355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Андреев » Петр Великий и Санкт-Петербург в истории России » Текст книги (страница 3)
Петр Великий и Санкт-Петербург в истории России
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 12:05

Текст книги "Петр Великий и Санкт-Петербург в истории России"


Автор книги: Александр Андреев


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Царь-человек весьма горячего нрава, склонный к вспышкам, страстный и крутой. Он еще более возбуждает свою горячность употреблением водки, которую сам приготовляет с необычайным знанием дела. Особую наклонность он имеет к механическим работам. Природа, кажется, скорее создала его для деятельности корабельного плотника, чем для управления великим государством».

21 августа Петр вернулся в Голландию и оттуда вместе с посольством 16 июня прибыл в Вену и несколько раз встретился с императором Леопольдом. В Вене царь получил известие об очередном стрелецком бунте, впрочем, быстро подавленном, и выехал в Москву.

Дипломатические задачи «Великого посольства» не были выполнены, но сам царь добился всего, чего хотел – побывал во многих странах Западной Европы, в основном протестантских, научился кораблестроению и морскому делу, познакомился с флотами великих держав и их инфраструктурой. Впечатления, полученные за полтора года, обогатили и изменили его духовный мир. Более всего поразили его технические достижения европейских стран, «материальная сторона европейской жизни».

Нельзя сказать, что в заграничной поездке Перт более всего интересовался вещами, чем людьми. Царь лично познакомился с несколькими европейскими государями и их придворным окружением, с видными промышленниками и купцами, с множеством простых людей.

С. Платонов писал о европейском путешествии Петра 1697–1698 годов:

«Петр ехал за границу, зная 14 ремесел, с грубыми от работы руками, с привычкой к военному делу, с навыком к работе на корабельной верфи. При этих условиях он мог толково и сознательно учиться европейской технике во всех ее специальных областях. Длительное пребывание Петра в Западной Европе обогатило его новыми техническими знаниями, дало ему хорошее знакомство с внешней европейской культурой, сообщило ему много сведений из области точных наук и медицины.

Правда, многомесячное пребывание в европейской среде не оставило и следа на нравах московской молодежи. За границей Петр приобрел выучку и знания, но не получил воспитания. Но после заграничной жизни он умственно вырос и созрел, и его природные способности вступили в фазу полного развития.

Во внутренней душевной жизни Петра, наряду с заграничными впечатлениями, глубокий след оставил, по-видимому, стрелецкий бунт 1698 года. На далеком Западе остались последние связи Петра с традиционным московским бытом; стрелецкий бунт порвал их совсем. Родина провожала Петра ропотом неодобрения, а встретила его возвращение прямым восстанием».

В августе 1698 года Петр прибыл в Москву. Всю осень шел жестокий розыск над стрельцами. Ещё летом 1698 года четыре стрелецких полка, переведенные из Азова в Великие Луки, повернули на Москву, ободренные слухами, что «государя за морем не стало». Стрельцы, «вроде бы получившие письмо» от Софьи с призывом ставить ее на царство, регентшей при малолетнем сыне Петра Алексее, сменили начальников и кричали «царя на Москву не пускать», и даже «убить».

В июне 1698 года стрельцы были разбиты гвардейцами под Воскресенским монастырем. Осенью 1698 года в Москве было казнено около тысячи стрельцов. Стрелецкие полки были расформированы. Царевну Софью постригли в монахини под именем Сусанна, доступ к ней был чрезвычайно затруднен.

Очередной стрелецкий бунт не прошел для Петра бесследно, наложив глубокий отпечаток и на его физическое состояние и на характер, Петр временами становился очень резким и раздражительным. Эти перемены отразились на приемах управления государством.

Разгром стрелецкого бунта 1698 года историки считают последней датой в истории Московского царства, начавшего поразительно быстро становиться Российской империей.

