Текст книги "Петербургский рубеж"

Автор книги: Александр Михайловский

Соавторы: Александр Харников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ваше императорское величество, – сказала Нина Викторовна, – вам досталось очень тяжелое наследство. Отставание в промышленном развитии, крестьянский вопрос, когда самое многочисленное сословие империи страдает от малоземелья и голода. Чиновничий аппарат погряз в мздоимстве и казнокрадстве. Словом, нерешенных проблем в государстве множество, и их необходимо срочно решать. Один человек не может взвалить на себя всю тяжесть управления таким огромным государством, как Россия.

– Вы считаете, что Российская империя должна обзавестись парламентом по европейскому образцу? – быстро спросил монарх.

– Нет, – я покачал головой. – Сословно-представительский орган России, конечно же, не помешал бы. Но он понадобится ей лишь тогда, когда государственная власть твердо будет держать в руках бразды правления. В наше же время парламент, или что-то ему подобное, станет рассадником смуты и местом, где ведется борьба с существующей властью…

Николай кивнул головой, а я тем временем продолжил:

– Вы видели в фильме, как в трудную для вас минуту вас предадут близкие вам люди. Ваш кузен, великий князь Кирилл Владимирович, который, как вы помните, год назад дал вам слово, что не пойдет против вашей воли и не женится на своей двоюродной сестре Виктории-Мелите… – Николай машинально кивнул, а потом, сообразив, с изумлением посмотрел на меня – такие подробности из жизни семейства Романовых знали немногие. – Так вот, – продолжил я, – ваш кузен через год нарушит данное вам слово и тайком, без вашего ведома и согласия, обвенчается с Викторией-Мелитой в маленькой православной церкви неподалеку от Мюнхена. Тем самым он нарушит не только ваш запрет, но и законы церковные, запрещающие браки между двоюродными братьями и сестрами. За что его потом изгонят из России, исключат со службы и лишат великокняжеского содержания. Государь, вы его великодушно простите, за что он отплатит вам черной неблагодарностью – первого марта 1917 года, еще до того, как вы подпишите отречение от престола, он приведет свой Гвардейский экипаж к Таврическому дворцу и заявит о верности новой власти.

А потом, уже после революции, оказавшись в эмиграции во Франции, Кирилл Владимирович в августе 1924 года провозгласит себя императором Всероссийским Кириллом Первым. Правда, ваш дядя, великий князь Николай Николаевич, так отзовется о новом «императоре»: «Кирюха есть всего-навсего предводитель банды пьяниц и дураков».

Император, услышав это сочное выражение своего дядюшки, старого кавалериста, улыбнулся. Потом он нахмурился и о чем-то задумался. Я понял, что Кириллу в этой истории уже ничего не светит. Такое Николай никому не простит.

– Господа, я понимаю, что даже среди царской фамилии есть недостойные люди, – сказал Николай. – Но где же, где же были верные слуги Отечества, которые должны были сделать всё, чтобы наша держава устояла под напором внешних и внутренних врагов?

– Ваше императорское величество, – сказала Нина Викторовна, – смею вам напомнить, что за ваше отречение выступили все командующие фронтами и флотами. Лишь двое из полных генералов попробовали уговорить вас не оставлять престол. Печально, что оба они не были русскими. Это командующий Гвардейским кавалерийским корпусом генерал Гусейн Хан Нахичеванский и командующий третьим конным корпусом генерал граф Федор Келлер.

Не последнюю роль во всем случившемся сыграло неблаговидное поведение некоторых членов императорской фамилии, высших чиновников и богатейших людей России. В нашем времени мы называли таких олигархами… Жажда прибылей и власти заставляла этих людей совершать преступления, граничащие с государственной изменой. Революция потом не пощадила и их. Многие из «хозяев жизни» лишились не только своего состояния, но и жизни.

– Да, только в такие трагические минуты можно узнать, кто верный слуга Отечества, а кто нет, – задумчиво сказал Николай, глядя в окно. – Господа, как же узнать, на кого можно положиться, кто не изменит Родине и присяге в трудную минуту?

