Текст книги "Матильда Кшесинская. Русская Мата Хари"

Автор книги: Александр Широкорад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7. Расставание

Рассказывая о перипетиях брачных хлопот цесаревича Николая, я опять забежал вперед. А пока он возвратился из Германии полный впечатлений о встречах с любимой Аликс. И… «По возвращении в Петербург наследник престола снова стал бывать у меня, – пишет Кшесинская. – Он казался очень веселым и довольным. Я чувствовала, что его влечет ко мне и что он нисколько не переживает по поводу неудавшейся помолвки, а, наоборот, очень рад этому. Я была безгранично счастлива, что он снова вернулся ко мне».

Увы, тут мы не имеем оснований сомневаться в словах Матильды. Николай писал нежные письма Алисе, возвращаясь со свиданий с Кшесинской.

Репетиции спектаклей летнего сезона в Красном Селе проходили в Театральном училище, и Матильда с Юлией ездили из имения в город, иногда оставаясь на пару дней в родительской городской квартире. Едва войдя в квартиру, Матильда бросалась к почте и всегда находила там письмо от Николая. Прислуга на лето оставалась в городе, и поэтому сестры могли свободно бывать в квартире и даже приглашать туда гостей. У них бывали барон Цедделер, гусары князь Голицын и Котляревский, Володя Свечин, которого Матильда знала еще студентом-юристом, а теперь он служил в Преображенском полку вместе с цесаревичем, которого очень любил, и старался во всем ему подражать. «Он носил точно такую же бородку, ездил в кабриолете с рослым кучером, забрасывал за спину башлык и даже старался держать руки скрещенными спереди, как это делал наследник престола. Он был действительно похож на него и страшно радовался, когда ему по ошибке оказывали почести. Летом Володя Свечин жил в Сергиеве, около Стрельны, где у него была собственная дача. Время от времени он давал прекрасные обеды и приглашал нас с сестрой, которой очень симпатизировал», – вспоминает Матильда.

В дни спектаклей артисты приезжали в Красное Село по Балтийской железной дороге и встречались за завтраком в ресторане напротив театра.

В этот сезон Матильде, наконец, выделили прекрасную уборную на первом этаже. Два ее окна выходили на императорский подъезд. Матильда, чтобы сделать уборную элегантной и уютной, заказала мебель из светлого дерева и красивые обои. Из мебели в уборной была кушетка, туалетный столик и стулья. Там всегда стояли живые цветы.

Великий князь Владимир Александрович любил бывать на репетициях. «Он приходил ко мне в уборную, – пишет Кшесинская, – чтобы просто поболтать. Я ему нравилась, и он шутливо сетовал, что слишком стар. Он подарил мне свою фотографию с надписью: «Будь здорова, душечка». До конца своих дней он оставался мне верным другом.

Тем летом наследник престола стал часто наведываться на репетиции. Я знала, в котором часу он придет, и всегда ждала у окна, откуда могла увидеть его еще издали, когда он только появлялся на дорожке парка, ведущей из дворца в театр.

Он ловко спрыгивал с коня и шел прямо в мою уборную, где оставался до начала репетиции. Здесь он чувствовал себя свободно, как дома, и мы могли без помех разговаривать наедине.

Во время репетиции наследник престола сидел в царской ложе между колоннами, которая находилась на одном уровне со сценой. Он требовал, чтобы я садилась на край ложи, опираясь ногами на сцену. Когда репетировали другие артисты, мы могли спокойно разговаривать. Обычно он оставался до окончания репетиции, а потом ехал во дворец обедать».

Вечером, когда приближалось время приезда императора и императрицы, все артисты становились у окон, из которых был виден царский поезд. При появлении кареты, запряженной тройкой лошадей, с казаком на козлах, все кланялись. Император отвечал на приветствие, подносил руку к козырьку фуражки, а царица одаривала артистов своей чарующей улыбкой. Вслед за ними ехала карета наследника престола. На всех трех этажах здания были открыты окна, и все стояли возле них до тех пор, пока император с женой и сыном не входили в театр.

