Текст книги "Нам не прожить зимы (сборник)"

Автор книги: Александр Кабаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

23

А к этому времени, надобно вам знать, № 1 уже не шел по залитой грязным талым снегом улице, преодолевая достигающие колен броды у тротуаров и отступая от швыряющих в лицо воду машин, а сидел на большом совещании. Обсуждались направления финансовых потоков, квоты на экспорт энергоносителей, возможности влияния группы N на политику группы NN в области НДС и шансы объединения этих групп в борьбе против коалиции NNN – описываемые мысли посещали № 1 в те времена, когда все постоянно это обсуждали.

Вот и слушай, урод недоразвитый, что настоящих взрослых мужчин интересует, сказал № 1 себе (в полной мере этот совет мог относиться и ко мне), слушай и вникай, может, хоть на старости лет что-то поймешь про жизнь.

Однако, как всегда бывает, когда принимаешь непоколебимо твердое решение (например, бросить пить), оно нарушается сразу же и самым ужасным образом. Напиваешься в лоскуты в тот же вечер… Вот и теперь № 1 немедленно погрузился еще глубже обычного в размышления и фантазии, не имеющие никакого отношения к происходящему вокруг, а именно: он начал думать о сущности любви.

24

И ничего на этот раз не придумал.

25

Потому что № 1 хотел найти общее, идя от частного, а этот проверенный классиками философии метод для решения данной проблемы неприменим.

26

Ибо нет одной для всех любви, а только твоя любовь истинна, и любовь есть ты.

27

Если же станешь искать иной любви, то эту убьешь, и будет другая, но той, что была, не постигнешь.

28

Ну, понятное дело, речь о такой любви, которой любят друг друга любовники, родители и дети, наконец, хозяева и домашние животные, а не о любви к родине, партии, товарищам по труду и наставникам – мы не отрицаем существование и такой любви, но оставляем ее пока вне рассмотрения.

29

О Боге здесь говорить вообще не место.

30

Короче, он сидел и вспоминал разные случаи из жизни своей и известных ему мужчин и женщин.

31

Вот однажды некий женатый человек имел связь с чужою женой.

Происходило это, кажется, в небольшом городе на юге страны… у небольшого теплого и очень соленого моря… среди пыльно-зеленых акаций… абрикосов-паданцев, лежащих вдоль дощатых заборов… низких деревянных, в линялой голубой краске домиков частного сектора за этими заборами, которые расходились широкими и кривыми улицами… от огромного завода… Вот главное, что помню.

На заводе работала большая часть жителей города – делала самые современные и мощные предметы для уничтожения людей, видом напоминавшие, напротив, детородные мужские органы метров по двадцать пять длиной из матово-блестящего титана. Возможно, именно невидимые тени этих баллистических межконтинентальных фаллосов, имевших каждый по два буквенно-цифровых секретных названия, одно из которых было наиболее секретным, ложась на город, наполняли население непреодолимой тягой к плотской любви, причем чаще всего к любви тайной.

Надо ли добавлять, что герои истории тоже работали на этом предприятии – п/я № таком-то?

Словом, они лежали в середине дня, хитростями вырвавшись на два часа, он – из своего отдела главного механика, а она – из четвертой лаборатории, и преодолев почти тюремную проходную, на его супружеской диван-кровати, раздвинутой и застеленной, разумеется, его супружеской простыней, с его супружеской наволочкой на подушке и пододеяльником на одеяле. Лежали, отдыхая после первого лихорадочного раза, в семейной постели, в которой не далее чем накануне ночью он занимался тем же самым со своею женой. Точно так же изнемогал, полностью выложившись, старался не закапать простыню – и тогда тоже, к счастью, не закапал – и прятал лицо в сгиб локтя. Точно так же и жена сначала лежала как мертвая на спине, потом медленно покатилась на бок и свернулась, как креветка, подтянула ноги к животу, потащила на себя одеяло – замерзла. И точно так же он положил руку на ее грудь, прижав к себе ее спину, положил руку, пропустив между указательным и средним пальцами сосок, и начал дремать…

И вот теперь он так лежал, крепко прижавшись к любимой – нет, все же это совсем не то, что накануне ночью, думал он – спине животом, гладил, просунув под мышкой руку, ее грудь, немного теребил сосок, отчего он уже снова начал напрягаться, распрямляться и становился все меньше похож на бежево-розовый парковый нежный гриб (любимое сравнение господина № 1), а все больше на пулю от патрона 9×18 к пистолету Макарова (мое любимое сравнение). Потом он повел рукой вдоль ее тела, добрался до жестких кудрявых волос и начал раздвигать их, разбирать пальцами, а она начала перекатываться, поворачиваться к нему, оказавшись в результате лежащей на спине, одна нога была закинута на него, а другая, согнутая в колене, упиралась ступней в ковер, висящий на стене над постелью, – когда она лежала в такой позе, его руке было удобнее.

Ее глаза, до этого закрытые, открылись и остановились – как всегда от движений его достигшей цели руки. Он заглянул в эти глаза, немного приподнявшись на локте, а потом проследил ее неотрывный взгляд.

Через проем, ведущий из комнаты в прихожую (квартира была так называемая распашонка), она смотрела в полумрак, в котором ярко выделялся светлый прямоугольник: входная дверь была распахнута, и в прямоугольнике чернел контур женской фигуры. Его жена, с утра уехавшая вместе с отделом, где работала конструктором второй категории, на сельхозработы по межотдельскому графику, вернулась, поскольку сильно вступило в спину и продолжать, согнувшись, прополку она не могла.

В результате чего она стояла в полутемной прихожей, механически продолжая растирать поясницу заведенной назад рукой, и смотрела в освещенную через большое окно и балконную дверь ярким солнцем комнату, где на ее простыне лежал ее муж с чужой женщиной, которую она знала в лицо, поскольку иногда встречала в столовой третьего этажа, но имени не знала, и теперь эта незнакомая голая женщина лежала здесь, одной ногой упираясь в чужой ковер, а другую положив на чужого мужа, чтобы его руке было удобней.

А накануне ночью почти так же здесь лежала я, подумала жена, и ей стало ужасно стыдно, как будто это на нее, голую, лежащую на диване, смотрит из прихожей кто-то чужой.

Она повернулась, захлопнула за собой дверь, до того так глупо не запертую любовниками изнутри на защелку или хотя бы цепочку, и ушла.

Она посидела час в жарком сквере – боль в спине, между прочим, почти прошла, или она просто внимания не обращала, – а потом решила вернуться. Идти ей, кроме как домой, было некуда, да и посоветоваться, что дальше делать, не с кем, кроме мужа.

Но ни мужа, ни его возлюбленной она, вернувшись, не застала.

Женщина, работавшая старшим инженером в четвертой лаборатории, как только жена ее любовника захлопнула за собой дверь, быстро и молча оделась, вернулась на работу, отпросилась у начлаба уже до конца дня, приехала к себе домой, там немного посидела на стуле, просто глядя перед собой, а потом встала, достала из холодильника и проглотила, мелко запивая водой, одну за другой таблетки из целой упаковки какого-то лекарства, которое она приняла за снотворное, а это было средство, снижающее давление, которым пользовалась ее свекровь. Но до того как лекарство подействовало, она залезла на табуретку, привязала к решетке вентиляционной отдушины на кухне кусок бельевой веревки, надела на шею петлю и, не переставая беззвучно плакать, оттолкнула табуретку. К счастью, решетка выломалась, женщина упала и сильно ушибла руку – кажется, даже сломала ключицу, уже не помню. А тут вернулся с работы муж, замначальника третьего испытательного стенда, быстро разобрался, что происходит, и вызвал разными способами рвоту, так что таблетки не успели подействовать. В общем, женщина осталась жива, а к тому времени, как вернулась из больницы, где ее лечили тазепамом, отчего она сильно поправилась, муж ее уже договорился со смежниками из одного НИИ под Ленинградом насчет работы, они поменяли квартиру и уехали. Как уж они потом жили, никто не знает.

А неверный муж, оставшись один в комнате со смятой постелью, среди наполнявшего пространство яркого солнечного света, выкурил одну сигарету, оделся, положил в портфель то, что обычно брал в командировку, – ну, трусы и носки, рубашку, свитер, бритву «Нева», зубную щетку и металлическую мыльницу – и пошел пешком на вокзал, там было недалеко. Денег у него хватило на билет только до Харькова, а что с ним происходило в дальнейшем, знал, возможно, только один его друг, которому он написал – просил устроить увольнение заочно, заявление прислал, а на трудовую потом в отдел кадров вроде бы пришел запрос с какого-то харьковского «ящика», их там полно. Друг кому-то рассказывал, что в Харькове мужик пить стал сильно. Ну, удивляться нечему – запьешь после такого…

Что же касается женщины – конструктора второй категории, то она так и осталась в городе, в своем КБ-7. После того как уехал ее муж, а потом и его любовница с семьей, все постепенно успокоилось. Она радовалась, что детей у них не было, а сама к своему новому положению через год примерно привыкла.

Уже совсем другие люди сбегали среди дня с работы, выбирались через строгости проходной, шли в свои или чужие пустые квартиры ради тайной любви на своих или чужих супружеских простынях. По ночам огромные краны поднимали гигантские титановые дубинки над специальными грузовыми платформами – крыша и стены, имитирующие пассажирский вагон с занавесками на окнах, сдвигались, обнаруживая лежбище для органа. Длинные тени скользили по городу, и все начиналось сначала – поднималось тайное возбуждение, скрывалось за лживой декорацией, военно-промышленные комплексы раздирали души на части.

И обманутая, брошенная и опозоренная жена однажды тоже среди дня бежала, оглядываясь, по солнечной улице, оставляла незакрытой входную дверь в ту самую, где все началось, квартиру – чтобы соседская бабка не слышала открывающегося замка, когда придет ее женатый любовник, он входил беззвучно, и она лежала, упираясь ступней в ковер, а он иногда незаметно смотрел на свои часы за ее плечом – к трем надо было вернуться на совещание в отделе эскизного проектирования…

32

А то еще был случай: один молодой мужчина решил расстаться с девушкой, с которой до этого прожил три года.

Началось все с того, что он в метро увидел немного прихрамывающую брюнетку. Она слегка припадала на левую ногу, почти незаметно переваливаясь на ходу, – такое бывает либо следствием врожденного вывиха бедра, либо вылеченного костного туберкулеза. Он это знал, так как вся его семья занималась медициной, и дедушка-профессор, и папа, и мама, и все дядьки, и тетки-профессора. Только он сам в медицину не пошел, вовремя осознав себя слишком легкомысленным для этой суровой профессии, а занялся такой редкой вещью, как сравнительное страноведение (Или странное сравнивание? Забыл.), но кое-что из медицинских разговоров помнил, в том числе и то, что такая хромота часто необъяснимым (Или объяснимым? Тоже забыл, помню только, что об этом как-то упомянула тетка-профессор, один из первых в стране сексологов.) образом связана с повышенной против средней сексуальностью. Причем не только половое чувство самого калеки, не важно, мужчины или женщины, сильнее нормального, но также – это известно и из литературной классики – его привлекательность для других.

Что наш искатель приключений испытал на себе почти немедленно после того, как вышел из метро с новой подругой.

В течение следующих двух лет он продолжал это испытывать и узнал много нового про отношения между мужчиной и женщиной. Не только в его собственном – уже немалом к тому времени, заметим, – опыте ничего подобного не было, но и в рассказах живых людей или в кино ему не встречалось.

Например, несмотря на легкое увечье – действительно, вывих бедра, – она могла уместиться между ним и рулем его «восьмерки», причем ноги ее упирались в потолок, так что со временем на обшивке остались едва заметные маленькие следы…

Да, забыли сообщить: в метро-то он оказался случайно, аккумулятор сел. Будь оно проклято, отечественное автомобилестроение!

…или склониться под этот же руль, так что он видел только жесткие черные кудри, мерно и неутомимо двигавшиеся к педали газа и обратно…

…или провести на мокрой насквозь простыне – когда у них уже завелась арендованная комната в коммуналке и была куплена собственная простыня – шесть часов, не вставая, зато умудряясь сделать так, что все остальные, участвующие в процессе, не ложились ни на минуту…

…или прийти к нему в страноведческую (сравнительно страноведческую?) контору, быстро переложить все бумаги со стола на подоконник и управиться, пока не вернулся с обеда его коллега…

…или однажды в гостях, куда он, немного поколебавшись, привел ее знакомить с друзьями, на балконе, пока все отвлеклись на важные теленовости, рискуя вывалиться с шестого этажа вместе с гнилыми перилами и почти заглушая стонами орудийную пальбу, доносившуюся от телевизора… Друзья были вполне любезны, но звонить ему на следующий день не стали, ну и он не позвонил.

Закончила она пару лет назад техникум городского хозяйства и работала в префектуре округа инспектором. Лет ей было двадцать семь.

И вот на третьем году этого распутства она встречала его у подъезда сравнительного страноведения. Она часто так делала: стояла на противоположном тротуаре, ждала, пока он, попрощавшись с товарищами по сравниванию стран, отъедет, развернется за перекрестком, остановится и, перегнувшись, откроет дверь, – и мгновенно вдвигалась на правое сиденье. Так она сделала и в тот день, но затем, вместо того чтобы по традиции быстро поцеловать его сбоку в угол губ и слегка прихватить небольшой, очень цепкой рукой низ ширинки в качестве приветствия главному члену их тройственного союза, – вместо этого она ловко развернулась в тесном пространстве и жестким маленьким кулаком въехала точно в то же место, в которое всегда целовала. Губа его мгновенно онемела, по подбородку потекла теплая кровь, а выходившие сослуживцы смотрели через дорогу на то, что происходило в машине их непутевого товарища, – такого они не ожидали, хотя и прежде встречали его с этой переваливающейся на ходу девицей, удивлялись ее жестокому и пустому лицу, зная его как парня мягкого и вполне интеллигентного, ну, женолюбивого, а кто без греха…

В общем, дело было в том, что она приревновала его к начальнице, доктору исторических наук и доценту, довольно интересной женщине около сорока, но, самое обидное, приревновала зря, честное слово. Просто несколько раз видела их выходящими со службы вместе, а выйдя в этот день, они еще и поговорили минут пять, а она стояла и смотрела с другого тротуара, как ты, сука, с этой блядью старой, проституткой ученой, манда уже седая, а туда же, падлы кусок, на палку просится, минетчица ебаная, ну, говори, хорошо сосет? Так она орала, и из машины все было слышно.

Но и это, и распухший на неделю рот, и несколько удивленные взгляды всей семьи, включая жену…

Как?! Разве не было сказано, что речь идет о женатом к тому времени уже почти десять лет тридцатипятилетнем человеке, и что жене его тридцать два, что она кандидат медицинских, конечно, наук, диссертацию делала под научным руководством его отца, а работала в области организации здравоохранения? Не сказал? Ну, забыл, значит.

Я вообще многое из этой истории забыл, ушло как-то, расплылось.

Да… Так вот, все это он готов был бы вынести ради того, что продолжало еще несколько месяцев происходить раз-два в неделю между ним и хромой хамкой. Но почему-то возникла в нем после того случая и постепенно стала расти скука, а вот уж скуки, оказалось, он вынести не мог. И все ее акробатические возможности, и способность испытывать любовное счастье непрерывно, по десять-пятнадцать раз на один его, и сама ее адская хромота, так притягивавшая его когда-то, стали скучны.

Со службы он стал уходить в разное время, то раньше, то намного позже, чтобы она не поймала. Научился определять, что звонит именно она, и не брал трубку, а коллега, сосед по служебной комнате, тоже научился определять и из комнаты на время угрожающего трезвона выходил.

Машину теперь ставил в соседнем дворе.

Короче, он ее бросил.

Она подкараулила его у дома тех друзей, на балконе у которых они однажды делали свое дело под телевизионную канонаду, и бросилась на него с небольшим кухонным ножом, но он успел отступить и захлопнуть за собой кодовый замок, а уже в лифте обнаружил, что рукав джинсовой куртки разрезан и торчат клочья и нитки. Потом она несколько раз звонила его жене и рассказывала, где и как именно он ее (хромую) ебал. Она рассказывала это также его отцу и один раз дозвонилась до той начальницы.

Беда ее была в том, что ей никто не верил. Возможно, если бы она не звонила, эти люди поверили бы и так, на основании собственных наблюдений, во все, что она рассказывала про него, – сослуживцы многое видели, отец сам в свое время был сильно склонен, а жена внимательно посмотрела на руль «восьмерки», когда он утром следующего за мордобитием дня подвозил ее к метро, наклонилась, чтобы ближе рассмотреть все в косом свете, вот что значит настоящая ученая, и вслух удивилась, что ему удалось так хорошо стереть кровь после того, как он приложился ртом об руль, резко затормозив, чтобы не въехать в какого-то чайника… Словом, они бы поверили, не звони она, и не ругайся матом, и не рассказывай такого, что, возможно, и бывает, да о чем никто и никогда не рассказывает.

Хотя, возможно, жена все же поверила.

Есть одно основание это предположить: месяца через два после того, как начались постоянные телефонные звонки в академическую квартиру, хромая работница окружной власти попала в серьезную беду. Возвращаясь часов в десять вечера со службы, где отмечали день рождения супрефекта, и будучи поэтому несколько навеселе, она в своем темном и неблагоустроенном дворе встретила двух мужиков. Уже почти прошла мимо них, по нетрезвому состоянию не придав ничему значения, когда один обхватил ее сзади, пережав горло согнутой в локте рукой, а другой дважды ударил кулаком в низ живота. Она потеряла сознание сразу же, однако, как ей потом казалось, услышала: «Не звони, сучка! Не звони!»

А может, и показалось спьяну или от боли.

Но, позвонив, когда выписалась из больницы, где пролежала три недели с сильными кровотечениями, еще пару раз, она действительно это занятие бросила. И исчезла, растворилась, как и положено растворяться кошмарам.

А он с женой и сейчас живет мирно и спокойно. Новая любовница скандалить в принципе не умеет, она абсолютно интеллигентный человек, хороший экономист. Она вместе с ним работает в экспортной фирме, в которую он перешел вскоре не только от стыда перед коллегами, но и потому, что за страноведение совсем платить перестали. А с языками у него как у сравнительного страноведа большой порядок, и такие специалисты всегда нужны.

33

И эту историю вспомнил № 1, размышляя о любви, и еще множество других.

Как один девятиклассник очень любил учительницу физкультуры, а спали с нею по очереди все другие девяти– и десятиклассники, и, узнав об этом, он поджег школу, и погибли четверо детей.

Как одна женщина, художница по текстилю, прожила со своим мужем, преподавателем военной академии, тридцать лет, у них вырос сын, и все эти годы она вспоминала прекрасную романтическую историю их знакомства и первые годы любви и была очень счастлива, хотя вокруг все удивлялись, как она может жить с таким неприятным, желчным и недоброжелательным человеком, а потом он вдруг бросил ее и немедленно женился на молодой бабе с двумя маленькими детьми, которых бывший муж ей оставил, а сам уехал в Петрозаводск с азербайджанской беженкой, баба была очень нехороша собой, бесцветная, как альбинос, и одутловатая какая-то, работала в бухгалтерии, а жила с детьми в пригородном селе, в косой бревенчатой избе, и он, полковник и доцент, там поселился, а художница по текстилю так ничего и не поняла.

Как другие люди тоже были женаты почти тридцать лет и все считали их изумительной парой, они всюду появлялись вместе и работали, играли в знаменитом струнном квартете, он – на скрипке, а она – на альте, вместе, и вообще их нельзя было представить друг без друга, а потом вдруг развелись и судились десять лет из-за имущества, и он всем рассказывал, как она его обокрала, а она – как он лез к ее подруге, но тайком они встречались все эти десять лет и два часа проводили в постели, а потом он нес в суд новое исковое заявление, а она шла к той самой подруге и долго рассказывала ей, что он всегда был импотентом.

Как двое ужасно хотели ребенка, но ничего не получалось, потому что у нее что-то там было не в порядке, она долго лечилась, лежала на сохранении в лучшей клинике и родила-таки, а когда ребенок был еще грудной, ушла от своего мужа, прекрасного специалиста по рекламе и большого умницы, к известному на весь город придурку, тусовщику и бездельнику, а специалист по рекламе так ничего и не мог понять и долго жил один, давая большие деньги на лечение очень слабенького мальчика.

Как один женатый немолодой человек настолько увлекся дешевыми проститутками, что не только тратил на них весь свой приличный приработок, но и семейный бюджет стал урезать, к тому же приходилось лечиться от разной гадости, которой, несмотря на все предосторожности, время от времени заражался, и вдруг однажды увидел все ясно: тесная комната, не отдохнувшее от одежды сероватое тело, он сам в смешном виде и уродливой позе, и, увидев это, вернулся домой и поздно ночью попытался отравиться снотворными, принятыми вместе с водкой, однако желудок воспротивился, началась неудержимая рвота, он остался жив, а о девках забыл начисто, именно забыл, будто и не было, и спиртного видеть не может, но жена и дочь так ничего и не поняли, решили, что отравился какой-то дрянью в буфете.

Как одна девочка вышла замуж за человека на двадцать семь лет старше ее, он работал в серьезном издательстве редактором и казался ей, гуманитарной студентке, невероятно умным и образованным, поскольку семья у нее была приличная, но не очень культурная, отец – прапорщик, певец в военном ансамбле, а мать – бухгалтер, и вот муж начал всячески подталкивать молодую жену, которую действительно очень любил, к интеллектуальному росту, она закончила аспирантуру, защитилась блестяще, поскольку оказалась выдающихся способностей, быстро защитила и докторскую, стала много зарабатывать, ездить по конференциям во все страны, купила для семьи новую квартиру, машину, дачу, а муж все быстрее старился, обнаружилось, что это просто дико неряшливый старик, неодаренный и даже просто глупый человек, и она, не решаясь его бросить из жалости и благодарности, начала заводить одного любовника за другим, так что эта семья постепенно погрузилась во мрак и тоску.