Текст книги "Голова Медузы
Избранные рассказы. Том 1"
Автор книги: Александр Кондратьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Афродита-Заступница
– Привет тебе, Победительнице! Привет укротившей бурю потопа!
– Откуда ты знаешь это, пришелец? Как могло стать известным тебе скрытое от жрецов Кипра и Пафоса?
Так говорила, озарив своим появлением темную глубину храма, с ясной улыбкой Афродита. Золотистое сияние осветило расписные толстые колонны с причудливыми разноцветными фигурами.
Прислонившись к одной из них, стоял приветствовавший богиню, издалека пришедший певец. Он нарочно остался на ночь в храме, зная, что Афродита является искренно верующим поклонникам. Чужестранец стоял, весь бледный от восторга, и слушал, а рожденная из крови и пены продолжала:
– Там, за пределами любимой богами земли, где над темными меланхленами, лающими кенокефалами и ярко раскрашенными злыми андрофагами царят иные страшные и незнакомые нам божества, разве известна моя улыбка? Разве чтут меня за каменными гранями Кавказа?
– Богиня, великая богиня! Ты сказала истину. Улыбка твоя не царит на снежных скифских равнинах. Ясные взоры твоих очей не заставляют на топких болотах сжиматься сердца не умеющих смеяться дикарей; но нигде так не тоскуют, так не томятся без Тебя, как там. Души людей тех, если можно назвать их людьми, отданы во власть мрачных и безобразных богов. Трепеща от страха, полные тупой покорности, поклоняются они своим жестоким властителям… И лишь море, старое седое море, на короткий срок свободное от льдин, да холодные яркие звезды шепчут этим дикарям свои святые откровения…
– Смертный, как ты попал сюда? – холодно спросила богиня. – Как ты нашел дорогу к моему многоколонному храму?
– В утлой ладье, между белых скал изо льда, плыл я однажды, забыв про охоту на тюленей. Ласкаясь к непрочному судну, колыхали его темные волны. Я не греб и не правил. Неведомое течение с могучей силой захватило и несло мой челнок… И долго, долго влекло меня между нависнувших скал, острых льдин и гигантских плавающих островов.
Я вынослив, но меня стал мучить голод, и не было сил у меня направить обратно ладью. Я растянулся на днище и, глядя на бледное небо, мало-помалу утратил сознание. Похотливая смерть положила уже мне на чело свою холодную руку.
Очнулся я в ледяном зеленоватом гроте, где седая старая женщина привела меня в чувство и дала мне вяленой рыбы с горячей тюленьей кровью. У нее прожил я суровую зиму, и она рассказала мне про великих богинь и богов, живущих на радостном юге. В томительно долгую зимнюю ночь она говорила мне, что когда-то знала всех олимпийцев, что когда-то жила вместе с ними, но волей старого рока должна была покинуть полную радости землю и удалиться в изгнание, в область седого океана, в страну ледяных пещер и снежных полей.
Она-то, старая поседевшая нереида, и рассказала мне многое, чего не ведают Твои жрецы.
Немало времени прожил я, слушая ее рассказы, пока наконец, воспламененный ими, не отправился при блеске алой весенней зари отыскивать Тебя, насладиться улыбкой Твоей, ясная, радостная Афродита! И судьба послала мне счастье!.. Добравшись до твердой земли, долго я шел по лесам и болотам, пока не встретил людей, несущих гиперборейские жертвы на далекий алтарь Аполлона. Я присоединился к их каравану. Вскоре мы сели на суда, могучие реки понесли нас на своих мощных волнистых хребтах.
Я плыл, а душа моя трепетала от радости, стройные гимны слагались в моей голове.
Афродита улыбнулась чужестранцу.
В избытке счастья, с сердцем полным восторга, он упал на колени и, простирая к богине свою жалкую, из черепа северного оленя сделанную лиру, воскликнул:
– Клянусь, что прославлю имя Твое, о Пресвятая!
Богине надоели славословия; но желание услышать хвалу из уст северного варвара и женская жажда нового превозмогли.
– Спой что-нибудь про меня, о пришелец! – привычно ласковым тоном произнесла Афродита.
Не вставая с коленей, прижал к левому боку певец свою неуклюжую лиру и, склонив голову, на мгновение замолк.
Тихо загудели свитые из оленьих жил певучие, жалобные струны.
Немного спустя за ними последовали робкие, нараспев произнесенные фразы.
