Текст книги "Смута"
Автор книги: Александр Зиновьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)
Маоцзедунька
Развитие событий навязывало Маоцзедуньке роль, какая ей никогда не снилась, – роль партградского Ельцина. Не исключено, что тут свою роковую роль сыграла ее фамилия: Елкина – это почти Ельцина. Ее кандидатуру на пост председателя областного Совета (президента области) выдвинули демократы. Она набрала восемьдесят процентов голосов, тогда как ее конкурент, выдвинутый обкомом партии, набрал всего двадцать процентов. Газеты изобразили это как блистательную победу демократов над коммунистами. Маоцзедунька отказалась от заведования отделом и вообще вышла из состава обкома партии. Поскольку партийные органы стали оттесняться от руководства, Маоцзедунька фактически становилась фигурой номер один.
Революция и контрреволюция
По всей стране началась оргия переименований городов, улиц, площадей, заводов и даже кораблей. В Партграде по инициативе Маоцзедуньки Ленинской улице вернули дореволюционное название Дворянская. Районный город Красноармейск, где Маоцзедунька начала восхождение на высоты власти и где Чернов провел свое детство, переименовали в Троицк. Здравомыслящие люди писали бесчисленные письма в газеты и органы власти с возмущениями по этому поводу. Они обращали внимание на то, что все эти переименования стоят огромных денег, которые нужны на более важные дела. Эти переименования фактически ведут к тому, что из нашей истории вычеркивается ее самая значительная часть. А главное – жизнь людей от этого нисколько не улучшается. Но с мнением этих людей новые власти считаться не стали. Они были опьянены своей революционностью.
В Протезном комбинате тоже прошло общее собрание, на котором под бурные аплодисменты было решено отказаться от имени маршала Суденного. Ни в чем неповинного героя Гражданской войны облили грязью и объявили сталинским палачом. Эпидемия массового сумасшествия захватывала самые недра России.
После собрания Горев, Чернов, Миронов и Белов собрались в кабинете Белова.
– Что скажете, – со смехом сказал Белов. – Забавно все-таки. Что бы там ни было, а в такой форме осуществляется суд истории. Слышали, что сказал Гробовой? Только в нашей области более трехсот объектов носило имя Буденного. Сколько же их было по стране?! А за что такие почести?
– Буденный был символом победы народа в Гражданской войне, – сказал Горев. – Я согласен, тут был явный перегиб. Но можно было его исправить постепенно, без шума. А теперь вместо серьезного дела по перестройке жизни страны к лучшему мы кидаемся в другую крайность и разрушаем все то, что надо было бы сохранить навечно.
– Когда речь идет о массовых явлениях, по-другому не получится, сказал Белов. – Массы всегда кидаются из одной крайности в другую.
– Массами манипулируют. Если бы вышла установка свыше начать присваивать городам, улицам и предприятиям имена Горбачева, Ельцина и прочих реформаторов, массы с таким же энтузиазмом сделали бы это.
– Горбачев назвал весь этот начавшийся по его инициативе бардак революцией сверху и даже Второй Великой революцией, – сказал Чернов. – В таком случае и манифест царя Александра Второго об освобождении крестьян можно считать революцией. И смуту времен Лжедмитрия. И реформы Петра. И даже разгром восстания декабристов.
– Не придирайся к словам, – сказал Миронов. – Что такое революция? На Западе любую значительную перемену называют революцией.
– Ладно, пусть революция, – сказал Горев. – Важно, какая именно. В истории обычное дело, когда участники и свидетели событий не отдают отчета в их сущности и облекают их в ложную идеологическую форму. Контрреволюционный переворот 18 брюмера 1799 года во Франции даже революционеры считали продолжением революции 1789 года. Большинство современников именовали его революцией 18 брюмера. Сходство с сегодняшней ситуацией у нас поразительное. Горбачевская революция сверху не есть продолжение Октябрьской революции. Это – контрреволюция по отношению к ее результатам. Октябрьская революция уничтожила классы частных собственников, принесла колоссальное облегчение труда и улучшение условий жизни широким слоям населения. С этой точки зрения она была народной революцией. А что пытается сделать Горбачев? Возродить класс частных предпринимателей. С какой целью? С целью заставить производителей ценностей работать так, чтобы правящие и привилегированные слои имели уровень жизни, какой имеют высшие слои на Западе. Это будет означать усиление эксплуатации низших слоев в интересах высших. Это антинародная революция.
– Но ведь наши привилегированные и правящие, слои как раз страдают от перестройки, подвергаются гонениям, – сказал Белов. – Дали же по шапке Портянкину, Жидкову и многим другим!
– Надо в таких случаях мыслить диалектически, – сказал Горев. Революция, как и контрреволюция, есть явление сложное и противоречивое. Возьми Октябрьскую революцию. В чем была ее социальная сущность? В том, что были ликвидированы классы частных собственников, и господствующим классом стал класс государственных чиновников. Этот класс как класс выгадал от революции, расширился, укрепился, стал хозяином общества. Но конкретные представите-. ли этого класса дореволюционной России пострадали от революции и противились ей.
– В таком случае горбачевская – революция действительно есть продолжение Октябрьской, раз наши правящие слои выигрывают от нее, – сказал Миронов.
– Странно, что профессионал не понимает сути дела, – сказал Горев. Это Горбачев надеется, что его власть сможет удержать частников под контролем и использовать их в своих интересах. А что думают сами частники? Если этот процесс пойдет дальше всерьез, то частники захватят власть в обществе. Они подчинят себе государственную власть, и страна покатится к капитализму.
– А может быть это и хорошо, – сказал Белов. – Может быть и мы начнем жить, как живут на Западе.
– Когда? – спросил Чернов. – Через сто лет, через двести? И кто заживет? И во что это обойдется народу? Да и как на самом деле люди живут на Западе?
Где лучше
Двадцать лет назад один партградец эмигрировал на Запад. Все эти годы он занимался активной антисоветской пропагандой. С началом перестройки отношение к эмигрантам изменилось. Их стали приглашать в Советский Союз, печатать их интервью и статьи, давать возможность выступать по телевидению. Принимали их как героев, как жертв брежневской эпохи, как знатоков не только западной, но и советской жизни. Навестил Партград и упомянутый эмигрант. Его встретили так, как сказано выше. Поили наилучшей водкой, кормили икрой, развесив уши слушали его трепотню о райской жизни на Западе. Газеты напечатали интервью с ним. Он пел дифирамбы Западу. На вопрос о том, где лучше – у нас или у них, – сказал, что тут двух мнений быть не может: конечно, на Западе. Вскоре гость уехал обратно и напечатал в западной газете статью о том, что он увидел на своей бывшей Родине – в Партграде. Статья была грязная и подлая. Но ее перепечатали многие газеты города с различными комментариями. Все комментарии были дурацкие, за исключением одного, принадлежавшего обыкновенному школьному учителю, ни разу не выезжавшему на Запад.
Учитель писал, что хотя он ни разу не был на Западе, он имеет представление о том, как там живут. Он руководствуется обычным здравым смыслом. Где лучше – на Западе или у нас, – вопрос бессмысленный. – Смотря, кому. Смотря, с какой точки зрения. В каждом обществе есть люди, которым живется хорошо, и есть люди, которым живется плохо. Это вздор, будто на Западе все и всегда счастливы, а у нас – несчастны. Это – вздор, будто Запад есть воплощение добра, а мы – зла. Надо понять, что коммунистический социальный строй и западная демократия суть равноправные исторические партнеры. Что из них лучше – это не вопрос для теоретических дискуссий. Это решится в длительной исторической эволюции. Советские люди, посещая Запад, видят изобилие вещей в магазинах. Но они не хотят знать, как люди добывают деньги, чтобы эти вещи покупать. Кроме того, советские люди сравнивают свое положение с положением людей аналогичной социальной категории на Западе. Причем, они обращают внимание лишь на бытовой и материальный аспекты жизни, игнорируя прочие, в частности – условия труда. Им в голову не приходит поставить вопрос: а достигли бы они такого положения, какого они достигли дома, на Западе или если бы у нас был капитализм? Мнение советских людей, выезжающих на Запад, доверия не заслуживает, поскольку они как правило ездят туда обарахляться, и настоящей жизни на Западе не знают. Тем более не заслуживают доверия слова эмигрантов. На Запад уехали далеко не лучшие советские граждане, а главным образом шкурники, проходимцы, искатели более сытой жизни. И нахваливают Запад те из них, кто пристроился к западному пирогу, служа западной пропаганде и секретным службам.
Запад навязал нам, русским, свое понимание явлений не только своей, но и нашей жизни и истории. Запад поступил с нами так, как европейцы в свое время поступили с индейцами в Америке. Он подкупил нас самыми грошовыми отходами своего образа жизни и заразил нас своими пороками. У нас не оказалось иммунитета против тлетворного влияния Запада. Мы предали великие завоевания нашей революции и советской истории за жевательную резинку, джинсы, рок-музыку, свободу проституции и грабежа народа.
Эта короткая заметка вызвала бурю негодования у про-западно настроенных партградцев. Редакции газет были завалены сотнями писем с требованием выяснить, почему таким учителям доверяют воспитание детей. Бедного учителя, добросовестно проработавшего в школе более тридцати лет, уволили с работы. Учитель не вынес такой несправедливости и повесился. Об этом в нескольких строках сообщила газета Вечерний Партград. Но на это сообщение никто не обратил внимания. Партградцы рвались к западнизации, им было не до жизненной трагедии какого-то школьного учителя.
Маоцзедунька
По предложению Маоцзедуньки снесли бюст бывшего секретаря ЦК КПСС Портянкина в Новых Липках. На митинге по этому поводу Маоцзедунька заявила, что в Областном Совете решается вопрос о возвращении городу дореволюционного имени Царьград. Эти слова Маоцзедуньки восторженными воплями приветствовала толпа монархистов, явившихся на митинг с царскими знаменами и портретами царя Николая Второго. Привыкшие ко всему партградцы диву дивились, откуда в городе набралось столько монархистов. Такие репрессии и чистки в сталинские годы проводились, а они все-таки уцелели! Но приглядевшись к монархистам, партградцы увидели, что большинство из них были молодые люди, никакого отношения к монархии и к дворянству не имевшие.
В Партградской правде, иногда печатающей статьи с робкой критикой крайностей перестройки, откликнулись на призыв Маоцзедуньки статьей дотошного экономиста, подсчитавшего, во что уже обошлась области оргия переименований поселков, городов, улиц и предприятий. Цифра была астрономическая. А переименование Партграда по крайней мере удвоит эти траты. Инициаторы переименований должны принять во внимание, писал дотошный экономист, что Партградская область живет не изолированно от других частей страны и всего мира, и что партградские переименования будут стоить огромных средств всей стране. А не лучше бы было потратить эти средства, предлагал экономист, на улучшение бытовых условий жителей области, например – на повышение пенсий и на пособия безработным, число которых неумолимо растет в области?
Газета Партградские новости, ставшая рупором радикалов, напечатала статью самой Маоцзедуньки, которая обвинила Партградскую правду в консерватизме и в повороте назад, к брежневизму и сталинизму. Наш народ, говорилось в ее статье, должен сначала полностью и окончательно распрощаться с проклятым прошлым, чтобы уверенно двигаться вперед по пути демократизации и рыночной экономики.
В дискуссию включились и прочие органы печати. В газете Литературный Партград появилась статья уже упоминавшегося популярного журналиста Владлена Коровина. Он соглашался с Маоцзедунькой в том, что с проклятым прошлым надо, конечно, рассчитаться, но не путем создания еще более проклятого будущего. Интересно, как стали бы вести себя инициаторы переименований, если бы их заставили за это платить из своего кармана?! Всех богатств некоторых из них (намек на Маоцзедуньку), накопленных в годы проклятого прошлого, вряд ли хватило бы на то, чтобы вернуть партградским улицам, названным в честь выдающихся революционеров и героев Гражданской и Великой Отечественной войн, дореволюционные названия Дворянская, Купеческая, Навозная, Троицкая и т. п., а также имена купцов Чушкина, Сундукова и Криворылова. И хотелось бы получить от Евдокии Тимофеевны разъяснение, как она понимает западную демократию и рыночную экономику, которые она намерена ввести в нашей области на место проклятого прошлого.
Многопартийность
В Москве приняли решение ликвидировать монополию КПСС на власть и о необходимости многопартийной системы. В течение короткого времени в стране возникло множество партий. Демократическая платформа, Народный Фронт, Социалистическая инициатива, Социалистическая партия, Конфедерация анархо-синдикалистов, Либеральные демократы, Социал-демократическая партия. Социал-демократическая ассоциация, Демократическая партия, Либерально-демократическая партия, Союз конституционных демократов, Христианско-демократическое движение, Демократический союз, Мемориал, Память, Щит, Альтернатива, Спасение, Республиканская партия, Монархическая партия, Либертарианская партия и т. д. и т. п. Короче говоря, началась такая оргия демократии, какая на Западе и не снилась.
В Партграде возникли отделения всех московских партий. Начались расколы, объединения, переименования, склоки. Переругались демократы и распались на множество групп (более пятидесяти), объявивших себя самостоятельными партиями. Это – Демократы, Либералы, Социалы, Демократические либералы, Демократические социалы, Либеральные демократы, Либеральные социалы, Социал-демократы, Демократ-либералы, Либерал-социалы. Социал-либералы и т. д. (полный список был опубликован в Партградской правде). Переругались патриоты и тоже распались на множество групп (около ста), объявивших себя самостоятельными партиями. Это Русолюбы, Русофилы, Антисемиты, Антижиды, Антисионисты, Патриотические антижиды, Националы, Национал-демократы, Национал-либералы, Национал-социалы, Национал-русолюбы, Национал-антижиды, Монархисты, Монархо-либералы, Монархо-демократы, Монархо-социалы, Монархо-антижиды и т. п. (полный список найдете там же).
Жители Партграда, равнодушные к идейно-политическим различиям партий, называли, как это имело место во времена Великой Французской революции, их по названию мест, где они пьянствовали и где находились вытрезвители, в которых их приводили в чувство. Так, в Партграде возникли партии Мусорщиков, пьянствовавших в районе мусорной свалки, Навозников, протрезвлявшихся на Навозной улице, Засранцев, пьянствовавших за Саранским рынком, Могильщиков, пьянствовавших на кладбище, Милитаристов, протрезвлявшихся неподалеку от военного завода, и многие другие. Как писали газеты, о такой многопартийности на Западе даже и не мечтают. Маоцзедунька сказала по этому поводу, что еще пару лет демократии, и в Партграде каждый бездельник, паразит и пьяница будет иметь свою партию. Горбань сказал, что это хорошо, лишь бы это отребье не вздумало объединяться. Опасения Горбаня оказались пророческими. Начался обратный процесс – объединение партий. Что тут получилось, без компьютера не разберешься. Выражение без компьютера не разберешься пришло на смену выражению без пол-литра не разберешься застойного периода.
Демократы у власти
В результате многопартийного брожения образовался блок партий и групп, получивший название Союза социал-демократов, сокращенно – ССД. Демократы одержали победу на выборах в органы власти почти на всех уровнях и повсеместно. Они победили коммунистов под популистскими лозунгами ликвидации монополии КПСС и лишения партократам привилегий. Поддержка народа была столь мощной, что органы КПСС спешно покидали свои административные дворцы, отдавая их под детские сады, интернаты, школы, больницы, библиотеки. Партийный аппарат подвергся резкому сокращению. Партаппаратчики лишились персональных автомашин, дач, закрытых распределителей. А дальше случилось то, чего и следовало ожидать. Не заботы о нуждах населения и улучшение работы учреждений власти, а политические баталии, пустопорожние словопрения, некомпетентность, амбициозность, погоня за высокими окладами, которые они сами устанавливали дружным голосованием, – вот что оказалось реальностью их правления. Результативность деятельности Советов резко снизилась, за-то расходы на них выросли сравнительно с прежними годами, по крайней мере, втрое.
Дискуссия о свободе
В комбинате организовали дискуссию о свободе. Чернов решил принять в ней участие. Он основательно подготовился к ней – это должно было стать его первым публичным выступлением. Основная идея, которую он собирался развить в своей речи, заключалась в следующем. Надо различать свободу как политическую форму жизни общества и свободу как неспособность власти бороться против распущенности и хаоса, сохранять общественный порядок. Надо различать, далее, свободу, дарованную сверху, и свободу, завоеванную снизу. Свобода, дарованная сверху, есть либо бессилие власти, либо тактика власти, либо махинации власти. Такая свобода является в основном иллюзорной и скоропреходящей. Ее дали, ее могут и отобрать, когда захотят. Только такая свобода, которая завоевана в результате длительной эволюции общества, причем – снизу и в борьбе с верхами, есть свобода более или менее устойчивая и в значительной мере реальная. То, что мы имеем сейчас, есть политика свободы, а не свобода в собственном смысле слова, и банальная неспособность властей держать в узде разбушевавшуюся стихию.
Когда началась дискуссия, с трибуны в зал обрушилось безответственное словоблудие, некомпетентность, злоба, клевета на критикуемых и отсутствие каких бы то ни было оригинальных идей. Все говоримое было взято из антисоветских передач западных радиостанций или украдено из сочинений критиков режима, о которых старались не вспоминать. Дорвавшись до трибуны и начав болтать, ораторы не могли остановиться. Их с трудом сгоняли с трибуны. Из двадцати человек, записавшихся для выступлений, сумели высказаться не более десяти. Прочим, включая Чернова, просто не осталось времени.
Если уж за возможность высказаться перед этой шумной и плохо слушающей аудиторией идет такая звериная драка, подумал Чернов, так что же должно твориться в среде тех, кто рвется на трибуну более широкую, – в прессу, на телевидение и радио?!
Угроза приватизации
Протезный комбинат, где работал Чернов, никогда не был рентабельным предприятием. Это было скорее медицинское и исследовательское учреждение, а не производственное. Комбинат поставлял для продажи в магазины протезы и другие предметы для инвалидов, включая инвалидные коляски и костыли, но они продавались по условным ценам много ниже их себестоимости. Так что перевод комбината на самофинансирование означал катастрофу. Какое-то время он еще мог существовать за счет побочной продукции – манекены для магазинов, детские игрушки, детали для автоматических устройств и т. п. Очень быстро побочная продукция вытеснила основную. Со всех концов страны во все учреждения власти и в газеты посыпались жалобы на дефицит предметов для инвалидов. Комбинат стал объектом яростной критики со стороны перестройщиков и был включен в число нерентабельных предприятий, подлежащих ликвидации или приватизации.
Такой поворот дела вызвал возмущение у сотрудников комбината и у огромного числа инвалидов, так или иначе связанных с комбинатом. Стихийно возник митинг на территории комбината. Выступавшие ораторы требовали восстановить статус комбината как медицинского и исследовательского центра, находившегося на дотации у государства. Неожиданно приехала сама Маоцзедунька и закатила речь смысл которой свелся к обещанию, что после приватизации сотрудники комбината будут получать зарплату вдвое больше, чем сейчас, и комбинат повысит производительность, по крайней мере, втрое. Она не сказала, сколько сотрудников останется в комбинате и какую продукцию он будет выпускать. Никто не догадался спросить ее об этом. После ее отъезда собравшиеся раскололись, и инициативой завладели проповедники приватизации.
– Ну что же, товарищи, – сказал Белов сотрудникам своего отдела, против потока истории не попрешь. Комбинат наверняка продадут каким-нибудь жуликам на ближайшем же аукционе. Что они тут устроят, легко предвидеть: что угодно, только не то, чем занимались мы с вами. Так что советую вам искать новую работу, не дожидаясь официального увольнения.
– Вот теперь, – продолжал Белов, когда сотрудники разошлись, и Белов с Черновым остались вдвоем, – я эту гадину прибил бы сам. Чем угодно кирпичом, отверткой, ножницами. Если ты еще не забросил свой замысел и если надумал что-то дельное, можешь рассчитывать на меня.
– А что это изменит, – усмехнулся Чернов, – если мы убьем эту гадину? Отдел-то все равно закроют. Нас с тобой посадят в психушку, если не расстреляют. Эта гадина станет героиней. На ее место придет другая гадина.
– Ты иронизируешь. А что ты можешь предложить посерьезнее?
– Делать, так по-большому, как говорится. Ходит слух, будто сам Президент приезжает к нам, хочет поговорить с трудящимися лично. Надо думать, побывает на крупнейших предприятиях – на химическом комбинате, на заводе автоприборов, на военном заводе. А лучше всего – в аэропорту. Помнишь наш разговор там десять лет назад?
В кабинет зашел Социолух. Сказал, что заведующий его отдела посоветовал им искать работу. Отдел наверняка закроют. Но паниковать не стоит. Таких математиков, как Белов и Чернов, возьмут в любом приличном учреждении. Хотя бы в Атоме. В крайнем случае его отец поможет. А платят там вдвое больше. Что касается его, Социолуха, отец обещал пристроить его референтом к какому-нибудь высокому лицу. Работа не бей лежачего. Глядишь, и он начнет карьеру делать.
– Но если без шуток, – сказал он, видя мрачные лица друзей, настроение поганое. Я бы, честно говоря, с удовольствием всадил бы этой гадине обойму в рыло и в пузо.
– Юрий считает, что это мелковато, – сказал Белов.
– Надо выше брать. – Неплохая идея!
