Текст книги "Ключ к убийству"

Автор книги: Алекс Урса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Франсуа улыбнулся тому, что нечаянно угадал профессию визитера, и подумал, что Седу, вероятно, выбирал сотрудника не только по опыту вождения, но и по внешним данным. Ведь именно так и должен был выглядеть водитель респектабельного бизнесмена. Он поднялся со своего места, чтобы ответить на рукопожатие мужчины, и показал на стул напротив своего стола.

– Да-да, конечно. Присаживайтесь. И спасибо вам большое, что пришли. Мы и правда зашиваемся.

Тома пристроил свое большое тело на единственный стул в кабинете и поерзал на нем, устраиваясь поудобней.

– Надеюсь, вы не потеряете работу из-за смерти Седу? – поинтересовался Франсуа, собираясь с мыслями и засовывая и так острый карандаш в точилку-тигра. Покрутил тому хвост-ручку и, потыкав острием карандаша в подушечку пальца, остался доволен.

– Не знаю. Сейчас, после смерти Ксавье, в офисе огромная неразбериха. Но даже если и так, я не пропаду, – мужчина улыбнулся обезоруживающей улыбкой, – у меня много полезных навыков. До того как попал на должность водителя, кем я только не работал: и учителем танцев, и осветителем, и инструктором по альпинизму, и автомехаником, и даже музицировал немного. – У Тома Диалло был приятный глубокий тембр голоса. Прислушавшись к его плавной речи, Франсуа уловил едва различимый акцент.

– Откуда вы родом? – спросил он, откидываясь на стуле.

– Я приехал из Бельгии, – улыбнулся Тома, снова блеснув белозубой улыбкой.

– Как вы попали на работу к Седу? – Франсуа открыл блокнот на чистой странице и приготовился делать пометки.

– Как обычно, – пожал плечами Тома, – увидел объявление о работе в газете. Явился на собеседование и прошел отбор. Поговорил с Ксавье, – тут он усмехнулся, – думаю, месье Седу выбирал водителя не столько по стажу вождения, сколько по тому, как человек будет смотреться за рулем его «Мерседеса». Я ему, по всей видимости, подошел. Мне объяснили, как я обязан одеваться на работе: черный костюм, галстук, белая рубашка и непременно белые перчатки. Даже в жару, – мужчина хохотнул, – я же говорю – Ксавье был важен внешний вид.

– Каким Седу был человеком? С ним легко было работать? – задал следующий вопрос Франсуа.

– Он был неплохим мужиком, в общем-то, – подумав, сказал Диалло, – немного подозрительным. Я иногда ловил на себе его взгляды в зеркале заднего вида. Он смотрел на меня, когда думал, что я не вижу. Особо доверительных отношений у меня с ним не было. Я к нему не лез. Так, чисто деловые отношения.

– А Анжело Бертолини вы хорошо знали? – кивнул Франсуа.

– Ангела? О, тут совсем другое дело, – голос Диалло потеплел, – Анжело всегда лез обниматься. Он умел, знаете ли, внушать людям теплые чувства. О нем хотелось заботиться, что ли, – окончательно засмущался Диалло и вдруг решился: – Скажите, а это правда? Ну то, что пишут в газетах… О том, что Ангел зарубил Ксавье каким-то топором. Ну это же бред, слушайте! Ангел – большой ребенок. Его же все любили. Он, со своими объятиями, как плюшевый мишка. Вы извините меня, пожалуйста, – Диалло замялся, – мне Анжело как сын, наверное. Хотя по возрасту так не скажешь, понятно.

– У вас есть дети, семья? – поинтересовался Франсуа, рассматривая еще одного поклонника Анжело Бертолини и раздумывая, как итальянцу удается превращать людей в плавящийся воск.

– Нет, – с искренним огорчением развел руками Диалло, – как-то не сложилось. А это ваши? – кивнул он на рамку на столе. Франсуа проследил за его взглядом и уперся в фотографию Тамары. Снимок был сделан им самим в тот момент, когда Тамара пыталась заставить четырехмесячного Вадима посмотреть в камеру. Она показывала на объектив пальцем и смеялась. Вадим же, по своему обыкновению, пытался вывернуться из ее рук и грохнуться на пол. Франсуа улыбнулся:

– Да, это мои жена и сын.