Во время антрактов в уборную к Кшесинской приходили не только младшие великие князья, но и старшие – Владимир Александрович и Алексей Александрович, а также брат императрицы датский принц Христиан – будущий король и великий герцог Мекленбург-Шверинский, муж великой княгини Анастасии Михайловны. «Это был исключительно приятный человек, с которым мы очень подружились, – вспоминает Матильда. – Многие навещали меня в артистической, особенно во время последнего антракта, перед началом балета. Потом все шли на сцену, где собирались артисты балета, уже одетые в костюмы для дивертисмента.

Однажды мы договорились с наследником престола, что после спектакля он поедет во дворец на ужин к императору, а потом в своем экипаже вернется ко мне в театр, и мы отправимся к барону Цедделеру, который жил в своем павильоне в Преображенском полку. Туда же должна была приехать и моя сестра. Мы с наследником престола условились, что я буду ждать в парке рядом с театром. В театре уже погасили свет, и в парке было темно и пусто. Идти туда одна я побоялась. Чтобы чувствовать себя более уверенно, я взяла с собой театрального контролера. Вскоре послышался звон колокольчиков резвой тройки и показались огни экипажа, а через минуту и сам наследник престола уже был у театра. Ночь была чудесной, и мы решили прокатиться перед ужином по Красному Селу. Мы пронеслись вихрем по безлюдным улицам, а затем отправились на ужин. Барон Цедделер жил в одном павильоне со своим сослуживцем по полку Шлиттером, который в тот вечер оказался без дамы. Сестра была увлечена Цедделером, а я – наследником престола. Шлиттеру не за кем было поухаживать, и он в шутку называл себя пятым колесом в телеге. Ужин прошел очень весело. Наследник престола просидел с нами до утра и не хотел возвращаться домой. Это был чудесный и незабываемый вечер!

Последнее представление, как всегда, закончилось великолепным галопом. Однако тоска сжимала мне горло, а на глаза наворачивались слезы при мысли о том, что после окончания летнего сезона мы с наследником престола уже не сможем так свободно встречаться.

После маневров он уехал с государем императором в Данию, и я стала получать от него трогательные и нежные письма.

Нас все сильнее тянуло друг к другу, и я стала подумывать о том, чтобы подыскать себе подходящее отдельное жилье. О дальнейших встречах у моих родных не могло быть и речи. Правда, наследник престола со свойственной ему деликатностью не говорил об этом напрямик, но я чувствовала, что наши желания совпадают».

Роман цесаревича и Матильды давно уже стал секретом полишинеля. В столичном высшем свете он вызвал настоящую волну разговоров, сплетен и пересудов. Хозяйка известного салона генеральша Александра Богданович поспешила занести в дневник самую пикантную петербургскую новость: «Она [Кшесинская] не красивая, не грациозная, но миловидная, очень живая, вертлявая… Цесаревич говорил этой «Мале», что упросил царя два года не жениться. Она всем и каждому хвалится своими отношениями с ним». Издатель влиятельной газеты «Новое время» Алексей Суворин грубовато-откровенно фиксировал в феврале 1893 года: «Наследник посещает Кшесинскую и… ее. Она живет у родителей, которые устраняются и притворяются, что ничего не знают».

Из дневника министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа, запись от 4 апреля 1894 года: «Начальник полиции Валь жалуется на трудности, возникающие у полицейских при ночных посещениях балерины наследником-цесаревичем. Великий князь предпочитает возвращаться от нее пешком и инкогнито. Заметив, что за ним ведется наблюдение во время таких прогулок, он пожаловался генералу Валю; тот попробовал оправдать принимаемые меры, доказывая, что они имеют целью заботу о безопасности, а не слежку; в ответ наследник-цесаревич будто бы заявил: “Если я еще раз замечу кого-нибудь из этих наблюдателей, то я ему морду разобью – знайте это”»[14]14
  Ламздорф В.Н. Дневник 1894-1896. М.: Международные отношения, 1991. С. 53-54.


[Закрыть].