– Государь, – сказал я, – прежде всего надо отделить зерна от плевел. Нужно избавиться от тех, кому доверять нельзя. В вашем распоряжении будут все знания о том, что происходило в нашем прошлом. Ну а потом, когда мусор отсеется, следует из тех, кто не запятнал себя изменой и сотрудничеством с врагами государства, выбрать достойных людей и дать им возможность проявить себя. При этом не нужно обращать внимания на происхождение и знатность. Ваш предок, император Петр Великий находил себе сподвижников не только в боярских теремах, но и в мужицких избах.

– Да, господа, – сказал Николай, – я сегодня узнал столько, сколько не узнавал за многие годы моей жизни. Я полагаю, что эта встреча у нас с вами не последняя. Думаю, что в самое ближайшее время я буду рад увидеть вас в Зимнем дворце. Пока же я бы хотел, чтобы вы поделились некоторыми своими знаниями о нашем будущем с теми, кто стоит на страже безопасности государства и трона: с министром внутренних дел Вячеславом Константиновичем Плеве и вашим знакомым – генералом Евгением Никифоровичем Ширинкиным. Я думаю, что им будет о чем поговорить с вами, господа. А теперь я вынужден покинуть вас.

С этими словами Николай кивнул нам и вышел из столовой. Мы с Ниной Викторовной переглянулись. Кажется, первый контакт с высшей властью Российской империи прошел удачно.

Ну, а завтра к нам наверняка нагрянут представители, как бы в будущем их назвали, силовых структур государства. С ними можно будет говорить напрямую – по своему опыту знаю, что во всех странах во все времена представители органов – люди деловые и в меру циничные.

28 (15) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, УТРО.

ЖЕЛТОЕ МОРЕ.

СКР «СМЕТЛИВЫЙ».

Великий князь Александр Михайлович.

За двое суток, несмотря на наш неспешный ход, мы дошли до пролива между островами Росс и Корейским берегом. Погода стала почти нормальная, ветер успокоился до умеренного. По крайней мере не штормило. «Сметливый» легко режет невысокую волну, качка почти не чувствуется. Эскадра под флагом адмирала Алексеева идет в точку рандеву с эскадрой контр-адмирала Ларионова. Густой дым из труб застилает горизонт. Дымят все: и броненосцы, и крейсера 2-го ранга, и канонерки. К нашему счастью, мы идем немного впереди и с наветренной стороны от извергающих дым кораблей. Скорей бы наш флот перешел на нефть и турбины! Я вспомнил броненосец «Ростислав», которым командовал на Черном море несколько лет назад. Половина котлов на нем работала на мазуте. Правда, устройство для распыления жидкого топлива всё время капризничало, и скептики поговаривали, что уголь в качестве топлива всё же лучше.

Находясь второй день на «Сметливом», я не перестаю удивляться этому кораблю. Вот сейчас я стою у второй дымовой трубы. Она втрое шире, чем у наших крейсеров, но и втрое короче. Этой трубе не нужно создавать тягу в топке, на всех кораблях эскадры из будущего применяется принудительный наддув. Труба отчетливо вибрирует, а если поднять голову, то видно марево раскаленного воздуха, вырывающегося из нее наружу. Эта машина дымит, а точнее парит, только когда не прогрета или проворачивается на малых оборотах. В крейсерском режиме она практически бездымна, за что японцы и прозвали эти корабли «морскими демонами». Из-за серой окраски вражеские сигнальщики замечают их лишь тогда, когда «корабли-демоны» открывают огонь. И тогда, как выражается капитан 2-го ранга Гостев, можно тушить свет.