«Светлых великих богов забыли нечестивые люди. При звуках священных имен не трепетали безбожные сердца. Исчезли с земли благочестие и правда. В небесную высь не подымались благовония жертв».
«И черным тучам дал знак. Как стая чудовищ в безбрежном море, ринулись они на покатое небо и затмили светлые звезды. Глухо зарокотал гром – вестник божественного гнева. Обильными потоками пролился на землю грозный, неудержимый дождь».
«С горящими факелами в руках, на вершинах гор заплясали, кривляясь, демоны бури. Вырывая с корнем дубы, летали над землей, покинув пещеры свои неистовые, завывающие ветры. Боги-разрушители шли по горам и равнинам, затопляя поля, разрушая храмы».
«И густая тьма стояла над землей. Брат не видел брата, и матери не находили детей. И гибли в ревущих волнах и те и другие… В голосе бури слышались вопли погибающих зверей».
«Белой пеной покрылись недоступные вершины. Как ничтожные щенки, мелькали в крутящихся волнах немногочисленные захлестываемые корабли»…
«Боги оставили землю и удалились в небесные сферы. Полные страха перед гневом всесильного Рока сидели они на престолах, опасаясь за собственную участь. Сидели и дрожали от ужаса».
«И одна лишь ты покинула землю!»
«Чьи рыдания слышатся над волнами? Кто плачет над волнами? Кто плачет над бурей бездны? Кто вопит, как страдающая роженица? – То она умоляет Всесильного. – Афродита ходатайствует за людей».
«И внял Ее мольбе Всемогущий. И склонился к повергшейся перед Ним. Склонился Он, Непреклонный, в одеянии из туч. Он, Повелитель вечности!..»
«И прекратились раскаты грома. Перестал идти дождь. Утихли буйные ветры: рассеялись, как предутренний туман, черные демоны бури. В сердце спасшихся на кораблях затеплилась робкая надежда. Вода постоянно убывала…»
«Божественное светило снова засверкало на чистом небе».
«Лучи его озарили Тебя, смягчившую сердце Непреклонного, Тебя, прекратившую потоп… Утомленная, Ты лежала навзничь на спасенной Тобой земле и улыбалась вернувшемуся Солнцу».
«Полный таинственных чар, ярко играл под лучами его Твой дивный семицветный пояс. С завистью глядели на него, шепчась меж собой, возвращавшиеся на землю богини.
– Прими же благословление мое, богиня богинь, Вечно торжествующая Афродита!»
Певец кончил. В воздухе слабо гудел последний аккорд его лиры. Загадочно улыбаясь своему восторженному поклоннику, богиня сделала шаг по направлению к нему…
Утром служительницы храма нашли его мертвым недалеко от серебряного чеканного светильника, ножки которого изображали рассерженных гиперборейских грифов.
В объятиях тумана
Миф
Я, Эпиген с острова Самоса, расскажу вам, о люди, то, чего не ведали ваши отцы: как Афродита, чувствуя ревность к богине моря и следя пышноволосого брата Лето, попала в объятия Ээрия, бога ночного тумана.
Зловеще сверкали очи богини, когда она низлетала по темневшим волнам в то место, где скрылся к холодной телом, гибкой Остиде бог Аполлон. Сердце Киприды томила тоскливая зависть, и тихо она спускалась, слушая полные сладостной неги вздохи богини-соперницы. Пытливо вонзались в вечерние сумерки синие очи пенорожденной Пафии.
Златокудрого бога нигде не было видно; он погрузился в прохладную сень подводных пещер и там, забыв о небесах и земле, отдавался ласкам капризной океаниды.
Кругом было тихо. Серая мгла надвигалась на бледное небо. Шипели и билися о скалы немолчные волны.
– Я одиночка, – шептала дочь крови и пены. – Я, дающая негу всепоглощающей страсти богам, животным и людям!.. Весь мир полон моим блаженным дыханием, а я, дарящая миру любовь, сама ее не имею!
И грустно стояла богиня над морем у скал объятой безрадостным сном пустынной Троады.
«Здесь когда-то любил меня кроткий дарданец Анхиз. Ему подарила я сына, который потом основал могучее царство взамен разрушенной Трои!.. Да, этого города больше нет, как нет и народов, чтивших мое всепобедное имя! Не курится более мне фимиама среди цветных колоннад моих некогда славных святилищ. Не проливают мне юноши пурпурно-теплой крови златорогих, белых телиц, и не слышно в честь мою прежних звонких и радостных гимнов. Люди, живущие в этой стране, забыли о прежних светлых богах, и некому больше дать мне радость взаимной любви!»
В то время сын Мрака от изменившей когда-то богу морей Амфитриты, Ээрий, в дымке ночного тумана выполз из своей прибрежной пещеры и окунулся в родную стихию.
От отца унаследовал он змеевидные ноги и от божественной матери синеватый отлив темного тела.
Полный неясных желаний, подплыл он к одной прибрежной скале, взобрался на острый утес и сел там во тьме, обвив, как змея, своими ногами выступы скользкого камня.
Вот он увидел богиню, чтимую некогда на берегах Кипра и Пафоса. Высунув длинный, двойной темный язык, облизал он им свои бескровные губы, и дремавшие в полых пещерах морских берегов наяды услышали тонкий, похожий на пение свист.
Там не было слов, было одно лишь томление, одно желание обвить своим телом всю землю и так замереть…
Надвигалась ночь. Богиня мрака и сна простерла над берегами и морем сбои покрытые звездами черные крылья.
Вдали пели сирены.
– Кто из богов даст миру покой и забвенье? Кто дарует прощение павшим титанам? Кто, положив ладонь на грудь Океана, скажет ему: полно, Старик, ты утомился вечно вздыхать; отдохни!.. Кто, Мощный, при виде тоски, объявшей Мать Гею, тихо скажет ей властное слово: усни!
Афродита внимала сиренам с прибрежной черной скалы, и стройные ноги сидящей богини ласкала зеленая белая пена.
Эти ноги пленили Ээрия.
Сын Мрака, змеей проплыв между утесами, беззвучно приблизился к Пафии.
Собрав все силы, мгновенно обвился он вокруг камня, где сидела пенорожденная, и сжал своими могучими кольцами белые ноги богини.
Афродита оказалась в плену.
Темный и властный, не разжимая тесных объятий, сел сын Мрака рядом с пойманной им гневной Кипридой.
– Кто ты, дерзнувший обвить своим гнусным мокрым хвостом мои прекрасные ноги? – спросила владычица Пафоса.
– Тот, кто немного спустя обовьет тебя и руками, богиня, – подавляя волнение, ответил Ээрий.
Прикосновение к телу бессмертной пробудило сильную дрожь в его собственных членах.
– Как звали ту ламию или иную дочь грязного Тартара, которой богиня судьбы послала такого прекрасного сына?
– Мою мать зовут Амфитритой, богиня…
– Уйди же, презренный, обратно в морские пучины и там ласкай невозбранно какую-нибудь самку тюленя, но не смей посягать на волю бессмертных богинь!
– Что такое воля богинь!.. Да и некогда мне спорить с тобой! Ананке и Рок даровали мне на сегодня твое пышное тело! Повинуйся же мне, ибо я послан судьбой!
Сын Мрака обвил своими сильными кольцами божественный стан, белую твердую грудь и дивные руки богини Киприды. Та пыталась бороться, не безуспешно. Гибкий Ээрий успел уже приложить к ее горячим устам свои холодные блажные губы.
Беспомощная, была она распростерта на вершине утеса, стараясь не видеть змееподобного лика бога тумана… Внезапно очи богини блеснули надеждой… Сверкая мягким серебряным светом, по темному небу как бы плыла колесница сестры Аполлона.
Артемида придержала коней и с презрением глядела на стыд нелюбимой ею богини.
Взор божественной девы был устремлен на темный кончик хвоста бога тумана, игриво бивший по бедрам бессильной Киприды.
– Помоги мне, дочь тихой Латоны, – простонала богиня любви, – чудовище хочет насильно добиться моих поцелуев!
Не говоря ни слова, взяла Артемида полное блеска копье и верной рукой метнула его в тело Ээрия… На усталые белые члены пленной богини из пробитых острым железом колец брызнула темная влага. Объятия бога тумана сразу разжались.
С шипом, страдая от боли, метнулся сын Мрака с утеса в соленые волны и скрылся бесследно среди прибрежных камней и пещер.
Дочь крови и пены с трудом поднялась на стройные ноги и послала рукой своей поцелуй дочери Лето.
– Благодарю тебя, темноволосая дочь Громовержца, рука твоя так же тверда, как в те дни, когда мы вместе разили гигантов. Скажи, не могу ли я оплатить тебе за услугу?
Но не промолвив ни слова и лишь кивнув в ответ головой, Артемида, гордая новой славой, погнала вперед своих быстроногих черных коней. Светло сияла ее колесница. Легко вертелись тонкие спицы серебряно-светлых колес, и вскоре клубистое, белое облако скрыло собой богиню.
Афродита вновь оказалась одна. Волны кругом глухо шипели и с шумом бились о камни. Оставаться дольше у суровых пустых берегов было небезопасно и скучно.
Со вздохом скрылась бесследно с темного неба богиня Киприда. Ее ждали пустые белые стены ее воздушного храма и одинокое ложе розовой спальни.
* * *
Утром она не покидала дворца, и люди, с тоской глядя в туманный серый покров, застлавший все небо, с тревогой в сердце искали там ее лучезарного лика.
И лишь к вечеру вновь появилась она над берегами Троады. Так же шумела белой сердитой пеной волна, дробясь о темные скалы. Так же пустынны были покрытые сонной дубравой холмы и безлюдны немые поля побережья.
Так же печально пели свою благозвучную песню девы сирены.
Отыскав светлым взором своих бессмертных очей скалу, на которой она накануне подверглась насилию, мать Купидона остановилась и грустно задумалась.
– Лишь один в целом мире ответил на зов моей бессмертной тоски, и тот оказался мерзким чудовищем! – уныло сама себе шепнула Киприда.
1906 г.
Средиземное море.
Пароход «Корнилов»
Лебеди Аполлона
Осенняя сказка
Чужестранец, ты удивляешься, почему так быстро осыпаются с деревьев пожелтевшие листья: ты изумлен, что наступили холодные пасмурные дни… Слышишь ты крики отлетающих лебедей? Знай, чужестранец, то Аполлон покидает нашу страну на жертву страшным и неизвестным тебе богам…
А богов этих много. В тучах тумана и снежной пыли, быстрые и безобразные, подвигаются они с севера. Голоса их, которые тебе кажутся воплями вьюги, волчьим воем, все приближаются. Среди хора их порой слышится чей-то звонкий презрительный хохот. Это смеется их повелительница, бессмертная ледяная дева.
Хочешь, я расскажу тебе про нее?
Все, кто видел эту богиню, знают, как ослепительна ее красота. Богини Олимпа завидуют ее улыбке и пышным волосам.
Слава об ее обаятельной прелести на крыльях ветров долетела до южных морей. Ветры рассказывали волнам о вечно юной деве с загадочными очами, насмешливой улыбкой и холодным сердцем.
Дева эта живет далеко на севере, среди глыб льда и вечного снега, и лишь изредка появляется в стране гипербореев…
Она распространяет сияние, которое может поспорить с золотистыми лучами Феба. Но лучи богини так же холодны, как и ее сердце, а сердце красавицы неприступно, как страна, в которой она обитает.
Молва, распространяемая ветрами, достигла и до Феба.
Светлый бог находился на Делосе и испытывал странное состояние. Надоели ему пыльные оливы и вечные всплески спокойного синего моря. Наскучили ему объятия резвых пышнотелых нимф.
Сыну Латоны хотелось испытать новые ощущения. Он жаждал новых ласк, новой неизведанной любви…
И вот до ушей его долетела молва о новой, чуждой Олимпу богине. Северная Аврора стояла перед ним, как живая. Олимпиец уже воображал, как он покорит светоносную деву, как ее ледяное сердце растает под его горячими поцелуями…
Жажда любви охватила душу Стреловержца.
– Скорее отыскать ее! – промелькнуло в его голове.
И Аполлон велел запрягать свою колесницу…
Не золотистые кони повезли бога – белые лебеди помчали его над синим морем. Мимо Пафоса неслась его золотая колесница.
Скорбной улыбкой проводила его купавшаяся в море Афродита.
Аполлон же летел, полный радостных надежд. Шафранного цвета хитон облегал его стройное тело.
В руках была звонкая лира. Торжественные звуки летели с ее очарованных струн.
Лебеди вторили им, испуская мелодичные крики.
Слыша их, люди поднимали головы и говорили:
– Смотрите, бот Аполлон летит на своих лебедях в сторону гипербореев.
А златокудрый бог все летел и летел в ту сторону, где царит вечная Ночь, которую седой Океан сжимает своими ледяными объятиями.
На границе ее владений усталые лебеди описали несколько кругов и опустились.
Страна гипербореев была уже известна Аполлону. Он и раньше на короткий срок посещал эти необозримые леса, непроходимые топи и спокойные кристальные озера.
Теперь взор его отыскивал среди них юную богиню с холодным сердцем.
Но ее не было видно.
Хотя обаяние красавицы чувствовалось повсюду.
Казалось, все напоминало о ней: и безмолвные леса, и неприступные трясины, и холодные как лед воды спокойных озер.
И лучезарный бог без устали отыскивал свою возлюбленную.
Ночи для него не существовали.
Они перестали существовать и для всей страны гипербореев, покинутой своенравной богиней.
На лоно своей матери, в ее неприступные владения, с загадочной улыбкой удалилась бессмертная дева от лучистого бога.
Она знала, что он не может последовать за ней.
Аполлон же готовился к встрече красавицы.
Зеленый бархат трав разостлал он по горам и равнинам. Угрюмые леса зашелестели благовонной одеждой. Как золотые свадебные блюда, заблестели под его лучами озера.
Но ледяная дева не приходила. И Аполлон стал отчаиваться и скучать. Не утешали его хоры птиц, певших в его честь восторженные гимны. Песни кузнечиков стали надоедать ему, как на юге надоедали цикады.
И надежда бога стала гаснуть. Побледнело его светлое лицо. Ясное чело его затмили скорбные думы.
– Не может покорить богиню моя красота: моя лира не в состоянии пленить ее сердце. Не воротиться ли мне на юг? В храмах Делоса отдохнул бы я от бессонных ночей. Мелодичные звуки систра под знойным небом Гелиополя развеселили бы мою душу. Так приятен мне аромат курений на дельфийских треножниках!..
– Нет! – решил Златокудрый, – подожду еще немного, быть может, она сжалится и придет!
В пурпур и золото он окрасил листву. Темно-красные кисти брусники щедрой рукой рассыпал по мягкому мху.
Но богиня не приходила…
Грустный в своем одиночестве, среди молчаливого леса, стоял Олимпиец.
Нетерпеливые крики лебедей вывели его из задумчивости.
С глубоким вздохом вступил Аполлон в свою колесницу.
Быстро помчали его белоснежные птицы, стремясь туда, где в зеленых камнях струится Эврот, где теплые волны Нила льнут к золотистому песку…
– Прощай, Феб! – шептали ему вслед цветы и травы.
Они знали, что погибнут, когда он скроется.
Но Аполлон, не обращая на них внимания, летел в дорогую Элладу. Радостным плеском встречали его синие теплые волны. Как розоватые жемчужины, блестели среди них смеющиеся нереиды…
А там, в стране гипербореев, было темно, холодно и белые снежинки сыпались все больше и больше. Северный ветер приносил их целыми сугробами.
Стянуло льдом реки, с которых давно улетели последние птицы. Люди кутались в звериные шкуры и прятались в расселины скал. Хлопья белого снега висели на соснах и елках. Демоны вьюги перекликались на их вершинах…
Царица Ночь распростерлась над землей гипербореев.
Вслед за царицей из стороны льдов вышла ее дочь. Распространяя ослепительное сияние, остановилась богиня на полузанесенной снегами скале и стала смотреть в ту сторону, куда скрылся опечаленный Феб.
Странная усмешка по-прежнему играла на ее устах.
Казалось, ей доставляло удовольствие вспоминать, как мучился влюбленный Олимпиец.
Деву с холодным сердцем не огорчило, что Феб улетел обратно. Она хорошо знала, что он вернется…
Что случилось потом
Из сказок древнего Египта
Люди, ходящие под солнцем, расскажите мне, что случилось потом.
Так говорил жалобным голосом призрак, встретивший нас в закоулке подземного храма, где мы искали скрытых сокровищ. Уронив кирку, я стал усердно жевать отгоняющий темные силы лист боярышника. Товарищ мой с той же целью плевал себе на живот и громко читал заклинание, но не от злых привидений, а ото льва, видимо, не замечая с перепугу ошибки. Дрожал вместе с простертой рукой его ярко пылающий факел… Один лишь старый Харакс остался спокойным. Он поставил светильник свой на землю и, бормоча что-то на чужом языке, сел, а пальцы его стали чертить какие-то знаки на покрытом древней пылью полу.
– Ответь нам, несчастная душа, – произнес он отчетливым голосом, – кто ты и чего от нас хочешь?
В то же время левой рукой он сделал в воздухе быстрый и сложный, трудно передаваемый жест.
– Ты верно сказал, о живущий под солнцем! Я несчастен. У меня не только нет покоя и отдыха, но нет также ни тени, ни сердца, а где тело мое – это также мне не известно… Смертные, помогите мне отыскать мое тело!..
…Прекрасно и чисто было озеро. Бог Ра благосклонно отражал в нем свой довольством дышащий лик. Стада господина моего, топча высокий тростник, утоляли в нем жажду. Белые гуси и огненно-красные цапли плодились там, как песок в южной пустыне. И с кривой дубинкой в руках я ходил для стола господина моего, чьи овцы, бараны и ягнята охранялись мной от злого порождения Сета…
…Зеленые тростники раздвинула она белой рукой и вышла стройная, в ожерельях и браслетах. Заплетенные в косы волосы ее синими змейками вились по нежным плечам. И концы их обделаны были в золото.
Белый цветок лотоса, как звезда, подымался надо лбом…
Задрожали члены мои, и волосы поднялись, как щетина на спине кабана. Так ослепителен был блеск Ее тела… Прекрасные узоры, татуированные на груди и щеках. Зорко глядел глаз посреди живота, и тихо то поднимались, то опускались вновь ожерелья и амулеты.
Склонясь перед Нею, замер я, как изваяния побежденных царей.
– Юный пастух, желаешь ты бороться со мной ради достойной награды? Если ты победишь, то тело мое будет твоим, если же будешь побежден, то я буду зверем твоего стада.
– Да будет так, госпожа! – ответили губы мои. А сам пошел вслед за Ней.
И выйдя на берег, там, где было розовое место, мы стали бороться. Подобно божественной змее извивалась она в руках у меня и давила тело мое, как монолиты царственных пирамид…
Когда я был побежден и белым коленом своим Она упиралась мне в грудь, а руки мои, бессильно раскинувшись, вцеплялись в траву, Она мне сказала:
– Когда земля озарится завтрашним светом, приходи, если хочешь, вновь испытать силу и счастье.
А Сама, став южной пантерой, напала на стадо и лучшего барана унесла в зеленые заросли.
Я же, грустный, пошел домой, раздвигая тростник и шагая по тине вслед за встревоженным скотом.
И много дней приходил я бороться с Ней. Много раз, полный надежд, сжимал тело Ее, чувствуя, как слабеют колени…
Стадо же господина, порученное мне, все уменьшалось.
Последнего ягненка наконец унесла она в камыши. Он блеял долго и жалобно, и сердце мое страдало в груди.
Ибо я вырастил его и носил на руках через каналы, чтобы не схватили его ненасытные пасти «тех, кто в воде»…
Растерзав добычу, Она вновь призвала меня прийти, когда новым светом озарена будет земля.
– Госпожа, – отвечал я, – баранов больше нет у меня, нет также овец и ягнят.
– Приходи ты сам, – прозвучал из тростников ответ Ее, сладостный, как музыка арф…
И наутро, когда рожденный в лотосе Ра озарял своими улыбками землю, одинокий и грустный переходил я вброд канал за каналом, посохом раздвигая тростник и бормоча по привычке заклятия от крокодилов.
– Пастух, я горю нетерпением бороться с тобой, – сказала Она, встретив меня, пылкая, как львиногрудая Сехт.
На зеленый остров Она привела меня, и там мы схватились. Я призывал на помощь богов, и руки мои сжимали стан ее, как обода дубовую бочку с заморским пьяным вином.
Упругое тело Ее прижималось к моему, и крепкие ноги были тверды, как белые колонны.
Словно скала, обрушилась она на меня и, обессиленного, повергла на землю.
И, став подобной львице пустыни, накинулась на потерявшего мысли…
Дыхание ее было как пламя…
Люди, скажите мне, что случилось потом? Ибо существование мое было разбито.
А хайбет (тень) и тело мое исчезли от меня вместе с именем. И не знаю я, что было потом и как поступила со мной жестокая, победившая меня… Люди, скажите мне, что случилось со мной?!..
И Харакс, приказав развести мне из запасных факелов небольшой огонь, стал сыпать в него зерна ладана. Старческие губы его вновь зашептали властные заклинания. И вместе с клубами благовонного дыма растаял и унесся сквозь щель в потолке в синее небо так сильно смутивший дух наш горестный призрак.
