Текст книги "Неоновый лабиринт (СИ)"

Автор книги: Александр Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 5

…Я дошёл, докуда смог, по звериной тропе, пока она не начала углубляться далее на восток. Мне же надо было на северо-запад, и я сошёл с тропы в чащу.

В темноте я видел хорошо, тем более сейчас; а это было важно, ибо здесь дебри Ингвальда достигали такой густоты, что под деревьями было темно даже и днём.

Кроме вязов и дубов, неохватных, как тот, у которого ждала меня лживая русалка, теперь стали попадаться огромные мрачные ели. Хвоя на их ветвях была почти чёрной, завешенная тут и там косами мохнатого седого мха. Заплетённая лабиринтом корней земля уже не могла породить хоть какую-нибудь траву, и лишь сухая хвоя и почерневшие палые листья покрывали её; а кое-где отсутствовали и они. Далеко вверху, сквозь кружева лиственных крон и игольчатых лап, сотней светлых лоскутов зияло небо, но деревья были так высоки, что солнечный свет почти не достигал их подножий. Корни и давно иструхшие обломки упавших когда-то стволов покрывал лишайник и мох; на оскалившихся щепой древних пнях росли сырые бледно-коричневые грибы, иногда ответвлявшие по три шляпки от одной ножки. В мрачных впадинах у корней белели мелкие, как монеты, бесчисленные поганки.

Однажды я наткнулся на рухнувшую стофутовую ель, застрявшую наискось меж стволами соседних деревьев. Эти маленькие белые грибы покрывали её сплошным ковром почти до половины.

Уже солнце добралось до зенита, упирая в землю вертикальные колодцы света; на склонах вырытых вепрями ям темнели иногда чьи-то норы; на дереве, на высоте человеческого роста, в тёмной развилке ветвей я заметил два белых горящих глаза; редко, недовольно вскрикивал где-то далеко и высоко ворон; в хвое шуршали мыши; спутница сокровищ, пёстрая змея полоз убралась с моего пути; а я всё шёл и шёл.

Меня утешало лишь то, что Эдна, которая должна была затратить порядочное количество сил на разрушение моста, не могла уже так быстро скользить; к тому же возросшая численность стаи собак и волков, бегущих с нею, основательно замедляла этот процесс.

Хотя, с другой стороны, Эдна управлялась уже с волками и оборотнями, а это говорило о том, что она изрядно прибавила в силе со времён нашего последнего свидания.

Когда солнце стало ощутимо клониться к западу, я наткнулся на тело.

Сначала я всерьёз подумал, что это и есть та самая «лежащая дева» из моего предсказания. Но потом понял, что вряд ли.

Она висела в гигантской, в бусах засохшего клея, но уже брошенной паутине, натянутой меж стволами мощных, аспидно-чёрных елей. Полуистлевшее тело в рваных одеждах зелёного цвета — то ли от остатков краски, а то ли от плесени — несомненно когда-то было женским. Обезображенное лицо скрывал лёгкий шлем, уже покрытый патиной; плечи прикрывали металлические наплечники, все в засохшем клею; в разрывах одежды белели опутанные коричневыми нитками гниющей плоти рёбра. За спиной, прилипшие к паутине, посвёркивали блёклой мозаикой изломанные слюдяные крылышки.

Мёртвая эльфийка висела, склонив голову. Для своего народа она была довольно крупной, полные пять футов, насколько я мог предположить — обглоданные кем-то огрызки голеней утопали во мху. Судя по всему, она умерла ещё весной.

Я достал из ножен меч и перерезал крепёжные нити. Эльфийка мягко рухнула в мох, и убившая её паутина ажурным бисерным покрывалом легла сверху.

Я не сумел бы упокоить её по эльфийскому обычаю, но сделал всё, что смог: нашёл ближайший дуб и срезанную с него ветку положил ей в изголовье, а в мёртвую осклизлую ладонь зажал два крепких бронзовых жёлудя.

— Зак Каладдах; — сказал я, как было положено, и коснулся её ноги мечом. Я должен был коснуться носка её левого сапога, но ни ступни, ни сапога у неё уже не было.

По обычаю, лежать бы ей на траве в звонкой дубовой роще, в окружении поющих сестёр, с золотой нитью в волосах; но по мне, ей было давно уже всё равно. По мне, так вовсе бегать бы ей по Ингвальду, красться синими ночами от ствола к стволу, сжимая верный лук; или сидеть на верхушке сосны на краю земляничной поляны, и смотреть в небо, болтая ногами. Ей бы жить.

Я отвернулся, вложив меч в ножны, и ушёл.

Буквально через пять минут я наткнулся на старую дорогу.

Не знаю, кто её проложил — эльфы ли, хобгоблины, полесни, или кто другой: в Ингвальдских лесах и сейчас можно встретить и тех, и других, и третьих, и ещё неведомо что. Но было видно, что дорогу эту сделали и пользовались ею ещё в те времена, когда трёхобхватные здешние дубы были толщиною с мою руку, а мохнатые до неправдоподобия ели едва достигали моего роста.

Потом деревья поднялись, дорогу прикрыла вечная тень, и, даже на заброшенной, на ней уже ничего не могло вырасти. Человек её, видно, даже не заметил бы; я и то угадал её с трудом — круглый сумрачный тоннель, прорезающий лес по направлению к северу, и уходящий в бесконечность, видно, до стылых и диких северных оконечностей Ингвальда.

Я посмотрел вверх, где редкими и мелкими, почти как звёзды, точками светилось латунного цвета небо, и зашагал вперёд по этой дороге.

Вскоре она стала забирать к западу, и я понял, что рано или поздно эта дорога пересечётся с человеческой, с той, по которой уходила от меня Эдна; и это было хорошо.

Идти здесь было куда легче, чем пробираться сквозь чащу; я даже какое-то время бежал, потом перешёл на быстрый шаг. Я уже устал; но понимал, что Эдна должна была устать ещё больше. Вряд ли она снова была способна скользить. Кроме того, она нуждалась во сне.

Солнце клонилось к западу, медно-красные лучи тысячами лезвий пронзали поредевший лес; багрово-красный дикий виноград, окутавший дубы, пламенел в сумраке; длинная трава, появившаяся под деревьями, окутывала корни плетями, похожими на девичьи локоны; пурпурные и медово-жёлтые цветы полянами укрывали самые освещённые участки. Я достиг Центрального Ингвальда.

Дорогу впереди меня пересекла крысь. Прыжками перебираясь через открытое пространство, она на секунду остановилась и с подозрением посмотрела на меня через плечо. Длинный розовый хвост замер в пыли.

— Ублюдок; — прищурившись, пробормотала она и поскакала дальше, скрывшись в зарослях на другой стороне дороги.

На запястье у крыси я заметил крупный гранёный изумруд.

Где-то футами пятьюдесятью дальше я почувствовал вдруг сильное течение магии.

Это шло откуда-то слева, из занавешенного хмелем и виноградом прохода между дубами. Я обнажил меч и медленно двинулся туда, выставив левую ладонь вперёд.

Я раздвинул занавесь из зелёных и алых лиан и шагнул за нее. В сени огромного клёна лепестками трилистника лежали три бежевых длинных валуна, соприкасавшиеся вершинами и упиравшиеся ими в резной каменный же столб. Их покрывал мох, серый лишайник дорожками взбирался от сырой земли, тёмно-зелёные жгуты плюща перетягивали камни, как крепёжные канаты. Прошлогодние листья ковром застилали всё вокруг. На камнях, по одной на каждом, лежали три обнажённые девы и спали.

Это было какое-то магическое место. Я понимал толк в колдовском сне, здесь чувствовалось волшебство куда большее. Я осторожно подошёл ближе.

Тела дев, на удивление загорелые, были присыпаны редкими листьями и прихвачены за руки и ноги тонкими вьюнками с крестиками сиреневых цветов. Кроме того, эти растения перехватывали им шеи и вплетались в волосы. Одна, ближняя ко мне, была светловолосой, с прядями до плеч; ещё у одной были длинные, черные волосы, как у русалки. Третья обладала каштановой, волнистой блестящей копной волос, разметавшихся по камню. Все девушки за левую руку были прикованы к покрытому вязью столбу, и все цепи были закреплены на один железный замок. Замок искрился от изморози — на нём лежало защитное заклятие Холодного железа, само по себе достаточно сложное, ибо даже нагретое железо поддаётся колдовству с порядочным трудом. Правда, замок уже начал ржаветь. На запястье каждой девы был наручник, закрытый на отдельный маленький замочек, тоже замёрзший. Трое спящих явно отдыхали здесь не по своей воле.

Предсказание, бывшее по сути определённо минималистским, несомненно сбывалось, в явно увеличенном объёме.

Я сделал ещё один шаг по направлению к ним, и тут они все трое вместе открыли глаза.

Я отпрянул на шаг назад. Я разбудил какую-то магию, и мне оставалось только ждать.

Девы переглянулись.

— Вот и пришёл наш властелин, подруги, — сказала светлая.

— Ты уверена? — спросила её чёрная.

— А кто бы ещё мог отыскать нас? — вопросом на вопрос ответила ей каштановая, запрокинув голову и глядя на меня. Возможно, вверх ногами я ей кого-нибудь напоминал.

— Приветствуем тебя, лорд Хаммер! — хором воскликнули они.

— Я буду твоим оружием; — сказала каштановая.

— Я буду твоими доспехами; — сказала черноволосая.

— Я буду твоей лошадью! — воскликнула светловолосая, звякнув цепью. — Освободи же нас, лорд Хаммер, и владей нами по своему усмотрению!

Я опёрся на меч.

— Спасибо, милые девы, но я не лорд Хаммер. Хотя сказать по правде, лошадь бы мне очень пригодилась. Одного коня мне тут пришлось оставить, потому что меня обманула девушка, одетая так же, как и вы. Не могли бы вы служить мне?

Девыснова переглянулись.

— Это не лорд Хаммер; — сказала чёрная.

— А кто же это? — спросила её каштановая.

— А где же лорд Хаммер? — спросила светлая, с искреннем удивлением глядя на меня. В изгибе её шеи было что-то королевское.

— А лешие его знают; — ответил я. — Если это был тот лорд, о котором я думаю, Хаммер из Лайлоу, то венцлавские лешие. Он в приступе героизма полез разорять их болото и не вернулся. Говорят, то, что от него осталось, весило вдвое меньше его боевого молота.

Я помолчал, глядя в лес.

— У нас проблема, подруги? — спросила тёмная, та, что обещала быть оружием. Хотел бы я знать, что она имела в виду.

— А в чём дело, девушки? — поинтересовался я. — И, заклинаю, скажите ещё раз, кто из вас лошадь?

— Я — лошадь; — с достоинством в голосе ответила светловолосая. — Дело в том, путник, что маг Арканзольд сотворил нас в дар воину лорду Хаммеру. Лишь он мог забрать нас из условленного места, и лишь ему мы можем служить.

— Так что, выходит, что мы останемся здесь навсегда? — довольно нервно спросила каштановая и попыталась перевернуться на живот, зазвенев цепью.

— А зачем же вас посадили на цепи, ежели вы можете служить только Хаммеру? — спросил я, поглядывая на замок. У меня было подозрение, что ответ я уже угадал.

— Дело в том; — сказала темноволосая, и помолчав, повторила: — Дело в том, что сей замок, как и три меньших, может открыть только лорд Хаммер, ибо железо ковано на его крови, и с именем его на устах кузнеца. Даже сам маг Арканзольд, наш создатель, не в силах открыть замки либо сломать кандалы.

— А вот это ещё большой-большой вопрос, — сказал я и отошёл на пару шагов.

— Девушки; — я потуже перепоясался ремнём с ножнами и посмотрел поверх их голов. — Скажите мне одну вещь: вы будете служить каждому, кто сможет открыть этот замок?

— Ну вообще-то да, — насторожившись, произнесла чёрная. — А что, есть какой-то выход?

— Предупреждаю сразу: оружие и доспехи мне не нужны, поэтому можете идти на все четыре стороны. А вот лошадь до конца дня мне очень пригодится.

— Нет, нет, мы так не можем! — воскликнула светлволосая, и я увидел, как каштановая горько вздохнула, а чёрная скептически закатила глаза. — Ты можешь взять лишь то, чем воспользуешься, иначе освобождённые девы не смогут более впасть в колдовской сон, а куда выбираться из этих лесов, мы не знаем! Нас оставили здесь ожидать хозяина, так что прошу, возьми нас всех!

— Слушайте, но я вообще не понимаю, как может девушка обратиться в оружие, или стать доспехами!

Про лошадь я смолчал — совсем недавно я видел, как маленькая девочка превращалась в волчицу.

— Я обращаюсь в тяжёлый боевой молот; — терпеливо пояснила тёмная. — Это любимое оружие лорда Хаммера.

— Я, обнимая воина, становлюсь крепкими узорными доспехами, — сказала каштановая, своим ледяным тоном ясно давая мне понять своё отношение к моим вопросам.

Лошадь промолчала.

— Лорд Хаммер, заказывая Арканзольду магическое оружие, броню и скакуна, желал, чтобы эти вещи были ему и надёжными компаньонами, и приятными в обращении товарищами, — пояснила чёрная, потирая руку у заиндевевшего наручника.

По моим понятиям, Хаммер просто утолял свою душевную кривизну, желая сжимать в руке одну девушку, скача при этом на второй и будучи обнимаемый третьей. Либо в феоде Лайлоу было плохо с девушками, либо, наоборот, очень хорошо, вот Хаммер и привык к хорошему, задери его леший.

Наверняка кто-нибудь не единожды желал ему этого, вот и задрали, подумал я. Но вслух не сказал.

— А зачем тебе лошадь? — спросила светлая, и подруги посмотрели на неё с завистью.

— Я преследую волшебницу Эдну, и собираюсь настичь её до заката.

— Я бы согласилась помочь тебе, путник, — серьёзно сказала она.

— Тогда я освобождаю тебя, — я указал на светловолосую, — и призываю тебя служить мне!

С этими словами я подошёл к ней, стал так, чтобы столб и дева-молот с девой-панцирем оставались у меня за спиной, и поднёс закованное запястье девушки, чарующе красивой вблизи, к губам, будто собирался поцеловать ей руку; и шёпотом, чтобы не срикошетило и не открыло ничего больше, произнёс Своё Слово.

Щёлкнул открывшийся браслет, и под изумлённый вздох двух оставшихся дев, я отступил и взглянул на освобождённую.

Девушка встала с камня, грациозно, с достоинством в каждом движении, посмотрела на меня тёмно-красными глазами и, опустившись на одно колено, перевернулась через голову.

Даже я не успел заметить, в какой момент она начала меняться и когда произошло превращение, но на ноги она встала уже молодой кобылицей, стройной, с пушистой гривой, восхитительной изабелловой масти.

В отличие от вервольфа, который перекидывается в волка той же массы, какую имеет в человеческом облике, девушка превратилась в самую настоящую скаковую лошадь. Это была какая-то сложная магия, и я не мог почувствовать её во всю глубину. Я всего лишь Знающий Слово, а не адепт магии, как тот, что оставил здесь этих дев; или хотя бы как Эдна.

Лошадь была щемяще красива, почти телесного цвета, мягко контрастировавшего с тёмным багряным и зелёным фоном леса, бархатная в свете протянувшихся через лес лучей. Тени, которые она роняла на траву, казались дымкой.

Покрасовавшись так с четверть минуты, она призывно заржала и мотнула точёной головой, указывая себе на спину. Я подошёл к ней и положил руку ей на бок. Тёплый бархат. На ощупь она была такой же, как и несколько минут тому назад.

Я взлетел ей на спину. Никакого седла, на ней, ясное дело, не было, и ощущение было несколько странным. А потом она тронулась шагом к завесе из вьющихся растений, и мы выехали обратно на старую брошенную дорогу. Когда я оглянулся назад сквозь закрывающуюся штору, две оставшихся девы уже снова спали.

Теперь я был снова верхом, и передо мною была дорога. До сегодняшней полуночи я должен был увидеть Эдну. Я это чувствовал, и, как обычно, не видел того, что могло бы помешать предчувствиям сбыться.

Мы ехали так быстро, как только возможно двигаться в тенистом лесу; тот, кому ранее принадлежала эта лошадь, явно знал толк в лучших из них. Но у меня были некоторые вопросы, и понятно, я не мог относиться к ней, как к лошади. Для меня она и сейчас была девушкой, и я по крайней мере хотел бы знать, как её зовут.

Дорога уверенно забирала на запад, и её пересечение с человеческой определённо стало лишь делом времени.

Глава 6

Мы двигались вперёд, и это было хорошо.

Лес по сторонам оставался всё таким же, разве что краски менялись вместе с высотой солнца. Временами мы перепрыгивали через длинные змеящиеся корни, через поваленные стволы, покрытые серым и голубоватым лишайником; или через лесные ручьи, проторившие себе путь поперёк дороги. Один раз я предложил моей лошади напиться, но она лишь отрицательно мотнула головой.

Раз слева, в чаще, что-то тяжело завозилось, так, что с зимних дубов посыпались листья, но мы пролетели это место на большой скорости, а оглянувшись, я заметил лишь невнятный большой силуэт, ростом футов пятнадцать. У силуэта явно имелись то ли бивни, то ли рога. По-моему, это было четвероногим.

В другой раз у дороги я увидел белый, обтёсанный под призму высокий камень. От него влево уходило что-то, похожее на заросшую тропу. Возможно, там скрывалось нечто не менее удивительное, чем три волшебных девы; но у меня уже было всё, в чём я нуждался, и я не сбавил хода.

Когда солнце ощутимо склонилось к морю далеко за лесами, мы вышли к человеческой дороге.

Последние ярды нам пришлось пробираться сквозь переплетённый плющом кустарник, поэтому я слез с лошади и пошёл впереди, обрубая мечом особо мешавшие ветви и плети. На Людоеде мы бы протаранили эти заросли, словно на осадном орудии, а моя новая знакомая казалась такой беззащитной, практически нежной; она, конечно, не была даже подкована.

Я видел сквозь заросли близкий свет, поэтому понимал, что это не тупик. И когда мы наконец выбрались из леса, я первым делом поискал глазами продолжение нашей тропы на той стороне человеческой дороги. И нашёл — едва заметную разницу в лесной стене, заросший кустарником провал в ряду деревьев. Если бы я не знал, что она там есть, я не видел бы её. Когда-нибудь я возьму Людоеда и проедусь по ней; и, может быть, найду в ёё конце что-то такое, что будет этого стоить.

Я перешёл на ту сторону, в предзакатную тень, и сел на мягкую траву у кромки дороги, под высоким, но не старым вязом. Трава ещё была смята, кое-где вытоптана. На травинках лежали местами клочки разноцветной шерсти. Эдна и её собаки недавно были здесь. Теперь у меня было время. Я мог задержаться на минутку-другую.

Я снял плащ и отложил клинок. Потом снова встал и протянул плащ моей лошади. Со стороны, это, видимо, выглядело довольно безумно.

— У меня есть несколько вопросов к тебе. Надень это, если хочешь, и поговорим чуть-чуть.

Лошадь кивнула, довольно энергично. Я хотел отвернуться, но она, видимо, не смущала себя такими условностями, и, припав на передние колени, перевернулась через лопатку. Когда она успела превратиться в девушку, я опять не успел увидеть — только что передо мной грациозно склонилась лошадь, и вот уже стоит на одном колене, упираясь ладонями в землю, светловолосая загорелая девушка с вишнёвыми глазами.

Я подал ей плащ, и она моментально в него завернулась.

— Давай сядем; — сказал я, указывая на траву. — Эдну мы скоро догоним. А мне уже надоело за ней гоняться, тем более что вокруг столько всего.

Я сел под дерево и вытянул ноги. Устал я уже сегодня.

Девушка подошла, и, прежде чем сесть, переступила с ноги на ногу и несмело произнесла:

— А можно я спрошу…

Я удивлённо глянул на неё.

— Спрашивай, конечно. Что именно?

Она закусила нижнюю губу, потом отпустила её и, глубоко вдохнув, сказала:

— Ты вроде бы не похож на моего старого хозяина, а он… ну, в общем… он любил, чтобы я вела себя гордо и возвышенно. Ну там взгляд, осанка… Как я тогда у камня оборачивалась. Так вот можно я не буду себя так вести?

Она посмотрела мне прямо в глаза и замолчала, ожидая ответа.

Я рассмеялся на пол-леса.

— Конечно можно! Да ты что, веди себя как угодно! Это вообще редкая удача, что я тебя встретил; да к тому же я на тебе проехался, поэтому ты вправе делать что хочешь! Даже забраться на камень и проорать куплет из «Злой бестии», что поют певцы Плохой религии.

— Ой, ну слава Богам! — девушка подпрыгнула на месте и рухнула рядом со мной на траву.

— А то знаешь, Арканзольд был весь, ну, преисполненный такой из себя… Ну ты понимаешь. Он на мне и не ездил почти. Он же нас на заказ сделал, не для себя. Ну пользовался какое-то время, года полтора, пока испытывал, а потом… Ну ты знаешь. А куда он делся, никто не может сказать?

Я пожал плечами.

— Понятия не имею. Может быть, и может. Вернёмся со мной, спросишь у провидиц.

— Это куда?

— Ко двору королевы Магды. Это моя работодательница. При ней есть наёмные провидицы, плюс волшебницы, работающие на неё. Как Эдна. Кстати, ты в моём путевом предсказании тоже была.

— Да?! И как же?! Расскажи! — с живым интересом воскликнула девушка.

— Как Лежащая дева. — Арканзольд явно был дураком, требуя от неё возвышенности и прочих скучных вещей.

— А ты вообще кто? — спросил я.

— Ну, в общем, я — верконь, — ответила она и серьёзно посмотрела на меня. — Ну, как бывают вервольфы, веркоты там, а я — верконь.

— Ничего себе, — сказал я. — Никогда не слышал.

— Да немудрено. Только если вервольф в волка оборачивается величиной с человека, веркот — в кота, именно в кота — как домашнего, только большого, как человек; а я ростом обычная, а в лошадь обращаюсь большую, поэтому я существо более магическое, чем простые оборотни, вот; — закончила она, и, обняв руками колени, по-детски выставила вперёд подбородок и выжидательно посмотрела на меня.

— Слушай, а кем ты была? В смысле, ты с рождения такая или как? Как вообще веркони получаются? — мне правда было интересно, и я внимательно ждал, что она скажет. Солнце всё садилось, раскрашивая лес в вечерние медные оттенки.

Она пожала под плащом плечами.

— Говорят, я была смертельно больной девушкой. И меня отдали Арканзольду в обмен на то, что я хоть как-то буду жить. Толком я, вообще-то, ничего не помню.

Я кивнул. Странноватая человеческая гуманность на этот раз, по-моему, всё же сработала. Только Арканзольду нужно было думать, кого брать за основу, если он хотел какой-то возвышенности. По-моему, нужно позволять каждому быть таким, какой он есть, если это не очень мешает другим нормальным существам.

— А Эдна, за которой мы гоняемся — говоришь, тоже волшебница? — спросила девушка, кутаясь в плащ, и заметила: — А лошадью всё-таки быть теплее…

— Эдна? Волшебница. Но она больше работает с собаками, — сказал я, глядя вдаль по дороге.

— А что ты с ней сделаешь, когда её догонишь? — спросила она, отслеживая мой взгляд.

— Скорее всего просто поцелую, — ответил я и спросил: — Слушай, а как тебя зовут?

— Эрика. А тебя?

Я подумал секунду, а потом всё-таки назвал ей своё настоящее имя. Эрика кивнула.

— А двух других как зовут? — спросил я.

— Аника и Марика. Но мы не сёстры.

— Понятно, — сказал я, вставая. — Вот что, Эрика; поднимайся и закончим наше дело. А потом мы вернёмся к моему коню, купим тебе одежду и ты поедешь вместе со мной.

Девушка встала, одним движением сняла плащ, сверкнув нагим телом, и перевернулась через голову, превращаясь в прекрасную лошадь с вишнёвыми глазами. Я подобрал клинок, набросил плащ и вскочил ей на спину. И мы снова понеслись по тёмной лесной тропе.

Лес всё синел на востоке, а небо всё краснело на западе, превращая зелень в медь. Солнце уже свалилось за лес, прямые чёрные тени упали на дорогу; деревья снова стали выше, в пыли под копытами всё чаще шуршали прошлогодние листья зимних дубов. Но Эрика не сбавляла скорости, счастливая в движении после стольких лет оцепенения на стылом камне. Скачка радовала и меня.

И тут всё-таки произошло то, что должно было произойти; то, чего я ожидал каждый день с тех пор, как миновал Лаг и приблизился к побережью Шимелона.

В конце уходящей в синий мрак тропы, сквозь пыль и дымку, я увидел Эдну в сопровождении большой стаи разнообразных собак.

…Меня никто и никогда не ждёт. Девушка, на поиски которой я потратил столько времени, убегала от меня, как не убегала бы и от стаи волков. Стая волков и вправду была приятнее для неё, чем я. Ибо я — Знающий Слово, и никто не хочет слушать то, что я собираюсь сказать.

Эдна обернулась, почуяв дрожь земли под копытами моей лошади, и, даже не видя её лица через сумерки и тени, я знал, что оно выражает отчаяние. Самые крупные псы повернули головы мою сторону, скалясь, но не сбавляя шага. Я не видел среди них волков, но рука моя потянулась под плащ и дотронулось до висящего на шее простого шнурка. Я распустил тесьму у горла, потому что скоро мне предстояло извлечь то, что висело на шнурке, на свет. Пусть даже здесь почти не было света.

…Никто не зовёт меня по имени, хоть оно у меня и есть. Никто не желает звать меня, и мало кто хочет знать, как это сделать. Ибо я — Знающий Слово, и если я приду, никто не обрадуется этому. Но если я захочу прийти, никакие двери не остановят меня.

— Быстрее, Эрика! — сказал я, и пригнулся ниже, ибо мы полетели как ветер.

Эдна начала «скользить». Исчезла с тропы, потом, разгоняя дымку, появилась ярдах в семи дальше по тропе со своими собаками; тут же снова исчезла и на миг мелькнула в тенях ещё дальше. Собак с ней было около двух десятков, и она всех их переносила за собой. Когда она в следующий раз появилась на пыльной дороге, она снова обернулась, и на лице её я уже своими глазами смог увидеть отчаяние. Мы догоняли её, как бы она ни старалась.

…Я встречал по пути многих людей. Одни относились ко мне как к человеку, не зная, что совершают ошибку, и уж совсем не догадываясь, что я не против таких ошибок. Другие глядели на меня с любопытством, как тот человек в чёрном и зелёном, который сложил из пальцев рога Морольфа просто затем, чтобы посмотреть на мою реакцию, хотя он догадывался о том, кто я такой, и минутой раньше даже помог мне. Некоторое из виденных мною боялись меня, но благополучно пережили нашу встречу, некоторые хотели причинить мне ущерб и были убиты мною за это. Я знаю, это не улучшило общего отношения к таким, как я. Из девушек, которых я встречал, одна долго смотрела на меня из-под руки, запоминая меня мрачным всадником на рассвете, одна продавала себя за деньги; жена и дочь человека, к которому я попросился на ночлег, оказались оборотнями, как и он сам. Все они хотели меня убить. Ещё одна девушка, хоть она была русалкой, обманула меня. А теперь та, которую я искал, убегала от меня по тёмной дороге, так, словно за нею гнался убийца. Я знаю, что нет ничего удивительного в таком отношении к тебе, если из твоих родителей только один был человеком, а имена твоих друзей звучат как проклятия; но всё равно это никогда не станет приятным.

Эдна сбилась с шага и споткнулась, сил на скольжение у неё больше не было. Нас разделяло уже не более двадцати ярдов. Она обернулась ко мне, и яростно закричала:

— Нет, пожалуйста!!! Отпусти меня! Я ничего никому не скажу!!!

Она кричала с таким надрывом, что собаки завыли, а самые большие псы ощерили клыки и заслонили её полукольцом. Они больше никуда не бежали.

Я молча спрыгнул на землю и хлопнул Эрику по спине.

— Давай отсюда. Собак не подпускай. — Я шагнул вперёд и сунул руку за пазуху.

Эдна махнула рукой, и псы стрелами бросились на меня. Эрика перевернулась через плечо и тонко взвизгнула, а потом во все лопатки бросилась назад, к ближайшему дереву. Эдна прищурилась, и, упав на колено, хлопнула ладонью по земле. И все её псы, перевернувшись через голову, превратились в волков.

Вот как. Маленькая грустная Эдна прибавила в силе. И была испугана настолько, что собиралась рвать меня волками.

Я сдёрнул лопнувший шнурок с шеи, и на миг поднял руку с ним над головой. На шнурке болтались два старых потемневших собачьих клыка, на каждом из которых было вырезано два знака. Зажав клыки между пальцами, как шипы кастета, я резко опустился на колено и вогнал их в землю. Один из них сломался, но это было уже не важно.

Вся свита Эдны — и оставшиеся сторожить её самки, и летящие ко мне волки — одновременно рухнула на землю, словно их кто-то резко и сильно рванул вниз за челюсти. Волки заскулили, становясь обратно псами, за спиной испуганно вскрикнула Эрика, и, обернувшись на мгновение, я увидел её сидящей на ветви дуба с подобранными ногами. Её кожа светлым силуэтом выделялась в темноте леса.

Солнце село, унеся последние отблески красного, и на Центральный Ингвальд опустились синие сумерки. Я переступил через лежащих под ногами вяло шевелящихся псов, и подошёл к Эдне.

Я знаю Слово, которое открывает любые двери и замки. Я с рождения наделён силой произносить его. Когда я делаю это, распахиваются ставни на окнах и слетают засовы с ворот; развязываются узлы и расстёгиваются пряжки ремней; даже спусковые устройства арбалетов и пробки бутылок подвержены действию моего Слова. Это очень сильная природная магия, и защиты от неё не бывает.

Но меня нанимают на службу не из-за этого.

Эдна вскочила на ноги и попыталась бежать, платье её, того зелёного цвета, что на Западе почитают за цвет морской волны, в темноте стало синим. Я поймал её за рукав и развернул к себе.

Она оттолкнула меня и упала в пыль.

— Почему ты не оставишь меня в покое?! — в слезах вскрикнула она, глядя на меня тёмными глазами. — Что я сделала тебе?!

Я шагнул к ней и склонился над нею.

— Не бойся, Эдна, и не сердись на меня. Ты знаешь, в чём твоя вина. Подожди этого спокойно.

— Нет! — Эдна разрыдалась, возясь в пыли и пытаясь отползать в сторону, но запал её кончился, и сил у неё уже не осталось.

— Пожалуйста, я дам тебе всё, что хочешь! — она дёрнула за тесёмки на платья и ладонью потянула его от горла вниз, а потом рванула руками в стороны, пытаясь откупится от меня последним, что у неё было.

— Только не целуй меня! — не очень внятно взвизгнула она и зажмурилась. Палые листья шуршали под нами, когда я обнял её за плечи. Она зарыдала в полную силу и залепила мне пощёчину, но я наклонился к её лицу и поцеловал её в губы. Эдна тихо, порывисто вздохнула, и успокоилась. Уснула.

Ранее я никогда не видел её в расстёгнутом платье, даже частично. Не собирался разглядывать и сейчас. Запахнув ей одежду, я поднял её на руки и, распрямив спину, огляделся. Падали с дубов тёмные листья. Пела лесная птица, над деревьями вставала огненно-оранжевая огромная луна. Где-то позади меня, на дереве, с чувством охнула Эрика.