Текст книги "След пираньи"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Если бы на меня заимели зуб друзья и коллеги покойного, у них была масса времени и возможностей вульгарно меня хлопнуть, – сказал Мазур.

– Резонно. Признаюсь, именно такие умозаключения меня пока и удерживают от того, чтобы смахнуть пыль с машинки для выдирания ногтей…

– Вам удалось хоть что-то выяснить?

– Немногое, – сказал Глаголев. – Этот чертов магазинчик и квартира на Свободной прошли через столько рук, что концов пока не найти…

– Вопрос можно?

– Конечно.

– Почему вы упорно не рассматриваете самую простую версию? – спросил Мазур. – Лежащую на поверхности? Я – нежелательный свидетель. Возможно, единственный человек со стороны, знающий о таежных охотничьих забавах. Логично предположить, что отсюда все и вытекает…

Глаголев ответил, практически не раздумывая:

– Свидетели, знаете ли, имеют тенденцию делиться на опасных и неопасных. Мне кажется, вы давно уже понимаете сами, что относитесь к последним. Во-первых, уличить их невозможно. Во-вторых, во время бегства вы натворили кое-что, не позволяющее вам сейчас появляться принародно в белых сияющих одеждах и требовать справедливости. В-третьих, гораздо прагматичнее было бы убрать вас без лишнего шума, нежели по-дурацки баловаться со специфической подрывной техникой, рискуя впутаться в чреватый крайне серьезными последствиями конфликт с крайне серьезным ведомством. Согласен, и происшедшее на кладбище, и это ковбойское похищение идеально ложатся в гипотезу о том, что вашу личность устанавливали. В спешке, не считаясь с последствиями и затратами. Случившееся на кладбище может иметь только одну-единственную цель: сравнить отпечатки пальцев вашей жены с некими, уже имеющимися. А интересовать это может опять-таки ваших таежных приятелей. Снова возникает вопрос: почему вас не прикончили, если ими двигало желание отомстить? А другого желания у них быть не может, они-то прекрасно понимают, что вы не опасны в качестве свидетеля… Вы сами только что, буквально две-три минуты назад, признали, что прикончить вас могли давно.

– Кажется, положение у меня самое идиотское, – сказал Мазур. – Даже не оправдаться нужно – сообразить, в чем следует оправдываться… Будь это месть за Прохора, меня давно убили бы. Где-нибудь в городе. Так что, возможно, взрыв на базе с моими… прегрешениями и не связан? И все шло бы своим чередом независимо от моих поступков? Для чего-то же вам понадобилась моя скромная персона? Вы же не военная прокуратура, в конце-то концов… Чтобы залить мне сала за шкуру, не было нужды привлекать постороннее ведомство – свои ремней из спины нарезали бы столь же изящно и непреклонно.

– Непугливый клиент пошел, а, Кацуба? – усмехнулся Глаголев. – В старые времена у него зуб на зуб не попадал бы…

– Он нынче незаменимый, – в тон начальству поддакнул Кацуба.

– А это как посмотреть. За подобные художества могут и по головке не погладить. В особенности если у него дублеры имеются. Он не хамит, Кацуба, он уверен, что его шалости на ход событий нисколечко не влияли…

Где-то справа от Мазура мелодично мяукнуло. Генерал с Кацубой молниеносно обменялись взглядами, потом Глаголев прошел к двери, вышел в коридор. И вернулся буквально через минуту, с бумагой в руке. Мимоходом показал ее Кацубе – и тот прямо-таки расплылся в непритворной радости.

Генерал изменился мгновенно – хищно-упругие движения зверя, ни единого лишнего жеста.

– Все, – сказал он отрывисто. – Начали работать.

«Господи, – подумал Мазур, – неужели они всего лишь тянули время? Чрезвычайно похоже… Что за игры идут?»

– Бортко проявляет интерес к базе отдыха «Синильги» «Северная заимка»? – спросил Глаголев.

Мазур кивнул на Кацубу:

– Должна быть запись…

– Записи меня не интересуют, поскольку видеосъемки не велось. Меня интересуют ваши личные впечатления от встречи.