Вернувшись в Москву из-за границы, Пётр стал вводить в государстве и обществе европейские традиции и обычаи. Новшества на Руси вводили и Иван Третий, и Иван Грозный, и Алексей Михайлович. Иностранцев на русскую службу нанимали ещё во времена Дмитрия Донского – ими стали татары. Со времён Ивана Третьего нанимали и европейцев. С середины XV столетия освободившиеся от татаро-монгольского ига русские вступили в более близкие отношения в Европой. Русский историк конца XIX века П. Мельгунов писал:

“На каждом шагу русским приходилось обращаться к Западу. Захочет ли царь улучшить свою обстановку, и он не в состоянии этого сделать без иноземной помощи, приходится заимствовать не только внешние формы этикета, но и малейшие его подробности. В каком плохом состоянии находилось русское искусство в XV веке лучше всего видно из постройки московского Кремля итальянским архитектором Фьораванте. Русские люди были мастерами своего дела, когда нужно было воздвигать деревянные здания, и очень плохими знатоками в каменных работах, к которым были совершенно непривычны.

В военном деле русские люди также намного отстали от просвещённого Запада. С XIV века там уже является военная наука, появляются солдаты и вводится более или менее правильная организация войска, тогда как у нас, на Руси, всё ещё господствует старый восточный лад.

Благодаря иностранцам у нас является знакомство с западной наукой. Вообще иностранное население на Руси быстро возрастает, и перед Москвой является целый иностранный город близ села Преображенского – Немецкая слобода, в которой живут многие из именитых иностранных купцов, имевших в Москве большое значение, вхожих к царю и служивших агентами и советниками по торговым делам с иностранцами.

Необходимость заставляет русских людей уже с XV века обращаться к иностранцам, и западноевропейское влияние всё более и более упрочивается в XVI и XVII веках”.

Именно иностранцы-современники оставили наиболее яркие впечатления о людях и нравах, религии, быте, системе управления России XVI–XVII веков. Попадавшим в Московское царство иностранцам всё в стране казалось странным и необычным. Их поражала природа и богатства страны, её размеры, деспотический характер власти, бесправие поданных царя и великого князя и, конечно, быт и нравы Московии, частично заимствованные из Византии и Золотой Орды. Русский историк В. Ключевский писал:

“Незнакомый с историей народа, чуждый ему по понятиям и привычкам иностранец не мог дать верные объяснения многим явлениям русской жизни, часто не мог даже беспристрастно оценить их. Но описать их, выставить наиболее заметные черты, он мог лучше и полнее, чем люди, которые пригляделись к подобным явлениям и смотрели на них со своей домашней точки зрения”.

Западные исследователи иногда говорили, что “русский народ в продолжение многих веков имел то несчастье, что каждый мог свободно распускать о нём по свету всевозможные нелепости, не опасаясь встретить возражения”.

Многие иностранцы, побывавшие в России в XVI–XVII веках, упорно не хотели признавать русских европейцами, называя их только варварами. Иностранцы, граждане европейских государств понимали потенциал России и её народа. В середине XVI века англичанин Р. Ченслер писал:

“Если бы русские знали свою силу – никто не мог бы бороться с ними, а от их соседей остались бы только остатки”.

О России XV и XVI веков писали иностранцы Барбаро, Кантарини, Рандольф, Павел Новокомский, Ченслер, Компанезе, Флетчер, Герберштейн. Наболее интересные описания России XVII века оставили Маржерет, Олеарий, Павел Алеппский, Майерберг, Рейтенфельд и Корб. Они писали обо всём – о природе, климате, природных богатствах, торговле, сельском хозяйстве, промышленности, сословиях, характере правления, верховной власти, суде, войске, духовенстве, домашнем и общественном быте, семейной жизни, просвещении, нравах и обычаях. Эти описания России XVII века говорят о её состоянии перед реформами Петра, во многом их объясняя:

“От одного взгляда на зиму в России можно почувствовать холод. В это время морозы бывают так велики, что вода, выливаемая по каплям или вдруг, превращается в лёд, не достигнув земли. Часто случается, что медведи и волки в суровую зиму, побуждаемые голодом, стаями выходят из лесов, нападают на селения и опустошают их. Жители вынуждены бывают спасаться бегством.

Как сильны морозы зимой, так, напротив, велики бывают жары летом. В России господствует холод почти постоянный, зной – кратковременный, дожди – нередко проливные, снега поистине глубочайшие.

Русские весьма способны переносить всякого рода трудности, так как их тела закалены от рождения холодом.

Земля в стране русской при небольшой обработке чрезвычайно плодородна и родит рожь и пшеницу в громадном изобилии. Текущие реки и стоячие озёра, которых в России множество, до чрезвычайности изобилуют всякого рода рыбой.

Московия очень богата мёдом, который пчёлы кладут на деревьях без всякого присмотра. Вообразив это обилие мёду и лесов, не удивительно, что всё то количество воска и смолы, которое потребляется в Европе, равно как и драгоценные меха привозятся к нам через Ливонию из московских владений.

Россия – государство очень богатое. Русские платят иноземцам обыкновенно товарами: мехами, воском, салом, кожами, сафьяном, льном, пенькой, икрой, сёмгой, топлёным жиром морских животных, поташом, пряжей.

Царь чуть ли не один ведёт все наиболее важные торговые дела в государстве или, иногда, входит в товарищество со своими поданными или с чужестранцами, ради обоюдной выгоды. Для вывоза в разные места морским путём своих товаров русские обыкновенно нанимают за большую цену иностранные суда.

Для поездок по суше служат, главным образом, резвые, наёмные лошади, расставленные по всему пути, по всем большим дорогам. Ими пользуются для совершения чрезвычайно быстрых поездок не только одни купцы, внося за это небольшую плату, но и гонцы, развозящие царские указы.

Люди русские очень способны к разным ремёслам, легко перенимают всё, что увидят у немцев, и в немного лет они научились и переняли у последних много такого, что прежде совсем не знали”.

“Весь московский народ более подвержен рабству, чем пользуется свободой. Все московитяне, какого бы они не были звания, без малейшего уважения к их личности находятся под гнётом жесточайшего рабства.

Если бы кто в прошению царю подписал своё имя в положительной степени, то непременно получил бы возмездие за нарушение закона об оскорблении величества. Даже те из них, которые занимают почётное место в Тайном совете, присваивают себе уменьшительные имена, например, Яков должен подписываться Якушкой.

Будучи обречены на тяжёлую работу и прикрепощённые к земле, крестьяне безнаказанно оскверняют праздничные дни работой на самих себя, дабы не пропасть, так как в течение всей недели они обязаны в поте лица трудиться на своих господ. Тяжёлыми податями они доведены до такой бедности, что ничего не имеют, кроме изорванной одежды и коровы с подойником”.

“Правление у них чисто тираническое: все его действия склоняются к пользе и выгодам одного царя и, сверх того, самым явным и варварским образом.

Что касается главных пунктов, входящих в состав самодержавного правления, – издание и уничтожение законов, назначение правительственных лиц, право объявлять войну и заключать союзы с иностранными державами и право казнить и миловать с правом изменять решения по делам гражданским и уголовным, – то все они так безусловно принадлежат царю и состоящей под ним Думе, что его можно назвать как верховным правителем, так и самим исполнителем по этим предметам.

Хотя брать взятки всем приказным строго запрещается под страхом наказания за то кнутом, но их тайно берут. За подарки часто можно узнать о самых тайных делах. Корыстолюбие их простирается до такой степени, что если не подарить им что-нибудь, нельзя ничего от них получить, не совершить с ними никакой сделки.

Вельможи, как и частные люди, не постыдятся нагло потребовать, чуть что увидят, перстни, или другие вещицы, даже деньги, словом всё, что бы то ни было”.

“По московскому обычаю, между военными начальниками принимается в уважение род, а не опытность. Хотя бы храбрость и благоразумие провели кого-нибудь по всем степеням долговременной военной службы до самой высшей, хотя бы он прославился тысячью побед над неприятелями, всё же должен уступить какому-нибудь навернувшемуся лентяю и трусу, которому достались именитые предки.

Хотя они, в случае нападения, действуют горячо, однако не могу долго устоять в сражении, и если бегство где-либо началось, то их нельзя удержать никакой высшей властью. Поэтому они, скрывая свои намерения, охотно прибегают к сражениям на расстоянии, притворным отступлениям, разделению, расстройствам рядов, засадам, хитростям и обманам”.

“Кладовые царского дворца полны всем, что только возможно изметь из рога изобилия для роскоши смертных, а винные погреба не только уставлены множеством бочонков с критским, испанским, французским, рейнским винами, но и бочонками с пивом, различными медами и водкой, а в летнее время всегда набиты грудами льда. Всё это служит не только для ежедневного содержания самой многочисленной толпы придворных, но и для весьма частных пирушек бояр, которые, употребляя во зло снисходительность Алексея Михайловича, без его ведома просят ключника нацеживать себе вдоволь всего для угощения пышными обедами своих гостей, даже ещё самовластно приказывают им это. Никто не смеет доносить на них царю”.

“Трон царя не велик, но драгоценен. Он состоит их четырёх украшенных разными изображениями позолоченных колонн. Верхняя часть похожа на кровлю или свод, кончаясь конусом, и замечательна как пышностью, так и ценностью. На верху трона – двуглавый орёл с коронами на обеих головах. Кроме того, над этими коронами высилась посередине ещё третья – это княжеский герб, часто встречающийся нам во время путешествия по стране на верху башен и зданий.

На этом троне высоко восседал царь. Его голову украшала блиставшая шапка, поверх которой была золотая, богато украшенная дорогими каменьями и драгоценностями корона. Кафтан, на который от чрезмерного блеска нельзя было пристально смотреть, был столь раскошен, что после, при возвращении на посольское подворье, только и было разговору, что о нём. Верхняя мантия так и блистала алмазами и жемчужинами. Московского царя, красовавшегося в этом убранстве, назвали убранным звёздами солнцем”.

“Дети царя в так называемые шахматы, знаменитую персидскую игру, по названию и ходу своему, поистине, царскую, играют ежедневно и очень искусно, развивая ей свой ум до удивительной степени”.

“Дома в Московии мало украшают и мало обращают на них внимания. Воздвигая их, не прибегают к разного рода ухищрениям и отделкам. Пренебрегая каменными домами, русские совершенно справедливо полагают, что гораздо здоровее по причине сильных и постоянных холодов, запираться в деревянные. Простой народ выводит дома лишь в один ярус, остальные же выше двух. Многие дома даже среди города, не имея дымовых труб, выпускают дым через крайне узкие окна и не заключают в своих стенах ничего другого, кроме печи для варки пищи, стола со скамьями и небольшой иконы какого-нибудь святого.

Большая часть русских, особенно из простонародья, расходует на свою жизнь весьма мало. Как жилища их плохи и бедны, так и запасы и домашняя утварь крайне ничтожны и не обильны, хотя и достаточны для них. У большей части хозяев найдётся три-четыре глиняных горшка и столько же глиняных или деревянных блюд. Большинство не употребляет никаких перин и спит на подушках, на соломе, рогоже или на своей одежде. Места для спанья у них – обыкновенно лавки, а зимой печи.

На длинный и узкий стол, покрытый скатертью из плохого льна, ставятся уксусница, перечница и солонка. Каждому из обедающих кладут ложку и хлеб, но только не всегда, а тарелки, салфетки, ножи и вилки не кладутся никому, кроме знатных. Потом подаются кушанья, каждое порознь, одно за другим и во множестве, если много гостей. Блюда одинаковые у всех и по неряшеству прислуги запачканные.

Начало обеда делает водка. Первую подачу кушанья составляет холодная вареная говядина, приправленная уксусом и сырым луком. Потом подаются другие кушанья либо вареные, либо жареные, либо с подливой, везде с чесноком и луком, которые у московитян самые изысканные и возбуждающие вкус средства. Напитки у них разные: вино, пиво, которое пьют редко, всякие меды и водка, составляющая начало и конец обеда.

Во всей Московии крестьяне утоляют голод ржаным и пшеничным хлебом, бобами с чесноком, а жажду – водой.

Повседневная одежда московитян, даже и знатных, не очень расстроит состояния. Весьма узкое исподнее платье из дешевого сукна, и немного не достающий до икр зипун, и надетый сверх него кафтан с длинными рукавами, летом из камлота, а зимой из сукна на меховом подбое. Хотя эти оба платья и поизотрутся и запачкаются в носке, московитяне не бросают их”.

“Супруги и вообще женщины не пользуются у них таким почетом, как у прочих народов, а считаются почти наравне со служанками”.

“В кабаках пьянствуют до тех пор, пока не вытряхнут мошну до последней копейки. Они пьют не процеживая сквозь зубы, как курицы, а глотают всей глоткой, точно быки и лошади, да и никогда не перестанут пить, пока не перестанешь наливать”.

“Русский народ очень недоверчив и подозревает всех иностранцев, которые расспрашивают о политике или религии.

Московитяне без всякой науки и образования, все одинаково вовсе не знают прошедшего, кроме только случаев, бывших на их веку, да и то в пределах Московского царства. А что московитяне изгоняют все знания, это надобно приписать самим государям, которые ненавидят их из опасения, что подданные наберутся в них духа свободы да потом и восстанут, чтобы сбросить с себя гнетущее их деспотическое иго.

Чтобы учиться, у русских в добрых головах недостатка нет. Между ними встречаются тонкие, способные люди, одаренные ясным умом и доброй памятью”.

Царь Алексей Михайлович всю жизнь пополнял свои знания чтением книг и общением с интересными, знающими людьми. Все современники отмечали его разносторонний ум и интерес к новым знаниям. Алексей Михайлович, как и российская элита, осторожно относились в западной культуре. Сближению мешали многолетние войны и различия между православием, католичеством и протестантизмом – именно два последних вероисповедания доминировали в Западной Европе. Русские люди боялись учиться у иноверцев. На Русь часто приезжали учёные и монахи из бывшей Византии, давно покорённой Турцией, но греки, дискредитировавшие себя уступками султану и контактами с католическим Римом – вплоть до унии, пользовались в Москве относительным авторитетом. Сохранился указ Алексея Михайловича от 6 августа 1674 года – Петру к тому времени уже исполнилось два года:

“Князя Андрея Михайлова сына Кольцова – Мосальского из стряпчих записать по жилецкому списку за то, что он на голове у себя волосы обстриг. А стольникам, стряпчим, дворянам московским и жильцам указал великий государь, чтоб они иноземских немецких и иных обычаев не перенимали, волосов у себя на голове не подстригали, тако ж и платья, кафтанов и шапок с иноземских образцов не носили, и людям своим носить не велели. А будет кто вперед учнет волосы подстригать и платья носить с иноземного образца, и такое ж платье объявится на людях их, и тем от великого государя быть в опале, и из высших чинов написаны будут в нижние чины”.

В 1682 году, при царе Фёдоре Алексеевиче, было отменено местничество и были запрещены даже споры из-за мест.

Местничество – система феодальной иерархии в Московском государстве XV–XVII веков – регулировало служебные отношения между членами служилых фамилий на военной и административной службе и при дворе. Местничество основывалось на том, что взаимное соотношение родов должно было оставаться всегда на одном и том же уровне и положении. Название “местничество” произошло от обычая считаться “местами” – за столом и на службе. Место зависело от “отечества”, “отеческой чести”, которая слагалась из двух элементов – происхождения с родословной и служебной карьеры самого служилого человека и его предков. Местнические споры разбирали лично царь и Боярская дума.

Первоначальное положение служилого рода в Москве зависело от положения его членов в момент перехода на службу к великому князю. Таким образом, первое место среди московского боярства заняли потомки великих князей. После них шли потомки удельных князей. Князья заняли место на иерархической лестнице выше нетитулованных бояр московского великого князя, хотя бы те и насчитывали не одно поколение на службе в Москве. Мелкие князья, до перехода в Москву находившиеся на службе у других великих или удельных князей и перешедшие под власть московского великого князя со своими государями, теряли своё старшинство и становились ниже московского боярства. Удельное боярство также было ниже московского и занимало положение на иерархической лестнице в соответствии с иерархией своих бывших удельных княжеств.

Не только каждый род, но и каждый член рода имел постоянное и строго определённое положение в служебной иерархии. Если кому-нибудь удавалось выдвинуться и стать выше, то это влекло за собой повышение его потомства и понижение тех, кого он “пересел”. Этим и объясняется то упорное сопротивление, которые оказывали в XVI и XVII веках представители боярских родов в случае несоответственного для них назначения. Их согласие на назначение влекло для них потерю прав.

С усилением царской власти правительство стало всё более враждебно относиться к проявлениям местнических счетов, нередко подвергая спорящих тяжёлым наказаниям. Впрочем, это мало помогало, и даже отмена местничества почти не изменила порядок в государстве и не отразилась на боеспособности войск. Эхо местнических счетов погасло только к концу XVII века.

Приехавший из Европы Пётр начал вводить европейские порядки резко и круто. Он приказал придворным брить бороды и носить немецкое платье. Бороды было разрешено носить только духовенству и крестьянам. Посадские люди могли получить разрешение на ношение бороды при уплате особой пошлины. За бороду платили упрямые бояре, купцы, служилые люди, посадские, ямщики, извозчики – от 30 до 100 рублей, и эта сумма была очень значительна. Указ о ношении иностранной одежды гласил: “Боярам, окольничим, думным и ближним людям, стольникам, московским дворянам и всех чинов людям в Москве и в городах носить платья – венгерские кафтаны – верхние, длинною по подвязку, а исподние, – короче верхних, тем же подобием”. Указы прибивались на лобных местах; чтобы их не срывали, к ним приставлялась охрана. Указы несколько раз повторяли, на улицах выставляли манекены в немецкой, венгерской, французской одежде, русское платье запрещалось продавать в лавках, с ослушников брали штрафы.

Пётр изменил летоисчисление и календарь. У различных народов существовало множество календарных систем. Последовательный счёт лет во всех календарях вёлся от какого-нибудь исторического события. С VII века до нашей эры римляне пользовались лунно-солнечным календарём, по которому год из 12 месяцев с нечётным количеством дней в каждом (из суеверия римляне боялись чётных чисел) состоял из 355 дней. Год начинался 1 марта, и римский календарь не знал порядкового счёта дней в месяце и вёлся по календам, нонам и идам – 5 день до мартовских ид, 6 день до мартовских календ.

В 46 году до н. э. римский император Юлий Цезарь реформировал календарь. Три года имели 365 дней, четвёртый – 366 дней. Начало года перенесли на 1 января – в этот день новые римские консулы вступали в должность. Вводилась и семидневная неделя.

Новый календарь, названный юлианским, был принят христианской церковью на Никенском сборе в 325 году и утвердился в Византии, но с порядковым счётом дней. В VI веке установилась Византийская точка отсчёта времени от основания Рима – эра – по которой 754 год до н. э. от основания Рима считался 5508 годом. Эта система перешла в Московское царство – с X века, вместе с принятием христианства. До этого у славян год делился на 12 месяцев, названия которых происходили от явлений природы.

Одновременно с Византийской датировкой на Западе в VI веке утвердилась датировка событий от Рождества Христова. Ко времени Петра только Россия из европейских стран держалась старого, византийского календаря. До 1492 года новый год в России начинался с 1 сентября, с 1 марта. На исходе 1699 года в России счёт времени стал вестись так, как это делалось в Европе. Вслед за 31 декабря 7208 года “от сотворения мира” наступало 1 января 1700 года от Рождества Христова. Указ Петра Первого гласил:

“В знак того доброго начинания и нового столетнего века в царствующем граде Москве, после должного благодарения Богу и молебного пения в церкви – кому случится и в дому своём, по большим проезжим и знатным улицам, людям знатным и у домов нарочитых духовного и мирского чину, перед воротами учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых, против образцов, каковы сделаны на Гостином дворе и у Нижней аптеки, или кому как удобнее и пристойнее, смотря по месту и воротам учинить возможное. А людям скудным хотя по деревцу или ветви над воротами или над хороминой своей поставить. И чтоб поспело ныне будущего января к 1 числу.

Все должны поздравлять друг друга с Новым годом и столетним веком и стрельба должна быть из пушек и мушкетов и иллюминация”.

200 пушек на Красной площади стреляли целую неделю. Москва и Россия вступили в XVIII столетие. Л.Н. Гумилёв писал о начале новой эпохи:

“Русские люди, даже одетые в кафтаны и парики, оставались самими собой. Да и отношение царя Петра к Европе, при всей его восторженности, в известной мере оставалось, если можно так выразиться, потребительским. Известна фраза царя: “Европа нам нужна лет на сто, а потом мы повернём к ней задом”. Однако Пётр здесь ошибся. Европа оказалась нужна России лет на 25–30, так как все европейские достижения русские переняли с потрясающей лёгкостью. Уже к середине XVIII века стало возможным “повернуться задом”, что и сделала родная дочь Петра Елизавета в 1741 году”.

Поездка с Великим посольством доказала невозможность создания антитурецкого союза против турок с участием России. Но именно тогда Пётр получил предложение саксонского курфюста и польского короля Августа II о союзе против Швеции и это изменило внешнюю политику России. Новое задачей для неё стало пробиться к морю на Западе.

Проблема Балтийского побережья, из удобных гаваней которого можно было свободно торговать с Западной Европой, занимала умы московских политиков со времён Ивана Третьего. Его внук Иван Грозный разгромил владевший Прибалтикой Ливонский орден, но последовавшая война с Речью Посполитой во главе со Стефаном Баторием привела к поражению в Ливонской войне. Тогда же Швеции при распаде Ливонского ордена досталась Эстляндия. Во времена Московской смуты начала XVII века интервенция Швеции совместно с Польшей на российскую территорию закончилось овладением шведами всем побережьем Финского залива. По Вестфальскому миру 1638 года, завершившему Тринадцатилетнюю войну, на южном побережье Балтийского моря к Швеции отошли Верхняя Померания и часть Нижней с герцогствами Бременом и Вердером, и городами Штетином и Висмаром. По Оливскому миру 1660 года, закончившему польско-шведскую войну, Швеция получила Лифляндию. Балтийское море стало внутренним шведским морем и Швеция полностью контролировала Прибалтийскую торговлю.

В середине XVI века царь Алексей Михайлович воевал со Швецией и даже осаждал Ригу. Война на два фронта закончилась неудачей – занятая шведской войной Россия проиграла и Польше. Заключённые русско-шведские мирные договоры при царях Михаиле Фёдоровиче и Алексее Михайловиче считались временными уступками противнику.

Победы шведских королей Густава-Адольфа и Карла X принесли шведской армии европейскую славу, и она заслуженно считалась лучшей в Европе. Западноевропейская дипломатия конца XVII века была очень медлительна, а шведская – быстра и решительна. Это возможно, когда у тебя за спиной стоит одна из лучших европейских армий. Военная мощь – главное и важнейшее средство заставить уважать честь и достоинство державы.

Захват части немецких земель Швецией вызвал недовольство немецких князей. К Швеции были претензии и со стороны её прибалтийских соседей – Дании, Польши и, конечно, России. Ещё при свидании Петра Первого с Августом Вторым летом 1698 года в Раве царь обещал начать войну со Швецией. Турецкая война формально не была завершена, и Пётр не собирался воевать на два фронта. 11 октября 1699 года Россия примкнула к антишведскому союзу, с условием начать военные действия только после заключения мира с турками. К Польше, Саксонии и России присоединилась и Дания, враждовавшая с соседским Гольштейн-Готторским княжеством, во главе которого стоял родственник юного шведского короля Карла XII.

Пётр отправил в Стамбул посольство во главе с думным дьяком Е. Украинцевым. Царь сам сопровождал посольский корабль “Крепость” – во главе целой эскадры, построенной на воронежских верфях. Священный союз против турок давно распался, Австрия готовилась к войне за испанское наследство и подписала сепаратный мир с Турцией. Турки тянули почти год. 3 июля 1700 года русско-турецкий мирный договор был подписан.

Дания собиралась забрать Голштинию, Польша – Лифляндию. Союзники заключили двусторонние договоры между собой – с учётом интересов и третьего союзника. Тайный договор России и Польши – Саксонии предусматривал для русских возврат Ингрии и Карелии. В феврале 1700 года войска Августа II вторглись в Лифляндию и пошли на Ригу. Через месяц датская армия вошла в Голштинию. Россия, ещё не подписавшая мирный договор с Турцией, обещала Швеции сохранить мир.

Карл XII решил бить союзников по очереди. Воспользовавшись тем, что датские войска воевали в Голштинии, 15000 шведов высадились на датском побережье и осадили столицу Дании Копенгаген, угрожая его разрушить. 8 августа 1700 года в замке Травендаль датский король подписал вынужденный мир с Карлом XII. Дания выводила свои войска из Голштинии и разрывала союз с Саксонией. Уже изгнанный датчанами голштанский герцог получал компенсацию в 250000 талеров. Шведско-датский мирный договор был подписан в день, когда Пётр получил известие о заключении мира с турками. Союзников осталось двое, но это Петра не остановило. 19 августа 1700 года Россия объявила войну Швеции – “за многие их светские неправды”. В качестве повода Пётр использовал “самое главное бесчестие, учинённое великим и полномочным послам в Риге, в прошлом 1697 году” – весной 1697 года во время проезда через Ригу в Пруссию русского царя, захотевшего осмотреть рижскую крепость, чуть не пристрелили.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю