Текст книги "Русско-Турецкие войны."

Автор книги: Александр Широкорад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Александр Широкорад
Русско-Турецкие войны
1676-1918 г

X. Война 1877-1878 годов

Глава 1
Предпосылки к войне

Летом 1875 года в южной Герцеговине вспыхнуло антитурецкое восстание. Крестьяне, подавляющее большинство которых было христианами, платили огромные налоги турецкому государству. В 1874 году натуральный налог официально считался 12,5 % от собранного урожая, а с учетом злоупотреблений местной турецкой администрации он доходил до 40 %.

Ближайшим поводом к восстанию послужили притеснения христианского населения турецкими сборщиками податей, вызвавшие кровавые схватки между христианами и мусульманами. В дело вмешались оттоманские войска, но они встретили неожиданное сопротивление. Все мужское население Невесинского, Билекского и Гачковского округов вооружилось, оставило свои дома и удалилось в горы. Старики, женщины и дети, чтобы избежать поголовной резни, бежали в соседние Черногорию и Далмацию. Усилия турецких властей подавить восстание в зародыше оказались безуспешными. Из южной Герцеговины оно скоро перешло в северную, а оттуда и в Боснию, христианские жители которой частью бежали в пограничные австрийские области, а частью тоже вступили в отчаянную борьбу с мусульманами. Кровь лилась рекой в ежедневных столкновениях восставших с турецкими войсками и с местными мусульманскими жителями. С обеих сторон появилось необычайное ожесточение. Не было пощады никому, борьба шла только на смерть.

Повстанцы имели поддержку в сопредельных с восставшими областями странах, в Черногории и Сербии. Черноgoрцы не только давали приют семьям повстанцев, но и снабжали их продовольствием, оружием, порохом и другими припасами, а нередко и сами принимали участие в их стычках с турками. Сербия начала поспешно вооружаться. Из всех славянских земель, не исключая Россию, герцеговинцам и боснякам шли щедрые денежные пособия от обществ и частных лиц, сочувствовавших делу их освобождения.

В Болгарии положение христиан было еще более тяжелым, чем в Боснии и Герцеговине. В середине 60-х годов XIX века турецкое правительство поселило в Болгарии 100 тысяч «черкесов», т.е. горцев-мусульман, эмигрировавших с Кавказа. Подавляющее большинство этих «джигитов» не хотело заниматься физическим трудом, а предпочитало грабить болгарское население. Естественно, что болгары последовали за жителями Герцеговины и тоже подняли востание. Однако туркам удалось подавить его. При этом «черкесы» и башибузуки [Иррегулярная турецкая кавалерия] вырезали в Болгарии свыше 30 тысяч мирных жителей.

Таким образом, просвещенная Европа получила традиционный повод для вмешательства в Балканские дела – требовалось защитить мирное население. Разумеется, демагогическая болтовня являлась лишь дымовой завесой, прикрывающей корыстных целей. Англия стремилась установить свое господство в Египте и Константинополе, и при этом не допустить усиления России. Что касается Австро-Венгрии, то она имела в своей балканской политике программу-минимум и программу-максимум. Первая сводилась к тому, чтобы не допустить в ходе конфликта территориального расширения Сербии и Черногории. В Вене считали, что само по себе существование этих государств несет угрозу «лоскутной империи», поработившей миллионы славян. Тем более Австро-Венгрия выступала категорически против любого продвижения России к Проливам.

Программа-максимум предусматривала присоединение к Австро-Венгерской империи Боснии и Герцеговины. И конечно в Вене не отказывались от традиционной мечты – контроля за устьем Дуная. Императору Францу-Иосифу очень хотелось хоть чем-нибудь компенсировать потери, понесенные в Италии и Германии. Поэтому он с большим сочувствием прислушивался к голосу сторонников захвата Боснии и Герцеговины. Тем не менее, в Вене хорошо помнили 1859 и 1866 годы и не торопились лезть в драку, прекрасно понимая, чем может кончиться война один на один с Россией.

