Текст книги "Камень (СИ)"

Автор книги: Александр Альба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Альба Александр
Камень

Камень.

Камень начал испытывать знобящее беспокойство еще в Вираце. Причем оно появилось не в глухих местах, где можно было бы ждать нападения. Он был охранником, самым молодым из четверки стражи. Да и вообще он был самым молодым в колонне из двух Зилов, направленной с товаром из Лесной гряды к пришлым, в Пограничный. Так что тревогу можно было списать на неопытность, что остальные и сделали.

Камнем его в сердцах прозвал дядя, отчаявшись приохотить Дарри к семейному делу, а там и прилипло. Дядя Двалин, заменивший ему отца и мать, был одним из самых уважаемых оружейников в Лесной гряде, а уж в работе с серой сталью равных ему не было вовсе. Нет, Дарри, милость Богов, был отличным слесарем, и металл чувствовал. Но вот – не лежала у него душа к работе с латунью, бронзой, железом и сталью, зато с камнем он возился – не оторвешь даже на обед. И, признаться, оно того стоило – он мог и штрек пробить быстрее всех, и грубую кладку сделать так, что держала без раствора – иглу между камнями не просунуть, да держала так, что у иного-прочего и с крепящими рунами похуже будет. Руны он только начал осваивать, но наставники уже задумчиво гладили бороды и переглядывались, а один из них, великий мастер рун и камня Килли, древний, как сами горы, сказал дяде, что умрет теперь спокойно, ибо увидел того, кто не только сменит его, но и превзойдет. Что же до тонкой резьбы и кружев из полудрагоценных камней – тут он еще не достиг истинного мастерства, но был близок к тому. Но, конечно, Дарри чувствовал камень, а камень чувствовал его. Им нравилось работать вместе – Дарри и камню. Пожалуй, только это и удерживало дядю Двалина от исполнения своего самого заветного желания – вернуть Дарри в оружейную мастерскую. Ну и, поскольку он имел неосторожность сказать об этом своем желании мастеру Килли, увесистый кулак последнего, поднесенный к самому носу с угрозой вынести дело на совет клана. Двалин, конечно, погорячился, ляпнув этакое старому рунознатцу и рунопевцу, но уж больно желание было неодолимым. Во-первых, Дарри, как ни отбрыкивался, к металлу дар имел, хоть и меньше, чем к камню. Во-вторых, у Двалина было две дочери, а им дело, кроме как торговую его часть, не передашь. Сын тоже был, но пока совсем малявка, и что из него вырастет – тайна гор, а тут уже почти готовый мастер и родная кровь. Ну и, наконец, хотя и по важности, наверное, можно бы и не в конце упомянуть. Учение у мастеров, особенно таких, как он сам или Килли, стоило дорого. Очень дорого. А жадничать и экономить, уча парня не в полную меру его сил – так уважение в роду потеряешь, каким бы мастером ты ни был. Эх, ну как бы прекрасно было учить Дарри самому – и все почитают, и деньги в доме остались бы! Но – племянник был непреклонен, как тот самый камень, в оружейной мастерской он лишь тянул лямку, хотя и старательно -что ж это за гном, если не хочет еще одно ремесло освоить? А зато с камнем его душа пела и радовалась. Так вот и стал он Камнем, по трем причинам. Первая – работать с ним любил. Вторая – упрям, как гранит, нет, как камень прародителя! Не буду, мол, и все тут!

