355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Башибузук » Князь Двинский (СИ) » Текст книги (страница 7)
Князь Двинский (СИ)
  • Текст добавлен: 22 июля 2020, 20:30

Текст книги "Князь Двинский (СИ)"


Автор книги: Александр Башибузук



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Наемники в очередной раз принялись перестраиваться, но оттого, что так и не успели завершить предыдущий маневр, единого строя у них не получилось.

Ратники Ярославского вырвались вперед и на полном ходу, каждый сразу обеими руками, метнули сулицы*, после чего уступили место, организованно рассеявшись по сторонам. А в пробитую брешь ударил клин из моих дружинников, острием которого был я с гасконцами и швабом.

сулица – разновидность метательного оружия. Представляет собой дротик, метательное копьё, имеющее железный наконечник длиной 15—20 см и древко длиной 1,2—1,5 м.

Копье с хрустом пробило нагрудник, раззявившего рот в немом крике пикинера. Я тут же бросил древко и выхватил из петли при седле секиру.

Мах – со звоном в воздух взлетел сорванный с головы шапель, а его хозяин опрокинулся навзничь. Второй – еще один ганзеец рухнул с залитой кровь мордой.

Один из наемников попытался ткнуть в меня алебардой, но тут же кубарем полетел в сторону, сбитый грудью Буяна.

Азартно рубили мечами гасконцы – парни исправно держались рядом, прикрывая сюзерена с флангов.

Хрипло матерился Штирлиц, гвоздя ганзейцев моргенштеном.

Проскочив насквозь баталию, я вздыбил коня, развернул его и увидел, что дружинники Ярославского тоже уже вклинились в строй ганзейцев, а пикинеры Хансенса усилили натиск и наконец смяли первые ряды.

– Арманьяк, Арманьяк, мать вашу ети!!! – дико зарычав от радости, я пришпорил жеребца и ринулся обратно в сечу, задавая своим дружинникам новое направление.

Побоище длилось недолго. Знаете, как рассыпаются бусы с разорванной веревочки? Так и терция ганзейцев разом перестала существовать. Ратники Ярославского и мои дружинники, как пастушьи собаки баранов стали загонять деморализованные толпы вражеских солдат. А на встречу тем, кто все-таки успел вырваться, с волчьим воем из леса высыпали лопари и ополченцы Детины.

Битва фактически закончилась, но я не стал сдерживать людей. Запах крови и смерти дурманит как самый сильный наркотик. Это слаще даже чем оргазм. Правда очень скоро эйфория сменится полным безразличием и апатией. А пока пусть насладятся всласть. Ганзейцев сюда никто не звал, а значит жалости нет места в наших сердцах.



Глава 10

Глава 10

– Тихо, Буян, тихо... – я обнял голову жеребца и прижал к себе. – Спокойней, дружище, сейчас все закончится...

Буян болезненно всхрапнул, вздрогнул, но вырываться не стал.

– Готово, сир, – опасливо поглядывая на жеребца, Август принялся обтирать руки об окровавленный передник.

– Что там?

– Ничего страшного, сир, – медикус поклонился. – Но от выгула придется воздержаться, раны могут открыться. Пусть отдохнет седмицу в стойле.

Я облегченно вздохнул. Закованного в сталь всадника пехотинцу достаточно трудно поразить, поэтому, как правило, стараются попасть в коня. Вот и этот бой не стал исключением, даже лошадиный доспех из стеганной плотной ткани, на кольчужном подкладе, не уберег Буяна от повреждений; после боя я нашел на жеребце два неглубоких прокола на груди и порез на ляжке задней ноги. А лошадь, как бы странно это не звучало, гораздо слабей на рану чем человек – любое ранение, даже пустяковое, может поставить крест на ее боевой карьере. Но, к счастью, на этот раз должно обойтись, Август не только прекрасный лекарь, но еще искусный коновал. Правда, как для этого времени. Но буду надеяться на лучшее.

Невольно вспомнилось, как в битве при Нанси мне пришлось пристрелить своего первого боевого коня – Роланда. Того самого, которого я первым делом увидел, открыв глаза сразу после переноса в Средневековье. Боль была такая, как будто я сам себе отрезал руку.

– Охо-хо!!! – радостно хохоча, мимо меня на олене промчался Шарль. Вслед за ним, азартно понукая рогатого пронесся Александр. Лопари после битвы пригнали стадо олешков для перевозки раненых и мои оболтусы, тут же воспользовались возможностью освоить неведомую для европейцев верховую животину.