Франция и Германия практически не имели возможности участвовать в силовом разрешении Балканского кризиса. Франция лихорадочно перевооружалась и готовилась к реваншу. Националистическая пропаганда сделала возвращение Эльзаса и Лотарингии целью всей нации. В начале 1875 года Германия решила прекратить рост вооружений Франции и пригрозила войной. В историю эта ситуация вошли как «военная тревога 1875 года». Против намерений Германии резко выступили тогда Россия и Англия. Британский премьер Дизраэли [Бениамин Дизраэли (1805-1882), граф Биконсфилд, лорд Хьюгенден, крещеный еврей, глава консервативной партии.] был чрезвычайно обеспокоен возможностью захвата Бельгии, выхода Германии к берегам Ла-Манша и перспективой нового разгрома Франции, поскольку английская дипломатия строилась на соперничестве в Европе нескольких континентальных держав. Английская политика ввиду этого всегда стремилась к поддержанию «европейского равновесия» и к предотвращению гегемонии того или иного государства в Европе.

Подобно тому, как Англия в свое время боролась вместе с Россией против Наполеона, так и теперь Дизраэли выступил против Бисмарка рука об руку с русским правительством. «Бисмарк – это поистине новый Бонапарт, он должен быть обуздан», – заявил Дизраэли. «Возможен союз между Россией и нами для данной конкретной цели», – писал он.

В 1875 году Германии пришлось отступить. Но целью германской внешней политики по-прежнему оставалось уничтожение или хотя бы существенное ограничение французской военной мощи, чтобы гарантировать неприкосновенность Эльзаса и Лотарингии. Не будем забывать, что в 1877 году Германия напоминала питона, заглотившего гораздо больше, чем он мог переварить. Германии требовалось осуществить интеграцию Пруссии и многочисленных немецких княжеств, присоединенных к ней в 1859, 1866 и 1870 годах. В таких условиях для Германии было бы безумием затевать войну на два фронта – с Россией и Францией, и канцлер Бисмарк прекрасно это понимал. Поэтому он всеми силами пытался удержать Австрию от конфликта с Россией, а Горчакову заявил, что в случае военного разгрома Австрии Германия будет вынуждена вмешаться. Через германского посла в Петербурге Швейница Бисмарк посоветовал Горчакову на случай войны с Турцией купить нейтралитет Австро-Венгрии согласием на захват ею Боснии.

Только в одном случае Бисмарк готов был пожертвовать Австро-Венгрией. В инструктивном разговоре со Швейницем перед его отъездом в Петербург канцлер заявил, что согласен активно поддержать Россию в том случае, если она гарантирует Германии обладание Эльзасом и Лотарингией. В интимной беседе с одним из приближенных Бисмарк еще откровеннее сформулировал свои замыслы: «При нынешних восточных осложнениях единственной выгодой для нас могла бы быть русская гарантия Эльзаса. Эту комбинацию мы могли бы использовать, чтобы еще раз совершенно разгромить Францию».

Как видим, к 1877 году в Европе сложилась чрезвычайно благоприятная обстановка для активных действий России на Балканах, включая захват Константинополя. Перед российской дипломатией стояла сложная, но вполне достижимая задача, состоявшая из двух частей.

Во-первых, найти достойную компенсацию Австро-Венгрии и Германии в качестве платы за нейтралитет при захвате Россией Проливов. Австрии можно было предложить Боснию, Герцеговину, и в крайнем случае свободный выход к Эгейскому морю через Салоники. Кстати, Австро-Венгрия и так захватила Боснию и Герцеговину, а Россия получила кукиш с маслом. Маленькая Греция и так была настроена крайне агрессивно по отношению к своему большому, но больному соседу. Достаточно было пообещать ей Крит и ряд островов Эгейского моря, чтобы Турция получила второй фронт на юге, а русские корабли – базы в Эгейском море.

Германии же на определенных условиях можно было гарантировать неприкосновенность Эльзаса и Лотарингии. С одной стороны, уже в 1877 году было очевидно, что Франция никогда не смирится с потерей Эльзаса и Лотарингии и рано или поздно нападет на Германию, постаравшись втянуть в эту войну Россию. Русская гарантия на Эльзас и Лотарингию уничтожала бочку с порохом в центре Европы. Усиление же в этом случае Германии и охлаждение отношений с Францией имело ничтожное значение по сравнению с решением вековой задачи России. Захват Проливов существенно увеличивал военный и экономический потенциал России, который с лихвой компенсировал потерю столь опасного и сомнительного союзника, как Франция.

