Текст книги "Истинный джентльмен"

Автор книги: Алекс Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

5
Майкл Фоссет

Разговор с отцом Вероники был не из приятных. Лорд Маунтрой, в отличие от своей дочери, не был ослеплен любовью и устроил мне нечто вроде допроса с пристрастием. Он вел себя как заботливый отец, и я его понимаю. Единственная дочка ни с того ни с сего изъявляет желание выйти замуж. Как тут не встревожиться?

Но мне пришлось нелегко. Вероника легко поверила мне, хотя моим словам о любви недоставало пыла, но ее отец мог заподозрить неладное. К счастью, Маунтрой сам не любитель высоких слов, и моя сдержанность скорее послужила доказательством искренности. Кажется, Маунтрой мне поверил. Хотя чему я радуюсь? Не лучше было бы для меня, если бы он с позором выкинул меня из своего дома и запретил бы переступать его порог?

Вероника – очаровательная девушка. Она мила и задорна и полная противоположность мне. Иногда я ощущаю себя с ней древним старцем, мудрым, опытным и бесконечно старомодным. Вероника с такой подкупающей искренностью говорит о своей любви и нашем будущем счастье, что меня невольно захватывает наша игра в жениха и невесту. Хотя, конечно, это не игра. Для Вероники все очень серьезно, да и я отдаю себе отчет, что через некоторое время ядам обет хранить и любить эту женщину всю свою жизнь. Это мое решение, и скорее реки потекут вспять, чем я изменю его. Верность своему слову выше всего. Даже выше любви.

Но все же удивительно, как Вероника Маунтрой могла полюбить меня. Она – сама жизнь, бурлящая радость, ранняя весна. Она любит шумное веселье и хочет всегда быть в центре внимания. А меня влечет уединение и тишина. Я предпочитаю размышлять, а не разговаривать, молчать, а не смеяться. По всем правилам ей должно быть со мной скучно. Я не умею развлекать и смешить, порой мне кажется, что я в состоянии лишь нагонять тоску…

И все-таки Вероника любит меня, в этом нет никаких сомнений. Ради меня она бросила многие светские развлечения и скорее останется со мной дома, чем поедет в гости. Загадка женской души не перестает поражать меня. Почему в одном сердце вдруг вспыхивает пламенная страсть, а другое остается равнодушно-ледяным? Почему мое лицо, которым так непосредственно восхищается Вероника, совершенно не затронуло Селин? Я был бы самым счастливым человеком в мире, если бы частичка огня в сердце Вероники перешла к Селин… Но нет. Я ничем не заслужил неземного блаженства и должен довольствоваться жалким суррогатом любви…

После венецианского карнавала я не видел Селин целых два месяца. Дела требовали моего присутствия в Лондоне, а она была связана гастрольным графиком. Я же мог только обещать себе, что последую за ней, как только смогу. Я не буду ей навязываться, думал я. Я не превращусь в назойливого безумца, который преследует ее повсюду и досаждает своим вниманием. Я буду любить ее издалека, наслаждаться ее великим искусством и радоваться тому, что знаю, что такое истинное чувство.

Как же я был глуп! Это картиной можно любоваться на расстоянии, но не живой женщиной. Ненасытная человеческая душа требует все большего и уже не желает довольствоваться малым. Чем я хуже тех, кто забрасывает ее букетами на спектаклях? – спрашивал я себя с горечью, наблюдая за тем, как поклонники толпятся у сцены, чтобы вручить Селин цветы. Пусть на секунду, но их озаряет свет ее улыбки, в то время как я добровольно лишаю себя этого чуда.

Я перестал прятаться от Селин, и мои скромные цветы в конце каждого спектакля ложились к ее ногам. Но и этого мне вскоре стало мало. Было глупо не воспользоваться возможностями, которые мне давали мои обширные знакомства. Все-таки порой очень неплохо быть сыном баронета. Даже в двадцатом веке это приносит хорошие дивиденды. Я стал появляться на вечерах, куда приглашали Селин, и быстро убедился в том, что она пусть очень красивая и одаренная, но все же женщина, а не недоступная богиня. У нее бывали приступы отвратительного настроения, она умела язвить и кокетничать, умела смотреть с ненавистью и злиться. Никто не наблюдал за ней так пристально, как я, и никто не знал о ней столько, сколько знал я.

Но ничего, кроме адской боли, это знание мне не приносило.

В то время у Селин Дарнье появился не простой поклонник. Какой-то итальянский князь с сомнительной родословной и противными черными усиками. Я сразу понял, что это за гусь, однако Селин была им очарована. Она везде появлялась с ним, и, естественно, о них стали говорить. Итальянца в открытую называли ее любовником, а я впервые понял, что не любовь – бич человека, а ревность. Почему Селин выбрала столь недостойного мужчину? Ведь всем было ясно, что он болтун и глупец. В итальянце не было ничего, кроме красивой внешности, да и то под вопросом. Я уверен, что Вероника Маунтрои нашла бы его просто отвратительным. Но Селин ходила с ним под руку и позволяла репортерам фотографировать себя рядом с ним.

В такие моменты я всегда жалел, что дуэли – принадлежность давно минувших времен. Я не воинственный человек, но я бы с превеликим удовольствием пронзил итальяшку шпагой или выпустил бы в него пулю. Мне бы следовало родиться хотя бы на сто лет раньше. Хотя тогда я не узнал бы Селин…

Однажды в Вене мне повезло. Я встретил Селин в фойе отеля, где мы поселились (она всегда останавливалась в нем, а я… я покорно следовал за ней).

– Мишель, я ужасно рада, – сказала она тогда. – Я давно вас не видела…

Как можно быть одновременно такой очаровательной и жестокой? Каждое ее слово отравой вливалось в мою кровь. Она говорила, не задумываясь, а я искал тайный смысл в ее фразах и интонациях.

– Мне не хватало вас, – продолжала она, склонив голову набок.

Мимо нас проходили люди, кто-то узнавал Селин и останавливался, но она ни на кого не обращала внимания. Ее удивительные прозрачные глаза излучали тепло. Я опять проглотил язык.

– Что вы делаете в Вене? – тихо спросила она.

Я видел, что она уже знает ответ. Любуюсь вами. Я был и в Вене, и в Мюнхене, и в Мадриде, и в Лиссабоне. Везде, где она пела. Ей не нужно было спрашивать.

– Д-дела, – ответил я, заикаясь. Лицо Селин омрачилось.

– Вы не похожи на делового человека, – жестко сказала она.

– Каждому как-то нужно зарабатывать на жизнь.

Что я нес тогда… Я должен был сказать ей, что ее красота как магнитом притягивает меня и что моя хваленая воля растворяется в ее улыбке без следа. Что мое сердце вместо компаса ведет меня за ней. А вместо этого я пустился в пространные рассуждения насчет своих обязанностей члена Королевского исторического общества Великобритании.

Селин выслушала меня, не дрогнув. Но огонек погас в ее хрустальных глазах.

– Вы очень интересно рассказываете, Мишель, – вздохнула она. – Но мне пора идти. Надеюсь увидеть вас сегодня вечером на «Мадам Бовари». Кстати, после спектакля в моей гримерке будет небольшой праздник. Приходите.

И она быстро пошла к лифту, кутаясь в серебристую шубку.

В этот вечер я впервые невнимательно следил за игрой Селин на сцене. Что означает ее неожиданное приглашение? Она не может не понимать, как я к ней отношусь. Она должна наизусть знать симптомы неизлечимого недуга, которым я болен, ведь она не первый год поет и пленяет. И все же Селин лично позвала меня в гримерку. Неужели я могу надеяться на нежданное чудо?

Конечно нет. Хорошо, что я всегда самокритичен – привитая с детства привычка. Иначе я бы не перенес разочарования.

На «небольшой» праздник в гримерку Селин пришло по меньшей мере человек двадцать пять. Там нельзя было повернуться, чтобы не толкнуть кого-нибудь локтем в спину. Селин, еще в сценическом костюме, была чудо как хороша. Она была довольна выступлением, и ее глаза сверкали как два драгоценных камня. Но за ее спиной, в кресле перед большим трюмо, заставленным всевозможными баночками, сидел итальянский князь. И я пожалел, что принял ее слова за чистую монету.

– Мишель! – звонко воскликнула Селин, увидев меня. – Мой дорогой англичанин, проходите скорее! Скажите, как я понравилась вам сегодня?

Гости нехотя расступились, и я смог подойти к Селин. Она схватила меня за обе руки и ласково заглянула в мои глаза. В другой раз я бы задохнулся от счастья, но сейчас я ощущал себя героем пьески, второстепенным персонажем, необходимым для выяснения отношений между главными героями. Неизвестно почему, но Селин Дарнье решила использовать меня. Для чего? Чтобы возбудить чью-либо ревность? Или зависть? Или просто по прихоти?

В любом случае Майкл Фоссет не годится на такую роль. Я любил Селин всем сердцем, но становиться ее игрушкой не собирался.

– Вы были как всегда прекрасны, Селин, – сказал я с неизвестно откуда взявшейся холодностью. – Но, по-моему, мадам Бовари не самая выигрышная ваша роль. В «Тоске» вы намного эффектнее.

У Селин вытянулось лицо, а я почувствовал укол совести. Не слишком ли далеко завела меня оскорбленная гордость? Но деваться было некуда. Моей оплошностью воспользовались другие, и вокруг Селин загудели голоса, уверяя ее в том, что она божественно пела.

– Мишель прав, – возразила она. – В «Тоске» я действительно пою лучше.

С этими словами она посмотрела на меня точно так же, как тогда, на венецианском карнавале. И я немедленно пожалел о том, что вокруг столько людей. Если бы только сейчас мы были одни, я бы не стал молчать! Я бы рассказал ей, что за два года от прежнего Майкла Фоссета не осталось и следа. И что я ничего не прошу взамен, а лишь хочу, чтобы она знала о моей любви.

Хотя зачем ей слова? Разве Селин не знает обо всем и без них?

– Значит, «мадам Бовари» в Лондон я не повезу, – серьезно продолжала Селин, но в ее глазах плясали чертики.

– Ты собираться Лондон? – грубо окликнул ее итальянец. Он очень плохо говорил по-французски.

– Да, – кивнула Селин. – Я, страшно сказать, ни разу там не была. Конечно, если Мишель приглашает меня…

На меня смотрели все, кто был в гримерке. Кем они считали меня? Следующим избранником дивы? Заместителем итальянца? Бывшим любовником? Импресарио? Мне было все равно. Я хотел бы знать, кем меня считает Селин!

– Лондонская публика будет счастлива видеть великую Селин Дарнье на сцене нашего оперного театра, – сказал я отстраненно.

Кажется, итальянец взглянул на меня с заметным удивлением.

– А вы, Мишель? – спросила Селин с заметным волнением. – Вы хотите видеть меня в Лондоне?

Это было уже чересчур. Селин Дарнье – превосходная актриса, и ее невозможно было заподозрить в притворстве. Почти невозможно. На этот раз она перегнула палку. Смуглое лицо итальянца исказилось. Я видел, что стрела Селин попала в цель. Но она выбрала неудачное средство, чтобы привести его в ярость.

– Для меня это не имеет большого значения, – проговорил я. – Я могу себе позволить наслаждаться вашим искусством в любой точке планеты.

Селин поджала губы. А я понял, что дальше так продолжаться не может. Я должен выйти из этой недостойной гонки. Мое место у трона тут же займет другой, так что Селин и не заметит моего отсутствия. Я буду любить ее вечно, потому что второй такой нет во всем мире. Но я устал преследовать мечту…

– Как вы жестоки, Мишель, – прошептала Селин, словно мы были одни. Мы вели с ней свой разговор, непонятный остальным, которые с жадностью ловили каждое слово и недоумевали.

– Это не жестокость, – усмехнулся я. – Это правда. Где бы вы ни находились, для меня ничего не меняется.

– Равнодушие? – предположила она осторожно.

– Наоборот.

– Хватит говорить загадки, Селин! – закричал итальянец. – Давайте веселимся, мы завтра уезжаем Вена!

Откуда-то появилось шампанское, захлопали пробки, зазвенели бокалы. Меня ловко оттеснили от Селин. Но я и не пытался остаться рядом с ней. Я только что поставил точку и не хотел начинать все снова.

Больше я Селин не видел. Два года бесплодных терзаний завершились относительным покоем. Неважно, с кем она сейчас, что сталось с ее любимым итальянцем и сколько еще сердец она завоевала. Мотылькам лучше держаться подальше от яркого пламени.

Тем более, когда в моей жизни появилась Вероника Маунтрой. Не скрою, я бы предпочел, чтобы она не обрушила свою любовь на мою голову. Но раз уж так получилось, почему бы не попытаться сделать ее счастливой? Кто знает, может быть, если бы Селин не вошла так крепко в мое сердце, я бы нашел в нем место для той, кто вскоре станет моей женой. Бедняжка Вероника! Она заслуживает настоящей любви, а не того дешевого подобия чувств, которое она получает от меня. Удастся ли мне обманывать ее всю жизнь?

6
Селин Дарнье

Еще на заре своей карьеры, когда я только начинала петь вторые (а то и третьи) роли в провинциальном марсельском театре, я часто слышала сетования ведущих солистов, вернее, солисток. Ах, нести бремя славы невыносимо! Толпы поклонников так и норовят разорвать любимую звезду на куски, репортеры преследуют по пятам, нигде нет покоя и счастья… Уже тогда я не очень-то верила в эти надуманные страдания и мечтала о блестящем будущем. С тех пор, как выяснилось, что у меня есть голос, и неплохой (стараюсь быть скромной по мере сил), я думала об оперной сцене. А уж если петь, то петь лучше всех. Быть лучше всех – вот мой девиз. Я уверена, если бы не он, никогда бы простой марсельской девчонке не стать той, кем она стала. Великой Селин Дарнье.

Теперь у меня есть все, о чем охали наши стареющие примадонны, да еще в стократном размере. И всемирная слава, и поклонники, и репортеры. Но я вовсе не страдаю от отсутствия покоя. Наоборот, меня тревожит, когда ко мне долгое время не чувствуется интереса. Публика очень изменчива, и, если не напоминать ей о себе время от времени, она быстро о тебе забудет. Конечно, всегда есть кучка истинных ценителей музыки и таланта, но я привыкла иметь армию поклонников, а не жалкую группу!

Что же касается счастья… Никто точно не знает, в чем оно заключается. Любовь? Дом? Дети? Семья? Карьера? Каждое можно оспорить. Я счастлива, когда выхожу на сцену и ощущаю, как зал восхищенно замирает при первых звуках моего голоса. Я повелеваю сердцами, я властвую, и кто докажет мне, что это не самое настоящее счастье? Я ни с одним человеком в мире не согласилась бы поменяться местами!

Хотя опера – это тяжкий труд. Ведь я не просто певица, я актриса. Я должна брать сложнейшие ноты и при этом помнить о партнерах. Быть естественной и пропускать через себя эмоции своих персонажей – вот мой ключ к успеху. Каждый раз на сцене я люблю, умираю, убиваю, ревную, рыдаю… В общем, Селин Дарнье – величайшая оперная актриса современности, как написали про меня в одном парижском журнале. Именно актриса, и я чрезвычайно горжусь этим.

А какой успех я имею у мужчин! Любая голливудская кинозвезда умерла бы от зависти, если бы знала все подробности. Во-первых, все мои поклонники – люди сплошь образованные и культурные. Они разбираются в искусстве, и многие из них по-своему тоже талантливы. Например, одно время за мной очень красиво ухаживал один художник, Ив Рокур. Надо же, я даже имя его запомнила… Симпатичный был юноша, только уж слишком угрюмый… Одним словом, меня повсюду окружают интересные, незаурядные мужчины, каждый из которых готов ради меня в огонь и воду. Мне остается только выбирать, кого осчастливить…

Какая-нибудь почтенная мать семейства назовет меня развратной, но я не верю в привычку, освященную законом. Когда любовь уходит (а она всегда это делает рано или поздно), лучше всего расстаться и сохранить приятные воспоминания. За этой любовью обязательно придет следующая, и так до бесконечности. Главное – не насиловать себя. Можно заставить себя работать, но любить – никогда. Когда-нибудь я обязательно напишу книгу о мужчинах и своих приключениях. Уверена, она тут же станет бестселлером. Но пока мне некогда записывать, со мной постоянно происходит что-нибудь восхитительное.

К примеру, полгода назад у меня появился таинственный поклонник, который присылал мне огромные корзины роз и безумно дорогие драгоценности. Ни визитной карточки, ни записки не прилагалось. Я терялась в догадках и подозревала то одного, то другого из своего постоянного окружения в этих сумасбродствах. Чудесное было время… Они ревновали и чуть ли не следили друг за другом! Луиджи был настолько зол, что однажды… Впрочем, это неважно. Я строила невероятные догадки и предвкушала встречу с щедрым влюбленным. Можно даже сказать, что я в него почти влюбилась – по крайней мере, он сумел меня заинтриговать настолько, что я ни о ком другом и не думала…

Личная встреча несколько меня отрезвила. Новоявленный Ромео оказался стар, толст и лыс. Но он был баснословно богат и смотрел на меня такими преданными восхищенными глазами, что я согласилась поужинать с ним в его загородном доме. Больше ничего, естественно, не было, ведь в то время (страшно вспомнить!) я всерьез собиралась замуж за Луиджи… Но сапфировый гарнитур, который мне подарил влюбленный промышленник, до сих пор занимает центральное место в моей коллекции украшений! Там только не хватает кулона, который, как мне кажется, бессовестно стащил Луиджи после очередной безобразной ссоры… Но об этом мне совсем не хочется вспоминать!

Конечно, в моей жизни есть и недостатки. Один из них – слишком напряженный график работы. У обычных людей есть выходные и праздники, отпуск, каникулы и что-то еще в этом роде. У меня нет ничего, сплошная работа. Репетиции, спектакли, разъезды – ни одной свободной минутки. Даже когда мне удается вырваться на какой-нибудь прием в мою честь, это скорее светская обязанность, а не развлечение.

Последние четыре года выдались особенно тяжелыми. Непрерывные гастроли – нечто невообразимое. Даже для человека с моей работоспособностью. Я люблю петь и всегда делаю это с удовольствием, но я тоже имею право на отдых! Мой директор, конечно, пришел в ужас, когда я объявила ему об этом. Слишком много театров жаждут заполучить ярчайшую звезду оперной сцены, чтобы она могла позволить себе перерыв в гастрольном графике. И готовы заплатить приличные деньги, лишь бы божественная Селин Дарнье вышла на сцену. Как будто все измеряется деньгами.

И все же он сумел разжалобить меня и выпросить месяц. Еще пара концертов в Италии, а потом наконец долгожданный Лондон. Как ни странно, я еще ни разу не выступала в Англии. А мне хочется охватить весь мир, чтобы моим голосом восхищались в каждой стране. Знают ли меня англичане? Наверное, лишь истинные ценители оперы, а их не так уж много.

Хотя, кажется, в Лондоне у меня есть как минимум один поклонник. Мишель… Не помню, как дальше. По-английски его зовут, естественно, Майкл, что несколько хуже, чем Мишель. Очаровательный молодой человек, но немного странный. Я уже очень давно не видела его, месяца три как минимум. А ведь, бывало, на каждом европейском концерте мне приносили от него мои любимые розы… Как он будет счастлив увидеть меня в Лондоне! Интересно было бы приблизить его к себе и посмотреть на его реакцию… Почему бы и нет? Сейчас мое сердце абсолютно свободно, Луиджи остался в далеком прошлом, и ничто не помешает мне обратить внимание на прелестного англичанина. И пусть он не совсем в моем вкусе, но все равно очарователен.

Но до Лондона еще Италия. Здесь меня всегда принимают очень хорошо, но Рим уже осточертел мне. К тому же очень велика вероятность натолкнуться на Луиджи. Кажется, теперь он не покидает пределы Вечного города, так что мне нужно быть особенно осторожной…

Луиджи был изумителен! Сейчас я могу говорить о нем спокойно. Ни в одном мужчине я не встречала такого сочетания наглости, безрассудства и полного безразличия к завтрашнему дню. Ему ни до кого не было дела, кроме самого себя, и даже я (как ни горько это сознавать) была для него на втором месте после его драгоценной персоны. Как я могла так долго терпеть его, не понимаю. Ни на секунду не обманывалась относительно его «благородного» происхождения и прочих притязаний; сразу знала, что передо мной – заурядный авантюрист. И все-таки разве перед ним можно было устоять? Восхитительный мужчина, горячий, неистовый, вспыхивает как сухой порох от одной искры. Человек действия, что думает, то и говорит. Недаром по матери я на четверть итальянка – знойные страсти Юга мне ближе, чем рассудительность Севера. Да и в искусстве без бурного заряда энергии никуда. Разве я смогла бы петь о жгучей любви, не зная, что это такое?

Ну и хлебнула я с Луиджи этой жгучей любви, до сих пор не могу опомниться. Пожалуй, ради разнообразия стоит присмотреться к другому типажу, менее страстному, но более порядочному. Благо в поклонниках у меня никогда не было недостатка!

Когда женщина молода, красива, умна и вдобавок талантлива, ей ничего не стоит вскружить голову любому. Вокруг столько серой бездарности, что ей даже стараться особо не придется – мужчины сами станут досаждать ей днем и ночью. Они любят все яркое и необычное, а что может быть ярче, чем, например, звезда оперной сцены?

Вначале меня удивляла страсть, которая разгоралась в мужчинах, впервые видевших меня в театре. Но потом я поняла, что в этом нет ничего странного. Мужчины не желают довольствоваться суррогатом после того, как узнали настоящую красоту.

Взять того же англичанина с горящими глазами. Наверняка до встречи со мной у него была обычная жизнь… Может быть, даже девушка, которую, как ему казалось, он любит. Но один-единственный вечер в театре, куда он пришел от скуки, по приглашению или из любопытства, меняет всю его жизнь. Больше он не принадлежит себе, над ним безраздельно властвует любовь… Разве это не прекрасно? О таком мечтает каждая женщина, вот только далеко не каждой такое суждено!

Решено – еду в Лондон. Пусть очаровательный Мишель думает, что из-за него. Он сойдет с ума от радости…

Вопреки стереотипам Лондон встретил меня ярким солнечным светом. Из окна такси, которое везло меня в отель, я полюбовалась всеми известными видами. Может быть, этот город поможет мне проникнуть в душу людей вроде Мишеля? Что заставляет его хранить все в себе и никогда не выставлять свои чувства напоказ? Все ли современные англичане похожи на Мишеля, или же он просто обломок прошлых времен, случайно попавший в наш век? Кажется, моя лондонская поездка обещает быть очень увлекательной…

После первого выступления я целый час прождала Мишеля в своей гримерной. Я еще на финальном поклоне рассчитывала увидеть его у сцены, но либо его там не было, либо я недостаточно внимательно смотрела. Не будет же звезда спектакля жадно разглядывать зрительный зал (который, кстати сказать, был полон)! Но уж после он обязательно заглянет ко мне, успокоила я себя и предупредила служащих, чтобы беспрепятственно пускали ко мне всех желающих.

Пришло несколько знакомых поздравить меня с первым концертом в Лондоне, вместе с ними – те, кто хотел со мной познакомиться. Я была очень мила. В мою гримерку заглядывают исключительно достойные люди. На этот раз мне представили одного графа, двух увлекающихся оперой банкиров, одного искусствоведа. Была с ними и женщина, какое-то непроизносимое имя с приставкой «леди». Как мне шепнули на ушко, весьма известная в Лондоне особа, в доме которой всегда собираются интересные и умные люди. Она так умильно поглядывала на меня, что я сразу догадалась, что она мечтает заполучить меня в гости. Почему бы и нет? Не знаю, принадлежит ли Мишель к числу знакомых этой дамы, но она, кажется, знает весь город!

Посетители немного развлекли меня. Болтали о разных пустяках и, само собой разумеется, восхищались моим пением и игрой. Кто сказал, что комплименты надоедают? Полная чушь. Я никогда не устану слушать восхваления в свой адрес, хотя они больше и не кружат мне голову.

Но Мишеля все не было. Неужели он не подозревает о моем приезде? Не может этого быть! Каждый культурный человек (или желающий им казаться) в курсе, что известная на весь мир Селин Дарнье приезжает в Лондон! Афишами с моим лицом увешан весь город. Он не мог их не заметить…

Объяснений было сколько угодно. Возможно, Мишель сейчас не в Лондоне, или с ним произошел какой-нибудь несчастный случай, или, и это самое страшное, его отвлекла от меня другая женщина… Но нет, это исключено. Достаточно только вспомнить его глаза, чтобы понять, что для других женщин в его сердце не найдется и крохотного местечка! Но почему же его нет…

Пустая болтовня моих поклонников начала мне надоедать. Хотелось остаться одной и немного отдохнуть, но они никак не желали уходить. Особенно усердствовала женщина, под конец я даже возненавидела ее манеру раскатисто «рэкать». Она говорила только по-французски, причем не очень хорошо, и этим ужасно меня раздражала. Я несколько раз пыталась ненавязчиво ее выпроводить, но, увы, она в упор не понимала намеков!

– Ах, мадмуазель Дарнье, Лондон так давно ждал вашего приезда, – сказала она мне раз десять.

Я вежливо улыбалась. С такими ценителями приходится быть особенно деликатной.

– А я никак не могла поверить, что вы действительно будете петь у нас! – продолжала она.

Я чувствовала, что этой женщине что-то от меня нужно, но не могла же я в лоб спросить ее об этом! Интересно, что она хочет? Мою подпись на каком-нибудь листе? Вклад в благотворительный фонд помощи бедным африканским детишкам? Бесплатный концерт? Автограф? Или…

– Завтра я устраиваю большой прием, – наконец призналась она. – Для всех нас была бы такая честь, если бы вы согласились прийти…

И ради такого пустяка я потратила на нее почти двадцать минут. Безобразие! По-моему, люди, которые желают куда-нибудь пригласить меня, должны отправлять свои приглашения по почте за полгода, а не занимать мое время.

– Благодарю вас, – улыбнулась я. – Я с удовольствием приду… Вот только не помню, есть ли у меня завтра концерт…

Мы обе знали, что завтра вечером я свободна. Она, естественно, выяснила это заранее, а я всегда держу в голове график своих выступлений. Но мне полагалось немного пококетничать.

После того, как приглашение было принято, английская леди не стала меня больше задерживать. Она попрощалась и ушла с торжествующей улыбкой, а я осталась одна с мужчинами. В мужском обществе я чувствую себя свободнее. Не надо ни на кого оглядываться и ни за кем следить.

– Теперь понятно, как Агата зазывает к себе в гости, – засмеялся молодой человек с длинным бледным лицом.

Агата – та самая настойчивая леди с плохим произношением.

– Она наседает на них до тех пор, пока они не сдадутся. Вы зря согласились, Селин. Там вам обязательно будет скучно, – продолжал он.

Я всего лишь пару раз видела этого юношу, что не мешало ему считать себя моим старым знакомым.

– Мне будет интересно посмотреть на английскую знать вблизи, – холодно заметила я.

Самое главное с мужчинами такого типа – вовремя поставить их на место.

– Знать? – хихикнул он. – Да их же почти не осталось. Во всей Англии найдется лишь пара-тройка чистокровных семей, включая королевскую. Сейчас можно жениться на ком ни попадя, не думая о чистоте происхождения…

А вот это было уже оскорбительно. В конце концов, мой отец торговал в Марселе тканями, как и мой дед и прадед. Однако я не считаю, что брак со мной был бы позором даже для принца!

– Сейчас, как и всегда, можно жениться по любви, – сказала я.

У него отвисла челюсть. Кажется, понял, что сморозил глупость.

– Все равно лучше бы вы провели вечер со мной, – самонадеянно произнес он. – Я бы показал вам Лондон с разных сторон…

Я кстати вспомнила, что об этом юноше мне говорили как о единственном наследнике большого состояния, и решила не злиться на него.

– Вместо прогулки по Лондону вы можете сопровождать меня на завтрашний прием, – позволила я. – Думаю, никто не будет против.

Бледная физиономия юноши расцвела краской удовольствия, лица остальных мужчин вытянулись. Так вам всем и надо. Не пытайтесь угадать, куда упадет мой благосклонный взгляд. В такие минуты я чувствую себя по меньшей мере королевой.