Текст книги "Иван Грозный. Кровавый поэт (с приложениями)"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава седьмая. Сверкая блеском стали

Сегодня все как-то попривыкли, что Волга – «великая русская река», «матушка Волга». «Волга, Волга, мать родная, Волга, русская река…» – как поется в знаменитой песне о Стеньке Разине.

Кажется, будто так было всегда. Однако так стало лишь при Иване Грозном – а до того Руси принадлежал лишь небольшой кусочек «великой русской реки»… Таковой, без всяких кавычек, она стала лишь после завоевания Казанского и Астраханского ханств.

Завоевание Казани, должен вам сказать, было делом почти что домашним, а вовсе не каким-то актом неспровоцированной агрессии «безумного тирана». Более того, многих это, возможно, и удивит, но само возникновение Казанского ханства – как раз результат русской промашки. Точнее говоря, во всем виноват Василий Темный, невеликого ума человек и вообще, скажем прямо, изрядная сволочь (что меланхолично признавали еще историки девятнадцатого века).

Дело обстояло следующим образом. Изрядно ослабшей и потерявшей былое величие Золотой Ордой в 1432 г. правил хан Улу-Махмет (Чингизид, как полагается). К нему вдруг нагрянули родные братья: хан Астраханский Седи-Ахмет и юный Кичи-Махмет, как выражались в старину, молодой человек без места. Братья объявили собиравшемуся было организовать банкет Улу-Махмету, что они прибыли не чаи распивать, а провести свободные демократические выборы с целью смещения его с золотоордынского трона – братец Кичи ведь без места…

Улу-Махмет, конечно, заявил, что в гробу он видел такую демократию и такие выборы. Тогда братья свистнули свой многочисленный электорат. Электорат горячил борзых коней, поигрывал сабельками и выкрикивал всевозможные демократические лозунги типа «Голосуй сердцем за Кичи!», «Улу-Махметка – пройденный этап!»

Собственный электорат Улу-Махмета был гораздо малочисленнее и не имел никаких шансов на победу. Братья разводили руками:

– Демократия, братка. Большинство голосов, знаешь ли…

Обматерив как следует и демократию, и вероломных братьев, Улу-Махмет собрал сохранивших ему верность джигитов, их семьи и добро, и вся эта орава откочевала на берега тихого Дона, где казаков пока что не имелось. Там они обитали, как в сказке, семь лет. Тем временем в Орде сидел Кичи (за которым по его молодости присматривал, забрав реальную власть, Седи). По прошествии семи лет обоим демократам пришло в голову, что они, пожалуй, сваляли дурака, отпустив Улу-Махмета целым и невредимым. Собственно говоря, это было решительно против тогдашних правил хорошего тона: что в Европе, что в Азии серьезных претендентов на престол не принято было оставлять в живых. Вот и решили исправить ошибочку…

Прекрасно понимая, что на сей раз ему придет кирдык, Улу-Махмет поднял свой табор и побежал дальше – уже на Русь, занял, не спрашивая жителей, городок Белев и послал гонцов к Василию, в ту пору еще зрячему. Гонец передал, что бывший хан пришел просить милости и покровительства русских князей, просит выделить ему улус, готов стать русским вассалом и прилежно служить.

Впервые на Русь проситься в вассалы пришел знатный татарин, хотя и согнанный с престола, но чистокровный Чингизид. Увы, Василий оказался слишком дурковатым, чтобы использовать этот случай на всю катушку с пользой для русских – чтобы, аки Илья Муромец, «бить татар татаровьями». К тому же он проявил элементарную человеческую неблагодарность – ведь именно Улу-Махмет восемь лет назад, еще будучи ханом, поддержал Василия в борьбе с другими претендентами на московское княжение.