– У вас хорошая семья, – грустно улыбнулся Диалло, – вы счастливец. После сорока начинаешь задумываться о том, что в один прекрасный день придется сдохнуть в одиночестве. Мне бы этого не хотелось. Но я не оставляю надежды. Хотя, должен сказать, с каждым годом это становится все сложнее и сложнее. В моем возрасте начинаешь видеть такое количество людских недостатков, что влюбиться в кого-нибудь оказывается невыполнимой задачей. Жениться нужно все же по молодости.

Франсуа вежливо улыбнулся и продолжил:

– Я должен спросить вас об обстоятельствах того вечера, когда вы последний раз видели Седу живым. Расскажите, пожалуйста, подробно, что произошло.

Диалло кивнул:

– Где-то в половине первого ночи я забрал Ксавье и Анжело из ночного клуба, где они что-то отмечали. Анжело выглядел очень уставшим, и было уже поздно, но Ксавье настоял, чтобы они поехали к нему домой. Им нужно было обсудить какие-то предстоящие гастроли. Я отвез их к дому Ксавье на бульваре Сен-Жермен, вышел из машины и открыл дверцу.

– Вы всегда так делали? – перебил его Франсуа, вспоминая запись с камер наблюдения.

– Да, Ксавье настаивал на такого рода церемониях. Я должен был выходить первым и открывать перед ним дверцу автомобиля. Или, наоборот, я встречал его у машины и лишь потом мог сесть за руль. Все как в старом кино, – усмехнулся Диалло. Франсуа кивнул, и тот продолжил: – Так вот, я открыл дверцу и помог выйти Ксавье, затем Анжело. Парня заметно шатало. Мне даже пришлось поддержать его под руку, чтобы он не упал.

– Он был пьян? – уточнил Франсуа.

– От него пахло алкоголем, но я бы сказал, что он выглядел больше уставшим, чем нетрезвым, – ответил Диалло.

– Что было дальше? – кивнул Франсуа.

– Ксавье велел забрать его из дома на следующий день в десять часов утра. Я подождал, пока они зайдут в подъезд: это тоже было частью ритуала – не трогаться с места, пока Ксавье не зайдет в помещение. Как только дверь за ними закрылась, я уехал. Вот, собственно, и все.

– Вы не заметили, который был час, когда вы отъехали от дома Седу? – постучал карандашом по блокноту Франсуа.

Диалло пожал плечами:

– Чуть больше часа. Точнее не скажу.

Франсуа снова кивнул. Показания Тома Диалло совпадали с записью камер наружного наблюдения.

– Вы не заметили ничего странного в тот вечер? Может быть, видели посторонних людей у подъезда? – потер он лоб.

– Нет, все было спокойно, – покачал головой Диалло.

– Вы часто сопровождали Ксавье? Он сам водил машину? – продолжил Франсуа.

– Я возил Ксавье практически всегда. У него были права, но, кажется, ему доставлял удовольствие тот факт, что он может позволить себе личного водителя, и он с удовольствием всем это демонстрировал. Рискну предположить, что он был выходцем из небогатой семьи. По моему опыту, именно таким людям нравится пускать пыль в глаза окружающим. Они словно кричат миру своими действиями: «Смотрите, чего я смог добиться». Вот и Ксавье любил демонстрировать окружающим уровень своего благосостояния. Личный водитель был непременным атрибутом его статуса.

– А Анжело вы часто возили? – задал следующий вопрос Франсуа.

– Постоянно! – кивнул Диалло. – У Анжело даже водительских прав не было. Да я бы и сам его за руль не пустил!

– Почему? – удивленно вскинул голову Франсуа, весьма шокированный тем фактом, что у кого-то могло не быть водительского удостоверения.