Второй же задачей русской дипломатии являлась жесткая политика в отношении Англии, вплоть до разрыва дипломатических отношений и начала войны. Но такая позиция не исключала и компенсацию Англии, например, передачу ей Кипра и Египта, которые она в конце-концов и так захватила.

Выживший из ума канцлер Горчаков и слабо разбиравшийся в политике Александр II поступили с точностью до наоборот. Они оба трепетали перед Англией и по-детски надеялись, что если будут действовать осторожно, с оглядкой на «лондонскую воспитательницу», то им удастся дорваться до сладкого. В отношении же компенсаций Австро-Венгрии и Германии Горчаков был категорически против. Старая «собака на сене» хотела обмануть и Вену и Берлин, а на самом деле привела страну к поражению.

20 июня 1876 года Сербия и Черногория, стремясь поддержать повстанцев в Боснии и Герцеговине, объявили Турции войну. Большая часть русского общества поддержала это решение. В Сербию отправились около 7 тысяч русских добровольцев. Во главе сербской армии стал герой туркестанской войны генерал Черняев. Тем не менее, в Петербурге все понимали, что одним сербам и черногорцам с турками не сладить. И действительно, 17 октября 1876 года под Дьюнишем сербская армия была наголову разбита.

3 октября в Ливадии Александр II собрал секретное совещание, на котором присутствовали цесаревич Александр, великий князь Николай Николаевич и ряд министров. На совещании решили, что наряду с продолжением дипломатических усилий с целью прекращения конфликта на Балканах надо начать подготовку к войне с Турцией. Основной целью военных действий должен стать Константинополь. Для движения к нему предполагалось мобилизовать четыре корпуса, которые перейдут Дунай возле Зимницы, двинутся к Адрианополю, а оттуда – к Константинополю по одной из двух линий: Систово – Шипка, или Рущук – Сливно. По последней в том случае, если удастся в самом начале овладеть Рущуком. Командующими действующими войсками были назначены: на Дунае – великий князь Николай Николаевич, а за Кавказом – великий князь Михаил Николаевич. Решение вопроса – быть или не быть войне – поставили в зависимость от исхода дипломатических переговоров.

Русских генералов почему-то охватило приподнятое настроение. Повсеместно передавалась фраза: «За Дунаем и четырем корпусам делать будет нечего». Поэтому вместо всеобщей была начата лишь частичная мобилизация. Как будто воевать собирались не с огромной Оттоманской империей, а с Хивинским ханством. И конце сентября последовало Высочайшее повеление о подготовке к мобилизации всех войск Одесского, Харьковского, Киевского и части войск Кавказского военных округов, а 12 октября – четырех дивизий Московского военного округа. Частичная мобилизация в ноябре 1876 года затронула 20 пехотных и 8 кавалерийских дивизий; 3 стрелковые и 2 саперные бригады, а также льготные казачьи части. Для доведения этих войск до штатного состава военного времени были призваны 225 тысяч запасных солдат, 33 тысячи льготных казаков, а по конской мобилизации поставлены 70 тысяч лошадей.

Великий князь Николай Николаевич (война 1877-1878 гг.)

Из мобилизованных войск составили шесть армейских корпусов и особый Кавказский. Корпуса эти были: VII князя Барклая де Толли-Веймарна (15-я и 36-я пехотные, 7-я кавалерийская дивизии); VIII генерала Радецкого (9-я и 14-я пехотные, 8-я кавалерийская дивизии, 4-я стрелковая бригада); IX барона Криденера (5-я и 31-я пехотные, 9-я кавалерийская дивизии); X князя Воронцова (13-я и 34-я пехотные, 10-я кавалерийская дивизии); XI князя Шаховского (11-я и 32-я пехотные, 11-я кавалерийская дивизии) – все в две пехотных и одну кавалерийскую дивизию, и XII генерала Банковского (12-я и 33-я кавалерийские дивизии). Кавказский корпус генерала Лорис-Меликова имел двойной состав (Кавказская гренадерская, 19-я, 38-я и 39-я пехотные, Кавказский кавалерийская и казачья дивизии).

