Текст книги "Второе дыхание"

Автор книги: Александр Крон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Л е б е д е в а (в упор). Сейчас отходит катер?

Б а к л а н о в. С чего вы взяли?

Л е б е д е в а. Не лгите. Я отлично поняла. (Быстро схватила свой плащ и чемоданчик.) Бегу. Прощайте.

Б а к л а н о в. Стоп!

Л е б е д е в а (обернулась). Что такое?

Б а к л а н о в. Видите эту кнопку?

Л е б е д е в а. Вижу. Что дальше?

Б а к л а н о в. Сделаете еще шаг – я ее нажму. Будет боевая тревога по всему острову, и ни одна посудина не отойдет от пирса. Хотите?

Л е б е д е в а. Вы этого не сделаете.

Б а к л а н о в. Сделаю. У меня, как вам известно, слово с делом не расходится.

Л е б е д е в а. У меня тоже не часто. Рискуете?

Б а к л а н о в. Рискую. (Кладет палец на кнопку.) Я вам больше скажу. Если вы сию же минуту не отойдете от двери и не сядете на этот стул нажимаю.

Л е б е д е в а. Вы с ума сошли...

Б а к л а н о в. Счет идет до трех. Раз. Два...

Л е б е д е в а (порывисто идет назад и садится). Черт бы вас взял. Вы еще в самом деле...

Б а к л а н о в. Грубо.

Л е б е д е в а. Не до нежностей тут. (Пауза.) Фу, мерзость какая! Сижу. Как вам это нравится? Но вы – хороши... Из-за бабы устроить переполох на весь остров, поднять усталых людей... Как только в голову может прийти? Неужели вы могли бы?.. (Покосилась на кнопку.)

Б а к л а н о в. А вот теперь это неизвестно. Может быть, да, а может быть, и нет.

Л е б е д е в а. Неужели я сделала ошибку? Но все равно – я играю честно. (Смотрит на часы.) Делать нечего – остаюсь. Все равно поздно. Но я вам этого не прощу.

Б а к л а н о в. Чего?

Л е б е д е в а. Вот этого. А главное – самодовольного вида, с которым вы на меня смотрите. Терпеть не могу. (Разглядывает его, ища, к чему бы придраться.) Зачем вы носите в будний день все свои ордена? Хоть бы уж ленточки носили, что ли... Если весь этот блеск рассчитан на меня, то должна вас огорчить – я к нему почти нечувствительна.

Б а к л а н о в (суховато). Прошу прощения. По традициям нашего дивизиона, офицеры выходят в боевой поход всегда в кителях первого срока и при всех орденах. Я как раз хотел просить у вас разрешения переодеться. (Только теперь он замечает новые погоны и нашивки на кителе, висящем у изголовья кровати. Переодеваясь, он растроганно бормочет.) Смотрите-ка. Готово дело. Золотые у меня ребята.

Л е б е д е в а. Ребята? Они умеют шить?

Стук.

Б а к л а н о в. Кто? Войдите.

Вошла Ершова с подносом.

Ставьте сюда. Вот так – спасибо. Не надо, идите, мы сами управимся.

Л е б е д е в а (когда за Ершовой закрылась дверь). Почему вы так с ней неприветливы? По-моему, она в вас влюблена и... ревнует.

Б а к л а н о в. Что? Пусть только попробует – сразу спишу на материк. У меня их раньше шестеро было: санитарки, радистки – всех разогнал. Эту держу, и то потому, что уж очень неказиста, никто на нее не заглядывается. Не при вас будь сказано – не терплю матросов в юбке. Вообще-то говоря, они старотельные, есть даже очень смелые, не хуже любого парня, но при нашей островной жизни – это самый яд. Народ, знаете, все молодой... До меня тут был один случай, так следственное дело завели.

Л е б е д е в а. Какое?

Б а к л а н о в. "О целовании часового на посту".

Л е б е д е в а (рассмеялась). Меня вы, стало быть, тоже не признаете?

Б а к л а н о в. Вы – другое дело. Да тоже, правду сказать, солдатское сукно вас не красит.

Л е б е д е в а (снимает китель и остается в шелковой блузке с открытыми до локтя руками). Так лучше?

Б а к л а н о в. Еще бы. Гораздо больше к вам идет. Я ведь вас всегда только в белом халате видел.

Л е б е д е в а. А в халате я вам не нравилась?

Б а к л а н о в. Не играйте с огнем, Варвара Михайловна.

Л е б е д е в а (пожала плечами). Страх божий! Чего мне бояться? Я совершенно спокойна за себя... и за вас.

Б а к л а н о в. А я за себя не очень.

