Текст книги "На литературных тропах"

Автор книги: Александр Шмаков

Энтузиаст русской литературы

Иван Петрович Малютин. Редкий книголюб и друг многих известных русских писателей. Он прожил без малого 90 лет. Перед его глазами прошли революции 1905 и 1917 годов, гражданская и Великая Отечественная войны.

Выходец из бедной крестьянской семьи, он овладел грамотой, не переступив порога школы. Через всю свою долгую жизнь Иван Петрович пронес светлую и благоговейную любовь к книге. Она была лучшим другом и наставником.

С книгой были связаны лучшие мечты этого энтузиаста русской литературы, ее пропагандиста и агитатора. Первое стихотворение Малютина «Бедная Настя» было опубликовано еще в 1895 году в газете «Северный край», но регулярно печататься Иван Петрович начал лишь с 1910 года в «Курганском вестнике» и курганской «Народной газете».

Простые стихи его, полные неподдельной искренности, были проникнуты негодованием против тех, кто отнял у крестьянина радость жизни, сделал его труд тягостным и подневольным.

В ранней юности Иван Петрович покинул неприглядный отцовский кров, ушел на заработки, чтобы найти свой «университет». Он плавал на плотах и барках с дровами по Шексне и Волге, пока жизнь в 1892 году не прибила его к берегу большого города Ярославля. Чернорабочий, землекоп, грузчик, пильщик, сторож. Каких только профессий не перепробовал юноша, прежде чем определился на работу в библиотеку-читальню при фабрике Ярославской мануфактуры. Здесь он познакомился с книгами Белинского и Добролюбова, Писарева и Чернышевского, Некрасова и Салтыкова-Щедрина. Их произведения открыли глаза на мир и общество. Иван Петрович связывается с подпольными рабочими кружками. Он становится распространителем запрещенной литературы, начинает сотрудничать в газетах.

В январе 1902 года в числе 18-ти «неблагонадежных» Малютин был арестован и за «вредное направление мыслей» выслан на три года под надзор полиции в Томскую губернию. Началась тяжелая жизнь ссыльного, скитальца по разным городам Сибири, но любовь к книге, открывшей правду, не охладела, а стала еще сильнее. Иван Петрович завязывает знакомство с сибирскими литераторами, выступает в местных газетах с обличительными стихами. Штрафы, новые аресты не страшат поэта-самоучку, его тянет к находящимся в ссылке профессиональным революционерам.

Иван Петрович преклоняется перед творчеством поэта-революционера П. Якубовича-Мельшина. Смерть его находит глубокий отзвук в сердце И. Малютина. Иван Петрович, находившийся в это время в Барнауле, напечатал в газете «Алтайский край» стихотворение «Памяти П. Ф. Якубовича-Мельшина». Гневно он обрушивается на палачей, преследовавших поэта-революционера и запрятавших его в далекий край. С ненавистью он говорит:

 
И горько ты скорбел, и крик сердечной боли
Порой срывался с уст и нарушал покой.
Вампирам, пившим кровь народную на воле,
Гасившим правды свет безжалостной рукой{99}.
 

За публикацию этого стихотворения газету оштрафовали на 100 рублей, а редактору сделали предупреждение. Но вскоре на страницах ее появилось новое стихотворение И. Малютина «Два потока», продолжающее тему борьбы со злом и несправедливостью, за светлое будущее народа. И. Малютин и редактор были арестованы, заключены в тюрьму, а газета закрыта.

В Кургане Малютин близко сходится с П. Злыдневым, бывшим токарем Путиловского завода, участником забастовки 1905 года, сосланным в Сибирь на десять лет, с поэтами-правдистами К. Худяковым и П. Ерошиным, с молодым литератором Вс. Ивановым, завязывает переписку с В. Г. Короленко. Он пишет стихи, полные глубокого сочувствия к народу, рвущемуся к свободе, выступает против первой империалистической войны, шлет ей свое «глубокое проклятие».

