Текст книги "Всадник Мёртвой Луны 003 ("Бойня") (СИ)"

Автор книги: Александр Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Васильев Александр Валентинович
Всадник Мёртвой Луны 003 («Бойня»)

Бойня

Утро прокралось в их комнату робкими лучиками рассеянного, неяркого света, один из которых упал Владиславу прямо не запрокинутое навзничь лицо, разбудив его, таким образом, этим своим ласковым касанием. Владислав резко вскинулся на кровати, зябко кустясь в одеяло, и силясь понять – не приснились ли ему события прошедшей ночи, столь резко, до малейшей детали впечатлевшиеся в его память. Какое-то время он никак не мог прийти к окончательному выводу. Он сидел, и бездумно смотрел на Тайнведа, лежащего лицом вниз, и полностью, с головой, укрывшегося своим одеялом.

Под его взглядом тот зашевелился, высунул наружу ничего не понимающее, сонное лицо, что-то промычал, и перевернулся на спину, уставившись в потолок совершенно отсутсвующим взглядом. Так они и молчали какое-то время, пребывая на грани сна и бодрствования, пока Тайновед, видимо потихоньку приходящий в сознание, не повернулся к Владиславу лицом, и проговорил хриплым, плохо слушающимся его ещё со сна голосом:

– Я тут, знаешь ли, сон такой мутный, такой гнусный видел, братец ты мой! Не поверишь – стоял я в парадном гвардейском строю, но – не в Цитадели, а тут, во дворе Детинца, и мы все ждали Высочайшего, который должен был к нам выйти из башни. И все мы – все мы были совершенно мертвы! У меня рана была – прямо в сердце! И вот стою я, и такое беспросветное отчаяние лучится с тёмного свода небесного – просто неописуемо! А свод этот – один сплошной, серо-чёрный камень, как горы вокруг нашего града! Это – я думаю, навеяло-то нашим вчерашним посещением той гнусной норы! Вот же местечко, А? Скажи!

И он, покряхтывая, завозился, поднимаясь с кровати, и быстрыми движениями, дрожа от холода, царящего в комнате, натягивая на себя одёжку.

– Что – так и будешь сидеть, что ли? – Обратился он к неподвижно застывшему в постели Владиславу,– Вставай, вставай! Сейчас вот пожуём чего – и легче станет. А потом – за работой, окончательно и развеемся!

– Владислав глянул на него пристально, мгновение поразмышлял о чём-то своём, скрытом, но говорить ничего так и не стал, а молча поднялся, и также начал одеваться.

– Смурной ты сегодня какой-то однако! – Недовольно пробормотал Тайновед, поглядывая на него с неопределённым сомнением. – Что, неужели ж ночью опять что-то приключилось-то? Давно не случалось-то – не правда ли?

– Да так. – Отнекнулся Владислав, продолжая угрюмо, замедленно, как бы нехотя натягивать на себя одежду. – Сны какие-то – тоже странные. Совсем странные.

– Ну, втяпались мы с тобой вчера-то, – Разом успокоился Тайновед. – Сон – это, братец, не страшно. Сон – это ничего. Это – проходящее. Если только можно от него проснуться, конечно же. – И он усмехнулся болезненно. – А то знаешь ли – ты-то проснёшься, а оно – и останется! Вот так-то!

Одевшись, он вышли на двор. Оказалось – что парни встали давно, так что завтрак был уже почти приготовлен. В свете дня вчерашнее приключение постепенно отступало от Тайноведа. Он оживился, перекидывался с Весельчаком ничего не значащими пустяками, обсуждая, чем бы сегодня им всем стоило бы заняться. Парни уже практически завершили свои поиски в их обиталище, да и в рядом расположенных зданиях – тоже, и теперь нужно было решать, к чему переходить дальше. Весельчак высказал мысль, что не мешало бы, наверное, завтра-послезавтра отправить наконец дозор по окрестностям города – ко входу в долину, возможно – к перевалу. Изучить – что там и как вокруг происходит. Тайновед с ним, в общем и целом, соглашался. Порешили за сегодня подготовится к вылазке, вечером разработать уже подробный план, а с утра – может быть и высунуться наружу. Хотя бы – к входу в долину.