Знали обо всем и родители Матильды. Сохранились довольно противоречивые сведения об их реакции. Одни утверждают, что Феликс Кшесинский вступил в тайные переговоры с министерством двора, получил что просил, после чего стал на все смотреть сквозь пальцы. Другие исключают подобный вариант. Любопытно, что главным аргументом последних служит логическое доказательство: «Не вяжется, главное, с сомнительной сделкой личность Феликса Ивановича – не такой это был человек, не той закваски: голову бы скорее на плаху положил гордый поляк, чем согласился торговать – вообразить невозможно – честью дочери! Хотя бы с самим Господом Богом»[15]15
  Седов Г. Матильда Кшесинская и Николай Романов. М.: Текст, 2006. С. 59.


[Закрыть].

Пардон, а что, семейство Мнишеков или аристократическое окружение Марии Валевской не состояли из гордых ляхов?

Ну а в мемуарах Кшесинской проблема решена чинно-благородно: «Вот только как сказать об этом родителям? Я знала, что причиню им боль, когда сообщу о своем намерении покинуть отчий дом, и меня это очень огорчало. Ведь мы так любили друг друга, и я всегда чувствовала их заботу и поддержку. Я надеялась, что мать как женщина поймет меня, и даже была в этом уверена. Как оказалось, я не ошиблась. Но как сказать обо всем отцу? Он был человеком строгих принципов, и я знала, что мое решение станет для него ударом, принимая во внимание обстоятельства, при которых я покидала родной дом. Я понимала, что поступаю с родителями жестоко и что делать так не следует, но… Но я безумно любила Ники и думала только о нем, о моем счастье, пускай и кратковременном.

Даже сейчас при воспоминании о том вечере, когда я решилась пойти к отцу, я словно переживаю все заново. Отец сидел в своем кабинете за письменным столом. Я подошла к двери, но так и не смогла войти. Не знаю, сколько бы еще я так простояла, но меня выручила сестра. Она вошла в кабинет и все рассказала отцу. Он всегда был человеком сдержанным, но я видела его боль и страдания. Он внимательно меня выслушал и только спросил, отдаю ли я себе отчет в том, что никогда не смогу выйти замуж за наследника престола и что скоро нам неизбежно придется расстаться.

Я ответила, что все прекрасно понимаю, но люблю Ники всем сердцем и не желаю думать о том, что ждет меня впереди, а просто хочу познать счастье, пусть и недолгое, раз уж такова моя судьба.

Отец согласился, но с условием, что сестра будет жить со мной. Это решение далось ему с большим трудом. Мне было больно сознавать, что я поступаю с ним так жестоко, и немного грустно при мысли о том, что вскоре придется покинуть родное гнездо».

Матильда сняла себе небольшой двухэтажный особнячок по адресу: Английский проспект, дом 18. Дом был построен великим князем Константином Николаевичем для балерины Кузнецовой, но когда роман закончился, великий князь продал его Римскому-Корсакову.

Помещения в особняке были хорошо расположены, имелся вместительный погреб. За домом был большой сад, где находились хозяйственные постройки. Сад граничил с парком дворца великого князя Алексея Александровича.

Переехав, Матильда переделала только спальню на втором этаже, все остальное оставив прежним. Электричества тогда еще не было, и дом освещался десятками керосиновых ламп разных форм и размеров.

Вновь предоставлю слово Кшесинской: «В доме все было готово к визитам наследника престола. Правда, я еще не наняла кухарку, и обеды и ужины приходилось приносить из ближайших ресторанов. Однако это нисколько не омрачало нашего радостного настроения.

Я решила отпраздновать новоселье, ознаменовавшее начало самостоятельной жизни, и по этому случаю все гости явились с подарками. Наследник престола подарил мне восемь золотых рюмок для водки, украшенных драгоценными камнями.

В этом доме я провела много счастливых дней. Ники всегда приходил вечером к ужину, так как днем он был очень занят. Иногда вместе с ним приезжали его молодые дяди, великие князья Георгий, Александр и Сергей, – те самые «Михайловичи». Бывал у меня и граф Андрей Шувалов с балериной Верой Легат, на которой он впоследствии женился, а также тенор Мариинской оперы Николай Фигнер, которого очень любил наследник престола.

Послу ужина «Михайловичи» обычно пели грузинские песни, а мы играли в баккара, делая небольшие ставки. Всем было очень весело.

После новоселья наследник престола подарил мне свою фотографию с надписью: «Моей дорогой пани». Так он меня называл.

Я всегда знала, когда приедет наследник престола, и ждала, стоя у окна. Еще издали я слышала стук копыт его великолепного скакуна, и когда он замолкал, это означало, что конь, как вкопанный, остановился прямо у подъезда».

В доме Кшесинской цесаревич чувствовал себя свободно, забывая на время о всех придворных условностях. Как-то вечером гости застали его за необычным занятием. Вооружившись какой-то корзинкой и нацепив на голову платочек, будущий «самодержец Всероссийский» увлеченно исполнял своеобразную пародию на танец Кшесинской из «Спящей красавицы», пытаясь при этом изобразить одновременно и Красную Шапочку, и Серого Волка.

Надо сказать, что ни роман с цесаревичем, ни хлопоты с домом никак не отражались на сценической деятельности балерины. В начале сезона 1892/93 годов Матильда получает главную партию в трехактном балете «Калькабрино» в постановке Мариуса Петипа. Либретто написал Модест Чайковский, а музыку – Минкус.

Ранее эту партию танцевала итальянка Карлотта Брианца, «которая неожиданно покинула нашу сцену». Так коротко и неясно Кшесинская объясняет в «Воспоминаниях» замену итальянки полькой.

Согласно договоренности с главным постановщиком балета Мариусом Петипа, Кшесинская танцевала в манере итальянки с ее динамичными чеканно-резкими движениями.

Многие ожидали провала, но Кшесинская получила овацию.

На следующий день после спектакля в «Театральной газете» появилась рецензия: «Давно ожидавшийся всеми лицами, заинтересованными в судьбах русской хореографии, дебют госпожи Кшесинской 2-й состоялся в воскресенье в балете «Калькабрино» и был полным триумфом нашей молодой и талантливой танцовщицы. Несмотря на то, что танцы, поставленные в этом балете для Карлотты Брианца, изобилуют такими трудностями, которые следует признать последним словом современной техники, юная исполнительница справилась блестящим образом со своей задачей и произвела на зрителей самое лучшее впечатление. Многочисленная публика, совершенно наполнившая залу Мариинского театра, горячо приветствовала госпожу Кшесинскую 2-ю, которая завоевала всеобщие симпатии с момента своего первого выхода. Большая сцена первого акта, трудное адажио во втором акте, наконец, все многочисленные танцы, которыми наполнен этот балет, были исполнены ею с редким апломбом, настоящим артистическим брио и тою законченностью, которой трудно было даже ожидать от артистки, так недавно покинувшей театральную школу. Этими блестящими результатами госпожа Кшесинская обязана как пройденной ею у нас образцовой школе, так и своему теперешнему учителю Чекетти. Повторим еще раз, что дебют ее можно рассматривать как событие в истории нашего балета».

Хвалебные рецензии на выступление Матильды появились и за границей, в частности в парижском журнале «Le Monde Artiste»: «Новая звезда, мадемуазель Кшесинская, дебютировавшая в качестве прима-балерины, великолепно себя зарекомендовала. Этот успех обрадовал русских, так как она является воспитанницей русской балетной школы и позаимствовала у итальянцев только элементы, необходимые для модернизации классического танца. Молодая прима-балерина обладает всеми достоинствами: очаровательной внешностью, безупречной техникой, отточенным мастерством и идеальной легкостью. Нужно лишь немного поработать над мимикой, и из нее получится настоящая артистка».

18 октября 1892 года в Мариинском театре по случаю пятидесятого представления балета «Спящая красавица» состоялось чествование Петра Ильича Чайковского. Кшесинская танцевала партию феи Кандид. Матильде поручили встретить композитора и сопровождать его на сцену.