Л е б е д е в а. Ладно, бросим это. Выяснилось, что я проголодалась. Положить вам?

Б а к л а н о в. Не хочу кушать.

Л е б е д е в а. Есть.

Б а к л а н о в. Что?

Л е б е д е в а. Когда говорите о себе, лучше сказать "я ем" – лучше звучит.

Б а к л а н о в. Пожалуй, верно. А почему?

Л е б е д е в а. Никогда об этом не думала. Но всегда, когда человек говорит про себя "я кушаю", я не могу удержать улыбки. В этом есть какая-то забавная важность.

Б а к л а н о в. А быть важным – плохо?

Л е б е д е в а. Плохо. Человек должен быть гордым. А важными бывают только лакеи.

Б а к л а н о в (подумал и вдруг рассмеялся). А верно! Очень верно! (Вынул бутылку и стаканы.) Налить?

Л е б е д е в а. Налейте. На фронте я научилась пить. Говорят неженственно. Вот кончится война, выпью на радостях и брошу.

Б а к л а н о в. Не будете служить?

Л е б е д е в а. Нет. Хватит. И так совсем мужиком стала. Да, кстати. Где вы меня собираетесь устроить на ночь?

Б а к л а н о в. Вон, на кровати комиссара. А больше у нас негде.

Л е б е д е в а (оглянулась). Это кровать Максима Федоровича? Ну, конечно – вот и гитара висит. Он прелестный парень, мы с ним очень подружились.

Б а к л а н о в. Максим? Душа-человек. Скучаю без него. И он тоже пишет: скучаю. Сбежать от вас грозится.

Л е б е д е в а. Пусть только попробует. (Показывает на перевернутый шкаф.) А здесь кто спит?

Б а к л а н о в. Столяров. Тоже, между прочим, мужик с головой.

Л е б е д е в а. Он скоро придет?

Б а к л а н о в. Навряд ли. Я ему приказал немца допросить. Да вы не беспокойтесь – он себе место найдет.

Л е б е д е в а (встала). Вот что, Бакланов... Или вы немедленно его позовете...

Б а к л а н о в. Опять? Никуда вы не уйдете.

Л е б е д е в а. Бакланов!

Б а к л а н о в. Меня зовут Сергей Романович. Я вам говорю – уходить вам некуда. Уйду я. А вы останетесь здесь.

Л е б е д е в а (садясь). Ну, к чему это? Вдвоем вы мне ничуть не помешали бы. Когда я была в морской пехоте, мне приходилось по нескольку суток подряд спать не раздеваясь вместе с бойцами, и меня это ничуть не смущало. А теперь вам действительно придется уйти.

Б а к л а н о в. И уйду. Только, если разрешите, дождусь звонка от начальника политотдела. Он обещал позвонить через полчаса.

Л е б е д е в а. Не больше? Я устала и хочу спать.

Б а к л а н о в. Полчаса. Теперь даже меньше.

Л е б е д е в а. Хорошо. Посмотрим.

Б а к л а н о в. Все еще сердитесь?

Л е б е д е в а. Сержусь. Никогда не прощаю бесцеремонности. Я совсем не хотела вас видеть сегодня.

Б а к л а н о в. Сегодня?

Л е б е д е в а. Нет, вообще.

Б а к л а н о в. Неправда.

Л е б е д е в а. Ну, знаете... Вы наглец.

Б а к л а н о в. Ладно, пусть. А все-таки – неправда.

Л е б е д е в а. Нет, правда. И вы не должны создавать себе иллюзий из того, что я несколько необдуманно вела себя там, в госпитале. И если вас тогда поцеловала, то это потому, что была ужасно довольна... собой. Когда с вашего лица сняли впервые повязку и вдруг до меня дошло, что я молодец, умница, настоящий хирург – я не смогла удержаться. В эти дни я вас почти любила... как свое произведение. Я очень гордилась вами. Вот и всё. (Пауза.) Скажите, это правда, что вам позвонят? Если вы возлагаете какие-нибудь надежды на эти полчаса, то лучше сразу уходите спать. Я понимаю, гвардейцы привыкли побеждать, но полчаса – это все-таки очень мало.

Б а к л а н о в. Бывает, что и достаточно.

Л е б е д е в а. В самом деле? В таком случае, я не завидую вашим успехам. Вообще, вы глупо себя ведете и начинаете говорить пошлости. Сядьте, пожалуйста. Ну, какой смысл пытаться обнять женщину, которая этого не хочет.

Б а к л а н о в. Точно. Никакою.

Л е б е д е в а (смягчилась). Я считаю, что вы могли бы ко мне относиться лучше. Хотя бы с большим уважением. Смотрите, как я вас отлично починила. Шрам на щеке почти не виден. Цените. Благодаря мне вы по-прежнему можете одерживать легкие победы над женщинами... более неприхотливыми, чем я.

Б а к л а н о в. Вы что – нарочно меня злите?

Л е б е д е в а. Вы вольны не слушать. Я не злю, а злюсь. Издали вы мне больше нравились. Иногда я с удовольствием вспоминаю наши прогулки по саду, какие-то обрывки разговоров... На вас был серый халат, из-под которого всегда торчали белые тесемки, но тогда вы казались мне милее. В вас есть нечто... ну, ладно, это не ваше дело – вы и так достаточно самонадеянны. Вы ведь живете в ощущении, что для вас никаких преград не существует.

Б а к л а н о в. Приблизительно так.

Л е б е д е в а. Очень мило. А главное – скромно.

Б а к л а н о в. Не пойму, что ко мне все привязались с этой скромностью? Что от нее – польза государству? А если мне так легче жить?

Л е б е д е в а. Как?

Б а к л а н о в. Верить, что я все могу.

Л е б е д е в а. А вы все можете?

Б а к л а н о в. Я вам так скажу: всякий человек все может. Если очень хочет.

Л е б е д е в а. Откуда вы это знаете?

Б а к л а н о в. Знаю. Я четвертый год воюю и вижу. На войне человек ежели чего-нибудь очень захочет – он или погибнет, или добьется.

Л е б е д е в а. Однако может и погибнуть?

Б а к л а н о в. На даровщинку большие дела не делаются. Мне – везет.

Л е б е д е в а. Пока.

Б а к л а н о в. И дальше будет везти. Я счастливый.

Л е б е д е в а. Почему вы так в этом убеждены?

Б а к л а н о в. Да что вам – жалко, что ли?

Л е б е д е в а. Нет, не жалко. Но, по-моему, это поза.

Б а к л а н о в. Пусть будет, как вы говорите, поза. А если я за нее отвечаю?

Л е б е д е в а. Чем же?

Б а к л а н о в. Всем своим достоянием. Честным именем и почти целой шкурой. Мало?

Л е б е д е в а. Молодец! Ответил с достоинством. Нет, Сергей Романович, это не мало. И я искренне верю, что вы прекрасный командир, герой и за каждым вашим орденом стоят настоящие боевые дела. Не понимаю только, почему на этом единственном основании вы считаете, что всякая женщина должна по первому вашему знаку броситься вам на шею? Разве ваши несомненные заслуги дают вам право разговаривать со мной тоном завоевателя?

Б а к л а н о в (почесал в затылке и рассмеялся). Крепко! Сдаюсь. Ладно, тогда объясните мне такую загадку природы: а почему женщина, если она красива, чувствует себя рожденной повелевать? Я-то хоть воевал, а тут что? Наследственность и хорошее питание в детстве. Разве красота – заслуга, чтоб ею так гордиться?

Л е б е д е в а. Справедливо. Но при чем тут я? Разве я красивая женщина?

Б а к л а н о в (убежденно). Ну, конечно. Вы – красавица.

Лебедева внимательно вглядывается в лицо Бакланова и

вдруг разражается искренним смехом.

(Недовольно.) Опять что-нибудь не так сказал?

Л е б е д е в а (сквозь смех). Милый вы мой, какая же я красавица? Вы посмотрите на меня получше. Слов нет, я вам очень благодарна, но нельзя же так... Я совсем не красивая и даже не очень молодая...

Б а к л а н о в. Не может быть, чтоб вы так думали.

Л е б е д е в а. Почему? Я совсем не плохого мнения о себе. Но заблуждаться на свой счет – это значит быть смешной.

Б а к л а н о в. Что же в вас такое есть, что мне кажется... (Запнулся.) Ну, почему вы мне так нравитесь?

Л е б е д е в а. А, милый мой! Во мне действительно кое-что есть. Я человек и, если приглядеться, не очень скучный, со мной можно дружить и, может быть, я даже способна сделать кого-то счастливым. Но вам лень и некогда разбираться во всем этом. Ну, хватит. Пью последнюю и то потому, что очень продрогла. Будьте здоровы. Сергей Романович, и не сердитесь, если я говорю не то, что вам хочется. Вы милый парень, и я о вас всегда очень тепло вспоминаю. А видеться нам все-таки не надо.

Б а к л а н о в (приближается). Почему?

Л е б е д е в а. Потому что ни к чему.

Б а к л а н о в (взял ее за руку). Нет, скажите.

Л е б е д е в а. А хорошо срослось у вас здесь, над бровью. Рубец почти не виден. Можно потрогать? (Она пытается освободить руку, но ей это не удается. Быстро и безмолвно он обнимает ее. Она тихо вскрикивает и пытается оттолкнуть, но затем сдается и прижимается к нему. Это длится секунду. Затем она резко вырывается и отступает назад. Они молча смотрят друг на друга. Он хочет что-то сказать, но она останавливает его жестом, на несколько секунд закрывает ладонью глаза и лоб. Теперь она опять внешне спокойна, и только в голосе ее слышится нечто похожее на ожесточение.) Слушайте меня, Бакланов. Я женщина безмужняя, фронтовая, обета вести святую жизнь никому не давала, и никто меня не осудит, если я разрешу вам здесь остаться. Никто, кроме меня самой. Я знаю, что буду об этом жалеть. Оставайтесь. Но это значит, что вы меня видите в последний раз. Если же вы хотите встречаться со мной и дальше – вы сейчас сядете вон туда, и мы до звонка будем мирно разговаривать. Вот. Выбирайте. Всё в ваших руках.

Б а к л а н о в (недоверчиво всматривается в лицо женщины). Рискуете?

Л е б е д е в а. Рискую.

Б а к л а н о в (заходил по комнате. Пауза кажется бесконечной. Наконец он остановился, выдавил хрипло). Давайте разговаривать.

Л е б е д е в а (вздох счастья). Вот и хорошо. Садитесь к себе на кровать, а я сяду тут, у печки. И расскажите мне о себе. Ведь я знаю вас ничтожно мало. Никак не могу угадать, каким вы были до войны. Вы ведь не кадровый?

Б а к л а н о в. Нет. Я речник, торгаш. Плавал по Белой, по Каме. Спортом немного баловался: летом – греблей, зимой – лыжами. До войны я бы вам больше понравился.

Л е б е д е в а. Почему?

Б а к л а н о в. Никакой во мне самоуверенности не было. Иной раз вспоминаю себя прежнего – и смешно, и вроде как холодок по спине... Ни дураком, ни трусом не был, но скажи мне кто-нибудь тогда, что я дивизионом буду командовать, я бы, кажется, от одного страху помер. Сережка Бакланов, провинциал, тихоня!.. У нас на камских пристанях девчата шустрые, дразнилки, как начнут заводить – эй, тихоня! Если бы не крестный...

Л е б е д е в а. Какой крестный?

Б а к л а н о в. Радужный Василий Васильевич. Начальник политотдела. Знаете?

Л е б е д е в а. Немножко.

Б а к л а н о в. А я – как себя. К нему приглядеться надо, он сразу до себя не допускает. Старого закала матрос, Зимний дворец брал. Он меня в партию принимал и командовать благословил. Помню, уходил я в первый поход провожать приехал. Хромой, однако лезет на мостик. Сунул лапу, только два слова и сказал: "Верю – можешь". Оказалось – могу. И тут у меня словно второе дыхание открылось.

Л е б е д е в а. Не поняла. Дыхание?

Б а к л а н о в. Эх вы, доктор, а не знаете. Вот когда на лыжах идешь на большую дистанцию, несколько километров пройдешь, устанешь сразу, ноги что каменные, во рту сухота, в пот ударяет, хоть бросай палки да ложись. Мертвая точка. Как подумаешь, что еще километров двадцать переть – оторопь берет. А все-таки посылаешь себя – иди! Перемогнешься, перемучаешься километр-другой, глядишь и открылось у тебя второе дыхание. Не берусь в точности объяснить вам, что за явление, но только чувствует человек прибывают в нем силы, будто резервы подошли, и идет он все ходче, легче, откуда что берется, и уж он знает теперь, что не двадцать, а все пятьдесят отхватит, и мороз-то его только веселит... Словами не расскажешь, это испытать надо. (Пауза.) Не надоел я вам? Что же Радужный не звонит?

Л е б е д е в а. А зачем он должен звонить?

Б а к л а н о в. Дела какие-нибудь. Ну, и поздравить, наверное, хочет. Сказать, что выговор снял.

Л е б е д е в а. А у вас был выговор? За что?

Б а к л а н о в. За врага моего. За майора Однорукова. Есть у нас такой гусь в политотделе. Парень на все руки – и лектор, и инспектор, и редактор, но скучный, как тележный скрип. Всех поучает, а сам до сих пор носа от кормы отличить не может. Прислали его к нам на праздник с докладом. Гвардейцы мои ворчат. Опять, говорят, будет мочалу жевать, весь праздник испортит. А у меня характер: люблю, чтоб все было первый сорт. Подумал я: эх, была не была – не допущу и всё! Посадил его на катер – и назад. Сам доклад сделал. Не хочу хвалиться, но все были довольны. Ну, конечно, на другой день скандал. Одноруков – рапорт. Радужный психанул, звонит: "Такой, сякой, как ты смел моего представителя... Объявляю выговор". Но, между прочим, Однорукова с лекторов снял. Однако, глядите-ка, жив курилка, очерки теперь про меня пишет. (Поморщился.) О-ох!

Л е б е д е в а. Что с вами?

Б а к л а н о в. В колене заныло. К перемене погоды.

Л е б е д е в а. Как вы думаете – к утру стихнет море?

Б а к л а н о в. Надо надеяться. А вон за вами на стене барометр взгляните.

Л е б е д е в а (встает и идет к барометру). Не могу разобрать. Нет, вижу – семьсот сорок пять. Это хорошо?

Б а к л а н о в. Да. Поднимается.

Л е б е д е в а. Что это за красотки развешаны у вас на стенах? Вам они очень нравятся?

Б а к л а н о в (голос его звучит сонно). Ребята повесили. Нехорошо? Ну, так сорвите их и бросьте куда-нибудь. Завтра Ершова уберет.

Л е б е д е в а. Разрешаете? (Она снимает картинки одну за другой, и, когда подходит к кровати Бакланова снять последнюю, он уже спит полулежа, запрокинув голову.) Сергей Романович! Вы спите? (Она слегка тормошит его.) Сергей Романович! Проснитесь. (Пауза.) Что же делать? (Она долго смотрит на него смягчившимся взглядом.) Устал. По как же теперь?.. (Наконец она принимает решение. Быстро и умело стаскивает с него сапоги, с некоторым усилием поднимает его ноги на кровать, поправляя подушку, еле заметно погладила его по волосам. Затем, тихо ступая, отошла.)

Загудел зуммер.

(Поколебавшись, снимает трубку.) "Русалка" слушает. Говорит два ноль два? Ага, понимаю. Слушаю вас. Я врач. Да, врач. Нет, не ранен. Спит, сейчас я его разбужу. Да нет, здоров вполне. Просто очень утомлен. Не надо будить? Я тоже так думаю. Переключить на оперативного? А как это делается? Ага, понимаю. Есть. Спокойной ночи. (Она щелкает рычажком переключателя, кладет трубку, затем сбрасывает сапоги и, не раздеваясь, ложится на отведенную ей кровать. Бросает последний взгляд на Бакланова и укрывается с головой шинелью.)

Слышен только шум моря и треск догорающих в печке

углей.

Занавес

Действие второе

происходящее на следующее утро в палисаднике перед

домиком. Домик крошечный, типично немецкой постройки,

с остроугольной крышей, расположен на высоком берегу

острова. Отсюда открывается вид на спокойное, чуть

подернутое рябью море. На горизонте угадываются

окутанные утренней дымкой силуэты маленьких гористых

островков. Прямо против крыльца – калитка. За

калиткой деревянный помост и лестница, ведущая вниз к

пристани. Ни пирсов, ни кораблей не видно, торчат

только верхушки мачт с антеннами и вымпелами.

Палисадник сильно поврежден обстрелом и вытоптан, но

еще хранит следы педантической заботы бывших хозяев.

Аккуратные клумбочки, ровно подстриженные кустики

вдоль изгороди, старательно обмазанный известью ствол

хилой яблони. К нему гвоздем прибит жестяной

умывальник. Тут же стоит кадка. Одно из окон первого

этажа раскрыто настежь, виден угол стола и стоящий на

нем телефонный аппарат. Это "дежурка". На переднем

плане дощатый круглый стол на одной врытой в землю

ноге и несколько табуретов. На табурете сидит

Маликов. Он курит. Володя, с автоматом на шее,

прохаживается около калитки. Неподалеку от калитки

установлена большая стереотруба на треноге.

В о л о д я. Старшина! Покурить оставь.

М а л и к о в. На посту не курят.

В о л о д я. Так ведь затянуться только.

М а л и к о в. Детям – вредно.

В о л о д я. Не вредней бомбежки. Оставь, а?

М а л и к о в. Отвяжись. (Пауза.)

В о л о д я. Слушай, старшина...

М а л и к о в. Сказал – не дам.

В о л о д я. Не надо. Я спросить хочу. За что тебе орден?

М а л и к о в. "Юнкерса" сбил.

В о л о д я. Неужто из пулемета жахнул? Сам?

М а л и к о в. Ясно.

В о л о д я. Лихо! Вот бы мне этакое счастье привалило.

М а л и к о в. Счастье тут ни при чем.

В о л о д я. Подготовка?

М а л и к о в. Безусловно. Человек родится – только жрать умеет, больше ничего. Ходить – и то учат.

В о л о д я. Покуда выучишься – и войну кончат. Нет, от счастья тоже много зависит. Случай должен быть.

М а л и к о в. Отчасти верно.

В о л о д я. А знаешь, что про тебя матросы говорят? Говорят, тебе оттого случай в руки идет, что ты в любви несчастливый.

М а л и к о в. Глупостей не выдумывай.

В о л о д я. Я – что? Матросы говорят.

Появилась Ершова с ведром. Наливает воду в

рукомойник.

Маррруся! (Та обернулась.) Я люблю тебя, Маррруся!

Е р ш о в а. Ты! Щенок. Надеру вот уши.

В о л о д я. На-ка попробуй. По уставу не имеете права.

М а л и к о в (мрачно). Мария, поди сюда.

Е р ш о в а. Некогда мне.

М а л и к о в (подошел). Ты что от меня бегаешь?

Е р ш о в а. Ладно, Василий. Не ко времени разговор.

М а л и к о в. Какие такие у тебя особенные дела?

Е р ш о в а. Мало ли дела? Комдив еще не умывался, не завтракал.

М а л и к о в. Успеешь.

Е р ш о в а. Отойди, Василий. Смотрят.

М а л и к о в. Наплевать.

Е р ш о в а. Тебе наплевать, а увидит Сергей Романыч, что я с парнем лясы точу, – значит, собирай укладочку, прощайся с островом.

М а л и к о в. Ревнует, скажешь?

Е р ш о в а. Умнее ничего не выдумал? Не ревнует, а не положено. И так на ниточке держусь. Он нашу сестру не очень-то жалует.

М а л и к о в. Смотря кого.

Е р ш о в а. Что ты этим сказать хочешь?

М а л и к о в. Ни много, ни мало. То, что вижу.

Е р ш о в а. Скажи.

М а л и к о в. На комдива заглядываешься? Брось, не надейся. Комдив парень хват, времени не теряет.

Е р ш о в а (вспыхнула). Ну, Васька!.. Вот не думала. Ух ты!.. (Она не находит слов от гнева.)

С т о л я р о в (выглянул из окна дежурной комнаты). Ершова! Комдив зовет.

Е р ш о в а. Иду! (Маликову.) Ух ты!.. Бывают же такие... грязные людишки. (В слезах убежала.)

Маликов смущен.

В о л о д я (презрительно). Баба.

М а л и к о в. А ты – молчи. Рассуждает. Сам-то не от бабы родился? (Заметил, как мгновенно потемнело лицо Володи, и спохватился.) Ладно, брат, не прокисай. К слову пришлось. (Расстроился сам.) Да что это сегодня сдурели все?

Из дома вышли на крыльцо Веревкин, Колодуб и Мирзаян,

по-видимому, только что позавтракавшие. Все зевают.

К о л о д у б. Погодка ничего.

М и р з а я н. Тралить можно.

В е р е в к и н. Егор! Какая сводка?

С т о л я р о в (в окне). С вашего разрешения – продолжаются бои в районе Науэна.

М и р з а я н. Там сейчас жарко.

В е р е в к и н. Фюреру полундра. Месяц сроку.

М и р з а я н. Две недели.

В е р е в к и н. Хватил!

С т о л я р о в. К лету кончится.

М и р з а я н. Только не для нас.

К о л о д у б. Н-да. Замусорили Балтику.

М и р з а я н. Дурацкий сон видел. Будто я турецкий султан.

В е р е в к и н. Ты и похож.

М и р з а я н. Не перебивай. И будто возлежу я на ковровых подушках. А предо мной под звуки сазандари танцуют роскошные баядерки.

В е р е в к и н. Одалиски, может быть?

М и р з а я н. Не скажу – не специалист. В общем какие-то гурии. Страшная муть. По идее, что-то вроде половецких плясок.

В е р е в к и н. Ну, ну? А дальше?

М и р з а я н. Потом появился откуда-то майор Одноруков, что-то говорил. Дальше неинтересно.

В е р е в к и н. Старик, а что тебе снилось?

К о л о д у б. Не помню. (Задумался.) Эге! Сходственно, як у Гургена. Тильки не отчетливо. Проснулся – голова болит.

Веревкин и Мирзаян смеются.

С т о л я р о в. Тише, дьяволы.

В е р е в к и н. Проснулся комдив?

С т о л я р о в. Встает.

В е р е в к и н (таинственно). Слушай, Егор. Ну, как там?

С т о л я р о в. Где?

В е р е в к и н. Интересно, все академики такие бестолковые? "Где?" Наверху. Она – там?

С т о л я р о в. Кто?

В е р е в к и н. Ты что, Егор, – нарочно?

С т о л я р о в. Вас что, собственно говоря, интересует?

В е р е в к и н. Иди к лешему.

С т о л я р о в. Данке шён. Еще вопросы есть?

Пауза.

М и р з а я н. Интересная женщина.

В е р е в к и н. Не мой секс.

М и р з а я н. Ка-ак? Зекс?

К о л о д у б. Это по-каковски же?

С т о л я р о в. По-жеребячьи.

В е р е в к и н. А, что с вами разговаривать? Деревня.

С т о л я р о в. Где уж нам до Европы.

Пауза.

М и р з а я н. В высшей степени культурная женщина. С такой женщиной приятно побеседовать.

К о л о д у б. Н-да. Заслуживает внимания.

В е р е в к и н (с неожиданной злостью). А, бросьте. Побеседовать! Ставь пол-литра – вернее будет.

М и р з а я н. Почему сердишься?

В е р е в к и н. Потому что противно: подумаешь – герцогиня Монпасье! Вешается на шею первому встречному.

М и р з а я н. Тебе, например?

В е р е в к и н. Брось, Гурген. Мы с тобой для нее слишком мелкая сошка. Субординация – она всюду.

М и р з а я н (вдруг вспыхнул, рявкнул свирепо). Перестань!

В е р е в к и н. Видали? Ты что – спятил, Гурген?

М и р з а я н (кричит). Прекрати немедленно!

В е р е в к и н (изменился в лице). Ну вот что: ты на меня не ори! Я тебе не мальчишка.

М и р з а я н (яростно). Нет, ты именно мальчишка! И я тебя в категорической форме спрашиваю: на каком основании вы, лейтенант Веревкин, позволяете себе безответственно судить о женщине, которую вы не знаете?

В е р е в к и н. Совсем очумел. Влюбился.

М и р з а я н. Нет, я не влюбился! Голословное утверждение. Не имею привычки влюбляться с первого взгляда. Но я не желаю слышать пошлых намеков...

С треском распахнулось окно второго этажа. Взвилась

маскировочная штора. В окне появился Бакланов. Он

хмуро оглядел притихших командиров, бросил привычный

взгляд на небо. Затем стащил с себя фуфайку и остался

в белой майке. Взял с подоконника мыльницу и исчез в

глубине.

С т о л я р о в. Говорил вам – тише.

В е р е в к и н. Это все Гурген.

С т о л я р о в. Ты – молчи. Гурген прав.

К о л о д у б. Точно. (Подумал.) Правильно заостряет вопрос.

В е р е в к и н. "Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман". Пожалуйста.

С т о л я р о в. Изъяснитесь точнее.

В е р е в к и н. "Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты..." А Пушкин с ней жил. Документально установлено.

М и р з а я н. Какое глубокое знание литературы!

В е р е в к и н. А, идите вы к богу в рай! Плохо знаете Бакланова. Как говорится: "Платон мне друг, но истина дороже".

К о л о д у б. Силён!

С т о л я р о в. Европа!

В е р е в к и н. Брось, Егор. Дешевая ирония. Ответь мне только на один вопрос...

С т о л я р о в. Ни на какие вопросы я тебе отвечать не буду.

В е р е в к и н. Почему же так?

С т о л я р о в. Не по адресу. Обратитесь непосредственно к комдиву.

К о л о д у б. Точно. Он тебя шуганет.

В е р е в к и н. А вы думаете – побоюсь, что ли?

На крыльце появляется Бакланов. Он в майке. На шее

висит полотенце. Кивнул головой в ответ на

приветствия.

Б а к л а н о в. Лясы точите, гвардейцы? Что у вас на кораблях дела нет? Смотрите – я найду. (Двинулся к умывальнику.) Столяров!

С т о л я р о в (приблизился). Слушаю вас!

Б а к л а н о в. Почему меня не разбудили?

С т о л я р о в. Я полагал...

Б а к л а н о в. Вы бы поменьше полагали, а выполняли, что приказано.

С т о л я р о в. Будить – такого приказания не было.

Б а к л а н о в (мягче). Это, положим, верно. Допрашивал?

С т о л я р о в. Так точно. До рассвета бился.

Б а к л а н о в. Результаты?

С т о л я р о в. Один-ноль в его пользу.

Б а к л а н о в (махнул рукой). Академики! Да, вот еще что: катера какие-нибудь от пирса отходили?

С т о л я р о в (удивлен). Сегодня? Нет, товарищ капитан третьего ранга.

В е р е в к и н (тихо). С левой ноги...

В о л о д я (у калитки). К пирсу подходит катер.

Б а к л а н о в (встрепенулся). Чей?

В о л о д я. Флагманский лимузин.

Б а к л а н о в. Полундра! Два ноль два, собственной персоной. Столяров, встречайте! (На ходу утираясь, бежит одеваться.)

В о л о д я. Точно, капитан первого ранга! И с ним еще какой-то.

С т о л я р о в. Может быть, сам командующий?

В о л о д я. Что я командующего не знаю? Какой-то подполковник.

В е р е в к и н. Кто же это может быть?

Столяров двинулся навстречу Радужному и Левину.

Радужный – тучный человек, лет пятидесяти. Он слегка

прихрамывает. Лицо скуластое, глаза твердые, умные, с

юмором. Левину тоже около пятидесяти, впрочем,

возраст его определить трудно. Он суховат, элегантен.

Лицо холодное, правильное, скупо отражающее душевные

движения и обычно хранящее выражение вежливого

безучастия. Говорит он медленно, тягучим голосом,

немного слишком правильно, как говорят люди,

одинаково владеющие несколькими языками.

С т о л я р о в. Смирно! Товарищ капитан первого ранга...

Р а д у ж н ы й (отмахнулся). Не надо рапорта. Знаю – умеете. (Поздоровались.) Хозяин ваш дома?

С т о л я р о в. Так точно.

Р а д у ж н ы й. Вижу – сам идет. Батюшки, в новых нашивках! (Подошедшему Бакланову.) Ну, здравствуй, крестник. Не ожидал? Вот этак-то лучше – врасплох. Сразу найдешь непорядки.

Б а к л а н о в. Нашли уже?

Р а д у ж н ы й. А как ты думал? Для первого раза делаю тебе замечание. Почему не по форме одет? (Ткнул его пальцем в фуражку, затем снял свою с золотыми листьями по козырьку.) Вот. Видал? Это, брат, не галантерея, а символ власти. Заслужил – носи.

Б а к л а н о в (хмуро). Откуда же мне на острове взять?

Р а д у ж н ы й. Молчи. Знаю – неоткуда. Гитлера за хохол держим, а военторга одолеть не можем. Что ж с тобой делать? Головы у нас с тобой одинаковые?

Б а к л а н о в. Что вы, товарищ начальник! Как это возможно?

Р а д у ж н ы й. Не дерзи. (Протянул ему свою фуражку.) На, примерь. Хороша? Давай сюда твою ветошь.

Б а к л а н о в. Спасибо. А как же вы не по форме пойдете?

Р а д у ж н ы й. Не твоя печаль. Здесь на двадцать миль в округе ни одного адмирала нет – взыскать некому (посмеялся собственной шутке). Виноват, Александр Осипыч, знакомься. Вот этот – он самый Бакланов и есть.

Л е в и н (протягивая руку). Левин.

Р а д у ж н ы й. Рекомендую – начальник разведотдела. На три аршина в землю видит. Фрица твоего хочет исповедовать.

Б а к л а н о в. Пожалуйста.

Л е в и н. Скажите, товарищ Бакланов, вы уже допрашивали пленного?

Б а к л а н о в. Пробовали. Вчера Столяров с ним до рассвета бился.

Л е в и н. Отобрано что-нибудь при обыске?

С т о л я р о в. Есть кое-что. Показать вам, товарищ подполковник?

Л е в и н. Буду очень признателен.

Уходят.

Р а д у ж н ы й (подошел к стереотрубе, навел на горизонт). Где эти чертовы батареи?

Б а к л а н о в. Левее возьмите. Мысок видите?

Р а д у ж н ы й. Ага. Серьезно придумано. Молчат?

Б а к л а н о в. Если не дразнить. Пока с ними не покончим – нам дальше ходу нет. Так и будем топтаться.

Р а д у ж н ы й. Это я и без тебя знаю. Готовим десант.

Б а к л а н о в. Чур, первый бросок я высаживаю.

Р а д у ж н ы й. На своих-то тральцах? Чтоб вас, всех перетопили? Думай сначала.

Б а к л а н о в. Продумано. (Вынул из нагрудного кармана сложенную бумагу.) Вот, глядите, какая получается картина. Наши тральщики в этом районе уже примелькались, береговые батареи на них почти не реагируют. А если вы раньше времени подтянете сюда другие корабли – будет переполох.

Р а д у ж н ы й (рассматривая бумагу). Внезапность нужна, быстрота понимаешь? А вы черепахи.