Владислав слушал всё это молча, постоянно ощупывая у себя в кармане куртки сосуд с сонным зельем, который он там обнаружил ещё когда одевался, с ужасом найдя у себя вполне осязаемое подтверждение того, что его ночное приключение отнюдь не было просто очередным кошмаром. Из чего следовало, что и колдовские кинжалы также лежат там, в башне, незримо подталкивая его к предуказанным ему Кольценосцами действиям. Сама мысль о чём постоянно повергала его в судороги тяжкого, неизбывного ужаса. Сознание же его, при этом, как бы двоилось. С одной стоны – он думал об этом с невыразимым негодованием и отвращением. А с другой стороны – его постоянно мучила совершенная обречённость неизбежности всего того, что уже никак не могло не произойти. Какая-то чёрная тень поселилась у него в затылочной части головы, и постоянно сжимала её – как клещами, проникая в сознание сотнями стальных иголочек, прокалывающих мозг всю глубже и глубже, подчиняя себе, и лишая малейшей воли к сопротивлению.

Он сидел перед остывающей серебрянной миской с овсяной кашей, ковыряя с отвращением в ней позолоченной ложечкой, и думал, думал, думал, взирая, сквозь вуаль лихорадочно проносящихся в голове размышлений, на лица своих товарищей, сидящих передним за столом. То, что вчера, та -, в призрачном зале, воспринималось им как нечто само собой разумеющееся, сейчас, возвращаясь в памяти, просто поражало его всей своей дикостью и полной несоразмерностью.

Хозяин Великого Кольца! Надо же! Кем он был ещё вчера? Без году неделя военнослужащий, в мелком чине, проигравшей, поверженной и полностью разбитой армии. Ванька на побегушках, если уж откровенно – "куда пошлют". И вдруг – опаньки! "Ты будешь Властелином вселенной!" Ну – может и не вселенной. Может и не будешь. Но – МОЖЕШЬ им стать! Хотя.. Эти ведь и сами толком ничего не знают. Они лишь хотят вырваться из той ловушки, в которой они сейчас очутились. Ну – вот, попался им первый подходящий. Они за него и уцепились. Пусть идёт и– ищет. Отыщет – хорошо. Не отыщет – его проблемы. Сгинет по ходу – кому какое дело? Таких как он – вокруг море разливанное. Почему бы и не он? И действительно – а куда ему ещё деваться?

А цена – да, цена просто немереная. Сначала – жизни его товарищей. Да ещё – и ЕГО рукой! Говорят – всё равно погибните. А они там, у себя, откуда знают-то, что там враги замышляют? И как он вчера не спросил-то?! Не подумал. Они так убедительно вещали. Понятно, что им нужны тела парней. Для них – это единственный способ выскочить из ловушки. А только он в этом и может им помочь. Хотя.. Обратись они, скажем, к Тайноведу – разве ж тот задумался бы хоть на мгновение? Вряд ли, насколько он его знает. Да и, скорее всего – и обратятся. Если он отступиться. Даже и сомнений нету. Тем или иным способом вниз его заманят – и откроются. И что дальше? Понято – что. Так что как ни крути – а иного выхода для него здесь нет никакого.

Разве что сбежать из крепости? Ничего никому не объясняя? Да ведь – дадут ли? То, что Тайновед вещал там о "свободном уходе".. Обещать – это одно. А вот выпустить – совсем другое. Слишком многое он уже знает. И если попадёт в руки к тем же отщепенцам, скажем... Нет! На месте Тайноведа он его ни за что бы сейчас из крепости не выпустил бы! Ни за что. Да и времени нету. Как только эти поймут, что он отступился, а поймут они это не позже сегодняшней ночи, то они могут Тайноведа сразу же и дёрнуть. Этой же ночью. Или – даже вечером. Да и куда он пойдёт, если выйдет из города? Там же, за стенами, кто его ни поймает – никто живым уже не выпустит. Там одиночкам сейчас делать нечего. Пойти к отщепенцам, что ли? Рассчитывая на милость. Война-то, вроде, закончилась. Но.. До них ведь ещё дойти надо. И потом – после такой пролитой крови – тут достаточно лишь Корабельный Остров вспомнить – могут ведь и не помиловать. Выпотрошат – кто таков, где и скем был, и что делал. И всё припомнят. И стражу острова, и – тех, на реке. Нет. На это особо рассчитать не стоит.

