Текст книги "Почему умирают гении (СИ)"

Автор книги: Александр Андрианов

Александр Борисович Андрианов
Почему умирают гении

Глава 1

 
«Чужеродным элементом снаружи вниз,
Чужеродным элементом снаружи вниз,
Чужеродным элементом снаружи вниз,
Чужеродным элементом снаружи вниз.
О–о–о…
О-о, это так внезапно.
Я желтею, как струя»…
 

«Гражданская оборона» играла на полную громкость, и это доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Он думал, что это единственная группа, полностью отражающая его подход к жизни, и что он понимает ее так, как никто другой. Он сидел на кухне и ждал прихода жены. Ждал с некоторым опасением. Потому что придя домой, она включит радио и опять наедет. За то, что он не помыл ботинки или пошел на работу не в том, в чем нужно или забыл купить лампочку для светильника или… Да какая разница, почему именно. Он смотрел на часы и понимал, что до ее прихода осталось минут пятнадцать. Значит, есть еще время послушать любимую группу. Значит, есть еще время покайфовать и ни о чем не думать. Еще пятнадцать минут…

Он – это Андрей Волков, поэт и писатель в душе, а на деле литературный редактор ничем не примечательного интернет–ресурса. Высокий, худощавый, с длинными волосами до самых плеч, он производил впечатление инфантильного и далекого от реальности человека. В общем, так оно и было на самом деле. Окружающий мир был для Андрея слишком скучен и примитивен. Он не находил в нем ничего стоящего, а люди вокруг казались одинаковой и бездарной серостью, достойной лишь того, чтобы обходить ее стороной.

Боялся ли Андрей людей? Пожалуй, что да. Он шарахался от них и не пускал в душу. Удивительно, как он умудрился жениться с таким подходом к жизни. Волков задумывался над этим и сам. Возможно, раньше он был немного другим, не таким замкнутым и диким, но целая череда обстоятельств и прежде всего жизненный опыт научили его держаться подальше от людей. Пусть себе облизывают языком ступени карьерной лестницы, пыхтя и пованивая потом, добывая деньги. Он – выше этого. Он – не такой как все.

Андрей считал себя избранным. Тем, кто откроет людям глаза и заставит их изменить взгляд на мир. Как только выдавалась свободная минутка, Волков садился за компьютер и писал, выплескивая свою жизненную философию на бумагу, мечтая обрести признание, чтобы люди подходили к нему на улицах и говорили: «Спасибо вам, Андрей. Благодаря вам я заново начал свою жизнь». Волков верил, что рано или поздно все так и будет, а пока нужно немного подождать. Отбиться от примитивных людишек, сделать вид, что он, как все гонится за деньгами, попыхтеть чуток и провонять рабочим потом. Лишь бы от него все отстали и позволили заниматься любимым делом. Лишь бы не лезли к нему со своим примитивизмом и тупыми заданиями… Лишь бы не мешали ему творить и не пытались всунуть свиное рыло в его глубокую жизненную философию, которую своими куриными мозгами все равно не могли понять. Пока не могли…

Андрей не только рассуждал, но и разговаривал не так, как все. Близкие давно привыкли к этому, а вот окружающие с удивлением относились к пафосности его слога и не понимали, то ли Волков издевается над ними, то ли пытается разыграть. Его непохожесть на других люди считали ничем не обоснованным гонором, а потому относились к Андрею с неприязнью. Впрочем, он отвечал им тем же.

Неожиданно щелкнул дверной замок, и вместе со сквозняком в квартиру ворвалась жена Андрея – Наташа. Симпатичная брюнетка с голубыми глазами, она была полной противоположностью Волкову. Целеустремленная, практичная девушка прекрасно знала, чего хочет получить от жизни и всячески к этому стремилась, строя амбициозные, но вполне реальные планы на будущее. Это вообще была довольно странная пара – между молодыми людьми не было почти ничего общего и порой казалось удивительным, как им вообще удается уживаться друг с другом. Наверное, это объяснялось тем, что минусы Андрея удачно гармонировали с плюсами супруги и наоборот. Это был некий симбиоз бесшабашности и практичности, где каждая из сторон получала необходимую долю позитива, а потому не спешила разрывать отношения и заново начинать жизнь.

