Текст книги "Гнев божий"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

В Сьюдад-Хуаресе было все почти то же самое, за исключением того, что здесь нападающим противостояла мексиканская морская пехота. Этим удалось открыть огонь по высаживающимся десантникам уже в момент высадки – при «разборе полетов» в полный рост проявился промах с прикрытием, АН-44 был совершенно непригоден для прикрытия спецотряда с низкой высоты, просто потому что он был один и имел слишком много излишне мощного, рассчитанного на воздействие с нескольких километров оружия. А у операторов оборонительных систем транспортных МН-44 просто не хватило огневых возможностей, получалось так, что одновременно могли работать лишь два Минигана по всем целям. Мексиканские морские пехотинцы сыграли ва-банк и выиграли – в отличие от федералов они сразу оказали отчаянное вооруженное сопротивление на этапе высадки и сорвали джекпот – система показала, что один из транспортных вертолетов был серьезно поврежден ответным огнем, настолько серьезно, что продолжать выполнение задачи не было никакой возможности. Несмотря на то что американцы понесли тяжелые потери при высадке – счет им удалось-таки сравнять. Почти. При примерно равных итоговых потерях – обороняющиеся потеряли немного меньше атакующих – атакующие ворвались в ставшее стеклянным здание, и началась та же самая собачья свалка. Только морпехи оказались к ней подготовленными – разбившись на боевые пары и четверки, они блокировали лестницы, встречая нападающих шквальным огнем. В итоге атакующие превысили лимит времени и офицер-посредник закончил бой, объявив им о проигрыше.

У поляков в снаряжении не было датчиков, позволяющих при «разборе полетов» моделировать ситуацию в программе виртуальной реальности – поэтому учение на польском полигоне показали только с камер стрелков. Все одно и то же – высадка и град пуль повсюду, мелькание вспышек и падения – падает то один, то другой. Еще бы не падать – если тебе к почкам двести двадцать вольт подают. В США, кстати, эта тренировочная система была запрещена, как негуманная, но неофициально ею пользовались, уж очень хорошие результаты она давала.

Изображение внезапно остановилось, включили свет. Несколько секунд все подавленно молчали – как все смонтировали, стало ясно, что план никуда не годится, так они за одного спасенного заложника потеряют пять-шесть штурмовиков, а если русские расстреляют заложников, то вся операция будет проведена впустую.

Никто ничего не сказал, но контр-адмирал, сидящий в первом ряду, затылком чувствовал обращенные на него взгляды. Принять за основу при планировании операции воздушный десант с предварительной подготовкой предложил именно он. И он мог поставить сто баксов против одного, что как минимум половина из присутствующих думает сейчас вот что – «вот так ты и угробил ребят в Пакистане, ублюдок траханый…».

– Какой был заложен уровень противодействия? – спросил контр-адмирал, ни к кому конкретно не обращаясь.

– В Хермосило – морская пехота и федеральная полиция, мы оцениваем их боеспособность примерно в семьдесят пять процентов от боеспособности атакующей группы, то есть спецназа ВВС США. В Сьюдад-Хуаресе, мексиканская морская пехота – боеспособность восемьдесят процентов от боеспособности солдат восемьдесят второй дивизии, но теперь понятно, что она выше, не менее восьмидесяти пяти процентов. В Польше – части пятой аэромобильной дивизии, мы их оценили в семьдесят процентов от восемьдесят второй дивизии.

– Сто! – подал голос генерал бригады Микула Барза, командующий польским спецотрядом GROM. – Не менее ста процентов, возможно даже выше. Пятая дивизия не вылезает из Украины, до этого был Ирак и Афганистан. Ее боеспособность я оцениваю никак не ниже вашей восемьдесят второй. Если паны желают, можно провести совместные тренировки.

Типичный польский гонор, без него никуда и никак. Но в данном случае генерал Барза был однозначно прав.

– А мы не переоцениваем противника? – спросил Бьюсак.

– Не думаю, Стивен… – ответил бригадный генерал Бастер Меллон, бывший командующий 1SFOD Delta, а теперь командующий дивизионом специальной активности ЦРУ США, здесь он выполнял роль эксперта и одновременно командующего группы офицеров-посредников. – Боюсь, мы даже могли их недооценить.

– Недооценить? Там будут гражданские. В основном. Гражданские, вы это понимаете?

– Там будут не гражданские, – сказал Меллон, – самая большая ошибка, какую мы можем допустить сейчас, на этапе планирования, это приравнять русское население, особенно население юга России, к гражданским. Во-первых, русские до сих пор сохраняют систему комплектования армии частично призывной, нам так и не удалось ее окончательно разрушить. Следовательно – значительная часть мужского населения России имеет хоть какой-то, но боевой опыт. Второе – это полиция. В отличие от наших полицейских участков – у их полиции в участках хранятся бронежилеты, автоматы и снайперские винтовки. Сами полицейские в южном регионе имеют опыт ведения боевых действий поголовно, потому что их постоянно отправляют на Кавказ в командировки. Третье – это беженцы и казаки. И тех и других в городе полно, у них есть оружие и они готовы воевать. Почти все казаки также имеют опыт боевых действий. Не нужно забывать и то, что поколение сорокапяти-шестидесятилетних мужчин в России прошло через военную службу поголовно, причем в те времена к подготовке относились намного тщательнее, чем сейчас. Четвертое – в России полно ветеранов различных войн и локальных конфликтов, начиная с семьдесят девятого года у них война не прекращается ни на минуту. Пятое – нельзя недооценивать деятельность Союза ветеранов по подготовке массовых вооруженных формирований, в том числе из подростков, а также по закупке и распространению оружия. Южный регион России – это наиболее неспокойный регион с наибольшим количеством оружия на руках у населения. Рядом Северный Кавказ, а там обстановка дестабилизирована начиная с девяносто первого года прошлого века, то есть выросло целое поколение людей, которые готовы постоять за себя с оружием в руках. Этнически однородные преступные группировки представляют значительную опасность для жителей этого края, и поэтому они организованы и вооружены, у них существует система оповещения, позволяющая быстро поднять тревогу. Шестое и последнее – ни в коем случае нельзя недооценивать Союз ветеранов и примыкающие к нему организации. Сам Союз полностью состоит из мужчин, отслуживших в армии или правоохранительных органах, участвовавших в боевых действиях и имеющих значительный боевой опыт. Они проводят тренировки, централизованно закупают оружие, ведут боевые действия на Украине, в Средней Азии, на Кавказе. Их тайно поддерживают не только частные лица и организации, но и армия, они имеют возможность получать боевое оружие и боеприпасы. То, что мы собираемся сделать, называется – ткнуть палкой в гнездо чертовски больших и злобных шершней. Я не уверен, что у десанта будет час времени на то, чтобы сделать дело. Через час весь Ростов-на-Дону будет знать, что происходит, а к месту боя выдвинутся полицейские, местные волонтеры и спецназ из двадцать второй бригады, которая расквартирована рядом с Ростовом, и из антитеррористического центра ФСБ, который расквартирован в самом Ростове. Вертолетам придется оказывать почти непрерывное огневое воздействие, чтобы хоть как-то обеспечить периметр, и то этого может не хватить. В каждом русском бронетранспортере есть укладка, в укладке есть ПЗРК. ПЗРК есть и у ветеранов, мы не знаем где – но они точно есть, они постоянно поступают на Украину и применяются там. Я не верю, что за час над городом не собьют, по крайней мере, половину вертолетов из имеющихся. Чтобы обеспечить периметр операции – там нужно высаживать не меньше батальона рейнджеров на каждом из объектов. А это – дополнительные силы и дополнительный риск, господин контр-адмирал, сэр.

Анализ его плана Бьюсаку не понравился.

– Хотите, я скажу, в чем проблема? Те, кто оборонял здания, знали, что мы прилетим, понимаете? Они знали и готовились, занимали позиции, строили баррикады в коридорах, даже устанавливали пулеметы. А хотите, скажу, как это обычно бывает в действительности? Ты стоишь на часах, смертельно хочешь жрать и куришь большой и толстый косяк, считая минуты, пока тебя не придут сменить. И тут – у тебя над головой вдруг появляется вертолет ВВС США и тебя прошивает струей из Минигана, а потом все то же самое происходит и с другими ублюдками, которые не знают, что делать и вообще – какого черта происходит. И пока кто-то там, в здании, оторвет задницу от кровати и примет на себя командование – двери уже вышибет взрывом, и внутри здания будет твориться рукотворный ад, устроенный доблестными джи-ай. Вот как это происходит.

Возможно, еще три года назад, находясь на действительной службе, бригадный генерал не сказал бы то, что он сказал сейчас. В конце концов, Бьюсак хоть на одну ступень, но был старше его по званию, да и в штабе командования специальных операций было полно моряков, которые держались друг за друга. Но Меллон сейчас работал на Лэнгли, где Бьюсак не имел толстой, жирной, волосатой руки – и ему было насрать на то, что он о нем подумает.

– Вот что, сэр, меня приглашали как независимого специалиста для того, чтобы я оценил план и указал на его слабые места. Я это сделал, письменный отчет уже должны были доставить вам с курьером, сэр. План ни хрена не годится, вот что я там написал. Если вы хотите угробить ещепару сотен американских солдат, дело ваше. Но я не имею ни малейшего желания участвовать в этом, и если из Объединенного комитета начальников штабов придет запрос, я отвечу им то же, что ответил сейчас вам. План. Ни. Хрена. Не. Годится. Сэр.

– Вы в этом уверены, господин генерал в отставке? – недобрым тоном поинтересовался Бьюсак.

– Абсолютно, сэр. Если вы желаете – я могу отойти в сторону. Но своего мнения я не изменю, и ответственность за операцию ляжет полностью на вас.

Бьюсак, поразмыслив, был вынужден согласиться. Все-таки он был неплохим офицером, просто у него еще с лагеря подготовки были замашки штурмовика, а не диверсанта. С такими замашками хорошо поднимать взвод в атаку под пулеметным огнем где-нибудь в районе Кван Три, ^[18] но не действовать за линией фронта. В Пакистане он уже получил щелчок по носу, этого было более чем достаточно.

– Что вы предлагаете, генерал? – более спокойным и миролюбивым тоном спросил он.

– Изменить план операции, точнее первую его часть. Доставка воздухом никуда не годится, это не Сонг Тай. Там осиное гнездо в чистом виде, как только вертолеты появляются над объектом – они и десант будут подвергаться продолжительному и сильному огневому воздействию. Здесь неприменимы ни иракский, ни афганский опыт – ни там, ни там, у противника не было ПЗРК в массовом количестве, а здесь они есть. Поэтому я бы предложил вот что – группы проникают в Россию нелегально, под видом коммерсантов или кого-либо еще… там такой бардак, что это пройдет без вопросов. По сигналу, они скрытно сосредотачиваются у цели и наносят удар, тихо и быстро. Никаких ковбойских и кавалерийских штучек, никаких труб, трубящих атаку. Тихо, быстро и смертоносно. После чего группы вместе с заложниками отступают на заранее обозначенные позиции. Россия хороша тем, что там много свободного пространства. И вот тут-то вступает в действие авиация – отвлекающий удар, уничтожение средств ПЗРК, после чего эвакуаторы прибывают на вертолетах в указанный район и эвакуируют спасателей с заложниками. Это будет игра по принципу «пришел-ушел», никаких барражирующих над городом вертолетов, как в Могадишо. На весь третий этап операции у нас уйдет не больше часа, как только русские вызовут кавалерию – мы смоемся.

– Господа? – вопросительно произнес Бьюсак.

– Разрешите? – поднял руку, как в школе, польский полковник, прибывший с генералом Барзой.

– Прошу, – чисто по-польски ответил Бьюсак, налегая на «о», он знал несколько ходовых слов и выражений по-польски, потому что поляки тренировались на базах SEAL.

– Пан генерал в чем-то прав, мой опыт тоже говорит о большей желательности скрытного проникновения к объекту, нежели о штурмовых действиях. Остается один вопрос, паны генералы, – кто будет осуществлять этот план. Потребуются люди со знанием русского языка. Я так понимаю, паны, что предыдущая штурмовая группа была укомплектована исключительно из потребностей быстрой воздушной атаки. Часть людей сможем предоставить мы… – полковник сознательно поднял этот вопрос сам и обозначил пределы, чтобы не просили больше, – ну, скажем, взвод, возможно, чуть больше. Но больше людей у нас нет.

Так получилось, что все взгляды уперлись в генерала в отставке Бастера Меллона. Получилось как всегда – инициатива поимела своего инициатора. Раз ЦРУ подняло этот вопрос, пусть ЦРУ и разгребает все это.

– Я так полагаю, на флоте остались специальные команды, предназначенные для действий против России, – сказал генерал.

– Увы, джентльмены, – с тщательно скрываемой злорадностью сказал Бьюсак, – в течение второй половины девяностых и всех нулевых мы не считали Россию соперником, и как только приходила пора урезать расходы, резали прежде всего за счет сил, предназначенных для противодействия России. Я могу найти нескольких парней на флоте, способных сойти за русского, – но это все.

Генерал Меллон прикинул. Силы в ЦРУ были – в отличие от армии ЦРУ никогда не забывало, что есть Россия. Тот лагерь… раньше он был в Турции, теперь перенесен на территорию Ирака. Есть еще один лагерь… в северном Афганистане. Там можно найти до тысячи специалистов, которые ненавидят Россию всей душой, всем сердцем и пойдут на любую операцию против нее. Эти лагеря были тренировочными, именно там тренировались спецподразделения SAD ^[19] и некоторые подразделения армии США, в частности – бойцы десятой горной дивизии. Отрабатывалась так называемая «техника боевого роения» – то есть действия мелкими партизанскими отрядами на территории противника. Но это были и тренировочные лагеря для самих инструкторов… из них ЦРУ готовило волков, способных разжечь новый адский костер на всем Северном Кавказе.

Возможно, время пришло.

– Господа, я должен получить разрешение директора Национальной разведки для того, чтобы задействовать имеющиеся у нас силы. Это слишком серьезная операция.

– Мы все это понимаем, господин генерал, – Бьюсак сумел скрыть улыбку, он наказал этого заносчивого армейского ублюдка, переложив большую часть ответственности на него, – но об операции доложено в Белом доме. И там высказали большую заинтересованность в ее успешной реализации.

Российская Федерация, Дагестан

Махачкала, Ленина, 7

УФСБ по Республике Дагестан

22 июня 2015 года

Если занавесить шторами окна, раскачивать вагон и объявлять остановки, можно уже никуда и не ехать.

Размышления о силе и слабости власти

Автор

Генерал-лейтенант госбезопасности Илья Петрович Проносов в нынешние, не особо спокойные времена имел одно, но стратегическое преимущество – он был русским. Он не только был русским, но и имел чистую биографию, а также орден Мужества, который из скромности никогда не надевал. Генерал Проносов был кадровым сотрудником ФСБ, специалистом по Северному Кавказу. Обе чеченские он отбарабанилна переднем крае, одну начинал капитаном, на вторую приехал майором, закончил подполковником. В ФСБ он числился на хорошем счету – боевой генерал, с ранением и боевыми наградами, умеет хорошо докладывать, строить работу, но в то же время и понимает.Понимает – это значит понимает, как наладить сбор денег с территории, на которой он работает, и как, кому, в какие высокие кабинеты этот денежный поток направить. Кроме того, он никогда не подставлял и не подсиживал начальство, по крайней мере, никогда не был замечен в этом. Такие работники ценятся на вес золота, вот почему в двенадцатом году генерал-майор (тогда еще) Проносов был назначен начальником УФСБ по Махачкале и Республике Дагестан, на должность, ценящуюся поболее иного высокого кабинета в Москве. В Москве чиновники что делают? Жрут да штаны протирают. А тут, на земле, кого-то потолковее надо, чтобы и дело знал, и… не дело – знал не хуже. Его потому и держали тут, хотя он точно уже перевод в Москву заработал – приди кто другой, он или работу завалит, или то, что после работы положено делать (деньги собирать), или и то и другое разом. Толковый человек, он и есть толковый человек, он должен на земле работать, к делу быть приставлен, а поощрить можно и материально. Не зря говорят – г… всегда наверх всплывает – великая сермяжная правда заключена в этих словах.

Генерал-лейтенант Проносов четко чувствовал «потребность момента» и всегда ей соответствовал. У него не было ни «Мерседеса», ни «Бентли» – на работу он ездил на относительно скромном «Шевроле Субурбан» с мощным бронированием от Centigon. Всемирно известная фирма, «иракская» модель, хорошо защищенная от подрывов, обстрелов и прочей напасти – и в то же время машина скромная и дельная. Вот если бы он, как предыдущий глава УФСБ, купил бы (а то и в подарок принял) бронированный шестисотый «Мерседес» – тут же и вопросы бы посыпались, что да как да на какие деньги. А тут – и машина к делу, и комфорт – не хуже, чем у лимузина, и закуплена вполне официально – провели тендер и купили за государственный счет. В Дагестане было распространено мнение, что бронированные внедорожники покупать нельзя, только седаны, потому что внедорожники при взрыве мощного фугаса переворачиваются, они большие и центр тяжести у них высоко. Но генерал ездил именно на внедорожнике, а против фугасов у него было свое средство – его сопровождала группа охраны, впереди шел тяжело бронированный «Тигр» с пулеметом, сзади – еще лучше защищенный новенький «Волк», устойчивый к подрыву и тоже с пулеметом. Генерал-лейтенант, равно как и его супруга имели (в России, естественно, про офшоры речь не идет) средних размеров коттедж в Махачкале, на Пржевальского, там, где садовые участки, и четырехкомнатную квартиру в Москве в новом доме, но никаких излишеств. Была у них и машина – BMW X3, одна на двоих, на ней ездила супруга в Москве, потому что ей на чем-то надо было ездить, а сам генерал передвигался исключительно на служебном транспорте. Сын генерала жил тоже в Москве и работал в Газпроме, дочь жила в Санкт-Петербурге, удачно вышла замуж за преуспевающего адвоката и отношений с семьей не поддерживала. В общем и целом семья генерал-лейтенанта Проносова на первый взгляд была состоятельной, но не более того, никаких излишеств, не так, как раньше чиновники наглели в открытую. Например, на руке генерал-лейтенанта Проносова был не Патек Филипп и не Радо, эти две марки швейцарских часов чиновники сильно уважали, – а скромные золотые часы, подарок от Президента в связи с пятидесятилетием. Пятидесятилетие Проносов отметил в прошлом году, и отметил тоже скромно, в доме отдыха ФСБ в Крыму, никаких ванн из шампанского и голых баб. Все чинно и с достоинством.

Были за генерал-лейтенантом Проносовым и видимые грешки. Например, он устроил свою любовницу – двадцати четырех лет от роду – в собственное ведомство с погонами прапорщика, да еще выбил ей доплату, за службу в условиях повышенного риска. Но это, как говорится, дело житейское, это в КГБ за подобные фокусы могли выкинуть в двадцать четыре часа с волчьим билетом, да что там за любовницу – просто за развод могли выкинуть. А тут… ну а что делать мужику, у него, может, седина в бороду бес в ребро, а супруга наотрез отказывается в грязную и опасную Махачкалу ехать. Телку эту проверили, когда на работу в ФСБ зачисляли – студентка, русская, родственники не сидели, связей с бандподпольем никаких быть не может – просто глупая телка, спешащая устроиться в жизни, пока не поздно, пока грудь стоит, а не висит. И генерал… если за это выгонять, в ФСБ никого не останется, а кому работать?

Сейчас был понедельник, и генерал Проносов собрал всех на утреннюю недельную оперативку – всех начальников отделов и управлений. Оперативка эта шла обычно около часа, чуть больше, чуть меньше, на ней кратко заслушивались итоги работы за предыдущую неделю, раздавались задания на следующую, зачитывались объявления для старшего офицерского состава. Генерал Проносов был хамом, но в меру, обычно устраивал разносы публично только тогда, когда подчиненные отчубучат что-то уж совсем из ряда вон выходящее…

Сейчас совещание началось как обычно; сначала полковник Мухаев доложил общее состояние по показателям деятельности, за которые отвечала ФСБ за прошлую неделю. Крупных, резонансных террористических актов не было, кроме того – московское начальство еще помнило обезвреженную на рынке в Дербенте бомбу. Ее подложил один из «связников» из банды, полностью находящейся под контролем управления, потом сообщил, успели обезвредить, нагнали телевизионщиков, после этого пару месяцев помнят и не долбают, если за эти пару месяцев, конечно, не произойдет чего-то экстраординарного. Тихобудет еще месяц, чуть больше – а потом надо будет еще что-нибудь придумать. Схрон, что-ли, какой найти…

Пока Мухаев докладывал – мысли генерала крутились вокруг двух вещей, схрона, который, если закладывать, то делать это надо не в спешке, а уже сейчас, и Кристины. Кристине вчера он подарил дорогое ожерелье из золота, которое он принялот одного из глав администраций районов в знак уважения, и ночью Кристина расплатилась за ожерелье сполна. А кому еще дарить? Не супруге же, безуспешно талию ищущей…

Тем не менее генерал не был бы разведчиком, если и в таком расслабленном состоянии не уловил бы, что количество преступлений, связанных с наркотиками, ^[20] за неделю подскочило на одиннадцать процентов. Это был повод.

– Что у нас с наркотиками? – грозно сказал Проносов, кивком головы показывая Мухаеву, что можно садиться. – Кто отвечает за этот участок? Зинченко, вы? В чем дело?

Усатый, низенький хохол сноровисто поднялся с места.

– Товарищ генерал, по данным агентуры, с Азербайджана прошла крупная партия героина, не меньше трехсот килограммов. Это сразу дало статистический всплеск.

– Чего дало? – недобро перебил генерал.

– Ну… рост изъятий наркотиков и преступлений, связанных с наркотиками.

– Дало… Я смотрю, по башке вам дать надо! Не работаете ни хрена! Бахмачев, почему не перекрыта граница?

Полковник Бахмачев, отвечающий за охрану государственной границы с Азербайджаном, поднялся, бросив откровенно ненавидящий взгляд на Зинченко. Подставляет, ублюдок, падло хохляцкое.

– Товарищ генерал, за последнюю неделю попыток прорыва границы не было, задержано шесть нарушителей, но ни у одного из них наркотики не изымались.

– Бахмачев, я что, идиот по-твоему?! – начал заводиться ни с того ни с сего генерал. – Ты думаешь, нарки напролом на твои пулеметы попрут? Прошли какой-то тропой, вот и все. Агентурную работу надо вести, в приграничной полосе! Всему вас учить надо!

Агентурную работу в приграничной полосе. Вот ублюдок, несет ахинею, и ведь с таким начальственным видом, б…ь. Попробовал бы он поработать в приграничной полосе, там у тех, кто ходит через границу – одни родственники в селах, здесь же позапрошлый век, горы, родственник родственника никогда не выдаст. И тем не менее начальство будет, как всегда, с умным видом «оказывать практическую помощь» тире – по мозгам ездить. Вот ведь б…

– Товарищ генерал, граница перекрыта, контролируется беспилотниками. У меня нет никаких данных относительно того, что через границу прошла крупная партия наркотиков.

На самом деле партия наркотиков и в самом деле прошла через границу, только не через ту, которую прикрывал Бахмачев. Партия наркотиков прошла через административную границу Дагестана и Чечни, а до этого ее привезли на гражданском самолете, летавшем в Дубаи. В Дубаи же героин привезли из Пешавара. В Чечне был именно тот мир, который хуже всякой войны, Чечня демонстративно подчинялась федеральному центру – а на деле же это было мирное и спокойное феодальное княжество, одной ногой стоящее в семнадцатом веке, а другой – в двадцать первом. Собственно говоря, таким был весь Кавказ, просто в Чечне это было выражено куда как лучше. Федеральные деньги, деньги от диаспоры и деньги от наркоторговли преобразили республику – Грозный поражал блеском стекла новых деловых районов, роскошными дворцами и мечетями, гладкими, как стекло, дорогами. Вот только общество так и не шагнуло дальше семнадцатого века, и если советская власть буквально за шкирку втаскивало все эти народы на один уровень с русскими – то новую, демократическую власть даже в чем-то устраивало, что под боком есть этакое новофеодальное княжество и неспокойный Кавказ. Было где «осваивать» деньги, а намеки здесь понимали с полуслова. Все всех устраивало.

– Это говорит не в вашу пользу, Бахмачев, – сказал генерал, – не ведете агентурной работы, не работаете с осведомителями. А вы не улыбайтесь, Зинченко, нечему тут улыбаться! За борьбу с наркоторговлей в республике отвечаете вы! И за такой рост показателей спрашивать будем именно с вас, нечего вину на других перекладывать! К следующему совещанию… нет, к четвергу в это же время жду обоих с планом мероприятий!

– Есть.

– Есть…

– Дальше. Что у нас по устранению недостатков, выявленных в ходе учений?! Емшаев, вы отвечаете?

– Так точно.

– И докладывайте. Пять минут у вас.

Остаток совещания прошел относительно спокойно, влетело только еще Мугуеву, что было непонятно – Мугуев был у генерала на хорошем счету, говорили даже, что он заносит.После совещания, в душе ругаясь на всех известных языках (а в Дагестане было больше тридцати диалектов плюс русский, плюс языки соседних республик), полковники, подполковники и майоры потянулись из кабинета и дальше тащить нелегкую лямку службы.

Генерал тоже вышел в приемную… хотел сходитьк Кристине, выбил ей отдельный кабинет, вроде как работает с секретной документацией, хотя с кабинетами всегда была напряженка, постоянно работали какие-то московские группы, их надо было размещать, а здание не резиновое. Как только генерал вышел в приемную – подчиненные потянулись на выход, чтобы не попасть под новую раздачу, – к генералу подлетел адъютант.

– Товарищ генерал!

Генерал, уже настроившийся на десять минут приятного времяпрепровождения, недовольно поморщился.

– Что там опять?

– Спецсообщение. Срочное, товарищ генерал.

– Спецсообщение всегда бывает срочным. Что?

– Товарищ генерал, блокирован амер Рафиев с группой боевиков.

Все мысли о приятном времяпрепровождении мгновенно вылетели из головы генерала.

– Где?

– В районе пятого жилгородка, товарищ генерал.

– Кем?

– Нашими. Оперативниками Бадаева.

– Ментам сообщили? По открытой связи прошло?

Несмотря на то что милиция уже давно была переименована в полицию (кстати, кое-что в ней и в самом деле изменилось, только не от этого), по привычке полицейских так и продолжали называть ментами.

– Никак нет, товарищ генерал, в соответствии с вашей директивой. Закрытый канал, спецсвязь. Бадаев действует тихо.

– Выгоняй спецназ. Немедленно. Пользоваться только закрытым каналом связи. Упустите – порву. Машину мне!

Пятый жилгородок находился на самой окраине дагестанской столицы, с одной стороны был парк, с другой – кладбище и канал. Место было скверное и со скверной репутацией – с одной стороны был парк, а с другой – коттеджи и дальше лесной массив. Мог последовать как прорыв боевиков в направлении кладбища, так и деблокирующий удар со стороны кладбища сторонников амера Дагестана Башира Рафиева.

Башир Рафиев, кстати, не был дагестанцем – он был салафитом из Башкирии, неспокойного, глухо волнующегося региона. Вступил сначала в Хизбут Тахрир, потом связался с Аль-Каидой. Последователь чистого ислама. Совершил хадж, на родину не вернулся, осел в Дагестане. Ему здесь проще было действовать, поскольку он был не местный и у него не было родственников – ведь у тех, кто работает в милиции и ФСБ, тоже есть родственники, которые могут объявить кровную месть. А у Рафиева мстить было некому, только ему самому – да попробуй, найди. Отряды Рафиева действовали не только в Дагестане, но и в соседней Чечне, которую плотно держалКадыров и примкнувшие к нему кланы и тейпы. На его счету было как минимум восемь милиционеров и трое сотрудников ФСБ. Готовил он покушение и на самого генерала Проносова, только оно было пресечено в самом начале. С этим не шутят, это тебе не бомбу на Дербентском рынке обезвреживать.

«Субурбан» генерала Проносова тормознул около БТР, укрывшегося за домом, рядом стоял большой, бронированный, с черного цвета кузовом «КамАЗ» – оперативный штаб, его вся Махачкала знала, как «черный ворон». Впереди шла вялая перестрелка – били одиночными, пристреливаясь, видимо. Еще дальше по улице была видна стоящая на спущенных шинах, исклеванная пулями, «Лада Приора», – скорее всего, оперативная машина ФСБ, но рядом с ней никого не было, пострадавших вынесли из-под огня. Генерал вышел из «Субурбана», личные охранники, держа на изготовку автоматы, окружили его. Генерал в одно мгновение оценил, насколько слабо пока оцепление.

Почти в этот же самый момент, следом за «Субурбаном» остановился черный «Хаммер Н-1», возглавлявший колонну из трех тяжелобронированных трехосных «Медведей» – спецмашин, устойчивых к взрыву, совсем недавно получили, до этого на бронированных «Уралах» ездили – матерились. Спецназ ФСБ, оперативная группа АТЦ, антитеррористического центра, его возглавлял Мугуев, Аслан Мугуев, этнический вайнах, воевавший в первую чеченскую против федералов, а во вторую – за федералов, и за это приговоренный исламской шурой к смерти. Мугуев отличался особой, совершенно нетипичной для Кавказа методичной и хладнокровной жестокостью. Среди боевиков он был известен как «Эсэс».

– Усилить оцепление, – приказал генерал своим прикрепленным, – я буду в центре.

Не дожидаясь, пока подойдет Мугуев, генерал пошел в мобильный антитеррористический центр.

Мобильный антитеррористический центр был скопирован у американцев и представлял собой бронированный кузов, посаженный на длинное внедорожное шасси «КамАЗа», которое использовалось нефтяниками, кабина «КамАЗа» тоже была заменена на полностью бронированную от РИАТ. В машине были два монитора, позволяющие принимать информацию даже со спутника, два места операторов и даже небольшой зал для совещаний. Несмотря на внешне не такие большие размеры, десять человек эта машина вполне могла принять.

Сейчас в машине было только пятеро – двое операторов, оба аварцы, и трое сотрудников специального отдела ФСБ, занимающегося борьбой с терроризмом. Возглавлял группу подполковник Мирза Бадаев, невысокий, плотный, в черном берете, залихватски сбитом на сторону, чтобы скрыть разорванное осколками ухо. Бадаев был родственником президента Дагестана, правда, дальним – но это ничего не значило, родственник он и есть родственник. Работу он делал добросовестно, потому что у власти был его клан, клан, представителем которого был и он сам – значит, эту власть надо было оберегать. Он был настолько добросовестным, что, если бы ему прекратили платить жалованье, он все равно бы служил.