Текст книги "Морские титаны"

Автор книги: Александр Калантаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Командующему Н. О. Эссену с началом перестройки поют сладкоголосые рулады в духе того самого древнего гусляра, в честь которого и назвали бронепалубный «Баян». Адмирал действительно был большим молодцом, но проглядел главное – возможность захватить инициативу на Балтике с первых дней войны. Ему, однако, вменяют другой, более дальновидный посыл – практически все его ученики категорически не приняли советскую власть. Умирая в 1915 году в возрасте всего 55 лет и иногда приходя в сознание, Николай Оттович, убиваемый крупозным воспалением легких, хрипел лишь одно:

– Никого, кроме Колчака, только его можно ставить над флотом

Имя этого легендарного адмирала очень хорошо знакомо любителям истории, которые, конечно, не воспринимают его так однобоко и примитивно, как предлагают создатели фильма «Адмирал» с Константином Хабенским в главной роли. Жизнь этого человека полна тайн и загадок и к тому же связана с исчезновением золотого запаса России. Колчак был натурой сложной, противоречивой, но большевизм считал самым страшным бедствием для России. Не менее радикальными взглядами отличался в те годы и будущий комфлота адмирал Канин.

Теперь вернемся к «Цесаревичу». Три броненосца, громко именуемые линкорами (с появлением в 1906 году британского «Дредноута» все броненосцы переименовали в линкоры, хотя правильнее называть их додредноуты), вышли в район мыса Пакерот. В том, что жить обреченным оставалось до появления на горизонте первого дыма, не сомневался никто. Приближение фатального боя особым образом сказывалось на людях. Так, офицеры «Павла I» раздали своим матросам конфеты и другие сладости из корабельного буфета для высших чинов. Командир «Цесаревича», георгиевский кавалер времен Русско–японской войны Николай Готлибович Рейн, часами не покидал мостик, «лорнируя» горизонт в цейсовский бинокль. Вдали дымили крейсера дальнего дозора – они отойдут сразу при появлении германских дредноутов, прикрывшись артиллерией броненосцев империи…

Немцы так и не появились. В Киле и Вильгельмсхафене (военно–морские базы Германии) царила еще большая пани‑ка и неразбериха, чем в Петербурге и Кронштадте. Причем прямо пропорциональная количеству тех кораблей, которые могла выставить «владычица морей» – Англия в споре за трезубец Нептуна. Все понимали, что удар Альбиона будет сокрушительным Германские офицеры не только писали завещания, но и каждый день пили за приближающийся «der Tag» – день Армагеддона, – когда их корабли вступят в неравную схватку с несокрушимым Гранд–Флитом (флотом Великобритании). Хотелось надеяться, что подобное случится нескоро.

Разумеется, атака Санкт–Петербурга с моря в Берлине не планировалась в принципе. Правда, не в меру разошедшийся гросс–адмирал Альфред фон Тирпиц – создатель германского дредноутного флота, нервно сбиваясь на неприличный его званию фальцет, доказывал кайзеру, что кутать флот в вату – величайшая глупость! Он предлагал немыслимое – атаку Гранд–Флита в его базах. От такой перспективы Вильгельм II становился ниже ростом и начинал конвульсивно подергивать поврежденной при рождении рукой. Предпочтя фальцету баритон, кайзер нашел наконец удобного и не воинственного вице–адмирала Фридриха фон Ингеноля. Тирпица тихонько услали подальше от командования флотом, который он так самозабвенно хотел угробить.

Ингеноль, оправдывая оказанное ему доверие, сразу написал; «Нашей непосредственной задачей является нанесение противнику ударов с использованием всевозможных методов, своего рода партизанской войны». Кайзер был доволен, а про Балтику не забыли лишь в силу инерции мышления – раз идет война, надо в нее поиграть и послать кого‑нибудь для приличия. Воевать с русскими пошел (или поплыл) принц Генрих Прусский, к слову, очень напоминавший внешне российского самодержца. В подчинение ему дали «армаду» легких крейсеров в составе: «Амазоне» под флагом контр–адмирала Мишке, «Аугсбурга», «Магдебурга», «Любека», «Ундине», «Тетиса» и «Газелле». Британский военно–морской историк Херберт Вильсон по этому поводу указывает, что–только второй и третий были современными кораблями.

Немцы понесли потери сразу, и без помощи русских. «Магдебург» решил попробовать своим килем прочность балтийских камней и нечаянно выкатился на отмель у Оденсхольмского маяка. Камни балтийских узостей оказались прочнее, и попытки стянуть бедолагу на большую воду с помощью буксиров успеха не имели. Пока теперь уже четверка ратоборцев (к эскадре броненосцев добавился линкор «Андрей Первозванный») разминалась у своей минной банки, вездесущие русские крейсера идентифицировали «Магдебург» и пошли на сближение. Германца прикрывал только малютка миноносец V-26, но и он, заметив приближающихся «Богатыря» и «Палладу», умчался прочь, успев получить несколько попаданий и понеся потери в экипаже. В спешке немцы не уничтожили документацию с секретными кодами, а, нарушив инструкции, попросту утопили.

Командующий флотом Эссен, выслушав водолазов, нашедших ценный груз, в целях дезинформации влепил им нагоняй за отвратительную работу, мимоходом подписав отпускные и наградные листы. Найденными шифрами Балтийский флот поделился с союзниками. В течение первого года войны англичане будут точно знать о всех действиях германского Флота Открытого Моря.

С введением в 1914 – 1915 годах в строй четырех дредноутов типа «Севастополь» преимущество балтийцев над противником стало абсолютным Пока был жив адмирал Эссен, флот, уверовавший в свою силу и в бесхребетность противника (отсутствие его линкоров), не покидал акватории Финского залива, устраивая набеговые операции в глубь Балтийского моря. Над недавно спущенными на воду дредноутами Морской Генеральный штаб в Петербурге дрожал не меньше, чем над своими большими кораблями трепетал кайзер. Хронология боевых действий Балтийского флота с августа 1914 года по октябрь 1917–го не может не удивить. Русские гиганты выходили в море всего пару раз – на прикрытие минных постановок флота.

В 1915 году дредноуты «Петропавловск» и «Гангут» появились южнее острова Готланд. Никого не испугав, корабли отошли в Гельсингфорс, позднее в Ревель (ныне Таллин), где и простояли до конца войны. Их экипажи занимались народным творчеством, спортивными состязаниями, а заодно и неуместной на флоте политикой – от безделья хотелось кричать мощное «ура» лекторам–большевикам, развившим на линкорах просветительскую деятельность. Так что трудовую лямку тянули эсминцы, крейсера и броненосцы, а когда потерь и бардака стало больше, дырки в обороне остались латать худшие из лучших: «Цесаревич» и «Слава». Их было не жаль, читатель. Они были стариками.

11 октября 1914 года случилась беда. При возвращении из дозора крейсера «Паллада» и «Баян» были обнаружены германской субмариной U-26. Капитан–лейтенант Беркхейм атаковал «Палладу», и итог был страшным – торпеда попала в крюйт–камеру (хранилище боеприпасов). Взрыв был такой силы, что пригнул многотонный «Баян» к воде. С облаком пара, огня и дыма «Паллада» исчезла в мгновение ока. Когда дым рассеялся, с неба пошел какой‑то странный дождь, напоминающий листопад. Море покрыли удивительные, разноцветные хлопья. Баяновцы, многие из которых вмиг поседели, набожно крестились, шепчась о неумирающей душе. Душ было 584! Казалось, весь флот, а за ним и Петроград (столицу переименовали сразу с началом войны) вскрикнули от боли! Это была угроза, которую не учли. Субмарины все громче заявляли о себе и готовились окончательно потеснить и унизить дредноуты. После случившегося в Балтику придут английские лодки. Союзники таким образом пытались активизировать действия впадающего в спячку российского флота и нейтрализовать германские субмарины. Выходы броненосцев на позицию были прекращены – с подводной опасностью приходилось считаться. Но время «Цесаревича» еще наступит!

Война шла своим чередом, сея смерть и разрушения везде, куда прикасалась ее костлявая, крючковатая лапа. Германский флот, действовавший по всем океанам планеты своими одиночными крейсерами–рейдерами и стаями подводных лодок–убийц, собрался наконец в один кулак и 31 мая 1916 года бросил вызов мечущему гром и молнии британскому Гранд–Флиту. Битва титанов немцами не предполагалась. Их корабли вышли в очередной рейд к берегам Альбиона с целью обстрелять побережье и пресечь морскую торговлю, но англичане, читая коды противника (даже измененные), решили «выгулять» Гохзеефлотте по своему сценарию. Армады (немцы имели 99 кораблей, британцы в полтора раза больше) сошлись у полуострова Ютланд в Северном море, и долгожданный Армагеддон грянул залпами сотен тяжелых орудий. Англия ставила немцам на вид, мстя за давние обиды и пустое хвастовство кайзера, осмелившегося оспорить мощь островной нации в океанах. Суетливые перестрелки легких сил продолжались почти двое суток. Ярость дредноутов была короткой – их поединок длился всего 50 минут. Безрезультатно! Эти чудовища оказались малочувствительны к огневому воздействию. Британский адмирал Битти сражался отчаянно, сцепившись с кораблями немца Хиппера, но потерял два новейших линейных крейсера: «Куин Мэри» и «Индефатигейбл». Корабли сгинули в одночасье, почти как русская «Паллада», после проникновения германских снарядов в их артиллерийские погреба. Импозантный адмирал, кумир флота, пренебрегший вековыми офицерскими устоями, женившись на американке, Битти огорченно бросил командиру флагманского «Лайона»:

– Четфилд, что‑то нашим кораблям сегодня чертовски не везет! Вам не кажется?

И опять пошел на сближение с противником! Британцам не повезло снова – рвануло на спардеке «Инвинсибла», и крейсер, разломившись, унес в пучину за считаные секунды 1026 человек команды и адмирала Горацио Худа – последнего отпрыска легендарного рода…

Однако огненная многокилометровая дуга сотен гигантских снарядов британских дредноутов адмирала сэра Джона

Джеллико уже кромсала корабли вице–адмирала Рейхарда Шеера, и, ослепленный ее сиянием, потрясенный германский командующий развернул свои избиваемые линкоры и позорно бежал. Гранд–Флит понес больше потерь в людях и кораблях, и это дало основание приведшему свои истерзанные эскадры домой Шееру высокопарно заявить:

– Ютландское сражение наглядно продемонстрировало всему миру, что непобедимость английского флота – миф. Хох!

Все выжившие участники этой битвы получили награды от ликующего кайзера, окончательно убедившись в обратном: еще одна такая «заварушка» – и от Гохзеефлотте останутся одни воспоминания в песенных балладах германского фольклора. До конца Первой мировой войны корабли Германии лишь несколько раз рискнут выйти из своих баз. Их экипажи холодели при мысли о встрече с флотом, который они так здорово «победили». Окончательно уяснив, что фарватеры Северного моря не для них, немцы ринулись на русскую Балтику.

Для «Цесаревича» пришло время, поднатужившись брашпилем (механизмом подъема якорей), снова выдергивать свои ржавые якоря из придонного ила…

К началу 1917 года то, некогда грозное, государственное образование под названием Российская империя уже агонизировало и всесокрушающей массой неслось под откос истории, ломая все: судьбы людей, идеалы, любовь, традиции, промышленность, армию, флот… Все! Это был страшный финал новой Византии, пролонгированный во времени жалкими потугами чванливо–убогой буржуазии поиграть в революцию и попыткой явить миру обновленную демократическую Россию. В феврале 1917 года к власти пришло Временное буржуазное правительство во главе с Керенским. Новая власть оказалась слабой и не подготовленной к изменившимся реалиям. Столицу охватила волна насилия, грабежей и полного хаоса. Флот разваливался!

Началась вакханалия убийств и расправ над офицерами. На штабном судне «Кречет» был зверски убит адмирал Непенин. Он лишь открывал тот длинный список, окончание которого будет дописываться намного позднее, в годы уже сталинских репрессий. Буйствовали неуправляемые экипажи линкоров. В далеком от войны Гельсингфорсе пропаганда большевиков и патронировавших их немцев, как кислота, разъедала многовековые устои имперского величия. Керенский мотался по фронтам, уговаривая не бросать союзников и драться за новую Россию. Терпеливые и рассудительные адмиралы Бахирев и Развозов под дулами револьверов объясняли пьяным от свободы и оскотинившимся от водки матросам, что будет, если немцы начнут «рвать Ригу и Петроград!» И немцы начали! Для «Цесаревича» надвигалось время последней битвы. Рижский залив мелкой зыбью бил могучее тело броненосца, и, натужно гремя машинами, он держал свой курс на Моонзунд…

Революционеры вышвырнули прочь (хорошо не убили) командира броненосца – капитана Рейна, а 13 апреля 1917 года замазали серо–грязной краской его гордое название. «Цесаревич» умер, как и империя, его породившая. Защищать новый, буржуазный, российский хаос от надвигающихся тевтонов пошел броненосец «Гражданин».

1 сентября немцы без особого труда взяли Ригу. О чем думал командующий германскими войсками фон Гинденбург перед началом операции с многозначительным названием «Альбион», остается загадкой. Брать столицу государства, которое, словно спелый плод, само падало в руки победителей, он, разумеется, не собирался. Не для того вкладывались средства (и немалые) в большевиков, добивающих собственную страну похлеще любого завоевателя. Официально, по документам, обеспечивался фланг армии, готовящий операции в Финском заливе и дальнейший захват Финляндии. На самом деле немецкое командование прекрасно осознавало и уже в полной мере ощутило, что означает бездействующий и к тому же голодающий флот. После «победы» над Англией у Ютланда ее корабли затянули смертельную удавку морской блокады, добивая упорных германцев таким образом. Результаты были неотвратимы – похудевшие, осунувшиеся матросы Гохзеефлотте решили не отставать от своих русских братьев по классу, в которых их собственное правительство так методично вливало жизненные силы. На некогда спаянном железной дисциплиной флоте начались мятежи. Случаи эти были скорее единичные, о чем свидетельствует реакция властей. После недоразумений на трех кораблях перед судом предстали всего 77 человек, из которых пятерым посулили расстрел, но, одумавшись, казнили только двоих. Имена этих первых героев сохранились для истории: Макс Рейхпетч и Альбин Кебич.

Однако первый звоночек прозвенел, и, боясь подобных прецедентов и желая отвлечь матросскую массу от «пагубных» мыслей о вкусной и здоровой пище, кайзер собственноручно издает приказ: «Для господства в Рижском заливе и обеспечения фланга Восточного фронта надлежит совместным ударом сухопутных и морских сил овладеть островами Эзель и Моон и запереть для неприятельских сил Большой Зунд».

Великолепный знаток военной истории, А Больных отмечает: «Германский флот отнесся к операции более серьезно, хотя, скорее всего, причиной этому было затянувшееся безделье».

В Балтийское море были отправлены главные силы Гохзеефлотте. Просмотрев список корабельного состава германских морских сил, выделенных для операции «Альбион», невольно начинаешь подозревать, что после «разгрома виртуального русского флота» (иначе не скажешь) германцы готовились к высадке на Британские острова Только нежелание расстреливать своих матросов, страдающих от голода, могло вынудить Берлин пригнать в свинцовые воды Балтики две эскадры дредноутов, девять легких крейсеров и пять флотилий миноносцев (51 морской истребитель). Для преодоления плотных минных полей этот флот получил почти 90 тральщиков. С воздуха корабли прикрывала авиация.

Экспедицию возглавлял вице–адмирал Эрхардт Шмидт, державший свой флаг на линейном крейсере «Мольтке». Среди флагманов эскадр оказался и скандально известный по севастопольской побудке 1914 года любитель острых ощущений адмирал Вильгельм Сушон, о чьих подвигах мы поговорим позже, в главе, посвященной крейсеру «Гебен». Наши черноморцы, в отличие от балтийцев, введя в строй свои дредноуты, очень быстро лишили вице–адмирала работы на Черноморском театре. Его флагманский «Гебен», загнанный в турецкие бухты, стал объектом тренировок русских минеров и английских летчиков. В море корабль выходить не рисковал. Адмирал Сушон мигом возвратился в Германию и охотно принял участие в балтийской авантюре. Весь этот пролог имеет самое прямое отношение к линкору «Цесаревич» (неподходящее для заслуженного корабля название «Гражданин» невольно не ложится на слух).

Какой бы ни была обстановка на флоте, факт налицо – часть моряков решила сражаться. Кроме политического бардака и отсутствия элементарной дисциплины ситуация усугублялась непредвиденным ранее гидрографическим фактором Тот малоизвестный пролив, именем которого B. C. Пикуль назвал свой знаменитый роман, Моонзунд страдал труднопроходимостью, особенно для тяжелых кораблей. Он был мелок, его периодически углубляли (последний раз в 1916 году), но больше девяти метров для навигации он предложить не мог. Уже одно это автоматически сокращало численность российских кораблей, готовых драться с противником Эсминцы и крейсера еще смогут огрызнуться немцам, но вот из линкоров на бой могли выйти только те два, которым позволяла осадка. В очередной раз неразлучная пара броненосцев, практически однотипных, решила сыграть в русскую рулетку со смертью. На верную смерть пошли «Цесаревич» и «Слава»!

Описание самого хода столь туманной операции, как «Альбион», не входит в данное повествование. Этому посвящены десятки работ с подробным, скрупулезным анализом Да и в контексте жизнеописания отдельного корабля это не имеет большого смысла. Скажу главное – немцы, не особо напрягаясь, прошли через русскую оборону, «как горячий нож сквозь холодное масло». Именно так охарактеризовал их действия историк А. Больных. С прозрачным намеком на отсутствие подобных операций в начале войны. Не вызывает сомнений, что в 1914 году центральная минно–артиллерийская позиция оказалась бы бесполезной, и только мощь британского флота спасла русских от поражения.

Единственный аргумент в пользу балтийских моряков – это желание сражаться в начале войны, абсолютно неадекватное коллапсу патриотизма и порядка на флоте в 1917 году. Но даже при тех скудных силах, которые вывел навстречу германской военно–морской машине вице–адмирал Михаил Коронатович Бахирев, крошечный флот смог нанести пару– тройку болезненных уколов прущим мощью своих дредноутов немцам.

Главную опасность представляли мины, и адмирал Шмидт это прекрасно понимал. Десятки немецких тральщиков начали свою кропотливую многочасовую игру со смертью. Корабли Гохзеефлотте продвигались в Рижский залив, периодически подрываясь, но продолжая шаг за шагом выталкивать русских с островов архипелага – Эзеля, Даго, Моона. Пока десанты занимались захватом и зачисткой последних, маленькие тральщики расчищали путь многопушечным гигантам.

Бахирев, чей благородный порыв отразить врага большевики оценят в 1919 году, выстрелив адмиралу в затылок, держал свой флаг на бронепалубном крейсере «Баян», справедливо считая, что его два броненосца с их восемью двенадцатидюймовками протянут недолго. К началу своего последнего боя «Цесаревич» неудачно отстрелялся по собственной, оставленной прислугой батарее на острове Церель, в целях не допустить ее захвата противником, и, забрав гарнизон Сворбе, отошел к Куйвасте. При этой эвакуации линкор вел огонь своими зенитками по наседающим германским самолетам XX век брал свое!

Теперь обстановка прояснилась окончательно: русским не давали закрепиться в акватории Кассарского плеса, «продавливая» их через узости Моонзундского канала. Решили держаться до последней крайности. Историк И. Бунич пишет: «Неизвестно, какие мысли теснились в голове командира «Гражданина», капитана 1–го ранга Руденского, когда, обратившись к офицерам в рубке, он сказал:

– Господа, это последний бой под Андреевским флагом!

Говорил ли командир линкора о результате сражения или о своей карьере и жизни, останется загадкой, но слова его оказались пророческими…»

Начав пристрелку по работающим тральщикам, русские корабли тут же попали под плотный огонь германских дредноутов. Немцы стреляли на удивление отвратительно, больше занимаясь слаломом между непротраленными минными банками, но позднее, сократив невыгодную дистанцию и сближаясь на острых курсовых углах, очень вразумительно продемонстрировали, кто такие призовые комендоры Флота Открытого Моря. Первым попал под удар линкор «Слава». В романе «Моонзунд» В. С. Пикуль упоминает о личной просьбе кайзера адмиралу Шмидту утопить «это русское корыто». Чем этот несчастный, разваливавшийся русский броненосец досадил германскому императору, догадаться сложно, и, думается, кайзер Вильгельм от подобного опуса советского писателя удивился бы не меньше. Но одно из первых попаданий оказалось фатальным – снаряд поднырнул под броневой пояс и разворотил борт. Хлынувшая вода (порядка 1200тонн) мгновенно «просадила» линкор, увеличив его осадку и гуляя по отсекам, брошенным запаниковавшими моряками. К ужасу адмирала Бахирева, из‑за дефектов (как обычно) «Слава» не мог провернуть носовую башню главного калибра. «И тогда он пошел на врага кормой!» – пишет изумленный Пикуль. «С креном, весь дымящийся, он начал отползать к Моонзунд– скому каналу», – пишет неизумленный автор.

Время броненосца вышло! Его мертвые братья, лежащие на дне Цусимы, казалось, звали его, так надолго пережившего их…

Еще более древний «Цесаревич» превзошел самого себя, посылая в недосягаемого противника огромные снаряды, пока германский дредноут «Кениг», подняв вокруг русского корабля 40 – 50–метровые столбы воды от неточных попаданий, наконец не добился своего. Удар был сокрушителен! «Цесаревич» испытал тремор корпуса и присел в воде – в 12 часов 39 минут (по вахтенному журналу) его броня пропустила два полутонных 305–мм снаряда.

Немцы, пристрелявшись, скрыли старый корабль в сплошных всплесках, и встревоженный Бахирев все чаще поглядывал на эту картину апокалипсиса, в душе надеясь на чудо. Осевшая грязная вода открыла горевший на шканцах (в средней части) броненосец, а через мгновение уже новые 10 – 12 водяных столбов кипящими гейзерами вздымались вокруг него…

Попрактиковавшись в стрельбе по русским ветеранам, дредноут «Кронпринц» с дистанции, запредельной для орудий эскадры Бахирева, поджег крейсер «Баян». Со стороны так страшно выглядевший пожар удалось погасить, и вице–адмирал дал приказ об отходе. Избиение закончилось.

Рыскавший на курсе, агонизировавший броненосец «Слава» своим штевнем дробил камни ставшего для него мелководным канала, подобно исполинскому грейдеру. Броненосцы едва не столкнулись, но, процарапав днищем дно, «Цесаревич» буквально пролез по фарватеру вслед за обгоревшим флагманским «Баяном». «Слава» остался, пытаясь своей смертью остановить врага.

Выполняя последний для него приказ адмирала, броненосец вгрызался в ворота Моонзунда, круша килем грунт, но пройти в глубь канала он не смог. Так не вовремя подвернувшийся «Цесаревич» отвел курс собрата от намеченной цели. Добитый торпедами эсминца «Туркменец Ставропольский», линкор «Слава» умер! Экипаж сняли. Фарватер остался открытым!

В этом последнем бою флота под Андреевским флагом «Цесаревич» выжил вновь – ему в который раз повезло. Казалось, ничто теперь не остановит немцев! Потрепанная эскадра вернулась в Гельсингфорс Хорошего не ждали. Воображение, подхлестнутое мощью противника, жутко вырисовывало силуэты германских крейсеров на фоне цитаделей Петропавловской крепости, а марширующие колонны немецких гренадеров мерещились на мостовых Невского проспекта. Британские подводные лодки, бросив обреченного союзника, выскользнули из Рижского залива, и над морем, играющим свинцово–желтыми волнами, опустилась звенящая, мертвенная тишина. Казалось, надвигается что‑то ужасное. Не ожидая перемен, флот решил менять все сам!

Историк И. Бунич пишет по этому поводу: ««Гражданин» включился в бурную политическую жизнь. Было совершенно очевидно, что война проиграна и Россия накануне национальной катастрофы: экономический хаос в сочетании с военными поражениями был не той ситуацией, с которой могло справиться слабое Временное правительство». В противовес угрюмому молчанию Балтики корабли гремели топотом матросских ботинок по крутым трапам, шумными резолюциями, митингами и отчаянными потасовками на немытых, заплеванных палубах.

«Цесаревич» и здесь оказался в эпицентре бушующих страстей. На нем то поднимали флаг новые (очередные) министры и командующие, то ширококлешная братва, отвергнув «демократов», дружно ратовала за большевиков, предлагая топить артиллерийским огнем штабное судно «Кречет», где все еще держал свой флаг адмирал Развозов. Пошалив и слегка передравшись, решили наконец, по старой доброй привычке, идти интернироваться в Швецию (до Циндао было далеко). Из штатного экипажа в 750 человек на линкоре осталось чуть более половины, и почти отсутствовали офицеры. На полупустом корабле поднял свой флаг капитан 1–го ранга Модест Иванов. Протрезвев и помитинговав, решили устанавливать народную власть. Ленин обещал мир и невиданные свободы!

После залпа «Авроры», на случай провала переворота забитой золотом петроградских банков и углем, с расчетом перехода ленинских путчистов до скандинавских портов, матросы линкора приняли участие в штурме Зимнего дворца. Среди нескольких моряков и солдат, погибших в перестрелке с эмансипированным женским охранным батальоном дворца, оказался один матрос с «Цесаревича». Пока свергнутый министр Керенский метался по городу в поисках убежища, его оппонент Ульянов–Ленин, гордо вскинув руку, оповестил о свержении Временного правительства и установлении нового режима. Нечаянно брошенное слово «диктатура» вспугнуло слушателей, и, спохватившись, вождь мирового пролетариата залепетал о мире без аннексий, земле и прочих прелестях для наивного электората. Однако с немцами, рвущимися к Петрограду, надо было договариваться, иначе Гинденбург мог покончить с новой властью одним броском своих железных легионов. Корпус генерала фон дер Гольца уже начал вторжение в Финляндию.

Германцы, потерявшие в ходе операции «Альбион» 184 человека убитыми и 202 ранеными и взявшие в плен почти 21 тысячу русских солдат, решили выслушать эмиссара большевиков Льва Бронштейна (Троцкого). Этот ленинский «миротворец» в первых числах января 1918 года появился на мирной конференции в Брест–Литовске, где стал призывать к всеобщей революции и миру без аннексий. Немцы от подобных опусов едва не ошалели и, дабы вразумить большевиков, продолжили наступление на Псков. Пришлось срочно, 3 марта 1918 года, подписывать унизительный Брест–Литовский мир и передавать Германии территорию общей площадью около 800 тысяч квадратных километров с населением более 56 миллионов человек.

Восторженные немцы, сами стоявшие на грани военной и национальной катастрофы (скорее второе), очень быстро наладили институт экспроприации на захваченных территориях. Вывозилось все – от хлеба насущного с Украины до шпал, рельсов и паровозов из Риги или Полоцка.

Ленин, предельно цинично заявивший на VIII съезде партии летом 1918 года о необходимости крайне несправедливого, унизительного договора, отдающего страну на разграбление, лишь бы сохранить власть, не мелочился. Над жалкими остатками Балтийского флота, оказавшимися на рейде Гельсингфорса, нависла угроза захвата… После дебатов, особенно горячих и страстных, до хрипоты в голосе и рукоприкладства, экипажи кораблей принятой резолюцией единогласно осудили мнение представителей броненосца «Цесаревич» о «доведенной до абсурда порт–артурской традиции топиться на рейде» и решили пробиваться сквозь ледяные поля в Кронштадт…

22 декабря 1917 года выбрали якоря, и поход начался. Линкор, работая в непривычной для себя роли ледокола, медленно вел за собой крейсера «Диана» и «Россия». Караван великомучеников, с бортами, изрядно помятыми льдом, морской форпост столицы – Кронштадт встретил неприветливо. По опустевшим улицам города–крепости гулял пронизывающий ледяной ветер. В Петрограде окончательно утвердилась советская власть. Все с тревогой ждали перемен.

11 февраля 1918 года особым декретом Совнаркома Императорский флот России был объявлен ликвидированным Позднее тяжелые мачты броненосца–ветерана навсегда расстались с родным бело–синим полотнищем овеянного славой громких побед и не менее тяжелых поражений Андреевского флага. Со 2 марта его заменил флаг морских сил РСФСР.

Под этим клочком материи эскадренный броненосец «Гражданин» (под красными флагами «Цесаревичи» не ходят) принял участие в первом морском параде флота Республики рабочих и крестьян. На набережной Кронштадта блестели медные трубы, рвался в небо «Интернационал», а остряки, коих много на флоте, по меткому замечанию историка И. Бунича, тихо посмеивались: «Наш пузан пошел. Русский корабль под флагом Занзибара, в финских водах, на немецкие деньги, под французский гимн». Это была тяжелая ирония. Броненосец, словно в отместку за поруганную старость, одряхлел в одночасье и, скрипя шпангоутами, под унылый реквием чаек приткнулся к стенке Кронштадтского завода, не «предложив» себя новым властям.

Моряки его экипажа отчаянно сражались на полях Гражданской войны, но сам корабль остался безучастным, лишь снабдив обезумевших соотечественников, истребляющих друг друга, частью своей артиллерии. Он словно не видел себя вне империи, символом которой являлся. Коварная судьба напомнила старику, что Бог ныне на стороне тех, кто его отвергает, и во время антисоветского мятежа опомнившихся матросов с фортов «Серая лошадь» и «Красная горка» чудом залетевший снаряд послал дремлющего титана в нокаут, провалив ему листы брони в носовой части левого борта. «Крепок ли ты, старик? Иди на битву!» – звала его сталь. Ветер играл в мачтах имперского корабля, полоща ошметки грязных вымпелов.

«Это не его битва», – свистел балтийский норд–ост, отвечая за ветерана Пустые глазницы черных иллюминаторов, еще увидят кровавую резню Кронштадтского мятежа, и это грозное для большевиков событие окончательно предопределит судьбу корабля и флота в целом Большевики, испугавшись восстания моряков, подпишут флоту смертный приговор. Современные дредноуты будут поставлены на долговременный капитальный «ремонт», а остальные корабли Балтийского флота будут отправлены на разборку. Исключение сделают только для крейсера «Аврора», десятка эсминцев, подводных лодок и нескольких вспомогательных судов. Осенью 1924 года груда серо–бурого, в потеках ржавчины металла, силуэтом напоминающая эскадренный броненосец начала века, двумя буксирами была протащена в Петроград – на окончательную разборку. С достоинством проживший свой век, прошедший три войны (включая братоубийственную) корабль, казалось, жаждал смерти и уходил туда, где гремят цепями якорей, переливами боцманских дудок, шумом компрессоров его погибшие братья – броненосцы Тихоокеанской эскадры. Они звали его, последнего из по–настоящему легендарных броненосцев умершей империи. И только с ними «Цесаревич» был счастлив!