«Когда Чайковский приехал в театр, – пишет Кшесинская, – я проводила его на сцену и во время оваций улучила момент, чтобы сбегать за кулисы и пообщаться с великими князьями и наследником престола, которые пришли ко мне. Я немного задержалась и не присутствовала на сцене во время чествования композитора и увенчания его лаврами». На Петра Ильича балерине было попросту наплевать.

4 января 1893 года Матильда танцевала в «Щелкунчике», где исполняла роль Сахарной феи вместо итальянки Дель’Эра. У нее было великолепное pa de deux. Но самым значительным для Кшесинской событием стало выступление в роли Авроры в «Спящей красавице», которое состоялось 17 января 1893 года.

В конце 1893 года Матильда исполняла главные роли в трех балетах, а в начале 1894 года – еще и в «Пахите», поставленном в 1883 году Богдановым на музыку Минкуса. Теперь на сцене была не дебютантка, а опытная танцовщица. Она вслед за Леньяни выполняла 32 фуэте, вызывая шквал оваций зрителей.

С конца 1893 года Матильда начала замечать ухаживания со стороны великого князя Сергея Михайловича, причем цесаревич относился к этому флирту весьма благосклонно. Согласно одной из версий, «на субботней вечеринке в кругу друзей, когда откупоривали уже не одну бутылку шампанского, [цесаревич] предложил неожиданную игру: гусар умыкает из родительского дома невесту (как в пушкинской «Метели»). Настоял, чтобы роль невесты исполняла она [Матильда], а в роли похитителя непременно выступил Сергей. Все почувствовали неловкость. Ни для кого не было секретом, и прежде всего для него самого, что старший из «Михайловичей», как звали в компании неразлучную тройку великих князей-братьев, страстно в нее влюблен. Смеясь, она предложила взамен себя сестру Юлию, но он заупрямился: только она и «любезный дядюшка». Игра вышла натянутая, веселье скоро исчезло, гости один за другим потянулись в гардеробную. В тот вечер он не остался у нее ночевать. Холодно поцеловал в губы и уехал»[16]16
  Седов Г. Матильда Кшесинская и Николай Романов. С. 67-68.


[Закрыть].

Доказательств этой версии нет, но, на мой взгляд, она правдоподобна. К чему лукавить – члены «картофельного клуба» не раз обменивались вкусными «картофелинами».

Увы, главным, хотя и не очень достоверным нашим источником являются мемуары Кшесинской, и нам придется вновь обратиться к ним: «12 января 1894 года было объявлено о помолвке великой княгини Ксении Александровны с великим князем Александром Михайловичем. Этого события все давно ждали. Государь император и императрица способствовали их союзу. Мы отпраздновали это событие у меня дома. Приехали наследник престола и барон Цедделер. Мы пили шампанское прямо на полу, в спальне у моей сестры.

Потом состоялась другая помолвка, которую я уже не отмечала, так как она мне не принесла ничего кроме горя и разочарования.

7 апреля 1894 года было объявлено о помолвке наследника престола с Алисой, принцессой Гессен-Дармштадтской. Я давно знала, что рано или поздно это должно произойти, но все же горе мое было беспредельным…

После возвращения из Кобурга и помолвки наследник престола попросил меня о прощальном свидании. Мы условились встретиться на Волконском шоссе, у стоявшего на обочине сарая с сеном.

Я приехала из города в своем экипаже, а он – верхом, прямо с полигона. И, как всегда бывает в таких случаях, когда нужно очень многое сказать друг другу, к горлу подступил комок, и мы говорили совсем не то, что хотели. Очень многое так и осталось невысказанным. Да и о чем можно вести речь на прощание, если знаешь, что уже ничего нельзя изменить…

Когда Ники уехал на полигон, я еще долго стояла у сарая и смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. А он все оглядывался и оглядывался… Я не плакала, но сердце мое разрывалось от горя, и по мере того, как он удалялся, на душе у меня становилось все тяжелее.

Я вернулась в город, в свой пустой и осиротевший дом. Мне казалось, что жизнь кончилась и впереди не будет ничего, кроме боли и горечи».

Если верить уже упомянутому дневнику Ламздорфа, то: «Кшесинская получила 100 тысяч рублей и дом в качестве окончательного расчета за отношения с августейшим любовником. Ну и ну!»[17]17
  Ламздорф В.Н. Дневник 1894-1896. С. 57.


[Закрыть]

Однако горе никак не сказалось на блестящих выступлениях балерины. 28 июля 1894 года по случаю свадьбы великой княгини Ксении Александровны с великим князем Александром Михайловичем в дворцовом театре в Петергофе состоялся гала-концерт, для которого Мариус Петипа подготовил одноактный балет «Пробуждение Флоры», где Матильда исполняла главную партию.

После свадьбы молодые отправились в Ропшинский дворец – туда, где в 1762 году скончался от «геморроидальных колик» свергнутый император Петр III. А вечером следующего дня Сандро и Ксения уже мчались в специальном поезде на юг. Через 72 часа пути новая хозяйка въехала в имение Михайловичей Ай-Тодор.

21 сентября 1894 года в 10 часов утра к перрону Севастопольского вокзала подошел царский поезд. Грянуло громкое «ура» почетного караула 49-го Брестского полка, и Александр III нетвердым шагом вышел из вагона. За ним появились Мария Федоровна, цесаревич, великий князь Георгий Михайлович и греческий королевич Николай Георгиевич. Не задерживаясь в городе, высочайшие путешественники проследовали на пароход «Орел». В 11 часов утра «Орел» вышел в море. Через час прошли мыс Херсонес, и началась сильная качка. Тем не менее в 14 часов «Орел» пришвартовался к ялтинскому молу.

У самого трапа императора встречали Ксения и Сандро. Александр III и Мария Федоровна поселились в Большом Ливадийском дворце, а веселая компания – Ники-цесаревич, Ники-королевич и Гоги Михайлович – устроились рядом, в Малом дворце.

Уже на следующий день к завтраку в Ливадию заявились молодожены. Четверо юных плейбоев вместе с Ксенией отправились верхом на любимый цесаревичем plage. Слово «пляж» еще не вошло в обиход, и Николай в дневнике пишет его по-английски. С пляжа компания вернулась в 4 часа дня. Ксения и Сандро покинули Ливадию лишь поздно вечером.

Цесаревич целыми днями проводил время в обществе сестры и дяди-шурина.

Запись из дневника Николая от 24 сентября: «Завтракали одни по обыкновению с Ксенией и Сандро только. Поехали верхом за Папа и Мама на Эриклик, откуда спустились на ферму и пили молоко, кофе и ели простоквашу. Все напоминало прежние счастливые годы! Писал и получил два слезных письма от моей дорогой Аликс, по поводу отмены моего приезда к ней!»

25 сентября: «День был такой же как вчера. В 11 ч. пошли к обедне: Папа слушал ее, как в прошлом году в кабинете Анпапа [то есть дедушки, Александра II. – А.Ш.].

За завтраком играла стрелковая музыка. Смотрели на спуск почтовых голубей, которые полетели в Севастополь. В 2 часа поехали верхом в Айтодор, куда Папа и Мама приехали раньше. Смешно было осматривать апартаменты Ксении в новом доме, в котором она как хозяйка принимала нас и поила чаем! Она и Сандро выглядят такими счастливыми, что большего и желать нельзя! Душа радуется глядя на них обоих! Но при виде их счастья невольно думаешь о своем – о том, напр., что могло бы быть, если б я тоже женился летом? Были дома в 5 ч.».

27 сентября: «Утром пили кофе, вместо прогулки дрались с Ники каштанами, сначала перед домом, а кончили на крыше. В 2 часа отправились верхом к водопаду; влезали выше второй площадки. Опоздали к чаю. Сандро и Ксения обедали у себя – провели вечер без них!»

