Текст книги "Ключ к убийству"

Автор книги: Алекс Урса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Поподробней, пожалуйста, – внутренне собрался Франсуа и приготовился записывать.

– Пожалуйста, – вздохнул Оливье и принялся рассказывать…

* * *

С самого начала своего существования группа «Панацея» была обречена на успех. Музыка, которую создавал никому доселе не известный итальянец с темным прошлым, не была похожа на то, что исполняли на тот момент во Франции. А Ксавье Седу, будучи талантливым продюсером, создал группе интересный и незатасканный имидж. Уже первый альбом «Панацеи» получил невероятную популярность. А несколько клипов, снятых на заглавные песни альбома, прочно поселились на экранах телевизоров. Анжело Бертолини, будучи в жизни человеком скромным и доброжелательным, перед камерами превращался в дикого сексуального зверя. Секрет этой магии был загадкой для всех, но, как только загорались софиты, не сказать чтобы особо привлекательный внешне итальянец преображался. Он призывно облизывал губы, плавно двигал бедрами, и его глаза манили, словно темный омут, сулящий наслаждение. Популярность обрушилась на «Панацею», как снежная лавина. С тех пор они постоянно были на виду, и где бы ни появились, их тут же окружали многочисленные поклонники, которые мечтали взять автограф, пытались сфотографировать, тайком совали в карманы бумажки с номерами телефонов. Это было приятно.

Но любая слава имеет досадную изнанку. Когда их стали подкарауливать на улице, разрывать личные вещи на сувениры и забираться к ним в гостиничные номера, стало не до шуток. На концертах творилось настоящее светопреставление. Обязательным условием было наличие дежурной машины неотложной медицинской помощи, потому что каждый раз кто-то из публики на выступлении падал в обморок, а кого-то могли и затоптать в порыве общего безумия. И больше всего доставалось, безусловно, Анжело Бертолини. Ангелу. Человеку, который меньше всего из них четверых к этому стремился.

Ксавье Седу сделал все, чтобы оградить своего главного солиста от проблем с публикой. У них, естественно, был свой официальный фан-клуб с абсолютно вменяемыми поклонниками их творчества, которые общались вежливо и умели держать дистанцию, уважая личное пространство артистов. Но в то же время находились и те, на кого творчество группы влияло не самым лучшим образом.

Один случай запомнился особенно. Спокойная тихая девушка из хорошей интеллигентной семьи поначалу не выделялась из общей массы. Она слушала песни Ангела в наушниках, рисовала его портреты цветными карандашами и назвала в честь него своего кота. Она практически каждый день писала кумиру длинные письма о любви, ни одно из которых, конечно же, не попало в руки Бертолини. Вся корреспонденция оседала в продюсерском центре Седу, ибо у самих музыкантов не было ни сил, ни времени отвечать поклонникам лично. Хотя порой каждый из музыкантов отвечал на послание-другое, чтобы поддержать миф о том, что они открыты для общения с любым из поклонников, но это были разовые акции.

Никто теперь не знает, в какой момент все пошло наперекосяк и когда именно поклонница решила, что Ангел – предназначенный ей судьбой жених, но девушке напрочь снесло крышу. Она самолично лишила себя невинности толстенной восковой свечой под одну из самых эротичных песен Бертолини. Одной из тех самых свечей, что были выпущены в качестве сувенирной продукции в рамках рекламной кампании по раскрутке первого альбома «Панацеи» и на которой были отпечатаны изображения артистов. И дальше, написав письмо кровью о том, что теперь они с Ангелом повенчаны, девушка выслала ту самую пресловутую свечу на адрес обожаемого кумира. В руки чувствительного Бертолини посылка, слава богу, не попала, а перепугавшийся не на шутку от такого подарка Седу подал заявление о наложении запрета на приближение энергичной мадемуазель к своему подопечному. В суде рок-звезда Анжело Бертолини не присутствовал. Его представляли продюсер Ксавье Седу и один из самых успешных и, само собой разумеется, дорогостоящих адвокатов Парижа. Несостоявшаяся невеста сделала соответствующие выводы, решив, что любимого к ней не пускает злобный продюсер, объявила виновником своего несбывшегося счастья Седу и тут же в разгар судебного заседания прилюдно поклялась его убить. В конце концов поклоннице запретили приближаться к своему предмету обожания.

