Текст книги "Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга вторая. Новеллы"

Автор книги: Александр Бедрянец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Почему?

– Эти двоих отзывают в Москву. Странная эта история. А продавец наш, видно озорник.

Тем временем в кабинете Перелазова шло разбирательство. Присутствовали москвичи, Куропаткин и сам начальник. Отмытый и посвежевший Сиротин выглядел неплохо. Впечатление портил подбитый глаз. В разговоре он вилял взглядом, как нашкодивший подросток. Он мямлил и ссылался на амнезию. Вначале он рассказал про Восточный. Перелазов спросил,

– А как вы туда попали? Неужели не помните?

– Смутно. Выхлоп двигателя такой особенный. Кажется, я летел на «кукурузнике».

Куропаткин присвистнул и сказал,

– Это уже слишком, даже для Коновалова. Этот хитрец как бы невзначай показал мне свою разобранную машину. Но как знать? А капитан ехал точно не в машине, характерные синяки на боках. На спине имеется заметный след от удара, но предположительно он от удара палкой.

Перелазов перехватил инициативу,

– Давайте сначала. Вот вы пришли к Коновалову, и что?

– Некоторое время мы беседовали, а потом мне стало плохо. Возможно, это было отравление грибами.

– Он вас грибочками накормил?

– Нет-нет, это было раньше, в столовой. У него на столе только фрукты стояли. Я их не трогал.

– Как именно было плохо? Голова кружилась?

– Нет, с головой было нормально. Ноги и руки стали неметь.

Рубцов строго спросил,

– Водку пили?

– Коновалов заметил, что мне плохо, и предложил вызвать скорую помощь, но я не разрешил ему этого. Недомогание показалось мне временным и не очень опасным. Тогда он откупорил бутылку и предложил выпить в качестве лекарства. Я согласился. Потом вроде куда-то шёл. Дальнейшее не помню. Вероятно, я недооценил опасность недомогания. Это всё.

– У вас конфликта с Коноваловым не было? Скандала? Или драки?

– Нет. Он вежливый молодой человек. И вообще у меня к нему никаких претензий нет.

Было заметно, что Сиротин всячески выгораживает Коновалова. Это было неудивительно, ведь у него перед мысленным взором стоял Родион с фотоаппаратом, и теперь капитан был уверен, что это не сон.

Видя безрезультатность разговора, Перелазов стал уговаривать Сиротина, чтобы он всё-таки написал заявление на Коновалова, а уж они организуют остальное. Неважно, что он не помнит событий, они уверены, это его рук дело. Но капитан решительно не согласился, что удивило Рубцова. Он знал, что Сиротин вполне способен оговорить подозреваемого. Напоследок Куропаткин спросил,

– Мне Коновалов говорил, что вы беседовали о Ленине и партии. Это правда?

– Да, беседовали об этом.

– И про переходящее красное знамя?

– Про него тоже. Товарищ Коновалов идейно выдержанный комсомолец.

От этих слов все испытали чувство неловкости, Сиротин тоже, но он всё равно добавил,

– Он принципиальный и требовательный к себе человек. Считает, что для вступления в партию ещё не созрел.

Перелазов сказал,

– И, слава богу! Коновалов в партии, это двойной кошмар.

И грустно заключил,

– В общем, всё как всегда. А жаль.

После этого совещания Рубцов зашёл к Кузнецову попрощаться,

– Дела наши, можно сказать, закончены. Завтра отбываем. Андрей Иванович, у меня к вам личная просьба.

– О чём речь? Всё, что в наших силах!

– В силах. Некий Коновалов работает у вас в обувном магазине. Увольте этого мерзавца. Я знаю, что вы и ваша организация к делу непричастны. У меня к нему личный счёт. Если вы этого не сделаете, то я постараюсь его достать всё равно, а возможности у меня имеются.

– А в чём дело?

– Вы его плохо знаете. Не обольщайтесь простецким видом этого ленинца. В милиции на него имеется приличное досье. Поинтересуйтесь.

– Спасибо за совет. Я и в самом деле плохо его знаю. И ваше пожелание учту непременно.

Через некоторое время Андрей Иванович вызвал к себе Коновалова.

– Чего это инспектор Рубцов на тебя обозлился?

– Могу только догадываться. Скорее всего, его на меня Перелазов натравил. Он меня с детства ненавидит, и по возможности старается нагадить. Постоянно в чём-то пытается обвинить.

– А ты чист как слеза?

– Судите сами, Вчера товарищ капитан напился и куролесил на хуторе Восточном. А я в это время дома этому самому Рубцову капитанские деньги и вещи передавал. Всё чин-чином, по описи. Куропаткин свидетель. А Перелазов всё равно считает меня виноватым в капитанских подвигах, и Рубцову это внушает.

– Ладно. Парень ты, я вижу бойкий, но на всякий случай тебя надо убрать из РТП.

– Куда?

– На счётах научился?

– Более-менее.

– Пойдешь, поработаешь в общепите, а там видно будет.

– Где?

– В ресторане буфетчиком. Выходишь с понедельника. Директор уже знает.

И Родион в понедельник отправился на новое место работы. Но это уже другая история.

А история с командировочным на этом не закончилась. На следующий день, по дороге на вокзал, Рубцов зашёл в обувной магазин и спросил, зло на него смотревшую Людмилу Яковлевну,

– А где Коновалов?

– Уволили. Вашими молитвами.

Рубцов удовлетворённо хмыкнул и вышел.

А Родион в это время уже был в Ростове на пригородном автовокзале. В те годы на нём промышлял местный дурачок Витя, по прозвищу Аплодисмент. Он владел оригинальной музыкальной техникой, с помощью которой зарабатывал себе на пирожки и мороженое. Подойдя к какому-нибудь пассажиру, он, резонируя ртом, сложенными лодочкой ладонями перед своим лицом буквально выхлопывал любую мелодию. Чаще всего это была японская песня сестёр Пинац «Каникулы любви». А затем требовал заплатить двадцать копеек. Сервис его был навязчивым, так как слушать его исполнение не желали, и платили чаще за то, чтобы он шёл в другое место и не приставал. Методом проб и ошибок он научился избегать студентов и дембелей, которые запросто могли дать пинка. Время от времени его прогоняла милиция, но он опять возвращался. Все к нему привыкли, даже пассажиры, состав которых на этом автовокзале довольно постоянен. Коновалов тоже знал Аплодисмента, а от одного знакомого ещё знал, что фамилия его была Сиротин.

Сидя на вокзальной скамейке, он дождался Витиного появления, поманил его пальцем, и попросил исполнить «Наша служба и опасна, и трудна». Такие заказы были столь редкими, что Витя сразу проникся симпатией к Родиону, и исполнил песню с особым старанием. Родион дал ему двадцать копеек, усадил рядом с собой и заговорил,

– Ты, Витя, молодец. Культуру в массы несёшь.

– А то!

– Милиция преследует?

– Гады! Работать не дают.

– Тебе нужно помочь. Я решил тебя самого милиционером сделать. Тогда ты этих патрулей сам гонять будешь. Они к тебе, а ты им документ, и команду «Смирно».

– А как это?

– Читать умеешь?

– Умею. Не дурак. И считать умею. По рублю до сотни досчитаю.

– Твоя фамилия Сиротин?

– Да.

– Вот тебе удостоверение. Читай, теперь ты капитан милиции Сиротин. А начнут спрашивать, откуда и чего, ссылайся на майора Рубцова. Запомнил? Повтори.

– Майор Рубцов.

– Ну, бывай здоров, а мне пора.

И Коновалов пошёл на перрон, где стоял камчатский автобус. Уже сидя в автобусе, он увидел, как два милиционера волокли упирающегося Аплодисмента, кричащего, что они не имеют права отнимать, и, что майор Рубцов им покажет. Теперь документ был в нужных руках.

По возвращении в Москву, Сиротин первым делом написал объяснительную об утрате документа. Он понимал, что дело табак, но не избежать неизбежного. Рубцов сочинял отчёт. Атмосфера вокруг них была тяжёлая, никто никуда не вызывал, а это сулило неприятности. Только через неделю их вызвали на ковёр к самому генералу Жирову.

В кино генералов, особенно милицейских, показывают этакими мудрыми наставниками, отечески вникающими в проблемы молодых, и не очень, сотрудников. Правда возникает нехороший вопрос – как при такой интеллигентности они вообще стали генералами? Но это в кино. В жизни среди них гораздо чаще встречаются откровенные или замаскированные самодуры. Генерал Жиров был из таких. Он не был глуп, просто он не желал вникать во всякие ситуации своих подчинённых.

Рубцов и Сиротин доложились по форме. Генерал был один. На его столе лежало раскрытое удостоверение. У Сиротина сжалась диафрагма в недобром предчувствии. И не зря. Генерал был очень зол,

Капитан Сиротин, ты писал в объяснительной, что утратил удостоверение при невыясненных обстоятельствах.

– Так точно!

– Посмотри, это оно?

Сиротин узнал своё удостоверение, и на лице его отразилось изумление,

– Так точно, но как….

– Молчать! Позорники! Так опозорить управление! Это неслыханно! Его переслали сюда ростовские коллеги. И знаете, у кого оно было изъято? У вокзального дурачка, который козырял им направо и налево. И, что самое интересное, по сведениям ростовчан удостоверение ему передал некий майор Рубцов.

Сиротину всё стало ясно, и, не раздумывая, он дал майору в ухо. Генерал заорал,

– Прекратить!

Заскочивший секретарь выволок Сиротина из кабинета. Ошеломлённый Рубцов сказал,

– Товарищ генерал, это провокация!

– Пошёл вон!

После этого от Рубцова отвернулись коллеги, но не от Сиротина. Многие ему сочувствовали, но досталось обеим. Было небольшое расследование, в ходе которого стали известны похождения Сиротина. Не желая выносить сор, генерал поступил в духе того времени, то есть из органов их не уволили, а перевели в другие службы. Сиротина назначили участковым в один из окраинных районов Москвы с перспективой «вечного капитана». Рубцову пришлось хуже. Его отправили в Калужскую область начальником райотдела милиции. Жена за ним не последовала.

* * *

Перед новеллой о низведении Крылова я спросила Коновалова,

– Родион, ты говорил, что у тебя были ещё варианты шуток с Крыловым. Какие?

– Варианты были, времени не было. Если бы у меня была неделя, то я организовал бы Крылову пребывание в сумасшедшем доме. Связи у меня тогда ещё были.

– Какие связи?

– Обыкновенные. Некоторое время я там работал. Это отмечено в той трудовой, где одна запись. Между прочим, идея не пропала. Потом я провернул это дело с одним вороватым прорабом.

Новелла о злоключениях парторга

О приезде делегации Коновалов узнал дня за два от секретарши Кати, преданно снабжавшей его информацией. Корни этой преданности уходили ещё в школьные годы, когда Родион был пионервожатым в классе, где училась Катя. Пробыл он им недолго, но и за это время стал кумиром всех девочек класса. Для Кати он таковым и оставался. На самом деле это была такая форма дружбы, девизом которой было – «С Коноваловым не соскучишься».

О Крылове он стал уже забывать, так как тот был недоступен для мести, но узнав, что он сам идёт ему в руки, сразу приступил к организации «шутки» по стандартной схеме.

На следующий день он завёл разговор с Ивановым и Петровым, мужиками, которых лечил от алкоголизма. Про метод лечения Коновалов так и не рассказал, было только глухое упоминание о всё том же водочном черве. Разговор и пошёл на эту тему,

– Ну, что ребята, выпить хочется?

– Издеваешься?

– Вполне серьёзно спрашиваю. Я противоядие от водочного червя достал. Если есть желание, то дам, а то на вас смотреть тошно. Но с условием – напиваться будете только раз в неделю, в субботу. Утром в воскресенье стаканчик – и всё. Вообще-то, если вы окончательно избрали трезвость нормой жизни, то чего я тут перед вами распинаюсь?

Потрясённые мужики переглянулись, и более умный Иванов спросил,

– Чё надо сделать?

– Так вы на условия согласны?

– Мы согласны на всё. На условия, и на то, что нам придётся для тебя делать. Ведь не просто так ты это предлагаешь.