Стою на полуюте и смотрю, как ниже меня на кормовой палубе происходит действо, завораживающее, подобно своего рода армейскому балету. Это поручик морской пехоты Никитин занимается гимнастикой со своими орлами. Рядом со мной, держась нежными руками за леера, за развертывающимся зрелищем наблюдают обе наши дамы. Ирина, как и положено компаньонке, всюду сопровождает Ольгу. Глаза у девушек блестят. Да, ни одна армейская гимнастика не способна произвести более сильное впечатление на нежные женские сердца, как эта.

Ольга откровенно влюблена, и почти не скрывает этого. Поручик же, напротив, ровен, выдержан и все силы отдает службе. Хотя видно, что Ольга ему тоже нравится. Но, очевидно, его несколько смущает происхождение Ольги и ее более чем двусмысленное семейное положение. Но поживем – увидим, всё у нас впереди. События скачут, как лошади на ипподроме, и трудно даже предположить – как и что будет дальше.

А пока, как я понимаю – специально для прекрасных дам, исполняется «смертельный» цирковой номер – ломание толстых досок руками и головой. Я проверял: в отличие от китайского цирка, тут всё без обмана, доски самые натуральные, не подпиленные и не гнилые. Цирк в разгаре – доски ломаются, девицы попискивают от удовольствия и страха – всё в порядке вещей.

А вот нашему Михаилу сейчас нелегко. Столкнувшись случайно со мной вчера вечером, он признался, что чувствует только две вещи – невероятную усталость и дикий голод. И это при том, что одной выдаваемой морским солдатам на обед порцией можно накормить до несварения желудка двух благовоспитанных аристократов. В частном порядке я переговорил с поручиком и корабельным доктором. Ведь все-таки Михаил пока еще наследник и младший брат царя, и потому его здоровье нам не безразлично. В ответ я получил заверения, что подобная картина вполне нормальна для новичка, и подобное будет продолжаться еще месяц-полтора. Потом молодой организм втянется – ведь Михаилу всего двадцать пять, – и он будет воспринимать как должное то, что сегодня считает невозможным. Будем надеяться, что если даже Михаилу и не бывать императором, то хороший командующий сухопутной армией из него получится. Человеку в его статусе должность командира Дикой дивизии жмет в плечах.

Но самое интересное бывает вечером, когда после ужина у солдат и матросов наступает свободное время. Тогда отец Иоанн приходит в один из матросских кубриков. Нет, проповедью это назвать нельзя, скорее беседой по душам. Народу тогда туда набивается до упора, поговорить с отцом Иоанном приходят и корабельные офицеры. Вчера, например, зашел сам командир «Сметливого».

Об Иоанне Кронштадтском у наших потомков осталась удивительно светлая и добрая память. Он тоже отзывается о своих собеседниках из будущего очень тепло. После первой такой вечерней беседы он сказал мне:

– Нет в них зла. Души чистые, но обожженные и закаленные в пламени адском. Козлищ нет, одни агнцы.

Тогда я спросил его:

– Отче, эти ужасные воины, по-вашему, агнцы? Или я что-то не понимаю в этой жизни?

Отец Иоанн вздохнул.

– Есть притча, в которой говорится о волках в овечьей шкуре. Здесь же наоборот – агнцы вынуждены стать волками, иначе в их страшном мире не прожить. Но в душе они остались теми же агнцами, не за чужим идут – свое защищают. Слабых не пожирают, но привечают. Силу черпают не в злобе, но в добре. Теперь понятно, почему агнцы? Не зря Господь избрал их для этого труда, ой, не зря. Осталось в них Слово Божье о том, что поступать надо по совести…

Я кивнул, признавая правоту отца Иоанна, а он добавил, завершая свою мысль:

– Воистину, сын мой, если мы ничего не изменим в нашем грешном мире, то аду на земле быть.

А я вдруг подумал, что не только этих юношей избрал Господь для свершения великих дел, но и всех нас. Меня, Ники, Михаила, Ольгу, отца Иоанна, адмирала Алексеева. Каждый, кто помогает отвести Россию от края пропасти, будет благ. Иные же, вроде господина Витте и некоторых моих собратьев великих князей, будут прокляты на веки вечные, ибо только их жажда власти и непомерная алчность ввергли в тот раз Россию в пучину бед и страданий.

А вчера с превеликим удивлением среди слушателей отца Иоанна я узрел Михаила. Нельзя сказать, чтобы Мишкин был атеистом – в Бога он верил. Но поскольку был изрядным шалопаем и повесой, вера эта была какой-то поверхностной. А сейчас вдруг простые слова начали проникать ему в душу. Я остановился за комингсом, чтобы послушать разговор. Беседа шла о Библии, точнее о Ветхом Завете, и в частности – о Книге Бытия. И тут я впервые понял, что значит всеобщее образование. Простые солдаты и матросы из будущего оказались как бы не лучше образованы, чем мы с Михаилом. Хорошо, что я оставил Карла Ивановича с наместником на «Ангаре». Я человек широких взглядов и, надеюсь, способен правильно оценить увиденное и услышанное, а вот для Карла Ивановича всё происходящее здесь было бы крушением основ.

Больше всего меня поразил вопрос одного матроса:

– А разве умаляет величие Господне тот факт, что сотворенная им Вселенная не помещается в тесном ящике и не плавает на трех китах, а настолько огромна, что у человека просто не хватает воображения осознать ее истинные размеры? Разве то, что процесс творения не завершился в шесть дней, а длится уже миллиарды лет, с учетом громадья сотворенного, как-то унижает Творца и делает его менее значительным? Разве всё это как-то влияет на ценность вечных истин и таких воистину священных слов, как отец, мать, брат, сестра, друг, товарищ? Разве не сказал Христос своим ученикам: «Господь дал иудеям закон, так как они непослушны, а вам, братья и сестры, он дарует свою любовь».

И знаете, отец Иоанн не нашел что ответить, да и наверное, не нужно отвечать на такие слова. Может быть, когда-нибудь, если вместо ада на земле нам удастся построить рай, ну, не совсем рай, но где будет не стыдно жить и все будут друг другу, как братья и сестры…

Пока же до этого далеко. Мы лишь в начале пути, и многое еще надо сделать, многому научиться. Но, Господи, позволь мне до конца жизни пронести в себе это высокое чувство сопричастности к этому миру. Сейчас всё зависит от нас. Завтра, около полудня, мы встретимся с эскадрой контр-адмирала Ларионова, и в моей жизни наступит новый, очередной этап.

28 (15) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, УТРО.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.

ДВОРЕЦ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА, НАБЕРЕЖНАЯ РЕКИ МОЙКИ, 106.

Капитан Александр Васильевич Тамбовцев.

Утро выдалось доброе, солнечное. Во дворе лежали пушистые сугробы, деревья были засыпаны снегом, величественная арка Новой Голландии, расположенная напротив дворца великого князя Александра Михайловича, серебрилась инеем. И лишь фигуры часовых, время от времени обходящие периметр дворца, напоминали, что мы находимся «на осадном положении». Об этом, кстати, говорили и камеры видеонаблюдения, зафиксировавшие какие-то подозрительные фигуры на набережной Мойки. Впрочем, это могли быть и агенты полиции, которые следили за нашей безопасностью.

После завтрака к нам опять нагрянули гости. В этот раз приехали два самых влиятельных силовика империи. Первый – генерал Евгений Никифорович Ширинкин, в представлении не нуждался. А вот второй – Вячеслав Константинович фон Плеве, с нами еще не был знаком. Точнее, знаком, но заочно. С действительным тайным советником – чином 2-го класса Табели о рангах, министром внутренних дел и шефом жандармов я встретился впервые. Я знал, что на него уже готовит покушение боевая организация эсеров. И 15 июля 1904 года у Варшавского вокзала террорист Егор Сазонов брошенной бомбой вдребезги разнесет карету фон Плеве. Сам министр будет разорван взрывом на куски. Кстати, покушение планировалось изначально на 18 марта, но по разным причинам несколько попыток убить фон Плеве оказались неудачными.