Скандал разразился огромный, ибо фанатка в довершение всего прочего оказалась несовершеннолетней. Пресса устроила разбор творчества группы на предмет развращения молодежи и нашла много чего недозволительного в текстах песен и в поведении самого Бертолини на сцене. Но шумиха постепенно улеглась, не принеся группе ничего, кроме повышенного внимания, чему Седу был несказанно рад. Что касается дальнейшей судьбы несчастной девушки-поклонницы, то далее ситуация развивалась более чем печально. Родители, прознав про невинное увлечение единственной обожаемой дочери, устроили той форменный террор, и, не выдержав давления, она однажды вечером наглоталась таблеток из маминой аптечки. Что и как пить, она, благодарение всевышнему, еще не соображала, так что отделалась промыванием желудка и несколькими консультациями психотерапевта. Историю еще некоторое время муссировали в прессе, а потом все затихло.

* * *

Информация заливала мозг Франсуа, как жирный холодный мазут. Он переглянулся с Баселем, которому не нужно было ничего объяснять. И так было понятно: придется проверять еще одну версию. С учетом состоявшегося убийства человека, любая угроза, прозвучавшая в его адрес, пусть и несколько лет назад, приобретает совсем другой оттенок.

– Вы помните имя этой девушки? – вздохнул он и приготовился записывать.

– Имени ее я не помню. Мы все называли ее смешным прозвищем Зизи. Но дело было громкое – вам не составит труда найти эту информацию. Вы же полицейские, в конце концов, – пожал плечами Оливье.

– Когда это произошло? – пропустил колкость мимо ушей Франсуа.

– В самом начале существования группы. Мы тогда записали первый альбом. Это, получается, лет шесть назад, – прикинул в уме Оливье и, видимо, решил, что с него хватит. – Если позволите, мне пора работать. Меня в студии ждут люди. Мы записываем новую песню, – объяснил он веско.

– Сольную? – уточнил Франсуа, и месье Оливье Робер густо покраснел. – Разве контракт разрешает вам записывать и выпускать сольные песни?

Музыкант был в явном замешательстве. А потом махнул рукой:

– Ксавье уже не вернешь. Я не мог упустить такую возможность. Кто знает, что будет теперь с группой…

– Седу убили чуть больше суток назад, – уставился на него Басель не мигая. – Когда вы начали записывать сольный сингл?

Оливье беспомощно заморгал. Его надменность и уверенность в себе как рукой сняло. Он открыл рот, чтобы что-то возразить, но в этот момент у Баселя зазвонил телефон. Он остановил Оливье движением руки и выслушал собеседника на том конце провода. Нажал на отбой, повернулся к Оливье и сказал:

– Месье Робер, где вы были в ночь убийства? – Басель произносил слова ровным тоном, без тени улыбки и сочувствия.

Румянец с лица Оливье схлынул так же быстро, как и появился. У него в глазах мелькнул первобытный ужас, но через мгновение он явно испытал облегчение. Плечи его расслабленно опустились вниз.

– Я был в клубе «Ватикан» на вечеринке, которую устроил Ксавье, – ответил он, вытирая испарину со лба.

– До которого часа вы там оставались? – уточнил Басель.

– Не скажу точно, но ушли мы под утро. Уже светало. Честно говоря, я перебрал немного в тот вечер, – обстоятельно объяснил Оливье.

– Это кто-то может подтвердить? – снова встрял Франсуа.

– Да, конечно, – поспешно кивнул Оливье, – мы уходили вместе с Нино Тьери.

– Мы с вами еще свяжемся, месье Робер. – И, не прощаясь, Басель развернулся на каблуках к выходу. Франсуа улыбнулся про себя и последовал за ним. Выйдя на улицу, он с удовольствием втянул в себя воздух. Где-то на задворках его сознания всплыла мысль о сигаретах. Но курить он бросил давно – еще до рождения Вадима. Тамара терпеть не могла запаха сигаретного дыма, который намертво впитывался в одежду. Теперь вдруг ему нестерпимо захотелось сделать затяжку никотина. Он поспешно отогнал мысль о сигаретах прочь и повернулся к Баселю.