– Правильно мыслишь. Эк тебя припёрло! Видно здорово по пойлу стосковался.

Иванов зло сверкнул глазами,

– Дело говори. Может, кого отлупить без свидетелей?

– Ну, это было бы слишком просто. Нет, дело посложнее, тут нужно проявить творческий талант, я бы сказал – артистизм.

– Да какие мы артисты?

– Ого! Как раз то, что нужно. Вам и гримироваться не надо, особенно тебе Иванов. Ты только глянь на себя в зеркало: рожа такая, что если тебя встретишь в подворотне, то без просьбы часы и деньги отдашь. Тебе и говорить ничего не нужно, просто смотри злобно, вот как сейчас на меня таращишься, и всё пройдёт как по маслу. Зачем ты вообще работаешь? Шёл бы в бандиты. Такой фейс зря пропадает.

– Хорош издеваться. Дело излагай.

– В общем, тут одного чинодрала городского надо вылечить.

– Как нас?

– Наподобие. Только средство более серьёзное. Я вам дам полбутылки водки.

Мужики понимающе переглянулись,

– Заряженной?

– Само собой. И ваша задача выпоить ему эту водку, во что бы то ни стало. Хоть силком залейте, хоть в обратный проход, но, я думаю, до этого не дойдёт. Возражения будут, всё-таки против воли, но для того я вас и припрягаю. На ваши недоумённые вопросы отвечу коротко – жена, тесть, возможный развод. Ситуация вам знакомая.

Иванов и Петров согласно кивнули. Для них в насильном лечении от алкоголизма по желанию родни не было ничего криминального. Ко всему примешивалось некоторое злорадство, дескать, не только с нами такое бывает, но и коммунисты не застрахованы.

– Короче – не сделаете, значит, ещё одиннадцать лет будете поститься, а если будет всё в порядке, то уже в субботу нажрётесь как свиньи. Согласны?

– Согласны.

Коновалов подробно проинструктировал, когда и что им делать на следующий день. Они обещали всё исполнить в точности, и по высшему классу. По их мнению, Коновалов был гадом, но слово он держал.

План операции возник у Родиона днём раньше, когда он случайно увидел на улице Толю-бюрократа, сосредоточенно шагавшего по своим бестолковым делам. Не будь этой встречи, то, скорее всего, вариант «шутки был бы другим. В этой истории роль сыграла репутация Толи-бюрократа, а не он сам. Чтобы стало понятнее, нужно немного отвлечься на этого замечательного персонажа.

В каждом населённом пункте имеется свой городской сумасшедший, деревенский дурачок, юродивый, или, на худой конец, какой-нибудь чудак. Толя-бюрократ входил в эту категорию. Впрочем, сумасшедшим он не был, так как к несчастью сходить ему было не с чего. Родился он здоровым и нормальным ребёнком, но будучи ещё малышом, заболел менингитом. От этой коварной болезни многие умирают, а из тех, кто выживает, многие остаются умственно неполноценными. Эта беда и приключилась с Толей. Внешне он был обычным человеком, болезнь отразилась только на его интеллекте, отняв способности к обучению и образованию. Однако Толя не был идиотом. В быту он был совершенно адекватен, и, несмотря на скудный словарный запас, разговаривал довольно сносно.

Проживал он в частном доме со своими, довольно пожилыми родителями. На их обширном участке стоял ещё один дом, где жила с мужем его старшая сестра Валентина, которая и надзирала за всеми. Валентина была намного старше Толи, характер имела суровый, и для братика была, чуть ли не единственным непререкаемым авторитетом. Поговаривали, что в процессе воспитания, она в своё время крепко его поколачивала без свидетелей. Если и так, то метод себя оправдал. Толя её панически боялся, и любые конфликты немедленно улаживались, стоило ему увидеть Валентину. Кроме неё он почти никого не боялся.

Толя чувствовал свою ущербность, и с детства пытался каким-то образом приспособиться к окружению. Но, увы, его способностей хватало только на внешнее подражание, которое и стало для него смыслом жизни. Стараясь быть как все, Толя раздобыл портфель, наложил туда бумаги и стал добровольно ходить в школу. Учителя его не гнали, а наоборот, как положительный пример для лодырей и оболтусов, сажали в классе с ровесниками. Он старательно копировал учеников. Все писали в тетрадях, и он тоже, правда, вместо букв у него выходили какие-то бессмысленные козюбрики. С той поры у него сформировалась тяга к разного рода бумагам. Однажды на перемене Толя залез в портфель Коновалова, а тот, не обращая внимания на статус дурачка, крепко приложил его по шее. С той поры он стал слушаться Родиона и уважать его. Память у Толи была неплохая, но конкретная, он не умел обобщать. Толя сразу уяснил, что брать бумаги у Коновалова нельзя, но на остальных это не распространялось.

С годами в искусстве подражания Толя достиг немалых успехов. Основным объектом его внимания стали чиновники, которых он здорово копировал, особенно председателя административной комиссии Антонова. Случалось, их путали. Подобно Антонову, Толя с папкой в левой руке, слегка сутулясь, семенил с деловым выражением на лице, ловко копируя походку. Этот странный выбор объяснялся тем, что Валентина работала в исполкоме, и Толино восхищение сестрой распространялось на её окружение. Народ это приметил, и Толя получил кличку Бюрократ. Впрочем, это был не единственный его образ. Толя любил кино, куда его пускали бесплатно, но, не понимая сюжета, он обращал внимание на детали, и со временем полюбил форму. Любую. Поэтому иногда он стал показываться на улице в армейской или матросской форме, подаренной ему дембелями. Он лихо чеканил шаг и по какому-то своему выбору отдавал честь некоторым встречным прохожим.

Толя-бюрократ был безобиднейшим существом, живущим в своём остановившемся детстве. Люди это понимали, и относились к нему снисходительно, а чаще всего приветливо. Сценарий его хождений был прост. С папкой в руке, он заходил в какой-нибудь магазин, и особым, «инспекторским» взглядом начинал осматривать полки с товаром. Продавщицы ласково его приветствовали и угощали чем-нибудь. После этого, с чувством исполненного долга, он отправлялся ещё куда-нибудь. Но излюбленным занятием Толи было посещение разного рода контор и казённых учреждений, кишащих любезными его сердцу чиновниками и бюрократами. Там он мог разжиться вожделенной казённой бумагой, каким-нибудь заполненным или пустым бланком, который бережно укладывал в свою знаменитую красную папку. Что он с ними делал потом, не знал никто.

Но со временем выяснилось, что за Толей нужен глаз, да глаз. Он по своей простоте мог сотворить такое, что и по злому умыслу не придумаешь. У Толи была интересная способность к проскальзыванию. То есть, несмотря ни на какие кордоны, он мог появиться в любом месте в самое неподходящее время. Так однажды он возник в пустой, по случаю обеденного перерыва, бухгалтерии завода ЖБИ. Взял лежащие на столе подписанные к оплате наряды, сложил их в папку и спокойно ушёл. Искали его всей конторой по всей станице. Слава богу, нашли. Попытались эти наряды выкупить, но Толя не понимал в деньгах, а потому отказался от них. В конце концов, выменяли на пачку пустых бланков, и пять порций мороженого. Точно таким же образом он слямзил у Антонова несколько протоколов об административных нарушениях. К радости нарушителей, протоколы не нашлись. А один раз Толя поставил на уши милицию.

Было обычное милицейское утро. Дежурка была ещё пустая, если не считать маячивших в «обезьяннике» двух алкашей. Дежурный Федякин отлучился на полминуты в туалет. А когда, облегчившись, вернулся, то на своём месте за столом увидел Толю с его, Федякина, личным «ПМ» в руках, неосмотрительно оставленным в ящике стола. Толя направил дуло в живот Федякину, и сказал: – «Руки вверх». Федякин с ужасом увидел, что предохранитель снят, и послушно подняв руки, стал у стенки. Один из алкоголиков хохотнул, но увидев направленное на него дуло, застыл, и на всякий случай тоже поднял руки. Работники прибывали на службу, и вскоре возле стены в ряд стояли шесть человек с поднятыми руками, в том числе и сам начальник майор Перелазов. Толя играл в какого-то героя из фильма, а остальные исходили холодным потом, они же не знали, чем кончается это кино. Хорошо если не расстрелом. Но всё обошлось. Милиционер, зашедший последним, не успел закрыть дверь, и через неё предупредил находящихся на улице сотрудников. Там быстро сообразили, и сообщили о ситуации Валентине. Когда Толя увидел в окно приближающуюся сестру, то сразу бросил пистолет и задал дёру.

Кроме того, находились бессовестные люди, использовавшие Толины пристрастия для разного рода розыгрышей. В районе строился комплекс, где работала заезжая бригада из Закавказья. Водители местной автоколонны подвозили стройматериалы, и один из них, по имени Боря, однажды зазвал Толю прокатиться. Толя кататься любил. Прибыв на объект, Толя, по своему обыкновению, с папкой в руках сделал умное лицо и стал ходить по площадке, осматривая всё придирчивым взглядом. Шутник Боря сказал оторопевшему бригадиру, что это проверяющий из Ростова. Тот начал обхаживать «проверяющего», но Толя на контакт не шёл. Тем временем прибыли ещё две машины, и Боря объяснил приятелям суть происходящего. Они поддержали игру. Запуганный бригадир обратился к шоферам, и обещал им хороший магарыч, если они увезут этого жуткого инспектора, который молчит, отказывается от выпивки и не берёт деньги. Мужики легко исполнили эту просьбу, а затем славно погуляли за счёт благодарных шабашников.

Другой шутник, оставшийся неизвестным, устроил следующее. Зная Толину любовь к форме, он подарил ему не новый, но вполне приличный комплект милицейской экипировки. Плюс раскрашенную полосатую палку. Толе доводилось раньше видеть работу гаишников, и он, выйдя на трассу, очень убедительно стал копировать их действия. Уверенным взмахом тормозил машины, проверял документы и разрешал ехать дальше. Небольшая группа зевак развлекалась этим зрелищем невдалеке. Правда местные водители, зная Толю в лицо, игнорировали его, и, смеясь, ехали дальше. Однако хватало и иногородних водителей, которые принимали всё за чистую монету. Трое из них за это поплатились. Из каких-то своих соображений Толя забрал у них права и вместе с ними исчез. Эти страдальцы, помаявшись в неизвестности, вскоре заявились в районную ГАИ. Тут-то всё и открылось. Разъярённые гаишники приехали к Валентине, и под её предводительством нагрянули к Толе с обыском. В куче макулатуры, именуемой Толей документами, было найдено огромное количество портретов и фотографий Брежнева. Когда Толя узнал, что Л.И.Брежнев самый главный чиновник в стране, то он стал его горячим поклонником, по-современному фанатом. Собирал открытки и вырезки с изображениями кумира, а выступления Брежнева по телевизору слушал стоя.

Единственным результатом обыска стала милицейская форма, которую тут же конфисковали. А полосатый жезл и права навсегда сгинули в неведомых Толиных захоронках.

При виде красной папки в Толиных руках, Родиону и пришла в голову озорная мысль. Крылов ведь тоже пользовался такой же папкой. А если в нужный момент их поменять? Содержимое крепко удивило бы Крылова. Для реализации этой идеи нужно было в первую очередь выманить у Толи саму папку. Коновалов с этим справился легко и без насилия. Он подозвал Толю и поздоровался с ним. Зная о Толиной любви к Брежневу, он забросил безотказную наживку, сказав, что послезавтра к ним на комбинат приезжает сам коллега Брежнева по партии товарищ Крылов. От этой сенсации Толя забыл куда шёл, и глаза его засветились фанатичным блеском. Тут Родион подбросил Толе идею автографа, и растолковал, что это такое. Мол, чем пялиться на великого человека впустую, лучше попросить его расписаться на память. Но для этого необходима специальная тетрадь и новая папка.

Толя приуныл, таких вещей ему не покупали, но великодушный Коновалов обещал выручить. Он велел Толе стоять на месте и ждать, а сам прямиком отправился в канцелярский отдел культмага. Приобрёл там папку и ученическую тетрадь. Затем по пути зашёл в типографию и попросил бракованных бланков или других распечаток. Ему показали на кучу отходов. Вопросов не задавали, потому что в те годы туалетной бумагой ещё не торговали. Толя подаркам обрадовался, и обмен папками состоялся непринуждённо. Небольшая закавыка вышла с четырьмя портретами Л.И. Брежнева, но Родион уговорил Толю разделить их по-честному. На этом конфликт был исчерпан, и они расстались. Коновалов был уверен, что Толя окажется на месте в нужный момент. Его идея упала на вспаханную почву. Толя выучил слово «автограф», и впоследствии, завидев незнакомого мужика в шляпе, старался его получить. Иногда удавалось.

А Коновалов, засунув добычу под пиджак, посетил аптеку, где раздобыл растворимого в спирте снотворного.

Подготовка к операции была скрупулёзной. На следующий день после работы Коновалов зашёл к живущему через три дома дяде Коле Сидорчуку, приходившемуся племянником однорукому ветерану. Дядя Коля был схожей комплекции с Крыловым, поэтому Родион выбрал его для контрольного испытания. Уговорить дядю Колю на это было нетрудно, потому что он был закоренелым пьяницей. Родион завёл разговор,

– Дядя Коля, ты чем-нибудь болеешь? Желудком, или ещё что?

Дядя Коля был злой от вынужденной трезвости,

– Ничего у меня не болит. А чего тебе до моего здоровья? Раньше не интересовался.

– Да мало ли? Тут такое дело. Прибирался я в своей мастерской, и нашёл полбутылки водки. Хотел было выкинуть.

Дядю Колю покорёжило от такого кощунства.

– А потом передумал – продукт качественный, от времени не портится, чего зря выбрасывать? Сам я не любитель, но ведь на мне свет клином не сошёлся. Вот, думаю, наверное, дядя Коля будет не против хлопнуть рюмашку. Но тут у меня сомнения.

– Какие?

– Обычные. Вдруг тебе пить нельзя? Вдруг от моего угощения у тебя обострение язвы, или чего другого случится? Ивановна меня тогда убьет. А кстати, где она?

По замыслу, жена дяди Коли тоже участвовала в эксперименте. Дядя Коля приплясывал,

– В магазин ушла, это долго. Какой ты зануда Родион! Нет бы по-простому, всё у тебя с какими-то вывертами. Здоров я как бык, а Ивановне и знать ни к чему.

– Ну, тогда пошли в мастерскую. Там удобно: стакан есть и огурчик, и топчан имеется отдохнуть, если вырубишься.

– Да ты Родион с луны упал! С полбутылки-то? Знаешь сколько мне надо для отруба?

Через полчаса Дядя Коля сладко спал на упомянутом топчанчике. Понаблюдав за ним некоторое время, Коновалов пошёл звать Ивановну. Та, обнаружив отсутствие мужа, громко ругалась. Родион доложил ей о местонахождении дяди Коли,

– Спит в моей мастерской. Устал видно здорово на работе, сморило его как-то внезапно.

– Да когда ж он успел нажраться? Я ведь ненадолго отлучилась.

И на всех парах Ивановна засеменила в мастерскую Коновалова. Там, унюхав характерный свежий водочный запах, она зашлась в ругани и попыталась разбудить спящего, но тщетно. Родион за этим внимательно наблюдал, поглядывая на часы. Затем успокоил Ивановну, сказав, что дядя Коля никому не мешает, а когда проснётся, то придёт домой.

Результат эксперимента удовлетворил Родиона – дядя Коля проспал двенадцать часов. Дядя Коля тоже был удовлетворён, потому что проснувшись, не испытал обычного похмельного состояния. Впоследствии он долго пытался выведать у Родиона про эту удивительную водку, и всё просил показать пустую бутылку, чтобы прочитать этикетку. Коновалов не мог помочь ему ничем, так как на самом деле дядя Коля пил самогон. Но это был всем самогонам самогон. Этот эксклюзивный продукт назывался «курсант», а изготавливал его в небольших количествах высокообразованный народный умелец-самогонщик Василий, живущий неподалёку. Этот коварный напиток вкусом не отличался от хорошей водки, но крепость имел такую, что мог свалить с ног любого быка. Когда на другой день прибыл автобус из треста, Родион возле проходной наблюдал за двумя пацанами характерного вида, гонявшими консервную банку на пустыре перед воротами. Затем направился в буфет, куда также зашёл и водитель автобуса, и попросил две пачки «Примы». Буфетчица по имени Венера удивилась,

– Ты же с фильтром куришь, «Нашу марку».

– Вон сколько народа привалило расценки резать. Надо затягивать пояса.

Родион взял сигареты и вышел обратно за ворота. Отозвал в сторонку подростков хулиганистого вида, и завёл с ними разговор,

– Скучаете малолетние вредители?

– Чё обзываешься? Мы ничего не делаем.

– Не будем спорить о формулировках. А ничего не делаете временно, пока объект не подвернётся. Так вот: могу вам его предоставить, и заметьте, не даром. Сигарет хотите?

Из всего они поняли последний вопрос, и сразу смекнули, что их нанимают,

– А чё надо-то?

У одного из них, конопатого, в кармане звякнуло, и Коновалов понял, что перед ним тот, кто и требуется. Судя по звуку, в кармане были гаечные ключи и отвёртки, что говорило о склонности паренька к технике, вернее к порче техники. По всей видимости, именно он был кошмаром для всех окрестных владельцев любых машин и механизмов, так как, выбрав момент, снимал и скручивал все попавшиеся под руку детали и агрегаты. Такие забивают гвозди в английские замки, и засыпают сахар в бензин. К нему первому Родион и обратился,

– Вот ты, к примеру, мог бы выкрутить золотник с колеса этого автобуса за пачку «Примы»?

– Запросто! Хоть два. Прямо сейчас?

– А чего ждать? Вот твои сигареты.

Другой подросток, обладатель выпученных глаз и дебильного выражения лица, ревниво спросил,

– А я?

Коновалов не планировал масштабного вандализма, да и мелкого тоже, но ситуация сама подталкивала к чему-то такому, и он сказал,

– Да, это несправедливо. Тогда ты тоже сотвори мелкую гадость этому автобусу.

– Какую?

– Ну, не знаю, вымажи сиденья чем-нибудь липким, что ли.

Глаза юного вандала засияли – нечасто взрослые предлагают такое, можно сказать, в первый раз, да ещё и за курево.

– Знаю! Есть тут одно место, и ведёрко есть.

Схватив сигареты, он убежал. А Родион шёл в цех и думал, что они могли бы всё это сделать и за одну пачку сигарет, а возможно, и просто так, из любви к паскудству. По пути он снова зашёл в буфет и купил «Нашу марку». Венера была хороша собой – смазливая полногрудая девица возрастом от тридцати до сорока лет, находящаяся в состоянии постоянного свободного поиска спутника жизни. Коновалов, как бы, между прочим, намекнул ей, что водитель автобуса, плотный дядька в шляпе, не женат, и имеет родственников за границей. У Венеры хищно заблестели глаза, и стало ясно, что в ближайшее время шофёру Кирюше будет не до наблюдения за своей техникой.

То, что сотворили с автобусом эти два маленьких гада, удивило даже Родиона. Перебор был сильный, но назад не отыграешь. Впрочем, и это обернулось к лучшему. Задержавшегося водителя Венера пригласила к себе переночевать, и они на самом деле вскоре поженились.

Костин был прав, утверждая, что Коновалов никуда не отлучался, и всё время был на глазах. А его участие в операции и не требовалось. Запущенный механизм на первом этапе действовал сам по себе, не требовалось даже нажимать кнопки. В нужный момент в приёмной материализовался Толя-бюрократ и начал всех выспрашивать про «коллегу». Это слово для него означало высокую должность, поэтому люди его вопросов не понимали. Директор, узрев Толю, тут же вывел его в коридор, чтобы он под шумок не присвоил какие-нибудь бумаги. В коридоре ошивался Иванов, и директор велел ему проводить Толю за ворота. По дороге Толя талдычил про автограф важного лица. Иванов тоже не был в курсе относительно слова «автограф», и решил, что это какое-то приветствие. Он показал на вышедшего из буфета покурить водителя автобуса, и сказал,