Текст книги "Капкан для Бешеной"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава шестая
Когда умирают чужие

Наутро она чувствовала себя прекрасно – голова вовсе не болела, ни похмельных терзаний, ни похмельного раскаяния. Ночь получилась отличной – неожиданный любовник, очухавшись от первых восторгов, взялся за дело обстоятельно и неспешно, не чураясь экспериментов и замысловатостей. А утром Даша его без всяких трудов подвигла на новые подвиги, так что отдохновение души и тела было достигнуто. А главное, удалось благополучно избежать неизбежных порой в такой ситуации утренних неловких попыток определиться в ситуации, натянутого молчания и тщательно подбиравшихся фраз. Даша просто-напросто со всей непринужденностью вытащила его из постели и препроводила на кухню готовить кофе, продуманными репликами втолковав, что ни о чем она не сожалеет и готова продолжать при одном-единственном условии – если не будет тех восторгов и нежностей, что испокон веков проходят по разряду щенячьих. Более взвешенные допускаются.

Кажется, удалось. Правда, мужская психология неизменна и просчитывается наперед: Федя, несмотря на некую ошалелость, все же не смог скрыть этакое легкое самодовольство, идущее прямиком от Адама. Даша, однако, смолчала, резонно решив, что всегда успеет поставить на место деревенского богатыря.

Накормив и напоив, со всей тактичностью взялась выпроваживать, сказав чистую правду о куче предстоящих дел.

Ключ звонко провернулся в замке, когда Федя уже брался за головку замка.

– Полное спокойствие, – сказала Даша. – Не от школьницы ускользаешь утренней порой…

Она чуть отступила, и в прихожую ввалился загулявший родитель, отставной милицейский майор, невысокий и крепенький, как гриб боровик. Как любой на его месте, малость опешил, нос к носу столкнувшись с парочкой. Даша преспокойно сказала:

– Надо же, в одной прихожей негаданно столкнулись два майора – сюрреализм… Федя, это папа, папа, это Федя… вы вроде бы уже друг другу были представлены, помнится? Федя – моя личная жизнь, что следует принимать столь же философски, как радугу и снег. – Запахнула халат поплотнее, чтобы не так бросались в глаза имевшиеся пониже шеи следы неподдельного проявления чувств. – Иди лопай кофе, майор, только мне оставь, знаю я тебя…

Федя, застыв соляным столпом, медленно пунцовел. Даша быстренько вытолкнула его на площадку, вышла следом, закрыла за собой дверь с автоматическим замком. Чмокнула в щеку и нежно сказала:

– Теодор, мне с тобой великолепно. Но любовник Рыжей – звание обязывающее. Если протрепешься – оторву все, что под руку подвернется…

Носитель обязывающего звания таращился на нее преданно, вожделеюще, вдруг сцапал и прижал к себе – так, что Даша на долю секунды мысленно рассопливилась, как школьница. Обозвав себя стервой, деликатно высвободилась.

– Соседи узрят… Шагай.

– Я тебе правда нужен?

Она кивнула, прикрыв глаза, услышала в квартире пронзительную трель телефонного звонка и встрепенулась:

– Ну вот, началось… Шагай.

– А…

– Позвоню. В общагу, – и, отвернувшись, позвонила в дверь.

Майор открыл не сразу, заторопился:

– Славка звонил. Сказал, сейчас приедет.

– Это просто замечательно, – задумчиво сказала Даша, проходя мимо него в кухню. – Это великолепно, майор…

Майор топал следом, демонстративно вздыхая. Она налила себе полуостывшего кофе, пожала плечами:

– Ну, так какие проблемы? Рожи скорбные?

– Молод…

– Двадцать два, – сказала она, присаживаясь у стола. – Не дите. В конце-то концов, майор, когда ты пропадаешь у подружки лет на пятнадцать тебя моложе, это называется мужской предприимчивостью, а? Ну, а когда я завожу друга на восемь лет меня моложе, это вдруг называют нехорошими словами, пусть мысленно… Нелогично.

– Феминистка долбаная… – проворчал майор.

– Женщина, – сказала она, отмахнувшись. – Совершенно нормальная, между прочим… И он мне, кстати, не подчиненный, так что никакая сволочь не прицепится.