– Я бы сказал, «Заимка» его крайне интересует, – ответил Мазур. – Он конечно, хитрован, но все же рискнул бы сказать, что его прямо-таки припекало…

– Все сходится, – бесстрастно сказал Глаголев. – Вчера вечером в него стреляли. История темная, но эксперт клянется, что это не покушавшиеся со стороны. В полковника стрелял человек, сидевший за рулем его собственной служебной машины, когда Бортко в нее садился. Только Ведмедь успел отклониться и, в свою очередь, шарахнул почти в упор. Не исключаю, ждал чего-то подобного. Кстати, его шофер исчез.

– У него, должно быть, недоброжелателей… – сказал Мазур.

– С недоброжелателями у него давно установилось нечто вроде вооруженного нейтралитета, – сказал Глаголев. – В том смысле, что враждующие стороны воздерживаются от покушений на, если можно так выразиться, полководцев противника. Там свои правила игры, продиктованные житейской необходимостью. Между прочим, после покушения Бортко не предпринял ровным счетом никаких репрессий против подопечного элемента, что на него совершенно не похоже. Когда в прошлом году подстрелили его лейтенанта, город сутки стоял на ушах… Нет, он прекрасно знает, с какой стороны целили.

– А вы знаете? – спросил Мазур.

– Не знаю пока, – сказал Глаголев. – Ясно только, что вокруг вашей «Заимки» замельтешила масса народа, а «Заимка», надо понимать, сопротивляется… Элегантно, я бы сказал, отбивается. Вы шантарские газеты читаете?

– Каюсь, и не заглядываю.

– Кацуба, продемонстрируй.

Майор вытянул из лежавшей с ним рядом папочки довольно толстую газету – цветные фотографии, заголовки в три краски, название «Шантарский скандалист» выполнено вычурными буквами и пониже, шрифтом помельче, но столь же заковыристым, продублировано на английском.

– Новый бульварный орган, – прокомментировал Кацуба. – Второй номер – точнее, третий, потому что две недели назад был нулевой. Ознакомься. Сегодняшний. Тираж еще не отшлепали, ребята его из типографии увели… Данный номерок, конечно, не тираж.

Мазур бегло проглядел заголовки: «Инопланетяне над Елкино!», «Спит ли губернатор с Зоенькой Клименко?», «Милиционер-вампир!», «Студентки ударили ножом восемнадцать раз!».

– На четвертой странице полюбопытствуй, – хмуро сказал Кацуба. – Где заголовочек «Спецназ почти не виден».

Мазур зашуршал плотными страницами. На четвертой и на пятой, под растянувшимся во всю ширь развернутой газеты помянутым заголовком (выполненным готическим шрифтом с истекающими кровью буквами) в глаза прежде всего бросались яркие фотографии – зверские морды, перекошенные в крике и размалеванные черными полосами, устрашающего вида штык-ножи, блистающие во всей красе на переднем плане, дюжие молодцы в пятнистых комбинезонах старательно лупят друг друга по челюсти толстенными подошвами ботинок, выкручивают конечности, резвятся на полосе препятствий, старательно минируют какую-то стену…

Мазур присмотрелся:

– Туфта. Вот это вообще никакой не спецназ – голландские мотострелки на учениях. А это – стандартный штык к «Стэнам» и винтовке номер четыре, в спецназе из-за громоздкости и полной устарелости не используется…

– Это мы сами знаем, – поморщился Глаголев. – Вчитайтесь в текст, это гораздо любопытнее…

– Пожалуй… – сквозь зубы сказал Мазур, пробежав первые же абзацы.

Автор, именовавшийся с крестьянской простотой Арчибальд Икс, пространно повествовал о некоем засекреченном объекте, в самые что ни на есть застойные времена бесцеремонно возведенном в живописнейшем местечке, в тайге, на берегу Шантарского водохранилища, где следовало бы устроить детский сад или иное заведение, служившее бы народу, однако коварные партократы и здесь показали свой волчий норов, оттягав у трудового народа угодья и передав их медноголовой военщине, тут же поспешившей приспособить подарок для самых низменных целей и бесповоротно нанеся ущерб окружающей среде, вплоть до реликтовых сосен, на которых пьяные военные вырезали штыками сначала похабные, а впоследствии и антиперестроечные лозунги. Полунамеками и звучными фразами рассказывалось о таинственных, крохотных подводных лодках, замеченных в прилегающих водах, о неназванных по фамилиям мирных рыболовах, чью лодочку, дрейфовавшую в полукилометре от берега, перевернуло взрывом, о бедных старшеклассницах, обманом завлеченных на базу и злодейски загнанных в сауну к похотливым генералам. Словом, смесь сенсационной болтовни и душевной боли за прекрасные угодья, оскверненные военщиной. В самом конце Арчибальд Икс недвусмысленно намекал, что на базе, вполне возможно, хранится ядерное оружие, и миллионному городу следовало бы всерьез обеспокоиться столь страшной и явной опасностью, нависшей над Шантарском. В качестве доказательств похотливости генералов прилагалось фото женской задницы, украшенной то ли татуировкой, то ли просто надписью: «Слава Советской Армии», а байка о ядерном оружии подкреплялась снимком некой смутно различимой, но внушительной цистерны, покоившейся на прицепе «Урагана».

– Впечатления? – с любопытством спросил Глаголев.

Мазур пожал плечами:

– Может, я чего-то в гражданской жизни недопонимаю, но это, по-моему, чересчур… Должна же быть какая-то цензура?

– Где сейчас цензура… – вздохнул Глаголев.

– И все равно, есть же какие-то правила насчет разглашения секретов?

– А как же. Только засунуть хвост в мясорубку этой газетке и персонально Арчибальду будет крайне затруднительно. Я уже кое с кем советовался… Никаких реальных деталей о базе этот скот не дает, обратили внимание? Ядерного оружия там не было отроду. Сауна, правда, есть, сами прекрасно знаете, но девиц на улицах для нее не хватали… И никакую лодку взрывом не переворачивало в указанные даты. Гораздо интереснее вот эта фразочка: «Не удивлюсь, если у них там при такой жизни завтра чего-нибудь шумно подорвется – и дай-то бог, чтобы не атомная бомба…» Приятное совпаденьице, а? В следующем номере вполне можно давать взволнованное письмо читателя Кособрюхова из близлежащей деревеньки Драчевка о загадочном ночном взрыве. О нем, кстати, слухи по городу уже пошли – поблизости, по другую сторону сопок, и в самом деле пара деревень, дачные поселки, зверосовхоз, фейерверк могли наблюдать и слышать непосвященные люди… Вот интересно, Арчибальд у нас экстрасенс или нет? Случайно он про грядущий взрыв ляпнул или как? Для всего окружающего мира там испокон веку была локаторная станция, а речь идет о намеренной утечке, зуб даю…

– Адрес редакции… – Мазур заглянул на последнюю страницу. – Абонементный ящик. Но ведь можно же доискаться? И взять в разработку? Я в такие совпадения тоже не верю…

– Воспрянули духом? – усмехнулся Глаголев. – Есть основания, признаться. Нападки на базу – это уже не нападки на вас персонально, устраивать подобные забавы с многокрасочной печатью только для того, чтобы сделать вам пакость, в первую очередь непрактично… Ни один серьезный человек на это не пойдет. А против нас играют люди серьезные, если набрались нахальства задираться с нашей конторой…

– Значит, с той стороны – тоже контора?– тихо спросил Мазур.

Глаголев молча разглядывал его с непонятным выражением лица, потом усмехнулся:

– У вас есть какие-нибудь предположения насчет того, зачем серьезной конторе ваша «Заимка»? Если есть, поделитесь. Право, любопытно послушать.

– Нет у меня никаких соображений, – подумав, признался Мазур. – Все, что я там видел, толкуется однозначно – наглый, зажравшийся криминал…

– Вот видите. В общем, я вас запрягу, уж не посетуйте. Придется поработать. Главная тяжесть ляжет на хрупкие плечи Кацубы, а вы будете внушительно возвышаться на заднем плане и подыгрывать, смотря по ситуации. Как хор в греческой трагедии. Сначала съездите к одному весьма любопытному субъекту, Кацуба его знает – а там, если договоритесь и он вам сдаст издателя «Скандалиста», двинете к нему…

Мазур уловил краем глаза, что Кацуба едва заметно дернулся, словно собираясь вставить реплику, но не посмел, похоже.

– Если договоритесь, вдвоем поедете к издателю, – повторил Глаголев явно для своего верного адъютанта. – Впервые видите, как планы меняются на ходу? Ты, Кацуба, и есть зам по хозчасти, про которого столь живописно изложено, как он ловил старшеклассниц для генеральских утех. Обидно тебе стало, волосы на голове дыбом встали, как только представил, что будет, если женушка прочтет. Ревнивая она у тебя и к печатному слову до сих пор доверие питает. Зам в статейке оставлен анонимным, вот пусть тебе Арчибальд и докажет, что не тебя имел в виду… А этот дядя, – он кивнул на Мазура, – твой двоюродный брат, который тоже в морду залезть не дурак. Словом, бутафорьте по обстановке, люди опытные, не учить же вас? Мне нужно, чтобы вы его посмотрели в привычной обстановке, налетев неожиданно. Водочкой, что ли, галстуки сбрызните, чтобы от вас припахивало… Если покажется, что того требуют интересы дела, и в самом деле навешайте по чавке, только не увлекайся, Кацуба, душевно тебя прошу, а то ты в Южной Америке ихнего менталитета нахватался… Позвонишь отсюда, от Володи. Шагом марш. Ступайте, господин капитан первого ранга, и впредь не грешите… А то ноги повыдергаю прежде, чем успеете в адмиралы проскочить, – и он улыбнулся столь простецки-хищно, что Мазур даже не сумел толком обидеться.

В коридоре, когда они подошли к двери, Кацуба жестом велел ему обождать, а сам без стука юркнул в ближайшую дверь. Мазур переминался с ноги на ногу, чувствуя себя чуточку глупо – хмурый прапорщик то и дело бдительно косился на него, а Кацуба что-то задержался.

На столе у прапорщика загудел зуммер. Страж глянул на маленький экран видеомонитора и вдруг явственно заерзал, то бросая на Мазура отчаянные взгляды, то порываясь нажать на большую синюю кнопку непонятного назначения. Полное впечатление, что Мазур ему чертовски мешает своим присутствием, но и куда девать постороннего, прапорщик не представляет. Глядя на него без всякого сочувствия, Мазур демонстративно отвернулся – пусть сами решают свои проблемы.

Решившись, должно быть, прапорщик встал и отпер дверь своими руками, хотя она, несомненно, была снабжена и магнитным замком, – когда нагрянули Кацуба с Мазуром, прапор остался за столом…

Краешком глаза Мазур смотрел, как входят трое – двое высоких крепких мужиков в штатском и темноволосая молодая женщина в бордовом брючном костюме. Прапорщик истово отдал честь, отступив на шаг, и троица прошла мимо, держа курс на глаголевский кабинет. Точно, так и есть – шагавший первым уверенно постучал и вошел едва ли не раньше, чем мигнула зеленая лампочка.

Прапорщик уселся, делая вид, будто ничего не произошло, но за этой мизансценой, Мазур нюхом чуял, что-то такое крылось. Ну и черт с ними, пусть играются в свои игры…

Вышел Кацуба, мотнул головой:

– Двинули.

– Ох, и лялечки у вас тут ходят, – задержавшись из чистой вредности, сказал Мазур. – Видел бы ты, какая крошка без тебя к генералу протопала…

Прапорщик воззрился на него с нескрываемым ужасом – положительно, о крутой секрет Мазур мимоходом потерся, – вскочил и шепнул что-то Кацубе на ухо. Тот еще больше посмурнел:

– Пошли, некогда.

…Когда перед ними стали медленно раздвигаться зеленые внешние ворота, Кацуба бросил:

– Пристегнись.

– Что, опять гонку устраивать будешь?

– Если на базу ведет одна-единственная дорога, сюда тоже только по Крупской проехать можно…

– Ага, – сказал Мазур. – Но это ж означает, что они не только меня, но и тебя в лицо знают? Следовательно, не в моих грехах дело?

– Умный больно, – сквозь зубы сказал Кацуба, выехал за ворота и свернул влево.

