Текст книги "Мичман Болито"

Автор книги: Александер Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Чтобы никто не пальнул невзначай из мушкета или пистолета. Будьте готовы ко всему, – без обиняков начал Трегоррен. Его взгляд остановился на Болито. – Что до тебя… – договорить он не успел, так как от поручней квартердека до него долетел голос капитана:

– Сажайте людей в шлюпку, мистер Трегоррен. – В ярком свете солнца глаза капитана блестели, как стеклянные. – Если там на борту зараза, я не хочу, чтобы она попала сюда. Сделайте что можно, и не тяните.

Болито внимательно смотрел на него. Он плохо знал капитана, видя его только на расстоянии или вместе с офицерами во время работы, но был почти уверен, что капитан Конвей должен находиться на пределе нервного напряжения, чтобы говорить так с одним из лейтенантов в присутствии нижних чинов. Мичман вздрогнул, почувствовав на себе холодный взгляд.

– Эй ты, – капитан поднял руку. – Напомни мне еще раз свое имя.

– Болито, сэр.

Странно, что никто, похоже, не мог вспомнить, как его зовут.

– Хорошо, Болито. Когда ты наконец перестанешь мечтать или закончишь сочинять поэму для своей девки, я буду очень обязан, если ты спустишься в шлюпку!

Некоторые из собравшихся на переходном мостике матросов засмеялись, а Трегоррен сердито буркнул:

– Если бы я знал, что ты тут окажешься! – Он толкнул Болито рукой. – Я разберусь с тобой позже!

Впрочем, едва спустившись в шлюпку – один из двадцатисемифутовых катеров «Горгоны» – Болито напрочь забыл он настроении капитана, враждебности Трегоррена и тяготах шестинедельного путешествия по морю. Сидя на кормовой банке среди груды людей и оружия, где Трегоррен большой тенью нависал над налегающими на весла гребцами, мичман обернулся и посмотрел назад. Какой огромной и неуязвимой казалась «Горгона» по сравнению с низкобортной шлюпкой. Возвышаясь над своим рябящим в волнах отражением, с ярко выделяющимися на фоне неба очертаниями реев и мачт, корабль казался воплощением военно-морской мощи.

Видя выражение лица Дансера, Болито понял, что тот разделяет его возбуждение. Парень стал еще более худым, чем когда они встретились в «Синем столбе», зато окреп и возмужал.

– Окликните этих ребят! – отрезал Трегоррен. Он стоял в лодке выпрямившись, не обращая внимания на резкие движения шлюпки, когда она то поднималась, то опускалась на очередной волне.

Сидящий на носу матрос сложил руки рупором и закричал:

– Эй, на корабле!

Его голос, эхом вернувшийся к ним, звучал словно подтверждение оклика.

– Что ты об этом думаешь, Дик? – прошептал Дансер.

– Не знаю, – покачал головой Болито. Он наблюдал, как головами гребцов вырастают мачты баркентины, как ее грот– и бизань гики бесцельно поворачиваются, издавая громкий скрип.

– Хватит! – весла замерли, и носовой матрос забросил кошку за планширь судна.

– Теперь полегоньку! – бросил Трегоррен. Он в раздумье глядел на планширь, сомневаясь в чем-то, или ожидая, что кто-то появится на нем. Затем скомандовал:

– Абордажная партия, вперед!

Боцман отобрал только опытных моряков, и не прошло и нескольких секунд, как все уже перебрались через высушенный солнцем планширь и собрались под похожими на крылья летучей мыши парусами.

– Мистер Дансер, позаботьтесь о носовом люке! – распорядился Трегоррен. Потом кивнул помощнику боцмана, тому самому, который сек провинившегося матроса, – Торн, на тебе центральный люк. – К удивлению всех, лейтенант вытащил из-за пояса пистолет и осторожно взвел курок. – Мистер Болито и вы двое, пойдете со мной на ют.

Болито бросил взгляд на друга, который слегка пожал плечами в ответ, прежде чем дать своим людям команду направиться к носовому люку. Теперь никто не смеялся. Они словно попали на корабль-призрак, пустой и брошенный, с исчезнувшей невесть куда командой. Мичман посмотрел на «Горгону», но даже она казалось, удалилась, и не обещала надежной защиты.

– Этот проклятый корабль воняет! – буркнул Трегоррен. Склонившись над трапом, ведущим в кают-компанию, он крикнул в темноту:

– Есть кто внизу?

В ответ не раздалось ни единого звука, только шум моря и унылый скрип незакрепленного штурвала.

Трегоррен посмотрел на Болито.

– Полезай вниз. – Схватив мичмана за руку, он сердито добавил:

– И приготовь пистолет, черт побери!

Болито вытащил тяжелый пистолет из-за пояса и рассеянно уставился на него.

– И не поворачивайся спиной, когда будешь спускаться по трапу! – продолжил лейтенант.

Болито скользнул сквозь комингс люка, выждал, пока глаза немного привыкли к темноте межпалубного пространства. Он должен был признать, что звуки, долетающие до него снизу, ничем не отличаются от обычных для любого корабля. Плеск волн о корпус, скрип и стук незакрепленных предметов. Воздух был спертым, в нем ощущался аромат свечного сала и более резкие запахи протухшей трюмной воды и испорченных продуктов. Болито услышал, как наверху кто-то крикнул: «Впереди ничего, сэр!», и слегка успокоился. Наверху по палубному настилу, едва видимый, но узнаваемый, расхаживал туда-сюда Трегоррен, видимо размышляя, что ему делать дальше. Тут Ричард вспомнил, как Трегоррен поспешил отправить его вниз первым и без поддержки. Если лейтенант волновался насчет этого странного покинутого судна, то судьба мичмана явно была ему безразлична.

Болито распахнул дверь каюты и вошел внутрь. Она была такой низкой, что ему пришлось сгорбиться в темноте, руками он пытался зацепиться за что-нибудь, чтобы не потерять равновесие.

Напротив своего лица он нащупал фонарь. Тот был холоден, как лед. В это мгновение крошечный люк наверху распахнулся, и сдерживаемый дотоле дневной свет хлынул внутрь. На фоне слепящего света обрисовалась крупная голова Трегоррена, которая повернулась к мичману.

– Какого черта вы тут копаетесь, мистер Болито? – он вдруг смолк, и когда Болито проследил за его взглядом, то понял, почему.

В углу каюты лежал человек, вернее то, что от него осталось. На голове трупа зияла ужасная рана от удара кортиком или топором, на груди и на боку виднелись еще несколько порезов. В ярком свете его глаза блестели, а застывший в ужасе взгляд был направлен на Болито.

– Боже правый, – промолвил наконец Трегоррен. – Поднимайся на палубу! – жестко добавил он, видя, что Болито столбом застыл у тела убитого.

Снова выбравшись на дневной свет Болито обнаружил, что руки у него буквально ходят ходуном, хотя внешне вроде ничего не изменилось.

– Присмотри за штурвалом, Торн, – распорядился Трегоррен. – Мистер Дансер, возьмите своих людей и обыщите трюм. Остальным привести в порядок эти проклятые паруса!

Лейтенант обернулся, услышав голос Дансера:

– «Горгона» снова дала ход, сэр!

– Хорошо. – Лоб Трегоррена сморщился в раздумье. – Когда она приблизится на расстояние оклика, я хочу задать несколько вопросов.

Это напоминало ситуацию, когда надо собрать рассыпавшиеся страницы в книгу. Обыск главного трюма, предпринятый Дансером, установил, что корабль перевозил спиртное, скорее всего, ром, но за исключением нескольких расколотых и перевернутых бочонков, трюм был пуст. У поручней по штирборту на юте, и у нактоуза они обнаружили пятна засохшей крови и обугленные от пистолетных выстрелов доски. Единственное тело в каюте могло принадлежать шкиперу судна, который спустился вниз за оружием или с целью припрятать что-то ценное, а может, спрятаться самому. Это оставалось загадкой. Ясно было только, что его жестоко убили.

Болито слышал, как Трегоррен сказал помощнику боцмана: «Возможно, произошел мятеж, и эти черти смотались, перебив оставшихся верными матросов». Но обе шлюпки баркентины оставались на борту и были надежно принайтовлены.

Потом, когда высокая пирамида парусов «Горгоны» уже приблизилась к траверзу судна, Хитер, один из людей Дансера, нашел кое-что еще. Прямо за главным трюмом, ближе к корме, в обшивке застряло ядро, и когда баркентина оказывалась в ложбине между волнами, можно было разглядеть место, куда оно попало с внешней стороны. Свесившись с вант, Болито смог рассмотреть, как ядро, словно зловещий черный глаз, поблескивает из проделанной им воронки с неровными краями.

– Это, должно быть, пираты или что-то подобное, – хмуро промолвил Трегоррен. – Влепили им ядро, когда они отказались лечь в дрейф, а потом взяли на абордаж. – Его толстые пальцы принялись отбивать дробь. – Затем вырезали экипаж и сбросили тела за борт. Здесь полным-полно акул. Потом перенесли груз на свой корабль и смылись.

– Но почему они не забрали сам корабль, сэр? – на вопрос Дансера Трегоррен ответил сердитым взглядом.

– Я думал об этом, – буркнул он. Но от дальнейших пояснений воздержался. Вместо этого лейтенант, сложив рупором руки, стал докладывать на «Горгону» о новостях.

Голос Верлинга, усиленный рупором, долетал до ушей Болито через узкую полоску воды.

– Продолжайте поиски и оставайтесь у нас под ветром.

Возможно, это делалось для того, чтобы дать время капитану ознакомится с документами, касающимися судоходства в этих водах. Не вызывало сомнения, что «Афины» – корабль не новый, и вероятно, мог быть упомянут среди судов, доставляющих ром из Вест-Индии.

Болито поежился, представив как он в одиночку встречает натиск озверелых головорезов.

– Отправляйся снова вниз, – бросил ему Трегоррен. Он направился к трапу, Болито шел следом. Хотя ему было прекрасно известно, что предстоит увидеть, его брала оторопь. Мичман старался не смотреть на лицо мертвеца, когда Трегоррен, после некоторых колебаний, стал рыскать у того по карманам. Бортовой журнал и карты «Афин» исчезли, возможно, их выбросили за борт, но в углу захламленной каюты, почти скрытый под кучей мусора, обнаружился парусиновый пакет. Он оказался пуст, зато на нем было четко напечатано имя агента судна на Мартинике. Лучше, чем ничего.

Лейтенант поднял опрокинутый стул и тяжело плюхнулся на него; даже сидя он задевал головой за бимс. В таком положении Трегоррен пробыл несколько минут: глаза его не отрывались от тела убитого, лицо потемнело от напряжения.

– Я думаю, сэр, – сказал Болито, – что здесь замешано третье судно. Нападавшие, или пираты, увидели его паруса и бросились за ним в погоню, зная, что это никуда не денется.

На мгновение ему показалось, что Трегоррен не слышит его. Потом лейтенант негромко произнес:

– Когда мне понадобится ваша помощь, мистер Болито, я попрошу о ней. – Он поднял взгляд, но глаза его были скрыты в тени. – Может вы и сын рангового капитана, и внук флаг-офицера, но для меня вы всего лишь мичман, и не более того!

– Я… я прошу прощения, сэр. – Болито чувствовал, что задыхается от гнева. – Я не хотел вас обидеть.

– Конечно. Я знаю вашу семью. – Дыхание Трегоррена стало прерывистым из-за сдерживаемой ярости. – Я видел красивый дом, таблички на церковной стене! Разумеется, у меня нет прочной основы, которая могла бы помочь мне, но клянусь Богом, на моем корабле вы не дождетесь послабления, ясно?

Он откинулся назад, было заметно, что ему приходится прилагать усилие, чтобы не перейти на крик.

– А теперь иди и передай: пусть спустят сюда линь и вытащат покойника на палубу. Потом пусть уберутся в каюте, здесь воняет, как под виселицей!

Трегоррен потрогал ножку стула. На ней была засохшая кровь, черневшая в косых лучах дневного света. Скорее про себя лейтенант пробормотал:

– Скорее всего, это произошло вчера. Иначе крысы нашли бы сюда дорогу. – Нахлобучив на голову испачканную пятнами морской соли шляпу, он вынырнул из каюты.

Позже, когда Болито и Дансер стояли у фальшборта и смотрели, как шлюпка подходит к борту «Горгоны», чтобы лейтенант мог отдать рапорт, Ричард рассказал другу о случившемся разговоре.

– Держу пари, Дик, что в рапорте капитану от выдаст твои идеи за свои. Это будет вполне в его духе.

Болито прикоснулся к руке друга, вспоминая последние слова Трегоррена, перед тем, как тот спустился в шлюпку:

– Держите судно на курсе, пока вам не дадут распоряжений, и посадите наверху хорошего впередсмотрящего. – Потом лейтенант указал на тело, лежащее у штурвала. – И скиньте его за борт. Не удивлюсь, если кое-кто из вас закончит так же.

Болито бросил взгляд на пустое место, где раньше лежал труп неизвестного. Жестоко и бесцеремонно.

– У меня еще осталось несколько идей, – сказал Ричард и улыбнулся, стараясь избавиться от обуревавшей его ярости. – Теперь мне хотя бы известно, почему он меня не любит.

Дансер подхватил тон, предложенный другом:

– Помнишь того калеку из «Синего столба», Дик? – Мартин обвел рукой палубу и горстку матросов. – Он сказал, что мы оба станем капитанами, и вот, боже правый, у нас уже есть собственный корабль!

Глава 4. «К бою готовсь!»

Офицерская кают-компания «Горгоны», расположенная прямо под большой капитанской каютой, и занимавшая примерно такую же площадь, была набита людьми от переборки до кормовой галереи. К ней примыкали отгороженные белыми парусиновыми ширмами крохотные каютки, а сама она служила местом обитания и приема пищи для лейтенантов, штурмана, офицеров морской пехоты и хирурга, Лэйдлоу.

Однако сейчас, освещенная розовыми лучами заката, проникающими сквозь окна галереи, и светом нескольких фитильных ламп, кают-компания собрала в своих стенах все чины старше унтер-офицерского ранга, за исключением тех, кто был занят исполнением обязанностей по кораблю.

Болито с Дансером примостились у бакборта, рядом с открытым окном, и искали глазами, чем бы подкрепиться. Но если кают-компания и предлагала собравшимся достаточно места, то явно не была настроена сделать пребывание гостей более комфортным. В течение большей части дня, пока «Горгона» и ее консорт медленно шли под умеренными парусами, Болито и Дансер волновались и строили догадки о предстоящих событиях и своей роли в них. В конце концов пришла шлюпка, чтобы доставить их на «Горгону», а помощник боцмана, Фоум, напутствовал их словами, в которые вложил столько издевки, сколько осмелился: «Полагаю, я смогу здесь управиться до вашего возвращения, юные джентльмены». Он десять лет прослужил на флоте.

Теперь они, как и остальные мичманы – народ, на который лейтенанты и офицеры морской пехоты демонстративно не обращали внимания, ждали. Болито и его друг не сводили глаз с двери, расположенной за стволом бизань-мачты, пронизывающей корпус от палубы юта до самого киля. Это походило на то, как в театре ждут появления главного героя, или как ожидают того момента, когда суд присяжных займет свое место и начнется процесс. Болито в очередной раз окинул взором кают-компанию. Конечно, она не шла ни в какое сравнение с апартаментами наверху, но в сопоставлении с мичманской спальней и кают-компанией казалась дворцом. Даже скрытые за дверцами каюты больше напоминали комнату, чем шкаф, позволяя предположить, что их обитатели могут пользоваться преимуществами уединения и права на личную жизнь. Стол и добротные стулья располагались свободно, а не жались к искривленной и зачастую влажной стене, образованной бортом на орлоп-деке.

Обернувшись, он перевесился через подоконник. Пена, расходящаяся из под пера руля, была розовой в свете лучей заката, дорога из миллиона танцующих зеркальных пузырьков тянулась к нему от самой линии горизонта. В такую минуту в голову не шли мысли о смерти и опасности, о человеке, зверски убитом на той самой красавице-баркентине, что идет с подветра от «Горгоны». Еще пара лет, и он станет полноправным обитателем такой же кают-компании как эта, подумал Болито. Еще один шаг вверх по лестнице.

Тут Ричард услышал шарканье ног и быстрое восклицание Дансера: «Идут!»

Верлинг вошел первым и придержал открытой дверь, чтобы капитан Бивз Конвей мог войти, не расцепляя соединенных за спиной рук.

– Желающие могут садиться, – произнес Конвей, подойдя к столу.

Болито с любопытством следил за ним. Даже в окружении лейтенантов, уоррент-офицеров и мичманов капитан, казалось, был отделен от всех пропастью. На нем был гладко отутюженный синий мундир, белые отвороты и золотые пуговицы которого будто только что покинули мастерскую лондонского портного. Бриджи и чулки также являли собой образец чистоты и аккуратности, а волосы, собранные на затылке, были элегантно перехвачены лентой. Большинство мичманов приберегало такие ленты для особых случаев. К примеру, спадающие на плечи длинные черные волосы Болито были перевязаны куском тонкого троса.

– Внимание, – рявкнул Верлинг, – капитан будет говорить.

Создавалось ощущение, что вся кают-компания затаила дыхание, так что обычный шум моря и ветра, раздающийся время от времени скрип баллера руля за окнами кормовой галереи, усилились, казалось многократно, и Болито пришла вдруг в голову мысль, что они проплыли вот так четыре тысячи миль, не имея даже представления, зачем делают это.

– Я собрал вас всех здесь, – спокойно начал капитан, – чтобы сберечь время. Когда я закончу, вы разойдетесь по местам и передадите все своим людям собственными словами. Гораздо удобнее, чем произносить красивую речь с квартердека, как мне думается. – Он прочистил горло и посмотрел на лица заинтригованных слушателей. – Полученные мной приказы велят отвести корабль к западному побережью Африки и осуществлять патрулирование, а при необходимости произвести высадку десанта из моряков и морских пехотинцев. В последние годы у этих берегов наблюдается угрожающий рост пиратства, много кораблей было сожжено или исчезло.

В его голосе не было ни намека на волнение, что вызвало удивление у Болито: неужели можно быть таким спокойным? И это когда столько миль уже пройдено, еще больше надо пройти, когда нужно беспрестанно заботиться о здоровье и дисциплине буйного экипажа, когда не знаешь, что ждет тебя в конце путешествия. Командовать кораблем не так то легко, как ему представлялось раньше.

– Несколько месяцев назад Адмиралтейство получило сведения, – продолжал Конвей, – что некоторые из пиратов устроили себе базу на побережье Сенегала. – На мгновение взгляд его обратился на кучку ерзающих мичманов. – Которое, мистер Тернбулл не даст мне соврать, находится сейчас в тридцати милях с подветренной стороны.

Обветренное лицо штурмана растянулось в угрюмой улыбке.

– Считай, доплюнуть можно, сэр, – кивнул он.

– Ну и вот, – на этом с юмором было покончено. – Мне надлежит разыскать данное укромное местечко и уничтожить его, жестоко наказав ответственных за эти преступления.

Вопреки стоявшей в кают-компании жаре Болито поежился, вспомнив расчлененные тела пойманных пиратов, развешанные на железных кольях в окрестностях его родного Фалмута.

– Естественно, – с ухмылкой произнес капитан, – в своей неизбывной мудрости их сиятельства направили для выполнения этой задачи семидесятичетырехпушечный линейный корабль.

Штурман и некоторые из офицеров постарше сопроводили эти слова кивками и улыбками.

– Корабль со слишком большой осадкой, – продолжал капитан, – чтобы действовать близ берега, и слишком тихоходный, чтобы перехватить пиратское судно в открытом море! Теперь у нас есть баркентина, которую мистер Трегоррен именем короля провозгласил нашим законным призом.

Головы повернулись в сторону массивной фигуры лейтенанта.

– Он ознакомил меня со своими умозаключениями в отношении судьбы судна, – добавил Конвей, – и предположил, что нападавших могло испугать появление еще одного корабля. Поскольку все произошло, скорее всего, вчера, не исключено, что пираты заметили брамсели нашего корабля. Время суток было примерно такое же, и, учитывая ветер и течение, «Афины» могли запросто раствориться в сумерках, тогда как нас было все еще видно в лучах заката, как сейчас. – Капитан пожал плечами, словно устав от построения предположений. – Как бы то ни было, пираты ограбили мирное торговое судно и без сомнения или скормили его экипаж акулам или настолько запугали оставшихся в живых, что тем придется повиснуть на рее вместе с их захватчиками, когда мы их возьмем, а мы обязаны это сделать!

Верлинг обвел всех вопросительным взором и спросил:

– Вопросы есть?

– А с какого рода сопротивлением мы можем столкнуться, сэр? – без обиняков поинтересовался Дьюар, майор морской пехоты.

Капитан молча глядел на него несколько секунд.

– У побережья есть небольшой островок, открытый уже лет четыреста назад. На протяжении этого времени он побывал в руках у голландцев, у французов, и даже у нас. Остров хорошо защищен со стороны берега. Полосой кишащей акулами морской воды шириной в милю или около этого. – Конвей замолк, в глазах его читалось беспокойство. – Ну?

– А почему именно с берега, сэр? – застенчиво спросил Хоуп, пятый лейтенант.

Ко всеобщему удивлению, губы капитана тронула улыбка.

– Хороший вопрос, мистер Хоуп. Рад, что кто-то обратил внимание. – Он сделал вид, что не замечает покрывшего щеки Хоупа румянца удовольствия и хмурый вид Трегоррена. – Смысл прост: остров издавна служил местом сбора рабов для продажи и отправки в Америку.

Почувствовав, что среди офицеров началось беспокойное шевеление, Конвей возвысил голос:

– Работорговля – грязное ремесло, но не нарушающее закона. Работорговцы выкупают пленников у их хозяев, а тех, кто не подходит им, скармливают акулам. Это «удобство» позволяет также предотвратить попытки помочь несчастным, которых ждет ад на земле, со стороны их друзей.

Майор Дьюар поглядел на своего лейтенанта и буркнул:

– Бог мой, мы их увидим, да? Мне наплевать на всю эту работорговлю, но насколько я понимаю, любой пират – это подонок.

– Отец часто говорил, что пиратство и работорговля идут рука об руку, – вежливо заметил Дансер. – Они помогают друг другу обогащаться, и сообща сражаются против властей, когда те начинают притеснять их.

– П-подождите, пока «Горгона» не в-возьмет их за глотку, – возбужденно воскликнул маленький Иден, потирая руки. – Только п-подождите!

– Ну-ка, заткнулись там! – рявкнул Верлинг.

Капитан окинул взором кают-компанию.

– Мы ляжем в дрейф, а поутру подойдем поближе к берегу. Береговая линия здесь опасная, и у меня нет желания оставить киль на каком-нибудь рифе. Наш новый консорт пойдет дальше, и на рассвете высадит десантные партии. – Капитан повернулся к двери. – Продолжайте, мистер Верлинг.

Первый лейтенант выждал, когда закроется дверь, и сказал:

– Возвращайтесь по местам. – Его глаза разыскали помощника штурмана. – Мистер Айви, примите командование «Афинами». Думаю, вам стоит отправиться немедленно.

– Сначала Трегоррен украл твою идею, Дик, – вздохнул Дансер, – а теперь у нас отобрали наше первое командование. Но мне сдается, что находиться на этой толстой старой леди будет чуточку безопаснее! – усмехнувшись, продолжил он.

– Я ч-чую запах п-пищи! – улыбнулся Идеен и заспешил прочь из кают-компании, безошибочно ведомый своим желудком.

– Пойдем и мы, Дик, – сказал Дансер.

Едва они вышли, как их остановил окрик Трегоррена:

– Отставить! У меня есть работенка для вас обоих. Отправляйтесь на фор-брам-рей и проверьте, как эти лежебоки сплеснили там концы, пока мы были на борту приза. – Его глаза холодно глядели на мичманов. – Не слишком темно для вас? А может, слишком опасно?

Дансер почти уже было раскрыл рот для ответа, но Болито опередил его:

– Есть, сэр!

– И не слишком торопитесь! – крикнул им лейтенант вдогонку.

– Интересно, избавлюсь я когда-нибудь от боязни высоты? – негромко заметил Болито, идя в густеющих сумерках по переходному мостику наветренного борта.

Задрав головы, они глядели на переплетение снастей, обрасопленный фор-марса-рей, и другой, рей, расположенный еще выше. Он казался пурпурным в лучах умирающего заката, лучи которого уже не достигали палубы.

– Давай я полезу один, Дик. Он ничего не узнает, – предложил Дансер.

– Узнает, Мартин. Именно этого он и добивается, – хмуро улыбнулся Болито. Он снял мундир, шляпу и набросил их на связку абордажных пик. – Давай сделаем это. По крайней мере, нагуляем аппетит.

На юте, у большого сдвоенного штурвала, не сводя глаз с освещенного мерцающим огоньком компаса и неспешно перебирая спицы, стоял рулевой. Его босые ноги, казалось, вросли в палубу, образовав с ней единое целое. Вахтенный офицер беспокойно расхаживал вдоль поручней наветренного борта, бросая время от времени взгляды через противоположный борт, где поблескивал, отражаясь от поверхности моря, одинокий фонарь баркентины. На палубе появился капитан Конвей. Он прошел мимо штурвала, сложив руки за спиной и чуть наклонившись вперед.

Старший рулевой толкнул своего помощника и доложил:

– Держим указанный курс, сэр! Зюйд-зюйд-ост!

Капитан кивнул, ожидая, когда вахтенный лейтенант не переберется на подветренный борт, предоставив командиру необходимое для ночной прогулки уединение. Вперед-назад по подветренному борту, каблуки стучат по выскобленным доскам. По временам он останавливался, чтобы устремить взгляд вверх, где сквозь переплетение снастей грот-мачты виднелись две расплывчатые фигуры, расположившиеся на фор-брам рее, словно птицы на ветке. Но вскоре он забывал о них, продолжая расхаживать и думать о завтрашнем дне.

В то утро всех раньше, чем обычно, подняли к короткому завтраку из жидкой овсянки с корабельными сухарями, разбавленными кружкой эля.

– Уж если в такую рань нас так кормят, то, как пить дать, капитан ждет беды! – мрачно прокомментировал один пожилой матрос.

Едва на востоке забрезжил рассвет, и коки потушили огни на камбузе, на юте дудки засвистели «Все по местам! Приготовиться к бою!» Подгоняемый леденящей кровь барабанной дробью в исполнении расположившихся на юте мальчишек-барабанщиков, усиленной криками и тычками унтер-офицеров и старших матросов, экипаж «Горгоны» приступил к еще одному учению, подобному тем, через которые их прогоняли раз за разом, вопреки боли в мышцах, не взирая на ледяной дождь и палящее солнце, до тех пор, пока они не усвоили, где должен находится каждый человек, каждый элемент снаряжения, каждый канат и снасть в момент, когда корабль готовится к бою. Многие из бывалых матросов выказывали большее, чем обычно, старание, видимо предчувствуя, что это будут не обычные учения. Другие, особенно молодежь типа Идена, бежали на свои места с воистину детским нетерпением, унять которое не могли ни гневные оклики лейтенантов, ни угрозы товарищей.

Находившийся на нижней орудийной палубе Болито чувствовал, что сердце его бьется чаще, чем обычно. Он видел мелькающие в полутьме межпалубного пространства фигуры: матросы суетились вокруг тяжелых тридцатидвухфунтовых пушек, под их босыми ногами скрипел песок, щедро рассыпанный юнгами по палубе, чтобы сделать ее не такой скользкой. Тусклый свет, просачивающийся через люк с верхней палубы, позволял разглядеть, как расчеты орудий готовят их, снимают найтовы, чтобы проверить крепления брюков, и опробуют ганшпуги. Сверху доносился приглушенный скрип блоков – это над палубой растягивали сеть для защиты расчетов орудий от падающих обломков. Сколько раз им пришлось проделывать все это за то время, пока они прошли четыре тысячи миль? Болито слышал, как по палубе бегают моряки, следуя громогласным указаниям боцмана. Все перегородки были убраны, сундучки, столы и прочий хлам снесли вниз, на орлоп-дек.

– Эй, вы, шваль, живее там! И без того долго возитесь! – раздался в полумраке голос Трегоррена.

Помимо матросов, необходимых для обслуживания двух батарей тридцатидвухфунтовиков, на нижней палубе находились два лейтенанта – Трегоррен, как командир, самый младший среди лейтенантов – мистер Уэлсли, как его заместитель, – и четыре мичмана. Последние обычно закреплялись за дивизионами орудий. В их обязанности входили репетование приказаний, самостоятельное ведение огня в случае необходимости и передача донесений на квартердек. Болито и Дансер располагались по бакборту, а угрюмый молодой человек по имени Пирс и малыш Иден отвечали за батарею штирборта.

Посередине палубы, прислонившись спиной к грот-мачте, стоял Трегоррен. Скрестив руки на груди, он исподлобья оглядывал свои владения. Рядом, у трапа расположился часовой из морской пехоты. Часовые выставлялись у каждого люка, чтобы не дать трусам возможности укрыться в трюме.

Уэлсли, шестой лейтенант, мчался вдоль бакборта. Болтающаяся у пояса шпага била его по ляжке всякий раз, когда он останавливался, чтобы выслушать короткий доклад командира расчета: «Готов, сэр!»

Наконец все смолкло. Тишину нарушали только привычные звуки корабля, да поскрипывание брюков, когда те натягивались во время вхождения судна на волну. Болито буквально ощущал растущее вокруг напряжение. Он старался не думать про мичманскую каюту, кормовой кубрик, как ее назвали, которая в этот момент тоже претерпела превращение. Там расположился хирург со своими помощниками. Горят фонари, поблескивают в открытых ящичках инструменты. Все как бесчисленное количество раз, когда капитан Конвей отдает соответствующий приказ.

– Что вы там копаетесь, мистер Уэлсли? – рявкнул Трегоррен.

Шестой лейтенант ринулся к командиру, и едва не упал, зацепившись ногой за рым-болт.

– Нижняя батарея к бою готова, сэр! – выдохнул он.

С верхней палубы до них донесся свисток. Кто-то прокричал: «К бою готовы, сэр!»

Трегоррен смачно выругался.

– Проклятье, снова они нас побили! Мистер Иден! Донесение наверх, живо! – добавил лейтенант.

Вернувшись, запыхавшийся Иден начал доклад:

– Первый лейтенант приказывал благодарить, сэр. Корабль был подготовлен к бою за двенадцать минут. Но… – мичман запнулся.

– Что но?

Парень тяжело сглотнул.

– Мы закончили последними, сэр.

Дудки высвистывали новые команды, голоса боцманских помощников создавали гомон не хуже птичьего базара на норфолкском болоте.

– Открыть порты!

Болито придержал одного из канониров. В межпалубном пространстве стояла жуткая духота, но он знал, что все порты – здесь и палубой выше – должны быть открыты одновременно. Когда крышки портов откинулись вверх, Ричард ощутил дуновение устремляющегося через них прохладного ветра. Очертания стоящих вокруг людей приобрели смысл и лица, обнаженные торсы слегка блестели в неверном свете утра. Мичман бросил взгляд назад и заметил, как Дансер слегка помахал ему рукой.

Во время утренней вахты «Горгона» изменила курс и шла теперь на ост-зюйд-ост, ветер зашел к норду и пока держался этого направления. Корабль шел с небольшим креном, и поскольку ветер дул слева с кормы, дивизион Болито располагался высоко, вне досягаемости брызг. Ричард видел белые барашки волн, странных рыб, летающих над поверхностью, словно птицы, держась в кильватерной струе корабля. Придвинувшись вплотную к порту, он разглядел за жерлом орудия темное пятно на поверхности океана, и пришел к выводу, что это «Афины». Болито попытался представить, что происходит сейчас на палубе. Не вызывало сомнения, что приз покинул прежнее место под ветром у своего защитника и пересек его курс, чтобы занять новую позицию между «Горгоной» и берегом, где и находился сейчас.