– Ты правда думаешь, его можно в чем-то подозревать? – спросил напарника Франсуа.

– Оливье Робера? Думаю, нет – кишка тонка, – хмыкнул Басель, – просто выбесил. Нельзя же быть таким идеальным. Простые люди вроде меня комплексуют. Так что я не удержался, – захохотал он. – Кстати, когда ты спросил его про лекарства, он занервничал и достаточно ловко перевел разговор в другое русло.

Франсуа согласно кивнул. Нереально было представить, что, находясь столько лет в непосредственной близости друг от друга, мотаясь вместе по гастролям и проводя часы в студиях звукозаписи и на репетициях, коллеги Анжело были не в курсе, что фронтмен постоянно глотает какие-то таблетки. Очевидно, Оливье и сам баловался стимуляторами, что было не редкостью в мире шоу-бизнеса. Внезапно Франсуа вспомнил о звонке, который так некстати прервал разговор Баселя с Оливье.

– Кто звонил? – кивнул Франсуа на мобильный в руке у напарника.

– Готова дактилоскопическая экспертиза, – мигом посерьезнел Басель и задумчиво посмотрел на напарника, – на орудии убийства нет отпечатков пальцев Анжело Бертолини.

Франсуа почувствовал головокружение.

– Он мог их стереть, – ответил он охрипшим голосом.

– Плохо вписывается в версию с состоянием аффекта, – покачал головой Басель, – зарубил в порыве ярости, ничего не помнил, но стер отпечатки. И потом ты не понял – там полно следов. Эксперты обнаружили отпечатки самого Ксавье Седу и еще кучу всяких других – и смазанных, и достаточно четких. Их сейчас проверяют по нашим базам данных на предмет совпадений. Но отпечатков самого Бертолини там нет.

* * *

– Мне нужно больше времени, – Франсуа старался говорить спокойно, хотя его и бил адреналин, – версий, которые необходимо отработать, становится все больше.

– И какие у тебя версии на данный момент? – откинулся Солюс на спинку своего роскошного кожаного кресла, выражая готовность внимательно слушать.

– Во-первых, у нас есть запись с камер наружного наблюдения, свидетельствующая, что через пять минут после того, как Седу и Бертолини зашли в подъезд, туда же следом проник неизвестный. Мужчина, невысокого роста и, скорее всего, молодой. Явно старался спрятать лицо. Предположительно его впустил кто-то из жильцов. Самое странное во всей этой истории то, что обратно он не выходил. По фото его опознать невозможно. Но у Баселя есть основание предполагать, что соседка по лестничной клетке Седу – Ирэн Дассини – скрывает какую-то информацию. Она нервно вела себя на поквартирном опросе. Возможно, она опасается реакции своего супруга – он у нее агрессивно настроенный боксер с обвинением в нанесении особо тяжких телесных повреждений и изнасиловании в анамнезе. – Солюс кивнул, и Франсуа продолжил: – Во-вторых, мне нужно найти и допросить сына Ксавье Седу. Он неоднократно обращался к отцу с просьбами о помощи и всегда получал отказ. Был инициатором нескольких конфликтных ситуаций и прилюдно угрожал убить отца. Кроме того, по всей видимости, является единственным наследником. По крайней мере, о наличии у Седу других детей ничего не известно. Парень же нуждался в деньгах – есть свидетельство очевидца, что несколько недель назад он обратился к отцу с просьбой помочь материально. С учетом этого факта – налицо явный мотив убийства. – Франсуа вздохнул и продолжил: – В-третьих, после разговора с Оливье Робером появилась информация об агрессивно настроенной фанатке, которая была уверена, что именно Седу встал между ней и ее кумиром Ангелом и лишил не только надежды выйти за Бертолини замуж, но и возможности приближаться к нему ближе чем на сто метров. Звучит маловероятно, но отработать эту версию все равно нужно. – Комиссар кивнул и Франсуа добавил: – Мы только начали опрашивать окружение Седу и Бертолини. Что-то мне подсказывает, что после разговора с Нино Тьери, Жераром Моро и другими версий станет гораздо больше, и все их волей-неволей придется отрабатывать.

