Текст книги "Трагедии Севастопольской крепости"

Автор книги: Александр Широкорад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Глава 13.
ВРЕМЯ БОЛЬШИХ ПУШЕК

Исход сражения за Севастополь решила артиллерия большой и особой мощности. Как уже говорилось, к началу войны артиллерийские орудия Севастополя располагались только на береговых батареях.

К началу обороны береговая артиллерия была сведена в 4 дивизиона.

Таблица 4.

СОСТАВ БЕРЕГОВОЙ АРТИЛЛЕРИИ СЕВАСТОПОЛЯ К КОНЦУ ОКТЯБРЯ 1941 г.

Номера батареи (Калибр орудий, мм) … Количество … Характеристика орудий батарей … Место расположения батарей

1-й артиллерийский дивизион

30 (305/52) …… 4 … Башенная … Северная сторона, дер. Любимовка

35 (305/52) …… 4 … Башенная … Южная сторона, м. Херсонес

10 (203/50) …… 4 … Стационарная открытая … Южнее дер. Мамашай

54 (102/60) …… 4 … Стационарная открытая … Дер. Николаевка

2-й артиллерийский дивизион

2 (100) …… 4 … Стационарная открытая … Северная сторона

8 (45) …… 4 … Стационарная открытая … Южная сторона

3-й артиллерийский дивизион

18 (152/45) …… 4 … Стационарная открытая … М. Фиолент

19 (152/45) …… 4 … Стационарная открытая … Балаклава

Отдельная батарея

13 (120/50) …… 4 … Стационарная открытая … Южная сторона

Осенью 1941 г. с поврежденных и потопленных кораблей (в том числе с крейсера «Червона Украина») были сняты орудия и установлены на берегу.

Таблица 5.

130/55-мм ПУШКИ и 100-мм СПАРЕННЫЕ УСТАНОВКИ МИНИЗИНИ, СНЯТЫЕ С КРЕЙСЕРА «ЧЕРВОНА УКРАИНА» И УСТАНОВЛЕННЫЕ В ДЕКАБРЕ 1941 г. НА СУХОПУТНЫХ РУБЕЖАХ

№ батареи …… Калибр – Количество орудий – Место батареи

701 (111)[54]54
  В скобках даны первоначальные номера батарей.


[Закрыть] …… 130 – 2 – Малахов Курган

702 (112) …… 130 – 2 – Лагерь училища береговой обороны

703 (113) …… 130 – 2 – Английское кладбище

704 (114) …… 130 – 2 – Хутор Дергачи

705 (115) …… 130 – 2 – У поста Мекензиева городка

… …… 100 – 2 – У поста Мекензиева городка

706 (116) …… 130 – 2 – дача Максимова

2 …… 100 – 2 – Константиновский равелин

Поскольку башенные батареи № 30 и № 35 представляли собой основные узлы обороны Севастополя, о них следует рассказать поподробнее.

В феврале 1911 г. Петербургский Металлический завод представил проекты одно– и двухорудийной башенных установок. ГАУ предпочло проект двухорудийной установки, имевшей лучший критерий «эффективность/стоимость». Кроме того, двухорудийная установка по многим частям и механизмам была унифицирована с трехорудийными 305/52-мм башенными установками, изготавливавшимися Металлическим заводом для линкоров типа «Севастополь».

Две башенные установки образовывали батарею, представлявшую собой подземный городок, укрытый толстым слоем бетона, По проекту расстояние между осями башен было 53,4 м, а фактически имелось небольшое отклонение для каждой батареи. Вокруг каждой башни в виде ромба располагались погреба: два снарядных длиной 18,3 м и два зарядных длиной 17,4 м. Высота погребов составляла 3048 м, а толщина бетонного свода 2895 м. В каждом снарядном погребе размещалось 201—204 снаряда, а в зарядном погребе 402—410 полузарядов.

В подбашенном помещении была рельсовая железная дорога с ручными вагонетками, в которых боеприпасы доставлялись из погребов к заряднику. Подъем боеприпаса зарядником осуществлялся с помошью электропривода. Высота подъема за ряд и и ка 4650 мм, время подъема 5 с.

