Текст книги "Черная металлургия (Главы из романа)"
Автор книги: Александр Фадеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Варламов Пантелей ("Тюша-Матюша") -/
Волглый Иван Степанович – директор ремесленного училища.
Гаврилов Николай Прокофьевич – мастер ремесленного училища (или ФЗО).
Лисовский Юлий Андреевич – преподаватель ремесленного училища, математик.
Арамилева Инна Феофановна – преподавательница школы рабочей молодежи (жена парторга ЦК на комбинате).
Арамилев Степан Евстафьевич – парторг ЦК на комбинате.
Бессонов Валентин Иванович – главный инженер комбината, впоследствии директор металлургического завода в областном центре.
Гуляев Максимилиан Фотиевич – главный механик горнорудного управления.
Чирков Михаил Михайлович – директор агломерационной фабрики.
Псурцев Илья Григорьевич – инженер-коксовик.
Псурцева Анна Ивановна – жена его.
Кроткий Семен Ипполитович – инженер по водному хозяйству комбината (или ремонтник, или энергетик, или транспортник).
Кроткая Олимпиада Анастасьевна – жена его.
Ивашенко Матвей Кириллович – инженер, начальник мартеновского цеха.
Шурыгин Алексей Петрович – инженер-прокатчик.
Шурыгина Ольга Гавриловна – жена его.
Григорьев Петр Иванович – инженер-доменщик.
Панина Дарья Никитовна – жена его, секретарь Заречного райкома ВКП(б).
Балышев Константин Витальевич – инженер-строитель, впоследствии работник Министерства черной металлургии по строительству или Министерства строительства.
Балышева Лидия Владимировна – его мать, учительница в крупном промышленном городе на Украине.
Орочко Максим Федорович – директор металлургического завода в том же городе.
Навотная Евгения Ивановна – инженер, начальник бессемеровского цеха на том же заводе.
Багдасаров Григорий Аветович – член коллегии Министерства черной металлургии.
Шур Ефим Яковлевич – директор строительного треста.
Галлиулин – укладчик бетона, теперь инструктор стахановских методов труда.
Исмаилова Куляш – работница на строительстве, казашка.
Новикова Соня вальцовщицы или
Иванова Васса / работницы РОФ.
Гамалей Александр Фаддеевич – машинист портального крана на углеподготовке.
* * *
Надо продумать фигуру старого рабочего, теперь уже на пенсии, честного, немножко путаного, участника революционного движения, но где-то при партии (теперь он, конечно, уже в партии), самоучки, всезнайки, умного, но чудаковатого, всю жизнь пишущего свою биографию на фоне истории завода, но так и не могущего ее закончить… Это – для сопоставления с современным, вполне практическим, действенным массовым изобретательством – одним из условий технического прогресса.
* * *
Савка Черемных идет по главному проспекту города, идет спокойно, уверенной походкой рабочего человека и насвистывает песенку, очень громко, мелодично, – лицо у него спокойное и серьезное.
Авторское обращение к капиталистическому Западу.
Савка работает на стройке при двадцатиградусном морозе без рукавиц, и руки у него не мерзнут. Он – свободный, здоровый ребенок, он прежде всего никого не боится, а главное – он сыт.
Авторское обращение по тому же адресу.
* * *
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
(Продолжение)
Доронин Арсений Дмитриевич – геолог, ровесник Багдасарова, учился в Горной Академии на геологоразведочном факультете, когда Багдасаров учился на металлургическом (соседи по комнате). Впоследствии – главный геолог горнорудного управления.
Голубева Агриппина – Пеша, Пена, Пеночка, как зовут ее подруги.
* * *
Партийный руководитель – это воспитатель особого типа, способный учить на опыте и двигать в нужном направлении не только личности, как это обычно изображают, а большие коллективы людей, массы, организации и – личности.
* * *
Инженеры, окончившие по металлургическому факультету Днепропетровский горный институт, вспоминают «былые дни» (вторая половина двадцатых годов). Профессор Маковский, ректор, крупный специалист по турбогенераторам, друг Г.И.Петровского по временам подполья, хотя сам и беспартийный, очень рассеянный человек. Во время посещения Петровским института, возражая на критику Петровского методов преподавания (отрыв от производства), в волнении и рассеянности налил воду из графина не в стакан, а в фуражку Петровского.
Рассматривая чертеж студента, сложил его готовальню и отправил себе в портфель. Перчил кофе. Исключительное внимание уделял рабочему факультету, где директором был его сын, а жена сына преподавала литературу. Все члены семьи Маковского оказывали охотно индивидуальную помощь в учебе рабфаковцам и студентам из рабочих.
* * *
Няня (сиделка) в больнице – Марфа Васильевна. Женщина под шестьдесят, прекрасный работник с чудесной улыбкой, красным носиком и склеротическими полными щеками (любит выпить), полная, спокойная, точная в работе, неторопливая, всеми уважаемая и любимая за доброту и какое-то детское лукавство.
"Производство потеряла". "Не идет, а пишет". "Погода несамостоятельная".
* * *
В современных, так называемых «производственных» романах парторг ЦК на предприятии всегда «крупнее» директора, наставляет, учит последнего. Если бы дело обстояло так в жизни, зачем бы просто не назначить парторга директором предприятия. На самом деле функция парторга специфически партийная, – он делает все в области партийно-политической работы, в сочетании с которой только и может быть успешной работа директора. В то же время функции директора – хозяйственного, технического и в конечном счете тоже политического руководства предприятием (не случайно именно директора, а не парторги бывают членами бюро горкома) – функции их столь сложны, что в жизни, за редчайшими исключениями, директора предприятий всегда более крупные характеры, чем парторги. Особенностью Арамилева Степана Евстафьевича, парторга ЦК на комбинате, было как раз то, что он отлично понимал это.
* * *
Путь Сомовой как женщины-врача. Мечты об ученой степени в области физиотерапии. Работа в Усть-Катовске рядовым врачом-терапевтом. Болезнь старика Сомова. Знакомство с будущим директором комбината Сомовым. Учеба в институте физиотерапии (дополнительная). Ординатура в клинике московской. Замужество. Трое или четверо детей. Работа, поглощающая все время, в больнице и поликлинике на Магнитке. Смерть Сомова. Работа над диссертацией. Дружба с женщиной микробиологом и бактериологом, профессором в областном мединституте. Именно эта, последняя, оказала влияние на Сомову в том смысле, что она не осталась рядовым врачом, а завоевала ученую степень, – это в конце романа.
* * *
Артист-халтурщик Вере Каратаевой: «Как вас по отчеству?», «У вас все подходит для русской артистки: Вера Андреевна Каратаева». Вера – сначала бессознательно, потом все более осознанно – борется за новый тип артиста (артистки), всей жизнью своей связанного с народом, с партией, с современностью, идейного и образованного. Такова ее линия в романе. Кончается роман ее большой женской ролью в современной пьесе.
Я должен показать в романе современный советский театр и дать несколько типов старых и молодых поколений актеров и писателей.
* * *
Разговор Веры с архитектором о необходимости знания классической мифологии, а также различных легенд христианства, чтобы полностью разбираться в мировом искусстве за тысячелетия. Это не только не испортит молодежь «религиозным» влиянием, а наоборот – это должно быть составной частью антирелигиозного воспитания в школах и вузах при прохождении наук общественных, гуманитарных. Лучшее в мировом искусстве (из того, что создано на «религиозные темы») реализмом своим опровергает религию (обратиться к записным книжкам 52-53 гг.).
* * *
Чтобы мне не расплыться, придется, очевидно, дать Ленинград только боком – через Веру, – которая учится заочно в Ленинградском институте истории искусств, и – может быть – через экскурсию магнитогорцев. А главное внимание, когда речь пойдет о великих революционных традициях рабочего класса, уделить рабочим Москвы, «Серпу и молоту», «династии» Челноковых.
* * *
Надо дать Октябрьскую московскую демонстрацию на Красной площади. Павлуша Кузнецов в колонне «Серпа и молота». Он видит Сталина. А после этого вечеринка на квартире старика Челнокова или его сына – с испанцами и «Кармела».
* * *
Как увязать фабульно южные заводы с металлургией востока? Тематически это увязывается коренными вопросами технического прогресса в металлургии. И по этой линии – через работников ЦНИИЧЕРМЕТ и Министерства черной металлургии – действующих лиц романа: Громадина и его работников, Багдасарова, Балышева. По бытовой линии через Каратаева, через Григорьева и Панину и опять-таки через Балышева. Но драматической увязки, необходимой для естественного развития романа, пока не видно.
Этот драматизм можно поискать в соревновании металлургии юга и востока по внедрению и освоению какого-нибудь крупного, общегосударственного значения, технического новшества или ряда новшеств, знаменующих решительный прогресс в металлургии.
Но тогда зачин этой темы должен быть конкретно, физически увязан не только с востоком, но и с югом в первых же главах. Возможно – в вагоне зам. министра.
* * *
Разговор Багдасарова и Доронина.
Д. – Ты знаешь, металлурги чем-то похожи на моряков. Им приходится преодолевать огненную стихию.
Б. – Но в отличие от моряков они сами ее вызывают и организуют.
Д. – Во всяком случае, эта борьба порождает людей с размахом, цельные характеры, и стихия все-таки накладывает на них свой отпечаток.
Б. – В чем ты его видишь?
Д. – Ты только не смейся, но заметил ли ты, что доменщику или сталевару после смены хочется напиться так же, как моряку, когда он ступил на сушу после плавания?
Б. – Твои представления устарели. Сейчас и моряк пошел подтянутый, дисциплинированный, а ты их знаешь по Станюковичу или, в лучшем случае, по Лавреневу. Что же говорить о металлургах с их современной технической вооруженностью?..
Д. – Слушай, с тобой невозможно разговаривать. С тобой только поделишься каким-нибудь свежим наблюдением, как ты сразу охолодишь его чем-нибудь глубоко правильным, средним и общим. А что мои представления не устарели, ты можешь убедиться, заглянув вот хотя бы в эту забегаловку…
Б. – Э, знаешь, пьяных людей всегда скорей замечаешь, потому что они шумят. Это не значит, что их на свете больше, чем трезвых, которые ведут себя тихо…
Д. – Оказывается, ты тоже не лишен наблюдательности!
Б. – Еще бы! Я даже вижу, что ты, хотя и не металлург, а не прочь завернуть в эту забегаловку. А?..
* * *
Крупный ученый Громадин, типа Бардина, либо тоже едет в вагоне министра, либо он приезжает на Магнитку, которую он когда-то строил (реальный Бардин строил Кузнецкий комбинат), на похороны Сомова.
Основной конфликт в вопросах технического прогресса лучше всего развернуть на проблемах и делах Романова.
Министерство не поняло. Ученый, Громадин, тоже не понял сначала. Оппозиция в научных кругах.
Все понял ЦК партии и повернул дело.
Этот конфликт можно и должно развертывать с самого начала.
* * *
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
(Продолжение)
М.П.Павлов – академик, металлург.
Громадин Платон Карпович – академик, возглавляет Научно-исследовательский институт черной металлургии.
Кузнецова Христина (Тина – "по-новому", Христя – "по-старому") – жена Павлуши Кузнецова, в прошлом токарь, теперь домашняя хозяйка.
Челноков Николай Феофанович – старый мастер, сталеплавильщик Московского металлургического завода.
Челноков Николай – его внук, сталевар того же завода, окончил десятилетку, учится в Институте стали без отрыва от производства.
Челнокова Юля – жена Николая.
Челноков Алексей Николаевич – отец Челнокова Николая.
Акафистов Сидор – старик, чернорабочий РОФ, скупщик краденого, хозяин уголовной квартиры.
Голубев Семен – бывший муж Агриппины, сосланный по уголовному делу.
Шишигин – вор и бандит по прозвищу "Хряк".
"Гвоздь", он же "Зуй" – вор.
* * *
Линия старого Каратаева в романе кончается его переездом в новую квартиру на Заречной стороне. Это – целое событие. Отказ от старых привычек, от «собственности».
* * *
Все, что в тетради № 1 намечено, как отношения Балышева и Сомовой, нужно написать иначе.
Иннокентий Сомов приезжает в Усть-Катовск (название города условно) к отцу. И заболевает. В больнице его лечащим врачом является Галя Челнокова, недавно окончившая мединститут в Москве, – это первое место ее службы. Галей – именем украинским – ее назвали в семье, потому что ее отцу, Челнокову Николаю Феофановичу, – родоначальнику целой династии московских металлургов – очень нравилось это имя.
Почти все, что рассказано мною об отношениях больного Балышева и Сомовой, происходит на деле между Иннокентием Сомовым и Галей в то время – с соответствующей поправкой на молодость Иннокентия и юность Гали.
И вот два года спустя после смерти Иннокентия Сомова (это – уже к концу моего романа) почти такая же ситуация складывается у больного Балышева и тридцатичетырехлетней Сомовой. Ее потрясает, что Константин Витальевич видит ее такой же или почти такой же, какой видел ее Иннокентий Сомов, и видит именно те же черты ее, что и Иннокентий. Это вдруг так освещает ее жизнь светом юности, в ней возникает чувство к Балышеву гораздо более нежное и сильное, чем чувство благодарности за это возрождение, но в то же время это еще больше привязывает ее к умершему Сомову и к его детям.
* * *
Весь, изложенный выше, сюжетный поворот к юности Гали и молодости Сомова, дает мне возможность через отца Иннокентия, старого Зосима Филипповича Сомова, показать в начальных главах романа старый уральский завод и старинный быт уральских металлургов. И одновременно получить хорошую естественную возможность развить сложные отношения Гали Челноковой (Сомовой), представительницы семьи передового московского пролетария, с семьей Зосимы Сомова – очень традиционной и косной уральской семьей, куда она вошла как сноха и невестка. Тем больше она любила Иннокентия, что он, усвоив от отца черты некоторой тяжеловесности, больше чем кто-либо другой усвоил присущую всей этой семье неброскую, положительную русскую талантливость, тот размах, который у одних русских людей проявляется нараспашку, а у других, как у большинства Сомовых, а у Иннокентия в особенности, – проявляется только по результатам деятельности. Уж только в самую критическую минуту можно увидеть этот русский размах в человеке, во всей красоте и силе его, когда человек сворачивает горы. Почувствовав в Иннокентии эту силу, Галя полюбила его со всей глубиной своей натуры, вначале по-девически даже идеализируя его и отчасти покоряясь ему, а потом увидела и его слабости и в чем она сильнее его и полюбила еще преданнее.
* * *
Дело Романова завязать в самых первых главах. Багдасаров везет письмо его и всю приложенную переписку, чтобы разобраться в дороге, а потом на месте. Академик Громадин не едет с Багдасаровым в поезде. Громадин в это время возвращается с большой поездки по Сибири и Дальнему Востоку. В вагоне Багдасаров говорит о том, что Громадин обязательно приедет на похороны Сомова в Сталиногорск: Громадину дали телеграмму. А кроме того, Большой Казымовский металлургический комбинат имени Сталина – детище Громадина – как он может миновать его! – а Иннокентий Сомов воспитан Громадиным, как инженер и директор.
Через поездку Громадина показать ресурсы металлургии и гигантские перспективы. Однако не все приготовила природа в таком виде, чтобы взять было легко. Огромные запасы руд, но бедных. Или – богатые руды, да топливо (уголь) далеко. Или близко и руды богатые и уголь, да уголь – не коксующийся. И т.д. и т.д. в различных сочетаниях (не говоря уже об огнеупорах, о флюсах, о формовочных, о присадочных, о легирующих материалах и пр.).
Громадин – один из последних могикан старой русской металлургии, инженерного склада – академик и практик одновременно, он ученик Курако, человек из "низов", вышедший, преодолев тягчайшие препятствия, в крупные инженеры еще в старое время, – могучий человек большого полета и практической мысли. "Нужна революция в металлургии", – вот его вывод после поездки.
В Сталиногорске они встречаются с Багдасаровым, и, в числе прочего, Багдасаров советуется с ним по "делу Романова". Оказывается, оно проходило через ЦНИИЧЕРМЕТ. Принимают Романова. Громадин, однако, настроен полускептически: "Не доказано на практике, технологически, пусть ищут, но вряд ли правильный взяли путь – дело туманное". Так Громадин прозевал ту самую "революцию", которую несет с собой предложение Романова. Объяснить, как и почему это произошло. Багдасаров, как политик, а не только инженер, делает все же вывод: "Надо помочь". Но помочь именно в лабораторных изысканиях. На этом успокаивается.
Когда докладывает министру, тот, как еще больший политик, дает возможность Романову делать опыты на заводе (возможно, на одном из передовых, а возможно и отсталых заводов юга, что мне было бы важно по фабуле). Однако все действия министерства и научного института так осторожны, отношение столь скептическое, что это не устраивает Романова, – тем более что на южном заводе он – "чужак", сбоку припека, обуза, и над ним просто посмеиваются.
Особенность этого конфликта в том, что в общем вполне прогрессивные люди, немало сделавшие в области нового в металлургии, не в силах понять открытия, несущего "революцию" в привычном производстве. Таким образом, Романов вырастает тоже в одну из главных фигур романа, а вместе с ним – его молодежь, его "орлята". Только Центральный Комитет партии дает в широком масштабе поистине полный ход открытию Романова.
* * *
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
(Продолжение)
Романов Григорий Касьянович – научный работник, инженер, профессор Сталиногорского металлургического института.
* * *
Сложность положения Романова в дни приезда Багдасарова и Громадина в Сталиногорск. Он уже переведен из института в Пензу, в Пензенский индустриальный институт, переведен именно потому, что, по мнению руководства института, «сворачивает набекрень головы своим ученикам» (формальная причина – склочник, неудачник, «не настоящий» ученый). Багдасаров говорит: «Надо помочь». Он в свойственной ему сдержанной манере «приободрил» Романова. Но отменить решение о переводе в Пензу он не может (в глубине души и не хочет вмешиваться, ибо – не верит в «открытие») – Металлургический институт не в ведении Министерства металлургии, а в ведении Министерства высшего образования. Но если здесь Министерство металлургии хотя бы шефствует над институтом, то в Пензе над Индустриальным институтом шефствует уже Министерство тяжелого машиностроения, которому «открытие» Романова вообще уже «ни к чему». Таким образом, фраза Багдасарова: «Надо помочь» – есть для Романова ничто.
Так, Романов едет в Пензу, а дело его "вертится" в министерстве и в научном институте, пока министр не дает "ход" открытию на южном заводе.
Романов не может бросить работу в Пензе, его выручают "орлята", они все делают по его указаниям. Но пока дело зависит от Министерства черной металлургии, очень большие трудности и с "орлятами", поскольку все они уже не в аспирантуре Романова, одни кончили и работают, другие прервали аспирантуру, ибо не могут перейти к другому профессору и не могут переехать в Пензу.
Трудность применения открытия на чужом, а не на "своем", не специальном заводе в том, что там свой налаженный конвейер выпуска продукции, там план с обязательством его перевыполнения, там масштабы и напряжение, а всякое новшество типа романовского, если его ставить хотя бы минимально-производственно, требует в какой-то части затраты времени, отвлечения лучших инженерских сил, реконструкции, хотя бы частичной, дополнительного напряжения. А открытие-то – туманное, кто его знает!
"Орлята" находят на заводе только одну сочувствующую душу – Евгению Ивановну Навотную. Как женщина, преодолевшая неимоверные трудности, чтобы в металлургическом производстве завоевать себе положение и стать начальником бессемеровского цеха, она их, "орлят", жалеет.
"Орлята" знакомятся на этом заводе с прожектерами и лжеизобретателями: "изобретает" пустяк, а шумит на весь Союз, оперирует [4]4
?
[Закрыть] «заслугами», припугивает партийными органами (которые, бывает, только чтобы не прозевать «новое», поддерживают этих прожектеров). И «орлятам» становится ясным, почему к ним такое недоверие среди людей серьезных.
Можно сделать, что "орлята" – на заводе имени Буранова (вымышл.), а на "Запорожстали" – группа научного института, работающая по кислороду. "Орлята" мечтают перейти на "Запорожсталь" – передовое предприятие. Но "научная" группа, с которой они встречаются, отпугивает их. Здесь дать все двусторонне: критику и "научной" группы и критику руководства завода. Потом министерство исправляет это.
* * *
В романе сильно подать старую русскую школу металлургов.
Роль Павлова для поколения металлургов, к которому принадлежит Багдасаров.
Курако и Громадин.
Чернов – Байков – и нужен современный металловед из поколения помоложе.
В связи со старыми уральскими делами, а также в связи с современными делами металловедения – обязательно об А.Носове.
* * *
Когда обсуждается вопрос о назначении нового директора комбината, взамен умершего Сомова, и выдвигается кандидатура Шубина, последний долго не соглашается, потому что он не сталеплавильщик, а доменщик, он хорошо знает всю самую «черную» сторону черной металлургии – работу рудообогатительных и агломерационных фабрик, углеподготовку и производство кокса, усреднение доменной шихты и весь процесс производства доменного чугуна, то есть все, что касается процессов до производства собственно стали и продуктов проката стали. Ему напоминают, что Громадин, тоже доменщик, строил Большой комбинат.
* * *
Между прочим, Громадин в числе многих причин не понял, вернее недооценил открытие Романова тоже и потому, что он, доменщик, не мог сразу принять открытия, ликвидирующего самый доменный процесс, усовершенствованию которого Громадин отдал всю свою жизнь.
* * *
Продумать вопрос, не едет ли в вагоне среди молодых инженеров вместе с Верой Каратаевой кто-нибудь из «орлят» Романова? И не лучше ли весь будущий роман Веры развернуть в направлении этого «орленка», а не одного из начинающих инженеров-металлургов? (Неразделенная любовь архитектора – это само собой. Но… все еще может повернуться в его пользу.)
* * *
Сомов Зосим Филиппович – уникальное порождение Урала, – он точно выскочил из сказов Бажова. Старый быт Урала, домны на древесном угольке, дремучие леса над синими озерами, камни-самоцветы, искрометный талант древних умельцев и устоявшийся полусобственнический уклад полурабочего, полукрестьянина, когда на время покосов останавливалось все металлургическое производство, талант и дикость, русский размах и нелюдимость, наивная светлая мудрость и власть темных инстинктов – все это отразилось в духовном и физическом типе его, в мощных узловатых руках, в курчавой бороде, в глазах, спрятанных под нависшими бровями, глазах, которые казались угрюмыми и даже страшными, а когда присмотришься к старику в спокойном состоянии, видишь в них наивную, светлую, детскую мудрость, как у врубелевского Пана. Крупная голова его обросла густым курчавым темным волосом, под старость он облысел, волосы его стали белыми и курчавым венцом обкладывали мощный череп со столь развитыми и хорошо обозначенными костями, что старика можно было бы демонстрировать в школе. Когда он стоял, казалось, что он навечно прирос к этому месту. Вылез здесь из земли, сотни лет назад, застарел, уже весь в узлах, а ноги все еще наполовину в земле, и так и будет он стоять здесь вечно, – даже удивительно было, когда туловище его начинало передвигаться!
* * *
Где-то в середине или в конце романа разговор молодых инженеров об открытии Романова. Они говорят о том, что это – тайна. «Как бы американцы не украли».
– Куда им! Если они и узнают секрет и украдут, они же не смогут перестроить производство на новых основах. Они, брат, не случайно первые открыли атомную бомбу, поскольку дело касается защиты и расширения их прибылей, – с ее помощью они думают мир подчинить… для своих максимальных прибылей. А революции в технике для блага людей они не в силах произвести, они – могила технического прогресса. Ведь такая революция потребовала бы отказаться от прибылей в интересах расширенного воспроизводства на новой технической базе, на это господа империалисты не способны. Нет, они уже ничего не способны дать для жизни, весь их технический "прогресс" направлен к тому, чтобы убивать…
Вернее всего, что это разговор в среде "орлят".
* * *
Еще раз продумать в отношении Балышева его семейное положение. Все-таки лучше, может быть, сделать его человеком женатым, но бездетным; он живет с претенциозной и неработающей женой. Правда, при такой ситуации пропадает вся юмористическая сторона его спора с женщинами на квартире у инженера-коксовика. Но вырастает до подлинного трагизма вся линия его отношений с Дашей Паниной, и образ самого Балышева освобождается от специфических черт «красавца холостяка».
* * *
Этот вариант в отношении Балышева дает мне возможность развить линию отца жены Балышева – рабочего-изобретателя, неудачника, оригинала, участника революционной борьбы, участника знаменитой стачки южных заводов, в молодости – друга Буранова (большевистского вожака рабочих металлургических заводов юга). Теперь – на пенсии, пишет мемуары, которые, очевидно, никогда не закончит, а в годы, когда Балышев женится на дочери его Юлии, он – рабочий ремонтник, токарь или автогенный сварщик на заводе имени Буранова.
* * *
Юлия Николаевна – «художественная натура». Претензии, – мятущаяся душа! – и ничего не свершено. Мечтая стать художником, измучила своего Костю смолоду тем, что, увлеченная «идеей», не захотела иметь детей. А потом уже не смогла их иметь. Попытка создать «салон». Бунт Константина Витальевича. Незаметно она стала обыкновенной потребительницей жизни, сохранив, однако, претензии и «порывы». Но даже на измену своему Косте у нее не хватило характера! Домашнего ухода, уюта она ему тоже не создала, – вот почему у Балышева ощущение бездомности. Талантливый, бешеный в работе, которая дается ему легко, сама идет в руки, он вечно в командировках, дом его – такой же очередной полустанок, как гостиница в городе, где осуществляется очередное строительство.
* * *
Мать Балышева воспитана на Чернышевском: свидетельство той глубокой идейной вспашки, которая так характерна именно для шестидесятников-революционеров. Детство и отрочество ее падает на восьмидесятые годы, которые принято считать «годами безвременья». На самом деле учение Чернышевского в это время шло в глубокие «низы» демократической интеллигенции, оно, в сущности, только начинало доходить до передовой молодежи из этих «низов» – в самые отдаленные углы, в самую глухую, необъятную российскую провинцию. Для поколения Балышевой учение революционеров-демократов буквально сомкнулось с марксизмом девяностых годов.
* * *
Спор Балышева с Дашей Паниной вокруг так называемой «несчастной любви», вокруг «несчастья» вообще, вокруг Гамсуна, и проч. и проч. Даша атакует Константина Витальевича Горьким. Здесь, между прочим, не называя, можно дать бой всей той части современной литературы, которая забывает, какое поколение растет, и пытается вопросы любви решать по старинке с достоевщинкой. Образ Даши здесь вырастает буквально в образ новой женщины. В сущности, после Чернышевского никто у нас не поднял на щит женщину нового типа, нашу женщину.
Вместе с тем надо с силой показать муки неразделенной любви через Голубеву. И дать резкую отповедь – через прямое публицистическое обращение "диккенсовского" стиля – тем "критикам", которые, обсуждая современные романы, где дается любовь и семейная жизнь, фальшиво вопят: "Почему столько неудачных личных судеб, столько несчастных любвей, столько несложившихся счастливо семейных жизней!" Надо показать, что это отражает объективные противоречия и трудности роста и формирования коммунистического человека, но что сегодня уже во многом это зависит от самих людей, от их воспитания, а воспитать людей в таком душевном смысле нельзя, если литература не покажет, откуда все это и где те внешние и внутренние "враги" современного человека, которые так часто мешают его полному личному счастью.
* * *
Спор между молодыми инженерами-мужчинами по поводу их товарища, молодого инженера-женщины. Она курит. Одни осуждают ее за это, говорят «неженственно». «Вообрази, она тебя целует, а от нее табаком разит!» – «А почему ты думаешь, что ей приятно тебя целовать, если от тебя табаком разит?» – «Я мужчина!» – «А почему все-таки тебе можно, а ей нельзя?» Спор запутывается. В конце концов куренье вредно и нельзя сказать, чтобы оно украшало и мужскую половину рода человеческого. Но поставить вопрос так, что никто не должен курить, а тем более пить – ханжество. Можно ли, однако, искать «равенства» между мужчиной и женщиной в том, чтобы женщины так же безобразно пили и курили, как мужчины?
* * *
Багдасаров со «свитой» осматривает РОФ. Производство пыльное и грязное, мокрое и грязное. Но отношение рабочих, инженеров – от низших до высших – к этой руде, проходящей все стадии дробления, сортировки, промывки, сухого и мокрого обогащения, агломерирования, – отношение к ней на всех стадиях ее прохождения такое же, как у хлебопеков к муке, тесту, потом хлебу. Потому что имеют дело с продуктом таким же насущно важным в жизни людей, как хлеб, – отношение не брезгливое, заинтересованное, свободное, бережное. Когда она выходит из какого-нибудь реечного классификатора или осаживается в медленных осадочных машинах, люди ее берут в жменьку, перетирают между пальцев, щупают, взвешивают, едва не пробуют на язык. Все – даже те, кто пришел (как Багдасаров) в своем обычном во время командировок приличном костюме – ходят запачканные, вымазанные шламом, запыленные, как хлебопеки в муке или в тесте.
* * *
Строятся коксовые батареи. Строители возводят стометровую железобетонную дымовую трубу (новинка, строит «Союзтеплострой»). Она уже поднялась под самое небо, близка к концу. Балышев и Багдасаров, после того как осмотрели строящиеся коксовые батареи, остановились, смотрят, как две девчонки (одна из них – казашка, воспитанница Агриппины Голубевой) на дощатом, без всяких перил, узком помосте вокруг трубы, у самой ее вершины, под небом, сидят, закусывают, свесив ноги, болтают ногами. Девчонки веселые, в комбинезонах, измазанных цементом, лиц их хорошенько не видно, но видно, что им весело, что они оживленно обсуждают что-то свое и хохочут. Багдасаров и Балышев – старые приятели, «на ты».
Балышев. Видал?
Багдасаров. А им что на земле, что на небе! Такое поколение… Выросли в век авиации, высотных строек, не боятся высоты. Да и понятие высоты совершенно иное: по отношению к чему высота? Какие-нибудь их подружки водят самолеты или прыгают с парашютом с многокилометровой высоты, да еще, поди, летят почти до самой земли, не раскрывая парашюта, а нас с тобой заставь? Вот именно, разве что заставят!.. – смеется.