Хотел наорать на оруженосцев, но усилием воли сдержал себя. Пусть развлекаются, пацаны ведь еще. А вот мне особо не до развлечений, настроение такое мерзкое, что сам себе противен.

Битву мы выиграли, но без смертей все равно не обошлось.

Лопари отделались совсем легко – у них погиб всего один человек – шаман, которому пришпилило арбалетным болтом оленью маску с рогами к его собственной голове. Еще нескольких легко ранило.

У людей Детины почти та же самая картина – один погиб, раненых трое, но двое из них серьезные, вряд ли доживут до утра. Тоже попали под выстрелы из арбалетов – болты пробили кольчуги вместе с телами, как игла лист бумаги.

Среди моих дружинников и ратников Ярославского обошлось без смертей и тяжелых ранений – свое слово сказали боевой опыт и выучка, а вот копейщики Хансенса... С ними все гораздо хуже: пятнадцать человек убитых, шесть умерли от ран сразу после боя и еще шестеро очень тяжелых, практически без шансов выжить. Несколько ратников под большим вопросом. О легко раненых не говорю – их больше половины.

Правда ганзейцев мы вырезали практически всех. Из шести сотен наемников уцелела едва ли десятая часть. Несколько человек ушли в лес, но всех их там выловили лопари. После того как раненых добили, в плену оказалось всего семьдесят человек. Вон, сидят спутанные сыромятными стяжками, ждут своей судьбы.

Но мне от этого ненамного легче, потому что все эти, пускай даже мизерные, по соотношению с ганзейцами, потери, все равно ложатся тяжким грузом на сердце. Именно я повел ратников в бой, мне они доверили свои жизни, но уберечь их я так и не смог.

Хотя, все это лишняя хрень, которую надо гнать из головы. Любое сражение, пусть даже победное – это прежде всего торжество костлявой старухи с косой. Так было и так будет всегда. И никто не в силах этого изменить.

Я взглянул на начинающее темнеть небо, поручил Буяна ратникам и пошел к своим. Битва закончилась уже к вечеру, пока собрали своих мертвых и трофеи, начало уже смеркаться. Поэтому решил дать отдохнуть людям, а домой отправляться только поутру. Но приказал перебазироваться на полверсты в сторону, чтобы не мешать зверью пировать.

Неожиданно, со стороны импровизированного лазарета донесся сильный шум.

– Ишь что удумал, поганый латинянин... – заглушая стоны раненых, гневно вопил чей-то высокий, совсем молодой голос. – Слышь, не замай...

На подстилке из лапника, в рядок лежали раненые, а одного из них, стоя рядом на коленях и тыкая в сторону Августа с монахами фальчионом, закрывал своим телом, кто-то из латников Хансенса.

– В чем дело? – спокойно поинтересовался я, хотя сам уже все понял.

Чего тут непонятного. С тяжелоранеными, с теми, кто уже не жилец, в наше время лекари поступают очень просто – безболезненно отправляют на тот свет. Но, подобное, не всегда находит отклик у товарищей или родственников раненых, особенно у молодых рекрутов. Вот и здесь, похоже тот же случай.

– Княже! – латник обернулся и не вставая, несколько раз поклонился мне. – Ивашка я, Трофимов сын. Милости прошу княже! Петюньку забить хотят проклятущие, как же это так?

– Сир... – принялся объясняться Август.

– Пока помолчи, – я присел рядом с латником. – А ты говори.

– Княже! – продолжал надрывать тот. – Как же так, ить живой он еще! Как можно...

Я приподнял край попоны, которая прикрывала раненого. Низ его живота был прикрыт окровавленными тряпками, а сам он находился в беспамятстве, но даже в бессознательном состоянии, скрежетал зубами и стонал от боли. Н-да... все ясно. Проникающее в брюшину, скорей всего поврежден мочевой пузырь. Шансов – нет.

Но для проформы поинтересовался у лекаря:

– Что с ним?

– Копейный удар в пах... – тихо ответил медикус. – Все разорвано внутри. Я приглушил боль настоем мака, но шансов никаких. А оказать милосердие, не дает этот...

– Свободен, сам разберусь, – я жестом отправил его и обернулся к латнику. – Кто он тебе?

– Дык, погодок, вместе с малолетства! – обрадованно зачастил Иван. – Как брат мне. Всегда вместе, вместе и к тебе на службу записались. Как же можно, княже, живого еще человека забить. А бился он хоробро, аки волк, вот правду молвлю. Оборони, окажи милость...

– Обороню, а что дальше?

– Дык... – латник растерялся. – Дык, оклемается... можить...

– Уже не оклемается, Иван... – я покачал головой. – К утру он умрет. Будешь сидеть рядом и наблюдать, как он мучается?

Латник понурился и смолчал.

– Ему сейчас больно, очень больно. Ты даже не можешь представить как, – не повышая голоса, продолжил я. – А через час станет еще хуже, даже настой перестанет помогать. Хочешь посмотреть, как это? Ну что же, смотри.

– Княже... – Иван неожиданно ткнулся головой мне в плечо и разрыдался. – А что же делать, подскажи...

– Для таких случаев, при мне всегда вот этот клинок, – я одной рукой приобнял парня, а второй достал из ножен и показал ему мизерикорд. – Он называется «милосердие» и предназначен для того, чтобы нести избавление от мук.

– Прости княже, а приходилось уже... – Иван оттер рукавом слезы и заглянул мне в глаза.

– Да, приходилось, и не раз. И я очень надеюсь, что, когда придет моя пора, тот кто рядом, поступит точно так же. Мы ратники, наша жизнь сплошная смерть, но иногда, убивая, можно помогать. Держи...

– Я... я не могу... – отчаянно мотая головой, горячо зашептал Иван. – Грех, грех ведь...

– Это не грех, сынок. Это милосердие... – я приставил острия клинка, чуть повыше ключицы раненого. – Берись, сделаем это вместе.

Латник вздрогнул, словно ему вложили в руку змею, но сжал пальцами рукоятку.

– Чуть наклони... – я положил руку поверх его ладони. – Осталось только нажать, вот так, сверху вниз.

– Ему... ему будет больно?

– Нет. Давай...

Кинжал с легким хрустом по гарду погрузился в тело раненого. Петр сильно дернулся, но сразу обмяк. На его уже мертвом лице расплылась блаженная улыбка.

– Вот видишь, сынок... – я прижал к себе Ивана и взлохматил ему волосы на голове. – Все уже закончилось. И молись о том, чтобы, когда тебе придется умирать, рядом нашелся человек, которые поможет тебе уйти. А теперь можешь поплакать, станет легче. И не стыдись, не надо, все плачут... абсолютно все...

Оставив латника возле трупа друга, встал и пошел к костру, возле которого сидели ближники. Немилосердно хотелось надраться до поросячьего визга.

Взял свою флягу, встряхнул ее и сразу отбросил в сторону:

– Вылакали все, стервецы?

– Дык, а что там пить то было, княже... – возмущенно вскинулся Ярославский и покачнулся. Отто попытался удержать воеводу, но не справился и завалился вместе с ним. Хансенс полез им помогать, но запнулся и тоже рухнул.

– Тьфу, уроды... – беззлобно выругался я, отпихнул ногой бесчувственное тело улакавшегося вусмерть Пёдра, сел сам и заорал в темноту: – Август, мать твою, мигом сюда. Тащи спиритус, медицинская твоя душа...

Но прежде чем лекарь явился, из темноты вынырнули два ратника Петра Детины, вместе с самим урядником. Они притащили с собой на ремне, связанного в локтях дородного бородатого мужика, в одном исподнем.

– Вот он, тварюка, княже, – Детина подбил толстяку ноги и поставил его передо мной на колени. – Ванька Дема, значится, тот что фрязей привел. Хоронился под мертвыми, падаль, еле сыскали. Что прикажешь делать с оным?

– Помилуй, боярин... – гнусаво завыл толстяк. – Заставили мя, не по своей воле...

Я ненадолго задумался. Что делать? Как вариант, забрать с собой в Москву, на свидание с катами Пытошного приказа. А с другой стороны... слишком много чести для падали. Тот ганзеец, что мы взяли на море, знает гораздо больше. А этот, получается, незачем. Вздернуть тварь? Нет, слишком легко. Пожалуй...

– Среди мертвых хоронился, говоришь? – переспросил я. – Ну так и оставьте его среди них. Только связать покрепче не забудьте.

– Княже!!! – истошно завопил Дема. – Поми-илуй...

Но тут же заткнулся, получив от одного из ратников древком копья по башке.

Урядник довольно кивнул и приказал своим утащить купца.

– Сир... – возле костра нарисовался Август и с поклоном вручил мне флягу. – Прошу, но это последний, все на раненых ушло...

– Свободен, – я вытащил пробку и влил в себя несколько глотков обжигающей глотку жидкости. Осторожно выдохнул и ухватил кус вареной оленины с блюда.

Крепкая зараза, но мозги сразу ставит на место. Очищенный древесным углем самогон тройной перегонки, изобрел в основном для медицинских целей. С обеззараживанием ран в Средневековье совсем плохо, раны прижигают каленым железом, а со спиртом, шансов на выживание больше. Хотя и ненамного.

Только собрался приложиться еще, как ожил Отто.

– Сир... – едва ворочая языком, забормотал шваб. – Тут такое дело...

– Что еще?

– Я о Конраде...

– И чего ты хочешь? – я понял о ком ведет речь Отто. В плен вместе с немногими ганзейцами попал их предводитель, Конрад фон Зельдер, швабский риттер благородного сословия. Но этот, в отличие от остальных, бился до последнего, даже когда остался один. Подобная стойкость и храбрость подкупала, поэтому я приказал взять его живым. И взяли, довольно своеобразно. Дружинники Ярославского ловко накинули арканы и свалили германца с ног, ну а дальше навалились остальные.

– Мы вместе... того, шпоры получали... – шваб покосился на баклажку со спиртом и судорожно сглотнул. – И вместе потеряли. Эту историю вы знаете.

– Короче.

– Возьмите его на службу, сир, – взмолился фон Штирлиц. – Не пожалеете. Достойный воин и благородный дворянин...

– Ты за него ручаешься?

Шваб запнулся и после недолгого молчания твердо ответил:

– Нет, сир, ручаться я могу только за себя. Но вы все равно присмотритесь к Конраду, не пожалеете.

– Хорошо, подумаю... – отрезал я. И действительно подумаю. Вчера служил врагу, а сегодня служишь мне, вполне обычная ситуация для Средневековья. Хотя нюансов тоже хватает.

Но все это уже завтра или послезавтра. А сегодня спать. Глотнул еще самогона, устроил под головой седло, укрылся попоной и мгновенно улетел в обволакивающую темноту.

Ночь пролетела как один миг. С рассветом мы двинулись в путь, а к вечеру уже были в Холмогорах.

Настроение немного поправилось, зато свирепо разболелась голова – последствия вчерашних возлияний давали о себе знать. Больше всего хотелось похлебать горяченького, попарится всласть в баньке, а потом залечь под теплый бочок к Александре. Или Забаве. Или к обеим сразу.

Мысль о том, что благоверные втихомолку крутят любовь, опять испортила настроение. И твердо решил сегодня же со всем разобраться. И дело не в любовной связи, а в том, что я дико ненавижу, когда мне пытаются запудрить мозги. Если обманывают в одном, обязательно обманут в другом. Дело времени. А такое надо пресекать на краю.

Но сразу приступить к намеченному плану не получилось. Народ уже заполонил улицы, ждал нас, так как еще вчера, я послал гонца с известием о победе над супостатом.

Пришлось изображать триумфальное возвращение. Впереди я на лихом коне, при развернутом личном стяге, далее повязанные попарно пленные, а затем уже войско при парадном строе. Раненых и мертвых везли на волокушах, далеко позади, дабы не смущать людей. Правда вой начался еще до того, как они появились, родичи старались высмотреть своих при прохождении дружины, а когда не увидели, сразу все поняли. Ну... это тело такое. Как уже говорил, бескровных битв не бывает. А если и бывает, то я в них не участвовал.

Далее была торжественная встреча; супруга при параде с дитем на руках, поклоны, слова благодарности от общественности, молебны во избавление сразу от двух конфессий и прочая торжественная хрень. Пока отбывал, разозлился еще больше и уже едва сдерживался, чтобы под горячую руку кого-нибудь не порешить.

Уже в резиденции, Александра дала волю чувствам. Упала на грудь, заливаясь слезами и запричитала:

– Так боялась, боялась...

Я молча постоял, подождал пока она успокоится, а потом сухо бросил:

– Супца мне куриного, да погорячее, настойки на калгане, а потом баню...

– Ты чего это? – Александра обиженно уставилась на меня. – Али жене не рад?

– И сама в мыльню явишься... – продолжил я, пропустив ее слова мимо ушей. – Да Забаву прихватить не забудь.

– А ту, зачем? – оскорбленно вскинулась Сашка. – В уме ли ты, Ваня?

– Ты меня услышала... – уже на пороге, бросил я. – И поостерегись ослушаться...

Ни суп, ни настойка в рот не полезли. Наскоро перекусив, я отправился в баню, по пути шугнув челядных девок, вознамерившихся, не иначе по наущению Сашки, меня парить. Сам разделся и потихоньку потягивая родовой напиток, принялся ждать.

Скрипнула дверь, через минуту в предбаннике появились Александра и Забава. Обе мрачные, друг на друга не смотрят, на меня зыркают, как на врага народа.

– Чего стоите, заголяйтесь, парить меня будете... – вдоволь наигравшись в молчанку, строго приказал я.

Сашка с Забавой мимолетно переглянулись и дружно завыли, обильно заливаясь слезами.

– Мне за кнут взяться?

Не переставая горько рыдать, обе женщины потянули с себя сарафаны. Разделись и целомудренно прикрывая руками свои прелести, застыли как статуи.

Окончательно выйдя из себя, я рявкнул:

– Хватить дурочек из себя строить! Знаю я все, заразы эдакие!

– Это что ты знаешь, Вань? – не поднимая на меня глаз, осторожно поинтересовалась Александра.

– Все! При мне шипите друг на друга как змеи, а без меня спите вместе, целуетесь, да любовь крутите. Совсем стыд потеряли, бесстыдницы.

– Кака така любовь? – Александра вытаращила на меня глаза. – Сдурел, Ваня?

Забава нервно хихикнула и зажала себе ладошкой рот.

– Все, пришел моему терпению конец! Где кнут... – я зашарил взглядом по сторонам. – Шкуру спущу!

– Ой-ой, все скажем... – Забава с Сашкой дружно отпрянули к двери. – Виноваты, ой виноваты...

– То-то же... – я сразу отмяк. – Итак, слушаю. Да с самого начала; как дошли до такой жизни, поему скрывались и так далее.

– Да, подружки! – запальчиво начала Александра. – А как по-иному? Ты же не знаешь, как оно было? Шлялся по бабам чужим у себя в Европах, ирод, пока я здесь едва Богу душу не отдала. Кто меня и Ванечку выходил? – Сашка ткнула рукой в Забаву. – Она! Она, недаром, что сама едва ходила, ночами рядом со мной сиднем сидела. С ложечки отпаивала. О том, что она Ванечку выкормила, я уже тебе говорила. Как мне после всего, к ней относиться? Вот и прикипела, почувствовала душу родную, почитай за сестру приняла. А то, что ты в нее удом тыкаешь, дык пущай, в том она не виновата. Опять же, знаю, что любит тебя всей душой, как я.

– Подожди... – уверенности во мне вдруг поубавилось. – Это понятно, ну а как насчет... ну, спать вместе, целоваться...

– Ой, дурень ты дурень... – Александра уперла руки в бока. – Побойся Бога, срамник. Ну было, по-сестрински. Вот, смотри... – она обняла Забаву и звонко чмокнула ее в губы. – Что тут такого? И спали вместе, сказки друг другу рассказывали. А ты что подумал?

– А я говорила тебе... – Забава прыснула. – У этого охальника только одно в голове.

– И не стыдно? – Сашка осуждающе покачала головой.

– Не особо, – честно ответил я, и подпустив в голос смущения буркнул: – А чего скрывались?

– Оттого и скрывались! – торжественно сообщила Забава. – Что ты, Вань, сразу бы нас обеих склонять к непотребству начал бы. А оно нам надо?

– Опять же, – добавила Александра. – Неча людишкам знать, что жена с аманаткой дружатся, дабы разговоров лишних не было.

– Так, значит, нет?

– Нет!!!

– А может разочек? А?

– Глаза выцарапаю! – зловеще пообещала Александра.

– От тела отлучу! – в тон пригрозила Забава.

– Ну хоть попарьте вдвоем...

– Сам парься! – дружно заявили дамы.

– А я там кровь проливал, со смертушкой под руку ходил. Эх... рублю ворога, а сам думаю, как же там мои любимые. А вы...

– Врешь поди? – Сашка переглянулась с Забавой.

– Вот те крест!

– Ну, разве только попарить... – пряча глаза согласилась Забава.

– О срамном и не думай!.. – поддакнула Александра.

– Вот и ладненько. Идите ко мне мои хорошие. А поцелуйтесь еще разок. По-сестрински...

– Ванька! Срамник ты эдакий...

– Грешно же...

– Во-от...

В общем, вечер закончился вполне пристойно. Ну... не очень пристойно, с точки зрения средневековой нравственности, а так, просто шикарно.

Но завтра будет новый день и новые заботы. Для начала окрещу сыновей, а потом надо готовится к путешествию в Москву. Казань-Казанью, она никуда не уйдет, надо сподвигнуть тестя окончательно и радикально решить вопрос с Ганзой. И о выходе к Балтийскому морю попутно поговорить. Хотя... это рановато, экономически Русь не потянет. Но все равно, задуматься не помешает.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю