтвердил Грей-Дварр. – Старым подвигам больше нет места.

Если мне удастся погибнуть достойно, возможно, я вернусь в мир еще раз. Рыцарей, погибших достойно, Луна обращает к новым боям. И я произведусь на свет в одном из замков, и возможно это вновь будет город, лишь недавно ставший селентинским. А может…

Луна берет на золотую службу…

Как там дальше?.. Нет…

Луна зовет на золотую службу…

Надо же, я забыл вторую строчку! Я забыл строчку из Селентина Александра!

Ночью мне приснились жрецы, молния и официант из «Горячей Пиццы». За всем этим наверняка снилось что-то еще, что-то более важное, но пицца заслонила остальное. Как ни странно, сейчас я не хотел есть.

Я хотел драться!

Но перед тем как сорвать меч с пояса – хоть ненадолго увидеть воду. Много текущей свободной воды, синей или пусть даже фиолетово-зеленой, и смотреть на нее, и видеть отражения небес, предметов, лиц, перемежаемые солнечными бликами. Вода так похожа на меня, на мои мысли… Морская, речная, льющаяся из кружки… Вода, наверное, начало всех начал, а не просто символ Селентины. Вот что приснилось мне ночью за прочими снами: все течет, цвета переливаются один в другой, молния – звук льющейся воды, мы заполняем собой землю, как чай из опрокинутой чашки заливает весь стол…

Я понял, что хочу не только драться. Мне хотелось вернуться назад и еще раз испытать то странное состояние, которое настигло меня в пещере при виде Грей-Дварра.

Вдруг Лайк и Грей-Дварр остановились.

Следующие два слова они произнесли одновременно:

– Вот он!

Замок висел над каменной пустыней. Он был вырублен в скале и не сразу даже осознавалось, что гладкий черный выступ с подобиями башен – Даркдваррон. Он готов был сорваться и улететь, оставив мир без своего безупречно-черного цвета. Но он же находился здесь всегда, с начала времен, угрожающе-неприступный, мудрый старший брат мертвого Аргронда, и становилось ясно, что если Даркдваррон когда-нибудь оторвется от скалы, освободиться из-под власти камня, то это будет предвестием конца известного людям мира.

Входа в черный замок не было. Лишь грифоны могли бросаться с его стен и парить, ведомые своими хозяевами.

Внешний вид Даркдваррона отбивал всякие мысли об осаде.

Именно такая защита называлась легендарной.

Хнумы появились внезапно. Я так и не понял, откуда они взялись. Восемь низкорослых человечков двигались к нам, издали строясь в полукруг. Еще через сто шагов полукруг превратился в кольцо. В центре кольца стояли мы трое.

Очевидно, низкорослые человечки умели драться. Но их было всего восемь. Я наблюдал за стенами нависающего замка. Я ждал. Сейчас оттуда должны вылететь серые, никогда мною не виданные крылатые чудища.

Хнумы приближались.

Грифонов не было.

Мне вспомнилось, что уже нынче грядет ночь новолуния.

Хнумы подошли совсем близко. Я вцепился в рукоять. Грей-Дварр повторил мое движение.

Даркдваррон замер.

Я не сомневался: первую восьмерку мы положим быстро. А дальше…

Грей-Дварр смотрел на Лайка. И я тоже, стараясь не броситься на хнумов, следил за ним. Мы оба ждали, когда Лайк Александр поднимет Светлый Клинок Диайон.

Лайк Александр развел руки в стороны и громко, отчетливо произнес:

– О, гордые доблестные дварры! Ради вечных гор, ради славы вершин позвольте трем изнуренным путникам войти в вашу знаменитую столицу!