В 1913 г. ГАУ выдало Металлическому заводу заказ на 14 двухорудийных башенных установок. Первые четыре предназначались для Кронштадтской крепости (фортов Ино и Красная Горка, названных в угоду царю Николаевским и Алексеевским фортами). Следующие четыре башни изготавливались для Севастопольской крепости, две – для Усть-Двинска и четыре – для Владивостока.

В начале 1914 г. в Севастопольской крепости приступили к строительству двух батарей: № 25 в районе бухты Казачья (у мыса Херсонес) и № 26 в районе реки Бе-льбек в 1 км от моря. Расстояние между башнями на обеих батареях было 64 м. Строительство шло довольно быстро. К августу 1914 г. на позицию батареи № 25 было доставлено 2 ствола 305/52-мм пушек.

Однако к 1917 г. закончить строительство батареи не удалось. В годы войн строительство батарей, естественно, не велось, и к достройке приступили лишь в 1924 г. Батарея № 35 (бывшая № 25) вступила в строй в 1928 г., а батарея № 30 (бывшая № 26) – в 1934 г.

Чтобы дать представление читателю об объеме работ, скажу, что для постройки батареи № 25 был выкопан котлован объемом 32,5 тыс. кубометров. И это в скальном грунте! Объем бетонных работ только на одной батарее приблизительно равнялся объему работ при строительстве Днепрогэса. По расчетам, бетонный блок должен был выдерживать прямые попадания 406-мм снарядов и 1000-кг бомб.

В конце 1930-х годов в боекомплект линкоров и береговых батарей был введен фугасный дальнобойный снаряд обр. 1928 г. Существенный прирост дальности стрельбы снарядом обр. 1928 г. по сравнению со снарядами обр. 1919 г. объяснялся меньшим весом снаряда и лучшей аэродинамической формой. Если снаряд обр. 1911 г. весом 470,9 кг при начальной скорости 762 м/с имел дальность стрельбы 28,7 км, то фугасный дальнобойный снаряд обр. 1928 г. весом 314 кг при начальной скорости 950 м/с имел дальность 44 км.

Следующей по мощности батареей была № 10, расположенная на Северной стороне.

В 1925—1927 гг. в Севастополе южнее деревни Мамашай строится четырехорудийная 8/50-дюймовая (203/50-мм) открытая батарея № 10. Все стволы орудий на батарее были изготовлены в 1914 г. фирмой Виккерс 203/50-мм пушки могли стрелять четырьмя типами снарядов: фугасным обр. 1907 г. весом 112,2 кг на дальность до 18 км, фугасным обр. 1915 г. весом 112,2 кг на дальность 21 км, фугасным обр. 1913 г. весом 139,2 кг на дальность 24 км и шрапнелью весом 116,8 кг на дальность до 18,3 км. Дальность везде дана для угла возвышения 40°.

Пушки на батарее № 10 располагались на расстоянии 34 м друг от друга. Обстрел круговой. Лафет прикрыт щитом толщиной 60 мм. Железобетонные перекрытия командного пункта и склада боеприпасов имели толщину 0,4—0,65 м.

Боеприпасы подвозились к орудиям по узкоколейке, проложенной во рву на глубине 2 м. Батарея была обнесена колючей проволокой. По периметру обороны располагалось несколько дотов.

С 1 по 4 ноября 1941 г. батарея № 30 выпустила сто сорок два 12-дюймовых снаряда, а батарея № 10 – двести семьдесят шесть 10-дюймовых снарядов. По советским данным, огнем этих батарей было уничтожено 30 танков, 60 автомашин и до 650 человек пехоты противника.

5 ноября батареи № 10 и № 30 обстреливали скопления пехоты и моточастей противника в районе селения Ак-Шейх. Батарея № 10 своим огнем уничтожила немецкую батарею и в районе Качи – 5 автомашин, В 13 ч 10 мин немецкая авиация безуспешно бомбардировала батарею № 30.

8 ноября 7-я бригада и 3-й полк морской пехоты Черноморского флота безуспешно пытались выбить немцев из хутора Мекензия. Их поддерживали огнем батареи № 10, № 30 и № 35.

15 декабря в 12 ч 50 мин германская батарея, расположенная «в направлении Кача», вывела из строя две 203-мм пушки на батарее № 10. Было убито 4 человека и ранено 12.

В связи с отводом войск 4-го сектора на новый рубеж батарея № 10 была взорвана, а ее команда перешла на батарею № 30.

После войны в некоторых германских источниках, а также в среде отечественных «любителей» циркулировала информация, что немцам удалось захватить неповрежденными орудия батареи № 10 и позже ввести их в строй.

Действительно, в составе 601-го морского артиллерийского дивизиона в районе Севастополя была одна 203-мм батарея. Кстати, самая мощная из германских батарей в Крыму. Четырехорудийная батарея «Фон дер Гольц»[55]55
  Фон дер Гольц – германский генерал, активный участник интервенции в Россию в 1918 г.


[Закрыть] была построена в 1942—1943 гг. на мысе Херсонес. Однако ее четыре 203/50-мм пушки были взяты не с разрушенной батареи № 10, а с однотипной батареи № 15, расположенной у Очакова и захваченной немцами почти целой.

Теперь перейдем к действиям башенной 305-мм батареи № 30. С 1 октября по 31 декабря 1941 г. батарея выпустила по врагу 1238 снарядов. Вот, к примеру, хроника лишь одного дня (4 ноября).

В 8 ч 49 мин батарея выпустила один снаряд по кургану Таш-Оба. Тяжелое орудие уничтожено.

14 ч 34 мин – вражеская батарея замолкла.

14 ч 55 мин – уничтожены минометная батарея, два батальона пехоты, стремившиеся занять Дуванкойский опорный пункт.

16 ч 36 мин – по балке Коба-Джига выпущены 6 снарядов.

19 ч 30 мин – заградительный огонь по шоссе Симферополь – Бахчисарай и по железной дороге в районе хутора Кефели. Разбит батальон пехоты.

22 ч 00 мин – шесть фугасных снарядов по пехоте.

23 ч 04 мин – шесть шрапнелей по пехоте.

8 декабря 1941 г. приказом командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского командир батареи № 30 капитан ПА. Александер был награжден орденом Красного Знамени за срыв наступления врага на Севастополь. В приказе говорилось: «С 1 по 20 ноября артогнем батареи уничтожено: 6 батарей противника, в том числе одна трухорудийная батарея на гусеничном ходу, свыше 40 танков и бронемашин, около 50 грузовых автомашин с живой силой, один паровоз с двумя вагонами, 12 пулеметных и минометных точек, свыше 25 подвод и более 1000 человек живой силы противника. В большинстве своем цель поражается с первого выстрела. За время боевых действий батарея имеет убитыми – 4 человека, ранеными – 3 человека».

Любопытный нюанс: что это за «трехорудийная батарея на гусеничном ходу»? Вряд ли здесь идет речь о 75-мм самоходках, которые наши командиры путали с танками. Буксируемых артиллерийских орудий у немцев не было вообще, если не считать 20,3-см Н.503(r), а по-русски – трофейных советских 203-мм гаубиц Б-4. Так что батарея №30 уничтожила три Б-4, если не считать их очередными фантазиями нашего славного адмирала.

К середине января 1942 г. стволы батареи № 30 были изношены. Поскольку все 4 ствола не были лейнированы, их пришлось заменять целиком. Работы начались в обеих башнях сразу силами бригады артиллерийского ремонтного завода № 1127 Черноморского флота и бригады ленинградского завода «Большевик» (бывшего Обуховского). Замена стволов заняла 16 дней, и 10 февраля 1942 г. батарея вновь вступила в строй.

«За время с 1 февраля 1941 г. по 17 июня 1942 г. батарея уничтожила: 8 артиллерийских и 3 минометных батареи, 17 танков, 52 бронемашины, более 300 автомашин и около 1770 вражеских солдат. Была проведена 191 стрельба 1243 снарядами. 5 и 14 июня 1942 г. в результате прямых попаданий 600-мм снарядом башни были разрушены и выведены из строя»[56]56
  Историческая справка в/ч № 513S3.


[Закрыть].

По германским данным, только с 6 по 17 июня 1942 г. германская артиллерия сделала по батарее № 30 свыше 750 выстрелов из орудий среднего и крупного калибра. Кстати, немцы называли батарею № 30 «Максим Горький I», а батарею № 35 – «Максим Горький II». 17 июня пикирующие бомбардировщики Ю-87 сбросили на батарею № 30 20 бомб. Но кроме двух попаданий 60-см снарядов из самоходных мортир, все остальные снаряды и бомбы не причинили батарее даже небольших повреждений.

^{Батарея № 30 в Любимовке. Вверху: боковой разрез. Внизу: план подземных сооружений.} 

Согласно немецкому изданию «Борьба за Севастополь 1941—1942 гг.», к 17 июня «сосредоточенным артиллерийским обстрелом проволочные заграждения были прорваны, а минные поля засыпаны. Воронки, образовавшиеся в результате разрывов бомб и мин, облегчали наступление атакующих войск. Гарнизоны внешнего оборонительного пояса были большей частью уничтожены, а входившие в его состав легкие оборонительные сооружения разбиты…

На штурм батареи были назначены 213-й полк, 1-й и 2-й батальоны 132-го саперного и 1-й батальон 173-го саперного полков. Ранним утром 17 июня 1942 г. был предпринят штурм, продолжавшийся до полудня в направлении противотанкового рва, отрытого к востоку от батареи поперек водораздела. Противник оказал упорное сопротивление. Огневые точки, стрелявшие по фронту и флангам, были приведены к молчанию с помощью пехотного и артиллерийского огня. Первый и второй батальоны 132-го саперного полка атаковали фортификационные сооружения, расположенные перед батареей, а 122-й держал удар против сооружений, расположенных на южном и западном склонах возвышенности. Продвижению атакующих частей препятствовали сильный артиллерийский и минометный огонь противника из долины реки Бельбек и с расположенных к югу склонов, а также огонь снайперов и контратаки. Около 14 ч 30 мин в результате повторного нападения западный склон возвышенности был занят. Удалось занять и подход к командному пункту на восточной оконечности подземного хода.

В 14 ч 45 мин второй батальон 213-го полка начал атаку восточного склона и в 15 ч 15 мин достиг разрушенного фортификационного укрепления на отметке 400 м к востоку от первой бронированной башенной установки. Первый батальон 173-го саперного полка под защитой пехотного огня атаковал башенную установку. В 15 ч 45 мин шестеро саперов со связками ручных гранат проникли в установку и уничтожили ее гарнизон. Гарнизон второй установки яростно отстреливался сквозь отверстия, пробитые артиллерийскими снарядами в броневых листах башни. Атака саперов увенчалась успехом лишь благодаря фланговому обстрелу установки, который вели пехотные части. Противник был уничтожен ручными гранатами. В это же время наступавшая по северному склону пехота могла контролировать западный склон. В 16 ч 30 мин саперы после нескольких повторных попыток достигли сильно обороняемых главных входов, заграждаемых пулеметами. В результате всех этих действий гарнизон был заперт в блоках.

В следующие дни противник сражался внутри батареи, пуская в ход подрывные заряды, бензин и горючие масла (в башенные установки им предварительно было подвезено около 1000 кг взрывчатки и 1000 л горючих материалов). Перебежчики выдали расположение устройства батареи. В западной башенной установке 20 июня произошел взрыв, стоивший жизни трех саперов. Из-за сильных пожаров и дыма ворваться внутрь установки не представлялось возможным. Первый батальон 173-го саперного полка 22 июня был заменен третьим батальоном 22-го саперного полка. Для обороны гарнизон взорвал резервный выход; в тех же целях постоянно сжигались дымообразующие смеси и масла. Командир батареи, выползший 25 июня через водосток, на следующий день был захвачен в плен. Ударная группа 26 июня ворвалась внутрь блока и захватила еще 40 пленных. Большая часть гарнизона погибла от взрывов или задохнулась в дыму. Скопление легковоспламеняемых материалов в ходах сообщения способствовало распространению пожаров. Бронированные двери в местах взрывов были продавлены, а в других местах так деформировались от взрывной волны, что дым мог проникнуть во внутренние помещения. Железобетонные конструкции пострадали от взрывов незначительно»^{101}.