Великий Октябрь Иван Петрович встретил с огромной радостью, как человек, причастный к свершившимся надеждам русского народа. В этом отношении очень правдиво его стихотворение «Мы – живые ключи», написанное накануне пролетарской революции – в сентябре 1917 года.

 
И студеной зимой под корой ледяной
Незаметно работа идет —
И кипят и струятся ручьи, чтоб весной
Сбросить тяжкий, томительный гнет.
        Мы – живые ключи. Мы везде пролегли.
        Час за часом и ночью и днем.
        Для желанной весны в темных недрах земли
        Мы упорно работу ведем.
Пусть пугают враги и огнем и мечом,
Но горит наша вера в груди,
Знамя честной борьбы мы отважно несем,
Мы бесстрашно идем впереди{100}.
 

Это стихотворение первоначально напечатано в одной из сибирских газет за подписью «Ив. М.» И когда оно, включенное в сборник «Революционная поэзия в Сибири 1905—1917 годов», стало известно Ивану Петровичу, он очень обрадовался. Неожиданным сюрпризом для поэта явилась перепечатка в этом же сборнике и другого стихотворения «Из новых песен», раньше опубликованного в «Алтайском крестьянине».

Не обманывался поэт в своей оценке Февральской революции, изображая ее как первый этап борьбы за свободу народа, свергнувшего царя и продолжающего свою борьбу. И этот революционный призыв с прежней силой звучит в стихотворении «Из новых песен» И. Малютина.

Окрыленный победой Великого Октября, поэт снова берется за пропаганду книги и, прежде всего, произведений русской литературы, народного творчества.

Живя в Сибири, Иван Петрович совместно с Ив. Ерошиным и К. Урмановым выпустил сборник народных песен «Ах ты, сад ли, мой сад». Он был не только его составителем, но когда книжка вышла десятитысячным тиражом в типографии «Интернационал», как офеня понес ее в читательские массы.

Биография этого удивительного человека не написана; первый, кто назвал его писателем из народа, внес имя И. Малютина в сборник своих воспоминаний «Литературная Москва», был такой же энтузиаст – Ив. Белоусов.

«Он, убеленный сединами, сохранил детскую чистую веру в литературу и в ее представителей, – писал Ив. Белоусов. – Он вел и до сих пор ведет большую переписку со многими писателями… Малютин верит в русский народ, – верит в силу его способностей, в силу его труда…»{101}

В 1922 году Малютин снова в Ярославле, библиотекарь на фабрике «Красный Перекоп». Он завязывает самые энергичные связи с виднейшими деятелями культуры и искусства – Щепкиной-Куперник, Качаловым, писателями и поэтами – Горьким, Дрожжиным, Телешовым, Гладковым, Серафимовичем, Фадеевым, Подъячевым, Шишковым, с революционером-шлиссельбуржцем Николаем Морозовым.

Последние годы жизни Ивана Петровича связаны с Уралом, с его литературной общественностью. Здесь он вступил в члены Союза советских писателей. В Челябинске на 85-м году жизни у него вышла первая книга «Незабываемые встречи», переизданная в Москве. В ней рассказывается о встречах и переписке с известными деятелями культуры и литературы России. В Челябинске Иван Петрович часто встречался с читателями, особенно с юными, бывал в школах, пионерских лагерях, интернатах и общежитиях, выступал с волнующими рассказами о своей жизни, призывал любить литературу.

Я многие годы знал Ивана Петровича, изучал эпистолярное богатство, накопленное им, его личную библиотеку, составленную из уникальных изданий, представляющих библиографическую редкость, книг с автографами виднейших советских писателей, деятелей культуры и искусства. Он никогда не расставался с книгами, а самые любимые возил с собой, когда совершал частые поездки по городам России. Книги, как верные, молчаливые друзья его, поддерживали Ивана Петровича в трудные дни жизни, давали новые силы, прибавляли энергии.