Осушила чашку одним глотком. Вновь наваливалась тоска и подступала смурная реальность. Даша направилась к себе в комнату и быстренько уничтожила следы бурной ночи.

Звонок в дверь она услышала, лежа в ванне. Заторопилась, протерлась насухо махровым полотенцем, натянула джинсы и свитер. В свою комнату входила уже с абсолютно деловым и спокойным лицом – гончая на тропе, Рыжая…

Впрочем, Славка вряд ли стал бы интересоваться ее личной жизнью, даже располагая массой свободного времени. А уж теперь – тем более. Лицо у него было озабоченное до предела.

– Ну? – спросила Даша с ходу.

– Как в анекдоте. Есть две новости, плохая и хорошая. Тебе которую первой выложить?

– Ту, которая короче, – сказала она после секундного размышления.

– Гражданку Евдокимову, сиречь горничную Ниночку, вот-вот оприходуют. Не смогла растаять в воздухе…

– Жива, значит? – облегченно вздохнула Даша.

– Живехонька. Вычислили, стали сжимать кольцо, а там она и сама не выдержала жизни в бегах – стала понемногу пытаться установить контакт с ближайшими друзьями-подругами, была парочка телефонных звонков, пришел гонец, пацан, которого она наняла… Словом, обложили две квартиры, очень может быть, уже и взяли, пока я к тебе ехал…

– Давай плохую, – сказала Даша.

– Сагалова убили. На другой день после смерти Маргариты.

Даша добросовестно напрягла тренированную память:

– Сагалов… Художник, который ее рисовал а натюрель?

– Ага. И еще, как выяснилось, накропал ей пару текстов – «Диснейленд» и «Бессонницу», если конкретно. Дело в районной уголовке, там еще не все утрясли… да и не знаю пока, надо ли утрясать. Как распорядишься. Может, и не понадобится забирать, хотя я бы забрал…

– Интересно, – сказала Даша. – Не так часто приходится видеть сыскаря, добровольно взваливающего на себя чужую работу… Что там?

– Нашли его не сразу, пролежал в квартире часов восемь. Потом приехала нынешняя официальная подружка, согласно своему статусу имевшая ключ от квартиры, вошла, сомлела, и началась кутерьма. Судя по первому впечатлению – классический гранд мокрый. [3]3
  Гранд мокрый – разбой с убийством. (Прим. авт.).


[Закрыть]Зарабатывал он неплохо, в отличие от иных собратьев по цеху, пил не ведрами, а стаканами, дома были и баксы, и аппаратура, и шмотки… Надо полагать, пасли. Рассчитывали, что дома его не будет, а он, должно быть, заявился в неурочное время. Три ножевых раны. Положили на месте. И спокойненько дочистили квартиру. Списочек, по словам той подруги, вышел неслабый – хотя, такое впечатление, все же нервничали и до конца подчищать не стали. Все, как обычно: кто-то видел двух парней с сумками, да не стал присматриваться, кто-то видел незнакомую машину… Бригантину, [4]4
  Бригантина – автомашина (обычно угнанная), которая была использована при совершении преступления. (Прим. авт.).


[Закрыть]кстати, нашли довольно быстро – утром того дня была угнана с Кутеванова, стояла километрах в десяти от дома Сагалова…

– А ты как на это дело вышел? – спросила Даша. – Через районщиков?

В его улыбке просквозила законная гордость профессионала.

– Да не совсем… Мы, как путние, принялись названивать в квартиру – и напоролись на соседку. Очень удачно, я тебе скажу, напоролись. Ты Коровина из тамошнего угро помнишь?

– Рожа вечно кислая?

– Ага. Он вообще, по секрету говоря, тип неприятный. Вот потому-то с соседской бабкой у него контакта не получилось. Отпугнул ее кислой рожей, цедил сквозь зубы, смотрел так, будто ее саму подозревает… Словом, бабулю он не обаял. А мой Костик, сама знаешь, парень обаятельный, щеки пухлые надует, бородку потеребит, глянет беспомощно… Бабуля была с покойным в самых теплых отношениях – она хоть и бабуля, но в прошлой жизни актриса драмтеатра. Подозреваю, на амплуа «кушать подано», однако это, в принципе, неважно. Одного круга индивидуумы. Она у него даже иногда убиралась, имела ключ…

– Ага, – сказала Даша. – Угадываю ход мыслей Коровина. И проистекавший отсюда стиль общения. Ничего удивительного, что бабка обиделась. Дальше?