– Сегодня получила на переводах целую тысячу, – сказала Наталья, оказавшись в прихожей. – И почему все время я деньги в дом несу?

– Отличный повод для ночной попойки. Жена содержит мужа, чем не праздник?

– Вот именно. Лучше бы бросал заниматься глупостями и искал себе нормальную работу.

– Мое призванье не в дензнаках тусклых – я творчеству в рабы себя отдал.

– Опять старая песня… Господи, неужели, так будет всегда…

Наташа врубила радио «Попса» и скрылась в ванной, а Андрей сел за компьютер и вошел в интернет. Работа и деньги. Деньги и работа. Все всегда одинаково. Почему он должен тратить свое драгоценное время на эти чертовы поиски вместо того, чтобы написать еще одну главу романа, погрузиться в сладкий мир вымышленных героев, которые стали гораздо ближе, чем окружающие. На его плечи возложена ответственная миссия – он должен раскрыть людям глаза, научить их жить по–новому, ан нет! Все требуют от него примитива, все хотят сделать из него марионетку, даже жена. Работа и деньги, деньги и работа. Как скучно, как банально, как жалко… Путь этим занимаются люди, не умеющие ничего, кроме как вонять потом и выслуживаться перед вышестоящими, кого Бог обделил талантом, наградив заместо него скудоумием.

Где справедливость? Почему он, Андрей, должен как все метаться и тратить время на такую чепуху, когда ему уготованы заманчивые перспективы? Зачем копошиться в поисках вакансий, ходить на собеседования и общаться там с тупоголовыми людьми, у которых мозгов хватает лишь на то, чтобы сидеть в драном кресле и выслушивать вранье очередного кандидата, в то время, как в руках Андрея находится будущее всего человечества! Да ему должны платить миллионы за то, что он радеет за судьбы этих примитивных существ. Он добровольно взвалил на себя такую тяжелую ношу, а вместо благодарности на него сыплются лишь упреки… Немыслимо.

Ладно, ладно… Надо покопаться в этом чертовом интернете, сделать честь какой–нибудь жалкой фирмочке и осчастливить ее своим резюме. Но разве среди них есть достойный? Все предлагают какие–то крохи. Тысячу долларов, две. Смешно! С его талантом он должен получать в сто раз больше! Это бесправное скудоумное быдло пусть трудится за гроши, кто они и кто он? Даже смешно сравнивать. Да все фирмочки должны выстраиваться в очередь и молиться, чтобы он, Андрей, соизволил взвалить на себя их обузы. А они еще выкобениваются. Резюме. Собеседования. Отбор. Господи, да кого там отбирать, если не его! Жалкие людишки. Он трудится на их благо, а они еще осмеливаются устраивать какие–то конкурсы. Ладно, черт с ними. Надо хотя бы сделать вид, что ему это интересно. Так что тут у нас…

«Крупное российское РА (топ‑10) полного цикла приглашает на работу менеджера по привлечению клиентов. Требования к кандидату: М/Ж от 25–35, презентабельный внешний вид»…

– Ну вот еще! Приличный внешний вид. Хоть в валенках приду – должны быть рады.

«Известному издательскому холдингу требуется Арт–директор. Взаимодействие с менеджерами, заказчиками, подрядчиками З/п от 2000–2500 у. е. по результатам собеседования + хороший творческий коллектив»

– Какой известный холдинг, Боже мой? Да он мне и в подметки не годится. А скудоумным коллективом кто гордится – пускай и управляет им один.

«Требуется менеджер по выставочной деятельности. Опыт организации участия фирмы в выставках (в т. ч. международных) от 2‑х лет, начиная от разработки проекта, бюджета, организации проживания, питания, перелета сотрудников»…

– Чего–чего? Он, гений и талант бесспорный, высчитывать им должен перелет? Ха–ха! Ну разве не умора?

И так было практическим с каждой вакансией, а как иначе? На кого рассчитывали их составители, предлагая ему какие–то крохи и примитивные обязанности? Ладно бы еще отдельный проект с сотней сотрудников, да неограниченным бюджетом. Возможно, это заинтересовало бы Андрея, а тут все по мелочи. Даже и читать противно, не то что работать. Неужто позволить таланту прозябать в частных лавочках в то время, как он может писать роман, способный изменить судьбы миллионов? Понято, что после издания мир будет валяться у него в ногах, но ведь не объяснишь эту простую истину жене, которая попрекает его мелочевкой. Подумаешь, тысячу рублей она заработала! Ха! Когда его книга выйдет в свет, он будет спускать эти крохи каждую минуту. Эх, поработал бы кто–нибудь за него. Ну неужели мало на свете безмозглых примитивов, которые будут приходить в приличном виде на работу, мечтать управлять таким же безмозглым коллективом и при этом высчитывать перелеты? Да каждый второй это все умеет. А вот творить, как он, Андрей, не умеет никто.

Ну, ладно, ладно. Так уж и быть, он напишет в Газпром, Лукойл и еще в парочку компаний, о которых слышал краем уха. Не работать же ему, в самом деле, в каких–то РА и «известных» холдингах! Да плевать он на них хотел. Вот только резюме нужно составить. И зачем, спрашивается? Только услышав его фамилию, эти фирмочки должны были пасть ниц. Во всяком случае, если бы в тупых головах их менеджеров была бы хоть толика мозгов. Но не было мозгов – вот в чем беда!

Написав несколько предложений, Андрей почесал затылок и решив, что все выглядит вполне презентабельно, отправил текст по четырем адресам. Резюме содержало следующий текст:

«О вас наслышан я, а это что–то значит. Работать я у вас, пожалуй, соглашусь, но требую отдельный кабинет, помощников в придачу расторопных, зарплату, тысяч сорок для начала (разумеется евро, доллары – прошлый век) и полную свободу действий. Жду ваших предложений я до завтра, а коль затяните – прощайте. И так хватает дел, чтоб ждать еще и вас. Пока. Удачи».

Зевнув и подумав о том, какую же компанию из четырех он изберет, и кто больше других достоин заполучить его, Андрей так и не пришел к определенным выводам, что впрочем, нисколько его не расстроило. Искать работу надоело. Приняв решение немного развеяться, Андрей отправился на литературные сайты в надежде увидеть чьи–нибудь нетленные шедевры.

Но шедевров не попадалось. Где–то хромала рифма, где–то чувствовался откровенный плагиат, ну а большинство стихов так и вовсе расписывали окружающий мир яркими и романтическо–сопливыми красками, вызывая в Андрее лишь тоску и зевоту. Он любил другие стихи – бунтарские, демонические, жестокие. Чтобы резали душу, словно ножом, ранили ее и заставляли кровоточить. Ну куда уж им, современным поэтам, протестовать и бузить? Их мозги зашорены пропагандой, они предпочитают прозябать в спокойствии, нежели бросать вызов. А ведь порой так хотелось найти единомышленников. Тех, кто понял бы его, Волкова и это страстное желание открыть людям глаза на мир, объяснить его лживую суть, стремление порушить Богов, которые воздвигли люди себе на погибель. Богов, чьи имена деньги, власть, лицемерие…

Пожалуй, Андрей ненавидел лицемерие даже больше, чем деньги и власть. В любой его форме. Он ненавидел, когда фирмочки жертвовали на благотворительность и проводили громкий пиар в газетах. Он ненавидел, когда мужчины несли приторную романтическую ахинею своим сучкам, мечтая лишь о койке. Он ненавидел, когда люди ходили налево и при этом говорили всем вокруг, что изменять – плохо и недостойно. Он ненавидел, когда с экранов телевизоров чинуши боролись с наркотой и проституцией, а сами баловались кокаином и патронировали публичные дома. Он ненавидел, когда менты, якобы борясь за мораль неокрепших юных умов, кидали их в обезьянники за распитие в неположенном месте, а потом звонили родителям и вымогали деньги. О… Волков много чего ненавидел в окружающем мире, да вот только нигде не мог найти людей, разделяющих его взгляды.

