Текст книги "Истина всегда одна (СИ)"

Автор книги: Александр Башибузук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Ну еб… – Ваня украдкой стер со скулы слезу и уже было собрался подойти к якуту, но тут прибыло целая колонна грузовиков с вооружением.

Прибывших отправили отдыхать, а остальных заставили разгружать ящики и сносить их в склад.

Радость от встречи с якутом еще не утихла, но она не помешала Ивану сильно удивиться, сиречь охренеть, после того, как он разобрался, что привезли.

А удивиться было чему. Он давно привык, что с автоматическим оружием в армии совсем плохо, а тут привезли целых пять пулеметов, два Максима и три ДП. Мало того, помимо винтовок и карабинов Мосина, еще два ящика автоматов ППД и три десятка винтовок СВТ. Патроны и гранаты вообще таскали часа два. Да что там, привезли еще два пятидесямиллиметровых миномета и несколько огнеметов. И еще грузовик разного другого снаряжения, в том числе и касок.

СВТ – самозарядная винтовка системы Токарева, принята на вооружение в 1939 году.

ДП – Дегтярева пехотный, ручной пулемёт калибра 7,62 мм, разработанный Василием Алексеевичем Дегтярёвым. ДП стал одним из первых образцов стрелкового оружия, созданных в СССР.

Вывод напрашивался сам.

«Кормят как на убой, вооружают до зубов, значит на убой и бросят…» – подумал Иван. Но не особо огорчился. Сытым и вооруженным даже на убой идти легче.

После разгрузки он было опять наладился к якуту, но тут явил себя на свет ротный и приказал формировать роту по штатной структуре.

Поднялась суматоха, по результатам которой, Иван очутился во взводе старшего лейтенанта Рощина Александра Сергеевича, того самого молодого амбала со шрамом на морде. В отделение вместе с Ваней в числе прочих попал «диневальный» Аллахвердиев, азербайджанец из Баку и, к счастью, Петруха. Комодом назначили украинца Миколу Демьяненко, в прошлом младшего сержанта, осужденного за систематическое пьянство и разгильдяйство.

О чем он сам радостно признался, в стиле, мол, бухал и по возможности буду продолжать.

Командир и личный состав отделения Ивана вполне устроил – люди как люди. Однако один их красноармейцев по фамилии Хливкий, все-таки несколько насторожил. Какой-то он был скользкий и противный и по манере поведения и по внешности. Словом, полностью соответствовал своей фамилии. Но спешить с оценкой Ваня не стал, так как давно убедился, что люди частенько не соответствуют своей внешности и даже поведению.

После того, как разобрались со штатами, возможности перемолвиться с Петрухой все равно не появилось. Чертовы командиры свое дело знали крепко и продолжили образцово показательно дрючить роту. Даже Ваня, привыкший к физическим нагрузкам и более-менее сохранивший спортивную форму вымотался до предела.

«От хорошего солдата должно пахнуть говном и потом… – зло повторял он услышанную фразу. – Собаки сутулые, мать вашу. Заебут же до бесчувствия, уроды…»

Но послушно выполнял команды, потому что уже понял – строптивым в армии не место.

Обедали снова сытно – густым супом и кашей. После обеда опять началась муштра, а потом прозвучала команда:

– Приготовится к медосмотру!!!

Ваня в этот момент остервенело тыкал жердиной в соломенное чучело, учась штыковому бою и не сразу сообразил откуда в расположении взялся медработник. А когда его разглядел, в очередной раз чуть не потерял сознание.

Потому что этим самым медработником оказалась…

Стройная, худенькая девчонка в форме с медицинской сумкой чрез плечо. Серенькая, с простеньким личиком, но она показалась Ивану настоящей богиней.

Потому что это была военфельдшер Курицына!

– Холосая баба! Осень холосая! – восхищенно прошепелявил Петруха, рядом с Иваном. Его тоже заставили колоть палкой чучело, но получалось у якута так себе.

– Хорошая, – охотно согласился Ваня, до крови прикусив губу от переполнявшего его счастья.