Я с жалостью посмотрел на 58-летнего (мой ровесник – мелькнуло в голове) статного сановника с благородными залысинами и седыми усами. Заметив мой взгляд, фон Плеве насторожился и что-то шепнул на ухо генералу Ширинкину.

– Уважаемый Вячеслав Константинович, – сказал Ширинкин, – здесь находятся люди, которым доверяет сам государь. Вспомните, зачем мы здесь. Кстати, Александр Васильевич, – обратился ко мне Евгений Никифорович, – у меня для вас записка.

Ширинкин протянул мне конвертик с вензелем Николая II. В нем лежал лист бумаги, на котором рукою императора было написано следующее:

«Господа!

Я помню о нашей вчерашней встрече. Податели этой записки, генерал Ширинкин Евгений Никифорович и министр внутренних дел фон Плеве Вячеслав Константинович, пользуются у меня полным доверием, и я бы хотел, чтобы вы поделились с ними информацией, которая поможет им успешней бороться с врагами нашей державы.

Николай».

Всё ясно. Сейчас начнется «обмен опытом». Впрочем, опыта у наших гостей и так предостаточно. Вот только они не знают многого, что знаем только мы.

– Евгений Никифорович, – сказал я, – готов оказать любую посильную помощь и буду бесконечно рад, если мы будем для вас полезны. С чего начнем?

– Господин Тамбовцев, – первым заговорил фон Плеве, – прежде всего нас интересуют террористы, которое в последнее время оживились и, по нашим данным, готовят ряд убийств высших сановников государства.

– Именно так, господин фон Плеве, – ответил я, – и номер один в их списке – вы. Первое покушение на вас должно произойти не далее как через три недели.

Услышав мои слова, Вячеслав Константинович побледнел. Но, надо отдать ему должное, он быстро собрался и сразу взял быка за рога.

– Господин Тамбовцев, какой партии будут террористы и кто ими руководит? – спросил он. – И почему мои подчиненные остаются в неведении о готовящемся теракте?

– Уважаемый Вячеслав Константинович, начну по порядку. Покушение на вас готовит БО – Боевая организация партии социалистов-революционеров. Лично руководит БО некто Евно Фишелевич Азеф. Помимо руководителя БО он является платным агентом Департамента полиции. По картотеке Департамента он проходит под псевдонимом Раскин. После того как в 1903 году вышел в отставку курировавший его жандармский полковник Зубатов, Азеф решил перейти к открытому террору и начать с вас, господин министр. Смертный приговор вам вынесли за то, что вы якобы инспирировали еврейский погром в Кишиневе в 1903 году. На самом деле заказчиком вашего убийства в наше время считается господин Витте, с которым вы, Вячеслав Константинович, находитесь в весьма неприязненных отношениях.

– Вот, значит, как, – задумчиво произнес фон Плеве, – глава террористов и агент полиции в одном лице. Продолжайте, Александр Васильевич, я вас внимательно слушаю…

– Следующими в списке приговоренных БО идут московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, нынешний тамбовский губернатор и будущий санкт-петербургский градоначальник генерал Владимир Федорович фон дер Лауниц, нынешний прокурор Петербургского военно-окружного суда и будущий главный военный прокурор Российской империи Владимир Петрович Павлов. Все они будут убиты эсеровскими террористами, руководимыми агентом Департамента полиции Раскиным. Кстати, за его работу ему выплачивают немалое жалованье – 1500 рублей, столько, сколько платят министру.

– То, что вы говорите – ужасно! – воскликнул потрясенный фон Плеве. – Как же такое могло произойти?!

– Да, это ужасно, но самое ужасное заключается в том, что руку этого убийцы направляли высокопоставленные чины из Департамента полиции, руководимого Алексеем Александровичем Лопухиным. Своими реформами господин Лопухин фактически развалил структуру Департамента, из-за его «опоры на молодежь» ушли в отставку многие опытные сотрудники. К тому же Лопухин – и вы это прекрасно знаете, Вячеслав Константинович – всегда был завзятым либералом. А либерализм можно проявлять где-нибудь в закрытом клубе, но только не в таком учреждении, как Департамент полиции.

– Вы правы, Александр Васильевич, – с горечью подтвердил фон Плеве. – Не раз я одергивал господина Лопухина, услышав от него очередные прекраснодушные рассуждения, но как мы видим, на него мои замечания не действовали.

– Как позднее заявит один из политических деятелей России: «Что это – глупость или измена?» Я лично склоняюсь к последнему. Примечательный факт: накануне убийства великого князя Сергея Александровича господину Лопухину было прямо указано усилить охрану дяди царя, но он проигнорировал это указание. Кончилось всё тем, что после отставки господин Лопухин начал сотрудничать с теми же эсерами и разоблачил несколько агентов Департамента полиции, в том числе и Азефа-Раскина. За что был в 1909 году осужден на пять лет каторги.

– Да, Александр Васильевич! – воскликнул фон Плеве. – Вы меня просто ошарашили! Кто бы мог подумать – глава Департамента полиции якшается с террористами… Я полагаю, что вы нам поможете окончательно избавиться от предателей в нашем министерстве?

– Вячеслав Константинович, – продолжил я, – неладное творится и в Отдельном корпусе жандармов. И в Охранном отделении Департамента полиции тоже не всё благополучно. Словом, структуры, в чью обязанность входит охрана безопасности Российской империи, явно проигрывают в схватке с террористами всех мастей. Сейчас террор только начинается. Но когда он наберет обороты… – я достал приготовленную справку и зачитал ее своим гостям: – За три неполных года террора было убито 33 губернатора, генерал-губернатора и вице-губернатора; 16 градоначальников, начальников охранных отделений, полицмейстеров, прокуроров, помощников прокуроров, начальников сыскных отделений; 24 начальника тюрем, тюремных управлений, околоточных и тюремных надзирателей; 26 приставов, исправников и их помощников; 7 генералов и адмиралов; 15 полковников; 68 присяжных поверенных; 26 агентов охранного отделения. А сколько простого люда было убито – один Господь знает…

– Господа, – я внимательно посмотрел на моих собеседников, – перед Россией во весь рост встал классический вопрос, который задают сотрудникам служб госбезопасности: «Кто сторожит сторожей?» Система государственной безопасности России нуждается, во-первых, в серьезной чистке, в ходе которой из нее должны быть изгнаны все подозрительные и недобросовестные элементы, во-вторых, в реорганизации, чтобы она заработала эффективно и смогла бы противостоять натиску врагов государства.

Мы же, в свою очередь, готовы оказать вам помощь в этой работе. И информацией, и нашим опытом работы. Ведь и в нашем времени нам приходилось сталкиваться с подобными же проблемами.

Теперь должен заметить еще одну вещь. Поскольку и в корпус жандармов, и в структуры МВД проникли люди, использующие террористов в своих политических целях, то мы даже не можем арестовать тех преступников, чье местонахождение нам известно. Не можем мы и начать сбор сведений об изменниках, ибо тогда всё будет известно всем. Я бы осмелился предложить вам создать новую структуру, которая могла бы заняться вопросом борьбы с террором и очисткой органов власти от предателей всех мастей. У каждого из вас наверняка есть на примете честные и преданные государю сотрудники, а рядовые кадры можно привлечь из провинции. Также туда можно было бы снова призвать на службу и тех честных сотрудников, от которых избавился в свое господин Лопухин. Кстати, это хороший способ скрыть наши истинные намерения – не переводить сотрудников на новую службу, а сперва уволить их, а потом снова взять на работу. Наши противники будут только рады, что уходят люди, которые им мешают.

В качестве консультанта в этих вопросах могу предложить вам майора госбезопасности Мехмеда Ибрагимовича Османова. Для успеха дела необходимо, чтобы об этой службе, кроме тех, кто в ней будет работать, ну и присутствующих здесь, знал лишь государь. Ему, господа, вы и будете лично отчитываться по проделанной работе.