Наконец, Андрей нашел то, что искал. Он слово чувствовал, что непременно натолкнется на что–то близкое и родное, и не ошибся. Некто, представившийся именем Костя, выложил стихи, тронувшие Волкова и заставившие его щелкнуть от восторга пальцами:

 
Забудь, сын рабского народа,
Тупой бездумный серый взгляд,
Им не нужна твоя свобода.
Зачем? Их кормят, веселят.
 
 
Для них есть плеть, есть пряник сладкий.
Им жизнь завещана судьбой.
У них собачеи повадки,
А ты зовешь их за собой.
 
 
Что хочешь ты? Ведь белый парус
Давным–давно лежит на дне.
А то, что у тебя осталось,
Увы, сегодня не в цене.
 
 
У них есть дом, семья, работа,
Своя рубашка на плечах.
И для раба дана свобода:
Ходить в удобных кандалах.
 
 
Пусть над страной восход алеет,
Но все ж гнилая здесь земля:
Ведь здесь плебеи выбирают
Вельмож от князя до царя.
 
 
Так что уйди. Пусть путь далёкий
На сердце пламень остудит,
Рожденный бурей, одинокий
Ты будешь, проклят и забыт[1]1
  Использованы стихи Саларана


[Закрыть].
 

Вот–вот. Люди и правда ходили в удобных кандалах, и своя рубашка была для них ближе к телу. Каждый из них в душе был рабом и мечтал, чтобы эдакий царь–батюшка научил их жить по–уму. И не важно, плохой он или хороший, добрый или злой. Главное, что он думает за людей, которые в своем покорном раболепстве порой не знают меры и судорожно меняют портреты одних вождей на другие, когда в стране меняется власть. Эти портреты были как фетиш, да и не только портреты. Сначала чиновники рвали партбилеты, которые пару лет назад чтили как Библию и старались никогда не расставаться, а затем бросали теннисные ракетки и переключались на борьбу, словно боялись не успеть выслужиться и отчитаться. И даже бомжи в серых подворотнях предпочитали нажраться водкой, чье название было схоже с фамилией президента. Казалось, им–то какое дело, кто ими верховодит? Ан нет! Все имело значение!

Недолго думая, Волков решил написать Косте, благо электронный адрес был на самом виду. Андрей захотел познакомиться с этим человеком поближе, узнать его и понять, нашел ли он родственную душу или пал жертвой случайной ошибки. Он очень хотел поделиться с кем–то наболевавшим, открыть душу, а может, и горько поплакаться в жилетку. Но не в жилетку супруги, которая назовет его проблемы выдуманными и смешными, не друзьям, реакцию которых мог предсказать заранее, а совершенно незнакомому Косте, написавшему столь глубокие стихи, бившие в самое сердце.

Отправив письмо, Андрей закурил и уставился в распахнутое окно.

– Ты чего такой грустный? – спросила Наталья, собираясь ложиться спать.

– От жизни сдох – поставьте мне диагноз.

– Опять ты со своими шуточками, – заворчала супруга и захлопнула дверь в спальню.

А он так и остался сидеть у окна, зажав пальцами потухшую от ветра сигарету и смотря куда–то вдаль, где на ночном шоссе мелькали яркие огни проезжающих автомобилей…

Проснувшись на следующее утро, Андрей первым же делом проверил свою электронную почту и очень обрадовался, обнаружив ответ Кости. Тот высоко отзывался о стихах Волкова, писал, что у них много общего, да и вообще было бы неплохо встретиться. В конце письма он указал телефон, по которому Андрей и позвонил, как только его жена ушла из дома. Оказалось, что Костя полностью свободен, как, впрочем, и Андрей, который вполне мог позволить себе опоздать на работу, и они договорились встретиться в центре прямо сегодня. И в самом деле, чего тянуть, раз ни у кого не намечается каких–то срочных дел.