Но, как говорится, чего стоит услуга, которая уже оказана? Василий рассуждал примитивно: если у татар мало войска, на них нужно напасть и ограбить дочиста…

Он послал многочисленную рать под командой своих двоюродных братьев, Дмитрия Шемяки и Дмитрия Красного. Как с прискорбием констатируют те же дореволюционные историки, «необузданные толпы» москвичей еще до подхода к Белеву вдоволь потренировались на русских же землях: где ни проходили, грабили дочиста, а что не могли ограбить, то жгли…

Улу-Махмет послал к русским парламентеров, которые вновь и вновь повторяли, что хан просится в вассалы, готов даже дать детей в заложники, а если вновь займет ордынский престол, то никогда больше не будет требовать с Руси дани. Но москвичей будто переклинило: они кинулись в бой…

Их было много, но хороших военачальников не нашлось. А бывший хан воевать умел… Русских он разбил быстро, а потом, разозлившись, перешел в контрнаступление. Как следует накостыляв противнику, он задумался, как жить дальше. Неподалеку как раз и стоял древний город Казань – правда, представлявший собой полуразрушенное поселение, где жило совсем немного народу (результат разгрома русской ратью в 1399 г.). Там тогда правил какой-то князек, но не особенно и сильный. Улу-Махмет призадумался…

Правда, в Казань он двинулся не сразу – должно быть, понимал, что, кроме военной силы, государству нужна еще и экономика. Двинулся на Русь, взял и ограбил несколько городов, а потом захватил в плен и самого Василия. Как человек хозяйственный, Улу-Махмет не стал пленника убивать, хоть и был на него зол, а в полном соответствии с европейской рыцарской традицией запросил с Руси выкуп – двести тысяч рублей. По тем временам такие деньги… Даже не знаю, с чем и сравнить. Грандиозная была сумма. Бояре Василия эти деньжищи, однако, из Руси выжали и выкупили князя.

Теперь у бывшего хана были не только войска, но и казна. Он направился в Казань, без труда ее взял, прикончил князька Либея и объявил местным, что он не грабить сюда пришел, а основать государство. Местным идея понравилась – а впрочем, их особо и не прашивали…Нужно упомянуть, что эти события дошли до нас в двух версиях. По первой, Казань захватил и основал новое ханство сам Улу-Махмет. По другой, еще по дороге старший сын Улу-Махмета Махмутек убил отца, взял Казань и основал ханство. Точно уже не установить, какая из версий правильная. Как бы там ни было, новое государство оказалось вполне жизнеспособным. Окрестные татары, черемисы и булгары, прослышав, что установилась твердая власть под началом доподлинного Чингизида, со всех сторон устремились в Казань, город быстро застроился, расширился, похорошел. В новоучрежденное Казанское ханство народец двинулся даже из Крыма,

Покорение Казани

Бухары и Сибири.

Государство поднялось очень быстро. Дело еще и в экономике: Казанское ханство оказалось на пересечении важных торговых путей. По Волге с древних времен возили меха и кожи, а вдобавок экспортировали хлеб и лошадей из ногайских степей. Казанское ханство вело торговлю с Персией, Индией, Малой Азией, Египтом, Сирией. Мало-помалу Золотая Орда захирела вовсе, и Казанское ханство, хотя и числилось вассалом Крыма, процветало.

Не прошло и тридцати лет, как правивший тогда на Москве Иван III поступил гораздо умнее Василия Темного. На Русь «прибежал» татарский царевич Касим (Кой-сем), родной брат Махмутека. Точные причины неизвестны, но, скорее всего, предусмотрительный Махмутек хотел отправить братца вслед за их папашей – в целях стабильности…

Великий князь пожаловал Касиму городок Городец-на-Оке, который по такому случаю переименовали в Касимов, и возникло вассальное Касимовское ханство, естественно, насквозь мусульманское. Иван III нисколечко не прогадал – последующие двести лет (Касимовское ханство в середине XVII в. аннулировали Романовы) касимовские царевичи служили России верой и правдой. В Смутное время, кстати, именно касимовские татары прикончили Лжедмитрия II.

Выгода была двойная: во-первых, Касимовское ханство стало своеобразной пограничной заставой на пути казанских набегов, во-вторых, туда, к единоверцам, стекались казанские и крымские татары, а также жители Ногайской орды, по каким-то своим причинам решившие эмигрировать – что, естественно, только усиливало Россию. Среди «эмигрантов» было немало людей, по своему происхождению имевших серьезные права на казанский и крымский престолы, чем русские великие князья в нужный момент умело пользовались, поддерживая их военной силой во время очередной заварушки в Крыму или Казани…

Московско-крымско-казанско-астраханские отношения на протяжении более чем столетия после «возобновления» Казани не особенно и сложны. Их с полным на то правом можно, как я уже говорил, охарактеризовать как дела домашние. О них можно написать толстенную книгу, и она будет весьма интересной (авантюры, интриги, перевороты, заговоры, сражения), но это я отложу на потом, а пока изложу события кратко.

Соседи то дрались, то мирились. Казанцы и крымцы то и дело совершали набеги на Русь – но и Русь при первой возможности поступала так же. Русские войска то сражались с крымскими ордами, то, наоборот, спешили в Крым, чтобы поддержать выгодного для себя претендента на трон, – а иногда русские и крымцы вместе воевали против литовцев. Одним словом, нормальный феодализм. Примерно так вели себя по отношению друг к другу и чисто русские княжества в период раздробленности.

Но давайте сосредоточимся на Казани. Там очень быстро среди мурз, высшей знати, сформировались две партии – антирусская и прорусская. Суть разногласий опять-таки лежала не в религии, а в самой вульгарной экономике, которая всегда и стоит во главе угла. «Антимосковская партия» состояла из тех татарских князей, что сделали большой гешефт на продаже в Бухару рабов, – естественно, им-то было как раз выгодно почаще совершать на Русь набеги. «Московская партия», соответственно, состояла из тех князей, кто торговал с Москвой – этим, наоборот, было крайне выгодно, чтобы меж Москвой и Казанью были мир, спокойствие и тишина, поскольку от войн они только проигрывали.

Как легко догадаться, обе партии пытались поставить во главе ханства своего человека. Иногда казанским ханом при активной поддержке Москвы становился кто-нибудь из «кадрового резерва» касимовских царевичей – и отношения становились, в общем, едва ли не дружескими. Иногда верх при поддержке крымцев одерживала «партия войны».

В начале шестнадцатого века Василий III продавил свою кандидатуру на казанский престол: хана Шиг-Али, или Шигалея. Однако крымский хан Магмет-Гирей нанес ответный удар: его сторонники устроили в Казани переворот, выгнали Шигалея на Русь. Гирей лелеял планы прямо-таки наполеоновские: он хотел не просто посадить в Казани своего человека, а объединить в одно государство Крым, Казань и Астрахань – возродить Золотую Орду. На казанский трон он усадил своего брата Саипа, а сам занял Астрахань. Однако получил удар с самой неожиданной стороны: ногайцы из одноименной орды, которым, надо полагать, стало ясно, что скоро придет и их очередь, на Астрахань напали и Магмета убили. Карусель, короче…

Василий III принялся надвигаться на Казань планомерно и обстоятельно. В устье реки Суры, уже на казанской территории, он основал город Васильсурск, откуда гораздо было удобнее присматривать за Казанью, чем из отдаленного Нижнего Новгорода, крайнего русского города на Волге. Казанцы, понятное дело, попытались Васильсурск взять, но не получилось.

Затем Василий двинулся в поход на Казань. Сидевший там ханом Саип, плохо веря, что ему удастся отбиться, бежал в родной Крым, оставив ханом своего тринадцатилетнего племянника. Подняла голову «русская партия», возглавлявшаяся самим сеитом – главой казанского мусульманского духовенства. Собирались схватить хана-малолетку и выдать его Москве – но были разбиты, а самого сеита казнили. Малолетний хан остался на престоле – а выросши, повел двойную игру: отправил в Москву посольство с выражением верности и любви, а сам тем временем принялся резать в Казани «русскую партию».