– Занятно, – протянул генерал Ширинкин, – новая и абсолютно тайная служба, о которой знает только государь. У меня у самого есть несколько сотрудников, с которыми, несмотря на великую душевную боль, я смогу расстаться, – он посмотрел на Плеве: – А как вы, Вячеслав Константинович?

– Я тоже так думаю, – фон Плеве пожевал губами. – Александр Васильевич, а как вы предлагаете назвать эту новую службу?

– Могу предложить вам название одной из самых известных спецслужб мира в двадцатом веке. Это Комитет государственной безопасности, сокращенно КГБ.

– Хорошо, – кивнул фон Плеве. – Комитет – это, я понимаю, структура при МВД?

– Или при Службе охраны государя, – отпарировал генерал Ширинкин. – Не будем ссориться – Александр Васильевич прав, изначально эта служба должна оставаться тайной для всех. Что еще?

– Нам необходимо, Евгений Никифорович, помещение, точнее здание, в котором можно было бы поместить контору с невинной вывеской, к примеру: «Школа повышения квалификации полицейских чинов». Такая школа будет существовать официально, но кроме нее в здании должно быть место для содержания двух-трех десятков заключенных, помещения для допросов и размещения криминалистических лабораторий. Учтите, что всё происходящее должно происходить в полной тайне от посторонних.

– Александр Васильевич, есть такое место, совсем рядом. Новая Голландия как раз подходит под все ваши требования. Недельки через две мы очистим остров от его нынешних насельников – и можно приступать к работе. Вот только куда девать Опытовый бассейн, в котором господин Крылов занимается проблемами отечественного кораблестроения? Впрочем, мы что-нибудь придумаем. Людей мы тоже к тому времени собрать успеем, а вот до тех пор что вы предполагаете делать?

– Вячеслав Константинович, – обратился я к фон Плеве, – а вам бы я посоветовал усилить вашу личную охрану и почаще менять маршруты передвижений. Никто не должен знать, каким путем вы поедете и в какой карете. Если вы хотите, я могу откомандировать к вам на время нашего специалиста в этом вопросе, Николая Арсеньевича Бесоева.

Фон Плеве, внимательно слушавший меня, кивнул.

– Вам же, Евгений Никифорович, мой крик души: усильте охрану государя, насколько это возможно. В связи с победоносным началом войны с Японией и разрывом франко-русского союза, у некоторых европейских держав появилось сильнейшее желание увидеть государя мертвым. Банкирские кланы каждый день теряют миллионы фунтов и франков, военный союз России с Германией способен поставить крест на британских амбициях. Да и внутри государства, среди сильных мира сего, появилось немало обиженных и жаждущих смены монарха. Все эти силы сейчас не видят иного выхода, кроме как в смерти русского царя. А если учесть, что они и так находятся между собой в сговоре… – я сделал паузу, – то я думаю, что Евно Азеф уже получил новый заказ. Положение очень опасное, и усиливать охрану государя необходимо независимо от всех иных дел.

После моих последних слов наступила гробовая тишина. А я тем временем продолжил:

– В принципе, возможно, что мы и так уже безнадежно опаздываем, и в любой момент может произойти непоправимое. Слишком долго мы ехали через всю Россию, а ситуация тем временем стремительно осложнялась. Насильственная смерть царя может стать сигналом к дворцовому перевороту, и тогда…

Видимо, мои собеседники тоже озаботились всем мною сказанным, потому что, попрощавшись, быстро покинули дворец.

28 (15) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, ПОЛДЕНЬ.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.

ДВОРЕЦ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА, НАБЕРЕЖНАЯ РЕКИ МОЙКИ, 106.

Капитан Александр Васильевич Тамбовцев.