Когда Андрей вышел из метро, то услышал отзвуки патриотических песен, доносившихся неподалеку от автобусной остановки. Подойдя поближе, Алексей увидел трех бугаев, выряженных в камуфляж и поющих что–то об афганской войне. Девочки – малолетки с косами, бантиками и неумело накрашенными губками трепетно глотали слезы, обступив бойцов великой и могучей армии, мечтая в душе взять такого красавца под локоток и прожить с ним всю оставшуюся жизнь. Все действительно смотрелось очень умильно, особенно, если не замечать четвертого бойца, которой едва ли не пинками отгонял седовласую бабулю, еле волочившую ноги, со словами «пошла вон, старуха, мы это место на два месяца вперед проплатили». Все как обычно. За гламурной романтикой скрывалась вонючая густая жижа.

Пройдя мимо нескольких палаток, Андрей увидел высокого юношу лет двадцати трех в видавшей виды шляпе, ковбойских кирзочах и кожаной жилетке, надетой прямо на голое тело. Он сразу понял, что это и есть Костя – такой же не от мира сего человек, как и сам Волков. Поздоровавшись, они направились в небольшую кафешку и присели за свободный столик.

– Нигде нет покоя от этих рабов, – сказал вдруг Костя, оглядевшись вокруг. – Вроде утро, все должны быть при делах, а вместо этого ходят тут и тоску нагоняют.

– Смотрю, ты не в восторге от людей? И мне, признаюсь, от толпы противно.

– Я вообще здесь людей не вижу. Они рабы, жалкие и бесправные. Вот, посмотри на женщину с авоськой возле остановки, обрати внимание на этот горящий взгляд, не замечающий ничего кроме номера автобуса. В данный момент она его рабыня. А когда войдет внутрь, станет рабыней кондуктора. А затем рабыней двери, которая отроется и выпустит ее на улицу. А погляди на мужчину, который стоит и постоянно косится на левое запястье. Он раб времени.

– Так получается, что все кому–то служат?

– Конечно, так и есть. Всеобщая рабовладельческая зависимость от мира – вот то, с чем я борюсь в своем творчестве. Ведь страшно, когда все сосредоточены на каких–то мелочах, не думая и даже не пытаясь задуматься о чем–то более высоком. О любви, об искусстве, о смысле жизни в конце концов. Разве станет рассуждать об этом тетенька, гоняющаяся за автобусом или мент, побирающийся как нищенка? Нет. Они погрязли в мелочах, и мир для них заканчивается на работе или деньгах. Они думают только о себе, и это их предел. Предел рабов. Ну а ты, как я понял, сражаешься с лицемерием?

– По мере сил… Но жизнь порой такою мниться стервой, что хочется сменить ее на вечный сон.

– Не спеши с этим. Согласен, одному тяжело что–то изменить, но кто знает, сколько нас таких? А если не бороться, пустить все на самотек и жить как все вокруг, то можно заржаветь, понимаешь? Превратиться в пустое ничто, как эти рабы с перекошенными лицами. Так что складывать оружие нельзя!

– Сдаваться равносильно преступленью – мир не поймет, потомки – не простят. Коль был судьбою награжден талантом – использовать обязан сей талант!

– Вот это уже другой разговор. Ты знаешь, а наши цели схожи, ведь первопричиной как рабства, так и лицемерия является общество, которое стремиться всех уровнять и постричь под одну гребенку. Наша встреча – это прямо как знак судьбы. Подумай, кто как не мы избавим мир от влияния толпы? Людям нужна помощь. Они не осознают этого, но нуждаются в ней. Их жизни серы и убоги, их сознание примитивно и скудно.

– Вот–вот. Людское скудоумие меня порой смешит, а временами хочется и плакать.

– Нет, нам плакать нельзя. Мы не имеем на это право. Мы должны биться за судьбы этих несчастных. Должны взвалить на себя это тяжкое бремя.

– Все верно, мне ль не знать об этом? Себялюбием страдают пусть глупцы – а нам о целом мире думать нужно – тяжелый крест нам предстоит нести и жизнь с улыбкой козломордой сменить на светлый лик, сияющий в ночи.

Чем дольше Андрей слушал своего собеседника, тем больше проникался его идеями. Да, он ненавидел людей, чурался их, но Костя почему–то не вызывал никаких опасений. Он казался своим, будто Волков знал его уже много лет. Это было странное чувство братства, которое вспыхнуло резко и неожиданно. То ли Костя обладал такой способностью к внушению, то ли сам Андрей был настолько истерзан одиночеством и непониманием, что увидел соратника в первом попавшемся человеке, как бы там ни было, в завершении разговора, Волков мог доверить ему любую тайну и броситься вслед за ним в самое рисковое мероприятие. Впрочем, собеседник отвечал взаимностью. Он тоже увидел в Андрее родственную душу и не лукавил, говоря, что их встреча – знак судьбы. Словно два одиноких судна в безбрежном океане, они нашли друг друга и радовались этой встрече, как маленькие дети, не решаясь до конца поверить в то, что это реальность, а не плод разыгравшейся фантазии.

Глава 2

Андрей сидел за компьютером и пытался сосредоточиться на романе, но никакие мысли в голову не шли, а вся депрессивная пустота, что вертелась в сознании, для произведения не подходила, а значит, была бесполезной. В такие минуты Андрею хотелось только одного – выпить и немного расслабиться. Чтобы не терзаться вечными думами о судьбах людей, да и о своей собственной, прогнать накинувшийся из–за угла ступор, каленым железом выжечь его из своей души. Но он не выходил, не выжигался.

Депрессия, словно клубы дыма опутывала разум и нашептывала ему: «ты бесполезен», «от тебя нет никакого толку», «ты никому не нужен», «твои труды никогда не оценят». В эти мгновения Волков вскакивал с кресла и метался по комнате. Он ломал карандаши и ручки, и, наслаждаясь их терском, чувствовал, что к нему возвращаются силы. Но этой подпитки было явно недостаточно… Надо терпеть! Терпеть и не мучаться, не страдать, не позволять депрессии взять над собой верх. Она не одолеет его, не справится. Она пыталась уже много раз, являясь к нему почти каждый день в своем брутальном обличье, говорила с ним, как живая, спорила и даже глумилась…

А может, это была и не депрессия вовсе – а второе «Я» – забитое, запуганное, неуверенное в себе. Это «Я» давило на мозги постоянно, и от его противного писклявого голоса порой не было спасения. Оно грызло, как паразит, и чем больше проходило времени, тем острее становились зубы, вонзающиеся в живую плоть и заставляя ее кровоточить. Вот и сейчас Андрею хотелось бросить все, и самое главное – не думать. Не думать о будущем, о людях, которых он так не ненавидел и так хотел спасти, о мечтах… Да–да. Он не мечтал – он думал о мечтах. Что бы ему хотелось сегодня или завтра? Что бы такое пожелать и о чем таком пофантазировать? Может, о том, чтобы перебраться за границу и поселиться в средневековом замке или сидеть на даче, расположенной среди дремучих лесов, наслаждаясь тишиной и покоем? И, определившись с объектом, он начинал мечтать о нем, уносясь в своих грезах так далеко от реальности, что возвращаться в нее порой было невероятно сложно …

Телефонный звонок отвлек Андрея от раздумий. Сняв трубку, Волков услышал голос школьного приятеля Сергея, который принялся рассказывать ему о своих последних новостях, бесконечных сплетнях и слухах, а между тем обмолвился и о проекте спортивного журнала, который планирует делать вместе с коллегами по работе. Одна беда – на позицию главного редактора у них никого не было, и зная богатую фантазию Андрея, Сергей предложил Волкову попробовать себя в этой роли, составив предварительно список возможных рубрик. Андрей ту же загорелся! Он вообще был довольно увлекающимся малым, и все новое притягивало его, как магнит. Подумать только, свой журнал, штат сотрудников, практически полная самостоятельность в принятии решений. Это и деньги, которыми вечно попрекала Волкова супруга, и отличная сфера для применений его талантов.