– Как я уже сказал, Анжело – большой ребенок, – засмеялся Диалло без намека на насмешку. В его голосе золотым песком рассыпались искреннее тепло и нежность, как только речь заходила о Бертолини. – Он абсолютно погружен в свою музыку. Ксавье постоянно поручал его куда-то возить, и Анжело то устраивался на заднем сиденье, свернувшись клубочком, как дитя, то строчил что-то на листках бумаги, не замечая, что мы уже добрались до места назначения. Он постоянно что-то насвистывал, напевал и отстукивал на коленке. – Диалло замолчал, храня на лице невеселую улыбку. Франсуа тактично помолчал, давая немолодому водителю драгоценную минуту на приятные воспоминания. Но рассиживаться долго он не мог. Поэтому негромко кашлянул, привлекая внимание.

– Скажите, по вашему мнению, у Седу были основания беспокоиться за свою жизнь? – задал он следующий вопрос, уверенный, что именно люди вроде Тома Диалло и являются настоящим кладезем информации, и, как выяснилось, не прогадал.

– Вы знаете, – задумчиво почесал голову Диалло, – Ксавье был не самым приятным в общении человеком. Он подчас мог быть резковатым с людьми, но его манера вести дела – это не основание для убийства. Но вот несколько недель назад действительно возникла одна очень неприятная история. Ксавье вызвал меня поздно вечером – около десяти, должно быть, – и велел отвезти домой в семнадцатый округ одного парня. Тот был сильно нетрезв и находился в весьма удрученном настроении. Парень плюхнулся на заднее сиденье, даже не поздоровавшись, и сразу начал звонить по телефону. Из его разговора я понял, что он сын Ксавье. Я слышал о нем раньше в офисе, но в лицо не знал. Так вот, парень звонил, видимо, матери. Из его криков я понял, что он приезжал к отцу просить денег, но, судя по всему, безрезультатно. Он орал, что «убьет старую скотину». Я так понимаю, под «старой скотиной» он имел в виду Ксавье.

– Не помните, когда это произошло? – поднял брови Франсуа и сделал жирную пометку в блокноте.

– Точно не скажу, но где-то в конце мая, – нахмурился Диалло, – извините, я тогда не придал этому значения. Думаю, это можно проверить по журналу передвижений. Он у нас в офисе находится. Моя обязанность заносить туда маршруты всех поездок. – Диалло опять задумался. – Кто знает? Дети в запале часто кричат всякие глупости, в общем-то. Но с учетом того, что Ксавье больше нет в живых, его слова теперь вроде как предстают в другом свете.

* * *

Час спустя взмокший Басель, не стуча, ввалился в кабинет Франсуа и плюхнулся на стул, жалобно застонавший под весом его тела.

– Фигня, только время зря потратил – ничего эта мадемуазель не слышала, не видела, не знает. Она и по-французски-то толком не разговаривает. Все спрашивала, не уволят ли ее теперь, – махнул он рукой. – А у тебя что?

– А у меня только что был водитель Седу – Тома Диалло, который поведал мне интересную историю о жутко недовольном сыне Ксавье. Кстати, я уже слышал о нем от Альберта Долана. По его словам выходит, что в свое время Седу совершенно по-скотски бросил жену с ребенком. После сын приходил на кастинг в группу «Панацея», но получил отказ. Кстати, весьма справедливый, по утверждению Альберта, – ни слуха, ни голоса, ни особых талантов у парня не было. Так вот, Тома Диалло рассказал, что в конце мая парень приходил просить у отца денег. Был сильно подшофе и, получив отказ, жутко озлобился. Звонил матери и обещал убить Седу.

Басель хохотнул:

– Ну если бы мы сажали всех детей, которые сгоряча обещали прибить своих родителей, Цветочек, у нас бы не осталось свободных мест в тюрьмах. Но проверить все же надо, – кивнул он.

– Надо – не то слово, – подтвердил Франсуа. – Помнишь, что ты рассказал мне сегодня утром про доходы Ксавье Седу? Последний альбом «Панацеи» стал платиновым. Если учесть, что Анжело Бертолини не доставалось практически ни гроша и все деньги шли в продюсерский центр Седу, то получается, что Ксавье был очень богатым человеком. Кому бы все это досталось в случае его смерти? Если этот сын – наследник, то вся история начинает плохо пахнуть. Потому что у нас налицо мотив. Так что ищи сыночка продюсера. Зовут его Андре, а фамилия у него точно не Седу. Мать изменила ее на свою девичью, когда наш покойник ушел из семьи.