В дальнейшей судьбе командира батареи № 30 Александера много неясного. Приказом Управления кадров ВМФ № 00337 от 6 октября 1942 г. он исключен из списков начсостава ВМФ как пропавший без вести в Севастопольском оборонительном районе. После визита в 1992 г. в Севастополь германских военных историков, возглавляемых доктором H.R. Neuman, в Севастополь из Германии были присланы копии документов разведывательного отдела штаба 11-й армии и 647-й группы тайной полевой полиции, из которых следует, что командир 30-й батареи майор Георгий Александер был захвачен в плен 27 июня 1942 г. и после допроса расстрелян как партизан (в документе дословно сказано: «…был захвачен в штатской одежде, имея при себе оружие, и хотел прорваться к партизанам»). Дата и место расстрела в документах не указаны, но, судя по датам составления документов, не позднее 26 июля того же года.

Недавно мне в руки попал уникальный документ – «Справка из Центрального Военно-морского архива», подписанная 19 марта 1999 г. начальником архива капитаном 1 ранга С. Тарасовым. Там приведена ксерокопия допроса краснофлотца Шаринова. Последний служил на батарее № 30, затем попал в плен, бежал и 5 сентября 1943 г. был допрошен начальником 6-го отдела ОКОС Черноморского флота подполковником Деркачевым. Прошу извинения у читателя за излишние подробности, но когда речь идет о персоналиях, лучше давать побольше ссылок, чтобы не иметь потом неприятностей от обиженных лиц.

Шаринов показал: «10 июня, приблизительно в 9 часов утра, когда была прервана телефонная и радиосвязь, противник количеством до трех рот ворвался на командный пункт батареи и занял нашу высоту после ожесточенного боя. Но сам КП, то есть боевая и радиорубка, взяты не были. Противник начал взрывать двери КП, но это не дало никаких результатов.

Часов около 12 я и командир батареи майор Александер спустились в центральный пост нашей батареи, который находился на 40 м ниже КП. В это время противник подложил фугас под боевую рубку и взорвал ее. Во время взрыва погибли: помощник командира батареи капитан Окунев. начальник связи младший воентехник т. Пузин и два краснофлотца.

Но и после взрыва противник побоялся войти в боевую рубку. Командир, комиссар батареи старший политрук Соловьев и я направились на батарею. Майор приказал мне во что бы то ни стало восстановить связь с КП дивизиона при помощи радистов 57-го артиллерийского полка, которым командовал подполковник Филимонович. Связь была восстановлена, но только односторонняя, то есть нам были слышны все рации Севастополя, а нас никто не слыхал. Это не дало никаких результатов. В это время батарея была окружена противником, который уже подбирался к брустверу. Командир батареи вышел в боевое отделение 1-й башни и уцелевшим одним орудием и последними тремя фугасными снарядами уничтожил три тяжелых танка противника. На бруствере в это время занимала позиции по обороне суши рота командира 1-й башни старшего лейтенанта Теличко (куда делась эта рота со своим командиром, нам по сей день неизвестно). Факт то, что противник ворвался на бруствер и начал взрывать башни. От первых же взрывов погибло около 15 человек личного состава.

После этого последовал приказ командира батареи всем оставшимся прорваться из окружения и идти на Севастополь, но из этого ничего не вышло, потому что противник блокировал двери, на которых установил пулеметы, автоматчиков, несколько противотанковых пушек и два прожектора.

Несколько раз личный состав во главе с командиром батареи пытались вырваться с массива, но это не дало никаких результатов. Тогда комиссар т. Соловьев собрал политсостав батареи и после короткого совещания весь политсостав (за исключением секретаря партбюро, который был оставлен комиссаром батареи) во главе с комиссаром выскочили с массива. Приблизительно через полчаса к нам приполз обратно комиссар, который был ранен двумя разрывными пулями. (Судьба остального политсостава, который пытался прорваться с комиссаром, неизвестна, есть предположение, что они все погибли.) После всех этих попыток командир батареи собрал в коридоре массива весь личный состав и сказал: «Осталось одно – умереть, но не сдаваться противнику». Весь личный состав ответил одним словом: «Умрем!»