После ухода генералов я еще раз обошел посты, проверил работу нашей видеоаппаратуры, установленной на мансарде, выслушал рапорты. Потом вышел в парк и с удовольствием прогулялся по его территории. «Тигры» стояли в каретных сараях, превращенных в импровизированные боксы, а «Уралы» и бэтээры, укрытые брезентом, после ночного снегопада стали похожи на снежные горки.

Напротив дворца великого князя Александра Михайловича краснела глыба Новой Голландии. Комплекс, построенный в конце XVIII века по проекту архитектора Саввы Чевакинского, раскинулся на двух островах в дельте Невы и занимал площадь около восьми гектаров. Сейчас его территория использовалась Морским ведомством. На западной стрелке острова располагалось здание морской тюрьмы – круглой формы, за которую острословы прозвали эту каталажку «бутылкой». Отсюда, между прочим, и пошло известное всем выражение загнать в бутылку.

Тюрьма имела около двух с половиной тысяч «посадочных мест». Я прикинул, что после передачи нам территории Новой Голландии обитателей «бутылки» надо отправить в другие остроги, а освободившееся помещение использовать для нужд новой спецслужбы. В общем, превратить во что-то вроде Лубянки. Надо будет обсудить это при новой встрече с фон Плеве. Я заметил, что Вячеслав Константинович уловил суть предлагаемой нами реформы и загорелся идеей побыстрее ее осуществить.

За оградой дворцового сада мелькали редкие прохожие. Я был уверен, что кое-кто из них является евстраткиными детками – филерами Службы наружного наблюдения Департамента полиции. Возглавлял ее Евстратий Павлович Медников – личность легендарная. По свидетельству современников, медниковские филеры отличались высоким профессионализмом, и по способности к конспирации не уступали профессиональным революционерам. Надо будет поближе познакомиться с этим человеком.

Нагулявшись, я возвратился во дворец. Там меня уже ждала служанка великой княгини Ксении Александровны с приглашением нас с госпожой Антоновой на утренний чай. Как все женщины, ее императорское высочество была любопытна, и, задавая мне вроде бы невинные вопросы, попыталась выведать – о чем мы разговаривали с нашими утренними гостями.

Мы с Ниной Викторовной решили говорить с Ксенией совершенно откровенно – ну, за исключением некоторых специальных вопросов, рассчитывая, что всё, сказанное нами, будет вскоре известно ее матушке, вдовствующей императрице Марии Федоровне. Умнейшая женщина, обладающая значительным влиянием в кругах высшей аристократии – если она поучаствует в нашем комплоте, это только добавит ему силы и влияния.

– Ваше императорское высочество, – начал я, – побывавшие здесь сегодня утром господа фон Плеве и Ширинкин пришли спросить нашего совета об улучшении работы их служб, дабы более тщательно охранять особу государя и его семью. Существует опасность, что террористы попытаются совершить на них покушение.

– Насколько серьезны ваши сведения? – спросила у меня побледневшая Ксения. – Ведь то, что вы говорите – это ужасно. Злодеи покушаются на жизнь брата! Неужели он может погибнуть, как мой дедушка?!

– Ваше императорское высочество, – попытался успокоить я запаниковавшую Ксению, – мы сделаем всё, чтобы этого не произошло. Но вы знаете, как трудно убедить вашего царственного брата, чтобы он был осторожен и слушался своих охранников. Я знаю только одного человека, который может хотя бы попытаться убедить государя прислушаться к нашим советам – это ваша матушка.

Ксения задумчиво теребила кружева на своих манжетах. Потом она взглянула на меня глазами, полными слез, и сказала:

– Я поговорю об этом с мам а . Ники слушает ее, хотя и не всегда.

Потом она, поняв, что сказала лишнее, покраснела.

Я сделал вид, что не заметил ее смущения, и завел разговор на вполне нейтральные темы. Ксения интересовалась судьбой ее родных и знакомых. Я старался отвечать на ее вопросы лаконично и неопределенно. В общем, я был своего рода пифией, которая вещала жутко, таинственно и непонятно.