Глава 4

Несмотря на переполнявшую его радость Ваня быстро взял себя в руки. Опять же, недавнее прошлое почти напрочь выжгло из его характера лишнюю эмоциональность. Ни о каких отношениях с Курицыной сейчас даже речи не может идти. Кто он, а кто она? Даже расспросить о том, как она вышла из окружения и живы ли, Елистратова с Хусаиновой, не получится.

«Ну да хрен с ним… – вяло подумал он. – Да, слава Богу, выжила, порадовались и хватит…»

Занятия в расположении прекратились, личный состав первого взвода стал в очередь в контору, где должен был проходить медосмотр, а второй взвод уселся в тенечке под стеной коровника, дожидаясь своей очереди.

Иван старался держаться поближе к якуту, но заводить разговор не спешил. В самом деле, ну не скажешь же Петрухе, что они в одной из прошлых жизней гоняли вместе фрицев по болотам и грохнули целого командарма. В общем. Ваня искал повода заговорить, чтобы все выглядело естественно.

Солдаты потихоньку начали знакомиться и общаться, но якут вел себя тихо и спокойно и ни с кем не разговаривал. Только мусолил свою пустую трубочку с каменным лицом, чуть в стороне от всех.

Ваня слегка поколебался и достал из внутреннего кармана свою старую заначку, еще со спецлагеря, щепотку махорки, завернутую в кусок газеты. Сам он не курил, но давно понял, что курево в армии ценилось на вес золота и его надо беречь.

– Держи…

Петруха внимательно посмотрел на Ивана, но подношение не взял и проскрипел.

– Моя твоя дать нисего нет.

– Держи, говорю, – Ваня насильно сунул пакетик якуту в руку. – Ничего мне не надо. Я не курю, мне курево без надобности. Бери!

Якут мгновенно разулыбался, несколько раз кивнул и принялся быстро набивать трубку, попутно болтая скороговоркой.

– Твоя как совут? Моя Петл Петлов, якута знаесь? Моя якута! Тосе оклусения был? Э-ээ… засем там делают? Моя не хотел ити к своим, но сибко скусьно было леса, говолить ни с кем, а немса наса ясык не понимаеть, сибко дурная немса. Увидел наса, посел с ними и присел. А командила говолит иди Петл Петлов тлибунал. Засем тлибунал? Какой тлибунал? А тлибунал говолит иди стлафная. Стлафная!!! Засем стлафная? Моя нисево не делал плохой. Мал-мала стлелил немса, потом наси присли и я с ними усел…

«Ага… – перевел для себя Ваня. – Значит Петруха так и торчал на болотах, понемногу изводил немцев, а потом соскучился по общению, встретил группу окруженцев и вышел к своим. Ну а там, выездное заседания трибунала и здравствуй штрафная рота, минуя спецлагерь. Ничего удивительного. Вот же уроды! Как все это объяснить якуту? Что он плохого сделал, действительно? Хорошо хоть не обозлился парень. Хотя, наверное, он до конца так и не понял, что с ним случилось…»

– Сдеся тосе холосо, колмить холосо, баба плиехать. Хотят пловелить – пусть пловеляют… – Якут чиркнул кресалом, затянулся и блаженно закрыл глаза. – Уффф… холосо, шибко холосый табак!

– Эй, малой… – рядом нарисовался длинный и худой жердяй с густо побитым оспинами плоским лицом. – Тебя делиться не учили? А ну дай затянуться…

Он требовательно потянул руку к трубке якута.

Ваня тяжело посмотрел на него и тихо приказал:

– А ну съебал…

– Ты ничего не попутал, ферт… – окрысился жердяй, но мазнул взглядом по командиру взвода неподалеку и ушел, угрожающе буркнув через плечо: – Ну-ну, мы еще увидимся…

– Спасиба… – якут кивнул Ване. – Следусий лаз не нада, моя сама ласбилаться. Твоя как совут?

– Иван.

– Холосый имя! – якут опять начал болтать. – Нлавится мне. Моя сениться хотел перед войной, потом передумал, поехал уситься Ленинглада. Баба потом, теперь совсем потом…

Тем временем первый взвод уже прошел медосмотр, пришлось вставать и топать к конторе.

Курицына сидела вся такая важная в белом халате и шапочке, а сам медосмотр заключался в том, что она задавала вопрос о самочувствии, потом смотрела зубы, а в заключении приказывала снять штаны и показать, так сказать, мужское естество. На одного солдата уходило меньше чем полминуты.