Командир отдал приказание взорвать батарею, но было уже поздно. Противник во время взрывов башен повредил кабели, и поэтому взорвать батарею было невозможно. Все это время противник продолжал рвать башни. После каждого взрыва гибло 15—20 человек, ждали очередного взрыва, знали, что еще будут гибнуть люди, каждый ждал своей очереди, но сдаваться не пошел ни один человек. Умирали, но не сдавались, а командир батареи, я и лейтенант Шорохов продолжали искать пути спасения для личного состава. И вот после четырех дней пребывания в таком положении командир части решил прорваться с оставшимся личным составом (приблизительно 45 человек команды, краснофлотцев и 5 человек женщин) в центральный пост, который находился в 800 м от батареи и на который можно было пройти по потерне. После моей разведки, во время которой было установлено, что противника в центральном посту нет, мы с оставшимся личным составом начали пробираться в центральный пост. Когда мы спустились к потерне, противник пустил газ СО, от которого погибло 22 человека. Итак, нас осталось 23 человека: командир батареи, я, лейтенант Шорохов, командир 2-й башни, который был ранен, 4 девушки, секретарь партбюро военврач 3 ранга и 14 краснофлотцев. Мы были в очень тяжелом положении, продуктов нет, воды нет, свежего воздуха также нет. (Я уже упоминал, что центральный пост находился под землей на 40 м.) Но все же духом не падали, искали выход из создавшегося положения, в этом нам помогла большевистская настойчивость. Я и замполит Туляев решили разобрать вентиляционную трубку и попытать счастья выйти через нее. Разобрать мы ее разобрали, но противник услыхал и пустил туда горючую смесь. От этого воздух у нас стал еще сгущеннее, и дышать стало еще тяжелее. Это было 15 июня. После этой попытки и последовавшей за ней неудачи мы не пали духом, а продолжали поиски.

И вот 16-го июня, вечером, я и лейтенант Шорохов во время осмотра потерны решили рыть туннель с потерны в сторону караульного помещения. Предложили командиру батареи, он дал свое согласие. Распределили людей натри смены и начали рыть. (При помощи штыков с самозарядных винтовок.) Работали круглыми сутками, не переставая. Я и секретарь партбюро посменно охраняли подступы к этой туннели. Приходилось по 12 часов в сутки сидеть на цементном полу в потерне, в которой была вода, доходившая до 15 см. И вот в одну из моих смен фрицы, рассчитывая на то, что они отравили всех оставшихся газами СО, решили пройти с батареи на командный пост по потерне. Эта прогулка им стоила 15 человек убитыми.

После этого они предложили мне сдаться, в ответ я дал несколько очередей из автомата. Тогда немцы предупредили, что взорвут потерну. И вот через 1,5 часа в смену секретаря партбюро немцы выполнили свое обещание и взорвали потерну. От того взрыва погибли: 1) секретарь партбюро; 2) военврач 3 ранга и замполит Туляев.

Я и командир батареи получили сильные ушибы, но остались живы. Остальной личный состав работал в туннеле. Это было 25-го июня. К этому числу уже было прорыто около 70 м туннели. После взрыва командир части послал меня проверить состояние личного состава, который рыл туннель. Оказывается, силой взрыва было выброшено оставшиеся 2 м земли. На 10-е сутки мы увидели дневной свет. Личный состав, который рыл туннель, уцелел весь. И вот оставшиеся 20 чел. были распределены на группы по 5 чел., и ночью мы вышли на чистый воздух.

Майор, я, лейтенант Шорохов и еще 2 краснофлотца, забрав оружие, решили пробираться в лес, потому что в Севастополь не было никакой возможности пройти. Мы пробирались только ночами, ползти приходилось почти все время, по-пластунски, за 4 суток мы проползли в тылу противника около 15 км.

Осталось каких-нибудь 2 км до лесу, когда мы были замечены и схвачены целой оравой немцев. Нас разоблачили и начали допрашивать. Но эти допросы ни к чему не привели. Выведать у нас они ничего не сумели. Мы знали, что нас должны расстрелять, но смерть нам была не страшна. После допроса командир части предложили мне, а также сам рассказал немцам, за что мы должны погибнуть. И вот на протяжении 2-х часов мы им рассказывали, сколько, где и как мы своей частью истребили. После этого мы ждали расстрела. Ночью подошла машина, забрала сначала двоих – командира части и лейтенанта Шорохова. А днем мы, оставшиеся трое, удрали с поля из-под немецкого охранения, и вот я снова нахожусь среди своих товарищей».

О гибели 35-й башенной батареи будет рассказано позже. А пока я перейду к армейским орудиям Севастопольского оборонительного района. Самыми мощными армейскими буксируемыми орудиями были 152-мм гаубицы-пушки обр. 1937 г. (МЛ-20). К 15 ноября 1941 г. в составе СОРа имелось 16 МЛ-20, причем 8 из них принадлежали 724-й и 725-й подвижным береговым батареям.

Кроме них в составе СОРа к 15 ноября 1941 г. из артиллерии среднего калибра (то есть свыше 100 мм) имелось тринадцать 155-мм французских гаубиц, четыре 152-мм гаубицы, тридцать шесть 122-мм гаубиц и двадцать четыре 107-мм пушки обр. 1910/30 г.

Откуда в Севастополе взялись тринадцать 155-мм гаубиц, в официальных документах ничего не говорится. Видимо, это 155/15– мм/клб гаубицы обр. 1917/38 г., созданные в 1917 г. фирмой Шнейдер и позже модернизированные поляками. Гаубицы стреляли снарядами весом 40 кг и 43,5 кг, максимальная дальность составляла 11,2 км. К 1 ноября 1939 г. в польской артиллерии имелась 341 такая гаубица. Часть из них была захвачена Красной Армией. И вот 13 гаубиц продолжили войну под Севастополем.

Советская реактивная артиллерия под Севастополем почти не применялась. Единственное исключение представлял 3-й гвардейский дивизион 8-го гвардейского полка РВГК, доставленный в Севастополь 31 декабря 1941 г. на транспорте «Чапаев». В составе дивизиона было 12 пусковых установок 82-мм снарядов М-8. Сразу по прибытии дивизион был направлен в район деревни Дергачи.

Попробую оценить артиллерийское вооружение СОРа к 15 ноября 1941 г. чисто формально. Как уже говорилось, всего имелось шестнадцать 152-мм гаубиц-пушек МЛ-20 и семнадцать гаубиц калибра 152—155 мм, тридцать шесть 122-мм гаубиц и двадцать четыре 107-мм пушки.

Для сравнения, корпусный артиллерийский полк (3-го типа) перед войной имел по штату двадцать четыре гаубицы-пушки МЛ-20 и двадцать четыре 122-мм и 107-мм пушки. По штату к 1941 г. в составе обычной стрелковой дивизии было положено иметь двенадцать 152-мм гаубиц, а также сорок 122-мм гаубиц.

Таким образом, вся артиллерия Севастополя (без стационарных береговых батарей) по своей мощи в полтора-два раза уступала мощи одной стрелковой дивизии, усиленной одним корпусным артиллерийским полком.

В ходе обороны Севастополя морем было доставлено некоторое количество 45-мм и 76-мм орудий, но орудия среднего калибра почему-то в Севастополь не поступали.

Особенно был слаб навесной огонь севастопольских орудий. Многочисленные мортиры и гаубицы немцев были упрятаны в лощинах и оврагах, а наши мощные береговые пушки были способны поразить любую цель на море на расстоянии 30 и более километров, но ничего не могли сделать с мортирой на дистанции 5—6 км.

Рельеф местности спас Ленинград, позволив морской (корабельной, железнодорожной и береговой) артиллерии расстреливать на дистанции до 40 км любую цель. А под Севастополем рельеф местности существенно уменьшал роль береговой и корабельной артиллерии.

Возникает вопрос, а что. у нас к 22 июня 1941 г. не было тяжелых гаубиц и мортир? Были и немало! Новых 203-мм гаубиц Б-4 было 849 штук, 280-мм мортир обр. 1914/15 г. было 25, а новых обр. 1939 г. – 47. Я уж не говорю об английских гаубицах Виккерса, которых имелось 152-мм – 92, 203-мм – аж 50 и 234-мм – 3,

В первые недели войны нужды у Красной Армии в тяжелых гаубицах и мортирах не было, и их срочно отправили в тыл. До зимы 1941 г. было потеряно лишь 75 гаубиц Б-4, да и то не столько от огневого воздействия противника, сколько из-за халатности личного состава и отсутствия тягачей (их попросту бросали). Но за тот же период от промышленности было получено 105 гаубиц Б-4, и их общее число в Красной Армии возросло до 879.