– Бабуля до сих пор питает неистребимую страсть ко всяческим светским сплетням. Живая старушка, вроде генералиссимуса Суворова, только что через стулья не прыгает… По ее словам, к милейшему человеку Мише Сагалову несколько раз приезжала Маргарита Монро – со всем шармом выпархивала из роскошной черной «Волги». Стекла тонированные, отделка нестандартная, антенн побольше, чем у их дома на крыше… И, по наблюдениям старушки, не раз визиты затягивались заполночь, вполне возможно и до утра. Точнее старуха, понятно, не выясняла – интеллигентные люди, напрямик не спросишь.

– Ну, вообще-то… – задумчиво сказала Даша. – То, что Маргарита с ним порой амурничала, человек пять заявляли…

– Погоди. Во-первых, бабушка Изольда запомнила номер той шикарной «Волги». А я быстренько машину установил. «Волга» из того мини-автопарка, что закреплен за губернатором. И пользуется ею главным образом господин Камышан Сергей Вячеславович, помощник губернатора. У нашего воеводы уйма помощников – как губернатора, члена Совета Федерации. Под этой маркой, сама знаешь, проходят и охранники, и просто мелкие холуи… Но, Камышан, насколько выяснили, и в самом деле помощник. Этакий адъютант.

– Фотографии не раздобыли?

– Нет пока, – сказал Славка. – Обещали тут в одном месте…

– А ту, где Марго на шикарной даче, не догадался показать? Вдруг один из них и есть Камышан?

– Некому ее пока что показывать, – сказал Славка. – Все, что мы на данный момент выяснили, решалось исключительно по телефону…

– А бабушка Изольда?

– Из машины всегда выходила одна Маргарита. Никакой мужчина ее не сопровождал.

– Логично, – сказала Даша. – Вряд ли она к любовнику с кавалером ездила… Ну, ясно. То, что Камышан любезно предоставлял в ее распоряжение свою машину, сможет умозаключить и стажер. А это подразумевает… Нет, ничего это еще не подразумевает. Может, Камышанов шофер с ней как-то пересекался по жизни, то ли калымил, то ли что… Ничего это не доказывает, Слава. Машина и машина… Что там у тебя – «во-вторых»?

– А вот… – сказал он загадочно, вытаскивая из папки желтый огромный конверт. – При Коровине бабушка Изольда о нем и не заикнулась, а нам отдала… Точнее, Косте отдала, – честно поправился он. – По ее словам, Сагалов этот конвертик оставил на хранение. На всякий случай. Так и сказал – на всякий случай. Никаких инструкций не дал, никаких надписей на конверте не делал. Изольда решила сначала, что там деньги, хотела даже попенять, что он не доверяет подруге, такой симпатичной и интеллигентной девушке… А он с крайне загадочным видом сказал – я цитирую дословно, в передаче старушки: «Это, Изольда Викторовна, и ценнее денег, и в сто раз опаснее… Для меня одного».

– И ценнее и опаснее – для него одного?

– Вот и Изольда то же самое спросила. Он подтвердил, что именно так дело и обстоит. Для других это и безопасно, и не стоит ни черта…

– Конверт был заклеен?

– Ага. Мы потом вскрыли, в машине. Сначала прощупали как следует, мало ли что… Пожалуй, покойничек не соврал. Сама посмотри.

Даша запустила два пальца во вспоротый сбоку конверт. На стол легли с полдюжины листов плотной бумаги. На каждом – не менее дюжины небольших рисунков разноцветными, яркими красками. Сначала Даша перебирала их, разглядывала, потом стала понемногу замечать некую закономерность. И через несколько минут разложила листы в ряд:

– Может, последовательность немного и не такая, но общее направление… Уловил?

– Вроде.

