Текст книги "Туся"
Автор книги: Александр Крестинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Один день – на переговоры с местными мальчишками. Чтобы не ломали, не портили, а, наоборот, помогали. В результате переговоров мальчишки подрядились канал копать от крепости к реке.
Еще один день ушел на создание фугаса, которым враги должны проделать пролом в стене, прежде чем их конница хлынет в город и начнутся бои на улицах.
Еще полтора – чтобы соорудить запасную стену, которая делила город на две части и возникала неожиданной преградой на пути наступающих. Вот тут-то и провалятся они в секретные ямы! Вместе с лошадьми провалятся!..
Вечером дня, предшествующего наступлению, Туся сел за стол, чтобы начертить план подземных коммуникаций и написать письмо в соседний город попросить подмоги.
Туся бросил рассеянный взгляд на дядины бумаги. На столе по-прежнему лежал тот лист, но выглядел он уже так:
Городок "Н" внешне совсем не примечателен
У меня был медведь
– Да, был, – повторил Туся.
– Врешь, – сказал Венька-американец.
– Докажи, – сказал Лева Тройкин.
– Большой, да? – спросила Роза Степанова.
Туся поглядел на свою правую руку, где у запястья дольше всего сохранялась царапина от Мишкиных когтей, но и та зажила... Да и что толку? Скажут, врешь, это кошка...
– Почему был? – спросила Роза Степанова. – А теперь где?
– Теперь он в зоопарке...
– А если мы поедем в зоопарк, – спросил Венька-американец, – ты нам его покажешь?
– Покажу, – сказал Туся.
– Поехали, – сказал Лева Тройкин, – деньги на трамвай есть. Плачу за всех.
...Они пробежали мимо львов, промчались мимо тигров, не оглянулись на слона, не заметили обезьян и замедлили шаг только у медвежьего ряда.
Они шли и читали таблички.
"Обыкновенный бурый медведь... Кличка "Кузьма", возраст четыре года, родился в зоопарке от пары "Леда" и "Лебедь"...
"Черный медведь, барибал... Очень распространен в Америке. Животное добродушное. Подарен зоопарку американским Обществом любителей диких животных. Кличка "Боб".
"Серый серебристый медведь-гризли... Живет по всей Северо-Восточной Америке..."
Гризли проводил Тусю сердитым взглядом. И, склонив тяжелую голову, медленно понес ее вдоль клетки.
Туся прошел весь ряд туда и обратно. Мишки не было.
– Где же твой медведь? – спросил Венька. – Надо было поспорить на "американку"...
Туся увидел служителя с метлой и совком в руках. Подбежал.
– У вас еще где-нибудь есть медведи?
– Все здесь, – сказал служитель, – все здесь, окаянные...
Туся опустил голову, губы его дрожали.
– Ну, ясно, – сказал Лева Тройкин, – здорово разыграл...
– А может, в дирекцию сходим? – сказала Роза Степанова. – Как же так, был медведь – и пропал...
Ай да Роза! Умница!
Их принял высокий седоватый дядька в синем халате и больших роговых очках. Он внимательно выслушал Тусю и сказал:
– Сейчас мы все проверим, дорогие товарищи. Садитесь.
Синий халат открыл шкаф, порылся, достал какую-то папку, буркнул: "Вот-вот-вот..." – развязал папку и стал листать бумаги... Туся ерзал на стуле.
– Как вы сказали, дорогой товарищ, фамилия дарителя?..
– Пряников, – сказал Туся, – дядя Вова...
– Владимир, а дальше...
– Николаевич...
– Да, есть такой, есть такой...
Синий халат поднял глаза на Тусю.
– Сактирован несчастный случай, – сказал он.
– Что? – спросил Туся. – Какой случай?
– Я говорю, несчастный случай с вашим медведем произошел. Служитель был неопытный и, значит, недосмотрел. Мишка поранился, спохватились поздно, заражение крови... В акте все отражено, если хотите...
Синий халат протягивал Тусе какой-то листок бумаги, бумага расплывалась в воздухе, и лицо человека за нею тоже расплывалось.
– Что ж вы, дорогой товарищ, ай-я-яй... Да вот, кстати, копия письма товарищу Пряникову... Мы сразу сообщили дарителю, сразу! – обрадовался Синий халат. Как он обрадовался! Как будто в той бумажке было написано, что Мишка не умер, что его вылечили...
– Извините, – сказал Лева Тройкин, – мы пойдем...
А на улице – такое солнце! Туся вытер глаза рукавом. Значит, дядя Вова получил письмо и скрыл...
А где же у них кладбище? Ведь должно же быть кладбище. Ну, если умрет, например, слон или лев, где-то его хоронят... И сверху хоть что-то написано... Надо бы спросить у этого... халата.
Туся представил себе звериное кладбище с крестами и памятниками, с дорожками, усыпанными желтым песком, и тяжелыми, покрытыми мхом склепами. Над кладбищем стоял удушливый запах цветов, и где-то таилась свежая Мишкина могила. Дальше Туся не хотел, не мог, боялся думать.
Подарок
Позвал дядя Вова Тусю в комнату. Дает листок бумаги. А там написано: "Ищи в шапке".
Туся вертится – шапку ищет, а шапки-то в комнате нет. Туся в коридор, а дядя Вова кричит:
– Только в комнате искать! Только в комнате!
Вернулся Туся. Глядь, у дяди Вовы на голове тюбетейка!
Так и есть – там записка: "Ищи в воздухе".
Вот это да... Задрал Туся голову, ходит, как пьяный, на стулья натыкается.
Дядя Вова говорит:
– Между прочим, воздух не только под потолком...
Записка-то болталась на ниточке под перекладиной стула!
Туся прочел: "Ищи между 300 и 301 страницами". Ух!
Во втором томе Брема, на той странице, где про тюленей, Туся нашел листок. "Ищи в самом опасном месте", – прочел он.
Самое опасное место... Окно?.. Выключатель?.. А-а!
Из ружейного ствола выпала свернутая в трубочку бумажка: "Ищи под ногами".
"Под ногами" – "Под диваном". "Под диваном" – "На шкафу". "На шкафу" – "Под подушкой". "Под" – "Над..." "Над..." – "За..." "За..." "В..."
Уморился Туся.
И вдруг нашел компас. Замечательный компас! Весь не больше пятачка. Оправа – бронзовый якорь. Над якорем – трехмачтовый парусник, совсем маленький. Рядом – шлюпка, еще меньше. В шлюпке матрос. Представляете, какой?
– Это... мне? – спрашивает Туся.
– Тебе, – говорит дядя Вова, – ты идешь в первый класс. Это очень хорошо. Чтоб ты не заблудился по дороге в школу и не попал вместо школы в зоопарк, дарю тебе этот компас. Береги его!
Дядя Вова объяснил, как искать север, юг и другие стороны света.
Компас – это красота! Разве без компаса Туся узнал бы, что обыкновенный диван с вмятиной посредине находится на з а п а д е, окно на в о с т о к е, а дверь – на с е в е р е!
– Итак, ты идешь в школу... – сказал дядя Вова. – Неужели я когда-то учился в школе! Страшно подумать, сколько я перезабыл! Чертову уйму! Меня учили – а я тут же все начисто забывал. Арифметику, историю, географию...
– Зачем же тогда учиться? – спросил Туся.
– Забывал, забывал, забывал, – продолжал дядя Вова, – только и делал, что забывал. А когда все забыл окончательно, стал нормальным человеком, которого ты видишь перед собой. Вот так. И тебе предстоит все это...
– Зачем же тогда учиться? – повторил Туся.
– К сожалению, это необходимо. Ты ешь, чтобы существовать. Яблоки, мясо, картошку... А все это превращается в тебя, в твои мышцы, кости, мозг... Так же и знания. Ты узнаешь всякую всячину – а она превращается в тебя, в твой характер, в твои мысли, в твои размышления обо всем... Короче говоря, надо учиться у других, чтобы стать самим собой!..
Во время этого разговора вошла мама. Она сказала:
– Ты забубнишь ему голову. А ребенку завтра в школу. Посмотри на него, он все равно ничего не понял...
– Это не беда, – сказал дядя Вова, – сейчас не понял – потом поймет. Счастливо тебе забывать!
Туся только почувствовал какую-то непонятную тоску и впервые ясно, отчетливо понял, что вот этот желтый портфель – его портфель, а эти книжки – его учебники и завтра, ровно в девять он перестанет быть просто Тусей Пряниковым, а превратится в какого-то другого человека, который будет сидеть за партой и учиться, учиться, учиться, а потом – забывать, забывать, забывать...
Отпустите меня на свободу
Я опускаю многие подробности. Как Туся первый раз пошел в школу, как опоздал на урок, как его проверяли в особом кабинете – умеет ли он писать, считать, читать. Как его, наконец, зачислили в 1-второй класс, где все умели читать, но не умели считать, а писали с ошибками. Если бы он не умел писать, то попал бы в 1-третий, а если бы умел считать и писать без ошибок, его направили бы в 1-первый.
Все это я опускаю, потому что твердо решил рассказать вам о компасе.
На первой перемене Туся познакомился с двумя мальчиками. Одного звали Алик, другого – Сергей.
На второй перемене, когда все жевали свои бутерброды и запивали из бутылочек – кто молоком, кто холодным чаем, а одна девочка даже киселем, на этой, самой большой перемене Туся показал Алику и Сергею свой компас. Туся не выпускал компас из рук, и Алик с Сергеем вытянули шеи, чтобы увидеть все подробности.
– Этот компас подарил мне дядя Вова, – сказал Туся. – Дядя Вова капитан. Дальнего плавания. Он недавно вернулся из Индии. А через неделю уходит в Африку. Он привезет мне обезьяну. Он уже обещал... А знаете, откуда этот компас? Один раз дядя Вова увидел в океане черные паруса. Он закричал: "Пираты!" Матросы зарядили пушки, вытащили кинжалы... Дядя Вова закричал: "Полный вперед!" И тут...
– Какие сейчас пираты, – сказал Сергей, – это раньше были пираты...
– Фашистские! – быстро сказал Туся. – Фашистские пираты, вот какие! И тут дядя Вова закричал: "Полный вперед!" И погнался за пиратами. И тут...
– У пиратов знаешь какие быстрые корабли! – перебил Алик. – Их никто не догонит...
– У дяди Вовы самый быстрый! Наибыстрейший! – закричал Туся сердито. – Дядя Вова догнал пиратов, взял на абордаж и – с пистолетами на пиратский бриг! "Ага! Сдавайтесь! Иначе смерть!.." Самый главный пират – раз – на дядю Вову с саблей! Дядя Вова – бах! Пират нагнулся. Дядя Вова – бах! Пират выронил саблю... Дядя Вова его ранил, вот сюда.
Теперь Туся заметил, что вокруг как-то потемнело. Он поднял голову. Целая толпа окружала его. Некоторые даже на подоконник забрались. От этого и стало темно.
А один мальчишка растолкал всех плечом и пробился прямо к Тусе. Мальчишку звали Соловьев. Этот Соловьев впоследствии вот чем прославился: он пил чернила. Скажет: "Цекни завтрака – чернила выпью". Ему говорят: "Слабо!" Он отвечает: "Слабо?" Сделает трубочку из бумаги и сосет через нее чернила. Пока чернильница не опустеет. И представьте – никогда при этом не болел!..
Ну, после, конечно, цекнешь ему завтрака – отломишь кусок.
Так вот этот самый Соловьев пробился прямо к Тусе и увидел компас. Тогда он шумно втянул носом воздух и заработал плечом в обратном направлении. Соловьев выбрался из толпы и коварным мелким шагом побежал в уборную, где в это время теснились старшеклассники и курили свои окурки.
А Туся, проглотив слюну, продолжал:
– Ну, вот... Дядя Вова как закричит: "Руки вверх!" Пират упал. Дядя Вова склонился над ним. "Послушайте, – прохрипел пират, – отпустите меня на свободу, я дам выкуп..." И он достал из кармана этот компас...
Стало еще темней. Головы склонились над потной Тусиной ладонью. Все шумно дышали. И тогда раздался звонок.
Туся стал героем дня. За ним ходили, просили показать компас, предлагали обменяться – Туся только головой качал.
Пришли из 1-первого, из 1-третьего пришли. А также с другого этажа...
Голова у Туси кружилась. В школе ему нравилось. После уроков целая свита проводила Тусю до угла. До следующего угла он шел вместе с Сергеем и Аликом. Потом они повернули направо, а он налево.
И вот, когда Туся повернул налево и остался один, он услышал позади топот.
Не оборачиваясь, он сжал в руке компас и бросился бежать.
Он добежал до мостика, перебежал через мостик, побежал по набережной, добежал до сквера и понял, что силы оставляют его, а топот настигает.
Перед Тусей стояли двое больших мальчишек. Класса четвертого, примерно. Они здорово запыхались и от этого были особенно злые.
– Эй, ты, давай компас! Живо! – сказал один.
– А то получишь! – добавил другой.
Туся шел домой, опустив голову, и плакал. Беззвучно. Безнадежно.
И надо же, чтоб именно дядя Вова, а не кто другой, открыл ему дверь.
– Здравствуй, – сказал дядя Вова, – а я тебя жду...
Дядя Вова внимательно поглядел на Тусю, взял его за руку и повел в комнату. Там он посадил Тусю на диван, сам сел напротив и сказал:
– У тебя отняли компас.
– Откуда ты знаешь! – закричал Туся.
– Я знаю тебя, – сказал дядя Вова.
Туся вздохнул.
– Ну, говори, на каком необитаемом острове я нашел этот компас? Или, может быть, я отнял его у пиратов?..
Туся вздрогнул.
– Так, – сказал дядя Вова, – и для этого мне пришлось взять на абордаж пиратский бриг...
Туся криво улыбнулся.
– ...и сделать пару выстрелов по ихнему адмиралу...
Туся поежился.
– Я не убил его, нет! Я слишком великодушен, чтоб убивать! Я ранил его. Только ранил.
Туся опустил голову.
– И после этого ты хочешь спокойно ходить по земле? Я удивляюсь, как с тебя не сняли скальп! Такой компас! Это же музейная редкость!..
Он помолчал.
– Их выпускали сериями, понимаешь: якорь, русалка, памятник погибшим кораблям... Сувениры! Курортный город!.. Давай-ка обедать, Туся!
Как человек растет
Когда Туся был еще меньше, чем в описываемое время, он услышал где-то, что люди якобы по ночам растут, и стал просить своих родителей:
– Я хочу увидеть, как расту. Разбудите меня ночью.
Ему говорили "ладно, ладно" и, конечно, не будили. Утром он просыпался и начинал ворчать:
– Почему не разбудили, обманщики?
– Ты так крепко спал, – говорили родители.
– Разбудите завтра, слышите!
Но завтра его опять жалели будить, послезавтра и послепослезавтра тоже, а сам он проснуться не умел, и в конце концов потерял всякую надежду увидеть, как растет, а на родителей затаил обиду.
У дяди Вовы Туся тоже спрашивал: "Когда я расту? Правда, что ночью? Как это увидеть?.."
– Очень просто, – говорил дядя Вова, – я, например, вижу это своими глазами. Вот сейчас – стою и вижу, как ты растешь.
Туся посмотрел на носки своих ботинок.
– Ты задаешь мне вопрос, – сказал дядя Вова, – и я вижу, как у тебя мысли растут. А ты знаешь, почему голова выше живота?
– Не знаю... – сказал Туся.
– Знаешь, только думать ленишься. Мысли у тебя ленивые, как стручки гороховые.
– А почему, – спросил Туся, – почему голова выше?
– Потому что голова главней живота!
Туся прислушался к своей голове. Ничего не слышно. Он прислушался к животу: вур-вур-вур... Живот хотел есть.
А нынешней зимой Тусю разбудили ночью. Хотя он об этом не просил. И даже был недоволен. Он спать хотел. Завтра в школу рано вставать – и вдруг будят. Он даже рассердился и стал хныкать. И глаза у него слиплись, никак не открыть.
– Эй, племянник, просыпайся, слышишь...
Туся открывает глаза совсем. Мама за столом сидит – шьет. Папа курит, газету читает. На столе чайник дымится, варенье стоит. А из черного кружка репродуктора слышен слабый треск, как будто далеко-далеко кто-то печку растапливает сухими лучинками.
Потом в репродукторе начинают попискивать мыши – много мышей! Потом: хлоп-хлоп-хлоп, будто в театре ладоши хлопают... и опять писк, и опять треск, а вот машина грузовая проехала: дрр-р... А вот голос, чуть картавый, глухой и очень далекий: "Говорит лагерь Штерна! Говорит лагерь Штерна!.."
– Это Курочкин, – сказал папа, – его голос.
– Молодец Сережа! – сказал дядя Вова. – Пробился все-таки!
Курочкина весь мир знает. Это радист нашей полярной экспедиции. Начальник экспедиции, академик Штерн – его Туся в газете видел, бородатый такой дядька в ушанке – решил на пароходе пройти весь Северный Ледовитый океан. Больше половины пути прошел пароход благополучно, а потом огромные ледяные торосы затерли его, раздавили, точно скорлупку, и пароход затонул. А люди высадились на лед...
"Говорит лагерь Штерна!" – снова сказал Курочкин, и в репродукторе завыло, как в печной трубе: "у-у-у..."
– Это что, ветер? – спросил Туся.
– Это радиопомехи, – сказал дядя Вова.
– Интересно, как назвали девочку, – сказала мама.
Там, в ледяном царстве, где льдины громоздятся друг на друга и рушатся со страшным треском, где бродят ленивые белые медведи, у жены одного полярника родилась дочка. Полярник плыл с женой на свой полярный остров, чтоб остаться там на долгую зимовку, а оказался на льдине. Да еще с маленькой дочкой!
И теперь не только Тусина мама – весь мир хотел знать, как назвали дочку полярника.
"В лагере все здоровы, – прорвался сквозь вой и треск голос Курочкина, – температура сорок ниже нуля; закончился шахматный турнир... Первое место занял..."
– Ах, какая досада, – сказал папа, потому что из репродуктора вновь доносились грохот и вой, так что Туся подумал, уж не лед ли это обрушился на палатку, где сидел со своей рацией Курочкин. Папа вжался ухом в репродуктор, и лицо у него сморщилось, словно от боли. Так хотел он узнать, кто стал чемпионом.
"...задачи выполним... – донесся снова голос Курочкина и вдруг окреп и приблизился: – Дочку полярника Кускова назвали Мариной, поскольку она родилась в море... Марина и роженица чувствуют себя отлично..."
– Браво, браво! – захлопала в ладоши мама.
"...на прием, – снова донесся окруженный воем и свистом голос Курочкина, – перехожу на прием..."
– Так мало? – сказала мама. – Просто безобразие. Ничего не сообщил. Сколько весит, какой рост, на кого похожа...
– Курочкин экономит аккумуляторы, – сказал дядя Вова.
Туся лежит в своей кровати, руки за голову. Он лежит, откинув одеяло. Ему жарко. А Курочкин – в меховой малице, в сапогах меховых, в ушанке там у себя в палатке, где минус сорок градусов!..
И то, что голос Курочкина долетел сюда, в эту уютную комнату, где дымился на столе чай, где розовый абажур покачивается над столом и хрустит газета в папиных руках, – вот что удивительно!
В репродукторе щелкнуло, и неожиданно близкий голос диктора радостно произнес: "Дорогие друзья! Весь наш народ..."
Туся закрывает глаза и проводит мысленную линию от своей кровати, через окно, через всю географическую карту, желтую, зеленую, синюю, голубую, коричневую, – прямо туда, на белую льдину! И Тусе чудится, что, кроме него и Курочкина, в мире никого-никого нет и Курочкин склонился над своей радиостанцией и вызывает его, Тусю. Одна у Курочкина надежда, что Туся откликнется, а Туся сидит в наушниках, все слышит, а сказать ничего не может...
Туся держит в руках докторскую слуховую трубку и знает, что вот в нее-то и надо говорить, чтоб Курочкин услышал, а рот не открывается.
Туся встает, подходит к окну, открывает окно и видит, что дом его точно обрыв над пропастью, а под обрывом во все стороны – черный-пречерный океан темноты... Туся судорожно хватается за подоконник. Подоконник наклоняется. Черное пространство надвигается на Тусю, он сейчас упадет туда и будет падать, падать, падать – без конца!
В низу живота становится холодно и сладко, Туся вздрагивает, открывает глаза, видит маму, папу, дядю Вову, облегченно вздыхает и опускается в новый сон, теплый, тихий, где нет никаких сновидений.
Лева Тройкин убежал из дому
Гром среди ясного неба – вот что это такое.
Левина мама непрерывно плачет и каждому, кто входит в квартиру – а дверь все время открыта, – читает сквозь слезы последнюю Левину записку:
"Дорогие мама и папа! Не сердитесь на меня. Я решил уйти из дому, чтобы жить самостоятельно. Я уже взрослый, не ищите меня. Целую крепко вас и Танюшку".
Танюшка – Левина сестра. Когда Туся вошел, она тоже ревела. Левина мама схватилась за полотенце – слезы Танюшке вытирать, – а сама все говорит-говорит:
– Деточка-деточка, что-то у меня сегодня с головой... Почему вы не сядете, деточка? Садитесь... Вот последняя Левушкина картина... Не закончил... Стол кухонный красками расписал, зеленой краски не хватило, видите... Говорил: "Купи, мама, купи..."
Туся ухватился за последнюю Левину записку и все читал ее, и крутил в руках, и переворачивал, и на свет смотрел...
В квартиру вошли. "...Здравствуйте... проходите... Танюшка... стул подай... да-да, такое горе... не могу понять, не могу..."
Туся тихонечко вышел на крыльцо. На этом солнечном крыльце, где пятнадцать ступенек, они с Левой три дня тому назад играли в фантики.
– Хочешь, я тебе свои фантики подарю? – сказал тогда Туся.
– Не надо мне твоих фантиков, мне и свои надоели, – вот что ответил тогда Лева.
Ну и что? Не хотел же он этим сказать: "Мне и свои надоели, поэтому я из дому убегу..."
"А я не могу убежать из дому, – подумал Туся, – я не могу убежать потому, что у меня нет таких мускулов, как у Левы. И такой смелости. И потом, мне жалко своих родителей. Чтобы убежать, надо быть железным человеком. Я не железный..."
Где он спит? Где-то ведь должен спать... Его поймают обязательно, не может быть, чтоб его не поймали...
А еще на днях они лежали на полу в Тусиной комнате, расстелив большую карту мира, и плыли в Испанию...
А еще на днях... Туся сидел неподвижно на стуле, думая о красном цвете. Почему о красном, почему о цвете? Это знал только Лева Тройкин, но не считал нужным объяснять.
– Думай о красном цвете! Не отвлекайся! – приказывал Лева.
И Туся думал. О красном, о красном, о красном цвете... О красном, о ясном, о прекрасном свете... О красном лете... Лето красное пропела, уж зима бежит в глаза... Почему бежит в глаза? Кто бежит? Куда бежит? Бежит муха по стеклу... У мухи глаз... Один глаз, сто глаз...
– Отвечай, про что думаешь? – мрачно спрашивал Лева.
– Про глаз, – говорил Туся, – про мухин глаз...
– Эх ты, – усмехался Лева, – мухин глаз...
...Красный цвет, красный цвет, красная футболка, Левина футболка, футболка, футбол, забью гол... Красный гол, в красные ворота, красному вратарю, красным мячом! Ударю по красному мячу красной ногой! Ха-ха, красной ногой!..
– Чего смеешься? – грозно спрашивал Лева.
А еще на днях...
– Подтягивайся! Р-раз! Ну, что же ты!..
Туся ухватился руками за железный крюк, которым запирают ворота, и повис. Позорно повис, как беспомощная тряпичная кукла. Он судорожно дергался, болтался на вытянутых руках, кряхтел...
– Р-раз! Еще, еще, еще... Эх, слазь-ка...
Лева Тройкин берется за крюк, выжимается – резкий рывок на себя, и Лева – верхом на крюке.
А Туся болтается и кряхтит, кряхтит и болтается... Он на все готов, лишь бы Лева Тройкин взял его в друзья...
Позавчера, да, позавчера Лева Тройкин играл с ним в шахматы. У Левы были черные, и он сказал: "Хочешь фору?" Туся отказался. Лева сидел рядом на диване и смеялся. Туся слышал его. Видел – вот так – в двух шагах!
Как же он мог позавчера играть в шахматы, Лева Тройкин?
Как мог он позавчера смеяться?
Ведь он уже знал э т о.
А Туся не знал, о ч е м Лева думает. Ч т о у него там, в голове, происходит.
Странно, странно все. Непонятно. И страшно.
Что же это такое – не успеешь привыкнуть, узнать, подружиться, а уже куда-то все проваливается...
Все время надо с кем-то расставаться, а расставаться так печально...
И что ему, Тусе, за дело, что появились в его жизни какие-то новые, незнакомые и, наверно, хорошие люди – Алик, Сергей – и еще появятся, и радости еще будут, новые, незнакомые, что ему за дело до всего этого, если сейчас так плохо...
Эпилог
В книгах старинных писателей почти всегда бывал эпилог, то есть заключение, в котором они считали своим долгом сообщить читателям, живы ли, здоровы ли их герои, что сейчас делают и какие у них планы на будущее.
Я думаю, это потому, что писатели прошлого очень уважали своих читателей и не хотели, чтобы у тех оставались какие-нибудь неясности после чтения их книг. В этом смысле – да и не только в этом – надо брать пример с тех писателей.
Вы, конечно, поняли, что главный герой моей повести – Туся Пряников.
Теперь Туся Пряников – взрослый.
Попробуйте угадать, кем он стал.
Туся Пряников – учитель.
Специальность – учитель географии.
Планы на будущее – учитель географии.
Кое-кто из вас поморщился. А зря. Тот, кто морщится, сам может стать учителем, при виде которого другие будут морщиться.
Туся Пряников не такой.
Но это особая тема. Может быть, когда-нибудь я за нее возьмусь.
Туся Пряников первым прочел эту повесть. Когда он прочел ее, мы сели с ним в трамвай, медленный и гремящий на стыках, и поехали в старый парк.
Дом стоял на прежнем месте. И сад тоже. А у крыльца – старая железная бочка. Вот и все. Разве мало?
Кто мог подумать, что старая бочка простоит под стрехой столько лет и ничего с ней не сделается? Только чуть больше врастет в землю и станет совсем черной от времени. И встретит нас такой же светлой каплей, прозрачной, горящей на солнце, и эта капля на мгновение повиснет в воздухе... А вот и еще, и еще одна. Тра-та-та... Тра-та-та... Это ветерок подул, и капли западали быстрее, словно торопясь спрятаться в бочке. А там тонкая ряска, мохнатая, рыжая, чуть колышется, и капли едва пробивают ее. Совсем черная стала бочка, и паук свил в ее черноте свои черные сети, и сам спрятался в тени, а кругом – жара!..
Но все это до первого настоящего дождя! И тишина, и паучье счастье, и мохнатая ряска... А потом – опять тишина, и опять дождь, и опять... Точно невидимые качели: вперед – назад, вперед – назад...
Дяди Вовы нет. Левы Тройкина нет – умер с голоду Лева Тройкин в Ленинграде, во время войны; многих еще людей нет, и мы стали другими, и мир кругом другой, а старая бочка под стрехой стоит себе и стоит. Даже удивительно! Трудно в это поверить. Может, это другая бочка, не та? Может, и двор не тот, и дом не тот?..
Нет. Все то.
Кирпичи вокруг бочки лежали – так и лежат, только потрескались и позеленели, а в одном вода ямку выдолбила – розовую, пористую.
Между кирпичами – ромашки. Тогда тоже были ромашки... И лебеда... И подорожник...
Да и бочка, конечно, та же. Мы ее сразу узнали. Просто когда-то она казалась нам больше...
Дядя Вова пропал без вести в начале войны. Подробности мы с Тусей узнали совсем недавно.
Слышим как-то по радио: можно попытаться найти родственников, пропавших во время войны. Многим уже помогли в радиокомитете. По просьбе сына – мать нашли. Отцу – дочь отыскали. Мужу – жену.
Может быть, и нам помогут. Попробуем дать объявление...
Дали. Ждем. Однажды вечером является гость. Старичок. Но еще крепкий. Скромный такой, приветливый. Руку жмет – пять минут не отпускает. Прямо в глаза смотрит, улыбается от души.
Мы – старичка под руки и за стол.
Вот что говорил за столом Федор Семенович Жарков – в прошлом сапер и слесарь, теперь – пенсионер.
"Ни-ни-ни! Избави боже! Выпью – плакать начну... Такое дело... А про товарища Пряникова, пожалуйста, все, что знаю, расскажу. Служили мы с ним саперами. Немцу на память фугасы оставляли... Неразбериха была: сейчас свои, через час – чужие...
Заминировали один объект и видим: тормозит на дороге "эмка". За рулем майор. Раненый.
"Лейтенант, – спрашивает он товарища Пряникова, – можешь машину водить?"
"Могу", – отвечает товарищ Пряников.
"Бери руль, – говорит майор, а сам на наших глазах кровью истекает. В машине у меня сумка с документами, карты там... Мы окружены, надо прорваться..."
Сказал – и голова набок. Мы майора перевязали и на заднее сиденье. Сами в машину. Веришь – нет: баранка, сиденье – все в крови!
Товарищ Пряников на шоссе и – ходу!
Смотрю по сторонам, вижу танк. Из деревни, наперерез, прямо по полю шпарит. Майор бредит, кричит: "Вперед! Вперед!"
Танк начал пристреливаться. Осколок заднее стекло пробил. Впереди, на счастье, поворот...
И вот тут я, грешный человек, подумал: "Господи, почему это мы с товарищем Пряниковым должны погибать из-за каких-то штабных бумажек?"
А товарищ Пряников будто подслушал меня.
"Федор Семеныч, говорит, сейчас я приторможу вон у той рощицы. Бери сумку с бумагами и... До ночи отсидишься, а там пробирайся к нашим. Сумку – смотря по обстоятельствам – можешь спрятать в приметном месте..."
Я говорю:
"Товарищ лейтенант, а вы как же?"
Он кивает на майора:
"А его куда?"
Я молчу. Что тут скажешь. Конечно, мы с ним случайные встречные, а ну, как сам в такое дело попадешь...
"Попробую проскочить, – говорит товарищ Пряников, – может, успею его в госпиталь сдать..."
Я говорю:
"Разрешите остаться".
А он:
"Не мешкайте, Федор Семеныч. Выполняйте".
Притормозил. Я – в канаву, трава надо мной сомкнулась, даже не успел сказать прощай... Такое дело".
– А дядя Вова?
Это Туся не выдержал.
– Кто-кто? А, товарищ Пряников... Дальше запылил... Лежу это я в канаве. Снаряды – бах, бах! – по дороге, танк мимо прогрохал, опять – бах, бах! Только к вечеру тихо стало...
– А дядя Вова?
Это опять Туся.
– Ничего больше не знаю, желанный мой. Дальше начинается история моих скитаний. Если интересно – пожалуйста..."
Вот и все, что мы узнали про дядю Вову. Если вы что-то услышите мало ли придется, – сообщите нам с Тусей.
Мы будем вам очень благодарны.