VIII, IX, XI и XII корпуса образовывали Действующую армию, VII и X назначались для охраны Черноморского побережья (следствие гнетущего воспоминания о высадке союзников в Крыму). Общая численность мобилизованных войск составила около 390 тысяч человек, из них 130 тысяч были назначены в Действующую армию, 60 тысяч – на Черноморское побережье, 40 тысяч – на Кавказ. Внутри страны осталось на мирном положении еще 730 тысяч. Иными словами, мобилизовали лишь третью часть вооруженных сил России, а из этой трети опять-таки только третью часть назначили в главные силы – Действующую армию.

Между объявлением мобилизации и объявлением войны прошло свыше пяти месяцев. Корпуса Действующей армии перевезли по железным дорогам в долину Днестра и расположили на постое у местного населения, частично в Бессарабии, частично в смежных уездах Подольской и Херсонской губерний. Из-за скученности и антисанитарных условий постоя в войсках начался тиф.

В феврале 1877 года были образованы еще девять армейских корпусов (Гренадерский, I – VI, XIII и XIV). Из них в марте – апреле мобилизовали и двинули к Днепру три: IV генерала Зотова (16-я и 30-я пехотные, 4-я кавалерийская дивизии), XIII генерала Гана (1-я и 35-я пехотные, 13-я кавалерийская дивизии) и XIV генерала Циммермана (17-я и 18-я пехотные дивизии). Сверх того три дивизии (20-я, 21-я и 41-я) были мобилизованы на Кавказе. Таким образом, к моменту объявления войны для действий против Турции удалось мобилизовать 530 тысяч человек – около половины вооруженных сил России: 25 пехотных и 9 кавалерийских дивизий. Оставшиеся 23 пехотные и 8 кавалерийских дивизий пока оставались на мирном положении. В казачьих войсках отмобилизовали свыше двух третей всех частей и выставили (помимо четвертых полков кавалерийских дивизий) еще 4 казачьих дивизии и 4 отдельные бригады.

Турция к апрелю 1877 года смогла довести свою армию до 450 тысяч человек регулярных войск и 100 тысяч – иррегулярных. Из них на Балканах находились 300 тысяч человек.

19 марта 1877 года представители шести ведущих европейских держав подписали в Лондоне протокол, обязывавщий Турцию заключить мир с Черногорией (Сербия уже вынуждена была заключить мир на условиях «status quo»), распустить иррегулярное ополчение, провести реформы. Но Турция отказалась принять Лондонский протокол, высокомерно потребовав демобилизации русской армии и невмешательства России во «внутренние дел» Оттоманской империи. Черногория возобновила военные действия. Разрыв России с Турцией стал неизбежен. В предвидении его Турция потребовала от вассального ей Румынского княжества совместного участия в войне с Россией. Однако Румыния предпочла стать на сторону более сильного из двух вероятных противников.

Русский план войны с Турцией в 1877 году

4 апреля между представители русского и румынского командования заключили конвенцию о пропуске русских войск на территорию княжества, пользовании румынскими железными дорогами и устройстве в районе Бухареста главной базы действующей русской армии. Румынская армия (начавшая мобилизацию 6 апреля) должна была сосредоточиться у Калафата, защищая Малую Валахию и прикрывая правый фланг русского стратегического развертывания на Дунае. 12 апреля 1877 года последовал Высочайший манифест о войне с Турцией.

Глава 2
Ошибка «железного канцлера»

Мирный договор, подписанный в Париже в марте 1856 года, был позорным для России. Самым унизительным среди всех его пунктов являлся тот, который ликвидировал русский флот на Черном море. Формально – на бумаге – все выглядело благопристойно: России и Турции следовало отныне соблюдать одинаковые ограничения. Обоим государствам предписывалось ограничить свои военно-морские силы на Черном море шестью судами водоизмещением до 800 тонн и четырьмя судами водоизмещением до 200 тонн. Однако для турок эти ограничения являлись пустой формальностью, ведь договор не распространял их на Средиземное море. В случае необходимости весь турецкий флот за двое суток мог проследовать оттуда в Черное море. А вот Россия фактически лишилась флота, созданного с таким трудом.