28 сентября: «День был хороший, ветер стихал, хотя пароходы в море здорово качало. После завтрака отправились верхом за Папа и Мама, Ксенией и Сандро в Массандру. Управляющий Шелухин угостил нас земляникой и персиками, орехами и каштанами. Получил два письма от милой дорогой Аликс».

29 сентября: «Утро было ясное, но к полудню небо затянуло тучами, хотя было совершенно тепло. Опять дрался с Ники шишками на крыше».

30 сентября: «Теплый серый день. После breakfast’a прогулялись втроем [с Сандро и Ксенией. – А.Ш.] по «горизонталке» и осмотрели внутренность Ориандской церкви. После завтрака отправились верхом на ферму и по большой дороге в Айтодор, через кот. спустились к маяку. Тут Сандро производит раскопки; с их приезда после свадьбы найдено 60 греческих монет».

1 октября: «День стоял чудный. В 11 1/2 Георгий и я отправились в Айтодор к завтраку у Ксении и Сандро… Шателен снимал нас в саду. Сидели у них в салоне; играли с Ксенией на фортепианах. Вернулся в Ливадию в 3 ч. Пошли к морю. Я сидел на камешках со своими невеселыми думами в голове и тоскою в сердце! Письма к сожалению не было!»

И так каждый день. Об отце цесаревич в дневнике упоминает редко и кратно: «Папа проспал более двух часов на балконе», «В 9 ч. он принял ванну» и т. д.

О текущих делах империи в дневнике – ни слова. 5 августа началась Японско-китайская война; в трехстах верстах к югу, в Турции, опять возникла нестабильность, но все это проходит мимо внимания «сущего младенца».

Царь слабел и почти не мог работать. Вместо него доклады министров читала императрица. Дошло до того, что Мария Федоровна водила рукой мужа, когда приходилось подписывать важнейшие документы. После приезда царской семьи в Ливадию империей управляли Мария Федоровна и министры.

10 октября в Ливадию из Германии прибывает «ненаглядная Аликс». Любопытно, что Александр III и Мария Федоровна не пожелали дать Алисе специальный поезд, а Ники в такую ерунду не вникал, и принцессе, к ее крайнему неудовольствию, пришлось ехать обычным пассажирским поездом.

И вот уже 12 октября веселая компания катается по Южному берегу Крыма: «Поехали вчетвером: Аликс, Ксения, Сандро и я к Учансу в коляске…»

20 октября умер Александр III. Когда Николай вошел на веранду Ливадийского дворца, Сандро в первый и последний раз увидел в его глазах слезы. Ники взял друга под руку и повел вниз в свою комнату. Там они плакали вместе, обнявшись. Николай никак не мог собраться с мыслями. Он сознавал, что стал императором, и это страшное бремя власти давило его.

– Сандро, что я буду делать! – патетически воскликнул Николай. – Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро!

Однако растерянность нового императора длилась совсем недолго. Уже через день он записал в дневнике: «Вчера вечером пришлось перенести тело дорогого Папа вниз, потому что, к сожалению, оно быстро начало разлагаться. Поэтому и утренняя и вечерняя панихиды были отслужены в малой церкви. Слава Богу, милая мама совсем спокойна и геройски переносит свое горе! Только и делал, что отписывался от туч телеграмм. Происходило брожение умов по вопросу о том, где устроить мою свадьбу; Мама, некоторые другие и я находил, что всего лучше сделать ее здесь спокойно, пока еще дорогой Папа под крышей дома; а все дяди против этого и говорят, что мне следует жениться в Питере после похорон. Это мне кажется совершенно неудобным! Днем ходили к морю – прибой был громадный. Погода потеплела и стала ясная».

Нормальному человеку может показаться чудовищным, как можно, стоя у гроба дорогого любимого отца, думать о том, как бы хорошо обвенчаться до похорон. Но тут я лично не возмущаюсь, мне жалко «сущего младенца». Представляю, как на него нажала «ненаглядная Аликс» вкупе с Сандро, Ксенией, дядюшкой Сергеем и тетушкой Эллой!