Текст книги "Смута"
Автор книги: Александр Зиновьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)
Малов
После переселения Черновых в Партград врач Малов стал часто бывать у них. Юрий, привыкший считать мать частью своего тела, своими руками, сначала впал из-за этого в панику: он боялся ее потерять. Но убедившись в том, что отношения его матери с Маловым никак не влияют на его образ жизни, успокоился. Он даже подружился с Маловым.
– Малов хороший человек, – сказал Юрий однажды матери. – Почему бы вам не пожениться?
– Человек он хороший, – ответила она вздохнув, – только алкоголик. Не хочу брать на себя такую обузу. Мне одного тебя хватает.
Хотя Малов годился Юрию в отцы (он родился в 1922 году), между ними установились отношения равноправных собеседников. Малов был специалистом по врожденным отклонениям от норм психики и любил говорить на эту тему. Под влиянием этих разговоров Юрий начал задумываться над проблемой физических врожденных ненормальностей и их причинами.
– Число людей с врожденными отклонениями от норм психики в мире огромно, – говорил Малов. – И оно все растет. Это уже давно нашло выражением в культуре. В живописи, например, это – Кандинский, Пикассо, импрессионисты, экспрессионисты, абстракционисты. В литературе – Кафка. У нас – Булгаков. В поэзии – отрицание ее основ, т. е. рифмы и размера. В музыке – нынешние шлягеры, сводящие с ума молодежь, в общем – музыка, которую можно назвать антимузыкой. В драматургии – театр абсурда, Бекет. В кино – Бергман, Антониони, Феллини, у нас – Тарковский. Если с физическими инвалидами от рождения все вроде бы ясно, то психические отклонения от норм в большинстве случаев вообще не замечаются до поры до времени. Обычно они проявляются в экстремальных ситуациях.
– В чем причина этого явления? – спрашивал Юрий.
– Не причина, а причины, – отвечал Малов. – Их тысячи. И за ними не уследишь. А в общей форме объяснение тривиально. Слишком много людей. Заторможен или исключен совсем механизм естественного отбора. Ненормальные дети выживают так же, как и здоровые. Погибают или исключаются из нормальной жизни только крайние, очевидные отклонения. Более тонкие отклонения игнорируются, а порою даже поощряются. Ну и научно-технический прогресс, конечно. Успехи химии, атомные эксперименты. За прогресс приходится расплачиваться. Я думаю, что человечество в конце концов погибнет вследствие прогресса. Диалектика, брат, не вымысел марксистов. Она есть реальность эволюции.
– Имеется ли связь между психическими и физическими ненормальностями? спросил Юрий.
– Имеется. Но ты не волнуйся, тебя это не касается. В таких случаях, как твой, дети рождаются психически здоровыми и очень одаренными интеллектуально. Но у них могут развиться психические заболевания вследствие переживания физической неполноценности.
– Есть против этого защита?
– Есть.
– Например?
– Например, одержимость большими идеями, замыслами и делами.
– Может ли такую роль сыграть идея покушения на людей, ставших символами и носителями зла.
– Мне понятны твои умонастроения. Не буду тебя разубеждать. Но если ты не возражаешь, я тебе расскажу пару поучительных историй. Обе они касаются одного фактора поведения и психики людей, который никогда не принимается во внимание, а именно – исторической справедливости.
Агония
Уже к концу сороковых годов сталинизм изжил себя. Но агония его продолжалась еще многие годы, причинив людям неисчислимые страдания. Последние годы жизни Сталина были особенно насыщены его страхами за свою жизнь и разоблачениями мнимых покушений на него. Эти разоблачения, однако, не получили огласки и были погребены в недрах органов. В них не было должной убедительности, и Сталин сам запрещал давать им выход на страницы истории. Лишь дело врачей-отравителей (1952 год) вырвалось наружу, не дав того эффекта, на который Сталин рассчитывал. Это был первый сигнал того, что дни сталинизма были сочтены. Мир стал иным, и в этом новом мире ему не оставалось места.
Степан Шутиков, служащий вокзала в г. Ярославле, зашел в уборную справить большую нужду. В ящичке, где по идее должны были находиться куски газет, выполняющие ту же функцию, что и туалетная бумага на разлагающемся Западе, валялся лишь обрывок листка из школьной тетради, исписанный мелкими буквами. Шутикова крепило. Чтобы скоротать время, он решил прочитать написанное на листке, который он уже измял, приготовив к употреблению. Он разгладил измятый листок, надел очки и углубился в чтение. Через минуту он забыл, зачем он пришел в это заведение. И было от чего! На обрывке бумаги было написано следующее: Ты; пишешь, что Его следует убить, и что ты готов для этого пожертвовать жизнью.
Я разделяю твои чувства. Но я считаю, что нужно делать что-то более серьезное. Конечно, Главный Бандит заслуживает того, чтобы его убили. Но от этого он только выиграл бы в глазах потомков, а убийство лишь подлило бы масла в огонь репрессий. Нужно сначала его судить. А для этого надо проделать огромную работу. У нас есть группа энтузиастов, которые уже несколько лет работают над этим. Я уверен, что ты тоже присоединишься к нам…
Шутиков перечитал написанное еще и еще раз. Его прошиб холодный пот. Он уже собрался было подтянуть штаны, как в животе и в кишках началось бурление, и задуманное им дело сделалось само собой с треском и свистом. Он автоматически сунул руку с бумажкой куда следует, но вовремя опомнился. Несколько капель все же попали на бумажку. Но Шутиков не обратил на это внимание. Он настолько был потрясен своим открытием, что потерял всякую осторожность. Ему и в голову не пришла мысль о том, что какие-то капли и крошки экскрементов могут сыграть в его жизни роковую роль. Подтянув штаны и аккуратно сложив крамольную бумагу, Шутиков двинулся куда следует сообщить о сделанном им открытии, а именно – в особый отдел, какие тогда были во всех крупных учреждениях и на предприятиях. По дороге он вспомнил о случае, имевшем место в том же самом туалете в прошлом году. Тогда один из дотошных пассажиров обнаружил в ящике для подтирочной бумаги вырванный из Правды портрет Сталина. Уборщицу, конечно, арестовали. Вспомнив об этой вражеской вылазке, Шутиков, старый член партии, комсомолец двадцатых годов, доброволец на великих стройках и ветеран войны, еще более укрепился в сознании исполняемого долга и ускорил шаг.
Уполномоченный МГБ Соколов выслушал торопливое и невнятное сообщение Шутикова. Взял бумажку. Развернул. Понюхал, заметив характерные следы. Изобразил на лице соответствующую гримасу. Сказал не то в виде вопроса, не то с угрозой, уж не хотел ли Шутиков скрыть этот документик от органов. Шутиков затрясся и позеленел от страха, стал бормотать что-то о своей любви к товарищу Сталину и о преданности органам, о том, что он чуть ли не с пеленок был осведомителем органов и всегда… Уполномоченный сделал знак Шутикову, чтобы тот заткнул пасть, и начал читать документик. Прочитал раз. Прочитал другой. И ему самому стало не по себе. Документик дурно пахнул не только в прямом, но и в переносном смысле.
– Так я, значит, могу уйти, товарищ начальник? – робко спросил Шутиков, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу от внезапно навалившейся потребности в туалете.
– Нет, Шутиков, тебе придется обождать, – сказал уполномоченный со зловещими нотками в голосе. – Теперь ты можешь уйти лишь с разрешения самого высокого начальства, а то и Самого!
Уполномоченный, перечитав документ в десятый раз и окончательно уверовав в его реальность, позвонил самому начальнику областного управления МГБ товарищу Чижову. Тот приказал Соколову с Шутиковым оставаться на месте и ждать его прибытия. Полчаса прошли в немом ожидании. Чижов застал Соколова за столом перед вонючим документом, Шутиков – стоял в углу кабинета. Через полчаса прибыл Чижов. Осмотрел документ. Спросил, знает ли о нем кто-либо еще. Получив отрицательный ответ, приказал помалкивать. Если кто-то еще, кроме них, узнает об этом документе, головы им не сносить. Сделал знак Соколову и Шутикову следовать за ним. На улице помимо личной машины Чижова стоял воронок – специальная машина для перевозки заключенных. Онемевших от ужаса Соколова и Шутикова втолкнули в него. Чижов приказал запереть их в одиночные камеры, ни о чем с ними не говорить и не позволять им говорить ни слова.
В управлении Чижов закрылся в своем кабинете и задумался. Чтобы понять сложность ситуации, нужно принять во внимание обстановку, которая к этому времени сложилась в высшем руководстве и в органах. Министр госбезопасности Абакумов сам стал арестантом и, по слухам, был расстрелян. На его место был поставлен Игнатьев. Но надолго ли? Ходили слухи, будто Сталин готовил расправу над Молотовым, Микояном, Ворошиловым и даже над Берией. Хотел сделать их козлами отпущения. Будто они скрывали от Сталина правду, дезинформировали его и искажали его указания. Сам Чижов лишь недавно сменил на посту начальника областного управления Рокотова, которого сочли сообщником Абакумова. Опять-таки надолго ли?! Что делать? Уничтожить документ, найденный Шутиковым, вместе с Шутиковым и Соколовым? Документ уничтожить пустяк. Но не так-то просто с Шутиковым и Соколовым. В управлении царит атмосфера подозрительности и всеобщего шпионажа. Пойдут слухи. Заместитель Чижова, метивший на место Рокотова, наверняка выведает от Соколова, в чем дело. А тот, спасая шкуру, выболтает секрет. И тогда Чижова ликвидируют в течение нескольких дней. А если дать ход документу, то по какой линии? Если сообщить новому министру, тот наверняка свяжется прямо со Сталиным. К чему это приведет, трудно предугадать. Берия же фактически оттеснен от руководства органами. Но его положение все равно пока еще надежнее положения Игнатьева. К тому же Берия знает его, Чижова, лично, – он много лет был человеком Берия. И Чижов решил пойти на риск – связаться лично с Берия, минуя министра. А риск был: разговор Чижова с Берия мог быть подслушан.
Условленным кодом Чижов дал понять Берии о необходимости личной встречи, причем – немедленно. Уже через час черный ЗИС с участниками дела мчался по направлению к Москве. Берия ждал их на своей подмосковной даче. Ознакомившись с документом, он тут же направился к Сталину. Сталин перечитал документ тоже несколько раз. Целый час он ходил по кабинету, задумавшись, даже позабыв о своей неизменной трубке. Наконец он как бы очнулся, подошел вплотную к Берии, сказал, что это дело действительно серьезное. Он поручает это новое дело лично Берии, и если тот не сделает его на самом высшем уровне, то пусть заранее прощается с жизнью.
Была создана специальная оперативная группа, в задачу которой вменили во что бы то ни стало найти автора письма и того, кому оно было адресовано. Два года длились поиски. Как они происходили – тема для большого исследования. В истории криминалистики вряд ли было нечто подобное тому, что сделала эта оперативная группа. В конце концов иголка была найдена в стоге сена, – был разыскан и автор письма, и тот, кому оно было послано. Чтобы дать представление об этих людях, надо вернуться назад, в первые послевоенные годы.
Кончилась война. Сталин и его подручные упивались победой. Были переполнены и постоянно пополнялись вновь тюрьмы и исправительные лагеря. Теперь они пополнялись главным образом за счет бывших военнопленных, крестьян из бывших оккупированных немцами районов страны и демобилизованных военнослужащих. Миллионы из этих демобилизованных пережили ужасы сталинизма и войны, побывали в Европе, мечтали заново перестроить жизнь у себя дома, но оказались обреченными на голод и бытовое убожество, на почти не вознаграждаемый труд, на пьянство, воровство, разбой и мошенничество, на вспышки отчаянного и безнадежного личного протеста. Русский народ, который вынес на себе основные тяготы войны и понес самые большие потери, жил в условиях, какие даже вообразить себе не смог бы ни один цивилизованный народ в мире. Сталин и его режим казались вечными. Портреты и монументы величайшего гения всех времен и народов, величайшего мыслителя, политика, полководца и прочая и прочая и прочая заполонили все учреждения, предприятия и частные квартиры, все фасады домов, витрины магазинов, скверы, улицы и площади городов и деревень. Имя Сталина стало неотъемлемым элементом бесчисленных речей, статей, книг, журналов. Оргия анонимных и открытых доносов до такой степени охватила страну, что люди даже про себя боялись подумать что-нибудь такое, из-за чего им пришлось бы пополнить многомиллионную армию заключенных. И все же несмотря на все это находились смельчаки, восстававшие против всесильного тирана.
Летом 1946 года гвардии капитан Антон Громов демобилизовался из армии и вернулся в Москву. Сначала он думал найти подходящую работу и поступить на вечернее отделение университета. Но таких, как он, оказалось слишком много. Найти приличную работу он не смог и поступил на исторический факультет на дневное отделение. Очень скоро были съедены продукты, которые он получил как демобилизованный офицер, были прожиты все деньги, накопившиеся на полевой книжке во время войны, проданы и пропиты военные вещи. Началась голодная и убогая послевоенная жизнь. Антон забыл о том, что он был командиром батальона и превратился в обычного студента, вначале ничем не отличающегося от сокурсников, родившихся в 1928-29 годы и не нюхавших пороха. Помимо учебы, ему приходилось подрабатывать, чтобы не умереть с голоду.
И все же внутренне Антон был совсем не мальчик, каким он казался внешне. Он пережил великую войну, не раз смотрел смерти в лицо, исколесил всю страну, побывал в странах Европы. Он увидел, как люди живут на самом деле, и узнал, что они думают о своей жизни. Он был один из многих миллионов рядовых русских людей, переживших пока еще незримый переворот в сознании и вернувшихся домой с намерением в корне перестроить жизнь. Но дома их ожидало жестокое разочарование. Победа в войне придала новые силы сталинскому режиму. Его тиски стали все сильнее и сильнее сжимать тело и дух общества, которое за годы войны перестало фактически уже быть тем, чем оно было ранее.
Многие демобилизованные офицеры при виде этого пустились в безудержное пьянство, другие занялись уголовно наказуемыми махинациями, третьи быстро приспособились к новым для них условиям, начали устраиваться с комфортом и делать карьеру. Многие срывались, протестовали и пополняли ряды заключенных. В группе Громова арестовали бывшего старшего лейтенанта Тихонова, сказавшего на семинаре правду о причинах поражений в начале войны. Его осудили на 10 лет. Не помогли ранения и ордена Тихонова. Не помогло и ходатайство ветеранов войны. Им, включая Громова, объявили партийные и комсомольские взыскания, пригрозив в случае повторения такой политической слепоты исключением из университета. Арест Тихонова был одним из многих в то время. Громов из всего этого сделал для себя вывод, что еще не пришло время для открытой борьбы против обреченного, в чем он был уверен, но еще сильного и озлобленного сталинизма. Надо затаиться на время и готовиться к будущим схваткам.
Он днями и ночами думал о том, как именно нужно готовиться к открытой борьбе с отжившим сталинизмом. Сравнивал положение с тем, какое сложилось в России для молодых офицеров, переживших войну с Наполеоном и побывавших в Европе. Эти офицеры создали нелегальные организации, имевшие целью преобразование России. И теперь для таких, как Громов, наступило время готовиться к открытой борьбе с новым самодержавием – со сталинизмом. И путь для этого – создание нелегальной организации наподобие той, какую в прошлом веке создали декабристы.
Конечно, аналогия эта поверхностная. Она сыграла роль скорее эмоциональную и моральную, чем образовательную. Условия были совсем другими. В годы декабристов Россия шла к революции, тогда как Громов, и ему подобные родились после революции. Декабристы были обеспеченные люди, были связаны личными отношениями, оставались офицерами, имевшими в подчинении вооруженных солдат. Громов и ему подобные были выброшены из армии, рассеяны по стране как одиночки, были обречены на тяжелую борьбу за примитивное физическое выживание. Декабристы имели против себя царизм с изжившим себя крепостничеством, Громов и ему подобные – сталинскую систему власти, опирающуюся на завоевания революции, выдержавшую испытание в самой грандиозной в истории человечества войне и имеющую поддержку в массе населения. А сталинские органы государственной безопасности, искореняющие малейшие намеки на оппозицию, не имеют себе равных во всей истории человечества. Самое же главное – перед Громовым и ему подобными вообще не возникала проблема реорганизации социального строя страны. Он им казался незыблемым и не нуждающимся в переменах. Их врагом становился лишь Сталин и его методы управления страной. Они не понимали реальной сущности сталинизма. Они думали, что сталинизм есть нечто поверхностное для социализма, чуждое ему и преходящее. Устранив его, они могут построить в стране подлинный социализм, о котором мечтали и говорили лучшие представители рода человеческого.
Задумав создать нелегальную антисталинистскую организацию, Громов продумал путь ее создания и цели. Исходным пунктом, как думал он, должна стать группа людей, связанных дружескими отношениями. Такие группы возникают постоянно. Это всеобщий социальный закон. Никакая власть не способна предотвратить их возникновение. В таких группах в силу интимных отношений люди становятся откровеннее и оказывают влияние друг на друга. При их образовании естественным образом происходит отбор людей со сходными взглядами. И никакая армия осведомителей МГБ не способна усмотреть за всеми. Он, Громов, за время войны вел с другими солдатами и офицерами такие разговоры, за которые вполне могли поставить к стенке. Но они научились угадывать стукачей. Случаи, когда люди страдали из-за доносов, были не такими уж частыми. И вообще, осведомленность МГБ об умонастроениях людей сильно преувеличена. Страх доносов создавался искусственно. Надо с ним кончать. В тех группах, в которых ему приходилось бывать после войны, часто разговаривали уже так, как будто никаких стукачей не было.
Итак, началом должно стать создание дружеской группы. Полностью полагаться на стихийность тут не следует. Надо вовлекать в эту группу людей более или менее перспективных с точки зрения задуманного Громовым дела. Следующим шагом должно стать привнесение в группу некоторой нелегальности, того, что официально считается запрещенным или по крайней мере порицаемым. Степень нелегальности поначалу должна быть такой, чтобы не напугать участников группы опасными последствиями и чтобы группу нельзя было бы обвинить в чем-то криминальном. Серьезные цели с политической ориентацией должны появиться у группы постепенно и незаметно, как бы сами собой.
Человек входит в общество через множество признаваемых групп: по месту жительства, работы, учебы, отдыха, развлечений. Нелегальную группу нужно организовать так, чтобы интересы ее участников в ней пересилили их интересы в группах легальных. Нелегальная группа, естественно, менее устойчива, чем легальная. Но все же и тут возможна некоторая устойчивость. Есть правила, следование которым усиливает устойчивость нелегальной группы. Группа должна иметь общую цель. Неважно, какую именно. Важно, чтобы она была четко сформулирована, имела реальные основания и была гипертрофированна до уровня мании. Такая общая цель сближает людей, создает человеческое братство, делает жизнь осмысленной и интересной. В условиях советской житейской скуки и мелкой вражды жизнь, освещаемая этой маниакальной целью, может показаться единственно стоящей.
Группа должна быть дифференцирована как по линии разнообразия ролей членов, так и по линии разнообразия задач, чтобы каждый член группы ощущал свою нужность, уникальность, незаменимость. Если в этой дифференциации нет деловой необходимости, эти различные роли и задачи должны быть изобретены специально. Жизнь группы есть спектакль, члены ее – актеры и зрители в этом спектакле. Они все индивидуализированы. Здесь нет статистов и равнодушных. Поведение людей как членов группы обусловлено их ролями в спектакле группы и правилами игры. Групповое мнение о поступках людей становится высшим судьей. Групповое поведение становится доминирующим. Вообще, всякая социальная группа влияет на поведение людей больше, чем принято думать. А в нелегальной группе дело может дойти до того, что групповое поведение пересилит чувство самосохранения. Последнее переносится на целое – на группу и ее дело. Если это достигнуто, люди начинают поступать вопреки своей воле и желаниям. Они вынуждены поступать определенным образом в силу их групповых отношений. Как в спектакле актеры на время игры теряют свое я и обретают я своих ролей, так и здесь: люди, отчуждают свое я ради я играемых ролей.
Доведение членов группы до такого состояния есть длительный процесс вживания в роли и выработки ощущения единства переживаний и действий группы как целого. Людей надо для этого тренировать систематически. На любом подходящем материале. На любых пустяках. Но непрерывно, постепенно повышая уровень игры, обостряя и усложняя ее. Тут есть свои границы. Так, нельзя группу увеличивать сверх меры, иначе начнутся конфликты и расколы, неизбежно предательство. Нельзя слишком долго откладывать исполнение замыслов группы, иначе появится скука, апатия, разочарование.
Жизнь группы надо организовать так, чтобы со стороны казалось, будто никакой особой группы вообще нет, будто имеют место обычные компанейские встречи на основе выпивок, разговоров, совместной работы или учебы и других привычных факторов. Группа должна обнаружить себя в качестве нелегальной организации лишь в процессе выполнения главного задуманного дела, т. е. в завершающей фазе достижения цели. Группа и должна создаваться лишь для одной серьезной операции. Ничего другого ей все равно не удастся сделать. Ее обнаружение будет означать разгром ее властями.
Громов отобрал в свою группу пять студентов, которые тоже были офицерами во время войны и имели сходные с ним убеждения. Он уже встречался с ними в разных компаниях, разговаривал и убедился в том, что они – надежные товарищи. Как-то сама собой определилась и цель группы. В результате обмена мнениями участники будущей группы Громова пришли к единодушному выводу, что Сталин и его подручные фальсифицировали историю страны и партии. Нужно восстановить историческую правду. И уже это одно само по себе будет историческим судом над Сталиным и сталинистами. Возможности у них для этого были: они решили специализироваться по советскому периоду.
Приняв установку посмотреть на советскую историю не глазами Сталина и его лакеев, а глазами их оппонентов, студенты с первых же шагов своей деятельности даже в официально одобренных и дозволенных источниках обнаружили более чем достаточно материалов, подтверждавших их убеждение в том, что реальная советская история была весьма далека от ее принятого изображения. Оказывается, достаточно было на эти источники посмотреть с точки зрения здравого смысла и элементарной логики, как очевидной становилась их научная несостоятельность. Студенты добились разрешения заниматься в закрытых для прочих фондах, доступ в которые давался лишь в порядке исключения. Прошло несколько месяцев упорной работы, и идея разоблачения Сталина и сталинизма путем восстановления подлинной истории страны и партии целиком и полностью завладела их умами и душами. Они поклялись пойти этим путем до конца, чего бы это им ни стоило.
В 1951 году участники группы Громова окончили университет. Все они стали членами партии, написали вполне приличные с официальной точки зрения дипломные работы, отлично сдали экзамены. К тому же все были ветеранами войны. Троих из них оставили в аспирантуре при кафедре истории ВКП(б), двоих взяли в аспирантуру Института истории Академии наук. Но группа сохранилась. За прошедшие годы она накопила огромный разоблачительный материал и начала его научную обработку. В декабре 1951 года оперативная группа МГБ наконец-то нашла автора злополучного письма. Им оказался один из членов группы Громова. Всю группу арестовали. Арестовали и всех тех, кто был в близких отношениях с ними. Поскольку это было в декабре, арестованных назвали декабристами.
Берия доложил Сталину об успешном завершении операции. Сталин велел всех арестованных декабристов поселить на подмосковной даче МГБ и заставить их продолжать свою работу, предоставив в их распоряжение любые материалы, какие они захотят. Хотя декабристы не строили никаких иллюзий насчет своей судьбы, они продолжали работать с еще большим ожесточением, надеясь, что кому-нибудь и когда-нибудь результаты их труда пригодятся. Они педантично рассмотрели все этапы советской историй и фактическую деятельность Сталина. Получился документ объемом более трех тысяч страниц машинописного текста. На основе этого текста декабристы составили обвинительное заключение, в котором Сталин объявлялся величайшим преступником всех времен и народов.
И вот состоялся суд. Громов сам зачитал обвинительный акт. Сталин выслушал его очень внимательно. Громов предоставил слово Сталину. Тот говорил шесть часов без перерыва, это была самая длинная речь в его жизни. Говорил без всяких бумажек. Называл по памяти бесчисленные имена и факты, приводил данные по годам и порою по месяцам. Речь застенографировали. Не известно, сохранилась она или нет. Скорее всего нет, так как после смерти Сталина ее должны были уничтожить его бывшие соратники. Вот для примера некоторые идеи его речи.
Прежде всего – несколько предварительных общеметодологических замечаний. Сталин не есть просто частное лицо. Он был главой партии и государства в течение многих лет, причем – самых трудных лет советской истории. Какими бы личными качествами он ни обладал и какими бы мотивами ни руководствовался в своей деятельности, его историю нельзя отделять от истории страны и народа. Он часть ее, ее носитель, выразитель. Писать подлинную биографию Сталина – значит писать подлинную биографию страны, и наоборот. А это означает, что ошибочно оценивать поступки Сталина в понятиях морали и права. Эти понятия вообще неприменимы к большой истории и историческим личностям. Если встать на позицию морали и права, то вся история человечества будет выглядеть как цепь преступлений. Исходя из этих соображений, Сталин вообще отвергает правомерность какого-либо суда над ним. Он весьма неохотно дал согласие на Нюрнбергский суд над гитлеровскими преступниками, считая его исторической нелепостью. И в данном случае он дал согласие на суд над собою, приняв во внимание политическую неопытность и незрелость устроителей суда.
Есть бумажная история и есть реальная история. Они редко совпадают. Есть поверхностный поток истории и есть ее глубинное течение. Тут совпадения еще меньше. Есть взгляд на исторический процесс извне его и есть взгляд изнутри. Есть взгляд с точки, зрения участников событий и взгляд посторонних наблюдателей. Есть подход с позиций современников событий и взгляд на них после того, как они уже совершились. С какой точки зрения вы судите Сталина? Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Легко быть умным после того, как дело сделано. Легко судить других, зная, что от твоих суждений ничто не зависит и что правоту их нельзя проверить. Хотел бы я посмотреть, что делали бы вы, оказавшись на моем месте!
Далее Сталин прошелся по всем пунктам обвинения. Отпихнул Ленина, нарушил ленинские заветы? Вздор! Он был самым верным учеником и последователем Ленина. Вы просто не знаете реального Ленина, особенно – в последние годы его жизни. Не Сталин нарушил заветы Ленина, а жизнь сама не подчинилась идеалистическим сказкам Маркса и Ленина. Одно дело – идеи, другое дело – их воплощение в реальность. Ленин и ленинцы не поняли того, что реальный коммунизм имеет свои неотвратимые законы, мало что общего имеющие с абстрактными лозунгами. А что касается учения Ленина, то именно он, Сталин, сохранил его, очистив его от словесной шелухи, и возвеличил. Троцкий, Зиновьев, Бухарин и прочие делали все, чтобы занизить Ленина. Они сами считали себя классиками марксизма.
Сталин разгромил ленинскую гвардию? А что это такое – ленинская гвардия – было на деле? Одно дело – партия и революционная работа до революции, и другое дело – партия и партийная работа после революции. Разрушительный период революционной деятельности закончился. Начался период созидательной работы. А так называемые ленинцы остались мастерами слова и не стали мастерами дела. К тому же во время революции и Гражданской войны в партию влилась масса людей, ничего общего не имевших с ленинизмом, а считавших себя ленинцами. Надо было видеть с близкого расстояния, во что превратилась на деле ленинская гвардия. Идеологический хаос. Интриги. Демагогия. Тщеславие. Разврат. Каждый мнил себя вождем. Анархия… А нужно было работать. Работать ежедневно, самым прозаическим образом, без болтовни и ложной романтики. Они не годились для этого.
Идея Маркса и Ленина об отмирании государства оказалась вздорной. Роль государства после революции возросла. Сталину пришлось спасать глупые идеи классиков, внося свои коррективы. Например, сохранить идею отмирания государства путем его укрепления. Число служащих в системе власти и управления возросло. Старые дореволюционные чиновники в большинстве не годились для новых условий. Пришли миллионы новых. Большинство малограмотные, неопытные. Надо было эту массу власти организовать. Ленинская гвардия была неспособна на это. Она, повторяю, вносила хаос, распущенность, анархию. Именно Сталину пришлось взять на себя самую неблагодарную роль роль учредителя минимального порядка во власти. Без разгрома ленинской гвардии это было немыслимо.
Сталин узурпировал власть? Как вы это себе представляете? Пришел Сталин, начал командовать, и все ему подчинились, потому что он был злобен и коварен, а остальные – добрые и честные? Так что ли? Вы же сами говорили, что в революции и во время Гражданской войны Сталин был фигурой десятистепенной важности. Где же логика? Как это фигура столь незначительная ухитрилась подчинить себе выдающихся вождей революции и Гражданской войны? Были ли эти фигуры на самом деле столь значительными? В чем на самом деле заключалась революция? Какие процессы на самом деле были главными и решающими в послереволюционные годы? Надо различать слова и дела, внешне эффектные проявления истории и ее прозаические фундаментальные деяния. Сталин не узурпировал власть. Сталина вытолкнули во власть, не понимая ни сущности, ни структуры, ни новой роли власти. Сталин это понимал с самого начала. Он не был рабом марксистской фразы. Сталин использовал это. Но совсем не в том смысле, как писал Ленин в своем Завещании и возмущались так называемые ленинцы, жаждавшие власти не меньше, чем Сталин, но без труда, за счет речей и статеек в газетах, а не за счет работы над созданием аппарата власти. Они эту работу считали черновой, делом второстепенной важности. На Сталина свалили эту черновую работу. Не вина Сталина, что она оказалась главной, а все прочее оказалось пеной и мыльными пузырями истории.