Впереди Ивана стоял «диневальный» Аллахвердиев, позади якут.

– На что жалуемся? – строго поинтересовалась Курицына у Мамеда.

– Голова болыт, товарыща врача… – состроив жалобную рожу пролепетал Аллахвердиев.

– Голова не жопа, поболит перестанет, – гыгыкнул взводный, сидевший за столом рядом с военфельдшером. – Жопа болит, Аллахвердиев?

– Нэт!!! – шарахнулся от него «диневальный». – Зачэм жопа сразу?

– Спасибо! – строго и недовольно поблагодарила Курицына старлея. – Но позвольте мне самой провести медосмотр. – Зубы покажите, товарищ красноармеец. А теперь снимайте штаны… живее, живее…

Мамед густо покраснел и стащил штаны.

У Курицыной мгновенно полезли глаза на лоб. Она даже рот открыла от удивления. Да что там, судя по морде взводного он тоже слегка подохренел от увиденного.

Ваня сначала ничего не понял, хотя стоял за Мамедом, а потом…

Потом все стало ясно. Короче говоря, Аллахвердиев обладал воистину выдающимся хером. Эдак длиной по колено. Мало того, этот хер… еще и гордо встал при виде Курицыной.

– Ну ни хера себе… – хмыкнул старший лейтенант. – Тебе Аллахвердиев только кобыл ебать…

– А нельзя обойтись без ваших шуточек? – гневно взвизгнула Курицына. А потом… потом схватила со стола длинную деревянную линейку и со всей силы щелкнула Мамеда по члену.

– В-ва-а-а-ай!!! – «диневальный» взвизгнул так, что даже Ивану стало его жалко.

– Вот! – довольно улыбнулась военфельдшер Курицына, кокетливо поправила шапочку и скомандовала: – Следующий!

Ваню она пропустила, предательски неудосужив хоть каким-то особенным вниманием, чем слегка даже обидела. И вообще, после того, что она сотворила с Мамедом, Иван из мужской солидарности полностью потерял к ней интерес.

После медосмотра Курицыну увезли на полуторке, а личный состав продолжили гонять до самого ужина. Правда после ужина все-таки выделили личное время. Однако, и это личное время безжалостно урезали, заставив сколачивать поддоны из досок, на которых вместо кроватей предполагалось спать.

Из-за того, что молотка было всего два, а пила и вовсе одна, очередь до Ивана с товарищами из отделения должна была прийти к утру, в лучшем случае. Ваня этому не особо огорчился и решил сходить во двор подышать свежим воздухом. И наткнулся на долговязого жердяя с двумя его дружками, которые зажали Мамеда за казармой.

– Ты, чурка тупая… – втолковывал Аллахвердиеву длинный, держа его за грудки. – Повтори что сказал? Да мы тебя…

– Отпусты! Сама ты чурка! – ярился Мамед, но довольно вяло и никаких попыток вырваться не предпринимал.

Ваня вздохнул. Ввязываться в чужие разборки он не любил, в любом другом случае прошел бы мимо, но длинный начал его раздражать.

– Отпустили Мамеда и съебали, – тихо, но решительно предложил Иван.

– А, это ты… – довольно осклабился длинный. – Сам пришел…

Ивана обступили его дружки.

– Если ты думаешь… – начал жердяй.

Но не договорил. Иван воткнул кулак ему в солнечное сплетение, потом крутнулся, сбив второго локтем в челюсть, а третьему, просто пробил с колена в грудь, выпрыгнув в ударе под говорящим названием «бомба».

Через пару секунд уже вся троица валялась на земле. Ваня старался не калечить, но досталось им неслабо.

– Так-так… – позади вдруг раздался жесткий голос Рощина. – Я смотрю, по спецлагерю соскучились?

Ваня зло скрипнул зубами. От штрафной роты он был не в восторге, но в спецлагерь совсем не хотелось.

Рощин присел возле подбитого верзилы, хмыкнул и скомандовал:

– Еще раз подобное случится и пожалеете о том, что на свет родились. Понятно? Кутепов? Аллахвердиев? Кирсанов, Овсиенко? Целы? Целы спрашиваю? Все ясно? Марш в расположение. Бегом, мать вашу! А ты, Куприн… – взводный встал. – А ты, Куприн, за мной.