Несмотря на этот факт, следует заметить, что отечественные публицисты в 50-60-х годы XIX века и позднейшие историки необоснованно возвели позорные статьи Парижского договора в ранг национальной катастрофы. Вспомним: канцлер А.М. Горчаков (1798-1883), автор «Циркулярной депеши» от 19 октября 1870 года, в которой Россия сообщила всем странам о своем отказе от ограничений Парижского мира, стал почти сказочным героем. В 70-ые годы XIX века ему посвящал стихи Ф.И. Тютчев, в 70-ые годы XX века В.С. Пикуль посвятил ему книгу «Битва железных канцлеров».

Парижский договор 1856 г. действительно был оскорбительным для России – по своему духу. Но вот что касается установленных им ограничений, то они существовали скорее в мозгах российских руководителей, чем в реальности. Например, в 1854-55 гг. русские моряки сами затопили корабли Черноморского флота. Обидно, да! Однако тем самым они сэкономили казне миллионы рублей. Сравним их судьбу с судьбой полностью сохранившихся судов Балтийского флота. После появления в 1855-59 гг. бронированных судов они потеряли всякое боевое значение. Тем не менее, большинство балтийских парусников было исключено из состава флота лишь в 1863 году. А некоторые из них оснастили паровыми машинами, и они еще 10-15 лет коптили небо, не представляя уже никакой ценности для войны. Так, винтовые линейные корабли «Цесаревич», «Николай I» и «Синоп» исключили из состава флота только в 1874 году, а «Ретвизан» – в 1880 году! Увы, никто из отечественных морских историков до сих пор не задумался над тем, с какой целью столько времени держали в строю эти деревянные «корыта».

Возвращаясь к Парижскому договору отметим, что его статьи были сравнительно мягки, в отдельных случаях расплывчаты. Не было предусмотрено никакого контроля на местах за его исполнением. Достаточно сравнить этот договор с Версальским договором 1919 года. Последний запрещал Германии иметь танки, авиацию, зенитную и тяжелую артиллерию, подводные лодки и т.п. Водоизмещение надводных кораблей он ограничил 10 тысячами тонн, калибр их орудий 280 мм. По всей Германии колесили контрольные комиссии Англии и Франции, бдительно следившие за соблюдением статей договора. Тем не менее, немцы ухитрились, используя различные приемы, создать лучшие в мире танки, самолеты, подводные лодки, зенитную и тяжелую артиллерию. На 1935 год, когда Гитлер денонсировал ограничения Версальского договора, Германия уже обладала первоклассной армией. Кстати, уложившись в указанное договором водоизмещение, немцы построили так называемые «карманные линкоры», вооруженные 280-мм орудиями. Они обладали огромной дальностью плавания и превосходили по своей мощи любой тяжелый крейсер любого иностранного флота.

А вот Александр II и его министры самым скрупулезным образом выполняли все без исключения статьи Парижского мира, даже несмотря на их нарушение Турцией. Ни царь, ни хваленый дипломат Горчаков не понимали в полном объеме того, что всего за два-три года ситуация в Европе кардинально изменилась. Император Наполеон III страстно желал территориальных приобретений в Европе и нуждался поэтому в союзе с Российской империей. В Европе произошла серия войн. В 1859 году Франция и Сардинское королевство воевали с Австрийской империей. В 1866 году Пруссия и Италия тоже воевали с Австрией. В 1867 году Франция осуществила интервенцию в Италию и ввела свои войска в Папскую область. Назревал серьезный конфликт между Францией и Пруссией за господство над мелкими германскими государствами. Вдобавок Австрия стремилась восстановить там свое влияние, в значительной степени утерянное из-за поражений в 1859 и 1866 годах.