Третья... Была и третья. Он был настоящим камнем в сапоге у дяди, по этой самой третьей причине. Ну, то что в нем не хватало положенного гному степенства – так это он мальчишка еще. До Большой жизни, когда гном уходит на четыре года в Большой мир проверить себя и пожить вне рода, ему был еще добрый десяток лет. Дарри было интересно с людишками, вот в чем беда. И ладно бы только с Пришлыми, те хоть в механике знают толк и на выдумки горазды не хуже гномов. Знают многое, так что и поучится у них в чем-то не грех. Да и порядочность, хуть и по-людски суетливая, в них есть. Но и пришлые, хоть и получше будут – тоже ведь людишки... Суетливые, скорожилки – что с них взять? Так ведь он, Дарри, и с нордлингами, и с озерниками, и с армирцами – со всей этой шелупонью норовит пообщаться. С охранниками, с купцами, приезжающими в урочный клановый срок на торги... И не совестно ему! Интересно, вишь, что в мире творится и как там устроено все! Того и гляди, с орками хороводиться удумает – позору больше будет только, если б на эльфийке удумал жениться! Поразмыслив, дяддя решил, что парню надо как следует обжечься, пусть даже и с потерями в деньгах или гордости. Не поняв, что все людишки – жулики (ну, пожалуй, кроме некоторых пришлых), не набив собственных шишек – добрым гномом не стать! Да и людские магики в Лесную гряду редко попадали, а, изучая руны, хорошо бы понимать и то, кто и как их снять или взломать может. Так что мысль отправить ненадолго и под приглядом племянника в людской мир сейчас, задолго до Большой жизни, сверлом вгрызлась в ум доброго мастера. А уж если гном что взял к себе в башку – тут и людской динамит не поможет эту задумку выбить! И когда он узнал, что старейшина Рарри направляет колонну из двух Зилков с товаром к пришлым в Пограничный – долго не раздумывал. Двалин отправился к старейшине и, не утаивая причин (у гномов это вовсе не принято), убедил его взять племянника в качестве охранника. Вообще-то это было не в обычае, хотя прямо предками это и не запрещалось. Конечно, Дарри прошел обязательную воинскую подготовку и начальную, первую из трех, службу в хирде, но все же в охрану обычно брали гномов, опытных в бою. Ну, или нанимали людей. Стреляли те, надо признать, получше гномов. Рарри, как водится, поупирался, но, во-первых, стволы и затворные группы работы Двалина были чуть ли не самой ценной частью груза, во-вторых, старейшина и сам тут был не без греха. Обычно на торги и даже на важные переговоры ездили гномы попроще, приказчики или управляющие. Видно, ему очень уж хотелось развеяться, и он в этот раз решил возглавить колонну сам. Так что взаимопонимание быстро, всего через полчаса взаимных упреков, хлопанья массивных ладоней по столу, сопения и споров, было достигнуто, а затем и закреплено добрым пивом.

Дарри, не подозревая о хитрых планах и коварных расчетах дяди, узнав о поездке, совсем было забыл гномье степенство, и только насупленые кустистые брови дяди Двалина его слегка привели к номинальным оборотам. Нет, он, конечно, не сидел в родных пещерах на цепи, и в людских поселениях бывал, но то были мелкие аборигенские городишки или торжища при замках владетельных баронов. Это все было – рукой подать, и давно не интересно, как все знакомое. А вот так – за четыре, а то и за пять с половиной (если старейшина решит ехать не через Вирац, а по Марианской переправе) сотен верст, да в большой город пришлых! Он воспринял это как подарок, так что весь день перед отъездом, проведенный, как водится, в бане, дяде пришлось вбивать в каменную башку племянника наставления и поучения, пробиваясь через мечтательность последнего. Хотя в бане о делах и не принято говорить, но – не удержался. Впрочем, баня и доброе тверское пиво придали ему благодушия, и напоследок уже, отдыхая, весь красный и распаренный, отдав последние наставления и заказы на покупки в Пограничном, кроме денег на эти самые заказы выдал племяннику на расходы неожиданно для самого себя много, вдвое больше того, что собирался дать вначале.

– Вот, – сказал он, протягивая взятый из резного шкафчика кисет из кожи выворотня, – тут шестьдесят марок. И тут..., – он вновь потянулся к шкафчику и вытянул из заговоренного только на него ящичка тяжелый цилиндрик в плотной коричневатой бумаге, – еще столько же. Добрых гномьих марок, людскими кругляшами это триста тверских рублей. Тебе точно должно хватить.

Заметив ошалевшие глаза племянника, он грозно сдвинул брови и рявкнул:

– Да не транжирь там! С толком потрать, на дельное что! А не найдешь дельного, так лучше назад привези! – и отхлебнул пива из солидной кружки, покуда племянник пересчитывал увесистые желтые кругляши толстыми, заскорузлыми, с вьевшимися в поры маслом и каменной пылью пальцами...