Куда ни кинь – а везде клин, значит. Тут вопрос даже и не в Кольце – это всё ещё вилами по воде писано. Тут если с хозяевами города как-то сладишь, то мож ещё и поживёшь чуток. А нет – так и пойдёшь, в результате, кому-нибудь из них на тело. И здесь его аж перекосило.

– Чё-то наш Счастливчик такой смурной днесь-то? – Громко чавкая осведомился Весельчак, пристально глядя на Владислава. – Что случилось-то?

– Да так – было у нас одно приключеньице вчера. – Хмуро объяснил Тайновед. – Я и то еле в себя пришёл, да и не до конца ещё. А ведь я в жизни своей немало повидал такого. Эдакого. А уж он-то... Не обвык ещё. Молод.

– А что? – Аж жевать перестал Весельчак. – Что-то у вас там было того? С ведовством связанное? Что ль?

– Да, с ведовством, – Неохотно подтвердил Тайновед. – Ноги унесли благополучно – и то хлеб. Я ж вам не зря в башню соваться не советую. Есть основания. Есть.

– Ну – и не будем. – С облегчением отозвался Весельчак. – Вы, благородные, в этом кумекаете – вы, значиться, и разбирайтесь. А мы народ простой – где клинком помахать, там мы и будем. А больше – не нужно. Ведь только испоганим всё, ежели придётся!

И то ли настроение Владислава все как-то почувствовали, то ли разговоры такие поспособствовали, но остаток завтрака провели уже в хмуром молчании. Владислав, по полном отсутствии аппетита, встал из-за стола почти и не поев ничего толком.

Выйдя из трапезной, он совершенно уныло поплёлся за Тайноведом в башню. Там Тайновед, вдохновленный вчерашней находкой, с большим подъёмом занялся поиском тайников в столе и стенах. Он утверждал, что тут непременно должны быть скрытые в стенах железные лари с тайными свитками, и – особенно же ведовскими оберегами. Владислав вяло, только для виду, перебирал бумаги, мыслями же своими он был совершенно далёк от этого занятия. Неумолимо приближалось обеденное время, и он понимал, что это будет тот рубеж, на котором уже неизбежно придется, всё же, перейти к каким-либо действиям. Он лишь старался поменьше думать сейчас о том неизбежном, к чему его неотвратимо подталкивали непреодолимые обстоятельства.

Наконец, почувствовав, что время выбора уже приблизилось вплотную, он вяло промямлил Тайноведу, что вот – дескать, проголодался. Так как за завтраком почти ничего не смог съесть. И что наверное он таки сходит в трапезную – заморить червячка хоть чем-нибудь.

– Ну, иди, иди! – Рассеянно ответил Тайновед, как раз с головой погрузившийся в тщательное простукивание стенки возле очага, где ему послышалось вдруг какое-то ответное эхо.

Владислав вышел за двери, и тут – движимый внезапным побуждением, поднялся по ступеням к престолу, и, щурясь от яркого света, вырывающегося сверху в окна, решительно сел на него, положив руки на каменные подлокотники. Он сидел совершенно неподвижно, вглядываясь в золотистое марево противоположной стены, и пытаясь представить себе, что же мог чувствовать, сидя на этом престоле тот – первый и последний повелитель города, кода у него грудь согревало ещё не остывшее, ещё сохраняющее в себе жар руки Высочайшего волшебное, великое Кольцо. О чём он думал, какие планы строил, чего ждал от своего будущего? Так для него и несостоявшегося будущего.

Тут Владислава неожиданно посетила мысль о том, что, изначально, ведь та, противоположная стена, наверняка была отполирована до совершенно зеркальной поверхности. Это сейчас она лишь тускло отблёскивает в дневном свете. А ведь в те времена она должна была отражать в себе весь этот зал, вдвое увеличивая его размеры! И сидящий на престоле должен был видеть и себя самого в том отражении!

Мысль эта совершенно потрясла его, и он начал пристально вглядываться в это золотистое марево, словно бы надеясь что-то разглядеть там – ухвачено, сохраненное давно уж померкшим зеркальным отраженьем. Золотистый туман поплыл у него перед глазами, голова закружилась, и, внезапно его опрокинутое сознание словно бы сдвинулось в сторону, как кисея, и он увидел перед собой, как отражение в зеркале, престол, но на этом престоле сидел совсем, совсем другой человек! Лицо и тело просматривались весьма смутно, и были видны отчётливо лишь его сосредоточенные, жёсткие глаза, молча, сурового взирающие прямо в лицо Владиславу. Да ещё -на груди у этого человека словно бы вращалось огромное огненной колесо. Сияющее золотом жидкое пламя бежало по нескончаемому кругу, разбрасывая вокруг огненные, золотистые искры, и от этого сияния исходил равномерный, непрестанный гул, словно бы от далёкого водопада.

Владислав аж содрогнулся весь, и замер, будучи не в силах оторвать взгляда от глаз сидящего перед ним на том, отзеркаленном престоле человека. Тот молчал, но глаза его, со спокойным вниманием, листали Владислава, словно бы открытую книгу, распахнутую перед ним. И во взгляде у смотрящего на него не было ни осуждения, ни презрения. Но не было и ни сочувствия, ни симпатии. Лишь холодное, очень заинтересованное, изучающее внимание, да совершенно полное отстранение от предмета своего изучения. Время словно бы застыло, замкнулось для них обоих в одно, непрерывно длящееся мгновение, растянувшееся, при этом, на долгие, долгие часы.

Владислав вдруг понял, что ему очень важно о чём-то спросит сидящего перед ним человека. Но он всё никак не мог догадаться – что же именно такое он должен у него сейчас спросить. А тот всё смотрел и смотрел на него, всё более и более отстраняясь во взгляде, и не проявлял ни малейшего желания помочь Владиславу в его отчаянной умственной пытке.

Потом всё снова поплыло в золотистом тумане, и наваждение рассеялось – Владислав снова сидел на престоле совершенно один – в пустом, полутемном зале, и лишь за правой стеной чуть слышно звучали настойчивые, размеренные постукивания.

Он наконец осознал совершенно отчётливо, что попросту пытается, таким образом, как-то всё оттягивать и оттягивать неизбежное. А ему нужно наоборот – начинать действовать. И чем скорее, тем лучше. А для этого нужно составить себе хоть какой-то последовательный план. Но голова у него была совершенно пуста, мысли путались, и он никак не мог сосредоточится для того, чтобы обдумать предстоящее ему сейчас . Нужно было как-то исхитриться добраться до общего котла, и высыпать туда содержимое склянки. Да так, чтобы содержимое попало бы в миски всем и каждому. А потом – потом ещё умудриться и самому не прикоснуться, никоим образом, к этому блюду.

Чуть помаявшись бесполезно, он попросту махнул рукой, и решил положиться на обстоятельства. Соскочив с престола, он собрался с духом, и уже нервным, спешащим шагом скатился по лестнице меж этажами, стремясь наконец, как можно скорее, попасть в трапезную.

Зайдя в кухню, он обнаружил, что едва не опоздал – Ладненький как раз снимал с плиты котёл с хашем, а Вырвиглаз, в это время, уже расставлял в трапезной посуду на столе. На вопросительный взгляд Ладненького он сконфуженно промычал, что вот – очень уж изголодался после недоеденного завтрака, и что сейчас бы чего-нибудь такого укусил бы, ну там – скажем кусок окорока с краюхой хлеба, или что-то в этом же роде. Ладненький улыбнулся, сказал, что хлеб в печи как раз поспел к обеду – вон, стоит, ещё горячий, а окорок, нарезанный, можно взять вон с того блюда, уже готового к перемещению в трапезную. Но стоит ли – ведь уже буквально сейчас будем за стол садиться?

Словно по какому-то наитию, Владислав, стараясь не глядеть тому в глаза, пробурчал, что когда он проходил по двору, то Весельчак, вроде, просил его зачем-то немедленно кликнуть к нему туда Ладненького – и чем скорее, тем лучше. Что-то ему там нужно от него – во дворе. Ладненький озабоченно глянул на плиту, где всё ещё бурлил, и исходил паром второй котёл – с мясным жарким, убедился – что тот пока, вроде, не пригорает, и прожогом выскочил из кухни.

Оставшись один, Владислав немедленно, весь аж дрожа от возбуждения, подобрался к котлу с хашем, стоявшим сейчас на отдельном столике. Торопясь, и мысленно кляня проклятый карман, который так невовремя умудрился свернуться жгутом, и зажать склянку, которую ему оттуда пришлось буквально выцарапывать, он лихорадочно отодрал хорошо притертую, аж закипевшую крышку, и – застыл, замер, никак не решаясь совершить то необратимое действие, которое, как он постигал совершенно ясно, сейчас же полностью и опрокинет всю его жизнь в совершенно зловонную пропасть, откуда уже не будет для него никакого возврата.

Он всё ещё стоял над дышащим жарким паром котлом, и никак не мог решится на хоть какое-либо действие, как в коридоре уже послышался топот ног Ладненького, бегом возвращавшегося назад. Здесь Владислав дёрнулся испуганно, и почти бессознательно, опрокинув склянку кверху дном, одним движением высыпал весь бурый порошок оттуда прямо в котёл, а затем, поспешно схватив большую серебряную поварёшку, начал с усилием перемешивать густой суп, стремясь распределить зелье в котле как можно равномернее.

Так – с поварёшкой в руке, его и застал Ладненький, стремительно влетевший в кухню – с немым недоумением в глазах.

– И чего это ты вдруг решил, что он меня кликал-то? – С изумлением воскликнул он увидев Владислава.

– Нет? Не кликал? Ну значит – мне показалось, – Стараясь произносить с трудом выталкиваемые из горла, внезапно схваченного судорогой, слова с наиболее возможной беспечностью, ответил ему Владислав. Кидать поварёшку уже было явно поздно, и поэтому он пояснил с улыбкой – Вот, решил попробовать, что у тебя вышло. Вкусно, однако!

– А то! – С гордостью отозвался Ладненький. – Но ты, брат, того – уши себе хорошо прочисть в следующий раз-то! А то бегаю как заяц, да ещё ты меня и полным дураком перед Весельчаком выставил! А оно мне надо?

В последнее время чинопочитание в отряде явно размывалось – ещё недавно Ладненький никогда не позволил бы себе разговаривать со старшим по чину подобного рода образом – что бы там ни случилось бы между ними.

– Да ладно, извини, друг! Ну, промашка вышла. Бывает. – Постарался сгладить произошедшее Владислав.

– Ну лады, бывает, чего там! – Отмахнулся, постепенно отходя от возмущения, Ладненький. – Вот – поможешь мне котёл в трапезную оттарабанить? Пока там Вырвиглаз посудой занимается? Всё быстрее будет. Я, раз уж всё равно там был, то парней пожрать и кликнул – они уж, наверное, все и в трапезной – так чтоб не остыло?

Владислав с охотой согласился. Они перетащили оба котла на развозной столик, с колёсиками, поставили туда же хлеб и мясную нарезку, и покатили всё это, совместными усилиями, через коридор в трапезную. Владислава, при этом, аж трясло от возбуждения, и ему приходилось прилгать огромные усилия, чтобы держать себя, более-менее, в руках, дабы Ладненький ничего не заметил.

В тапезной уже сидела вся братия – даже кликнули часового с башни над воротами. Все были распарены воинскими упражнениями, которыми они как раз во дворе и занимались перед этим. Владислав, входя туда, внутренне весь аж сжался – Весельчак-то волк матерый, и – как бы не заподозрил вдруг чего неладного во всей этой истории! Но тот лишь весело прошелся по поводу плохого слуха у Счастливчика, и на этом недоразумение было исчерпано. Да и то – вроде бы хоть какого-то малейшего повода опасаться сейчас подвоха, от находящихся в крепости, у него, пока что, совершенно не было. Так что – не насторожила его вся эта странная история. Хотя – вполне и могла бы.

– Раз уж ты тут, то мож сходишь за командиром-то? – Обратился к нему Ладненький. – Чтобы глотку не драть во дворе-то?

– Да я даже лучше сделаю. – С готовностью подхватил его предложение Владислав. – Давай-ка, возьму на поднос, и отнесу ему перекусить наверх сам. И себе тоже захвачу. Мы там и поедим, чтоб командир туда-сюда не бегал-то. А то он там сейчас весьма увлечён одним делом. Думаю – не захочет отрываться! Но если что, то мы сюда спустимся, конечно же.

– Ну снеси, отчего же не снести! Будете уходить вечером – захватишь пустую посуду. Чтоб не валялась там? – Осведомился Ладненький.

– Да захвачу конечно же! – Радостно согласился Владислав, сейчас склонный ублажать и гладить по шёрстке всех и вся – лишь бы кто чего не заподозрил бы в происходящем, и – не насторожился бы. – Ты только наложи в миски-то, и поставь на поднос!

Ладненький взял серебряный поднос из посудного ларя, и начал накладывать порции в миски. В это время Вырвиглаз уже разливал парням хаш, и первые, получившие свои порции, принялись, громко сёрбая, хлебать его серебряными же, густо позолоченными ложками, входившими в посудный набор трапезной – видимо, таки хорошо проголодались.

Соорудив споро поднос на двух едоков, Ладненький и сам, не мешкая, тут же примостился за столом, на пару с Вырвиглазом – он страсть как не любил остывшее. Чуть помешкав, и убедившись, что к первому блюду основательно приложились все, сидевшие за столом, Владислав, держа двумя руками тяжеленный поднос, медленно поплёлся в башню. Его, мучительным гнётом на сердце, непрестанно тяжко терзала мысль о том, что же он сейчас творит-то со своими товарищами!

Но впрочем, не успел он войти в Башню, как сознание его уже полностью захватила лишь забота о том, как же ему, всё же, сейчас таки убедить Тайноведа непременно пообедать в рабочей комнате. Блестящая мысль о доставке зелья командиру в башню пришла ему тогда, когда он сообразил, что пока тот спустится вниз, зелье может уже начать действовать. И как тогда объяснять ему повальный и беспробудный сон в трапезной?! А тут уж его даже под угрозой смерти к еде прикоснуться не заставишь, вестимо! И что дальше? В свою же способность справиться с насторожившимся, уже подозревающим недоброе Тайноведом Владислав совершенно не верил.

Вообще – отряд явно распустился. Ещё недавно никому и в голову бы не пришло приступать к еде до тех пор, пока командирство не соизволит усесться во главе стола. А теперь вот – ничего. Вон – даже Ладненький не озаботился кликнуть командира сверху сразу же, как забирал парней с улицы. Хотя – возможно, он попросту полностью отвлёкся на выяснения с Весельчаком по поводу истории о ложном вызове. Вот и позабыл. А потому решил, что пусть уж заваривший эту кашу Счастливчик сам всё и исправляет.

Ему несколько раз пришлось ставить поднос на землю, чтобы открыть для себя двери. Свою долю он решительно тут же спрятал внизу – в той же караулке, где были укрыты кинжалы. Рассеяно подняв истлевшее драньё, он полнял один из них, и начал вертеть в руке, рассматривая его в рассеянном свете дня, просачивавшегося через открытые бойницы.

Кинжал был не так чтобы уж очень длинен – пяди с полторы в клинке, пожалуй – не более. Очень узкий – скорее походивший на шило в ножнах. Рукоять завершалась небольшим белым костяным шариком, с затейливой резьбой, где переплетались магические рисунки с надписями, выполненными приземистыми, угловатыми буквами – скорее всего, это был древний язык Чернограда, котором сейчас почти никто уже и не пользовался, хотя на именно на этом языке в Цитадели, как он успел узнать за своё короткое пребывание там, и велось всё делопроизводство.

Он осторожно вытащил кинжал из простых, чёрных ножен. Лезвие, неожиданно легко вышедшее оттуда – хоть и сидело оно в ножнах достаточно крепко, было действительно очень узким, но, всё же, при этом имело двустороннюю заточку, и невысокое ребро посредине. А вот кончик его действительно напоминал швейную иглу гигантских размеров. Лезвие было также вычернено, но острие смотрелось, при этом, словно бы охваченым как бы слегка водянистым, как бы стекающим по нему непрестанно бледным, синеватым пламенем, струйками сбегавшим вниз по лезвию. И было в этом пламени что-то столь ужасное, что-то столь завораживающее взор, что, едва вытащив клинок наружу, Владислав тут же поспешно вернул его обратно – в ножны, немедленно погасившие это невыносимо смертельное, ледяное свечение.

Подвес ножен у кинжала имел небольшие поперечные ремешки с застёжками, явно предназначенные для того, чтобы его можно было надеть на руку – скрыть под рукавом. Повинуясь внезапному побуждению, пришедшему ему в затылок словно бы откуда-то сзади, Владислав снял куртку, расстегнул застёжку на левом рукаве рубахи, закатал рукав, и прихватил руку этими ремешками так, чтобы рукоять кинжала совершенно скрывалась бы под свободно опущенным рукавом. Левую руку его, при этом, тут же начал пронизывать совершенно парализующий течение крови в ней леденящий жар.

Вооружившись таким образом, и снова натянув куртку, Владислав подхватил поднос с обедом для Тайноведа, и поспешно взбежал на второй этаж. Когда он зашёл в комнату к Тайноведу, тот сидел за рабочим столом в крайней задумчивости, полностью углубленный в изучение какого-то предмета, находившегося перед ним. Аккуратно поставив поднос на столик у окна, Владислав подошёл к его столу спереди, и с изумлением увидел, что перед Тайноведом там стоит плоская шкатулка чёрного дерева, поверх которой, на обесцветившейся от времени, когда-то, видимо, бордовой, а сейчас – белесо-красноватой бархатке лежит венец, исполненный в виде обруча, искусно сплетённого из виноградной лозы, с резными листьями и небольшими гроздьями по кругу.

– Смотри-ка, что я нашёл в схорне – возле очага-то! – Возбуждённо-радостно воскликнул тот, бережно понял венец двумя руками, и повернул его передней частью к Владиславу. Там, в том месте, где части непрерывной лозы сходились меж собою – как бы двумя ветвями, в сплетеньи листьев покоился огромный, великолепной огранки рубин – как большая капля свежей крови в тонком переплетении их искусно выделанных резных заокраин.

– Что это? – С благоговейным изумлением спросил его Владислав, любуясь великолепной работой золотарного искусства, и – особенно же, переливчатым сверканием света на переплетениях мелкой огранки драгоценного камня – не круглого, а скорее – немого овального, вытянутого в оправе вдоль венца, и размером, пожалуй – с перепелиное яйцо. – Неужели ж это корона королевства отщепенцев?!

Ну, нет, ну что ты! – Отзывался Тайновед, приподнимая левой рукой бархатку, открывая шкатулку, и возвращая её туда, дабы затем аккуратно уложить венец поверх неё. – Корона Белгородцев, брат, чтоб ты знал – всегда хранилась в их столичном граде, а позже переместилась в крепость в горах – по ту сторону реки. Нет – я думаю.. Я полагаю, что это – венец владетеля того града, в котором мы сейчас и находимся. Принадлежавший его создателю, и – покоившийся на его челе тогда, когда он восседал на своём престоле – в зале за стеной. Поэтому-то он его здесь и оставил, когда покидал город – в тайном схроне, в своей рабочей комнате.

Возможно, что даже его наследники об этом венце ничего не знали. А возможно – знали, но не пользовались после его смерти. Да и они-то тут вряд ли часто появлялись. В основном здесь распоряжались наместники. А наместнику-то пользоваться этим венцом с очевидностью нельзя было. Потому – что это лишь для наследников королевской крови. А потом, когда город взяли Колценосцы – они его то ли не нашли, то ли он им и не к чему был-то. Это, брат, ведь не только драгоценная побрякушка. Это – ключ города, исполненный древнего ведовства. Которое ведовству Кольценосцев должно было быть запредельно враждебным.

Я-то его и сам, можно сказать, совсем случайно обнаружил. Там не было замков – только запорные заклятия. Ничего особо сложного. Но – схрон был так искусно спрятан в стене, что не зная что искать – его найти было практически невозможно. Сам не знаю, как у меня это получилось! Видимо сейчас, после того, как ослабли заклятия Кольценосцев, эта штукенция и вспрянула. А мы ведь с отщепенцами, что ни говори – близкой крови. Вот она мне и отзывалась!

– Но – и мы тоже пока погодим это испытывать в деле. А то – кто знает, кто знает, что этим здесь разбудить можно. Сейчас-то. Может быть – позже, да.. Позже. Кстати – а что это ты сюда притащил-то? – Вдруг осведомился он с изумлением, и даже привстал немного, стремясь заглянуть Владиславу за спину.

– Это? – Замямлил тот, разом выпадая из завораживающего плена волшебного сияния тёмно-багрового камня, полностью захватившего его сознание, и таки, разом, вспоминая, зачем же он сюда, на самом-то деле, явился. – Это я.. Ну, я подумал, что раз уж я там был-то, когда обед созрел, то – чтоб тебе туда-сюда не бегать.. В общем – захватил для тебя твою порцию. Чтоб ты тут значит поел бы. Без отрыву – значит. Так как бойцы уже жрать начали нас и не дожидаясь!

– Ну, польщён, польщён! – Усмехнулся Тайновед – С чего такие нежности? У Ладненького хлеб отбиваешь, значит? Ты ж порученец, а не денщик!

– Да я, вот, подумал.. В общем, – Продолжал мямлить Владислав, внутренне сгорая от невыносимого стыда, и кромешного ужаса при мысли о том, что будет если его грубая игра вдруг вскроется. – Ну, так – почему бы и нет? Мне не тяжело, а тебе – проще.

– А ты что же? Или вы там уже поели? – Хмыкнул тот.

– Не.. Я так – как сошёл-то, то сразу же и перехватил на скору руку. А тут – Ладненький уже на стол накрывает. А мне уж и есть-то расхотелось. Перебил себе желание значит. Ну, подумал – значит сразу же тебе и отнесу. А коль до ужина-то проголодаюсь – то снова схожу, перекушу.

– Да нет, я наверное всё же к парням спущусь. – Махнул рукой Тайновед. – Тебе за заботу спасибо, конечно. Но.. Знаешь ли – вот тут давит с утра целый день! – И он, быстрым движением, положил руку на грудь, с левой стороны. – Сосёт что-то. Словно предчувствие какое-то! В общем – не смогу я работать больше сегодня. Венец вот нашёл – и ладно. Хватит. Да и – к парням меня сейчас чего-то тянет уж очень. Хочется общения-то. Тошно, мне парень. Тошно! – Пожаловался он. – Так что пойду – выпью вина, поболтаю там с парнями – мож и отпустит!

Продолжая сочувственно улыбаться командиру, Владислав, тем временем, попросту аж весь заледенел внутри. Там же, внизу, зелье вполне возможно уже и уложило парней! Спустится тот вниз, увидит их – сразу же поймёт, что дело тут нечисто! А потом – потом он из него всю душу вытряхнет-то! Чтоб дознаться, в чём тут дело-то. А там и парни в себя придут! А в свою способность противостоять даже и одному Тайноведу, если дело дойдёт до открытой схватки, Владислав совершено не верил.

– Ладно, вот – сейчас уложу венец назад, в схрон, а заодно покажу тебе, как он открывается – весьма любопытно... – Обходя стол со шкатулкой в руках начал было Тайновед.

Но лихорадочно пытающийся найти выход из ужасного положения Владислав, который успел отступить к открытому окну, внезапно, по какому-то внутреннему наитию, вдруг сделал вид, что заинтересованно вглядывается куда-то вдаль, и – резко, на полуслове, прервал его речь громким восклицанием, в которое он постарался вложить как можно больше искренности:

– Ой! Что это там такое?!

– Где, где?! – Встрепенулся Тайновед, подскочил к окну, и, быстрым движением, не глядя, поставив шкатулку на стол, резко отодвинул подавшегося назад Владислава от окна, после чего – выглянул наружу.