Текст книги "Храмовник"
Автор книги: Александр Башкуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
А через неделю отловил меня Сыч, а глаза у него... Я спрашиваю:
– "Что с тобой?"
– "Промашка вышла. Это оказались – не те. То ли панки, то ль металлисты. Не те, понимаешь?"
Я чуть не сел. Едрена репка, а мы их – так... Тут я вспомнил, разозлился и говорю:
– "А чего ж у них свастики на цепях?!"
– "Так говорят, это – не свастика! У нее рожки в другую сторону, а в темноте..."
Тогда я взял Сыча за грудки и очень внятно сказал:
– "Ежели на козлах свастика, мне по фигу в какую сторону загнуты ее рожки. Их рога я загну в ту сторону, какую положено. Загну, загибал и загибать буду. Вот такой я тупой и непросвещенный".
Сыч сразу приободрился и говорит:
– "Там один на гвоздь налетел. Ему теперь девочки без нужды".
Я просто пожал плечами:
– "Так лед-то какой на улице! Мало ли кто поскользнется... Сидел бы дома, раз не умеет гулять!"
А через месяц Оленьке пришла пора срочно почиститься. Мы с Сычом и будущей Сычевой женой привезли ее к Хирургу, и он с подозреньем спросил:
– "Твое?"
Я даже обиделся:
– "Мое бы у меня выросло. Девка больно хорошая".
– "Его?"
– "Да пошел ты! У него его тоже бы выросло. Скоро вырастет. Сам гляди".
Хирург глянул на серую Ольгу, на нас – и забрал ее. А когда сидели и ждали, пока она отлежится – раздавили на четверых. Так и подружились. Раньше-то я его знал лишь как Ленкиного старшего брата. Я тогда спал с ней. И думал – жениться. Мы все так думали.
Так что, не берите в секретарши девчонку, коя знает вас, как облупленного. Не заводите от нее дочерей. А самое главное – не дружите с Хирургами, ежели его родная сестра родила вам дочурку в ваше отсутствие. И никогда не дарите спартаковских "петушков" деду той самой девчонки, с коей вам сладко спать. Можно поставить себя в дурацкое положение. На всю жизнь.
Да, – на другой год мы опять собрались в апреле. Походили, поорали: "Спартак" – чемпион!" – зашли к Хирургу, сказали, чтоб шел спать, или с нами – пить. Он пошел с нами.
В третий год я уже пошел с Ленкою. Сама напросилась. Опять – никого. Даже скучно. Завалили всей толпою к Хирургу и устроили сабантуй прямо у него в перевязочной. Никто не удивился и не спросил – кто мы и откуда. Мы не удивились, что в перевязочной средь ночи столько врачей. Да – сестричек.
А потом мы выросли и перестали бродить по апрельской Москве. Да и зачем бродить? Тихо у нас. Тихо и покойно. По-крайней мере – двадцатого апреля. Сами понимаете – ледок. Бродишь ночью – как бы не поскользнутся.
Хе
Патриарх
The Hierophant
Le Pape
Der Grossmeister
Цикл Воли – Развитие
Москва – 1937 год
Мы шли в ночи и было слышно, как звенят подковками у нас сапоги. Город – похоже что спал, а скорей всего – притворялся.
Стояла густая августовская ночь и окна москвичей были распахнуты. Обычных москвичей. Нас вел старый Палыч, коий всю дорогу внимательно смотрел на раскрытые окна. Ежели какое-то из окон было заперто, он молча показывал на него пальцем, Леша включал потайной фонарь, а Володя отмечал координаты окна.
В такую жаркую ночь за этими закрытыми окнами прятались "Враги Народа". Они, наверно, шептались друг с другом и говорили всякие гадости – про Нас, Нашу Родину и самого Товарища Сталина.
Здесь – в центре города это была одна из самых верных примет. Бывших хозяев всех этих домов постреляли в дни Революции и теперь в их просторных, светлых квартирах и комнатах жировала пролетарская, да жидовская грязь, всплывшая в дни мятежа. И мы – шли ее чистить. И вся эта грязь и мразь слышала, как гремят подковками в притаившемся городе наши кованые сапоги и – в штаны делала себе от ужаса.
Сперва – делала, а стоило нам пройти, сразу же начинала шипеть нам вслед. А чтоб не слышали мы ее мерзкого шипа, закрывала окна на все шпингалеты с задвижками. Она не знала, что – закрытое окно – Примета. По возвращении мы пересчитаем виденные нами закрытые окна и будем знать – куда идти в другой раз.
Правда, теперь примета сия стала терять прежний смысл. Все чаще за закрытым окном была уже опечатанная нами комната. То есть – не нами, но другой ротой. Правда, именно моя рота выявила и взяла больше всех – этой сволочи.
Остальные ленятся и выезжают на задержания на машине. А при звуке наших машин окна захлопывают – самые добропорядочные обыватели. Поэтому мы любим идти пешком.
С нами – старый, бывалый "следак" Виктор Палыч. Отсидел в двадцатых сколько положено, а потом был взят нами во "внештатники". Знает и помнит былую Москву, как облупленную. А еще хлеще знает и помнит всех этих бандюков с горлопанами, что устроили тогда этот переворот. Его позиция простая и правильная:
"Бандиты будут сидеть, иль – лежать, – в зависимости от статьи. Урки должны гнить на нарах, а не жрать ананасы в Кремле".
Я с ним согласен. Когда мы берем нового бандюка, они же все – пьяные в дым, катаются в ногах, да блажат про то, что они – большие дружки Товарищу Сталину. А у меня в голове: "Не обращай внимания, Аннхен. У дочери настоящего Рыцаря нет ни нервов, ни – трясущихся рук! Ты сбилась. Раз-и, два-и..." – а потом, как кричали мама с сестрой.
Мы у этих скотов – хотя б матерей, да сестер на насилуем. Пуля в голову и – весь сказ. Вы не поверите – как рыдает, да плачется вся эта мразь, когда ее выводят на улицу... Ворье. Быдло.
Сладко было вам спать в постелях расстрелянных, да вкусно жрать из чужой тарелки с вензелем, – пора платить по счетам. Сукины дети. Всех найдем. Всех сыщем...
Я часто думаю, – как, почему мне так повезло? Видно, есть все же Бог коль дал он и мне, и ребятам моим поквитаться за всех наших. Вон – Вася Сычев. Батя его был унтером погранстражи. "Тамбовский волк", – как их все называли. Они, – все те, кто из деревни Антоновки – все звались "тамбовские волки". Их деревня в незапамятные времена принадлежала графу Бенкендорфу.
Ну, – тому самому. Шефу и создателю жандармского Корпуса, да Начальнику Тайного Управления. Царской разведки, да – контрразведки проще сказать. Так чтоб – в деле сием "лишних" не было, – он всем своим крепостным из Тамбова – вольную дал и просил "Служить Отечеству" на границе. Сказал: "Границы России должны стеречь – русские". Они и – стерегли. Все урки их только лишь "тамбовскими волками" и величали.
А когда стряслась Революция, вчерашние урки нагнали огромную армию к небольшой деревне Антоновке и устроили провокацию. А потом обычных крестьян – газами. Да бабам штыками животы – вспарывать. Чтоб, говорили: "Извести все волчье семя!"
Васька-то тогда – совсем малый был. В каком-то стогу схоронился. Своими ушами слыхал, как его мать, да сестер – сперва ... А потом – живых еще на куски резали. Пока маленький был – на всю нашу колонию по ночам орал: "Тухачевский! Бегите! Жиды идут!"
А его никто и не пытался удерживать – все такие. Когда пришла весть о том, что завтра будем брать Тухачевского, Васька перед начальниками на коленках стоял – просил взять его в команду, – в харю этой гниде – хотя бы раз плюнуть. Не взяли.
Побоялись, что он вгорячах кокнет красную сволочь, а того нужно было хотя б на суде еще целым народу представить. Вот после приговора, – перед казнью сказали: "Пожалуйста!" Поэтому и трупы всех этих никому уже не показывали. Отводили мужики душу. По всей программе отводили.
К примеру, – трое-четверо держат гада с кляпом во рту, а еще двое расстелят на столе бабу там, иль – дочку задержанного и – давай во все дыры! Она, конечно, орет, а ему – "Вот так же и моя мамка/сестра/тетка орала! Это тебе – Божья Кара, красная сволочь!"
В общем, – что захотят с бабами, то и – сделают, а бывшего "краскома" – ни-ни! Еще в учебке всем нам вдолбили, – ежели человека мучить физически, это ему легче, чем на его глазах – его любимых, да близких. Так что "покажут кино" по полной программе, а когда у него глаза побелеют, да станет он просить – чтоб его вместо баб, лишь тогда и выводят и – пулю в затылок. Да так, чтоб последнее, что он в жизни слышал – как его жена с дочкой орут благим матом.
Не-ет. Ни самого Тухачевского, ни Якира, ни – Уборевича – никого из их банды мы и пальцем не тронули. Баб – да. А самих скотов – нет. Чтоб они сими криками на том свете до самого Страшного Суда – Вечность мучились. Эта сволочь небось подзабыла, как орали тамбовские бабы, да барышни-институтки в их кровавых застенках. Так, – чтобы память им освежить – мы их собственных баб у них на глазах...
Знаете, почему нас всех подобрали? Ради Мировой Революции. В те годы многие большевики бредили Мировой Революцией. А как ее сделать, не имея разведки, да глаз и ушей за кордонами? Бывшие царские агенты отреклись от Советов, новые – сиволапые "горели", стоило им пересечь границу хотя бы Польши!
Так что – вся разведка тех лет была из жидов, сочувствующих новой Власти. Всем бы она была хороша, ежели бы не – национальный вопрос. А так уж вышло, что в Политбюро одна из групп разругалась со всеми прочими и в ней-то жидов – как раз не было!
Что делать, – ежели – даже придя к Власти, останешься "глух и слеп"?! Вот тогда-то один из них и обратил внимание на нас – беспризорников. Да не простых беспризорников, но владеющих языками, начатками игры на рояле, да благоприобретенной привычкой "не сутулиться" и "не носить вещи мешком". Раз будущим разведчикам предстоит работа среди "буржуев" – лучше, когда у них буржуйское воспитание.
Конечно, – после того, что произошло – не много осталось ребят с подобными данными на Руси. Так что нехватку дополнили такими, как Вася Сычев. Тамбовскими, ярославскими, да кронштадтскими... Господи, сколько же Крови в те годы пролилось на Руси. Сколько горя все мы пережили. Сколько счетов накопилось ко всей этой сволочи!
Другой вопрос, – как сделать так, чтобы мальчики у коих отняли почти все – служили не за Страх, а за Совесть. Очень просто. Каждому дают по нагану и учат стрелять, и не знать промаха. Награда одна – когда придет день, найти убийц сестры, отца, или – матушки и – не промахнуться. Не вдаваясь в подробности, доложу...
За Товарища Сталина я сегодня – кому угодно глотку перегрызу. За то, что пару лет назад он лично дозволил мне отправиться в Петрозаводск и вскрыть там целую троцкистскую банду из действующих и бывших членов ЧеКа. В детстве я мечтал, как они будут орать...
Я подрос. Они не орали. Орали их бабы... Теперь я готов на все для Товарища Сталина.
Мы идем душной, августовской ночью по притихшей Москве. Все окна темны и лишь в одной горит огонек. Там кто-то бегает, слышны какие-то крики. Это – там, где нас ждут. Палыч любит позвонить по телефону перед выходом. Эти суки должны знать, что мы к ним идем и делать в штаны от ужаса.
Вдруг впереди хлопают выстрелы. В последние дни это у них – мода пошла. Стреляют в собственных жен, да детей. Что любопытно, – самим в себя выстрелить пороху нет. Что забавно – руки трясутся и по жене, да детям они промахиваются. (По нашим-то матерям, да сестричкам они – не промахивались...)
Мы их не удерживаем. Это здорово, – прийти к такой гниде, а она пьяная в дым и рыдает над только что пристреленной им же самим женою, иль доченькой. Еще лучше, ежели наш штатный доктор – эту бабу, иль девку потом вылечит.
Объявляешь ему приговор, а потом с улыбочкой говоришь: "Жена ваша к счастью – не умерла. Хотите посмотреть, да послушать?!" – и тут же кляп ему в рот и представление, как его телка нашим "подмахивает".
В общем, – здорово.
Мы подымаемся в квартиру, нас уже ждут дворник, да управдом. С улицы слышен звук подъезжающего "воронка". Я спрашиваю у дворника, – все ли дома – по списку? Он в ужасе трясет бородой, шепчет:
– "Младшенькой-то – четыре! Может, – ее в детский дом?"
Я с интересом смотрю на него. (Разумеется, – такую малышку – прямиком в детский дом. Но ему об этом не положено знать. А на будущее... Редкий человек отважится задать подобный вопрос мне – чекисту. Надо запомнить его. При случае – предложить работу у нас – в органах. Хороший человек теперь – редкость. Смелый – тем более.)
– "В ордере указано – всех. Разберемся. Мы не караем детей".
Дворник успокоено кивает в ответ. А мы начинаем нашу работу. Мы наводим Порядок. Бандиты, да урки должны гнить в земле, или – на Колыме. И все их бандитское семя.
Ни одно преступление, совершенное в дни Революции, не останется безнаказанным. Ни одна мразь не посмеет покойно спать на всем наворованном. И за это за все – Спасибо Товарищу Сталину.
При случае – Я Умру за Него.