Вместе с Иваном Петровичем мне пришлось много поработать над рукописью его первой книги воспоминаний «Незабываемые встречи», видеть, с какой усидчивостью и упорством переписывались им страницы этих воспоминаний, дававшиеся ему с большим трудом.

Малютин был отличным рассказчиком. Ясная и цепкая память его сохранила множество таких жизненных событий и эпизодов из встреч с интересными людьми, что они легли бы, на бумагу увлекательными этюдами и новеллами, будь они застенографированы в тот момент.

Иван Петрович послушался совета друзей и начал писать автобиографическую повесть «Странички жизни», но, к сожалению, не успел ее закончить. Вышедшая в двух изданиях книга его воспоминаний была очень доброжелательно встречена самым широким кругом читателей.

«С интересом читал Ваши воспоминания о пережитом, – писал Н. Телешов в одном из писем, – как хороша и поучительна была Ваша жизнь, трудовая, заботливая, полная стремлений! И как отрадно знать, что все Ваши труды закончились такими успехами, за которые нельзя отдать ничего, кроме самого высокого уважения… Обнимаю Вас и поздравляю: не напрасно жили Вы на белом свете, не напрасно напрягали свои силы, терпели лишения и не напрасно верили в лучшее будущее!..»{102}

Восторженно встретил появление книги воспоминаний И. Малютина и Вс. Иванов.

«Дорогой Иван Петрович!

Я прочел книжку «Незабываемые встречи» с большим удовольствием. Передо мною выпукло встало прошлое, и я отчетливо вспомнил тех людей, о которых ты пишешь – я встречал и Подъячева, и Дрожжина, и Потанина, не говоря уже о Горьком. О каждом из них ты сумел сказать хорошие, добрые слова, сказать красиво и с нежностью. Большое тебе спасибо за эту книжку! Думаю, что она будет иметь успех и среди читателей, и среди писателей. А успех этот поможет тебе в дальнейших твоих работах.

Я тоже предался воспоминаниям – написал небольшую книжку, листов на шесть «История моих книг». Первая часть этой запутанной «Истории» напечатана в альманахе «Наш современник» № 3 за 1957 год. Я думаю, ты найдешь в Челябинске номер этого альманаха и, может быть, прочтешь его – я описываю там жизнь в Омске о 1918—1919 годах.

Семейство мое здорово и кланяется тебе»{103}.

Вся жизнь этого скромного труженика, метко названного В. Шишковым «энтузиастом русской литературы», с юных лет и до последнего дыхания была связана с книгой и являет собой прекрасный пример того, как надо любить искусство и литературу, оставаться верным раз избранной цели в жизни.

Выдающийся книговед {104}

Впервые с трудами Николая Васильевича Здобнова, как историка-библиографа, я познакомился, работая над романом «Петербургский изгнанник». Уже тогда его книги помогли мне разыскать редкие источники, неоценимые в работе беллетриста.

Так состоялось знакомство с выдающимся книговедом страны. С тех пор труды его стали моими добрыми и постоянными помощниками.

Николай Васильевич – коренной уралец. Для тех, кто хотя бы раз прибегал к помощи и огромным знаниям книговеда, вложенным в его фундаментальный труд «История русской библиографии» – дорога память об этом энергичнейшем деятеле книги, честном труженике, человеке большого ума и отзывчивого сердца. Монография его увидела свет и выдержала три издания уже после смерти автора.

«История русской библиографии» – итог двадцатилетней напряженной исследовательской работы Здобнова. Она была единодушно оценена как выдающийся вклад в советское книговедение и культуру, как первое и единственное исследование, подобного которому не было ни в советской, ни в мировой литературе.

Чтобы написать свою двухтомную монографию, Николай Васильевич перерыл уйму сырого материала, исчисляющегося сотнями тысяч страниц, изъездил родную страну вдоль и поперек, втянул в работу на местах огромную массу книголюбов-креведов. Он, как полководец, поднял их в многолетний и трудный поход, чтобы в краях и областях собрать, обработать и напечатать материалы по истории библиографии Урала и Сибири, Дальнего Востока, Бурят-Монголии и других братских республик нашей отчизны.

Его вдохновляла и вела на поиски исключительная любовь к книге и литературе, а также горячее отношение В. И. Ленина к библиографии: он считал ее одной из важнейших ступеней к человеческим знаниям. Еще в 1934 году Здобнов написал статью об отношении Ленина к библиографии, опубликованную лишь частично в ту пору и полностью – в 1958 году{105}.

Эта небольшая журнальная статья является очень важной вехой в жизни и деятельности талантливого ученого-новатора. Она раскрывает истоки и становление его мировоззрения.

Николай Васильевич Здобнов родился и вырос в Шадринске. Отец его – мелкий служащий, человек незаурядных способностей и большой знаток местной старины – пробудил в сыне любовь к изучению родного края, интерес к памятникам культуры, к книге – вечному спутнику и другу в жизни людей. 17-летним юношей Здобнов выступил с первыми публикациями по вопросам литературы и искусства в Екатеринбургской газете «Уральская жизнь», а затем начал систематически печататься в периодических изданиях Челябинска, Вятки, Уфы, Москвы и Петербурга.

После окончания шадринского городского четырехклассного училища он работал сначала писцом, а потом счетоводом в земской управе и много занимался самообразованием, готовясь к экзаменам на аттестат зрелости. Общественные взгляды и литературные вкусы его формировались под влиянием прочитанных произведений революционных демократов и русской классической художественной литературы. В сохранившихся заметках, относящихся к годам юности, Здобнов писал:

«Лермонтова я начал читать с детства – ребенком лет 10 я уже по несколько раз перечитывал его мелкие стихотворения. Я, можно сказать, воспитывался на нем, на Лермонтове… Я уверен, что каждый, кто внимательно прочитывал эту замечательную повесть («Герой нашего времени». – А. Ш.) и, проникаясь янтарной гуманностью пробуждающихся чувств, прислушивался к ним, тот любил и эту повесть, и героиню, и «героя» Максима Максимовича, и автора. Тот научался понимать и любить литературу, как творчество жизни, как высший могучий дар природы человеку»{106}.

Лермонтову Здобнов посвятил несколько публикаций. На протяжении 15 лет он собирал библиографический материал о поэте, но многое из сделанного не довел до конца, сохранив лишь черновики работ{107}.

Здобнов в середине 1913 года основал в Шадринске газету «Исеть». Обстановка для организации нового печатного органа была не подходящей. В начале года в Кургане нашумело «литературное дело» редактора газеты «Юг Тобола» Ужгина и ее издателя Рогозина. Их судили за то, что они 29 августа 1912 года по поводу бородинских торжеств напечатали статью «Через 100 лет», в которой прокурор Тобольского окружного суда усмотрел «призыв к ниспровержению существующего строя и возбуждение вражды между отдельными классами населения». Обвинение было политическое и серьезное. Автором статьи являлся Рогозин{108}.

Не все благополучно было и с челябинской газетой «Голос Приуралья». Ее редактор Весновский за публикацию недозволенных статей подвергся штрафу, позднее был арестован и посажен в тюрьму.

Тем не менее Здобнову удается основать новую газету «Исеть» и начать ее выпуск. Мысль о своей газете появилась у него много раньше, чем удалось ее создать. В одном из ранних писем, сохранившихся в собрании В. Бирюкова, с которым Николай Васильевич дружил и переписывался на протяжении 20 лет, есть письмо к неизвестному уфимскому адресату от 20 мая 1909 года. В нем Здобнов писал, что на этот раз в Челябинске и Златоусте он остановиться не смог и делился соображениями об организации газеты. Своему приятелю он доверительно сообщал, что губернатор не имеет основания отказать в просьбе, а «негласный надзор полиции тут не играет роли». В конце письма спрашивал, знает или нет полиция, что он был в Уфе.

Здобнов бывал в Челябинске и поддерживал связь с редакцией газеты «Голос Приуралья». Здесь он печатал заметки по вопросам краеведения, литературы и искусства.

Таким образом, к началу организации шадринской газеты он был уже опытным журналистом.

С первых же номеров «Исеть» стала публиковать статьи, произведения поэзии и прозы, явно оппозиционно направления по отношению к правительству.

«Издание газеты и ее направление оказалось в руках человека крайне озлобленного и убежденного противника существующего государственного строя», – доносил пермский губернатор в Главное управление по делам печати{109}.

Газета «Исеть», фактическим редактором которой являлся Здобнов, хотя издателем-редактором считался шадринский купец, неоднократно подвергалась штрафу, дважды закрывалась и перестала выходить в конце 1915 года в связи с призывом Здобнова в армию.

Империалистическая и гражданская войны, события Великой Октябрьской социалистической революции оторвали Здобнова от журналистской деятельности и научной краеведческой работы. Лишь в 1919 году он снова занялся библиографией Урала и Сибири, продолжая труд другого видного сибирского библиографа В. Межова. Ему удается в Томске организовать библиографическое бюро, привлечь большую группу краеведов к коллективной работе по составлению сибирской библиографии, а среди них М. Азадовского – большого знатока истории литературы.

И вдали от Урала Здобнова не оставляет мысль о коллективной работе по составлению библиографии родного края. Ему удается составить «Указатель библиографических пособий по Уралу» для Шадринского научного хранилища и «Русскую журнальную библиографию Урала за 1901—1917 годы», оставшуюся в рукописи. Работать над «Указателем» было трудно, так как не хватало нужного материала. Основные бумаги Здобнова, оставшиеся в Шадринске, были утеряны в годы революции и гражданской войны. Лишь часть архива случайно удалось найти В. Бирюкову. Среди утраченных документов были письма М. Горького и В. Короленко, Миролюбова и Поссе, Заякина-Уральского и других писателей. Были потеряны и две большие рукописи о Лермонтове и Шевченко, написанные Николаем Васильевичем в период его работы в газете «Исеть». Этот частично найденный архив был переслан Здобнову после того, как он уже написал «Указатель библиографических пособий по Уралу».

Когда «Указатель» был напечатан, Н. Здобнов приступает к осуществлению своего давнего замысла – к составлению «Библиографии Урала». Его не страшит огромнейший труд. Николай Васильевич стремится к тому, чтобы библиографическую работу сделать достоянием не только отдельных энтузиастов-краеведов, а поставить ее на подлинно научную основу и придать ей широкий размах. С этой целью он вносит проект об учреждении при Пермском университете специального Уральского библиологического института и одновременно составляет «Краткий план организации работ по составлению уральской библиографии».

Проект его встретил поддержку у профессоров Пермского университета, но не был осуществлен. Тогда еще не созрела обстановка для создания высшего научно-учебного заведения, которое занималось бы изучением книговедения и готовило бы для этого квалифицированные кадры.

В 1922 году Н. Здобнов переезжает в Москву и с этого времени не прекращает бурной деятельности, стремясь объединить усилия всех краеведов, втянуть их в активную работу по созданию библиографии своих краев и областей.

Ученый придавал исключительно большое значение этому делу, неоднократно подчеркивал устно и в печати:

«как много полезного можно было бы сделать в области краевой библиографии, какую огромную помощь могла она оказать социалистическому строительству, как много ошибок она могла исправить своевременно и предупредить».

С этого времени у Здобнова завязываются близкие и тесные связи с В. Бирюковым. Он то запрашивает краеведа о материалах художника-шадринца Бронникова, о котором думает написать большую работу, определив его место в истории русской живописи; то сообщает Бирюкову, что его музейная работа в «Питере на хорошем счету», и просит для выставки художественной литературы за годы революции, организуемой Модзолевским и Кубасовым (известные советские литературоведы), прислать экспонаты и помочь учесть «продукцию литературного творчества всей России как крупных писателей, так и мелких, даже случайных».

«Агитируйте, собирайте и присылайте, – пишет Здобнов. – Если есть у Вас хоть что-нибудь собранное из сибирских и уральских писателей и журналов, не откажите выслать в Пушкинский Дом»{110}.

Он полон замыслов и всяческих начинаний и, как всякий энтузиаст, стремится зажечь любовь к краевой библиографии у всех, кто проявляет к ней интерес. В. Бирюкову он высказывает мысль о создании музея книги при Шадринском научном хранилище и просит сделать отбор книг для этого музея. Сам Здобнов в поисках ценных книг знакомится с московскими старыми книгохранилищами, он буквально обеспокоен за каждую хорошую книгу, которая может быть утрачена.

В одном из писем он сообщает: «Перекопал уже до 5000 пудов хлама бывшего Сиротского института», и тут же с беспокойством запрашивает Бирюкова о судьбе старой библиотеки Далматовского монастыря, подчеркивая, что она представляет большой научно-библиографический и культурно-исторический интерес. Он хорошо знал, какие неоценимые и богатые фонды хранились в монастыре{111}.

Находясь в Москве, Здобнов дает Бирюкову советы, как лучше перевезти книги из Далматовского монастыря в научное хранилище музея, и сам отбирает и шлет тюки с книгами для пополнения фондов Шадринского хранилища.

История литературы и в целом культуры родного края не дает Здобнову покоя. Он проводит ряд конференций, создает общества по изучению Урала и Сибири. На одну из таких конференций, в январе 1924 года, в Москву выезжает В. Бирюков. Они встречаются как друзья и единомышленники, оба проникнутые безграничной любовью к родному краю, обсуждают планы предстоящей работы научного хранилища в Шадринске, обмениваются мнениями о составлении библиографии Урала.

Н. В. Здобнов энергично берется за составление библиографии произведений Д. Мамина-Сибиряка, упорно работает над ней. Рукопись была издана в Свердловске.

Он вынашивает замысел сборника об уральской сатире от 80-х годов XIX века до Февральской революции и намеревается предложить его Свердловскому издательству. В одном из писем по этому поводу Здобнов говорит:

«Это, мне кажется, было бы полезно и интересно для серии «Литературное наследство Урала». Есть яркие вещи и в литературном, и в историческом отношении. Такой же сборник затеваю по сибирской сатире, в которой подвизалось много политических ссыльных»{112}.

Н. Здобнов – бессменный участник Всероссийских библиографических съездов, конференций, различных совещаний, на которых он вновь и вновь поднимает вопросы о состоянии краеведения на Урале и в Сибири, об «Уральской библиографии». Ученый неутомим. Он значительно пополняет свой «Указатель библиографических пособий по Уралу» и доводит указатель с 1919 по 1927 год.

Он посылает свои работы автору замечательного труда «Среди книг» Н. А. Рубакину, которого высоко ценил В. И. Ленин и считал, что ни одна солидная библиотека не может обойтись без его сочинений. Н. Рубакин в это время жил в Лозанне. Ознакомившись с работами Н. Здобнова, большой знаток истории книжного дела в России отзывается о них с похвалой.

«Глубокоуважаемый коллега, – пишет Н. Рубакин. – Премного благодарю Вас за присылку Ваших интересных и таких солидных работ, как «Указатель библиографических пособий по Уралу» и «Материалы для Сибирского словаря писателей». Просматривая их, просто-таки приходишь в восторг от Вашей любви к делу и Вашего трудолюбия. Вы перерыли целую уйму сырого материала и солидно разработали его в интересах краеведения. Честь Вам и слава!

От всей души желаю Вам успеха в Ваших работах. Но особый интерес представляют для нас Ваши «Основы краевой библиографии», которые мы тоже получили и которые я в настоящее время изучаю»{113}.

Доброе слово известного книговеда и писателя вдохновляет Николая Васильевича. Он трудится над составлением био-библиографического указателя «Уральские писатели и деятели», а также над «Библиографией Урала по русским повременным изданиям за 1901—1917 гг.».

Для нас, уральцев, библиографические труды Н. Здобнова имеют огромное значение. Каждая из этих работ – открытие в безбрежном море журнальных статей, публикаций в различных сборниках и изданных книгах. Труды его сразу же становятся достоянием исследователей самых различных областей знаний.

К примеру, небольшая по объему работа Н. Здобнова «Из истории рекомендательной библиографии 80-х годов», помогает раскрыть взаимосвязи, географию распространения и значение знаменитого «Челябинского указателя». Н. Здобнов глубоко исследовал историю создания этого «Указателя» и показал, какую огромную роль сыграл он в распространении литературы, популяризирующей экономическое учение Маркса в широких кругах революционно-настроенной молодежи не только на Урале, но и далеко за его пределами.

«Челябинскому указателю» ученый-книговед посвятил специальный раздел в своем фундаментальном труде «История русской библиографии до начала XX века». Сейчас без этих трудов Н. Здобнова немыслимо изучение истории революционного движения на Южном Урале и во всей стране.

В связи с 70-летием со дня рождения Н. В. Здобнова, которое отмечала общественность нашей страны в 1958 году, издательство Всесоюзной книжной палаты выпустило книгу о жизни и деятельности ученого. В книге обстоятельно дана характеристика Здобнова, как неутомимого труженика, достаточно полно обрисован его образ как выдающегося деятеля книги. Но за суховатым несколько академическим изложением материала как бы остались в тени, прошли незамеченными, черты, помогающие увидеть душевность Николая Васильевича в отношениях с людьми, отзывчивость сердца этого простого и в тоже время большого человека.

Огромный интерес представляет обширная переписка Здобнова, остающаяся пока неопубликованной. Особенно поучительны и значительны для понимания его личности письма к друзьям, они полны раздумий над жизнью, над прошлым.

Н. В. Здобнов заявил о своих политических ошибках молодости в газете «Известия» еще в 1924 году. Искренне сказав об этом, он сурово осудил свои связи и свои взгляды в прошлом.

«Распутье для меня давно прошло, – писал он в 1931 году своему двоюродному брату, шадринскому врачу Н. Буткину, – но на новом пути я еще на полдороге, – не могу угнаться за жизнью. Социализм уже не мечта! Надо видеть основное, а его не видят из-за повседневных мелочей, не видят леса из-за деревьев, здорового дерева из-за лишайников. Социализм уже не мечта – он творимая реальность, и это самое главное… Я, как книжник, как библиограф мог бы много сделать (значительно больше, чем делаю), если бы не старый багаж в голове. Многое, конечно, не для себя, а для жизни, для социализма, для науки и культуры новой эпохи. Ты не представляешь себе, какую огромную роль может сыграть библиография, но и она должна как-то перетряхнуться для того, чтобы быть не консервативной, а динамизацией книжной массы в соответствии с новыми путями жизни. Неизбежно должна наступить своя революция в библиографии»{114}.

Некоторым заявление, сделанное Здобновым в печати, казалось неискренним. В нем видели приспособленца и продолжали упрекать за прошлое. Переносить это было и больно и тяжело. Боли своей Николай Васильевич не скрывал от друзей. В письмах к ним, он подчеркивал: то, что произошло с ним после публичного раскаяния в печати, – это «не эволюция, это революция во всем сознании и существе его».

В одном из неоконченных писем библиографу А. Г. Фомину Николай Васильевич в минуту душевного откровения писал:

«Эта революция в моем сознании стоила мне очень дорого, была мучительной, конечно, мучительной в моральном отношении. Ведь я отрекся решительно от всего моего прошлого, от всех своих прежних убеждений (кроме идей социализма и революции, которые я понимал-то раньше не так, как теперь). Я отрекся от всех своих прежних друзей. Я – вновь родившийся человек. Понятно ли Вам это? А это самое важное и основное. И вот этому-то не верят, а другие усердно подогревают это неверие в мою искренность и честность…

Но хочется верить (верою всегда я был богат), что рано или поздно правда осилит. Я убежден, что нигде, кроме нашей страны, нет больше возможности для торжества правды»{115}.

Ошибки молодости Здобнова использовали его противники с тем, чтобы подорвать авторитет книговеда и библиографа в глазах широкой общественности.

В. Бонч-Бруевич очень верно сказал в своем неопубликованном письме к вдове ученого:

«Просто надо изумляться, что есть еще такие непримиримые фанатики, которые злились и злятся на Вашего мужа совсем не потому, что он плохо или хорошо сделал свою работу, а потому, что он ушел к коммунистам из партии эсеров»{116}.

Н. В. Здобнов оставался до конца дней своей жизни истинным патриотом нашей Родины. Когда началась Великая Отечественная война, Николай Васильевич, несмотря на преклонный возраст и слабое здоровье, добровольно записался в ряды народного ополчения.

«Дорогой Владимир Павлович! – писал он в последнем письме Бирюкову. – Иду защищать свою Родину от фашистов. Вероятно, на днях Славик и Нина перешлют Вам часть моих неопубликованых рукописей и корректур. Не откажите сохранить их до лучшего времени. Здесь хранить рискованно, так как при бомбардировке Москвы могут погибнуть. Хотел послать Вам свой архив, но посылки не принимают. Архив и картотеки, может быть, удастся сдать в Ленинскую библиотеку, но и она может погибнуть, как погибла Брюссельская библиотека от фашистских бомб.

Если буду убит, не откажите после окончания войны передать мои рукописи в Ленинскую библиотеку или в Публичную библиотеку им. Салтыкова-Щедрина, одним словом, в ту из них, которая уцелеет…

Собрать, что хотел, не успел. Славик пошлет самое важное на случай, если и Вы мобилизованы, Славик пошлет бандероли на имя Ларисы Николаевны»{117}.

Вскоре пришли посылкой рукописи «История русской библиографии», которые В. Бирюков возвратил вдове ученого Н. И. Здобновой после победы советских войск над фашистской Германией.

Н. В. Здобнов умер 15 мая 1942 года. После окончания Великой Отечественной войны В. П. Бирюков возвратил бумаги книговеда родным, и теперь они – достояние народа, хранятся в государственном архиве. Над неоконченными рукописями библиографических трудов Николая Васильевича работают историки, библиотечные работники, писатели. Новатор-ученый, говоря его же словами, помогает им раскрывать «сокровищницу накопленных знаний», извлекать из забвения «труды ушедших в вечность поколений» и делать их всем известными и доступными. Те, кто непосредственно работал под руководством Н. В. Здобнова, любили его не только за широкую, фундаментальную постановку работы, но и за удивительно теплое, дружеское, товарищеское отношение. Сотрудники Государственной публичной исторической библиотеки Э. Витухновская, А. Соломенникова, и Э. Фрадкина, вспоминая годы совместной работы со Здобновым, пишут:

«Всегда, в любое время, он был готов ответить на любой, затруднявший нас, вопрос. Отказа никогда не встречали. Как удивительно бережно он обращался с каждым, как заботливо выращивал молодых работников! В нем всегда чувствовалось желание отнюдь не беречь свои знания для себя, а как можно больше из накопленных им богатств передать другим – молодым, растущим»{118}.

И, действительно, Николай Васильевич считал своим долгом вырастить достойную себе смену. Он охотно делился накопленными знаниями, опытом работы со всеми, кто любил библиографию и книгу, был счастлив тем, что сумел заинтересовать людей делом своей жизни.