На четырех листах – небрежные, неряшливо-торопливые наброски. На двух – уже окончательно сформировавшаяся картинка. Нечто вроде герба. Пожалуй, больше всего именно герб и напоминает. Медведь меж двумя то ли соснами, то ли кедрами, снизу вьется лента с надписью «Siberia», сверху – золотое солнце. Два медведя держат щит с сосной и солнцем. Еще медведь – стоит на задних лапах, опершись на золотой топор. Снова медведь – на сей раз на фоне бело-зеленого щита, и на топор он не опирается, а держит так, словно собрался кого-то рубануть.

– Смотри, – сказал Славка. – Тут у него сначала в эскиз настойчиво просились соболя… Только дальше примитивных набросков дело не пошло. Остались разномастные медведи. Лично мне вот этот нравится – который с топором на разборку собрался.

– Медведь авторитетный, – кивнула Даша. – Только вот пошто эти художества оказались и ценны, и опасны для покойничка? Для него одного? Может, он в конкурсе на герб Шантарска участвовал? Так ведь это было давно, все кончилось… И тот герб, что официально утвердили, ничем эти художества не напоминает…

У тебя соображения есть?

– Никаких. Но ради чего-то же делал захоронку у соседки?

Даша старательно сложила листы, засунула их в конверт:

– Актом изъятия оформил?

– Обижаешь.

– Приобщай к делу, вот и все, что тут скажешь… Поехали в контору.

– Да, а знаешь, кого я видел, когда к тебе подъезжали? Федю помнишь? Который у тебя в прошлом году шоферил?

– Припоминаю смутно, – сказала Даша, не моргнув глазом.

– Шел, такое впечатление, земли не чуя под ногами, улыбка совершенно блаженная, словно ему только что генерала присвоили, чуть под машину не угодил…

– Поехали, – сказала она, вставая.

…Ниночку Евдокимову Даша узнала мгновенно, по найденной в квартире Риты фотографии в стиле «ню». Сейчас она, понятно, была одета и сидела в уголке с видом невиннейшего ребенка, несправедливо заподозренного злыми дядями в краже варенья. Вот только Даша в комнате оперативников уже успела лицезреть бедолагу-сыскаря, которому Ниночка при задержании качественно прошлась по физиономии всеми десятью коготками – для жизни и здоровья увечья не опасны, но заживать будет долго, да и жена может преисполниться подозрений, бывали уже прецеденты, хоть справку мужику выписывай…

Костя Гукасов предусмотрительно сидел в отдалении – но, понятное дело, меж Ниночкой и дверью. При виде Даши он мгновенно вскочил, с серьезным видом вытянул руки по швам и жестяным голосом отрапортовал:

– Товарищ майор, арестованная доставлена! – и выпучил глаза в наигранном усердии, что твой фельдфебель лейб-гвардии.

Евдокимова никак не могла считаться арестованной, поскольку не было ордера на арест. Всего лишь – задержанная, которую, если не вскроется ничего серьезного, придется с извинениями отпустить через семьдесят два часа. Да и Костя в жизни себя не держал таким идиотом. Игра просматривалась мгновенно – пухлощекий Костя с его трогательной бородкой был «добрым», следовательно, Даша…

– Вольно, – сказала она неприятным голосом остервеневшей от собственной невинности старой уродки. – Сцапали все-таки стервочку? У нас не побегаешь. – Обернулась к Славке: – А вы что стоите? Идите к раненому сотруднику, снимите показания, как надлежит. Оказание сопротивления при аресте – это уже до пяти лет, как два пальца… – Подошла и оглядела Ниночку сверху вниз, громко сообщила через плечо Косте так, словно кроме них двоих, в кабинете никого и не было: – Смазливенькая. На зоне ее быстро приспособят, будет лизать паханкам щелки со всем усердием, пока язык не протрет. Целка?

– Н-нет… – промямлила Ниночка, на глазах доходя до нужной кондиции.

– Твое счастье, – холодно порадовала Даша. – Одной заботой меньше, на зоне целок любят столовыми ложками распечатывать… – Села возле стола, закурила, с крайне нехорошей улыбочкой принялась разглядывать съежившуюся Ниночку.

Клиентка, ручаться можно, дозрела… Запросто может описаться. «Нет, – подумала Даша, – эта ребром ладони шею сломать не могла. Есть все-таки сыскарская интуиция, что ни говори… Девочкин потолок – коготками по физиономии…»

– Товарищ майор, может, нашатыря принести? – сердобольнейшим тоном вопросил отличный опер Костя Гукасов. – Плохо девушке…

– Пусть привыкает, – непреклонно сказала Даша. – Все равно парашу нюхать…

Ага! Слезы брызнули в три ручья. Клиентка ревела громко и самозабвенно, пытаясь вытирать щеки скользким рукавом розового синтетического пуховика. Даша ей не мешала. Продолжалось это довольно долго, но в конце концов запас слез кончился, пошли «сухие» всхлипывания. Даша подала знак глазами Гукасову. Знала, что он и сам подыщет нужные слова.

Костя не подкачал.

– Товарищ майор, а может, зря наши на нее так навалились? Вы посмотрите – соплюшка, куда ей…

– А что же она от милиции четыре дня бегала? – сварливо спросила Даша. – Сама, может, и не убивала, но могла впустить кого-то в квартиру…

– Да никого я не впускала! – прямо-таки возопила Ниночка. – Когда я пришла, она уже была мертвая…

Даша сделала Косте знак, означавший, что ему немедленно следует взяться за стилос. Он кивнул и полез в стол за бланками.

– Так-так… – сказала Даша на полтона ниже. Подсела к девушке, задрала ей указательным пальцем подбородок. Смазливенькое, насмерть перепуганное мокрое личико. – А давай-ка, радость моя, по порядку. Я все-таки не зверь, если меня не доводить…

– А вы кто? – боязливо спросила Нина.

– Заместитель начальника городского уголовного розыска, – сказала Даша. – Майор Шевчук, она же – Дарья Андреевна. А ты, стало быть – Евдокимова Нина Федоровна, Шантарский университет, третий курс философского… Интересная у тебя философия – сотрудников милиции при исполнении когтями полосовать…

– Это нечаянно получилось…

– А Уголовный кодекс, знаешь ли, таких тонкостей не разбирает…

Скрипнула разболтанная дверь – заглянул Славка, с которым была предварительная договоренность, и, узрев Дашин условный знак, равнодушно сказал:

– Дарья Андреевна, там у соседей тюремная машина клиента забирает… Может, сразу на нее бумаги оформите, чтобы зря конвой не гонять?

– Погоди, – сказала Даша, созерцая съежившуюся клиентку. – Пару минут они подождать могут? Может, я ее еще и оформлять не буду, смотря как договоримся, так что покури пока…

Славка кивнул и исчез.

– Вот такие пироги, – сказала Даша. – И машина для тебя готова, если что…

– А можно как-нибудь… – послышался долгожданный лепет.

– Все можно, – сказала Даша. Наклонилась поближе и внятно, проникновенно сообщила: – Ты понимаешь, мы тут не звери. И сами мы никого не сажаем, сажает прокуратура. План у них такой, как в старые времена. Если есть убийство, должен быть подозреваемый. И так уж обернулось, что под рукой у них, кроме тебя, никого другого нет.

– Но я же ее не убивала…

– Глядишь, и разберутся, – сказала Даша – И выпустят. Только насидишься ты до того со всякой сволочью, которая с тобой будет вытворять такое, что сказать противно. Логика у прокурора будет простая: а почему это сия девица вздумала скрываться, если совесть у нее чиста?

– Я испугалась…

– Погоди, – сказала Даша. – Лирику – на потом. Видишь ли, есть один маленький секрет: хотя мы сами никого и не сажаем, все бумаги насчет тебя будем писать мы, а не прокурор. Можно написать так, а можно и этак. Хочешь, я тебе дам вовсе уж роскошную возможность через часок вернуться к папе с мамой? (судя по лицу Ниночки, она не просто хотела – отчаянно жаждала). А возможность такая: ты мне чуть погодя старательно напишешь заявление. И получится, что не мы тебя ловили, высунувши язык, а ты сама добровольно явилась в эту контору и рассказала все, что знаешь… С тем бедолагой, которого ты когтями испахала, я постараюсь договориться… Только уговор: если я потом узнаю, что ты хоть капельку утаила, найду способ наделать та-аких пакостей… Как?

– А не обманете?

– А ты рискни.

– Это про вас в прошлом году в газетах писали?

– Ага, – сказала Даша. – И там, если помнишь, пару раз упоминалось, что есть у меня такая дурацкая привычка – держать слово. Мне не твой скальп нужен, а информация. Лично мне, чтобы свалить работу с плеч, достаточно закатать тебя в камеру, а уж потом пусть с тобой прокурор нянчится… Только мне, видишь ли, нужно поймать убийцу. Привычка у меня такая.

Девчонка подняла мокрые глаза и впервые взглянула ей в лицо:

– А вы их всех подряд ловите? Или есть такие, которых тронуть боязно?

Любопытная реплика, отметила Даша. И сказала:

– Веришь ты там или нет, но в данном случае у меня в кармане карт-бланш на любого убийцу, кто бы он там ни был. Знаешь, студентка, что такое карт-бланш?

– Он же – леттр де каше?

– Ага, – сказала Даша. – Видишь, такой у нас с тобой начался интеллектуальный разговор… Не переживай. Если поладим, я тебя в обиду не дам. И дальше меня твоя информация не пойдет… Правила игры, знаешь ли. Врагов я грызу, а друзей защищаю, потому и сижу в нынешнем креслице, дело тут даже не в тебе, а в принципе… Уяснила? Сигаретку дать?

Она уже видела, что выиграла: материал попался мягкий, идеально поддававшийся самой простой обработке. Придвинула пачку сигарет и мятую жестяную пепельницу.

– Ну, договорились? Вот и ладушки… Давай-ка с самого начала. Ты у нее давно работала?

– Семь месяцев. Моя подружка у нее работает визажисткой, она и порекомендовала… Работа, в принципе, была нетрудная – пару раз в неделю навести порядок, повозиться на кухне, когда будут гости. Вот гости бывали частенько… Ну, в магазин, в прачечную и все такое…

– Я так понимаю, она тебе платила наликом без всяких официальных бумажек? Ну и ладненько, я к налоговой полиции отношения не имею, пусть сами крутятся, как умеют… Значит, ты у нее убиралась дома, помогала крошить салатики… Такой пасторалью дело и ограничивалось? Мне тут успели наябедничать, что ты с ней порой по шикарным дачкам ездила… Учти, Нина, если начнешь крутить поперек нашего джентльменского договора, могу и рассердиться…

– А я и не говорила, будто не ездила… – торопливо сказала Нина, и на лице с подтаявшей косметикой изобразилось некоторое смущение. – Бывало…

– А папе с мамой вкручивала, будто сопровождала хозяйку в недальние гастроли…

– Ну да, вы же с ними определенно говорили…

– А ты как думала? Два часа слушала, как сокрушаются о благонравной и положительной доченьке, на нервы исходят… Значит, романы кое с кем из Маргаритиного круга у тебя случались?

– Вот только эскорт мне не надо шить…

– Кто ж тебе его шьет? – усмехнулась Даша. – Я и говорю – скоротечные романы с подарками и приятным времяпрепровождением, возможно, иногда и денежки, чтобы купила себе какую-нибудь мелочевку… Но никакого эскорта. Самая обыкновенная личная жизнь конца двадцатого века. Ты на меня не взирай так пытливо, я не иронизирую, просто-напросто подыскиваю формулировки, чтобы и твое достоинство не задевать, и суть дела уяснить.

– Что тут уяснять? – преспокойно пожала плечами юная фемина. – Жизнь как жизнь. В конце-то концов, не было у меня никакого единственного и неповторимого, бедного талантливого студента, которого бы обманывать пришлось… Логично?

– Логично, – согласилась Даша. – А поскольку ты у нас человек совершеннолетний, я тебе мораль читать не собираюсь. Не мое это дело… С Маргаритой на фоне светской жизни трений не было? Скажем, кавалера не поделили?

– Да нет, обходилось, – усмехнулась Ниночка без малейшей тревоги. – Всегда можно было договориться… Не такие уж сокровища, в самом-то деле, всем хватит… Вообще, мы с ней неплохо жили. У меня полное впечатление, что ей нужна была подружка, потому что по работе или сплошные завистницы, или гримерши-парикмахерши, а они, если подумать, такие же завистницы, каждая смотрит вслед и думает про себя: у меня и попка не хуже, и ноги не короче, почему же этой выдре все достается?

– Это твое собственное философское наблюдение или Маргарита наболевшим делилась?

– И то, и другое, если подумать…

– А ты, значит, ей не завидовала?

– Да как-то нет…

– А вот это ты как объясняешь? – Даша перевернула заранее вынутую из папки фотографию, где обе красотки, живая и мертвая, сидели в голом виде и превосходном настроении. – Часом, не поигрывали в лесбос?

Вот тут обретшую было уверенность в себе Ниночку немножко проняло – не особенно, но все-таки. Покраснела слегка, кинула беспокойный взгляд на усердно склонившегося над протоколом Костю.

– Не тушуйся, – примирительно сказала Даша. – Статьи, ежели добровольно, как-то не предусмотрено… А мы тут всякое повидали.

– Да это сплошные приколы…

– А точнее?

– Ну, неудобно…

– Мы насчет чего договаривались? – спросила Даша посуше.

– Взяли и снялись ради прикола. У нее в квартире. Ну, если откровенно… Ритка была повернута на Мерилин Монро, вы уже сами, наверное, знаете. Такой тихий шиз. Если что-то делала в свое время Мерилин – Ритка непременно должна была то же самое старательно повторить или хотя бы попробовать. Больше всего она как раз комплексовала из-за кино – ей самой ни за что было не пробиться в кино, не тот полет… Вот. А однажды она где-то прочитала, что Мерилин пару раз пробовала лесбос – ну, и загорелась со всем пылом. А кто у нее под рукой? Я, естественно. Вот и уговорила попробовать – после второй бутылки и второго золотого колечка. Не в колечках дело, на меня тоже озорное настроение нахлынуло – взять и попробовать, что в этом такого есть… только ничего не получилось, обе добросовестно старались-старались, но потом стало окончательно ясно, что по жизни мы с ней не лесбиянки. Ухохотались обе, возились, как дуры, тем и кончилось. Она потом, правда, немного комплексовала, но я ее убедила, что насчет Мерилин и ее лесбийского опыта могли быть понаписаны сплошные враки… Я и правда так думаю. Ритка и снотворное пробовала глотать кстати и некстати, потому что Мерилин пила, и замуж за этого обормота из «Шемрока» одно время собиралась…

Она разговорилась, болтала много и охотно. Костя порой не успевал записывать. Однако чем больше Ниночка выкладывала, тем скучнее Даше становилось – с профессиональной точки зрения. Ничем не примечательная жизнь провинциального «высшего света», старательно подражавшего то ли столичному стилю, то ли дешевым кинофильмам, – роскошные дачи, шашлычки-коньячок, катера и таежные полянки, кто-то кому-то по пьянке украдкой распорол ножницами плавки, кого-то принялись в шутку топить в бассейне и едва не закупали до смерти, две бомондовых бабенки вцепились друг другу в волосы, что твои дешевки с привокзальной площади, один весьма известный кандидат в депутаты спьяну облевал цепную овчарку, за что и был ею качественно потрепан с последующим вызовом «скорой» и долгим лечением покусанного зада… И все же Даша терпеливо слушала, надеясь, что выцепит нечто полезное, способное пролить свет или просто ухватить не замеченную прежде ниточку…

Убедившись, что ничего подобного не дождется, какое-то время слушала просто по инерции – и, когда представилась возможность ненавязчиво прервать, подняла руку:

– Ладно, хватит… что-то я уже скучать начала… – и достала очередную фотографию, потом вторую, третью. – А вот эту дачку ты, часом, не узнаешь?

Нина старательно всмотрелась – и в глазах у нее что-то мелькнуло, то ли тревога, то ли страх, даже рука дрогнула. Увы, никак нельзя было определить, к знакомому интерьеру это беспокойство относится или к запечатленным на снимке мужчинам.

– Что-то не припомню я такой дачи. Их столько было… Камин, вроде бы, знакомый.

А может, один мастер делал…

– А мужики?

– Не знаю я никого…

– Стоп, – сказала Даша. – Радость моя, ты только не думай, что ты у нас самая хитрая… Лады?

– А что?

– А ничего. Сначала все шло нормально, потом ты стала крутить. Неумело крутить, Нина, я тебе скажу… Подожди, – Даша подняла ладонь. – Не гони лошадей. А то начнешь врать неумело, придумывать что-то на ходу, вляпаешься моментально и окончательно. Мы здесь не то чтобы хитрые, мы вовсе не гениальные сыщики – просто работаем давно, всех и всяческих уверток навидались, и понять, когда человек врет, при моей практике нетрудно… Соображаешь? – Она заговорила резче: – Знаешь, где начинаются связанные с тобой непонятки? С того момента, как ты, застав Маргариту мертвой, выскочила из квартиры и пустилась в бега, словно крепостной мужичонка – на вольный Дон… А вдруг она была еще живая? Ты же не врач и близко с медициной не лежала…

– Я же ее руку трогала… – выпалила Нина. – Она была холодная, как… как не знаю что. Жуть…

– Хорошо, – сказала Даша. – Она была холодная. Ты бутылку в кухне видела?

– Ага…

– Могла подумать, что она по пьяному делу поскользнулась и приложилась головой. Что у нее отказало сердечко – с похмелья и со здоровыми случается… Зачем тебе бежать, кто тебя обвинит и в чем? Пришла утром, увидела хозяйку мертвой, на тебя никто и не думает, ты всю ночь провела дома, родители подтверждают… Уж извини, но в простой испуг мне что-то не верится, хоть ты меня режь. С одной стороны, ты мне то и дело повторяешь, что вы были скорее подругами, с другой – за все время, что мы тут болтали, ты ни разу не заикнулась не то что о своих догадках насчет причин смерти, а вообще обходила стороной это слово, «смерть». И не могу я отделаться от впечатления, будто тебе уже заранее все ясно… Все ты знаешь про свою подружку – потому и страх за себя посильнее, чем грусть-печаль… Нет?

– Вы не поняли…

– Все я поняла, – сказала Даша. – Ты, родная моя, боялась того же самого… Боялась, в свою очередь, получить по голове. Потому и бегала. И не пришла тебе в голову одна простая вещь: если я тебя сейчас отпущу – а я тебя, пожалуй что, отпущу, – на воле тебя очень быстро достанут? Это ты знаешь, что ничегошеньки мне не сказала, – а они-то будут заранее предполагать самое для себя худшее. Ты что, детективов не читаешь и не смотришь? Объясняй потом, что ничего ты не сказала…

Она затянула хорошо рассчитанную паузу, не спеша пускала дым, вроде бы и не глядя на ссутулившуюся собеседницу, но краешком глаза, конечно, держаладевчонку и отметила нешуточное борение чувств, отражавшееся на подурневшем личике. Что-то было, и серьезное, инстинкт гончей подвести не мог…

– Да с чего вы взяли? – сказала Нина скорее жалобно. – Ничего не было…

– Дурочку не гони, ладно? – сказала Даша насквозь деловым, даже равнодушным тоном. – Мне вокруг тебя плясать некогда. Я, честно тебе признаюсь, немного перегнула палку. С самого начала. Решила, будто ты замешана каким-то боком. Потому и орала на тебя, как Ленин на буржуазию. А теперь вижу, что ты к убийству никакого отношения не имеешь, а потому не вижу причин прятать тебя за решетку. Скоро будешь свободна, как птичка. А охранять тебя оснований нет. И следить за тобой никто не будет. Тут не Чикаго, нет у меня ни лишних людей, ни машин, да и слежка не так просто оформляется – сто бумажек заполнить придется, обосновать и доказать, а начальство лишней головной боли тоже не хочет… В общем, Нинуля, выйдя отсюда, останешься одна-одинешенька. Уверена, что они тебя не ищут?

Девчонка вскинула глаза:

– А вы уверены, что у вас хватит сил?

– Уверена, – сказала Даша. – Есть такое распространенное заблуждение – будто у любого богатенького Буратино или имеющего отношение к власти обормота все кругом куплено и все схвачено. Дыма без огня, конечно, не бывает, но поверь моему опыту – если придет такая потребность, можно взять за задницу чуть ли не любую шишку… А потребность есть, между прочим… – И резко сменила тон: – Так узнаешь дачу?

– Как сказать… Я там не была, но, по-моему, часы те же самые…