Текст книги "Покушение на ГОЭЛРО"

Автор книги: Александр Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

ПАНИХИДА ПО УБИЕННОМУ

Клерк фирмы «Континенталь» услужливо открывал посетителям дверь актового зала в перовском подворье. Из-за двери шли запахи ладана и горящих свечей.

Высоко, на специально установленном амвоне, стоял настоятель протестантской церкви, одетый в черный сюртук, с шапочкой на голове. Справа от него, держась навытяжку, стоял консул Кнапп. Он надел немецкую военную форму с аксельбантами, грудь его была увешана орденами и медалями, полученными за участие в империалистической войне.

Ближе к выходу расположились десятка полтора людей в штатском – обитатели колонии Континентальхауз.

В переднем ряду у гроба капитана Рединга на коленях стояли две женщины в трауре: его мать и жена, прибывшие из Берлина.

Служба подходила к концу. Настоятель произносил скорбную проповедь:

– «Если только увижу лицо ЕГО, спасусь», – думал мытарь Закхей, влезая на смоковницу: влез, увидел, спасся… Может быть, и погибший спасся бы, если бы увидел… Господи! Услышь молитвы наши. Мы носим язвы Рединга на своем теле…

Он посмотрел в сторону матери Рединга и произнес:

– Блаженно чрево, тебя носившее, и сосцы, тебя питавшие… был ростом большим, говорят, а лицом некрасив, но нам, истинной красоты желающим, он один прекрасен…

Усиливая голос, настоятель почти прокричал:

– Воззрят на ТОГО, кого сожгли заживо и будут рыдать о НЕМ, как рыдают о сыне единородном, и скорбеть, как скорбят о первенце… О, род неверный и развращенный! Доколе буду с вами? Доколе буду терпеть вас? Красный дьявол начал решительную борьбу против нашей веры и сжигает нас заживо. Этого допустить нельзя. Наш светильник не погаснет. Встань в защиту веры Христовой! Порази голову змеи, не оставляй в живых и детенышей змеиных. Бери в руки меч божий…

* * *

Рано утром в кабинете Базова раздался телефонный звонок. Он поднял трубку:

– Слушаю вас!

– Леонид Петрович! Это я, Ларцев! Звоню с Ярославского вокзала, только приехал. Прикажите послать за мной машину.

– Есть послать! – весело проговорил Базов. – Только, Виктор Иванович, скажи хоть одно слово: – Все сделал?

– Поездка, Леонид Петрович, удачная! Все сделал и даже больше!

– Тогда срочно приезжай сюда… на работу. Пыль дорожную стряхнешь позже.

– Слушаюсь. Скоро буду, доложу!

Базов медленно положил трубку. Задумался. Потом взял папиросу, помял ее и, не зажигая спички, положил обратно. «Все-таки спорт – великое дело. Вот стал заниматься в конноспортивной секции и кататься на велосипеде – радикулит как рукой сняло. Курить стал меньше. Хорошо, что послушался совета Вячеслава Рудольфовича».

Он принялся терпеливо читать ночные донесения, поступившие со всех концов страны. Там круглосуточно кипела работа на новых стройках, возводились промышленные гиганты – заводы тяжелой индустрии, строились новые электростанции. На некоторых из этих важнейших объектов действовал враг. И нужно было большое умение, чтобы отличить обычную аварию как результат неумения или халатности от умышленной диверсии классового врага и зарубежной агентуры… Их было много, этих конкистадоров, проникших на чужую землю, чтобы ограбить и разорить ее. Им нет дела до мук и надежд нынешней России, до ее будущего.

Эта трудная работа требовала разносторонних знаний, богатой интуиции и затраты массы времени на консультации со специалистами многих отраслей промышленности. Надо было уметь отделить плевелы от зерен. Всякая ошибка грозила непоправимыми последствиями. Обвинить невиновного – значит упустить врага.

Размышления Базова прервал стук в дверь. Вошел Ларцев. Он похудел, осунулся, очевидно, устал с дороги, но лицо его озаряла радостная улыбка.

Базов пристально осмотрел его и остался доволен.

– Ну докладывайте, и как можно подробней, о своей поездке на Урал. Главное – как и при каких обстоятельствах погиб инженер фирмы капитан Рединг.

– Разведчик подорвался на собственной «мине»! Он хотел вывести из строя две новые турбины на Уралгэсе – и сам сгорел от короткого замыкания. Вот полюбуйтесь, Леонид Петрович, машинкой, которую я привез. – Ларцев открыл портфель, вытащил небольшую коробку, извлек из нее и положил на стол миниатюрный часовой механизм со взрывным устройством. – Этой машинкой Рединг намеревался подорвать электрораспределительный щит, вызвать короткое замыкание и сжечь турбины.

– Как же он не сумел этого сделать? Ведь он профессиональный подрывник, – с недоумением спросил Базов.

– Все дело испортил их собственный агент – начальник отдела эксплуатации Уралгэса Логачев. Вот его признание, с которым он сам в тот же день явился в местное ГПУ. – Ларцев положил на стол объемистую тетрадь.

– Хорошо, внимательно прочту, но расскажите сами, хотя бы коротко, как это было?

– Логачев решил отказаться от связи с немецкой разведкой. Видно, пробудилась совесть. В это же время капитан Рединг приехал на Уралгэс, связался с Логачевым и познакомил его со своим планом вывода из строя турбин. Дал ему подрывную машинку с часовым механизмом. Логачев должен был установить ее около электрораспределительного щита. Но тот наотрез отказался. Тогда Рединг решил это сделать сам, а Логачеву предложил обесточить на короткое время электролинию. Рединг уверенно принялся за дело, но Логачев, видимо, не захотел обесточить – все раздумывал, опасался, а потом его спугнул наш член группы содействия, рабочий-электрик, который следил за безопасностью щита. Наши сотрудники его не раз инструктировали… Вот так Рединг и сгорел, осталась только его взрывная машинка. А Логачев явился в ГПУ с повинной, все рассказал и принес все «фирменные» подарки, валюту и даже венгерскую шубу – подарок Фишера.

Базов поднялся из-за стола и стал широкими шагами ходить по кабинету. Потом остановился и спросил Ларцева:

– А вы, Виктор Иванович, сами верите в его раскаяние?

– Судя по его переживаниям – верю! Хотя здесь, мне кажется, превалирует страх перед возмездием, а не угрызения совести.

– Ну что же, в этом случае его надо понять и, пожалуй, можно принять его раскаяние, хотя оно и пришло к нему с большим запозданием. Мы не должны забывать слов Дзержинского о том, что чекисты несут ответственность за состояние человеческой совести и что без этого разумная осторожность превращается в неоправданную подозрительность. Мы будем плохими коммунистами, если не поможем человеку найти свой верный путь… Конечно, – продолжал Базов, – кающиеся будут приходить к нам и в дальнейшем, и не по случайному стечению обстоятельств, а по душевной потребности. И мы должны учитывать это в своей работе. В случае с Логачевым пусть суд решит, настоящий он враг или «заблудшая овца». – Базов помолчал, потом сказал: – Кажется, уже поздно… хотя надо обязательно посоветоваться с Вячеславом Рудольфовичем. Есть новые нюансы. Судя по тому, что из Берлина срочно прибыл взамен Рединга майор Вебер, они быстро закрывают брешь, видно, собираются и дальше активно действовать. Он установил через Кнаппа связь с Борисовым. «Хитрейшая бестия» – так оценил его Борисов. Он считает его первым вороном из стаи фашистов, прилетевшим на нашу землю. Вебер уж слишком рьяно славословит национал-социализм и их фюрера Гитлера.

Поздно ночью Базов вернулся от Менжинского и велел срочно вызвать к себе Ларцева.

– Видите, Виктор Иванович, от нас с вами почти ускользнула одна деталь, а Менжинский ее заметил. То, что вместо Рединга в Москву прибыл ярый национал-социалист майор Вебер может означать, что фашисты уже берут в свои руки дела абвера. Сегодня стало известно, что Вебера срочно отозвали в Берлин и теперь, похоже, оттуда последуют инструкции Кнаппу и Бюхнеру, ускоряющие события. Фашисты торопятся. И нам надо все предугадать и опередить их.

ЗВЕРЬ ОБЛОЖЕН

– Кнапп мне сообщил, что полковник Габт фактически отстранил меня от операций на электростанциях… – докладывал Борисов Базову.

– Очень хорошо.

– Не понимаю, почему хорошо, ведь действия Бюхнера и Фишера в этом случае выходят из-под моего контроля. Это плохо.

– Вас берегут, Игорь Николаевич, а это как раз хорошо.

– Тревожно на душе, Леонид Петрович. Может быть, надо еще что-то сделать.

– Ждать. Только ждать, – коротко ответил Базов.

Но ждать и ему самому было трудно. Ведь это было не просто ожидание, а напряженная, неприметная работа на электростанциях, где до поры до времени затаились агенты врага, замаскировавшиеся под обычных советских граждан.

– Ждать! – повторил Базов. – И быть внимательными.

И вот в конце февраля, ранним вьюжным утром Базова разбудил звонок телефона. Сняв трубку, Леонид Петрович не сразу сообразил, кто ему звонит.

– Игорь Николаевич? Это вы? Что случилось?

Базов машинально глянул на часы. Была половина восьмого утра. Он вспомнил, что лег только в три, и, наверное, поэтому так тяжела его голова. Голос Борисова прерывался в трубке, и, чтобы понять его как следует, Базов переспросил:

– Надо срочно увидеться? Серьезные обстоятельства? Вы где? На углу Неглинной и Трубной? Ждите меня. Через двадцать минут я там буду. Машина номер 4—26.

Леонид Петрович тут же позвонил в гараж, вызвал эмку. Потом, быстро одевшись, выпил стакан холодного крепкого чая и вышел на улицу. Прохватывающий ветер гнал колючие хлопья снега. Вокруг желтых фонарей снег казался ослепительно белым, а чуть поодаль от них, на фоне света, – черным. Проезжую часть улицы замело. Базов понял, машина задержится, и пожалел уже, что потревожил шофера. Но тут в конце квартала сквозь снежную пелену проступили два бледных пятна фар, и, вздымая бампером тучи свежего намета, к подъезду подкатила эмка. Шофер распахнул дверцу.

– Прошу, Леонид Петрович.

На углу Трубной площади машина остановилась в точно назначенное время. Борисов попытался разглядеть номер, но, увидев на заднем сиденье Базова, юркнул внутрь.

Резво набирая скорость, эмка направилась к Самотеке.

– В чем дело, Игорь Николаевич? Немцы пронюхали что-нибудь?

– Нет, Леонид Петрович, совершенно другое. Вчера вечером из Берлина прибыл специальный курьер. Он привез Бюхнеру распоряжение от Габта. Вот прочитайте, записано мною по памяти.

Базов взял листок, прочел:

«Правительство новой, национал-социалистской Германии намерено денонсировать торговый договор с Советами… Предстоит ликвидация русского филиала фирмы «Континенталь», и возвращение в Берлин всей колонии. 30 марта, повторяю, 30 марта, провести одновременно намеченные акции. Немедленно приступите к подготовке операции.

Генрих фон дер Габт».

– Что же конкретно они намечают, Игорь Николаевич? И откуда в ваших руках этот документ?

– Ночью меня вызвал по телефону на Цветной бульвар Шмидт. Оттуда мы поехали в Континентальхауз. По дороге Шмидт предложил четырнадцатого марта выехать вместе с ним в Харцызск. Там мы должны будем взять с собой Орлова и направиться на Днепрогэс, где свяжемся с их агентом и сделаем необходимую подготовку. Потом мы со Шмидтом отправимся в Баку. Моя поездка должна быть прикрытием для Шмидта. Со мной он надеется иметь «зеленую улицу». Одновременно с нами на ряд электростанций выезжают другие агенты. Фишер берет на себя среднюю полосу России, где обеспечивает подготовку аварий на Ивановской, Горьковской, Ленинградской, Каширской электростанциях и на Могэсе. Бюхнеру поручено выехать в Златоуст, Пермь, Челябинск и дальше но Уралу. Сейчас у них идет лихорадочная подготовка… Что будем делать, Леонид Петрович? Брать их тридцатого марта, хватать за руку на месте преступления очень рискованно. Можем кого-то упустить.

– А какую роль они отводят в этой операции резидентуре полковника Наркевича? – спросил Базов, – Они не предполагают включить ее в свои операции?

– В директиве Габта о ней нет ни слова.

– Как же, Игорь Николаевич, они вас, единственного их связного с резидентурой «НС-13», бросают на подготовку аварий? Ведь консул Кнапп отключил вас от связи с Континентальхаузом. Уж не самовольничают ли они? Вам надо сегодня же добиться встречи с Кнаппом и непременно выяснить это обстоятельство. Непременно!

– Я высказал, Леонид Петрович, такое предположение Шмидту. Он несколько смутился, но объяснил, что это поручение идет от Фишера, и он, видимо, согласовал его с Кнаппом.

– Игорь Николаевич, вам надо выходить из этой операции кристально чистым и готовым к дальнейшей работе в резидентуре Наркевича, – твердо заявил Базов. – И нужно еще подумать о вашем алиби перед немецкой разведкой. Этот вопрос особенно остро встанет после разгрома Континентальхауза.

Около полуночи Борисов позвонил Базову и назначил встречу на Цветном бульваре. В час ночи они сошлись напротив цирка. Здесь к ним подошел Ларцев.

– Все нормально, Леонид Петрович. Можете спокойно беседовать.

Борисов и Базов устроились рядом на скамейке. У ног Борисова расположился белый пудель.

Вчерашней вьюги словно и не было. Небо очистилось. Ярко светила полная луна. Стоял легкий морозец, снег ослепительно сверкал.

– Вы и собачку с собой взяли, Игорь Николаевич? Это зачем? – спросил Базов.

– Фанфан – мой надежный сторож. На прогулке он бегает вокруг меня, и я могу спокойно останавливаться, оглядываться, так что любой «хвост» моментально обрежу.

– Виделись с Кнаппом?

– Расстались в десять часов. Представьте себе, Леонид Петрович, Кнапп настолько возмутился самодеятельностью Фишера и Шмидта, что тут же поехал в Континентальхауз. Мне он категорически запретил выполнять их поручения и даже встречаться с ними. «На вас возложена особая миссия по связи с резидентурой «НС-13», и подвергать вас опасности сейчас мы не можем…»

Я заметил Кнаппу, что тридцатое марта приведет к провалу многих ценных агентов. «Может быть, стоит кого-нибудь отвлечь от этого дела и сохранить для резидентуры «НС-13», – предложил я. Кнапп резко возразил: «Наша операция готовилась долго. Несомненно, ряд агентов провалится и погибнет. Конечно, жаль проверенных и преданных людей. Но это же война, и потери неизбежны». Я спросил у него: «Разве уже война?» – «Нет, пока только прелюдия». Потом Кнапп заговорил о другом: «Вам можно доверить. Сейчас у нас идет борьба с американцами за первенство в Европе. Они стараются нас вытеснить. Приход к власти Рузвельта усилил позиции САСШ. Рузвельт сейчас ведет активную подготовку к восстановлению дипломатических отношений с Советами. Это укрепит положение России в Европе в ущерб Германии. САСШ, конечно, используют это, и нас совершенно оттеснят. Своей операцией мы должны ослабить энергетический потенциал России, порвать с ней торговые отношения и нейтрализовать этим Америку. И потом, ведь новая национал-социалистская Германия должна объединить с другими странами свои усилия в борьбе с большевизмом…» На этом дело еще не закончилось. Кнапп дал мне срочное задание, только предупредил, чтобы я выполнил его без особого риска. Им надо заранее определить ущерб, какой они нанесут нашей военной промышленности своей акцией. И я должен ему добыть секретные данные о военных объектах, обслуживаемых электростанциями, которые будут выведены из строя. Он просил меня представить ему эти материалы к тринадцатому марта с тем, чтобы в этот же день отправить их в Берлин специальным курьером. Я ему сказал, что это очень трудно и придется кое-кого привлечь к этому делу. Тогда он дал мне на расходы пять тысяч рублей. Потом вручил «зарплату» – чек на тысячу фунтов. Вот они, возьмите.

– Валюта, Игорь Николаевич, это неплохо! Что касается сведений, мы, конечно, их «дадим». Пусть тринадцатого курьер уезжает, а ночью мы разгромим всю их агентуру, осевшую в Континентальхаузе. Курьера, конечно, не тронем, пусть спокойно везет «важные материалы» в Берлин. Это и будет вашим алиби. Все!

Борисов поднялся. Послушный Фанфан, видимо, немного застыв, принялся бегать и прыгать вокруг хозяина. Базов, щурясь от искрящегося под фонарями снега, подошел к Ларцеву и распорядился:

– Сейчас же, Виктор Иванович, садитесь в машину и быстро в Перово. Больше оттуда не выезжайте. Ни на секунду не упускайте из виду ни Бюхнера, ни Фишера.

– Наконец-то! – облегченно вздохнул Ларцев. – Когда начнем операцию?

– Скоро, Виктор Иванович!

Ларцев направился к машине, стоявшей на углу Цветного бульвара, а Базов устало побрел обратно в управление. Надо было позвонить на места. Он знал, что с этой минуты день и ночь перестают существовать для него.

Крепко держа папку под мышкой, Базов ровно, сдерживая себя, чтобы не пойти быстрее, двигался по устланному ковровой дорожкой, казалось, бесконечному коридору управления. Минуту назад секретарь Менжинского попросил его прийти к Вячеславу Рудольфовичу с докладом. И теперь по дороге в кабинет председателя ОГПУ Леонид Петрович еще и еще раз мысленно перебирал в памяти все сделанное за эти дни.

Однако путь был короток, всего Базов передумать не успел и потому вошел в кабинет Менжинского с чувством некоторой неудовлетворенности. Вячеслав Рудольфович глянул на него поверх пенсне и жестом пригласил садиться. Пока Базов раскладывал на столе карты Москвы и Европейской части Союза, готовил документы, Менжинский досматривал какую-то бумагу и, поставив свою подпись, закрыл папку, поднялся, подошел к нему, пошутил:

– Вы, Леонид Петрович, не то что доклад – лекцию о своих «подопечных» прочитать хотите.

– Меня удивляет их наглость, Вячеслав Рудольфович. Они действуют так, будто считают нас слепыми и глухими.

– Вас за это благодарить надо.

– Меня? – Базов с искренним удивлением и даже обидой уставился на Менжинского.

Тот весело усмехнулся в усы, снял пенсне и посмотрел на Базова добрым лукавым взглядом. Потом водрузил пенсне на мясистый нос и с прежним добродушием повторил:

– Вас, вас. Эта их наглость объясняется уверенностью в безнаказанности. Значит, враг не заметил, что действует под стеклянным колпаком. Он уверен в себе. Даже ложный испуг, который вы у них вызвали, встревожил их только поначалу. Ведь не пострадал ни единый волос ни на их головах, ни на головах агентов. Есть от чего успокоиться. Сколько времени прошло, а ОГПУ их не трогает. Им и в голову не приходит, что подобная «тишина» свидетельствует о глубоком проникновении в их стан… Доложите, Леонид Петрович, как они себя сейчас ведут, – попросил Менжинский.

– По-моему, они чувствуют себя действительно в безопасности, Вячеслав Рудольфович. Но стараются как можно скорее убрать из Континентальхауза вещественные доказательства.

– Ну что же, мы не дадим им этого сделать, начнем операцию.

Сняв пенсне, Менжинский долго протирал стекла суконкой, потом сказал:

– И все-таки в одной из частей операции есть известная доля риска.

– В чем, Вячеслав Рудольфович?

– Думаю, что консул Кнапп, прикрываясь дипломатическим иммунитетом, попытается спасти хотя бы наиболее, с его точки зрения, ценных людей. Ведь об обыске на подворье, об аресте Бюхнера, Фишера и иже с ними он узнает тотчас… Потому арест офицеров абвера и их агентов в других городах должен произойти одновременно – час в час, минута в минуту. Понимаете?

– Ясно. Все это будет учтено в плане операции.

– Да, Леонид Петрович, – продолжал Менжинский, – гитлеровская партия национал-социалистов начала еще более интенсивно наступать на Коммунистическую партию Германии. Третьего марта арестован вождь немецких коммунистов Тельман. Представляете себе – депутат рейхстага заключен в Моабитскую тюрьму! Нам известно, что Гитлер готовит закон о роспуске Коммунистической партии Германии… При обысках обращайте внимание на связь агентов абвера с фашистами. Надо знать, насколько они проникли в рейхсвер и абвер. Это очень важно для будущего.

Базов встал, считая, что аудиенция закончена.

– Нет, присядьте, товарищ Базов, не торопитесь. Поговорим еще…

Менжинский стал как будто более сосредоточенным, более официальным.

– Операция «Континенталь» далеко выходит за рамки простой ликвидации шпионско-диверсионной группы абвера. Сейчас уже речь идет не только об их враждебной деятельности. Мы ведь не служители царской охранки, которая действовала по принципу: лови, сажай, держи. Мы – вооруженный орган партии, и недаром ЦК присвоил нам звание – Государственное Политическое Управление! От нас требуется не только абсолютная, беспредельная преданность и законопослушность партии. Мы должны твердо себе усвоить, что все наши, даже мелкие, ошибки, неточность информации могут дезориентировать Центральный Комитет. Поэтому в любом вопросе борьбы с врагами мы должны быть далеко впередсмотрящими. Именно так!.. Американский империализм, его разведка охватили почти всю Европу, но от нашего внимания они уходят, ловко ускользают. Не так ли?

Базов нервно заерзал на стуле и согласился:

– Да, пожалуй так!

– А знаете ли вы, – продолжал Менжинский, – что затевает отдел американской разведки, тот же Хаскель? Посмотрите, какая получается картина.

Джон Фостер Даллес в качестве представителя американских монополий играет большую роль в воссоздании германского военного потенциала, финансирует гитлеровскую партию и готовит ее приход к власти. Миллиардер Дюпон, владелец военно-химического концерна, также установил тесную связь с германскими магнатами и содействует усилению военно-промышленного потенциала Германии. Международный банковский дом Моргана инвестирует крупные капиталы в Германию, заключил патентные и другие соглашения с германскими монополиями, финансирует Гитлера. Некоронованный король США Эндрю Меллон – миллиардер и министр финансов при президентах Гардинге, Кулидже и Гувере – вместе с Рокфеллером, Дюпоном, Морганом финансирует и вооружает Германию.

Герберт Гувер, президент США. Спекуляцией и различными аферами нажил огромное состояние и стал миллионером. Не забывайте, он был пайщиком ряда акционерных обществ в царской России и директором Русско-Азиатского банка. В августе 1931 года заявил корреспонденту газеты «Сан-Франциско ньюс»: «Сказать по правде, цель моей жизни состоит в том, чтобы уничтожить Советский Союз». Гувер как президент США поощряет миллиардеров финансировать германских военных промышленников. Выступил с инициативой предоставить Германии мораторий по военным репарациям. В декабре 1932 года правительство Гувера официально признало за Германией право на вооружение. Оно поощряло начавшуюся в 1931 году японскую агрессию против Китая и стремилось толкнуть Японию к нападению на СССР. Гувер собирается посетить Германию, встретиться с Гитлером… Так вот, этот «цвет» Америки подготовил приход Гитлера к власти. И теперь их главная цель – направить его удар на Советский Союз, – заключил Менжинский. – Нам надо удесятерить усилия по организации безопасности нашей оборонной промышленности. Это наша основная задача. Теперь, кажется, все. Ну что ж, товарищ Базов, обкладывайте зверя в его берлоге. Желаю удачи!

Они прибыли на станцию Перово уже в сумерки, когда дачи запирались наглухо. Слышен был лишь лай собак в глубоких, затененных садами дворах.

Операция началась ровно в 20.30. Ларцев тихо открыл наружную дверь подворья, предварительно выведя из строя звуковую сигнализацию. Немецкие овчарки, охранявшие двор, вылезли из будок и настороженно смотрели на неожиданно и бесшумно открывающуюся калитку…

В большом зале собралась вся колония Континентальхауза. Портрет президента Гинденбурга был снят со стены. Стальная дверь сейфа была открыта, на столе в беспорядке разбросаны бумаги. Колония явно готовилась к эвакуации.

В это время в зал вошел Базов, за ним группа оперативных сотрудников.

– Оружие на стол! – приказал Ларцев.

– О мой бог! – воскликнул Бюхнер и, разведя руки в стороны, с кислой улыбкой глядя на бумаги, тихо произнес: – Ну что же, берите их! – Потом посмотрел на портрет Гинденбурга и шепотом добавил: – Новое правительство фюрера нам не простит такого провала…

– Пожалуй, вы правы, Бюхнер, – сказал Базов. – Разведчик, пойманный с документами, теряет свою ценность. И фюреру вы вряд ли будете нужны… Покушение на ГОЭЛРО не состоялось!