Рано утром Дарри, в кольчуге собственной работы, с прекрасной винтовкой дядиной выделки, не менее прекрасным топором, револьвером и ножом на поясе, а также вещмешком размером с небольшой утес, занял свое место в кузове второго грузовика. Вместе с ним ехал Гимли, почтенный и крайне раздраженный гном, ур-барак* (унтер-офицерское звание у гномов, водитель одной двадцатой хирда) в отставке, командовавший охраной каравана. Раздражен же он был тем, что ему навязали нового, не притертого к их отряду и непонятного пока сосунка, который лишь подземные демоны знают, как еще себя проявит. О чем громогласно и провозгласил из спутанных кущей, в забывчивости названных им бородой. Упрямый еще больше, чем любой другой гном, Дарри, оправдывая свое прозвище не стал обращать внимания ни на почтенность собеседника, ни его звание и должность. Он сварливо ответил:

– Я добрый член общины и выполняю свой долг, как положено и как велят обычаи!

– Ишь ты! Член, мать ее ети, общины! А я что – дырка в ейной заднице? Я, поди, еще почленистей тебя буду!

– При всем уважении, я никому не дам мной попусту понукать, Выполнить все готов как должно, а за свои промашки отвечу сам, как водится по обычаю предков! Но обзывать попусту сосунком и позорить имя мое и семьи не дам никому!

Ершистость молокососа неожиданно понравилась Гимли, он захохотал так, что заглушил заработавший мотор, и хлопнул парня по плечу, правда, величие момента смазалось тем, что грузовик как раз тронулся, и Гимли при этом с размаху сел на задницу поверх груза. Это развеселило его еще больше, и, утирая слезы с пронзительно-голубых, как, впрочем, у всех гномов, глаз, он спросил:

– Ты гля, какой сурьезный! На положено – давно наложено. А как, кстати, велят обычаи, ась?

Дарри вскоре перестал считать своего дядю занудой и дотошным приставалой. По сравнению с Гимли дядя казался теперь легкомысленным, как танцующий армирец. До самого первого привала ур-барак гонял Камня в хвост и гриву вопросами о действиях часового ночью, о мантикорах, упырях, лихих людях и способах борьбы со всеми этими напастями, а на привале гонял уже не вопросами, а вводными и учебным поединком на секирах в чехлах. Наконец, смилостившись, он объявил, что, возможно, из Дарри и выйдет что-то путное, а не ходячий бурдюк для пива и пердежа. И пообещал, заметив улыбающиеся на этот цирк с конями лица других стражей, на следующем привале учения для всей охраны – для слаживания и избежанья для. Последнее было непонятно, но настораживало, и улыбки как-то подувяли. Во время второго перегона Гимли уже пришел в доброе расположение духа – то ли проявленная власть уняла раздражение, то ли Дарри и в самом деле ему глянулся. Так что расспросы сменились неторопливым разговором и умеренной похвальбой ветерана. Да и Дарри остыл – в самом деле, ур-барак ходил в боевые походы, когда он еще сопли на кулак наматывал. Протянув добытый из мешка ломоть сыровяленого окорока, делать которые тетушка Борна была великая мастерица, он окончательно растопил ледок, и уже Гимли поделился с ним глотком пива, что не возбранялось даже гномьим часовым. В итоге учения на втором привале были, но не мучительские, а вовсе даже полезные. Гимли весьма толково охарактеризовал ему всех гномов охраны (да и тех, кто должен был, в случае нападения помогать, то есть племянников старейшины Дарри, Балина и еще одного Балина), им же описал Дарри (образно, но не обидно), и выстроил наилучшую, с учетом их умений и навыков диспозицию. Затем, пару раз отработав его вводные все вместе, они худо-бедно освоились как единая команда. Скорее, худо, все же Камень был новичком, и опыта не имел, так что из-за него несколько раз приходилось все начинать сначала, пока результат не устроил Гимли. Привал в итоге затянулся, но это и планировалось изначально. Доехать-то до Пограничного можно было бы и за день – старейшина Рарри выбрал дорогу через Вирац, хотя пошлины в баронстве и были выше, чем в Марианском герцогстве. Зато путь на полтораста верст короче и, надо признать, благодаря Ас-Мирену на дорогах было куда как безопасней. Но вот к переправе через Улар они добрались бы уже к самому вечеру, и был риск застрять перед паромной пристанью на ночь, если очередь будет большой. Разумней было заночевать не в поле, а под крышей и надежной защитой стен, а старейшина Рарри, как любой гном, а тем более, такой важный, риска не любил. Так что на ночевку они встали довольно рано, едва вьехав в Вирац и заплатив на вьезде баронскую пошлину, в первом же городке. А может, дело было в том, что гостиница, в которой они расположились, уже двести лет славилась своими запеченными по особому рецепту поросятами. Поросята – это важно, особенно с хорошим пивом, и в обеденном зале было тесно и многолюдно. Пиво было хорошим, они смогли это оценить еще за стойкой – свободного стола для такой большой компании пришлось дожидаться. Новые товарищи Дарри все еще ворчали из-за незапланированных учений. Один из них, Торин, которому черная борода, схваченная золотыми клановыми кольцами, придавала совершенно разбойный вид, тонко и иносказательно намекнул:

– Тебе, как новичку, положено проставиться!

На что Дарри не менее тонко ответил:

– Ага! Как только ты покажешь, как это делается.

Но все же заказал пиво для всех восьмерых. Старейшина Орри, мудро рассудив, что место найдется не сразу, счел, что дожидаться у стойки ниже его достоинства, остался пока в своем номере, велев прислать за ним полового, когда стол освободится. Они успели выпить еще по кружке, пока это произошло.

Поросята, благоухавшие нежным и знойным ароматом медово-горчичной обмазки и сочного духовитого мяса, были чудо как хороши, пиво прекрасно, и ужин явно удался. В целом же, хотя ничего необычного пока и не произошло, Дарри чувствовал себя ребенком, которому подарили его первый набор инструментов, Ложился он спать как и положено доброму гному – с тяжелым желудком и легким сердцем, и заснул совершенно довольным собой и миром. Но вот на следующий день легкое сердце куда-то исчезло. Они уже проехали все медвежьи углы, где был риск засады, и до Улара оставался какой-то час пути, когда его одолела странная маета. Гимли, заметивший его беспокойство, было решил, что у парня скрутило живот – после молочных-то поросят дело не редкое, если их переесть. Но затем, увидев, как тот вцепился в винтовку и шарит глазами по округе, собразил, в чем дело.

– Да успокойся ты! Никто уже тут не нападет на нас – до переправы всего ничего, да и машин на дороге... Вон, сзади две видно, впереди еще одна.

– Все едино – как-то мне неспокойно...

Старый гном только крякнул, но в очереди на переправе, хотя и никак не мог понять, в чем дело, уже и сам уловил какую-то неправильность. Она как-то ускользала от понимания, бродя рядом и тревожа, словно мантикора вокруг ночного бивуака. Гимли не мог понять, в чем дело, и на догадку наткнулся благодаря Орри. Орри уже давно шоферил на этом маршруте. Почитай, не меньше недели в полтора-два месяцев он проводил в Пограничном, так что вовсе не странно было, что несообразность указал именно он. Это был его первый рейс в качестве ведущего колонну (пусть и всего из двух машин), и он неимоверно важничал и волновался одновременно. Вот и сейчас, пользуясь длительной остановкой, он, немилосердно скрипя новеньким кожаным регланом (купил специально к этой поездке), выбрался из-за руля, обошел свой зилок, попинал колеса, заглянул под машину, на картер и мосты, нет ли потеков масла через сальники. При этом ему немилосердно мешал бинокль, невесть зачем висящий на груди (и тоже купленный к этому рейсу). Открыл капот, померял уровень масла, захлопнул крышку... Тщательно обтерев руки ветошью, он гордо нацепил свои новенькие беспалые водительские перчатки и направился ко второй машине. Нет, он не оскорблял второго водителя недоверием, но постоял рядом и посмотрел, как тот проделывает подобный набор манипуляций со своим ЗИЛом. Затем обошел колонну, проверив все со стороны, и вернулся к их машине, но не в кабину (насиделся, видать), а к ним, подойдя к заднему борту. Потянувшись и повертев головой так, что хрустнули позвонки, он заложил лапищи (не даром его прозвали Кулак, такой колотушкой он не то что полено, валуны, случалось, ломал) за широченный проклепанный ремень из толстой кожи, на котором револьвер сорок четвертого калибра в кобуре смотрелся, как перочинный ножик в чехольчике и степенно помолчал. Затем, сдвинув кожанную фуражку-восьмиклинку с вздетыми над козырьком очками-консервами, задумчиво спросил, не то их, не то себя:

– И вот чего такого ценного все сюда потащили? Причем все сразу... Я столько машин на переправу и не видывал никогда, дык еще и охраны на каждой – по пять-шесть душ... Нет, никогда такого не видел!

И верно, теперь Гимли и сам понял. Перед гномами в очереди на паром стояли восемь машин, две – из Княжества, возвращавшиеся из баронства, остальные – Вирацкие (или из других соседних баронств). Сзади – не меньше пяти, и тоже, в основном, из баронств. И почти каждую аборигенскую машину охраняло по пять-шесть живых. Тут были и баронские дружинники в добрых, их, гномьей работы, кольчугах. И нордлинги, все сплошь тертые, с зубами в косах. И просто какие-то мутные головорезы, и даже здоровенные орки. Но все были явно битые-катаные, увешанные оружием и этим самым оружием пользоваться умевшие, это чувствовалось. Они все грамотно стояли, охраняя свои машины и прикрывая друг-друга, и зыркали время от времени друг на друга и на гномов, ни дать ни взять псы из разных свор, собранные на травлю медведя. Дарри, придерживая свой гномий маузер ручной выделки, неизящно спрыгнул вниз, к Орри и осмотрелся сам. В этот момент к ним словно не подошел, а проскользил (особенно это было заметно на фоне прыжка Орри) нордлинг, весь вид которого не говорил, а кричал, что он больше привык караваны грабить, а не охранять. Чуть склонившись к Орри, он отрывисто, как собака лает, спросил-прокашлял:

– Вы от Квирре к нам?

– От кого? – недоуменно блеснув очками, спросил Кулак.

– От Коротышки-за-рекой, Квирре, – начал было обьяснять нордлинг, но, сообразив, что его не поняли вовсе не из-за акцента, оборвал свой монолог и заторопился, – Извини, я вас спутал!

Орри еще только поднял брови домиком к козырьку, а нордлинг уже словно растаял в воздухе. Кулак хмыкнул, крякнул, засопел и сварливо изрек:

– Суетной все же они народ, ненадежный. Что еще за Квирре-за-рекой такой? Кто о нем слышал? Что же это за гном, если позволил называть себя таким дерьмовым словом?

Паром вмещал два грузовика, так что им пришлось ждать добрых два часа, пока, прогрохотав по металлическим сварным сходням (людская работа, несолидная) их караван взгромоздился на кораблик. Улар у переправы шириной в добрую версту, да и город с переправой был не впритык, так что Дарри, жадно пытавшемуся его рассмотреть, он открылся не сразу. Заметив нетерпеливое любопытство юнца, Орри великодушно протянул ему свой бинокль, и Камень прильнул к нему, как добрый гном к доброму пиву. Но ничего такого особенного не увидел – город и город. Даже виселица была на развилке, как в любом баронстве. Больше всего он мечтал увидеть самолет или дирижабль, доселе он о них только читал. Но, увы, увы... Полетов, видимо, не было. Он даже не увидел полосатой колбасы для указания силы ветра, о которой читал. Слегка разочаровавшись, он зато вознаградил себя, досыта насмотревшись на сторожевики. Стальной самоходный корабль вещь тоже прекрасная! Правда, их причал от них был далековато, не у паромной пристани, а уже у самого форта, и угол обзора получался неважнецкий.

– Что, паря, не видал ни разу? – добродушно улыбаясь в прокуренные усы, спросил пожилой загорелый матрос с парома, с морщинистым лицом и казавшимися совершенно белым на фоне загара чубом. Морщины были так глубоки и так причудливо избороздили лицо паромщика, что Дарри даже помедлил с ответом, задумавшись – а как он ухитряется брить бороду? За своей, довольно-таки куцей, он тщательно ухаживал в надежде поскорее добиться ее пристойного вида и размера, и этот людской обычай казался ему странным и ненужным. Но все же, спохватившись, ответил:

– Да я вообще к вам в первый раз...

– Вот и в прошлую ходку – вроде и солидный человек, сержмен баронский, а – тоже, видать, внове. И тоже, как ты – все в биноклю любовался.

Почему-то от этих слов стало неуютно и тревожно. Дарри отдал бинокль Кулаку и отошел от борта, а морщинистый паромщик, наоборот, встал поближе, готовясь то ли подложить половчее кранцы из старой покрышки, то ли принимать причальный конец – пристань была уже рядом.

Они покинули паром, спешно отчаливший, едва они съехали с него – машин сегодня было на удивление много, как сказал Орри. Доехав до развилки на Тверь, они притормозили. Здесь стоял пост пограничной стражи, подкрепленный молоденьким усталым колдуном и двумя "копейками" с тяжелыми пулеметами на турелях. А то, что они шутить не будут, доказывала длинная перекладина виселицы, опиравшаяся на несколько столбов. Сейчас на ней висело три довольно свежих покойника и свободных мест для бузотеров и неуемных весельчаков, решивших пошалить за гранью разумного, было предостаточно. Бегло убедившись, что в колоне одни только гномы, пограничники утратили к ним интерес и пропустили дальше, правда, после того, как молоденький и не особо сильный Владеющий (все же Дурные болота рядом) прощупал их жезлом – Дарри даже показалось, что он почувствовал это касание. Это было маловероятно, среди гномов единицы тех, кто чувствуют магию, и уж тем большая невидаль – те, кто ей владеет. Такие и вовсе неслыханная редкость, почти как черный алмаз. Можно знать руны и стать их чтецом. Можно очень хорошо их знать и почти ощущать вслепую, нанося их без малейшей ослабляющей помарки на металл и камень – и стать рунознатцем, что уже великое и почтенное искусство. Но только лишь один из трех дюжин рунознатцев может стать после многих лет упорной работы рунопевцем, что вносят в камень или металл руны одними лишь словами, без явного их начертания. И помимо упорства, тут нужен еще и дар к магии, особый, гномий дар. Ни разу никто не слыхивал, чтобы рунопевцем стал не гном. Таким вот редким талантом владел великий мастер Килли. Но последние Рунотворцы, те, кто может создавать новые, не известные никому доселе руны, или расплести-развеять силу готовых, появлялись почти шесть сотен лет назад. Легенд о них много, только вот никто не знает, как этому искусству научить. Или научиться. Есть и их записи, но вот как описать слепому цвет? Объяснить глухому музыку? Как воде рассказать про огонь? Наверно, только рунотворец их сможет понять...

Тем временем они добрались до шлюза у городских ворот. Перед ними была очередь из шести машин, не только тех, что, подобно им, прибыли с парома, но и приехавших из Твери. Тверские проскочили быстро. А вот машины из-за реки проходили долго – помимо более тщательного досмотра и проверки колдунами, которым подвергались караваны из баронств, они обязаны были сдать в арсенал, который находился у ворот, длинноствольное оружие, и охранники, и купцы, и водители. И снова Дарри ощутил тревогу, особенно когда Гимли озадаченно произнес, разглядывая машину, стоящую перед ними:

– И вроде вот бойцы справные, и пистоли добрые, и кольчужка нашей работы... Чего ж тогда ружьишки-то у них такие никчемушные? Вон, гляди, у этого даже не то, что ржавое – с раковинами! И не стыдно так запустить доброе железо!

Действительно, вылезшие из стоящей перед ними машины поразмяться охранники (их было трое) из какой-то баронской роты выглядели браво. Мундиры коричневые, а не попугайской рассветки, выдавали разумный подход их сеньора и были удобны и практичны. На поясах висели полусферические шлемы в матерчатых чехлах, одинаковые перевязи, скрещиваясь на груди, отягощались с одной стороны кобурой с триста пятьдесят седьмым Чеканом, а с другой – недлинными, но увесистыми не то саблями, не то абордажными тесаками. Их старший был облачен в тонкую кольчугу гномьей работы. То, что он старший, можно было догадаться по желтому банту на левом плече вместо закрытых кольчугой лычек. Оружие было ухоженным, аммуниция начищеной и удобной. И только винтовки выглядели старыми и убогими – не откровенно ржавые, но с тусклым, побуревшим металлом ствола, облезшими ложами. Как-то не вязались они с матерым видом вояк.

Но вот наконец дошла очередь и до них. К гномам пришлые относились намного мягче, чем к аборигенам, и проверка была быстрой. Кроме того, охранная грамота, с важным видом предьявленная старейшиной Рарри, позволяла им оставить винтовки. В этот миг старейшина был настолько величественным, что даже казался выше ростом, чем досматривавший их пограничник с красной повязкой "Патруль" на левой руке. Пограничник поправил висящий на левом плече стволом вниз карабин, одновременно читая грамоту, и затем протянул ее важному гному для подтверждения. Под рукой Рарри грамота полыхнула лиловым светом, подтверждая истинность и самой бумаги, и старейшины. Наконец полосатый шлагбаум поднялся, и их маленькая колонна запылила по широкой прямой дороге. Впрочем, не очень-то далеко – самые удобные для торговцев гостиницы льнули к рынку, а тот, вместе с громадным складским двором и огороженной стоянкой, тяготел к пристаням, с которыми был связан прямой и широченной дорогой. К великому удивлению старейшины, ни в первой, ни во второй, ни в третьей гостинице мест не было, он даже от души врезал сам себе могучими кулаками по коленям своих коротких толстых ног, что отнюдь не прибавило ему радости. Так, рывками от гостиницы к гостинице, они добрались почти до самого форта пришлых. Только здесь, в гостинице "Улар-река", нашлись свободные номера. Рарри распорядился, чтобы водители и два охранника остались при машинах, а остальные отнесли вещи, свои и оставшихся при машинах, в номера на втором этаже. Дарри поначалу удивился такому недоверию и осторожности. Все же это город прищлых, людей-то гномы и в самом деле считали суетливыми и жуликоватыми, но – аборигенов. К пришлым отношение было намного более уважительным. Лишь войдя внутрь, он сообразил, что дело вовсе не в этом. В тесноватом холле бревенчатого домика девяти гномам, которых проще перепрыгнуть, чем обойти, просто не нашлось бы места. Рарри, с редким для него уважением поглядывая на дородную тетку с пробивающимися усиками, стоящую за стойкой, что-то у нее выяснял. Дарри вопрос не слышал, но из ответа, произнесенного теткой воистину гномьим, густым и глубоким голосом, понял, что речь шла о винтовках. Отдельной оружейной комнаты не было, но могучая хозяйка заверила, что в номерах, надежно зачарованных, с ними ничего не случится, и она готова отвечать за их сохранность. Получив ключи, гномы, скребя рюкзаками одновременно и стены, и перила, с изяществом кабана, лезущего на яблоню, загрохотали тяжеленными башмаками и сапожищами по лестнице. Получилось, что каждый из них несет вещи своего соседа по комнате. Лишь Рарри получал двухместный (других в "Улар-реке" и не водилось) номер в свое полное и безраздельное распоряжение. Дарри вздохнул. Выходило, что ему сегодня слушать нотации своего начальника, Гимли, а ночью – его же раскатистый храп. Надо было ему сообразить и цапнуть рюкзак Орри. Храпа, конечно, меньше бы не стало, а вот поучений точно бы поубавилось. Ну, что сделано, то сделано! Сгрузив рюкзаки, свой и Гимли, на кровати, он аккуратно составил винтовки в чехлах в платяной шкаф и туда же сложил перевязи с подсумками. Подумал – и, поддавшись своей тревоге, не стал снимать кольчугу и топор, да еще сунул в поясную сумку два скорозарядника и горсть револьверных патронов россыпью. Он бы и пачку еще взял, что там для гнома лишний фунт веса, но все же поленился ворошить рюкзак – нужно было спешить вниз. Оба Балина, к облегчению Дарри, который боялся, что над ним будут смеяться из-за его беспокойства, тоже оказались в кольчугах. Рарри собирался сразу же и разгрузиться (весь товар ехал под заказ) на складах заказчиков, которые были все у того же рынка, на складском дворе, и поставить машины на охраняемую стоянку, у того же рынка. Да еще зайти в банк, поэтому, вероятно, его племянники и остались в броне. И уж только затем можно будет набить брюхо, ну, или, если кому невмоготу от любопытства – идти рассматривать местные красоты и чудеса и являть им свои собственные.

Наконец-то товар и разгружен, и оплачен. Осторожный старейшина на машинах (ну и что же, что город пришлых, береженого первопредок бережет) со всей охраной отправился в Тверской Торговый банк, поменять увесистые колбаски золота на чековую книжку. И только после этого, выйдя из банка, отослал водителей поставить машины на стоянку. Сопя и недовольно хмурясь, Рарри отсчитал им деньги на оплату и передал их Орри под ироничным взглядом охранника банка, стоявшего на каменном крыльце. После чего и распустил их всех. Кто хотел – мог походить по городу, по лавкам и торговым рядам. Или попить пива. Или все, что угодно, но! Встретиться договорились через два часа в "Водаре Великом" – Рарри уже успел с кем-то договориться о деловой встрече в этом трактире. Впрочем, это было удобно им всем. "Водар Великий" был самым популярным трактиром на площади, а то и во всем Пограничном. Большой двухэтажный дом с резным крыльцом и длинной коновязью был приметен, там просто, но хорошо готовили, и пиво было прекрасным. Орасу Пню (так звали хозяина трактира из аборигенов, Дарри успел уже это узнать) его завозили аж из Твери. На втором этаже были "кабинеты", но не для скабрезностей каких, нет, там собирались люди и нелюди из серьезных клиентов, обсудить сделки, союзы, планы... Что-то вроде людской биржи, где к тому же можно закусить и выпить. И от банка, и от рынка, и от стоянки недалеко, намного ближе, чем "Улар-река", в которой, к тому же, и не поешь толком всей их компанией. Орри, в своем скрипучем и блестящем новеньком реглане похожий на самовар, слегка смущенно предупредил, что ждет всех, чтобы угостить пивом по обычаю предков – все же это была его первая поездка первым в колонне и она благополучно достигла цели. В итоге город решили идти смотреть вся охрана каравана. Торир и Бофур, охранники со второй машины, так же, как и Дарри, были в Пограничном впервые, а Гимли брюзгливо буркнул, что без него их облапошат все эти жулики-людишки. С ними захотел пойти и Глоин, водитель второй машины, и они дождались, пока водители выйдут со стоянки. Орри, заботливо убирая квитанцию в огромный бумажник, такой же новый, солидный и скрипучий, как его пальто, сказал, что Пограничный ему уже надоел, и он лучше пойдет и проверит, так ли хорошо пиво в "Водаре". В итоге Рарри и оба Балина, племянники старейшины, отправились на встречу в "Водар", Орри вместе с ними – проверять пиво, а все остальные неторопливо пошли по рынку. Дарри все было интересно. Ему хотелось посмотреть и на маранийские шелковые платки, и на диковинные плоды из Астрахани, и на... Впрочем, как любой уважающий себя гном, он не возражал первым делом пойти в оружейный магазин. Ввалившись в него всей гурьбой, они заполнили немаленький торговый зал – и собой, задевая необьятными плечами стены и полки, и звуками. Сопя, пыхтя, как паровики и громко переговариваясь, они словно шмелиным гуденьем наполнили все вокруг. Казалось, даже обитая толстым стальным листом и укрепленная магией добротная дубовая дверь гудит вместе с ними. Холодное оружие их не интересовало, хотя тут, как везде в пограничье, были и интересные образцы. Но интересные не гномам. Новинок тоже не обнаружилось, да и для гномов уж больно своеобразное оружие должно быть, под их широченные, с толстыми, но короткими пальцами лапищи. В итоге, после получаса придирчивого исследования, сопровождаемые обиженным взглядом продавца-пришлого, они засобирались уходить с пустыми руками. Лишь Глоин, такой же весь кожаный, как и Орри, но только рыжий и в рыжей же куртке-бушлате, а не реглане, купил патроны под гномий маузер. Гномьи патроны, конечно, были лучше, но людские существенно дешевле. Беспокойство, весь день грызшее Дарри, будто толкало его купить пачку на двадцать совершенно обычных патронов к своему револьверу сорок четвертого калибра, словно взамен той, что осталась в его вещь-мешке. Но боязнь оказаться смешным пересилила, и патроны он все же не взял. Да и денег было жалко – в его вещмешке было целых две пачки, и тратить деньги на третью было непозволительной роскошью (ну, для гнома, по крайней мере).