– Ну, это даже мне ясно, – сказал Мазур, глядя в боковое зеркальце. – Во-он, от обочины синий «Опелек» за нами вывернул…

– Наблюдательный ты, Степаныч, – с кривой ухмылкой откликнулся Кацуба. – Хороший был «Опелек», новенький, блестящий такой… Ну, ты пристегнулся?

Он привычно перебросил рычаг, машина рванулась вперед. В зеркальце Мазур видел, что и «Опель» с двумя пассажирами прибавил газу, держась метрах в тридцати. Справа был пустырь с широкой полоской чахлого газона, полузадушенного выхлопными газами, слева тянулись трехэтажные кирпичные домики сталинской постройки, закопченные по самые крыши.

Кацуба вдруг дал длинный сигнал, еще прибавил. Почти сразу же сзади раздался жуткий грохот, лязг, Кацуба понесся еще быстрее. Мазур оглянулся – сзади, полностью перегородив неширокую дорогу, стоял «ЗИЛ-130», обшарпанный самосвал, в который, надо полагать, «Опель» весьма неосмотрительно и врезался.

– Вот так, – сказал Кацуба, круто сворачивая на проспект Авиаторов. – А то обнаглели, скоро под окнами шататься будут…

– Кто это? – спросил Мазур без особой надежды получить ответ.

– Я так понимаю, хвосты, – усмехнулся Кацуба. – Которые следует тяпками рубить…

Глава пятая
Журналистка по-шантарски

Кацуба первым вошел в обширный цех с высокими оконными переплетами. Шаги звучали гулко, стояла тишина, повсюду лежали кучи желтых опилок, приятно пахло свежеразрезанным деревом и далеко не так приятно – чем-то вроде ацетона или мебельного лака. Насколько Мазур разглядел по дороге, вокруг и в самом деле бурлила вполне благопристойная, законопослушная работа – из ворот выезжали грузовики с мебелью, погрузчики таскали пакеты досок, отовсюду доносился визг пил, лязганье каких-то станков, без излишней суеты колготились работяги. Похоже, крыша была самая настоящая, старательно производившая мебелишку.

Пройдя зал насквозь, они вышли в небольшой внутренний дворик. Кацуба уверенно свернул к серому бетонному строеньицу, но вместо того чтобы взяться за ручку, полез большим пальцем куда-то за боковой косяк. Слышно было, как внутри тренькнул звонок. Краем глаза Мазур заметил, что в дверях цеха появился рослый крепыш, одеждой неотличимый от пролетариата, привалился плечом к железной створке двери, замер со скучающим видом.

Дверь приоткрылась, еще один верзила, по виду – близнец скучающего пролетария, секунду смотрел на них, потом немного оттаял лицом, кивнул Кацубе и распахнул дверь пошире. Они вошли. Внутри не оказалось ничего загадочного – обычная крохотная контора, в уголке, под лестницей, даже сохранилась со старых времен красивая доска с накладными деревянными буквами: «Экран социалистического соревнования». Правда, на ней не имелось ни фотографий, ни бодрых призывов, один фанерный профиль Ленина и отмененное красное знамя.

Провожатый распахнул перед ними дверь и остался снаружи. За простецким канцелярским столом сидел человек в простецком костюмчике – большелобый, с лысиной, обрамленной венчиком редких светлых волос. Комнатка была самая затрапезная – кабинетик завхоза, и только, единственным новомодным предметом, с совдеповскими интерьерами не гармонирующим, оказался небольшой персональный компьютер, стоявший наискосок к Мазуру, раскрытый, как «дипломат», – видно было, как по экрану проплывают желтые строчки.

Сидевший без особой поспешности выключил импортную игрушку Кивнул на обшарпанные стулья.

– Знакомьтесь, – сказал Кацуба. – Фрол Степанович – Кирилл Степанович, такое вот совпадение…

Мазур коротко кивнул. Кацуба успел посвятить его в кое-какие детали, и он уже знал, что этот простецкий на вид дядя – «черный губернатор» Шантарска, объемом власти и возможностями самую малость превосходивший губернатора официального. Однако смотрел без всякого интереса, скорее неприязненно. Умом он прекрасно понимал, что такое закулисная дипломатия плюс нынешняя сложность бытия, но сейчас этот человек для него олицетворял все пережитое в тайге…

– Выпьете? – спросил хозяин.

– Не стоит, – отказался Кацуба. – Еще остановит какой-нибудь ретивый сержантик, права отымет…

– Тогда, конечно, аргумент… Сержанты – бич божий. К здешнему завхозу регулярно заезжают, ироды, – нацеди да нацеди им спиртику, его, мол, все равно полно. Ну, цедит, что поделаешь, – он цепко глянул на Мазура. – Майор, ваш друг и вправду на меня глядит волком или у него имидж такой?

– Натерпелся человек, – сказал Кацуба.

– Слышал краем уха, – он смотрел на Мазура серьезно, без насмешки. – Только я здесь, честное слово, ни при чем. Я вам, Кирилл Степанович, расскажу одну историю. Шла милая девочка, дочка знакомого моего знакомого, и повстречала двух в дымину пьяных морячков – старшин которой-то статьи, как они там у вас именуются… Предложили недвусмысленно, слов не выбирая – она их послала, тогда один девочку ударил ножом. Насмерть. Вот вы мне скажите: следует теперь отцу брать автомат и мочить всех, кто щеголяет в морской форме, не разбирая погон и анкет? Между прочим, быль, я ради вас страшных историй не стану выдумывать…

– Да все я понимаю, – сказал Мазур угрюмо.

– Вот и прекрасно. Беспредельщиков на этом свете полно, будь мы в состоянии их гасить еще на взлете, жизнь настала бы просто прекрасная, но нет пока что такой возможности… – Он досадливо вздохнул. – Объяснял я майору: ни за что бы не допустил столь шизофренических забав на вверенной, как принято говорить, территории. Но вы, как люди военные, должны понимать: бывают ситуации, когда старший по званию построит себе дачку на территории твоего родного объекта, велит тебе ни во что не вмешиваться, и останется тебе одно – смотреть, стиснув зубы, как они там блюют с крыльца и кувыркаются с голыми профурсетками посреди двора… Не та у тебя астрономия на погонах, чтобы благородно протестовать.

– А что, замаячили… астрономы? – спросил Кацуба.

Лицо у него стало напряженно-хищным, даже подался вперед. Таким его легко было представить где-нибудь южнее Панамского канала – скользящим с автоматом наперевес меж экзотических разлапистых деревьев так, что ни один листок не шелохнется, ни одна окрестная обезьяна не встревожится и не заблажит… Мазур попытался угадать, где конкретно мог творить смертоубойные художества Кацуба, но ничего не придумал, конечно, поди угадай…

Фрол вынул крохотную гибкую дискетку, осторожно держа за углы двумя пальцами, сунул в конвертик и передал Кацубе:

– Чем богаты… Всецело полагаюсь на вашу деликатность, майор. В случае чего, могу вас заверить, не мне одному придется путешествовать под Шопена, так что вы уж поосторожней…

Кацуба спрятал дискетку так бережно, словно это был приказ о его производстве в первый генеральский чин, на миг расслабился с нескрываемой радостью, но тут же спросил:

– А как насчет мальчика?

– Ну, это-то не в пример проще… – Фрол черкнул в блокноте пару строк, выдрал листок и отдал майору. – Все координаты. Но я вас честно предупреждаю: держитесь осторожнее. Этот мальчик, что вдруг подался в бульварную журналистику, еще месяц назад перепродавал таким же соплякам сгущенку и презервативы. И совершенно неожиданно раздобыл вдруг энное количество «лимонов» на выпуск красивой цветной газетки. Словно в старых брюках нашел. Дело даже не в миллионах, которым у него неоткуда было взяться, а в самой метаморфозе – издательский бизнес, газетный особенно, нынче могут начинать с нуля только те, кто обрел хорошую заручку. Одна беда, не отследили пока что мои ребята никаких ниточек. Может, вам больше повезет. Знаете, когда я не могу найти концов, заранее начинаю слегка тревожиться: очень уж редко случается, чтобы система давала сбои. И каждый раз, когда такое случается, вблизи следует искать крупную фигуру, по-настоящему крупную, понимаете? Либо местные крупные фигуры вдруг начинают вести какую-то качественно новую игру, не имеющую отношения ко всем предыдущим хохмочкам, либо в наши Палестины неожиданно запускает щупальца некто издалека. Вариантов тут только два, без всякого плюрализма…

– Учту, – пообещал Кацуба.

– Кирилл Степанович, вы мне в свой черед маленькую услугу не окажете ли? Сущий пустяк. Я вам покажу ворох фотографий – может, узнаете кого? Я имею в виду, кого-то из тех, с кем вас судьба свела в тайге этим летом?

Мазур покосился на Кацубу – тот повелительно прикрыл глаза. Фрол положил перед ним ворох фотографий – попадались и цветные, но больше было черно-белых, маленьких, любительских. Сюжеты не блистали оригинальностью, и запечатленные на них сцены, в общем, казались совершенно неинтересными: главным образом чисто мужские компании (а если попадаются женщины, в разряд дам или леди мало-мальски опытный мужик их ни за что бы не отнес) – за шашлыком на природе, за обильными столами, на пляже, иные разукрашены затейливыми наколками, иные выглядят невероятно респектабельно, на заднем плане маячат накачанные мальчики туповатого облика (которым, должно быть, за стол садиться по рангу не полагается), порой на скатерти меж бутылками небрежно валяются импортные пистолетики, чернявый восточный человек, театрально выпучив глаза, держит в зубах кинжал с роскошной рукояткой, девица в купальнике разлеглась на обширном капоте иномарки…

Мазур вздрогнул. Снова взял уже отложенную было фотографию, всмотрелся. Приложил к ней еще одну, цветную, побольше. И еще одну. Спросил:

– Бороду подрисовать можно?

– Ради бога, – Фрол покопался в ящике стола и подал ему черный фломастер, опробовав предварительно на листке. – Хоть рога подрисуйте, хоть что…

Мазур выбрал самую большую фотографию, ту, цветную. Примерился, прикинул – и тщательно пририсовал бороду крепкому мужичку лет пятидесяти, в белой майке и джинсовом костюме, сидевшему за простым деревянным столиком где-то в саду Подумал, провел еще несколько линий, сделав короткую прическу довольно длинной шевелюрой. Удовлетворенно кивнул.

На него уставился колючим взглядом поганый старец Ермолай Кузьмич – собственно, не такой уж и старец, правая рука Прохора там, на «Заимке». Тот самый, которого хотелось убить даже сильнее, чем Прохора. Прохор, в конце-то концов, был явным параноиком, а Кузьмич пребывал в полной ясности ума и был по уши пропитан крайне поганой философией, с которой хотелось поспорить не иначе, как пулей или десантно-штурмовым ножом – и чтобы подыхал помедленнее…

В висках жарко стучала кровь. Мазура легонько трясло – он чувствовал, что вновь вернулось шалое желание убивать просто так, из первобытной мести…

– Можно взглянуть? – тихо спросил Фрол. Мазур придвинул к нему снимок:

– Сейчас, там, он именно так и выглядит… Через плечо заинтересованно смотрел Кацуба.

– Ага, – сказал Фрол. – Что-то такое нюхом ощущалось… Нуда, то-то и… – он спохватился, замолчал.

– Кто это? – спросил Мазур.

– Милейший человек, – сказал Фрол. – Последняя кличка – Апостол, давненько не появлялся, я уж думал, и не свидимся больше никогда.

– В законе? – деловито поинтересовался Кацуба.

– Вот это – нет, – задумчиво сказал Фрол. – Не дотянул Кузема, ох не дотянул. Хотя шлейф за ним тянется достаточный – ходки, немалые дела и прочие атрибуты светской жизни. Года два назад растворился в нетях, ходили слухи, что подался в монастырь, толком никто ничего не знал, говорили даже, что дернул за рубеж, чему лично я решительно не верил – не было у него ни единой ниточки за бугор, языков не знает, особым капиталом не обременен. А он, изволите ли видеть, в егеря подался…

– Чур, этот индеец мой, – сказал Кацуба вроде бы шутливо, но с непреклонностью в голосе.

– Да бога ради, – поморщился Фрол. – Мне туда соваться, как я и говорил, совершенно не с руки. Просто помогло кое-что понять, и смогу я теперь в рукав пару карт припрятать, если доведется вежливо просить кое-кого, чтобы не паскудили наши угодья своими голливудскими забавами… Это наши скучные внутренние дела, вам, майор, совершенно неинтересные.

– Степаныч, – сказал вдруг Кацуба. – Не в обиду, поскучай на крылечке пару минут…

Мазур покладисто встал. Дежуривший в коридорчике плечистый парень предупредительно распахнул перед ним прочную дверь, он вышел на невысокое крыльцо, прошелся по дворику. Поодаль визжали пилы, лязгали станки. Суша осточертела до невозможности, со страшной силой хотелось в море, на глубину, в пронизанную цепочками пузырьков отработанного воздуха соленую невесомость, к неповторимому ощущению бездны, простершейся вниз под твоим лишенным веса телом…

Кацуба появился и в самом деле через пару минут, выглядел он весьма довольным, по-прежнему напоминал кота – но удачно укравшего добрый шмат ветчины и безнаказанно стрескавшего в укромном уголке. Он даже щурился совершенно по-кошачьи и громко насвистывал что-то бодрое. С ходу направился в цех, сделав рукой размашистый жест Мазуру, чтобы следовал за ним. Молчаливый страж все еще торчал на входе. Кацуба мимоходом похлопал его по боку, бросив наставительно:

– Повышайте качество продукции, юноша, а то, по слухам, югославские гарнитуры на подходе.

Тот озадаченно покосился непроизвольно шарахнувшись, – очень похоже, Кацуба якобы небрежно хлопнул его прямо по подмышечной кобуре, но смолчал. В машине майор откинулся на спинку сиденья, какое-то время задумчиво созерцал громоздившиеся вблизи штабеля досок, потом, не оборачиваясь к Мазуру, сообщил:

– Как выражался Дюма, интрига затягивается… Или завязывается? В общем, один черт…

Мазур дисциплинированно молчал – не та ситуация, чтобы лезть с вопросами, ясно, что погулять его отправляли не зря. Спросил только:

– А верить этому твоему «черному папе» можно?

– Определенно, – откликнулся Кацуба. – Потому что врать ему нет никакого смысла. В силу разных хитрых факторов ему твоя «Заимка» – как бельмо на глазу. Выгоды никакой, а беспокойство и головная боль налицо. Не настолько еще мы пали, чтобы с нами, многогрешными, не считались… Что ты на меня так смотришь? Не к настоящему же губернатору идти? Природа, друг мой, не терпит пустот, вот и все. Если власть выпускает из рук ниточки, они в пустоте долго болтаться не будут – быстренько кто-нибудь подхватит и намотает на пальчики, вот тебе и вся нынешняя политграмота в кратком изложении. А чистоплюйничать мы как-то не привыкли, да и вы тоже – можно подумать, тебе в Эль-Бахлаке местная компартия помогала склады подрывать…

…Остановившись на лестнице меж этажами, Кацуба извлек из кармана пластиковую бутылку с «Белым орлом», зажав большим пальцем горлышко, попрыскал себе на рубашку, плеснул на Мазура. Потом подумал, махнул рукой:

– Не все ж добро переводить… – сделал приличный глоток. – Будешь?

– Да ну, в подъезде, без закуси…

– Эстет ты у нас, я сразу просек… Ладно, пошли.

Он поднялся на третий этаж и решительно позвонил в дверь. Довольно быстро зашлепали шаги, изнутри спросили:

– Кто?

– Участковый, – моментально рявкнул Кацуба. – Ваша «Тойота», гражданин Нефедов, в неположенном месте торчит?

Щелкнул замок, дверь стала медленно приоткрываться. Кацуба вмиг двинул по ней плечом, отшвырнув хозяина в глубь прихожей, рванул следом, как бульдозер. Мазур вошел за ним, старательно притворил дверь и защелкнул замок.

Хозяин, кое-как обмотанный большим махровым полотенцем, удержался на ногах и сейчас хватал с полочки под зеркалом черный револьвер. Кацуба преспокойно дал ему время не только схватить, но и почти поднять руку – потом выбил пушку, небрежно даже, словно отгонял муху или работал с манекеном в тренировочном зале. Подхватил на лету, нажал кнопку, выщелкнул барабан: