Текст книги "Нереальные хроники постпубертатного периода"

Автор книги: Александр Серегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 8

– Ну, ты вчера чудил без баяна. Двух девок разом охмурил, Алика вообще чуть не грохнул. До смерти напугал. Откуда в тебе это взялось?

– Постпубертатный период, – ответил Ян, отмахнулся и скривился, болела голова.

– Ян, ты растешь прямо на глазах. Ты бы видел, как на тебя вчера смотрели Голиней с Безуглым, такое впечатление, что они тебя видели первый раз. Серьёзно, а как ты Карину за талию взял. Властно так, как собственник, как хищник, как вождь.

– Андрюха отпрыгни, голова раскалывается. Всё, больше пить не буду… целую неделю, может даже больше. Зачем вообще надираться? Ну, выпил стаканчик и достаточно, так нет же – пока земля не закачается.

– Это ты загнул, на счет выпивки. Ты что в Коблево не едешь?

– Причем тут Коблево?

– Смешной, там же вина, как грязи и местного и молдавского, по соответствующей цене. За одни и те же деньги, можно выпить в два раза больше, чем в Одессе.

– Это главный мотив твоей поездки в Кобелевку?

– Не главный, но и не последний, а что там еще делать? Покупался, выпил, позагорал. Можно еще глосиков наловить, если море будет спокойным. Их можно на песке острогой достать. Кстати надо будет наделать острог из электродов, я придумал, как.

Разговор перешел в чисто технологическую плоскость, что не совсем интересно читателю, зато у Яна головная боль прошла, видимо от интеллектуальных усилий.

Утро началось, как обычно. Петр Андреевич вручил Яну купюру для похода за вином. После отгула наставник не выглядел лучше, хотя казалось бы день отдыха. Над левой бровью виднелась заживающая ссадина, а нахмуренные сдвинутые брови показывали уровень настроения.

Ян быстро обернулся, продавщица в магазине встречала его уже, как родного. Петр Андреевич открыл бутылку, молча, выпил, морщины на лице начали разглаживаться, Яну даже не предлагал.

– Ну, как вы тут без меня, вчера?

– Нормально, ремонтировали с Андреем, дефлекторы на крыше. А у вас, как?

– Как обычно, гугеноты с католиками кое-что не поделили. Пришлось зализывать раны.

Он надел свою вязаную шапочку, подошел к зеркалу внимательно рассмотрел ссадину на лбу, потрогал её пальцем. Хмыкнул и натянул шапочку до глаз. От этого он перестал быть похожим на Вовку из Тридесятого царства, но стал еще смешнее. Теперь он напоминал мультяшного импортного разбойника. Не из русской народной сказки, а из чего-то европейского, не хватало косой повязки на глаз, как у пирата. Ян улыбнулся.

– Чего лыбишься? Это просто чтобы вопросов меньше задавали, а то у нас в завкоме масса любопытных бабочек. Они мою Тимофеевну знают. – Он еще раз осмотрел свою физиономию со всех сторон и пришел к выводу: «Сойдет, не на свадьбу».

Целый день прошел в трудах. Ян старался помогать шефу, тот его похваливал. Настроение у Петра Андреевича к обеду улучшилось, второй стакан портвейна прошел по графику. К концу смены Ян пришел на доклад в вагончик. Петр Андреевич уже переоделся из спецодежды и напоминал с виду сельского врача. У него вообще была мания чистоплотности, руки он мыл в течение дня десятки раз. Когда Ян обратил внимание на эту особенность, Петр Андреевич сказал, что это у него после немецких приключений, после всей грязи, которую ему пришлось перенести.

Сейчас он был одет в белый парусиновый костюм, с накладными карманами на пиджаке и широченными брюками моды начала шестидесятых годов. На голову была водружена летняя, тоже белая, шляпа в дырочку, а на кончике носа красовались очки. Наставник рассматривал какие-то чертежи.

– Вот и хорошо, что ты пришел, а я тебя жду, – он сложил чертеж, – Твой дружок домой с тобой вместе ездит?

– Да, а что случилось?

– Ничего не случилось, помощь нужна. Я угощаю.

Тут Ян вспомнил о своем зароке на счет вина, но и отказывать Петру Андреевичу не хотелось, поэтому он ответил обтекаемо:

– Я в принципе не против, но если можно перенести, то…

– Перенести нельзя, а дело нужное и доброе. Ты Колю грузчика знаешь?

– Знаю.

– А про женщин у меня спрашивал, как их окрутить, сделать посговорчивей?

– Спрашивал, – тон Яна стал более заинтересованным.

– Сегодня показательные выступления, но Коля сам стесняется. Вы с Андреем будете массовкой. Зайдем в винарку, я вас там познакомлю с двумя дамами: блондинкой и брюнеткой. Только вы рты не роззевайте – это дамы для Коли, вы для счету, как гарнир. Без обиды, просто помощь товарищу. Как только дело сложится, я моргну, и вы тихонько сваливаете. Всех делов, а винца выпьете.

– А с чего это такая забота о Коле? Он вроде бы и так парень видный и не маленький, если не ошибаюсь, ему уже двадцать восемь, сам такие вопросы мог бы решать.

– Ты не умничай, ты тоже не пацан, а вопросы задаешь наставнику, значит, тоже не все гладко на женском фронте. А у Коли особый случай. От него все бабы разбегаются.

– Не замечал.

– Он на работе шифруется, но все равно информация уже просочилась, так сказать через непрямые источники и по косвенным уликам Колю вычислят вот-вот.

– Вы что-то, Петр Андреевич, загадками говорите, непонятно. Что за информация, что он скрывает?

– Что скрывает – то секрет, так сказать информация, не подлежащая разглашению.

– Нет, Петр Андреевич, так дело не пойдет. Может, Коля какой-нибудь страшной болезнью заражен, а вы под него женщин подкладываете.

– Ну, у тебя и фантазия, Ракита, та часом в кружке юных фантастов в Доме пионеров не занимался? Ты что меня за диверсанта принимаешь, да мне майор Смерша поверил, а ты…

– Я вам верю, Петр Андреевич, – Яну стало неловко, – только в темную тоже не по-русски получается. Ведете нас, как козлов на поводке.

– Ну, у тебя и сравнения Ян Петрович, ты выбирай выражения, а то я могу ненароком обидеться, – наставник помолчал. – Ладно, только, если кому сболтнете…, можете себя считать евнухами, обрежу без надежды на восстановление.

– Обижаете, Петр Андреевич, могила.

– Ты заметил, что Коля всегда идет в баню после всех?

– Как-то не замечал.

– Правильно, потому что мало еще работаешь. Он старается, чтобы его никто в голом виде не увидел, – Петр Андреевич обернулся, как будто кто-то мог их подслушивать в вагончике, – стесняется он своей природы. Понятно?

– В каком смысле, у него, что физический изъян?

– Какой ты непонятливый, мог бы логику включить, студент всё-таки. Утром он переодевается со всеми вместе и ничего не скрывает, а после смены…, в чем отличие?

– Он в душ идет.

– И что?

– Ничего, моется, наверное.

– Так всё, – наставник разозлился, – я удивляюсь, как тебя еще с института не выгнали, такого недогадливого. Без трусов он в душе!

– Ясное дело, если б он в трусах мылся, его бы за ненормального приняли.

– Под трусами что!?

– Как что, понятное дело.

– Так вот, у него это понятное дело, очень большое. С кем из девчат не встречался, один крик выходит и никакого удовольствия.

– Неужели настолько большое?

– Настолько, сам инспектировал. Поэтому он попросил меня помочь, тут без профессионалов не обойтись.

– И как же вы собираетесь решать эту проблему?

– Я же сказал с помощью профессионалов. Девчат пригласил с Приморского, если ни одна из них не поможет, тогда только хирургия, но там тоже всё схвачено, из большого всегда маленький сделать можно. Правильно?

– Эти девчата, они кто?

– Как кто? Профессионалки. Проститутки.

– Настоящие? – удивлению Яна не было предела.

– Нет, всамделишные, – Петр Андреевич с сожалением посмотрел на напарника, – я смотрю, ты тёмный, как три подвала вместе, тебя еще воспитывать и воспитывать. Ладно, разговорился я с тобой. Пошли, Коля, наверное, уже ждет.

Винарку Петр Андреевич выбрал ближнюю, там, как всегда в это время было полно народу и накурено, что не продохнуть, тем более на улице стояла жара. Наставника здесь знали и уважали, без возражений им уступили столик в углу, уборщица грязной тряпкой протерла стол, на который поставили каждому по стакану вина и по дежурной конфетке.

Стол был, как пошутил Андрей, для стрельбы, стоя, то есть за него не садились, а становились. Это имело свои преимущества, при своей небольшой окружности за ним комфортно расположились четверо коллег. Ян нервничал, обстановка, по его мнению, не располагала к встрече с женщинами. Наставник, наоборот, был спокоен и первым подал пример: аккуратно потянул из стаканчика, культурно отставляя мизинец, предварительно предупредив: «По половинке». Конфетку трогать он пока не стал, но открыл желтую пачку папирос «Сальве», угощая, закурил сам.

Дам ждали не долго, минут пятнадцать. У Яна было мало дипломатического опыта, он не мог искусно скрывать свои внутренние «бурления». Когда появились две полногрудые с обильно накрашенными лицами «девушки» лет сорока, на его лице отразилась вся возможная гамма чувств.

Издали, а Ян их заметил еще от входа, сквозь дым обе показались ему красавицами. Собственно так и было. Блондинка ему меньше понравилась, он не любил тонкогубых, а брюнетка, произвела на него неизгладимое впечатление. Статная женщина, огромные темные глаза, длинные волосы, полные губы и такая же грудь, для любого мужчины не остались бы незамеченными.

Разочарование пришло позже, когда «девушки» подошли к столу. Обилие грима не могло скрыть ни возраста, ни потасканности. Может быть, им и не было сорока, но определенный опыт у них исчислялся в приличных величинах. Тем не менее, то, что осталось, под густо напудренными щеками и избыточно намазанными глаза, позволяло догадываться об их былой яркой красоте. Петр Андреевич галантно представил:

– Светочка и Беатрис.

Беатрис была брюнеткой, Светочка соответственно блондинкой. Ян не утерпел и задал некорректный в данной обстановке вопрос брюнетке:

– Простите, Беатрис, а вы что француженка?

– Ян, не умничай, – оборвал его Петр Андреевич.

Ян сдвинул плечами и всем видом показал: мне всё до лампочки. Коля сильно нервничал и от волнения подергивал коленкой, задевая Яна. Ракита уже хотел что-то сказать на эту тему, но услышал ответ:

– Моё настоящее имя Бронислава, Броня, но это звучит несовременно, поэтому мне больше нравится, когда меня называют Беатрис или Беата.

– Очень зря, Бронислава красивейшее имя. Оно означает славная защитница, – подхватил Ян.

Броня-Беатрис криво улыбнулась:

– Кто бы меня защитил. Вообще это меня так бабка назвала в честь моей прабабки, её тоже Броня звали. Она говорила, что я на неё, как две капли воды похожа. У бабки даже фотка была старинная, еще дореволюционная. Там мой прадед, прабабка и бабка у них на руках, маленькая еще. Моя прабабка, говорили, красавица была. Сама она из простых, а вышла замуж за богатого купца. Он был вдовый и лет на двадцать старше, но любил её безумно. Я даже фамилию помнила, – Броня нахмурила брови, вспоминая, – Каминский, точно. Потом пришло «то время» прадеда забрали в ЧК, а прабабку биндюжники убили на Привозе, пришлось моей бабке беспризорничать. Ну ладно, что мы о грустном, будут тут нас угощать или нет?

Зазвенели стаканы. Петр Андреевич шептался с Колей и кивал головой в сторону «девушек». Коля немножко повыламывался и ушел с Броней, за ним разбрелись и ребята. Ян долго провожал Броню взглядом, пока они с Колей не скрылись в толпе. У него не выходила из ума эта женщина, такая красавица и по всему видно неглупая. Почему она такая? Ей даже было нестыдно, она ведь понимала, что и Ян и Андрей знали о её профессии. Впервые близко столкнувшись с таким явлением, Ян был в шоке.

У Андрея сегодня было дело: надо было съездить к тетке. Тетка у него работала проводником и постоянно каталась между Одессой и Москвой. У неё можно было кое-чем разжиться, но и требовалось оказывать периодически посильную мужскую помощь в виде: прибития гвоздей, ремонта дверей или окон, прочей мелочи. Жила тетка в старом доме на Мясоедовской улице, ремонтировать там всегда было что.

Яну не хотелось идти в общагу, тем более самому. Он всё-таки побаивался Алика. Поэтому он довел Андрея до дома тетки и решил побродить по улицам Молдаванки. Казалось, что здесь ничего не изменилось за последние пятьдесят, а может быть и сто лет. Ян прошел чуть дальше по Мясоедовской и повернул направо, прошел еще два квартала еще направо. Он был в сердце Молдаванки, брел не спеша, рассматривая дома. Старушки, сидящие на стульях под деревьями, смотрели на него подозрительно, слишком пристально он всматривался в окна, в номера домов, как будто что-то искал.

Его внимание привлек номер дома, даже не сам дом. Перекошенная семерка неизвестно когда изготовленная и неизвестно, когда повешенная сюда, на эту стену с потрескавшейся штукатуркой. Дом был явно старый, как и всё здесь. Ян стоял и смотрел на этот номер, как будто медитируя. У него немножко закружилась голова, он прислонился к дереву.

– Эй, молодой красивый, ты откуда тут взялся?

Ян тряхнул головой, стряхивая дрему, перед ним стояла Броня.

Глава 9

Летний вечер шумел за окном листвой, потряхивал тяжелую штору. Было тихо и душновато, хотелось пить. По улице не спеша с характерным звуком, проехала повозка. Ян бросился к окну, отодвинул штору и застыл – это был извозчик, нормальный одесский извозчик с гнедой лошадью. Он натянул вожжи, лошадь встала. Из пролетки вышел франтовато одетый господин с тонкой тростью, в коротеньком кургузом пиджачке и шляпе канотье. Ботинки его блистали, а усы закручивались вверх. Он нехотя достал монеты из специального жилетного кармана, снял шляпу и аккуратно, стараясь быть изящным, указательным пальцем вытер пот со лба – жарко, парило, наверное, к дождю.

– Шо, такое, ты шо, филер? – голос Брони уже был возмущенным, – так тут следить не за кем, господа революционеры живут туда дальше, ближе к Госпитальной, а это к Йоське Самуэльсону клиент, я его давно знаю. Он или к венценосному Йосе и к мадам Друккер на Мещанскую ездит, к нам, наверное, брезгует заходить. Хотя у нас барышни ни чем не хуже, а может даже лучше, чем у них.

– А это какая улица?

– Ты, шо, заблудился? Глухая, нумер семь. У нас приличное заведение, могу по секрету сказать, у нас даже от полицмейстера приезжают. Конечно не сам, – Броня подняла огромные глаза к потолку, – но наша Марья Ивановна и с ним знакома.

– Так это, – Ян пытался подобрать слово, чтобы не обидеть хозяйку комнаты, – э-э-э… дом свиданий?

– Если по приличному сказать, то можно и так, а ты что зашел и не знал куда зашел?

– Вроде того, а ты Броня?

– Во, чудеса, господин хороший, говорите, что заблудились, а как звать меня знаете. Чувствую, вы точно из полиции, так тогда это не ко мне, у нас Марья Ивановна за всех в околоток ходит.

– Нет, я не из полиции.

– Ой, шо-то я вам не верю. Сам не из полиции, а по окнам прыгает, из-за шторки наблюдает и самое главное, откуда вы меня знаете? – Девушка грозно воткнула руки в боки.

– Броня, успокойтесь, я вам всё объясню. Я не из полиции, хотя лучше был бы оттуда. Я… прорицатель.

– Кто!? Это, как в цирке, что животом говорит, что ли?

– Нет, в цирке, там чревовещатель, поэтому и кажется, что он из утробы говорит. Я, как видите, говорю совершенно нормально.

Броня внимательно рассматривала посетителя.

– Нет, ты не из полиции, у тех одежа другая и взгляд подлый. Нет, я конечно, не про городового говорю, наш Емельяныч душа человек, если к нему по-человечески, то и он… даже конфектами меня один раз угощал.

– Приглянулась видно.

– Да уж не из последних, знаешь, какие ко мне господа ходят? – Она критически осмотрела Яна с ног до головы, – не ровня тебе. У господина Абрикосова трость одна – рублёв десять стоит.

– А, Каминский купец к тебе ходит?

– Ходит. – Броня удивилась и возмутилась. – Нет, ты точно из полиции. А, шо тебе до него, приличный господин, обходительный, небедный человек, всегда с гостинцами приходит. Тебе-то от него чего надо?

– Мне ничего, я его даже не знаю и не видел никогда, только женится он на тебе скоро.

– Ой, рассмешил, так рассмешил, – всплеснула Броня руками, – может завтра под венец? Кто ж меня отпустит? Марь Иванна знаешь, как нас держит?

– Ну, он тоже не последний человек, богатый, вдовец. Приглянулась ты ему и все. Родишь ему дочку, а потом будет у тебя внучка и даже правнучка, похожая на тебя, как две капли воды. Такая же красавица.

– Ой, задурили вы барышне голову, такие речи говорите. Кому же не хочется мужа богатого и ребеночка. Только всё это враки. Быть этого не может, потому что не было такого никогда. Где это видано, чтобы гулящая баба в барыни выбилась. Ты слышал? Я не слышала. – Броня подошла к окну, встала рядом с Яном, задумалась. – Не знаю я, какой ты там прорицатель, а мечту ты мне в сердечко заронил. Вырваться отсюда хочется, ох, как хочется. Так что на добром слове тебе спасибо, мил человек, хоть и неправда это.

– Правда! Вот когда пойдешь с Каминским под венец, меня вспомни. Меня Яном зовут.

– Если пойду, обязательно тебя вспомню. – Броня очень серьёзно глянула ему в глаза, – Яном, говоришь, то-то я чувствую, что не из наших ты. Говоришь чудно и одет… вроде не бедно, а без картуза и без шляпы, но всё равно я чувствую – ты человек хороший, добрый. У нас это редко, всё норовят друг друга на кривой козе объехать. Чем тебя отблагодарить?

– Не надо меня благодарить. За что? Это я так просто, чтобы тебе помочь, чтобы ты знала и не сбежала, куда не надо. Знаешь, у нас говорят, очень важно оказаться в нужном месте в нужное время.

Броня стояла к Яну совсем близко и конечно ему очень нравилась. Сегодня ей было лет двадцать, а может и меньше. Яна поразила красота той Брони в винарке на Пересыпи, хоть и поблекшая, если не сказать больше. Как описать восхищение Броней, пышущей здоровьем и молодостью? Она была неотразима. Ян не решался смотреть ей в глаза, от стеснения он следил только за тем, как движутся её губы, когда она что-то говорила. Эти губы приближались, приближались, пока не слились с его. Сердце Яна ухнуло в пропасть, его бросило в жар, когда он почувствовал опытные ласковые руки на своем теле.

Броня лежала на широкой кровати, раскинувшись, так что одна рука лежала поперек голой груди Яна. Он лежал с закрытыми глазами и не верил своему счастью. Ему было совершенно неважно, в каком веке он находится, в каком городе, на какой улице. Он любил её и не сомневался в этом. Только сказать об этом сейчас, было бы величайшей бестактностью и глупостью, поэтому он лежал и молчал, продлевая мгновения счастья.

– Хорошо было, очень хорошо, так никогда не было. Слушай, а может я у тебя первая? Ты такой ненасытный, как котяра мартовский, – с улыбкой перевернулась и нависла над Яном Броня.

– Сравнение может быть и лестное, но вопрос некорректный.

– Какой, какой? Мудрено ты говоришь?

– Ну, неэтичный, короче мужчине его лучше не задавать.

– Ладно, не буду. – Она снова помолчала, рассматривая его лицо в полумраке, только из окна пробивался свет. В дверь постучали:

– Броня, ты что спишь, тут к тебе господин Абрикосов пожаловали, подготавливайся. Они сейчас кофею попьют и поднимутся.

Броня вскочила, зажгла керосиновую лампу.

– Это же, сколько уже времечка, что Абрикосов пожаловали?

– Ян посмотрел на свои наручные часы:

– Скоро десять.

– Покачались мы с тобой тут Янечка, надо быстро убраться и клиента принимать. Так что ты беги и хорошо бы, чтоб тебя не видели. Марь Иванна ругаться будут, а если что заходи, я тебя по дружбе…

Ян быстро оделся, ощущение счастья приглушилось. Но, как только он понял, что сейчас уйдет и больше никогда её не увидит, у него подкосились ноги. Ему захотелось схватить Броню в объятья и никогда не отпускать, забрать с собой, убежать. Он подошел к ней, она быстро убирала постель, перебивала подушки, обнял сзади, она замерла.

– Иди, Янечка, иди, я знаю, ты хороший, но иди, не рви мне сердце.

Ян отпустил её, отошел. Она даже не повернулась и он не смог в последний раз увидеть её лица, выражения глаз. Ян подошел к двери, нащупал ручку.

– Янечка, – Броня позвала, тихо и неуверенно, – Янечка, возьми вот это. Будешь помнить обо мне. Ты ведь больше не придешь, никогда не придешь?

Ян наклонил голову и промолчал. Она сунула ему что-то в руку и перекрестила.

– Иди, храни тебя господь.

Он решительно закрыл за собой дверь и оказался в плохо освещенном коридоре. Мелькнула мысль: «Надо было хоть спросить, как отсюда выбраться».

Этаж был второй, он спустился по лестнице. В небольшой комнате, которую можно было назвать холлом, за столом сидела пышная дама лет пятидесяти, в таком же пышном и слишком вычурном платье с массой оборок и шнуров. Освещение было тусклым, но обильный грим на лице хозяйки нельзя было не заметить. Что это хозяйка, Ян понял, потому что её назвала Марь Иванной девушка, подносившая поднос с кофейником и чашками господину, сидящему в углу за столиком.

Увидев Яна, у Марии Ивановны, округлились глаза, и она даже стала немного шире в груди, как будто набрала в неё воздуха. Ян, всегда терявшийся в неудобных ситуациях, в этот раз проявил выдержку и решительность. Он повернулся к столику в углу, как старый знакомый, резким поклоном головы поздоровался с мужчиной, при этом произнес: «Bonsoir, господин Абрикосов». Не спеша проследовал дальше к выходу, напротив хозяйки сделал такое же движение, как и Абрикосову и выдал: «Au revoir, мадам», вышибала, стоявший у выхода, с поклоном открыл дверь.

Учитывая, что Ян в институте учил иностранный язык – английский, и в школе тоже, такая его реакция была удивительна. Познания Яна в французском именно этим и ограничивались: добрый вечер и до свидания. Оставив Марь Иванну с открытым ртом, Ян выскочил на улицу под сень тенистых деревьев. Единственный фонарь обеспечивал относительную видимость. Редкие тусклые окошки могли служить лишь ориентирами в движении, но вряд ли освещением.

Ян вздохнул с облегчением, но затем с тоской посмотрел на окна второго этажа, где осталась его Броня. Что делать дальше, куда идти? Ракита задумался, все его мысли были о возлюбленной и той тоске, которая к нему пришла.

Так задумчиво он проделал несколько десятков метров до угла, где торчал фонарь. Только дойдя до перекрестка и имея необходимость принимать решение, куда следовать: направо или налево, Ян остолбенел. Мысли заметались в лабиринтах обстоятельств, памяти и необходимости: «Куда же мне сейчас идти? Понятно, что домой на Комсомольскую, только где она»? Его прошиб холодный пот: «Какая Комсомольская? Сейчас такой улицы и в природе еще нет. Старопортофранковская, да, только общаги моей еще не построили». Ян растерялся.

Таким растерявшимся он бы еще долго стоял, но из-за деревьев вышло трое крепких молодых парней, одетых вероятно, по последней молдаванской моде. Высокие сапоги начищены, картузы набекрень в подпоясанных косоворотках, а на одном, в центре, был накинут пиджак, что видимо, считалось особым шиком.

Эти трое стали так, чтобы преградить Яну дорогу, явно с определенными намерениями.

– Антоша, ты посмотри сюда, какая уксусная морда. Он шо, к нам в гости пришел?

– Та, наверно, да, у нас на Прохоровской таких, шо-то я не видел.

– Зяма, и он заплатил копеечку, шоб тут ходить?

Ян понял, что сейчас у него что-то будут отнимать и, наверное, бить. Отнимать у него особо было нечего, кроме часов и мелочи в советских деньгах, которая вряд ли им понадобиться, но получить по морде не хотелось. Ян судорожно соображал. По уверенным лицам было видно, что уговаривать этих орлов бесполезно. Последней каплей в его решимости стал давно прочитанный рассказ, в котором описывалось, как в начале двадцатого века бандиты обобрали гражданина дочиста, то есть полностью, даже подштанники отняли. Вернуться домой без трусов после того, как он вернулся с букетом запахов отхожего места? Это могло сподвигнуть Ксению Ивановну на новые небылицы. Впрочем, тогда и придумывать ничего не надо будет. Такого он не переживет. Поэтому Ян стал тянуть время и вспоминать школу Жорки Голинея, тот иногда преподавал первичный курс уличной обороны, правда, Ян принимал в обучении участие чисто теоретическое, но кое-что запомнил.

Первая заповедь: ничего не бойся; вторая: не бойся показаться трусом; третья: нападай первым. Как говорил Жора: «Если их много, бей первым и делай ноги». Ян решился, полез в карман, достал оттуда мелочь, скопилось монет десять, оттягивали карман.

– Ребята, я не местный, к тетке в гости приехал. Вот всё, что у меня есть, он раскрыл ладонь с монетами.

– Кончай мне этих штучек, тоже мне Гоголь арапа запускать. Зяма, проверь ему по карманам, а то я смотрю, он хорошо грамотный и думает, что мы не можем ему сделать еврейское счастье, – распорядился Антон, в пиджаке в накидку, он у них был за главного.

– Ребята, правда, это всё что есть.

– Антоша, эта морда тошнит мне на нервы, Он, шо не понимает, что это он у себя где-то там – гройсе хухем, а кто он тут? Тут он еле-еле поц.

– Я ж и довожу, выверни ему карманы, что ты стоишь, как у архиерея на похоронах.

Зяма сделал шаг навстречу Яну и протянул руку. Ракита не стал дожидаться, когда из него сделают котлету и голым пустят гулять по улице. Он изо всех сил ударил носком туфли в коленку Зяме и бросил монеты в лицо Антоше. Дальше был топот и бег по темноте. Пробежав не одну сотню метров, петляя по темным закоулкам, запыхавшись, он присел за широким стволом дерева и затаился, стараясь сдерживать дыхание. Погоня отстала. Вокруг стояла тишина.

Ян раздумывал, что делать дальше. В такой темнотище нарваться на новых бандитов или на этих же, можно было в два счета. Здесь, под деревом, его вряд ли кто-то мог найти, во всяком случае, до утра. Утром будет видно, что делать дальше, куда идти. Сидеть в кромешной темноте тоже, конечно не сахар, но лучше чем перо в бок и похороны на неизвестном кладбище. Яну стало реально страшно, а что если он так и не вернется в своё время?