– Она хороший человек, – встрепенулся Мамед. – Это моя все виноват. Нэ надо его в спецлагерь, товарища командира, нэ надо…

Но после стального взгляда Рощина скукожился и побрел в казарму.

Вводный привел его в свою каморку, сел на табурет, с любопытством глянул на Ивана и удивленно поинтересовался:

– Что это было, Куприн? То, что ты боксер, я знаю, но это был не бокс.

Ваня покосился на висевшие на гвоздике боксерские перчатки и тихо ответил:

– Бокс. Но я его немного доработал. Опять же, от деда книга осталась по азиатской борьбе. Но я это… больше не буду. Так просто получилось…

– Азиатская, говоришь? – Рощин хмыкнул. – Да, Куприн… теперь понятно, зачем тебя… – он недоговорил и резко сменил тему. – Короче, еще раз ударишь кого-нибудь – отправишься снова под трибунал. Понял? Научись решать проблемы без кулаков. Понял? Свободен. Стой… а ну покажи что-нибудь. Ну, удар какой…

Ваня пожал плечами и изобразил сок ти и сок таг, выступающий и перпендикулярный удары локтями.

– Н-да, интересная штука, – старлей уважительно кивнул. – Правда я сильно сомневаюсь, что так пробьешь защиту хорошего боксера. Но ты это… на всякий случай не светись со своей азиатчиной. – По тебе и так не все вопросы закрыты. Давай, иди. Потом еще покажешь. И не переживай, тебя никто в роте не тронет. Никто никого не тронет. Я обещаю. Но учись с людьми ладить. Тот красноармеец, которого ты уронил, ну, тот что длинный, между прочим, три танка из ПТР подбил, за что «Красную Звезду» получил. А сюда попал по глупости и зазнайству. Да командир тоже у него… того… В общем, иди и будь умнее.

Выйдя от взводного Иван с облегчением вздохнул. Однако, постоянные обмолвки командного состава начали сильно его настораживать. То ротный с какого-то хрена любимчиком обозвал, теперь старлей что-то начал плести про то, что ему понятно зачем меня… Вот и спрашивается, зачем и кто? Неужто опять гебешные уши торчат?

По поводу длинного, который оказался героем, Иван как раз ничуть не удивился. Так как уже не раз по собственному опыту убедился в том, что на войне люди раскрываются всегда по-разному. Гопник может оказаться героем, а душа-человек, симпатичный внешне и внутри – на поверку становится последней сукой.

Поддоны так и не сбили, зато благодарные Аллахвердиев и Петров, сварили котелок душистого отвара из листьев и травок. Ваня похлебал варево, отстоял вечернюю проверку и со спокойной душой завалился спать.

Правда азербайджанец и якут успели спеться и вовсю болтали, не давая заснуть Ивану.

– Ты видэла? Видэла? – горестно жаловался Мамед. – Какой дурной баба, зачэм бить мой дорогой писун? Что я ей сдэлал? Вах-вах, красивый баба, а голова пустой…

«Что они находят в этой Курицыной? – про себя удивился Ваня. – Ни с кожи, ни с рожи, ножки тоненькие, а жить то хочется…»

– Класивый всегда дулной… – умудренно отвечал Петруха. – Советский власть шибко хорошо, но баба дулной делал. Баба долсен дома сидеть, а она косынка голова одевать и тлусы одевать. Сасем? От тлусы вся беда…

– Вах, какие правильный вэщи говоришь! – восхитился Аллахвердиев. – Этот трусы совсем баба голову ломать! Старик наш говорил, шайтан придумал трусы-шмусы…

– Ага, – охотно поддакнул комод Демьяненко. – Бесовская придумка эти трусы. Раньше как, моет баба полы, ты подошел, юбки раз и на голову задрал и все, дело сделано. А сейчас? Трусы, хай им грець. Это нам мужикам на погибель придумали, истинного говорю. Без трусов что, все проветривается, что бабе только на пользу. А в трусах? Фу, бля. То-то же…

К какому выводу пришли дремучие враги женского белья Ваня так и не услышал, потому что благополучно заснул.