С 203-мм гаубичными снарядами ситуация была просто превосходная. К 22 июня 1941 г. имелось 395 тыс. таких снарядов. В 1941 г. было утрачено 66 тыс. снарядов, а получено от промышленности 166 тыс. снарядов.

Весной 1942 г. нужды в артиллерии большой и особой мощности не было ни на одном фронте, кроме Севастополя.

В Закавказском военном округе к началу войны имелось 56 гаубиц Б-4, и 95 гаубиц находилось на Дальнем Востоке. Неужели хоть оттуда их нельзя было взять под Севастополь? Но, увы, не только 203-мм гаубицы, но и даже 152-мм гаубицы в Севастополь так и не были отправлены.

В конце концов, если армейское командование берегло свои орудия большой мощности для будущих боев, то почему нельзя было отправить под Севастополь старые системы, изготовленные до 1917 г.? Благо в позиционной войне все сойдет. В частности, на складах к началу войны имелось: девяносто две 152-мм гаубицы Виккерса, пятьдесят 203-мм английских гаубиц марки VI, двадцать пять 180-мм мортир обр. 1914/15 г. фирмы Шнейдер и т. д.

Командование армии и флота не только не снабдило Севастополь орудиями среднего и крупного калибра, но и оставило СОР без боеприпасов. Одним из решающих факторов падения Севастополя стал снарядный голод. «В ходе июньских боев 1942 г. наличное количество боеприпасов в частях быстро уменьшалось, а в последние дни обороны боеприпасы почти совсем отсутствовали. Так, если к началу третьего штурма в артиллерии войск, оборонявших Севастополь, имелось к 152-мм гаубицам-пушкам 4,2 боекомплекта боеприпасов, к 152-мм гаубицам – 7,1 боекомплекта, то к 17 июня на каждую 152-мм гаубицу-пушку оставалось по 28 снарядов, а на каждую 152-мм гаубицу – по 11 снарядов, то есть от 0,2 до 0,5 боекомплекта. Вообще в середине июня после ожесточенных оборонительных боев в Севастополе оставалось в среднем не более 10—12 снарядов на каждое орудие, а подвоз снарядов в Севастополь в последующие дни не превышал в среднем 8—10 снарядов на каждое орудие на день боя»^{102}.

Большинство морских и армейских орудий Севастополя замолчало не от воздействия противника, а от отсутствия боеприпасов. Наши генералы и адмиралы оправдывались, мол, немцы мешали подвозу боеприпасов в Севастополь. Так кто мешал доставить достаточное количество боеприпасов в Севастополь до 15 мая?

Почему остались без боеприпасов 305-мм башенные батареи в Севастополе? Ведь перед войной на кораблях, береговых батареях и складах имелось 305/52-мм снарядов: 9670 фугасных, 4108 бронебойных, 1440 дальнобойных обр. 1928 г. и 441 шрапнель. В ходе войны от промышленности поступило 305/52-мм снарядов: в 1941 г. – 1020 шт., в 1942 г. – 1674 шт., а всего до конца войны – 6186 шт. Итого имелось и было произведено 21 845 снарядов, а всего за войну израсходовано только 4511 снарядов, то есть 20,6%! Таким образом, снаряды были, но кто-то не отпускал их фронту.

К началу войны большинство боеприпасов Черноморского флота находилось на складах в Севастополе. И это было вполне разумно – главная база флота располагала достаточным числом подземных хранилищ боеприпасов. Так, еще перед войной флоту были предоставлены огромные хранилища в инкерманских штольнях, недоступных для действия авиабомб. К августу 1941 г. весь боезапас главной базы Черноморского флота был укрыт в подземных хранилищах[57]57
  Здесь и далее история с боеприпасами Черноморского флота взята из совсекретного отчета «Итоги работы артотдела за два года Отечественной войны». Гриф снят директивой ГШ ВС РФ от 20.10.1992 г.


[Закрыть].

В середине октября руководство Черноморского флота (увы, не удалось точно установить, кто был инициатором) решило эвакуировать боеприпасы из Севастополя в Поти и Батуми. Далее, чтобы избежать обвинения в очернительстве, процитирую «Итоги работы артотдела за два года Отечественной войны»: