Текст книги "История про одолженную жизнь. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Александр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Горничной явно польстило, что Кайа обратилась к ней на «вы». Мария эта – молодая еще девчонка, но Кайа – четырнадцатилетняя девочка, и мне об этом никогда забывать не следует. А из всего своего небогатого опыта общения с выходцами из Поднебесной (со мной в Штатах работала пара человек оттуда), я вынес понимание того, что в общении с этими людьми (и совершенно неважно насколько они стоят ниже тебя на социальной лестнице), очень важно всегда проявлять внешнюю вежливость. Даже если вы их терпеть не можете.

– Хорошо, Мария… – ответил я, но был перебит Лерой

– Может быть все-таки позавтракаем сначала? – с улыбочкой спросила она, прозрачно намекая на то, что все нужно делать именно так, как велит она

Меня разобрала злоба на эту…дознавательницу. Я отвернулся, и сделав глубокий вдох, привел чувства в порядок. К созданию своего образа и линии поведения я подошел халатно и теперь проявляются последствия моих ошибок. Обернувшись, я сделал капризное лицо и чуть истерично сказал (хоть это и невежливо, но пусть знает свое место, она лишь «матушкин» инструмент):

– Во-первых, Лера, никогда больше меня не перебивай, пожалуйста, мне это не нравится! А во-вторых, я иду в душ! А после, мне бы хотелось, чтобы ты составила мне компанию за завтраком.

– Конечно, делай как хочешь, – ответила та, не поведя, как говорится, и бровью, но я готов поставить свой последний рубль на то, что взбесил ее до предела.

И это хорошо! И это правильно! Ведь юная богачка и должна вести себя здесь именно так.

Китаянка, а ростом она была Кайе по ключицу, что показалось мне довольно забавным, уткнулась взглядом в пол, но как мне показалось, с улыбочкой. Кажется, ей Лера тоже не нравится. Лера, Лерочка…подленькая ты змеюка. Мне бессмысленно пытаться ей понравиться, а значит и не нужно этого делать.

Несколько минут спустя. Я лежал на полу в душевой кабине, раскинув руки и ноги, наслаждаясь струями, бьющими меня с разных сторон, с разным напором и с разной температурой, сплевывая попадавшую в рот воду (да-да, эта душевая кабина, была такого размера, что позволяла долговязой Кайе растянуться на ее полу в полный рост). Совершенно потрясающие и непередаваемые словами ощущения от этой процедуры. Я валялся на полу и внимательно разглядывал свое тело в отражении зеркального потолка кабины. Ни о чем не размышляя.

Внезапно меня охватило совершенно дикое сексуальное возбуждение, сопротивляться которому не было никаких сил (энергия, блин, юности). И мне безумно захотелось, чтобы здесь и сейчас рядом со мной оказалась Ия…или Консультант. Или и он, и она вместе…Боже, кажется, я схожу с ума.

Минут пятнадцать спустя. Вытираясь, я вгляделся в отражение своего лица на одном из зеркал ванной комнаты. И улыбнувшись ему, дотронулся рукой по отражения. Вот она – моя самая главная ошибка! Я совершенно выбился из образа. Несмотря на возраст и совершенно детское личико, Кайа в моем исполнении – это не ребенок (интересно было бы посмотреть на их лица, когда «матушка» и ее Лерочка-людоедочка, услышали из моих уст о том, что я был бы не прочь заняться кое-чем с этой самой Лерочкой…). Мне, бывшему в той жизни взрослым мужчиной, до сегодняшнего утра это было совершенно неочевидно. Однако теперь все стало кристально ясно, будто пелена спала с моих глаз. Я старался вести себя так, как вел бы себя взрослый человек, забывая при этом, что Кайа – ребенок. И у меня, естественно, это получалось. А у той Кайи – не получалось бы (все подростки стараются выглядеть взрослыми, но у них этого, в силу отсутствия еще жизненного опыта не получается). Ведь она подросток. А если у нее это получается, то…

Не было никакой тайны в том, с чего это вдруг мне устроили допрос с применением «спецфармы» (хоть это и чрезвычайно жестоко). И «матушка» в том кошмаре прямо сказала об этом Лере.

«Матушка» определенно считает, что Кайа – засланный кем-то в Семью казачок. И ее интересует: кем именно и зачем? Она пришла к выводу, очевидно, что некто поработал над Кайей особым образом, а затем, устроил все так, что она оказалась членом Семьи (убив каким-то образом ее маму). Как там она сказала? «Необходимо узнать, чья она «закладка»»? «Закладка» – это какой-то жаргонизм местных спецслужб, однако, вполне очевидно, что он обозначает.

Это, конечно, конспирологическая и безумная версия, но чего только в жизни не бывает.

«Матушку» не интересовала произошедшая на Железной дороге авария. Ведь никто в здравом уме, не станет увязывать меня с произошедшим там и тогда. Но «матушка» считает, что я марионетка и она очень хочет найти того, кто дергает за мои ниточки. И узнать, что он задумал.

Я должен в корне изменить свое поведение, приведя его в соответствие со своим биологическим возрастом и социальным положением. Непросто, да. Но совершенно необходимо. Однако нельзя и переигрывать перед «матушкой», ибо она мне не доверяет в любом случае, и это уже не исправить, а чрезмерная игра лишь усилит ее подозрения.

Нет, не для нее предназначена моя игра, а для всех прочих.

До меня вдруг (а со мной все почему-то случается «вдруг») совершенно отчетливо дошло осознание простого факта, что «матушка» – мой враг. Вернее, нет, не так. Это Кайа – ее враг. Враг пробравшийся в ее Семью. В ближайший круг.

Также очевидно, что «матушка» сейчас ничего не станет предпринимать в отношении меня, ведь их с «папаней» главенство в Семье, несмотря на поддержку Государя, еще очень шатко. На них и на все их действия пристально смотрят прочие члены Семьи и не только нашей. Смотрят и оценивают. И если «матушка» сейчас решит избавиться от меня, от раздражающей ее воспитанницы, которая открыто выступила, с оружием в руках, в поддержку своего папочки, то это будет явный и недвусмысленный сигнал всем прочим. А такой сигнал, «матушка» сейчас посылать не станет – это совершенно точно.

И поэтому я не «выйду за хлебушком и не вернусь». Наоборот! На глазах у всех она станет меня холить и лелеять (ну да, этой ночью (или не этой?) она меня знатно «отлелеяла»). Нет. Да ей, собственно, ничего даже делать не придется. Следующей весной она преспокойненько сбагрит меня любовнику и помашет ручкой вслед.

Она сделает все, чтобы я не смог избежать подобной участи (и при этом будет лгать мне в глаза, что изо всех сил старается найти для меня какой-то приемлемый выход).

Она враг.

Впрочем, даже если бы она и впрямь хотела бы помочь Кайе избежать «любовничества», то у нее из этой затеи ничего бы не вышло. Ни Семейство будущего любовника в общем, ни Государыня в частности, не согласятся на замену Кайи на другую девицу нашего Семейства. Ведь «дед» с «бабкой» хотели уязвить их, отдав то, что негоже, а оно вон как вышло. Кайа – это теперь дочь Главы Семьи, пусть и приемная, но все же.

Как же все забавно получается. Ведь «матушка», как и «бабуля», сначала вполне хорошо относилась ко мне, но затем… Я сам в этом виноват, плохо вжился в новую роль.

Рукой протерев запотевшее зеркало, я, улыбнувшись своему отражению, сказал:

– Ты мне нужна, Кайа. Я тебя не брошу. Мы с тобой вдвоем пройдем сквозь весь этот ад. Все будет хорошо. Для нас двоих по крайней мере.

В отражении на меня смотрела милая девочка-подросток, с характерным для подростка, не обремененного заботами и невзгодами, выражением лица.

Вот так! Вот так хорошо! Это я мерзавец и подонок, а ты, моя дорогая, просто невинное дитя.

Несмотря ни на что у меня появилось чувство, на уровне ощущений, что моя ситуация стала гораздо лучше, чем была до сегодняшнего дня. А также осознание того, что в скором времени мне предстоит презабавнейшая игра с моей любимой и дорогой «матушкой». Кто кого съест? Ам-ам!

Я выглянул из ванной в свою комнату, в которой обнаружилась Мария. Одна. Лера ушла.

– Мария, принесите, пожалуйста, свежее белья, – сказал я

– Уже несу, барышня!

Глава 56

– Барышня, мадам просит вас к завтраку, – с поклоном сказала Мария, когда после душа я оделся в домашнее

– Мама? Дома? Здесь? – спросил я, собирая волосы в «хвост» и надевая на них резинку (мой голос стал очень взволнованным, практически на грани истерики)

– Да, мадам, и ее Прислужница. Она распорядилась подать завтрак в столовую и привести вас, – ответила горничная

Посторонние люди в квартире, даже в такой большой, как эта (занимавшей целый этаж), откровенно раздражают. Горничные, охрана, прочий персонал… Думал – привыкну, но нет. Похоже, чтобы комфортно чувствовать себя в таких условиях, в них, как говорится, нужно родиться. Честно говоря, мне (как, вероятно, и большинству) всегда хотелось иметь или дом, или большую квартиру. И чтобы с домработницей. И вот, пожалуйста! Большая квартира – есть. Домработница (и не одна!) – тоже. Даже повар имеется. Казалось бы, вот оно – счастье человеческое (дорого-богато, да!), круче уже практически некуда! Ан нет, чем дальше, тем больше мне хочется переехать в какую-нибудь «однушку» на окраине города, дабы жить действительно приватно, без всех этих посторонних людей вокруг. Надеюсь, что со временем я все-таки привыкну, ибо никакой приватности, во всяком случае в обозримой перспективе, для меня не предвидится.

По пути в столовую (Мария шла за мной хвостиком), мне попались на глаза еще две горничные, вытиравшие пыль с предметов обстановки. И снова незнакомые лица. И снова китаяночки. Когда я проходил мимо, они моментально прекратили свою деятельность и болтовню (на языке мне неизвестном), и с поклоном поприветствовали (тоже не по-русски).

– Доброе утро, – запинаясь сказал им я

Девчонки эти что-то весело защебетали.

– Они могут вернуться к работе? – спросила Мария

– Д-да, конечно, – ответил я, не ожидая того, что своим присутствием помешал их рабочему процессу

Мария что-то им сказала, и девчонки, поклонившись мне вновь, вернулись к трудовой деятельности. И снова, как это уже было с Машкой, все эти их поклоны и тон, с которым они сказали что-то неведомое мне (не ругали, надеюсь) – не показались подобострастными, а были лишь той вежливостью, к которой они, вероятно, привыкли у себя дома. Было очевидно, что они не прислуживают здесь, а служат. Вернее, работают.

– Они не говорят по-русски? – тихо спросил я, глядя в пол, Марию, когда мы двинулись дальше

– Нет, что вы, барышня! – весело ответила мне та, – Они из деревни! Откуда бы им знать языки? По-нашему говорить и писать-читать умеют – уже хорошо!

Может они и из деревни, конечно, но, чтобы работать в таком доме, как этот, они явно должны были быть «профессорами от уборки», ибо уход за люксовым гардеробом хозяев дома и прочее, требует немалого опыта и знаний.

Очевидно, что родители сменили весь домашний персонал, причем на «не наших». И значит, на то были какие-то веские причины.

Едва я вошел в столовую, как Мария сказала матушке:

– Я ее привела, мадам.

– Спасибо, – ответила та, разглядывая меня и подала какой-то знак, после чего, вся обслуга, бывшая здесь, покинула столовую, затворив за собой двери.

Завтрак был уже подан, но три женщины, сидевшие за столом, к нему не притронулись, ожидая, по всей видимости, моего появления.

– Доброе утро, – тихо поприветствовал я двух женщин (третью, Леру, сегодня я уже видел).

Голос и выражение моего лица были такими, каковые должны были быть у девочки-подростка, совершившей накануне тройное убийство (как это себе представляю я, по крайней мере), причем не абы кого, а своих родственников. То есть, как на похоронах. На своих. Я находился «в без пяти минут» истерике. То есть, голос мой дрожал, а глазки смотрели в пол (да-да, я хочу спрятаться под одеяло и больше никогда-никогда не вылезать оттуда). Слез не было, но любому было очевидно, что они вот-вот прольются.

Играть, я должен играть. Но не переигрывая.

– Лера…, – на моих глазах наконец выступили слезы, – …извини меня, пожалуйста, за мое хамство! Ты обо мне так заботишься, а я столь грубо тебе ответила…

Я подошел к столу, но не сел.

Я поступил не подумав, когда начал воспитывать Леру, ибо был с ней всегда нарочито вежлив и корректен. Да и вообще, между нами установились вполне хорошие отношения. И то, что я указал ей на ее место, может означать ровно одно – я помню, что они с «матушкой» провернули этой ночью. И не просто помню, а понял, что именно тогда произошло! А четырнадцатилетка, раз уж я в полной мере решил отыгрывать роль подростка, не должна была понять смысл произошедшего, даже если предположить, что она не забыла тот ночной кошмар. Это, во-первых. А во-вторых, будет очень хорошо, если я смогу убедить этих двоих (если меня допрашивали вдвоем) в том, что не помню самого факта допроса (вернее, его попытки). Короче говоря, нужно исправлять свою оплошность, но тут главное, опять же не переиграть.

А этот совместный завтрак, я уверен – это, в том числе, попытка матушки выяснить, помню ли я что-то из того, что произошло ночью или же нет. И если помню, то понял ли? Ну и плюс к этому, попытки обнаружить моего предполагаемого кукловода далеки от завершения.

Женщины молча переглянулись, а я продолжил:

– Лера, ты…тогда, когда сказала, что мне нужно сначала позавтракать…ты мне напомнила Ирину. Она всегда мной командовала и…, – я заплакал, и, взяв со стола тканевую салфетку, начал мять ее в руках, – и…я…я вспомнила… все те ужасы, что со мной недавно произошли…, а еще вчерашнее…

Я зарыдал в голос. А Лера, встав из-за стола, и сделав шаг, просто обняла меня.

Мы простояли так некоторое время. Я рыдал, а она обнимала и поглаживала меня, успокаивая.

– И ты, Кайа, прости меня, пожалуйста, – сказала она и чуть-чуть отстранившись, приподняла ладошками мою голову, заглянув в мои влажные глаза, – я совершенно не желала вызывать у тебя дурных воспоминаний…

– Я рада, Лер, что у меня есть такая подруга, как ты, – шмыгнув носом, ответил я

Мы обе заняли, наконец, свои места за столом, и я, глядя на свои колени, и продолжая теребить в руках салфетку, дрожащим голосом задал «матушке» вопрос:

– Меня… теперь… сошлют на каторгу? Или казнят?

И зарыдал вновь.

Прислужница «матушки», должна быть «в теме». Ну и Лера, раз уж она присутствовала при допросе (нужно будет выяснить: кто вообще такая эта Лерочка?).

– За что это тебя должны сослать на каторгу или вовсе казнить? – спокойным голосом поинтересовалась «матушка», и разбив ложечкой вареное яйцо, испытующим взглядом посмотрела на меня

– Ну как же…? – ответил я, растерявшись практически искренне, – я же вчера убила…

– Кого это ты вчера убила? – приподняв бровь, вновь спросила она

– Человека, отказавшегося от меня…и еще двоих братьев папы…, а также, кажется, случайно ранила одну из тетушек, – удивленно ответил я

– Ну, во-первых, – каким-то слишком уж бодрым голосом сказала та, – вчера ты никого не убивала. Разве что, во сне. Тебе приснился кошмар. Ведь ты беспробудно проспала целые сутки…

– То есть, все они живы? – радостно встрепенулся я

– Я этого не говорила, – зачерпнув ложечкой яйцо и покачав головой, ответила «матушка», – нет, твой бывший отец и два его брата действительно мертвы. С тетей же все в порядке, она должна скоро поправиться…

– Но…, – начала было я

– Ты никого не убивала. Тебе приснилось, что ты спасаешь папу от этих злодеев. Но наяву все было иначе. Человек, как ты выразилась, отказавшийся от тебя и два его братца, воспользовавшись внезапной болезнью твоего деда, накинулись на твоего папу и хотели его убить, чтобы наложить свои лапы на Наследие Семьи. Однако, как и следовало ожидать от этих никчёмных людей, даже втроем у них ничего не вышло. Твой отец, в порядке самообороны, застрелил троицу негодяев, случайно ранив твою тетушку. Вот что случилось, – ответила «матушка»

– То есть, наяву я никого не убивала? – с огромным облегчением спросил я

– И снова нет, – «матушка» откровенно забавлялась со мной, ибо Кайа для нее, совершенно очевидно, теперь даже не приемный ребенок, а какая-то неведомая зверушка, – ты убила своего бывшего отца. Убила и его братьев. Ты застрелила их из штурмовой винтовки. Весьма недурно стреляешь, между прочим, для человека впервые в жизни взявшего в руки оружие, мое почтение. И серьезно, хоть и не смертельно, ранила тетку. А затем, ты впала в безумие, и если бы в винтовке не закончились патроны, то этот мир стал бы гораздо чище.

– Мама…, – начал я

– Ты спасла своего папу, в очередной раз. И все, присутствующие на малом Семейном Совете, знают об этом. Как, впрочем, и другие члены Семьи, не бывшие на Совете. Ты действительно стреляла и убила троих человек. Но при этом, ты никогда ничего подобного не делала. Так что выдохни, никто и никогда не станет обвинять тебя в произошедшем и ссылать куда-либо. Ты молодец, отважная барышня. Мы с твоим папой гордимся тем, что ты наша дочь. Той ночью, своими самыми решительными и своевременными действиями, столь не характерными для такой юной барышни, ты сохранила не только жизни папы и мою, но и жизнь своего еще не рожденного брата. Ну и свою, безусловно.

– Брата? – поднял я влажные глаза на «матушку»

– Да, – улыбнулась мне та и погладив свой живот, добавила, – брата

– Я рада…, – ответил я, вновь опуская взор на колени, а затем, вскрикнул, – а дедушка…?!

– Технически твой дед жив, но…, – безэмоционально ответила та, намазывая джем на тост, – никогда более он не сможет ни встать на ноги, ни сказать что-либо собственным голосом…

– Понятно, – ответил я, не поднимая глаз, – то есть папа теперь Глава нашей Семьи?

– Да, – ответила «матушка», – теперь это именно так.

– А папа…? – вновь воскликнул я, – Папа цел?

– В общем и целом, да, – ответила та, – он получил несколько не слишком глубоких порезов. Он приедет вечером, и ты сможешь сама убедиться в том, что с ним все хорошо.

Я с облегчением выдохнул.

– Слава Богу! Значит, – поднял я свой взор и в моих глазах появилась радость, – теперь папа может сделать так, что следующей весной мне не придется…?

Я выразительно посмотрел на «мать». Та, ни слова не говоря, взяла лежавший на столе рядом с ней конверт, и протянула его мне.

Простой белый конверт, без каких-либо штампов, марок и надписей.

– Прочти письмо, – велела она, когда я, повертев в руках конверт, удивленно посмотрел на нее

Открыв конверт и достав из него лист бумаги, стало очевидно, что это письмо написано кем-то из членов царской Семьи. Гербовая бумага. С аккуратным женским почерком на ней, а подпись не оставляла сомнений в том, кто отправитель.

Государыня.

– Я…я не могу прочесть написанное, мам, – ответил я, убрав письмо в конверт

Письмо, как и следовало ожидать от Государыни, было написано на немецком языке. На лице «матушки» впервые за время нашего завтрака проступили эмоции. Она была явно недовольна.

– Твои успехи в овладении немецким меня совсем не впечатляют, Кайа, – сказала она, принимая из моих рук конверт

– Я не слишком способна к языкам, мам, – тихо прошептал я, – извини

– К изучению английского, как выяснилось, ты оказалась вполне даже способной, судя по результатам

Я легонько пожал плечами, а она начала читать послание, написанное рукой Государыни. Само собой, там были соболезнования по поводу болезни «деда» и столь внезапно почивших в Бозе родственников, а также завуалированное поздравление Игорю и Жене с их Главенством в одном из самых достойных Семейств страны.

Но для меня все это было простой шелухой, ибо Государыня, от имени своей Семьи, написала то, что и должна была написать в подобном случае. Для меня важным было другое. Всего лишь одна строчка:

«Искренне надеюсь, что несмотря произошедшие трагические события, все достигнутые между нашими Семьями договоренности остаются в силе».

«Матушка» прекратила читать и убрав письмо в конверт, положила его на стол, рядом с собой.

– Но, мама…, – жалобно начал я

– Несмотря на то, что твой общественный статус серьезно вырос, ты стала дочерью Главы нашего Семейства, – перебила меня «матушка», – это не отменяет того факта, что следующей весной ты станешь зарегистрированной любовницей родственника Государыни. Это жизненно необходимо для реализации дальнейших планов нашей Семьи, и как ты сама только что слышала, Государыня не согласна на замену тебя другой барышней из нашей Семьи. Ты обязана принять это, ради благополучия всей нашей Семьи.

О, как! Не прошло и «пяти минут» с того момента, как «матушка» стала женой Главы Семьи, а она уже заговорила теми же словами, что и «бабуля»… Кстати, как там поживает старушка? Не прикопали ее еще? Было бы совсем недурно, если бы прикопали, ибо убийство своих сыновей она мне ни за что не простит…

– Но, мам, – все так же тихо, и продолжая глядеть на свои колени, произнес я, – разве не будет ущерба для репутации нашей Семьи, если дочь Главы станет на некоторое время простой игрушкой для того мужчины…?

– Забудь все то, о чем мы с твоим папой говорили тебе насчет того мужчины. Более для тебя все это неактуально. Твой статус изменился, и твой любовник не посмеет играть с тобой в те игры, что ему столь по душе. Для этого у него будут иные девицы. Ты – всеми уважаемая барышня! Так есть и так будет впредь! Посмотри на меня! – велела «матушка»

Я поднял на нее свои заплаканные глаза.

– Как, по-твоему, твой папа меня любит? – спросила она

Я лишь кивнул.

– А ведь я за него замуж идти совершенно не хотела! – внезапно сказала он, – Знала бы ты, какую гору посуды я перебила дома, пытаясь убедить своего отца в том, что совершенно не люблю твоего папу…надеюсь, ты посуду бить не станешь. Но в итоге, погляди на то, как любим мы друг друга. Но я – шестая по счету дочь своего отца, и даже так у меня не было свободной воли в вопросе своего замужества. Отец – решил, и я была обязана повиноваться его воле. Таковы правила в нашем сословии. Ты же – не просто дочь своего отца! Не просто его наследница! Ты теперь первая барышня этой Семьи! И ты, ни сейчас, ни когда-либо потом, не будешь вольна жить по своему усмотрению. За тобой всегда будет наблюдать множество глаз, оценивая любые твои слова и поступки, ибо они не твои. Твоими устами теперь говорит Семья – всегда помни об этом. Все твои действия должны быть направлены во благо Семьи! Надеюсь это тебе понятно…

– Мама! – шмыгнул носом я, – Но ведь я буду всего лишь любовницей…!

– Не всего лишь любовницей, а зарегистрированной! У тебя будут все те же права и обязанности, что и у супруги…

Я зарыдал. Однако матушку это не впечатлило, похоже.

– И чтобы на сей раз без обычных своих фокусов, кои устраивать ты столь горазда! Ты меня поняла? – спросила она

Я покивал, утирая слезы

– Да, матушка

Она мне не на секунду не поверила, это было очевидно. Таким образом наша с ней игра в «кошки-мышки» только начинается. Она сделает все, это без сомнения, чтобы я не выкинул какую-нибудь штуку и благополучно (для нее) отбыл следующей весной «по новому месту прохождения службы». Поэтому я никак не смог не вставить ей маленькую «шпильку».

– Надеюсь, я успею понянчить своего братика, – негромко сказал я

Негромко, да. Но она аж дернулась от моих слов. Явно считает меня небезопасной для своего ребенка.

– Конечно, – сказала она наконец, – да и в отчий дом ты будешь вольна приезжать хоть каждый день, тебя же никто в клетке запирать не станет.

Ага, из Питера сюда – каждый день!

– Хорошо, мам, – впервые за время завтрака улыбнулся я, хоть глаза мои и оставались заплаканными, – я сделаю для нашей Семьи все

– Вот и славно! – ответила «матушка», – Учись прилежно, и в дальнейшем ты сможешь быть полезной Семье не только в постели своего любовника…

Теперь уже от ее слов дернулся я. Какая мать, пусть даже и приемная, может на полном серьезе сказать подобные слова своей четырнадцатилетней дочери?

– … но и заняв высокую должность в каком-либо из Семейных предприятий. Кушай-кушай, ты не ела целые сутки…и не смотри на меня так, это решение мне тоже не сильно по душе.

Некоторое время спустя.

– Если ты не против, мам, я пойду отдохну, – сказал я, когда обслуга убрала со стола посуду

– Да иди…, – сказала она, но внезапно спохватилась, – помнится ты говорила, что хотела бы брать уроки черчения? Так вот, я нашла для тебя подходящего учителя. И ваш первый урок будет сегодня, в пять часов. Так что слишком долго бездельничать, раздумывая о всяком, у тебя не выйдет. В конце-концов усердный труд – лучшее лекарство от всевозможных депрессий. И да, с этого момента, немецкого языка в твоем учебном расписании станет значительно больше. Плюс, тебе необходимо начать изучать политику и раз уж так вышло, что я теперь сижу дома, то этим займусь самолично.

– Хорошо, мам…, – ответил я, глядя чуть в сторону от нее

– Кстати говоря, – окликнула она, когда я уже встал из-за стола, – как тебе спалось? Если тебя мучают кошмары, из-за случившегося, то Лера даст тебе лекарства.

А вот и главный вопрос этого утра. Я взглянул в потолок и почесав нос, ответил:

– Да нет. Вроде никакие кошмары меня не мучают. Я вообще редко вижу сны. Все хорошо, мам, – улыбнулся ей я и пошел на выход из столовой

Чуть позже, в своей комнате.

Я взял с полки одну из книг (бумажные теперь редкость!) и удобно устроившись на диванчике, принялся бездумно, не читая, листать ее. Потом просто бросил книгу на пол и упал лицом на декоративную подушку.

Я улыбнулся. И не просто, а до ушей, от всей души.

При взгляде со стороны, моя жизнь может показаться сущим адом. Впрочем, это и есть мой личный ад, в котором я вынужден каждую минуту притворяться, чтобы выжить, носить маску, но…

Я сейчас ощущаю себя живым настолько, насколько не ощущал этого никогда ранее… и я вдруг понял, что мне нравится моя теперешняя жизнь. Удивительно, конечно, но это факт. Просто я сошел с ума, наверное.

Примерно за час до урока черчения. Мария, постучавшись, зашла в мою комнату, сообщив о том, что меня дожидается гостья.

– Ия? – спросил я

– Нет, это одна из ваших кузин, Ольга, – ответила та, – она ожидает вас в гостиной

В моей голове моментально всплыла сцена расстрела бывшего «папочки» и его братьев, среди которых был и отец Олечки. А также то, что последовало за этим…

Мои родственнички, и в этом нет ни малейшего сомнения, никогда не простят мне своего страха и своего позора, когда они, распихивая и затаптывая друг друга, бежали прочь из зала, спасая свои никчемные жизни, совершенно позабыв о ближних своих. И друг другу всего этого они тоже не простят. Представляю, как хохотала матушка, когда ей рассказывали о произошедшей сценке.

Мне категорически не хочется разговаривать с Олечкой. Ни теперь, ни когда-либо еще. Очевидно, что эта гимнастка явилась сюда по наущению своей мамашки, которая, кстати, была на том Совете и видела все своими собственными глазами. И которая теперь опасается того, что «матушка» выкинет на мороз жен и детей тех братьев, что попытались прирезать «папашу», а также, тех родственничков, кто безразлично взирал на происходящее. А она может! В этом нет ни малейших сомнений…

В конце-концов родственников в этой Семье более чем достаточно.

Кажется, мира в Семье не предвидится, ведь для людей, которые привыкли жить не просто роскошной жизнью, потеря кормящей их Семейной «сиськи», будет хуже, чем смерть.

Я поднялся с дивана. Ничего не поделать, нужно идти, разговаривать.

В гостиной.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Олечка прекрасно знает то, кто именно «зажмурил» ее папочку, хоть и нельзя не отдать ей должного в том, что актриса она, к моему удивлению, совсем недурственная.

Она меня никогда не простит, естественно, и при удобной возможности непременно постарается отомстить. Я вдруг отчетливо осознал, что хочу, чтобы эта четырнадцатилетняя девочка, стоящая сейчас передо мной, умерла. И от этого желания у меня образовалось очень неприятное послевкусие.

И когда мгновенные эмоции ненависти ко мне схлынули с ее миленького юного личика (она даже догадалась отвернуться, но сделала это недостаточно быстро), она изобразила такую вселенную скорбь, что мне даже захотелось ее пожалеть.

Но что поделать, я тоже был в печали.

К моему удивлению, с разбегу виснуть на моей шее (для этого ей пришлось бы подпрыгнуть, наверное) и рыдать, она не стала. Вместо этого, она встала со своего места и глядя в пол, неспешно подошла ко мне, затем подняла на меня взор и тихим голосом сказала.

– Здравствуй…Кайа

– Здравствуй и ты, Олечка. Это кажется впервые, когда ты назвала меня по имени и никак не ругаешь, – таким же тихим голосом ответил я

– Ты поступила очень плохо, и я на тебя до сих пор зла, – внезапно совершенно искренне ответила та

– Мы с тобой не дружим, так зачем ты пришла? – в лоб спросил я

Она отошла от меня к окну, видимо у нее не было никаких сил спокойно стоять со мной рядом. Ничего удивительного. Я, своими собственными руками, убил ее папу, она меня ненавидела самой лютой ненавистью.

– Мой папа умер…, а мама сказала, что мы, после похорон, уедем. Очень далеко. На Север, на Юг или на Восток…не знаю… Но так велела твоя мама! – Олечка заплакала, а затем, развернувшись ко мне, практически прокричала, – А я не хочу уезжать ни в какую глушь, понимаешь?!

Она вновь отвернулась к окну.

– А если бы, скажем, ты переехала в Санкт-Петербург? Это бы тебя устроило?

– Да! – практически моментально ответила та

– Ты же знаешь, что будущей весной, я стану любовницей одного уважаемого мужчины…, – начал я, но был перебит «кузиной»

– Кто же этого не знает? – буркнула этот зловредный ребенок

– Так вот, – продолжил я, – раз ты так не хочешь уезжать в какую-то глушь, то я подумала, что мой будущий любовник не откажется принять в любовницы еще одну дочь нашей Семьи. Тебя, мою кузину. В конце-концов, матушка мне сегодня за завтраком сказала, что из-за моего возросшего статуса в Семье, некоторые особо пикантные вещи он со мной проделывать не сможет… Ты же – дело иное. В конце-концов, хоть мы с тобой и не друзья, но вдвоем нам будет явно веселее…

Несмотря на всю свою подростковую эмоциональность, дурочкой Олечка не была. Я заметил, что в этой Семье дети ментально гораздо старше своих сверстников из того мира. И даже эта гимнасточка отнюдь не страдает излишним инфантилизмом.

– Тебе так приятно теперь надо мной издеваться? – скривив лицо спросила она

– Вовсе нет, – спокойным тоном ответил я, покачав голой и взяв «кузину» за руку, – вот сейчас пойдем к матушке и все организуем!

Я развернулся и сделал шаг на выход из гостиной.

– Стой! – взвизгнула она, и попыталась вырваться, но я держал крепко, – Я не хочу…!

Я вновь поглядел на кузину.

– Ну раз не хочешь…, – я пожал плечами, отпуская ее руку, – у меня нет иной возможности помочь твоей беде

Затем, обратился к Машке, которая присутствовала здесь же.

– Мария, если матушка сейчас не занята, отведи, пожалуйста, мою кузину к ней. А ты, Олечка, извини меня, но я нехорошо себя чувствую, так что, пойду отдыхать. Пока!