Снилась ему опять Курицына, она гонялась за Иваном как раз в одних трусах и со своей ужасной линейкой, с совершенно неясными намерениями, но сон не был страшным. А еще, Ваня перед тем как заснуть, с ужасом начал осознавать, что ему нравится в армии.

Утром все пошло своим чередом. Кутепов с дружками держался в стороне, прибыло очередное пополнение, отцы командиры продолжали зверствовать, но по уму. Дурной шагистикой никто не занимался, в личный состав вдалбливали действительно полезные на войне вещи. Иван уже многому научился сам, но все-равно с удовольствием учился, так как понимал, что от подготовки зависит выживание.

А после обеда, личный состав начал получать оружие. Мамед и Петруха получили винтовки Мосина, полноценные, длинные, не карабины, а Ивану досталась новенькая СВТ с четырьмя магазинами и ножевидным штыком. Тяжеленная, неудобная, к тому же Ваня толком не знал, как к ней подступиться. Однако комод Демьяненко быстро показал и растолковал как ее разбирать и чистить.

– Добрая штукенция… – он погладил винтовку по прикладу. – Но народ не любит ее, потому что ленивые сволочи. Это тебе не Мосинка, конечно, техника нежная, но как немцы попрут поймешь, что десять раз подряд выстрелить дорогого стоит. Поняв, хлопче?

Ваня кивнул и решил при случае раздобыть себе автомат вместо этого неудобного ружьища.

К слову, расположение роты никак не охранялось, однако боезапас личному составу все-таки не выдали. Правда взводный пообещал в скором времени выход на стрельбище.

При роте еще сформировали пулеметное отделение и отделение ПТР, которое возглавил тот самый длинный верзила.

А ближе к вечеру прикатила проверка, а личный состав вытроили на плацу. Однако, приезжий полковник, только мазнул взглядом по выстроенным штрафникам и сразу ушел к ротному в канцелярию. Туда же стянулись остальные офицеры, кроме одного взводного.

Через пару минут выглянул политрук и отдал команду заниматься по распорядку. Штрафников распустили и снова организовали увлекательный досуг.

А еще через минуту появился взводный и приказал Ивану набрать в графин холодной воды из колодца и принести в канцелярию.

Ваня метнулся, но в домик его не пустили, забрали графин и турнули. Однако он услышал разговор из открытого окна и решил слегка задержаться.

– У меня роте даже половины штатного состава нет, – оправдывался ротный. – Боевое слаживание только начинается. Да я хоть немедленно, но толку-то?

– С личным составом решим… – бодро бухтел приезжий. – Дано распоряжение на уровне дивизий, командиры будут отправлять к вам своим решением. Так что через пару дней личный состав прибудет.

– А стрельбы? Как со стрельбами? – не унимался майор. – Минометчиков нет, огнеметчиков тоже.

– Разрешение на стрельбы получите! Минометчиков тоже организуем, – отрезал полковник. – Кстати, почему штрафников не охраняют? Что за безобразие?

– Не предусмотрена охрана, – мягко пояснил особист. – Но склад с оружием и боеприпасами под охраной. Вооружим на марше, боеприпасы они получат уже на фронте. Не стоит забывать, осужденные к штрафной роте, не заключенные. Они все писали рапорта искупить вину по личному желанию.

– Черт знает, что, а если… – проверяющий запнулся, но сразу же сменил тему. – В общем, товарищи командиры, ваша задача за три, максимум, за четыре дня подготовить роту к выдвижению на боевые позиции. Такой приказ командующего. А сейчас, проведем…

Что они там собирались проводить Иван так и не узнал, потому что почувствовал опасность и свалил.

Новость о том, что через три-четыре дня рота выдвигается на боевые позиции его не обрадовала, впрочем, не особо огорчила, потому что испытания давно сделали его фаталистом.

– Чему быть тому не миновать, – спокойно проговорил он себе под нос. – И пошли все в жопу.

– Жопа? – насторожился Мамед, крутившийся рядом с Иваном. – Какой жопа? Чей жопа?

– Засем плохой слова лота поганить? – недовольно скривился Петруха. – Совсем дулные.

– Из песни жопы не выкинешь, – весело прокомментировал Иван.

– В какой песня жопа есть? – дружно удивились Аллахвердиев и Петров.

– Такой жопа, – отрезал Иван. – Смотрите, взводный на нас пялится. Он точно сейчас растолкует…

Глава 5

– Ни черта не понимаю… – пожилой и усатый красноармеец из прибывшего час назад пополнения зло заиграл желваками. – Да, были в окружении, вышли сами, все вопросы сняли, опять фронт, воевал, контузия, госпиталь, представили к награде, сам комдив руку жал, а позавчера… – у него сильно задергалась скула. – А позавчера приказом того же комдива месяц штрафбата на гриву. Даже без трибунала. Какого хера…

Выглядел пожилой совершенно обескураженным, нервным и злым. Лицо кривилось в жутких гримасах, чувствовалось, что он едва сдерживает себя.

– Да у меня такая же херня, – хмыкнул его сосед по строю, молодой смуглый парень. – Ни с того ни с сего…

– И у меня похоже… – поддакнул плотный коротышка с горбатым, кривым носом.

Пополнение выстроили перед канцелярией, командиры на время отошли, вот штрафники и судачили между собой.

Ваня стоял на посту у входной двери и все слышал, но смолчал. Но для него как раз все стало ясно. Штрафной роте нужны были минометчики, приезжий полковник пообещал и свое слово сдержал. В самом деле, ничего сложного, нашли окруженцев с нужной воинской профессией, коих в частях до хрена и больше и впаяли каждому по месяцу. И не подкопаешься – окруженец? Значит вали в штрафники и искупай вину кровью.

Из канцелярии вышел командир третьего взвода.

– Красноармеец Велигура…

– Старший сержант Велигура, – задиристо поправил пожилой. – Старший сержант!

– Вы были старшим сержантом, – спокойно ответил старший лейтенант Корнеев, тот самый усач, похожий на донского казака. – И станете им вновь, но после отбытия срока наказания. Вопросы? Вы назначаетесь командиром минометного отделения, принимайте технику и формируйте расчеты.

Корнеев всегда был спокойный, в отличие от других командиров, дравших глотку по поводу и без повода, Ваня ни разу не слышал, чтобы он хотя бы ненамного повысил голос. Но слушались его беспрекословно, потому что глаза у взводного были ледяными и мертвыми. Все прекрасно понимали, что Корнеев так же спокойно пристрелит любого за неподчинение.

– А ты, шкура тыловая, мне это звание присваивал? – вдруг выпалил Велигура с кривой, нервной усмешкой. – Где ты был, когда я прямой наводкой из миномета по танкам стрелял? Чего молчишь, нечего сказать? Ишь, раздухарился. Да мне сам командующий фронтом руку жал…

– Вы все сказали? – Корнеев внимательно посмотрел на Велигуру. – Теперь выполняйте приказ…

– Да иди ты нахрен, сука… – у минометчика страшно исказилось лицо, он еще что-то невразумительно прорычал и плюнул под ноги взводному.

Повисла пауза.

Но недолгая.

Взводный спокойно достал ТТ из кобуры и выстрелил бывшему старшему сержанту в голову.

Тот всплеснул руками и навзничь рухнул, из маленькой дырочки в голове на песок медленно потекла прерывистая струйка крови.

– Неисполнение приказа в боевой обстановке карается немедленной смертью, – спокойно прокомментировал взводный.

Ваня оцепенел, стоявшие в строю штрафники отшатнулись от тела, а из канцелярии выскочили ротный, особист и политрук.

Возникла легкая суматоха, но никто лишних вопросов не задавал, тело утащили, командиры вернулись к себе, а Корнеев опять обратил внимание на вновь прибывших.

– Красноармеец Велигура спрашивал меня, чем я занимался, когда он стрелял по танкам? – холодно поинтересовался он. – Ну что же, я отвечу. Я тоже был на фронте и тоже воевал. И тоже стрелял по танкам. И тоже не в восторге от того, что меня назначили в штрафную роту. Но в отличие от красноармейца Велигуры, я понимаю, что такое приказ и буду выполнять его до последней капли крови. Каким бы он ни был. Вопросы? Сергеев?

– Я! – молодой крепыш сделал преувеличенно бодрый шаг вперед.

– Вы назначаетесь командиром минометного отделения, – старлей покосился на минометы. – Принимайте технику и формируйте расчеты.

– Из кого формировать?.. – не очень уверенно задал вопрос красноармеец.

– Сейчас… – взводный принялся зачитывать со своего блокнота. – Купцов, Иванишвили, Масляков, Ибрагимов, ко мне…

Из строя вышли несколько человек и пошли за взводным в сторону минометов.

Иван машинально пожал плечами. Смерть Велигуры почти не тронула его. Сначала вся эта дикая несправедливость дико бесила, а потом Ваня привык. Если точнее, просто очерствел. Весь этот гребанный мир сплошная несправедливость. И вообще, какая разница где воевать, штрафников хотя бы кормят вволю. А Велигура? Сам виноват. Взводный тут причем? Не он же лишил звания и отправил в штрафбат? Хотя у всех своя правда. У Корнеева и у Велигуры. И у меня. Только до моей правды никому дела нет.

– Немедленно проведите с личным составом воспитательную работу по поводу произошедшего, товарищ политрук… – из канцелярии донесся голос ротного. – Немедленно! А то мы так навоюем…

– Так точно, товарищ майор… – быстро отозвался Уланов.

– Пусть Корнеев напишет рапорт, а вы, товарищ уполномоченный готовьте акт, я подпишу. Да, прямо сейчас. Черт… понабирают контуженных… говорил же я, наплачемся еще…

– А что со стрельбами? – встрял Рощин, явно чтобы сбить майора с темы.

– Какие стрельбы? – взвился майор. – Какие, я спрашиваю? Особенно после случившегося? Не пацаны в роте, все обстрелянные. А эти мудаки боятся, говорят нет средств для обеспечения, мол, где мы вам найдем роту НКВД для охраны. По-своему они правы.

– В любом случае оружие к нормальному бою привести надо, – настаивал замполит. – Хотя бы пулеметы. Сами понимаете, товарищ майор…

– Да все я понимаю, меня никто не понимает. Забудь, сказал, о стрельбах. Я в управление фронта, Рощин, остаешься за меня…

Злой и красный ротный выскочил из канцелярии и быстрым шагом пошел к полуторке.

Ваня поправил ремень СВТ на плече и еще раз вздохнул. Что такое непристрелянное оружие он почувствовал на своей шкуре в третью свою попытку выжить. Тогда с десяти метров он пять раз подряд промахнулся по немцу из подобранного на поле боя карабина, на вид абсолютно исправного. В результате пришлось заполошно бежать наобум, куда глаза глядят. Закончилось все плохо. Мина, оторванные ноги, мучительная смерть.

«Ты хоть пристрелянная? – вежливо поинтересовался он у своей винтовки. – Молчишь? Очень хочется надеяться, что пристрелянная…»

– Видел, красноармеец Куприн? – на крыльцо вышел взводный Рощин.

– Так точно, товарищ старший лейтенант, – быстро отозвался Ваня. – Все видел.

– И что скажешь? – хмыкнул старлей, доставая папиросу из портсигара. – Ты же тоже считаешь несправедливым, что тебя отправили в штрафную роту. Не бойся, говори честно.

«Иди ты нахрен…» – мысленно послал его Иван, но ответил совсем другое.

– Честно? Ну что же, товарищ старший лейтенант. Лично мне плевать где воевать, в штрафниках или еще где. И воюю я не за награды и не за звания. Но у каждого своя правда… – тихо сказал Ваня. – Но сейчас до нашей правды никому дела нет. Наша правда победить не поможет. И если я вам сейчас сломаю кадык со злости, стране это тоже не поможет. Мне это тоже ничем не поможет. Так что лучше я сломаю кадык какому-нибудь немцу.

Тут Ваня сам охренел от того, что наговорил и приготовился к пуле в лоб.

Но Рощин не стал хвататься за пистолет, вместо этого он странно усмехнулся и с хорошо заметным одобрением в голосе бросил:

– Хороший ты парень, Куприн. Но сильно колючий. Береги себя…

Только ротный убыл, штрафников выстроили, и Уланов закатил воспитательную работу на добрых полтора часа. Говорил он толково, грамотно расписал ситуацию от начала до конца, но вряд ли личный состав проникся именно его словами. Личный состав уже без политрука на примере несчастного бывшего старшего сержанта понял, что миндальничать никто с ними не будет. А если точнее, они и до этого понимали, что находятся не в детском саду, но теперь в этом окончательно убедились.

Без разговоров среди штрафников по поводу случившегося не обошлось. Мнения разделились на два лагеря, одни обвиняли Велигуру, а другие обвиняли врачей допустивших контуженного в боевую часть. Командиров и трибунал очень предусмотрительно не обвинял никто.

Якут Петр Петров сказал очень коротко:

– Дулака.

Правда кто «дулака» не уточнил, но Ваня понял, что оба.

Аллахвердиев стал полностью на сторону взводного:

– Зачем командыр пилевать? Если я старика дома плюну, меня жопа на глаз натянут…

– Глаз на жопу, – глубокомысленно подсказал комод.

– Слуший, какая разница? – удивился Мамед. – Все равно плохо будит!

Иван ничего не говорил и ни с кем случившееся не обсуждал. Во-первых, ему было плевать, а во-вторых, он догадывался, что у отцов-командиров среди личного состава есть свои глаза и уши.

Потом вернулся ротный из управления фронта, и рота начала ускоренно готовится к маршу. Всем сразу стало ясно, что с формированием покончено и для личного состава опять начинается война.

Но до конца дня случилось еще одно происшествие, а точнее даже несколько.

Сначала красноармеец Сидоров, ничем не примечательный тихий парень, из отделения Ивана потерял сознание.

Просто взял на ходу и упал, закатил глаза и пустил слюну.

Выглядело все это очень ненатурально, актерским талантом красноармеец явно не обладал.

– Никак солнце башку прижарило? – удивился комод Демьяненко и осторожно хлопнул бойца по щеке.

– Вах? – удивился Мамед и тоже добавил, уже сильнее, но, с другой стороны.

Сидоров открывать глаза не пожелал и отреагировал страдальческим мычанием.

Ваня сразу понял в чем дело и уже было собрался пнуть товарища под ребра, но вместо этого присел рядом и тихо начал говорить.

– Вот смотри, Васек. Сейчас вызовут военфельдшера, он сразу поймет, что ты симулируешь, доложит командованию и что?

У Василия встревоженно дернулась бровь.

– Шлепнут на месте, – охотно подсказал комод. – За симуляцию. А нас вжарят за то, что вовремя не доложили командиру о симулянте.

– Я не симулирую, правда… – Сидоров быстро открыл глаза и приподнялся на локте. – Просто голова что-то закружилась. Но вы же не скажете никому?

Ваня пожал плечами и отошел, а комод вместо ответа просто пнул Василия, намекая что надо вставать.

На этом инцидент исчерпался, но Ваня очень хорошо запомнил дикую злобу в глазах Сидорова. Злобу на все вокруг и на товарищей, словно они были виноваты в том, что его отправили в штрафную роту.

А через полчаса еще один штрафник, уже из другого отделения, уронил себе на ногу ящик с гранатами. Специально или не специально, этот момент остался неясным, но нога сломалась как спичка.

В данном случае никто никого не пинал, бойца просто увезли на телеге в санбат, а почувствовавший неладное уполномоченный Особого отдела, лейтенант НКВД Огурцов, очень доверительно сообщил личному составу, что лично пристрелит того, кто еще удумает заняться членовредительством. И его вольных, и невольных помощников тоже.

Все сразу прониклись, на этом происшествия с болячками и переломами закончились.

Перед отбоем штрафникам выдали оружие и полностью экипировали: все получили портупеи, подсумки, каски, саперные лопатки и даже сухпаек с табачным довольствием. Но патронов никому так и не дали.

А ночью первый и второй взвода подняли по тревоге.

Старший лейтенант Рощин коротко объяснил:

– Ночью бомбили Ленинград, один из бомбардировщиков подбили, он дотянул до нас и упал там… – взводный ткнул рукой в темноту. – Мы к нему ближе всех.

Два бойца притащили открытый цинк с патронами.

– Берем по десять штук… – рука взводного показала на патроны. – Но немцев по возможности стараемся взять живыми. Бегом, марш…