Для России сложилась наиболее благоприятная международная обстановка со времен наполеоновских войн. Но Александр II и Горчаков, вместо того, чтобы использовать противоречия между европейскими государствами и возродить Черноморский флот на принципиально новой технической основе (т.е. паровой броненосный вместо парусного деревянного), стали вымаливать у Наполеона III согласия на денонсацию статей Парижского мира. Французский император то обнадеживал царя, то отмалчивался. Он считал договор ставкой в большой политической игре. Но не более того. Ни Наполеон, ни дважды побитая Австрия никогда не пошли бы на войну из-за нарушения статей Парижского мира. Для начала следовало заложить в Николаеве шесть разрешенных договором корветов. Но из-за «ошибок» кораблестроителей их водоизмещение оказалось бы не 800 тонн, а 5000 тонн, и в бронированных казематах стояли бы новейшие стальные пушки Александровского завода. На верхней палубе этих «корветов» можно было установить ложный рангоут, тогда с дистанции в несколько верст они вполне сошли бы за легкие парусно-паровые суда. Кстати, прусский канцлер Бисмарк в дружеской беседе как-то сказал Горчакову, что вместо громких стенаний об отмене статей Парижского договора лучше потихоньку строить флот.

Да что там броненосцы, русское правительство не делало даже того, что договор не запрещал. Например, железные дороги на юге России строились очень медленно. Железная дорога Москва – Лозовая – Севастополь вошла в строй лишь в 1875 году, да и то до 1880 года ее пропускная способность оставалась низкой. А ведь именно по железной дороге можно было за 4-5 суток перебросить с Балтики в Севастополь и Одессу тяжелые береговые и корабельные орудия, мины заграждения, минные катера, а главное – сухопутные войска.

Никто не мешал русским адмиралам создать на Черном море вместо РОПИТа [РОПИТ – «Российское общество пароходства и торговли»] или в дополнение к нему псевдокоммерческую судоходную компанию, с двумя-тремя десятками пароходов водоизмещением 2000-3000 тонн и скоростью хода в 14-15 узлов. Их палуба и ватерлиния могла иметь легкую броню толщиной в дюйм-полтора, кроме того, частичную защиту осуществляли бы расположенные возле бортов угольные отсеки, как это уже делалось в других странах. Такие пароходы имели бы крепления под орудийные станки, зарезервированные места для артиллерийских погребов и механизмов подачи боекомплекта, и т.п. В мирное время эти пароходы возили бы грузы из Одессы и Таганрога в порты Средиземноморья, а их пушки, станки и снаряды хранились бы на складах. В день «X» численность экипажей довели бы до штатной, установили орудия. И всего через какие-то две-три недели в море вышли бы 20 или 30 крейсеров со 152-мм или даже 203-мм орудиями. Такие крейсера не годились для сражения с британским линейным флотом, но они смело могли бы вести бой с любым турецким броненосцем в 1877-78 гг.

Хуже всего то, что англичане блестяще выиграли психологическую войну. В 1855 году Малахов курган взяли французы, и в целом Крымскую войну выиграли именно французы. Без Франции англичане никогда не посмели бы высадиться в Крыму. Однако им удалось внушить Александру II и К-, что войну выиграли именно англичане, и на десятки лет запугать царя и его министров угрозой британской морской мощи. В результате Россия затратила огромные средства на защиту Санкт-Петербурга с моря.

Кронштадт стал самой мощной в мире береговой крепостью. Был построен удивительный флот из броненосных батарейных кораблей и башенных мониторов, способных плавать лишь в «маркизовой луже» [В память о морском министре Александра I, маркизе де Траверсе] между Петербургом и Кронштадтом. Впрочем, они только для того и предназначались. Имелся даже план, согласно которому плавбатареи и мониторы привязывались к тем или иным береговым батареям, то есть роль этой броненосной эскадры сводилась лишь к усилению береговой обороны.

Между тем, с учетом мелководья восточной части Финского залива и дальнобойности тогдашней артиллерии, не превышавшей 5-6 верст, британский флот не мог представлять серьезной опасности для Петербурга. Другое дело – многотысячный десант. Однако с большим десантом на борtу транспортных судов было бы просто глупо лезть под прицел фортов Кронштадта или Свеаборга. Его наверняка высаживали бы в Ревеле или Риге. Таким образом, исход борьбы за Петербург всегда решали исключительно сухопутные силы. И если бы армии вторжения удалось разбить русские войска, то противник просто обошел бы неприступный Кронштадт и все его мониторы по берегу.

Если бы средства, затраченные на строительство многочисленных броненосцев Финского залива, потратили бы на юге для обзаведения там казематными броненосцами и небронированными крейсерами «открытого моря», то исход войны 1877-78 годов был бы совсем иным.