Положив трубку, Андрей принялся мечтать. Как он входит в свой кабинет, раздает журналистам задания, утверждает один материал и отбраковывает другой, зачитывая сотрудникам целые лекции о том, как должна выглядеть идеальная заметка. Да, это было безумно интересное предложение, и Волков, отложив на время роман, принялся сочинять рубрики для журнала, как будто его принятие в качестве главного редактора уже утверждено руководством. Впрочем, то, что оно будет утверждено, Андрей и не сомневался – это лишь вопрос времени. С его знаниями, опытом и бесспорным талантом и не взять в новый, никому не известный журнал? Да быть такого не может! Кстати, не мешало бы проверить электронную почту, вдруг из Лукойла или Газпрома уже пришел ответ?

Но ответов не было, и, укорив зажратых боссов мощнейших корпораций в недальновидности и не умении глядеть дальше собственного носа (а как же иначе, раз они спокойно разбрасываются талантами вроде него), Андрей с еще большим интересом обратился к проекту журнала. Он уже представлял, как ЕГО спортивное издание выходит из типографии, как читатели в восхищении цокают языками, наслаждаясь острыми темами и профессионализмом главного редактора, как журнал крепнет и развивается, выигрывая различные премии не только российского, но и международного масштаба. И вот Андрей меняет свой кабинет на апартаменты в центре Москвы, в его руках не издательство, нет, – уже целая корпорация, солидный бренд и не один журнал – а множество специализированных: по боксу, хоккею, теннису, футболу. Он – лидер в свой области, уважаемая личность, недостижимая вершина, а все эти руководители Газпрома и Лукойла кусают локти и сожалеют, что проглядели такую звезду! Вот тогда Андрей укажет на их скудоумие и всласть посмеется. Еще бы! Ведь с его помощью они могли достичь куда больших высот, но все это время были вынуждены топтаться на одном месте, потому что такого таланта, как Андрей Волков больше не сыскать. Он уникален! Он велик! Он гений!

– Опять мечтаешь? – раздался вдруг знакомый голос, и Андрей моментально вышел из прострации, увидев рядом Наташу.

– Ты подкралась так тихо, будто тигра, мечтающая скушать свою дичь.

– Не волнуйся, тебя я есть не собираюсь, все равно нечего – одна кожа да кости. Где ты витал на сей раз? Судя по всему, это было нечто особенное, раз уж ты даже не услышал, как я вошла в квартиру.

– Другие пусть витают в облаках, а я серьезным делом озадачен. Мне путь великий предназначен, и тропку я к нему уже открыл.

– Это уже что–то новенькое… Расскажешь?

– Редактор главный требуется срочно, на его роль и мечу я сейчас. Уже придумал два десятка рубрик – скелет составлен, дело в мелочах.

– Главный редактор? Не смеши меня! Это ничуть не лучше твоих романов – все та же утопия. У тебя нет ни образования, ни знаний для такой работы. Занялся бы лучше делом – устроился на подработку журналистом или еще кем. Хоть бы денег в семью принес, ведь каждую копейку считать приходится. Посмотри на всех остальных мужей, как они жен обеспечивают: и грузчиками работают, и курьерами, и бомбят на дорогах. Или это для тебя тоже ничего не значит?

– От сразу всех рукой не отмахнешься. Хотя что с плебса требовать – для рабства он рожден.

– Вновь старая песня.

– Любую мысль коверкает твой примитивный мозг, и даже гения способна сделать прачкой. Пожалуй, обойдусь я без советов, которые бросаешь, как подачку. А эти грязные вонючие бумажки, что называешь ты деньгами – к ногам твоим я брошу уже скоро. Дай только срок – недели полторы. Тогда твои упреки и издевки я лично отнесу в сортир, нажму на слив и все они исчезнут, отправившись туда, где им пристало быть – в канализацию, с уриной по соседству и зловоньем.

Когда обиженная супруга громко хлопнула дверью, Андрей сел на кровать и глубоко вздохнул. Опять в него не верят. И кто? Самый близкий человек. Ему не оставляют ни единого шанса, считают бездарностью и неудачником. Думают, что он ни на что не годен… Какая преступная недальновидность!

Вместе с утром следующего дня пришла еще одна напасть – Наташа удумала ехать за продуктами в огромный супермаркет, где от гигантских витрин с различными товарами кружилась голова, а от обилия толкающихся людей с громоздкими тележками хотелось лезть на стену. Ну почему именно сейчас, когда роман пишется так легко? Почему нельзя сходить в соседний магазин и нужно непременно переться на машине, стоять в пробках, выстаивать очереди?

– Там цены в два раза ниже, – сказала Наташа, – можно отовариться сразу на две недели.

– Толпа рабов безмозглых мне противна, – иди одна, я труд закончу свой.

– Какой еще труд? Будто я в доме одна ем! Ну а кроме того, нам нужно купить тебе джинсы. Хватит бурчать, поехали.

– Ну где же мне найти хоть чуточку покоя от праздных дум твоих, расчетливой тоски и серости ума? О Боже, дай мне силы, преодолеть людской тупизм, не стать такой же примитивной безделушкой, пылящейся на полках бытия!..

Эта поганая дорога, поганые пробки, водители, нажимающие своими потными ручонками на клаксоны и бросающие машинки, куда ни попадя. Рев двигателей, выбегающие из–за угла прохожие, неработающие светофоры… Ну сколько можно пыток? Как надоело чахнуть в городской пыли, когда его ждут по–настоящему великие дела! Зачем все эти мелочи, отнимающие так много сил и нервов? Когда он освободится от этой пустоты, когда же все эти глупости вроде поездки в магазины и выбора продуктов за него будут делать тупоголовые рабы, не умеющие ничего больше?

Три круга ада. Сегодня надо пройти их все. Поездка туда и обратно, покупка гадких продуктов и одежды. Как много времени отнимет примитив и как мало останется на творчество. Ну зачем ему новые джинсы? Какая разница, во что вырядить телеса, ведь – это лишь оболочка, которая вторична перед его разумом и душой… Он не хочет быть красивым и изящным, и как все эти лизоблюдные лицемеры крутиться перед зеркалом, причесываться, бриться. Зачем все эти глупости? Пусть плебс изображает из себя кукол, а ему плевать. Он все равно будет выше людишек, даже если все вокруг оденут каблуки и встанут на подставку. Он будет красивее даже в драных лохмотьях на фоне их сверкающих пиджаков и галстуков. Он будет умнее, даже если они изучат весь архив Ленинской библиотеки. Скорей бы уже есть в ресторанах, чтобы не ездить за едой, а одежда не нужна – он может ходить в одном и том же хоть каждый день. Разве это что–то меняет? Это плебсу надо качаться в качалках и обрызгивать бренные телеса духами, да забить одеждой шкафы, чтобы завоевать внимание сучек и спариться. За ним по одному щелчку пальцев будет выстраиваться целая очередь из мокрощелок – только выбирай. Но для этого нужно закончить роман, а уж тогда… Тогда у него будет все.

– Пожалуйста, помоги мне припарковаться, – попросила Наташа, когда они подъехали к супермаркету. – Выйди и покажи, где лучше встать.

Господи, ну как в этой суматохе можно сориентироваться? Тут же тысячи машин, которые постоянно куда–то едут, бибикают, копошатся в пробках. А если Наташка случайно кого–то заденет – придется провести тут еще несколько часов, ждать пока гаишники приедут и начнут разбираться. Мизерных часов на творчество останется еще меньше! Как же можно жить в таких условиях? Как можно творить, когда от тебя требуют постоянного напряжения! Наконец Андрей нашел свободное место и стал жестами подсказывать жене, куда надо повернуть руль, но увлекшись этим процессом, он не заметил, как более расторопный водитель направил автомобиль прямиком в полосу и занял место первым.

– Блин, Андрей, ну что ты стоял как столб? С тобой просто невозможно!

– Средь быдла этого мне жить невыносимо! К трем адовым кругам добавился четвертый, твоя парковка – это сущий мрак! За что мне эта пытка и страданье, ну почему я должен проклинать минуту каждую – нет, каждую секунду тлетворного бездарного житья!