Снова пришло русское войско, разбило казанско-ногайские отряды и едва не взяло саму Казань, но дело сорвалось по русской дури: воевода пешего войска князь Бельский и воевода конницы князь Глинский не нашли удачнее времени, чтобы местничать: начали спорить, кто из них знатнее и потому имеет право первым вступить в город. Спор затянулся, а там полил сильный дождь, погасивший фитили пищалей и пушек, и русские войска отступили…

Еще лет тридцать в Казани боролись за власть две партии, казанцы то мирились с Москвой, то ходили на нее набегом, то дрались с ногайцами, крымцы интриговали…

А потом на Казань двинулся молодой царь Иван Васильевич…

В марте 1549 г. умер Сафа-Гирей, тот самый племянник Саипа. Вы не поверите, но умер он, вот чудо, естественной смертью… Что при царивших в Казани порядках было, бесспорно, большим его личным достижением.

Новым царем Казанским (русские именно так и звали казанских ханов) стал двухлетний младенец Утемиш-Гирей. Ситуация изменилась с точностью до наоборот: прежде очень долго казанцы успешно противостояли Руси из-за малолетства Ивана Васильевича, а теперь у них самих был царь-младенец…

Первый и второй походы на Казань закончились тем, что русским войскам пришлось отступить. Правда, при этом в русское подданство, чуя изменившуюся обстановку, перешли чуваши и черемисы. А совсем неподалеку от Казани, в устье реки Свияги, на высоком холме русские заложили крепость Свияжск. Что интересно, ее рубили не на месте – далеко отсюда, в глубоком русском тылу, под Угличем, как раз и изготовили всю крепость целиком. А потом разобрали, предварительно пронумеровав или каким-то другим образом пометив бревна, сплавили их по Волге к устью Свияги и собрали за четыре недели. Что произвело на казанцев большое впечатление…

Кто все это придумал, в точности неизвестно. Но, как бы там ни было, постройка Свияжска опередила западноевропейскую военную мысль лет на семьдесят: только в первой половине XVII в. знаменитый французский маршал Вобан выдвинул идею создания вместо прежнего «лагеря осаждающих» «базы осады» – какой задолго до того и стал Свияжск…

Летом 1552 г. начался третий поход на Казань под предводительством самого Грозного. К тому времени встревоженный турецкий султан послал крымскому хану янычар и пушки и велел наступать на Москву.

Крымский хан послушно пошел в поход – но напоролся на двигавшуюся к Казани русскую армию, был быстро разбит и скоренько убрался на свой полуостров. Русским теперь ничто не мешало…

Твердой власти в Казани в то время не было. Там только что закончилось очередное «смутное время». Казанским царем до недавнего времени был Шигалей, которого на всякий случай охранял русский отряд из пятисот стрельцов. Антирусская партия затеяла очередной заговор, собираясь убить как Шигалея, так и русского посла князя Палецкого. В Крым отправили гонцов, но Шигалей этих гонцов перехватил, прочитал письма заговорщиков и решил, не мешкая, нанести ответный удар. Пригласил «верхушку» заговорщиков к себе на пир и в разгар веселья велел своей страже резать всех поголовно. Семьдесят человек было убито, какому-то количеству удалось сбежать. Они не стали воевать с Шигалеем, а отправили гонца уже на Русь, обещая перейти в полное подданство Ивану, если он уберет от них тирана Шигалея. Шигалей, узнав об этом, почувствовал себя в Казани как-то неуютно. Как говорится, куда ни кинь – всюду клин. Либо его низложит Иван Васильевич, либо в конце концов зарежут обиженные казанцы. Он бросил престол и уехал в Свияжск, здраво рассудив, что при таком раскладе русские его не тронут, а казанцы уже не достанут…

Вот тут к Казани и стало приближаться русское войско. Казанцы выслали навстречу отряд, но его разбили черемисы. В Казань тем временем приехал родственник ногайского хана, астраханский царевич Едигер, объявил себя царем казанским, велел запереть ворота и отправил Грозному письмо, где ругал последними словами все и всех: и христианскую веру, и Ивана Васильевича, и Шигалея. А в заключение вызвал русских на бой.

Иван вызов принял… Казань обложило русское войско, в составе которого был и Шигалей со своими отрядами.

Казань была крепостью серьезной, ее окружали двойные дубовые стены, пространство меж которыми засыпали камнем и глиной, – тогдашние пушки с такими укреплениями справиться не могли. Ширина стен – восемь с половиной метров, высота – восемь. Под стенами был вырыт еще и ров. За воротами, чтобы уберечь их от ядер, установили набитые землей срубы («тарасы»). Гарнизон состоял из тридцати трех тысяч воинов, а в лесу под Казанью затаился тридцатитысячный конный отряд под командованием некоего Япанчи.

План татар заключался в том, чтобы одновременно ударить по русским с двух сторон – пехотой из Казани и конницей Япанчи. Русские этот план сорвали: отряд под командованием Горбатого-Шуйского (3000 конных и 15000 пеших) притворным отступлением выманил Япанчу из леса, окружил и уничтожил почти полностью.

Началась осада Казани, продолжавшаяся более двух месяцев. Все это время велись, говоря современным языком, саперные работы: вырыли две линии укреплений с артиллерийскими позициями, поставили башни с артиллерией и принялись обстреливать город. Некий мурза Намай, из шигалеевцев, сообщил Грозному, что осажденные берут воду из родника возле речки Казанки, куда добираются по прорытому из крепости подземному ходу. Русские десять дней вели туда подкоп, наконец, когда стали уже слышать голоса ходивших в тайнике татар, закатили одиннадцать бочек пороха и подпалили фитиль… Грохнуло на совесть, и осажденные остались без воды.

Потом заложили еще три подкопа. Вторым подорвали кусок городской стены у Арских ворот и Арскую башню, лишив осажденных выгодной позиции. Третий подкоп рыли 39 дней, он был длиной 200 метров и вел к городской стене. Четвертый подвели под Ногайские ворота.

Руководили этим оставшиеся неизвестными по именам немецкие (и вроде бы английские) инженеры, но сохранились сведения, что в работах активно участвовали (и не простыми исполнителями) и русские: дьяк Иван Выродков, Алексей Адашев и князь Василий Серебряный.

Осажденные вовсю использовали нетрадиционные методы боя: по воспоминаниям одного из русских участников осады, ежедневно на восходе на стены выходили «казанские волхвы», кричали заклинания и рукавами халатов нагоняли на русский лагерь ливень. Русский очевидец, кстати, уверял, что казанское колдовство своей цели достигало и на лагерь обрушивался проливной дождь. Русские ответили аналогично: привезли из Москвы царский животворящий крест, которым Грозного благословляли на царство, освятили воду и стали кропить ею вокруг лагеря. Это превозмогло казанское колдовское искусство, и ливни прекратились. Насколько эта «экстрасенсорная дуэль» согласуется с исторической правдой, лично я судить не берусь – но ее участники с той и другой стороны все это применяли всерьез и верили в успешность своих действий…

2 октября взорвали бочки с порохом в обоих подкопах, и русско-татарское войско бросилось на штурм. Лучше всего это зрелище, думается мне, опишет очевидец и участник событий князь Курбский: «Пока мы были далеко от стен, никто не стрелял из ручниц или стрел, а когда мы подошли близко, тогда впервые на нас был пущен огненный бой со стен и башен; тогда стрелы летели густо, наподобие частого дождя: тогда летело бесчисленное множество камней, так что и воздуха не видно было; когда же с великим трудом и бедою подошли мы ближе к стенам, тогда начали нас поливать кипящим варом и бросать целыми бревнами».

Понемногу русские стали одолевать и ворвались в город. К некоторому прискорбию для нашей воинской славы вынужден уточнить, что, оказавшись в Казани, они самым вульгарным образом кинулись грабить ближайшие дома, и это приняло такой размах, что наступление как-то само собой захлебнулось. Татары, видя такое дело, ударили в контратаку. Начался беспорядок, паника, русские стали отступать, а называя вещи своими именами – драпать. Спас положение сам Грозный: он стал со знаменем у ворот и останавливал бегущих (надо полагать, произнося при этом вовсе не божественные и не возвышенные слова), а его отборный отряд бросился в город.

Казанцы, надо отдать им должное, дрались геройски – не побоимся этого слова. Однако русские понемногу одолевали. Глава казанского духовенства, с саблей в руке защищавший подступы к мечетям, был убит. Около часа в царском дворце отбивался самозваный царь Едигер. Как сообщают очевидцы, когда русские все же выломали ворота и ворвались во дворец, Едигер использовал весьма оригинальный метод обороны: выставил вперед изрядное количество лучших казанских красавиц, одетых в усыпанные драгоценностями наряды. Рассчитывал, что штурмующие клюнут на драгоценности, да и красоток не обойдут вниманием, отвлекшись от военных действий.

Однако на сей раз русские сохранили дисциплину и на приманку не клюнули. Битва продолжалась. В конце концов часть казанцев вступила в переговоры и выдала Едигера, а часть пыталась прорваться из города, но была перехвачена русскими и перебита.

Казань была взята. Разъяренные победители в плен брали только женщин и детей, а мужчин резали поголовно – что по меркам того времени было, увы, обычным делом…

Грозный отдал всю казанскую добычу своему войску, а себе взял только пленного Едигера, знамена казанских царей и городские пушки. Забегая вперед, скажу, что на Руси Едигера никто не обижал: он крестился (вроде бы добровольно, хотя кто его знает…) и получил имя Симеон. Ему предоставили подворье в Кремле и даже бояр «для почету», женился он на русской боярышне, жил в довольстве и умер в 1565 г.

В ознаменование победы над Казанью в Москве был построен Покровский собор, который и сегодня может видеть каждый: это и есть храм Василия Блаженного.

Взятие Казани не означало окончательного покорения Казанского царства: еще пять лет продолжались мятежи и восстания, пытались даже восстановить прежнюю власть, пригласив ногайского князя Али-Акрама – но его в конце концов по каким-то своим причинам зарезали сами мятежники, и к 1557 г. со всяким сопротивлением было покончено.

Теперь Русь располагала общей границей с Астраханским ханством. В июне 1554 г. на юг двинулись русские войска под командованием князя Шемякина-Пронского. Произошло единственное сражение с астраханцами, после чего русские без боя заняли Астрахань, чей гарнизон предусмотрительно разбежался. Хан Ямгурчи бежал в Крым в такой спешке, что, как Абдулла в «Белом солнце пустыни», бросил весь свой гарем.

Строительство Покровского собора. 1555–1561 гг. Фрагмент из Летописного свода

Поначалу Грозный всего лишь принял от посаженного им на опустевший астраханский трон некоего Дервиш-Аливассальную присягу. Новый хан обязался ежегодно выплачивать дань – не только деньги, но и три тысячи осетров. Русских рабов держать в Астрахани отныне запрещалось, а имеющихся следовало немедленно освободить. Русские рыбаки получили право без всяких разрешений и платы ловить рыбу по Волге вплоть до Каспийского моря, в случае смерти Дербиш-Али астраханцы обязались не «искати» себе хана самим, а принимать предложенную Москвой кандидатуру. Русская армия покинула Астрахань, оставив небольшой отряд служилых казаков под командой Петра Тургенева.

Однако тишины и благолепия не получилось. Уже в следующем году приободрившийся Дербиш-Али «вышиб» из Астрахани русский гарнизон и принялся тайно переписываться с крымцами. А там и вовсе начал нападать на русские отряды.

Решено было его укоротить – то ли на голову, то ли в переносном смысле. К Астрахани двинулось немаленькое русское войско. Нашкодивший Дербиш-Али, не ожидая для себя ничего хорошего, бежал в Крым, и русские заняли Астрахань без боя. Чуть попозже нагрянул Дербиш-Али с крымской конницей, но в окрестностях Астрахани был разбит и более претензий на трон уже не предъявлял. Летом 1566 г. Астрахань вошла в состав России.

Вот теперь Волга на всем протяжении стала русской рекой. Теперь русские получили возможность через Каспийское море выйти на персидские рынки и контролировали сухопутные маршруты из Крыма в Среднюю Азию.

Видя такое дело, вассальную зависимость от России признала степная Ногайская орда, а вслед за ней и башкиры. Еще до окончательного присоединения Астрахани в Москву прибыло посольство от хана Сибирского Едигера (не путать с казанским Едигером). Он признал себя вассалом России и соглашался платить дань (по соболю и белке с человека) при условии, что Россия будет защищать его ханство от среднеазиатских нападений. Правда, ничего толкового из этого тогда не вышло: Едигер платил дань нерегулярно и не в тех размерах, какие обещал, а Россия, в свою очередь, не могла тогда посылать войска против едигеровых врагов. Кончилось все тем, что из Бухары пришел известный хан Кучум, зарезал Едигера и стал «Сибирским царем» – но не прошло и двадцати лет, как за него взялся Ермак. Впрочем, эта история достаточно хорошо известна, и нет смысла ее здесь пересказывать.

Одним словом, русские получили Волгу в полное и безраздельное владение. Получили контроль над торговыми путями, а кроме того, стали осваивать обширные пахотные земли на только что присоединенных территориях.

Особо следует подчеркнуть, что Иван Грозный, вопреки кликушеству Сильвестра, не предпринимал ровным счетом никаких шагов, чтобы насильственно загонять завоеванные мусульманские народы в православие. На веру татарскую он во всяком случае не покушался, чего не было – того не было.

Тут непременно следует подробно рассмотреть сложный и, я бы даже так выразился, замысловатый вопрос об агрессорах и жертвах.

Была ли Россия в истории с завоеванием Казани агрессором? И да, и нет.

Была ли взятая штурмом Казань невинной жертвой? И да, и нет.

Всё гораздо сложнее. По моему глубокому убеждению, понятие «агрессия» делится на две категории: «чистую» и «относительную». Агрессия первой категории весьма даже виноватит то или иное государство, второй – не особенно…

Примером «чистой» агрессии являются две войны, которые Франция вела против России в 1812 и в 1854 гг. Оба раза французские войска перлись невесть куда от своих рубежей, через всю Европу. То, что к 12-му году Россия с Францией уже несколько раз воевала, французов не извиняет – эти сражения как-никак происходили не на французской территории, так что речь, безусловно, не шла о необходимости защитить французские рубежи от иностранного супостата…

Точно так же Франция выступает «чистым» агрессором в отношении Германии – это французы в XVII в., напав на слабые германские государства, оттяпали исконно германский Эльзас. И в XVIII в. французы были агрессорами, когда вторглись в Пруссию – которая им, кстати, наваляла по первое число.

И наоборот. Невозможно отыскать «чистого» агрессора в долгих франко-испанских войнах, потому что цепочка взаимных обид и претензий уходит, безмерно удлиняясь, в столь глубокую древность, что просто невозможно доискаться, кто в незапамятные времена первым обидел соседа.

Англия является «чистым» агрессором по отношению к Ирландии – ирландцы в Англии с завоевательными целями никогда не высаживались, а вот англичане однажды захватили Ирландию и на сотни лет установили там жесточайший оккупационный режим, некоторые подробности которого ничем не отличаются от эсэсовских зверств, – скажем, милый обычай восемнадцатого века платить денежки тому, кто принесет голову ирландского учителя, который конспиративно обучал ирландских детей ирландскому языку.

Но едва речь зайдет о многовековых сварах Англии и Шотландии, как любая агрессия с той или иной стороны выглядит «относительной». Снова невозможно за давностью лет доискаться, кто первым начал красть соседских овец, насиловать соседских девок и грабить соседские деревни… Вполне возможно, что к этим светлым идеям сопредельные стороны пришли одновременно и начали претворять их в жизнь практически синхронно…

Одним словом, начинает вырисовываться нечто похожее на теорему: когда речь идет о соседях, «чистой» агрессии мы ни за что не найдем. Любая агрессия будет «относительной» – одни всегда имеют возможность заявить, что всего лишь мстили за старые обиды, другие выищут обиды еще более древние, первые подсуетятся в архивах… И так – до бесконечности.

Я не говорю, что никто не виноват. Я всего лишь считаю, что в подобных случаях следует меньше бросаться терминами «агрессор» и «жертва». Оба хороши. Просто одному в конце концов повезло больше, вот и все…

С этой точки зрения, кстати, неплохо бы поумерить пыл и русским с поляками, взахлеб обвиняющим соседей в агрессивности, а себя выставляющим ангелочками. Здесь та же ситуация: оба хороши. С одной стороны, польско-литовские войска и в самом деле однажды здорово похулиганили в Москве. С другой – следует непременно помнить, что «чертовы ляхи» Москву не штурмом взяли, сломив героическое сопротивление защитников, а въехали туда без единого выстрела, поскольку часть родовитейших русских бояр просто-напросто решила избрать в цари польского королевича Владислава и должным образом ему присягнула. Полезно также вспомнить, что, когда войска Минина и Пожарского держали Москву в осаде, там среди «ляхов» пребывал и будущий государь юный Михаил Романов, и его папенька патриарх Филарет – и отнюдь не в качестве заложников или пленников, патриарх тогда именно на поляков ставил, это он позже стал радетелем русской национальной идеи…

Точно так же полякам не мешало бы помнить, что, во-первых, Польшу разделили не одни зловредные москали, а совместно с пруссаками и австрийцами. Во-вторых, что гораздо принципиальнее, на стороне каждого из трех «делителей» выступала нехилая кучка польской аристократии, по каким-то своим причина выбравшая именно такую линию поведения…

Одним словом, и русским, и татарам следовало бы на будущее воздерживаться от особенно резких телодвижений и особенно жутких терминов. Русско-татарские отношения, многовековые и запутанные, гораздо сложнее примитивной схемы «агрессор – жертва», и это касается обеих сторон. На всякую татарскую кривду, учиненную славянам, обязательно сыщется нешуточная обида, нанесенная татарам русскими, и наоборот, и наоборот…

Собственно говоря, рассуждая с долей здорового цинизма (а куда ж без него, когда речь идет об истории и политике?), мы наблюдаем, в сущности, крайне простую ситуацию. После распада Золотой Орды на ее территории возник ряд самостоятельных государств, бывших ордынских улусов – Московский, Крымский, Казанский, Астраханский, Ногайский. Все они, то враждуя, то заключая временные альянсы, чуть ли не двести лет боролись за полную гегемонию – и у каждого улуса был свой шанс подгрести под себя остальные. Карта легла так, что верх одержал Московский улус. Только и всего…

Кстати, нельзя игнорировать тот очевидный исторический факт, что после 1557 г. не отмечено мало-мальски масштабных мятежей татар, имевших сепаратистские цели. Даже в жуткие времена Великой Смуты, когда на территории Руси куролесили сразу несколько властей (то есть не было никакой власти), казанские и прочие татары в массе своей, что любопытно, сражались обычно на стороне «центрального правительства», даже не заикаясь о воссоздании Казанского или Астраханского царства. Чистокровные славяне, между прочим, сплошь и рядом то полякам служили, то грабили русские же земли, то поддерживали и вовсе уж уродских самозванцев – а вот татары исправно служили России… Это позволяет думать, что с некоторых пор они себя без России не мыслили – ведь в Смуту пуститься в «самостоятельное плаванье» было бы легче легкого…