– Найду, – кивнул Басель. – Нам таким образом скоро пол-Парижа придется опрашивать. Вопрос: как мы все это успеем за двое-то суток? А что с отчетом?

– С отчетом все тоже интересно. Жерар расстарался и даже независимого эксперта по средневековому оружию привлек. Смотри сюда. – Франсуа развернул экран компьютера так, чтобы Баселю было хорошо видно. На экране был снимок того самого зловещего оружия, которым зарубили несчастного продюсера. – Эта штука называется полэкс. Использовался в Средние века для пешего боя и для турниров. Его наконечник представляет собой и боевой топор, и молот, и пику. То есть этой фигней человека можно и колоть, и рубить, ну или череп проломить запросто. В нашем случае использовали ту сторону, которая представляет собой топор. А теперь слушай внимательно, – Франсуа открыл отчет на нужной странице, – «Длина предмета составляет 168 сантиметров. Общий вес 15 килограммов 300 граммов». Как тебе? – Басель присвистнул. – Какой рост у Бертолини?

– Рост 171 сантиметр, – блеснул памятью напарник.

– А вес? – гнул свою линию Франсуа.

– Ну, не знаю… он худой как щепка, – Басель замолчал, прикидывая в уме, – не больше семидесяти килограммов навскидку. Намекаешь, что он такую тяжесть даже один раз не поднял бы?

– А на трупе, если верить отчету, тридцать два ранения. Получается, у убийцы должны быть соответствующие физические данные… – Тут Франсуа вспомнил видео, на котором Анжело разнес в щепы гитару Нино Тьери, но почему-то промолчал. Вместо этого он снова опустил голову к толстенному файлу с отчетом.

– И, кстати, вот тебе еще одна интересная деталь из отчета. Окно в кабинете Седу было приоткрыто.

– Следы на подоконнике есть? – деловито поинтересовался Басель.

– Нет, – вынужден был признать Франсуа, – но это ни о чем не говорит. На улице было сухо.

– Открытое окно тоже ни о чем не говорит, – вздохнул Басель, теребя серьгу в мочке уха, – на улице лето и духота. Готов спорить, что в домах того типа, где проживал Седу, запрещено устанавливать кондиционеры – выносные блоки охлаждения уродуют фасад, по мнению мэрии города Парижа.

– Согласен, – кивнул Франсуа в ответ, захлопнул папку и потянулся. – Поехали-ка поговорим с Сандрин Бонне.

Глава 7

Франсуа сжал пальцами переносицу, стараясь отвлечься от зарождающейся в области затылка головной боли, и положил ставший абсолютно ненужным блокнот в карман. Не было нужды тащить с собой Баселя для того, чтобы понять, что девушка напротив него, раздраженно постукивающая носком туфли по бетонному полу, не сказала за последние полчаса ни слова правды. Он вопросительно взглянул на Баселя, и тот шумно выдохнул. Сандрин Бонне была крепким орешком. На нее не действовало ничего: ни чары Баселя, ни предупреждения Франсуа об ответственности за дачу ложных показаний. Высокая, худая и ухоженная – даже несмотря на аляповатый коротенький халатик, она была чудо как хороша, но в ее красоте чудилось что-то хищное. Она числилась моделью, однако Франсуа не мог припомнить ни одной обложки с ее лицом. Хотя он был еще тот ценитель гламурного глянца. Созвонившись, они нашли Сандрин в странного вида заброшенном ангаре среди толпы разномастно одетых работников: гримеров, парикмахеров, костюмеров. В нескольких метрах от них стрекотали камеры, и миниатюрного телосложения фотограф, абсолютно лысый, но почему-то с окладистой бородой, наведя объектив, метался вокруг болезненно худой девицы, на которой не было ничего, кроме целомудренно пытающихся прикрыть стратегически важные места нескольких желто-черных лент, используемых полицейскими для заграждения. Фотомодель извивалась на фоне толстых ржавых решеток, а фотограф все больше входил в раж и сыпал командами: «Дай мне страсть! Дай мне гнев! Теперь нежность!» Девица послушно кривила губы и томно хлопала накрашенными ресницами на камеру. И страсть, и гнев, и нежность выглядели в ее исполнении так, словно ей немедленно требовалось средство от несварения.

Сандрин, проследив за взглядом Франсуа, посчитала своим долгом пояснить:

– Этот проект называется «Тюрьма».

Басель удивленно вскинул брови и буркнул:

– Тюрьма, вообще-то, по-другому выглядит…

– Он гений, – словно не слыша замечания Баселя, объяснила детективам Сандрин, указывая на фотографа. – Его последняя выставка в Милане вызвала фурор.

Франсуа воздержался от каких бы то ни было комментариев и, мысленно попросив у всевышнего терпения, спросил:

– Как долго вы встречались с месье Бертолини?

Сандрин закатила глаза и раздраженно ответила, тихо цедя слова через зубы:

– Вы уже спрашивали. И я уже ответила – три года.

– Вы проживали совместно? – снова попытался Франсуа.

– Послушайте, сколько можно! – мотнула головой Сандрин, и ее черные волосы, завязанные в высокий хвост, хлестнули ее по лицу, мгновенно прилипнув к кроваво-красной помаде. Сандрин раздраженно отлепила пряди от губ и торопливо проверила сохранность макияжа, выудив из кармана маленькое зеркальце. – Вы меня спрашиваете об одном и том же уже третий раз. Если вам не жалко своего времени, пожалейте мое – мне скоро на площадку выходить. Я вам уже все рассказала: мы с Анжело вместе три года. Познакомились в гостях. Вместе не жили: он чтил свое личное пространство, а я свое. К тому же у нас карьера. Да и потом, Анжело последнее время почти не появлялся дома. Он и ночевать иногда оставался в студии звукозаписи. Но мы очень тепло и нежно относились друг к другу, – монотонно произнесла она и раздраженно посмотрела на свой маникюр.

– Вы сопровождали Бертолини на вечеринку в клубе «Ватикан» в ночь убийства? – терпеливо произнес Франсуа.

– Нет, – не отрываясь от созерцания алых ногтей, ответила Сандрин. И быстро добавила: – Я была в Милане. Хотя обычно я сопровождаю Анжело на все официальные мероприятия.

«Она, наверное, хорошо получается на снимках в журналах светской хроники. То, что надо, чтобы дополнить светловолосого Анжело. Словно их подобрали друг другу специально», – подумал Франсуа устало и вслух спросил:

– Вы не замечали в поведении Бертолини ничего странного в последнее время?

– Нет, – опять не задумываясь, ответила Сандрин. – Он был обычным веселым парнем. Очень легким в общении.

– А в каких отношениях он был с Ксавье Седу? – не сдавался Франсуа.

– В нормальных, – односложно ответила Сандрин. Теперь она смотрела на площадку, где уже не было худосочной девицы, а фотограф просматривал на дисплее только что сделанные снимки. По виду модели было понятно, что ей не терпится закончить беседу. Словно услышав ее, фотограф, не прерывая своего занятия, недовольно кинул через плечо:

– Сандрин, дорогуша, ты следующая…

Та, теряя остатки терпения, выразительно посмотрела на Франсуа и сложила руки на груди.

– У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?

– Только один: вы умеете делать инъекции? – спросил Франсуа наугад, повинуясь лишь зову своей интуиции.

– Чего? – изумленно вытаращила на него глаза уже приготовившаяся уходить Сандрин. Кажется, Франсуа все же удалось пробить броню ее невозмутимости.

– Укол сможете поставить при необходимости? – гнул свое Франсуа.

– Нет, – произнесла обескураженная девушка. Она действительно выглядела растерянной. – Я боюсь всей этой фигни с уколами и иглами… А что?

– Нет, ничего, – Франсуа покачал головой. И, не утруждаясь словами прощания, Сандрин Бонне уверенно зацокала к ярко освещенной площадке.

Напарники вышли на свежий воздух. Вся беседа не заняла и получаса.

– Ну? – посмотрел на Баселя Франсуа.

– Даже не спросила, как он и когда можно его навестить, – хмыкнул Басель. – Она к своему ненаглядному фотографу раз в сто больше чувств испытывает, чем к этому Бертолини.

– Но зачем? – Франсуа достал из кармана брелок с ключами от машины и оглянулся, вспоминая, где он припарковался. – Ведь Анжело сказал то же самое. Они словно повторяют хорошо заученный текст.

Басель пожал плечами:

– Значит, есть что скрывать.

Франсуа согласно кивнул и застыл на мгновение, задумавшись.

– Не нравится мне все это, – проворчал он и, найдя глазами свой белый «Ситроен», направился в сторону машины. – Вот что – пробей-ка ты ее.

Басель взялся за ручку дверцы с другой стороны и, прежде чем сложить свое большое тело и втиснуться в салон, спросил:

– Что конкретно мы ищем?

– Если бы я знал, – честно ответил Франсуа, усаживаясь на водительское сиденье и вставляя в гнездо ключ зажигания. – Посмотри для начала, на что она живет. – Он завел машину и вздохнул: – Чем больше я лезу в это расследование, тем меньше понимаю.

Басель кивнул и поинтересовался:

– Что теперь?

– Пора опрашивать членов группы «Панацея». Поехали поговорим с Оливье Робером для начала.

* * *

Стоя рядом с Оливье Робером, детектив Франсуа Морель чувствовал, что ему многого не хватает. В частности, роста, мышечной массы, уверенности в себе. Голосу Франсуа не хватает глубины, а всему детективу в целом шарма и представительности. Он понятия не имел, как чувствует себя Басель, но он – Франсуа – внезапно ощутил себя жалкой коротконогой таксой.

Они находились в безликом коридоре звукозаписывающей студии, куда Оливье предложил выйти поговорить. Сам артист стоял, прислонившись спиной к стене, с таким видом, что даже внезапно выпрыгнувшая из-за угла толпа журналистов желтой прессы не смогла бы сделать ни одного снимка, где у месье Робера был бы нелепый или неподготовленный вид. Его образ был хорошо продуман и воплощен. Волосы, несмотря на кажущийся беспорядок, лежали именно так, как надо. Джинсы подчеркивали стройные ноги, а джемпер обтягивал идеально проработанные бицепсы. С ним даже говорить не хотелось. Его следовало бы посадить под стекло с табличкой «Идеальный мужчина». Франсуа стало тошно. Он с тоской вспомнил про пылящийся где-то дома абонемент в фитнес-зал, подаренный ему заботливой Тамарой на годовщину свадьбы, и на всякий случай втянул живот.

– Трагедия! – хорошо поставленным голосом воскликнул Оливье. – Такая трагедия! До сих пор в голове не укладывается. Вот только я не представляю, чем могу быть вам полезен. – Почему-то именно эту фразу Франсуа слышал чаще всего от людей, с которыми приходилось беседовать по поводу убийства.

– Мы опрашиваем все ближайшее окружение Ксавье Седу. Вы работали с ним несколько лет. Кроме того, вы работали и с Анжело Бертолини, – объяснил он спокойно.

– Бедный Ангел! – тут же переключился Оливье. – Такая трагедия! Я надеюсь, вы разберетесь, что к чему, и отпустите его наконец!

– То есть вы уверены, что Бертолини не мог убить Седу? – спросил Франсуа.

– Абсолютно исключено, – безапелляционно заявил Оливье, – Анжело почитал Ксавье как родного отца. Он шагу не мог ступить без его одобрения. Я даже мысли не могу допустить, чтобы он поднял на Ксавье руку. Такого добряка еще поискать.

– А у нас есть информация, что во время концертов Бертолини мог впасть в состояние почти буйного помешательства, – вставил свою реплику Басель. Оливье царственно повернулся к Баселю и картинным жестом сложил руки на груди.

– Все мы – творческие люди, – начал он веско, под творческими людьми, видимо, имея в виду себя, Ангела, ну и, может быть, еще Джона Леннона, – подчас ведем себя таким образом, что это сложно понять обывателю. – Тут уже он наверняка имел в виду стоящих перед ним детективов. – Анжело действительно вел себя на выступлениях совсем по-другому. Сцена была для него способом самовыражения. Если в жизни он веселый и приветливый человек, то перед беснующейся публикой его иногда прорывало на агрессию. Но в этом-то все и дело. Выплеснувший весь свой негатив во время концерта, Анжело выходил оттуда совершенно опустошенным. В жизни его просто не хватало на отрицательные эмоции. Да вы кого угодно спросите, – объяснил Оливье.

– То есть вы хотите сказать, что поведение Бертолини не казалось вам странным? – уточнил Франсуа.

– То есть я хочу сказать, – медленно и раздельно произнес музыкант, – что Ангел гениальный творец и его поведение не вписывается в рамки общественных норм. Но вне сцены я не замечал за ним никакой неоправданной агрессии.

– Это правда, что Седу хотел заменить Бертолини? – резко поменял тему разговора Франсуа, надеясь сбить с толку и заставить выдать необдуманный, но правдивый ответ.

– Что за бред? – красиво нахмурил брови Оливье. – Как можно заменить Ангела? Он же гений! Да и кем? – Артист щедро расставлял в своей речи восклицательные знаки. Франсуа уже начинало потряхивать от такой экспрессивной манеры изъясняться.

– Нино Тьери, например, – пояснил он. – Ну, или вами?

Оливье некоторое время раздумывал. Видно было, что такая идея не приходила ему в голову. И все же через несколько минут он вздохнул и покачал головой:

– Нет, боюсь, это нереально. Ангела невозможно заменить. Без него группа будет уже не та. Да и зачем Ксавье убирать из группы такого артиста, как Ангел? Если только он хотел сделать с ним сольный проект? В этом все дело? – осенила его догадка, и Франсуа понял – Оливье Робер действительно ничего не знает о темной закулисной возне продюсера. Он слегка расслабился и снова поменял тактику.

– У Бертолини были проблемы со здоровьем? Вы не замечали, не принимал ли он какие-нибудь лекарственные препараты? – задал он следующий провокационный вопрос. На сей раз Оливье задумался чуть дольше обычного.

– Нет, – наконец ответил он, – насчет проблем со здоровьем и лекарств, пожалуй, ничего не скажу. Но мы все были порядком вымотаны в последнее время, а усталость иногда приводит к очень негативным последствиям. Нервы-то на пределе.

– Что вы имеете в виду? – подтолкнул Франсуа артиста. – В коллективе были конфликты?

– Нет, – тут же помотал головой Оливье, – конфликтов как таковых не было. Так, небольшие разногласия. Но это же коллектив. Нам приходится много времени проводить вместе. К тому же мы все люди творческие… – Очевидно было, что ему не хочется развивать эту тему и он уже пожалел о неосторожно сорвавшемся слове.

– Поконкретней, пожалуйста, – пришлось нажать Франсуа.

– Ну, хорошо, – вздохнул Оливье, – вы все равно об этом узнаете, потому что это было известно многим. Анжело был человеком доброжелательным и искренним. Да к тому же невероятно талантливым. В нашей группе он был безусловным лидером, но у него напрочь отсутствовали такие черты характера, как тщеславие, например. Было такое ощущение порой, что он абсолютно не замечает ажиотажа, который творился вокруг него все эти годы. Самое главное для него было, чтобы ему дали возможность писать и исполнять свою музыку. В это трудно поверить, но тем не менее это так. Но при этом был в коллективе человек, который Анжело слегка… завидовал.

– Вы сейчас о Нино Тьери? – уточнил Франсуа, хмурясь и закусывая губу. Оливье тяжело вздохнул.

– Нино не верил в искренность Анжело. Он считал его поведение частью хорошо спланированного образа. Его можно понять: Анжело подчас вытворял на сцене весьма эксцентричные вещи, и всегда без предупреждения. Нино часто доставалось из-за таких импровизаций. – Франсуа вспомнил видео с лондонского концерта, сцену с микрофонной стойкой и разбитую гитару Нино – понятно, почему парень психовал. Но на открытый конфликт никогда не шел – скорее всего, опасался Ксавье. Так, мог дверью в сердцах хлопнуть – и все.

– Как Бертолини реагировал на эту ситуацию? – подал голос Басель.

– А никак, – пожал плечами Оливье, – он, кажется, даже не замечал ничего. Как всегда, был погружен в музыку, и больше его ничего не интересовало.

– Вы сказали, что в последнее время все были сильно вымотаны. Были причины? Ксавье не давал вам отдыхать? – продолжал задавать вопросы Франсуа.

– Должен сказать, у нас был очень плотный график последние несколько месяцев. После выпуска второго альбома мы отработали грандиозный концертный тур, сначала по Европе, а затем и в Южной Корее. Успех был просто невероятный, и по возвращении Ксавье сразу принялся за работу над третьим альбомом. В итоге у нас даже не было возможности отдохнуть. Мы все были порядком измотаны, особенно это касалось Анжело. Было всего несколько песен, написанных в соавторстве с другими композиторами. Основной материал выдавал Анжело. Он мог часами не выходить из студии, иногда даже ночевал там. Результаты были ошеломляющие. Вы, вероятно, знаете, что наш третий альбом быстро заслужил статус платинового. Честно говоря, мы все надеялись немного отдохнуть, но тут Ксавье заявил, что он уже договорился о гастролях по Японии.

– Но зачем такая спешка? – спросил Франсуа.

– Сразу видно, вы далеки от мира шоу-бизнеса, – снисходительно усмехнулся Оливье, – в этой сфере ты не можешь позволить себе расслабиться. Публика неблагодарна. Она забывает тебя так же быстро, как ветреная красотка. Здесь нельзя останавливаться. Мы были на гребне успеха. И Ксавье закусил удила. Ходили слухи, что одними гастролями в Японии тур не ограничится. Ксавье вроде как хотел дать концерты в Гонконге и Китае. Видите ли, группа невероятно нравилась азиатам. А Анжело особенно. Он же вылитый персонаж аниме. С этим его макияжем и всякими странностями.

Внезапно из ниоткуда к Оливье метнулась раскрасневшаяся девушка. Она что-то умоляюще лепетала и протягивала постер с изображением группы и маркер. Оливье устало улыбнулся и привычно поставил росчерк на плакате. Девушка чуть не плакала от избытка эмоций, и Франсуа подумал, что, в сущности, она еще совсем ребенок. Оливье снисходительно позволил девушке расцеловать себя в обе щеки и ненадолго заключил ее в объятия. Он возвел взгляд к потолку, словно показывая Франсуа с Баселем, что он ничего не может с этим поделать. Но Франсуа тем не менее видел, какое удовольствие Оливье получает от выражения этой чистой, незамутненной любви. Франсуа помолчал, пережидая эту сцену и собираясь с мыслями. По коридору, где они стояли, то и дело проходили какие-то люди. Они заинтересованно поглядывали на троих мужчин, и Франсуа ощущал себя достаточно неуютно. Оливье же, напротив, был в центре внимания как рыба в воде. Наконец он отцепил от себя поклонницу, давая ей понять, что аудиенция окончена, и девушка пошла к выходу, постоянно оглядываясь и махая руками. Оливье послал ей вслед воздушный поцелуй и вновь повернулся к полицейским.

– Извините, – картинно приложил он руку к груди. Франсуа улыбнулся про себя и прочистил горло.

– За время существования группы случались конфликты или какие-нибудь другие ситуации, о которых нам следовало бы знать? Кто-нибудь угрожал Седу или Бертолини? – закинул он удочку наугад.

– Да полно! – легко отозвался Оливье. – Вокруг группы с самого начала творилась форменная истерия. Особенно вокруг Анжело. Он действовал на публику как наркотик и сам невероятно кайфовал на сцене. Он так заводился во время концертов! Я у него натурально стояк несколько раз наблюдал. Публика в первых рядах просто-напросто в обморок падала от такого зрелища. Во время гастролей поклонники ему прохода не давали. Некоторых с водосточных труб снимали в гостинице, а одной поклоннице удалось прорваться к Анжело в номер. Но все обошлось.

– Ну, хорошо, – вздохнул Франсуа, – а среди всей этой, как вы выразились, «истерии» было что-то конкретное, что могло напугать Седу или Бертолини?

– Было, – кивнул Оливье, – одна мадемуазель особенно отличилась. Анжело тогда не пострадал, а вот Ксавье пришлось попотеть, чтобы разрулить всю эту историю. Нам всем тогда стало слегка не по себе.