Солюс задумчиво побарабанил пальцами по столешнице и спросил:

– Это все?

Франсуа помолчал и нехотя продолжил:

– Нет. Последняя и основная версия на данный момент – это все же версия о том, что Седу убил Бертолини. Есть доказательства того, что, во‑первых, у Бертолини были предпосылки психического заболевания, которое могло развиться на фоне бесконтрольного злоупотребления сильнодействующими препаратами и хронического переутомления. – Франсуа внутренне сжался, очень надеясь, что комиссар не спросит, откуда у него появилась такого рода информация. – Ну, а во‑вторых, есть свидетельства того, что покойный все доходы от деятельности Бертолини забирал в свой карман. Это тоже могло стать причиной конфликта. Но версия, что убийца Бертолини, вызывает у меня сильные сомнения, – вздохнул Франсуа.

– Почему? – поднял брови Солюс.

– Во-первых, – снова начал отсчитывать Франсуа, – само орудие убийства. Мы имеем дело со средневековым коллекционным оружием, которое весит больше пятнадцати килограммов. Физические данные подозреваемого позволяют усомниться в том, что он мог нанести жертве такого рода увечья. Даже если предположить, что он был в состоянии аффекта, что тоже не исключено. Агрессивным как раз подозреваемый быть мог, если судить по записям с концертов. Во-вторых, отсутствие на орудии убийства отпечатков подозреваемого. В-третьих, приоткрытое окно в кабинете Седу, в котором и произошло убийство.

Солюс сцепил руки в замок и погрузился в раздумье. Франсуа ждал, от нечего делать оглядывая кабинет комиссара. В отличие от его собственного рабочего пространства, эта комната представляла собой воплощение респектабельности и спокойного достоинства. Целых три огромных окна выходили на набережную реки Сены, обеспечивая комнату мягким естественным освещением. Бархатные портьеры, солидная мебель из красного дерева и огромные напольные часы в углу, отсчитывающие минуты столь небольшого отведенного Франсуа срока, довершали общую картину. На столе комиссара в серебряных рамках стояли фотографии его супруги Карен и их троих детей. Снимок в солидном обрамлении на стене прямо за спиной Солюса запечатлел момент обмена рукопожатиями комиссара и президента Франции. Фото было сделано на церемонии вручения Солюсу ордена Почетного легиона, и на снимке тот вышел определенно лучше главы государства.

Солюс потер лицо ладоням и наконец прервал молчание.

– Значит, так, – сказал он и хлопнул ладонью по массивной столешнице, – все это очень интересно, но требует тщательной проверки. Завтра истекают третьи сутки задержания Бертолини под стражей, и мы должны либо предъявить ему обвинение, либо отпустить. Кроме того, завтра вечером в шесть часов ровно начнется пресс-конференция, на которой мы обязаны обозначить нашу позицию. Из того, что ты мне только что доложил, за основную версию можно принять только версию с Анжело Бертолини, уж извини. Все остальное пока только догадки. Но ты прав в том, что все обозначенные версии нужно отработать. Поэтому, – Франсуа напрягся всем корпусом, – я ставлю вас с Баселем во главе следственной бригады. Сбор информации и отработку второстепенных версий перепоручи другим следователям – это на твое усмотрение, но опросы свидетелей и близкого круга покойного и подозреваемого проводи сам и непременно в паре с Роммом – тут он незаменим. – Франсуа согласно кивнул. – У тебя есть еще около суток на отработку текущих версий, и больше времени я тебе дать не могу. На меня давят из Министерства внутренних дел, – Солюс устало потер шею, словно физически ощущал груз давления сверху, – сосредоточься на версии с незнакомцем, проникнувшим в подъезд следом за убитым и подозреваемым. Допроси вторично Ирэн Дассини – это единственный шанс получить внятную информацию, который я вижу на данный момент.

– Мадам Дассини уже вызвали повесткой, – кивнул Франсуа.

– Дальше, – продолжил Солюс, – найди и допроси сына Седу и эту сумасшедшую поклонницу и выясни, есть ли у них алиби на ночь убийства. Продолжайте допрос ближайшего окружения покойного. Хотя, – махнул он рукой, – если учитывать его профессию, этот круг может оказаться радиусом во весь Париж, и у каждого наверняка припасены свои соображения насчет того, кто мог убить, но все же… никогда не знаешь, когда удастся нащупать что-то важное. – Солюс откинулся обратно на спинку кресла, показывая своим видом, что разговор окончен, но Франсуа не торопился уходить. – У тебя что-то еще?

Франсуа медлил, раздумывая, есть ли смысл обсуждать с комиссаром свои невнятные догадки по поводу прошлого Анжело. Он был в сложной ситуации. Информация, добытая им прошлой ночью, была изъята незаконным путем. Он мог запросить официальный ордер на обыск, но на это ушло бы время. А теперь получалось, что он просто не мог воспользоваться сложенным вчетверо рисунком, лежащим в его кармане. Кроме того, он понимал, что его смутные ощущения и сомнительные догадки к делу не пришьешь. Франсуа вспомнил предостережение Баселя и вздохнул, принимая решение.

– Нет, – поднялся он на ноги, – у меня все.

Солюс покачал головой, провожая его взглядом.

* * *

Единственное окно в камере практически не давало света, да это было и не нужно. Глаза болели, и, чтобы приглушить эту тупую раздражающую боль, он прикрыл веки. Он хотел спать. Точнее, хотел заснуть. Но сон был недосягаем. Сон был роскошью, которую нужно было заслужить.

Он подтянул согнутые в коленях ноги к груди и постарался успокоиться. Сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Приказал себе расслабить мышцы. Но паника уже подкатывала знакомой тошнотворной волной. Его руки судорожно взметнулись к шее, спеша потрогать, ощупать металлический ключ. Столько лет он привычно держал его в руке, успокаиваясь от его теплой тяжести. Столько лет он хватался за него, когда становилось совсем уж нестерпимо. Когда-то прочный черный кожаный шнурок, на котором висел его оберег, почти стерся, стал тонким и белесым. Но ключа теперь не было. Ключ унес молодой темноволосый следователь с глазами столетнего старика.

Он обхватил голову руками и сжался в комок. Теперь он один на один со своими страхами. Как когда-то много лет назад, когда он лежал в темноте, укрывшись с головой одеялом, и сжимал в руке ключ, зная, что рано или поздно услышит шаги и теплая ладонь ляжет на его плечо. Рука, дающая защиту.

Теперь он знал, его защита и есть его самый страшный кошмар. Он зажмурил веки так сильно, что перед глазами поплыли зеленые круги. Пальцы привычно сделали несколько движений, но они перебирали холодную пустоту. Ему хотелось погладить струны гитары, сжать гриф. Он опустил руки и зажал их между коленями. Много лет назад, когда он пытался рассказать людям о своем горе, ему никто не поверил. Людям не хочется верить в плохое. Людям удобнее обманывать себя и делать вид, что все хорошо.

Он сделал выводы. Он усвоил урок. Он перестал жаловаться. Тогда спасла музыка. Музыка могла рассказать многое. Музыка навсегда стала лекарством. Но теперь и гитары с ним не было. Не было ничего и никого. Даже Наоми, которая всегда готова была помочь, была далеко. Только он, лицом к лицу со своими привычными кошмарами.

Кто сказал, что боль со временем проходит? Боль только притупляется. К ней привыкаешь. С ней можно научиться жить. Но жить, как прежде, ты уже не будешь. Потому что ничего уже не будет как прежде. И нет никого, кто может облегчить эту ношу. Ты будешь всю жизнь тащить свою боль на себе, как маленькая жалкая улитка свой домик. Будешь бежать к людям, распахивать им свои объятия, петь им свои песни, смеяться с ними и делать вид, что ты такой же, как все. Что с тобой все хорошо и нет за плечами огромной черной массы невыплаканных бед.

Но наступит день, такой же, как всегда, такой же, как сегодня, и ты снова погрузишься в темноту. И тогда придет твой защитник. Тот, кто должен заботиться о тебе. Положит горячую ладонь тебе на плечо и заберет твою душу.

Глава 8

Ирэн Дассини нервничала. Это было видно невооруженным взглядом. Находиться в комнате для допросов – опыт не из приятных. Строго говоря, и необходимости допрашивать ее в такой малопривлекательной обстановке не было. Но Франсуа умышленно привел Ирэн для разговора именно сюда. Теперь она сидела напротив него и Баселя. Как раз на том самом стуле, который вчера занимал Анжело.

– Добрый день, мадам Дассини, – начал Басель, – меня вы уже знаете, а это, – он указал на Франсуа, – мой напарник – детектив полиции Франсуа Морель. – Тот вежливо склонил голову, Ирэн же ничего не сказала, только посмотрела затравленно на детективов. Ее пальцы подрагивали, и, заметив внимательный взгляд Франсуа, она сцепила руки в замок и спрятала их под столом.

– Мадам Дассини, мы позвали вас сюда для того, чтобы задать несколько вопросов касательно ночи убийства вашего соседа Ксавье Седу, – начал Франсуа официальным тоном, раскрывая перед собой объемную папку.

– Я уже все рассказала, – торопливо произнесла Ирэн, – и абсолютно не представляю, чем еще могу вам помочь.

Франсуа выдержал паузу, делая вид, что погружен в чтение материалов дела. То, что они с Баселем собирались проделать с этой молодой и красивой женщиной, было, несомненно, жестоко. Прессовать ни в чем не повинную свидетельницу не доставляло ему удовольствия. Но у них не было выхода. Сутки, оставшиеся до предъявления обвинения, уже таяли, и это заставляло их наращивать темп. Информацию требовалось собрать быстро, поэтому и действовать нужно было жестко.

– Ранее проведенный опрос в неформальной обстановке освобождал вас от ответственности, теперь же я предупреждаю, – прервал он наконец молчание, – что дача ложных показаний карается по всей строгости закона. Помните об этом, прежде чем отвечать на поставленные вопросы.

Ирэн побледнела. Франсуа внутренне поморщился и повысил голос на полтона:

– Я спрошу вас еще раз, мадам Дассини. Вам есть что сказать нам об обстоятельствах ночи, в которую произошло убийство Ксавье Седу?

Ирэн побледнела еще больше и покачала головой.

– Могу повторить вам только то, что уже говорила вашему напарнику, – кивнула она на Баселя, – в ночь убийства я выпила снотворное, заткнула уши берушами и легла спать. Я проснулась утром, когда мой муж Дидье приехал из аэропорта.

– В котором часу вы легли спать? – слегка ослабил хватку Франсуа.

Ирэн пожала плечами:

– Около десяти вечера, полагаю.

– Ну, хорошо, – продолжил Франсуа, – положим, вы не слышали, как кричал Седу, когда его убивали. – На этом месте женщина вздрогнула. – Но вы хотите сказать, что не слышали, ни как полиция выламывала соседскую дверь, ни как подъехала карета «Скорой помощи»?

– Нет, – твердо стояла на своем Ирэн после минутного раздумья, – ничего из этого я не слышала.

Басель сидел молча, раскачиваясь на стуле. Его время говорить еще не пришло. Роли в этой пьесе были распределены давно, и каждый из полицейских четко следовал своей линии. Франсуа откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, как сильно он устал от всего происходящего. Он сложил руки на груди и сменил тон. Теперь его голос звучал чуть мягче.

– Мадам Дассини, – проговорил он доверительно, – вы понимаете, что от ваших слов зависит судьба человека, который находится сейчас в камере и, возможно, будет осужден за убийство, которого он не совершал? Скажите, неужели вы не хотите ему помочь?

Ирэн с тоской посмотрела на Баселя, который наверняка казался ей более человечным из них двоих, и закусила дрожащую губу. Видно было, что ей во что бы то ни стало хочется, чтобы все происходящее побыстрее закончилось. Она упрямо помотала головой.

– Мне нечего вам сказать, – глухо повторила она, – я ничего не видела и не слышала.

Франсуа поднялся с места, громко вздохнув и с грохотом отталкивая стул от себя, и отошел в дальний конец комнаты, всем своим видом показывая, как сильно он разочарован поведением мадам Дассини. Пора была вступать Баселю.

– Ирэн, – начал тот вкрадчиво, подаваясь вперед и кладя свои огромные руки на стол ладонями вверх. Этот жест призван был показать, что полицейскому нечего скрывать и он всецело готов помочь бедной женщине преодолеть этот тяжелый момент в ее жизни. – Вы позволите мне вас так называть? – мягко спросил он у насмерть перепуганной свидетельницы, и та кивнула, не найдя в себе силы подать голос. Басель кивнул в ответ. – Ирэн, милая, мы не хотим причинить вам зло. Но нам необходимо – вы понимаете? – необходимо знать правду. – Басель говорил тихо и вкрадчиво. Женщина смотрела на него умоляюще. В распахнутых глазах дрожали слезы, ее ощутимо потряхивало, но она не произнесла ни слова. Басель подался вперед еще больше и взял холодные кисти Ирэн в свои огромные теплые руки. Он ласково поглаживал ее ладони своими большими шершавыми пальцами. Женщина смотрела на него как зачарованная. Какое-то время казалось, она колеблется. Но тщетно. Мадам Дассини только в который раз покачала головой.

– Я ничего не знаю, – повторила она как заведенная, – я ничего не видела.

Басель, продолжая поглаживать ее руки, двинулся чуть выше и обнажил запястья расслабившейся и потерявшей контроль женщины. На тонкой белой коже красовались темные уродливые синяки. Басель изменился в лице, а Ирэн, проследив за его взглядом, хотела отдернуть руки. Однако Басель не позволил. Он аккуратно погладил уродливые фиолетовые гематомы и поднял на нее глаза:

– Кто это сделал? – В его голосе был холод и металл. Ирэн промолчала.

– Ваш муж? – Догадка не требовала подтверждения. Женщина аккуратно освободила свои руки из захвата и пониже натянула рукава.

– Он хороший человек, – сказала она ровным, ничего не выражающим голосом, – просто иногда слишком… импульсивен.

Басель молча разглядывал женщину. Его лицо не выражало ничего хорошего. Он много чего неправильного натворил в своей жизни, и его трудно было назвать примерным гражданином, но практически единственный стоп-сигнал, который ярким светом горел в мозгу у Баселя, касался пункта «нельзя бить женщин».

– Вот тварь! – процедил он сквозь зубы, и Ирэн вздрогнула, но промолчала. Потом потрясла головой, словно отгоняя неприятные воспоминания, и вздохнула:

– Он не всегда таким был. Но у него сейчас трудный период. Он сменил тренера, с которым работал много лет, и в результате проиграл несколько боев. Скоро все наладится. – Видно было, что именно эти самые слова она повторяет себе сама, как мантру, каждый день.

Басель вздохнул и закрыл рот ладонью, чтобы не высказаться еще более нелестно по поводу супруга мадам Дассини. Помолчав несколько минут и собравшись с мыслями, он начал, не торопясь и тщательно подбирая слова:

– Ирэн, я в силу своей профессии много чего видел в этой жизни. Позвольте мне поделиться с вами некоторыми наблюдениями. Человек, который сделал это с вами, – он кивнул на руки женщины, – непременно сделает подобное снова. И дело не в том, что у него сейчас сложный период. После этого периода начнется другой, и каждый раз он будет придумывать себе новое оправдание. Вы знаете, что вашего супруга уже обвиняли в нанесении тяжких телесных повреждений и изнасиловании несколько лет назад?

Ирэн кивнула:

– Да, конечно. Дидье мне сам рассказывал. Его бывшая была настоящей стервой. Она таким образом пыталась выторговать себе более выгодные условия развода. Она его вынудила… – Ирэн замолчала, словно поняв, как неубедительно звучит то, что она пересказывала со слов супруга.

– Вы любите его? – мягко спросил Басель. Ирэн закусила губу, из последних сил сдерживая слезы, которые предательски набегали на глаза. Голос не слушался ее, и она прошептала:

– Я не могу с ним развестись. Он ни за что меня не отпустит. Я нужна ему. Он меня любит.

– Мы гарантируем вам полную защиту, – бесшумно подошел к столу Франсуа. – Ирэн, нам очень нужна ваша помощь. Речь идет о расследовании убийства. – Он достал из папки уже известную ей черно-белую фотографию и подтолкнул ее в сторону женщины.

Снимок скользнул по стальной поверхности и замер прямо перед ней. Ирэн едва заметно дернулась.

– Этот снимок был сделан камерой наблюдения у вашего подъезда, – сказал Франсуа как можно спокойнее, – мы не знаем, кто этот человек, но у нас есть основания полагать, что он замешан в убийстве. Его впустил кто-то из живущих в вашем доме. Ирэн, вы же знаете что-то. Вы можете нам помочь. Не исключено, что этот человек и есть убийца.

Ирэн, громко всхлипнув, обхватила себя руками, словно стараясь защититься от потока слов, которые обрушил на нее детектив. Она раскачивалась взад-вперед, не отрывая взгляда от снимка, и, наконец, решившись, подняла полные слез глаза на Франсуа.

– Этот человек не убийца. – И, не выдержав, разрыдалась громко и отчаянно, как маленький ребенок. – Умоляю вас, не говорите ничего Дидье! Он меня убьет!

* * *

История Ирэн Дассини была до обидного похожа на многие другие истории о домашнем насилии, но от этого не становилась менее трагичной.

Коренная парижанка, она выросла в прекрасной любящей семье единственным и обожаемым ребенком. Взращенная в атмосфере доверия и любви, она была абсолютно не приспособлена давать отпор грубости и агрессии. Откровенное хамство, как правило, повергало ее в состояние ступора. Она не умела держать удар и постоять за себя. А еще Ирэн отчаянно хотела замуж. Но как это ни странно, ни ее очаровательная внешность, ни мягкий характер не помогли ей преуспеть в этом деле, и к двадцати семи годам Ирэн все еще оставалась одна. Одна она была в буквальном смысле. Даже постоянного бойфренда в ее жизни не было. Мужчины рядом с ней не задерживались, вероятно, потому, что Ирэн была легкой добычей, а мужчины не ценят трофей, за которым не пришлось погоняться как следует. А может, им наскучивала ее безропотность и ей не хватало определенного шарма, умения поддержать легкий флирт, игривости и живости в общении, огня внутри, который заставил бы засиять гранями природную красоту и принудил мужчин бороться за ее руку и сердце. Несмотря на то что все полки в ее квартире были заставлены литературой на тему «Как завоевать мужчину», Ирэн так и не смогла продвинуться в своем желании ни на йоту. Наконец, она смирилась с неизбежным и, решив, что, видимо, роль жены и матери не для нее, сосредоточилась на карьере художника-иллюстратора в издательстве детской литературы. Но тут случилось неожиданное.

Одна из ее институтских подруг – яркая, раскованная и как раз таки прекрасно представляющая себе, что и как делать с мужчинами, потащила Ирэн на открытие какой-то там выставки чего-то там модного и авангардного – какая теперь разница. Ирэн сильно подозревала, что подруга позвала ее с собой лишь потому, что кто-то другой в последний момент отказался, но ей было все равно. Она была рада возможности скрасить свои скучные будни модной вечеринкой. Там, в выставочном зале, Ирэн быстро потеряла подругу из виду и от нечего делать скучающе оценивала объекты современного искусства, в котором ровным счетом ничего не понимала. Она отпила шампанского, которое любезно преподнес ей официант, и тут почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд. Поискав глазами, она наткнулась на высокую фигуру красивого чернокожего мужчины, который лениво рассматривал ее. Она покраснела, не имея ни малейшего понятия, что делать в такого рода ситуациях, а он воспользовался ее замешательством и подошел к ней для того, чтобы представиться.