Текст книги "Фиктивный брак"

Автор книги: Алекс Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

8

— Мальчик немного отбился от рук, – комментировал Траверс, возвращаясь в розовую гостиную (совершенно невероятную комнату, которую мы еще опишем). – Он пропускает летний семестр и воображает, что всегда можно избежать того, чего не хочешь. Он постоянно только и думает, как бы пропустить, избежать, удрать…

– Мы все были такими, – мягко заметила с балкона девушка.

Именно она, Джой Траверс, была вторым человеком, наслаждавшимся этой новой жизнью. Она, которой казалось, что будущее не сулит ей ничего хорошего, внезапно обнаружила, что уехать из Лондона на юг означает: вырваться из темного и душного тоннеля к свету!

Глава вторая
ДЕВУШКА НА ВИЛЛЕ ДЛЯ НОВОБРАЧНЫХ

Как поле, что не тронул плуг,

Цветок без солнца и пчелы,

Так и чужак в Саду Любви…

Киплинг

1

Прочтя запоздалое письмо от Джеффри Форда (она торопливо пробежала его на платформе вокзала «Виктория», перед тем как они заняли свои места в поезде), Джой ощутила то же, что человек, приговоренный к смерти пыткой: после первых же мгновений пытки он начинает смеяться, что бы ни делали с ним его мучители. Наступает шок, измученные нервы не выдерживают напряжения.

Слишком поздно… Ничего уже не поделаешь… невозможно ничего объяснить Джеффри… Невозможно ничего объяснить или даже просто показать это письмо человеку, который (какая насмешка!) стал ее мужем!

Она слишком устала психологически. Она и сама не отдавала себе отчета в том, сколько силы вложила она в немой вопль, обращенный к отсутствовавшему Джеффри: «Забери меня отсюда!» – чего все это ей стоило. Может быть, в тот момент в ней сломалось что-то, чего уже не вернуть?

Так или иначе, но в первый момент Джой даже не подумала: «А почему, собственно, „слишком поздно“? Ведь доктор Локк говорил, что брак можно расторгнуть или аннулировать». Она обреченно думала о том, что все испорчено. Почему Джеффри не мог сделать это раньше? А теперь все, все уже испорчено, и ничего уже не вернешь!

2

В этом свадебном путешествии новобрачная почти не имела случая остаться наедине с собой и предаться грустным размышлениям. Как только все они – включая Мери и Роя – переплыли Ла-Манш, Персиваль Артур, который после напряженного, полного событий утра, не имея возможности отдохнуть, постепенно делался все более бледным, молчаливым и отсутствующим, отрывисто сказал:

– Дядя Рекс! Я надеюсь, что я не умру?

– Боже мой, старина, ты так плохо себя чувствуешь?

– Ужасно.

В голубом экспрессе мальчика окончательно укачало, и он, почти без сознания, почти всю дорогу лежал, уткнувшись в колени Джой. Заботы о нем спасли Джой от раздумий о себе бессонной ночью. Снова утро. Умывание в жутком умывальном отсеке. Завтрак в вагоне-ресторане с ожившим Персивалем Артуром и его дядей Рексом, чье лицо после бритья в поезде было изрезано шрамами, а на подбородке красовались два комочка ваты. Прибытие в Канн.

Сначала – регистрация багажа. Неожиданно французские таможенники проявили к багажу новобрачных интерес, не притуплённый долгими годами службы. Один из представителей этой привлекательной породы мужчин с особенной улыбкой спросил Джой, не хочет ли она о чем-либо заявить. Нет? Тогда не откроет ли мадам этот чемодан? Чемодан был открыт, и в нем обнаружились умопомрачительные шелковые розовые лепестки приданого мадам. Ах! Пронзительный взгляд темных глаз. Достаточно, всего хорошего.

Потом они ехали в автомобиле; справа голубело Средиземное море, а слева на фоне приморских Альп в субтропической листве утопали игрушечные виллы.

Наконец автомобиль затормозил у двух белых вилл, обсаженных акацией. У изящных кованых железных ворот рос эвкалипт. По фасаду шли буквы: «Вилла для новобрачных».

– Ха! – вскричал Персиваль Артур. – Подходяще!

3

Джой нравилось, что эта вилла была совершенно не похожа ни на квартиру Джеффри, ни на жилище его матери, ни на дом на Харли-стрит; вообще ни на что была не похожа!.. «Она не будет мне ничего напоминать… Никакую „берлогу мужчины“… я бы не вынесла этого… Как замечательно, что она просто пародия на дом», – думала Джой.

Такой вердикт весьма обидел бы двух мисс Симпетт: они так старались сохранить эту виллу по соседству со своей (потеряв даже в деньгах) для англичан, которых они с викторианской выспренностью именовали «счастливой парой».

Обе мисс Симпетт готовились к встрече новых обитателей «Монплезира». Когда они в полном составе, – мужчина, девушка, мальчик, большая собака и очень английская служанка – двинулись к ступенькам, две леди выступили вперед, торжественно приветствуя их словами «добро пожаловать». С первого взгляда на них становилось понятным, отчего их эксцентричное идиотское целомудрие требовало, чтобы врач непременно был женат. Да, от них и следовало ожидать излишней щепетильности и суетливости средневикторианской эпохи. Двадцатый век, со всем тем новым, что привнес он в жизнь и искусство, – с футуризмом, радио, войной, ночными клубами, аэропланами, кинематографом и обязательной косметикой, – двадцатый век прошел мимо них, совершенно их не затронув. Дело не в том, что они просто состарились, – они даже не повзрослели. Джой тотчас поняла, что ни одна из этих престарелых богатых наследниц (одна – устрашающе худая, другая – болезненно полная) не обладала несокрушимой жизнестойкостью миссис Траверс. Даже выглядели они не как взрослые леди, а как поблекшая фотография вступающих в свет юных девиц шестидесятых годов прошлого века. На них были девичьи платьица по моде давно прошедших дней, с маленькими кружевными воротничками и манжетиками, поясками на талии и длинными широкими юбками – именно так, по их мнению, должно было одеваться незамужним леди. Они даже носили корсеты!

Персиваль Артур безмолвно констатировал: «Уроды!»

– Как вы поживаете? Мы так рады видеть вас, миссис Траверс! – защебетала старшая мисс Симпетт, из которой торчало столько костей, что на каком-нибудь маскараде ей следовало бы нарядиться Смертью – и первый приз был ей обеспечен. Казалось, что она прямо на глазах сейчас умрет от голода. – Путешествие было приятным? А это ваша собачка? – добавила она, протянув лапку в лайковой перчатке к блестящей шерсти Роя. – Хорошая собачка, чудный песик!

– О, он замечательный! Он смирный, как овечка, он и мухи не обидит! – хором заверили ее вновь прибывшие. Но в этом не было необходимости, ибо обе мисс Симпетт, страдающие большим количеством разнообразных фобий и неврозов, отнюдь не страдали «овчаркобоязнью»; «большая собачка» в их представлении вполне подпадала под звание Друга Человека. Они восхищенно защебетали над Роем, который вежливо позволил им почесать себя за ухом, а потом ушел и сел у ног Джой.

Джой была тронута отношением Симпетт к собаке; тем, что они заботливо поставили в тени глубокую миску со свежей водой; тем, с каким умилением они следили, как Рой жадно лакает воду. Растроганная, она забыла рассердиться на следующую реплику сморщенных губ:

– Мне кажется, это идеально романтичное место для медового месяца.

Ее младшая сестра, мисс Симпетт-толстая (комментарий Персиваля Артура: нужно посмотреть ей в лицо, чтобы увериться, что она стоит к вам лицом, а не спиной), кокетливо воскликнула:

– Я всегда говорю: главное – это хорошо устроиться! Не так ли, доктор Траверс?

Доктор Траверс, стоя среди олеандров, отреагировал по-английски односложно:

– Да.

– Как хорошо, что мы с вами соседи; как удачно, что прежняя владелица оставила в спешке все как было – да, эта француженка, мадам Жанна! Мы… э… мы никогда не поддерживали с ней близких отношений. Видите ли – живя вот так вдвоем здесь и не будучи замужем, мы должны быть очень осторожны в выборе знакомств, вы понимаете?

Джой сказала, что понимает.

– Очень осторожны в выборе тех, с кем мы общаемся! Я считаю: зачем знаться с иностранцами, если по соседству живет множество достойных англичан?.. Мы подозреваем, что мадам, должно быть, выступала на сцене. Она одевалась довольно вызывающе, если вы понимаете, что я имею в виду, и к ней приезжало множество визитеров… э… актерского вида, в любое время суток, на очень шумных машинах… Но я считаю… Может быть, мы войдем? Вот гостиная, она выходит в сад. Сюда, пожалуйста. Я считаю, что она обставила свой дом с отменным вкусом.

4

Когда глаза Джой привыкли к полумраку комнат после яркого солнца, она увидела, что мадам Жанне была по вкусу изысканная, пышная роскошь в розовых тонах с позолотой, которую трудно было бы отнести к стилю какой-либо определенной эпохи – может быть, фантазии на тему будущего? Но это было явно проигрышно. Бархатная обивка изящной, изогнутой мебели; ковры с длинным ворсом, в которых утопала нога; небольшие пушистые коврики и покрывала, белоснежные статуэтки; ниспадающие складки кремовых тюлевых штор, обрамлявшие и подчеркивавшие сапфировую голубизну моря за огромным окном, выходившим на террасу. Множество жардиньерок и цветочных ваз – сейчас в них стояли большие букеты чайных роз, запах которых смешивался с запахом «Дан ля нюи» – по-видимому, это были любимые духи мадам Жанны, ими пропахли все подушки, покрывала и коврики.

– Розы, розы, повсюду розы, – произнесла мисс Симпетт-тощая. – Некоторым кажется, что они подавляют, но я надеюсь, вам они понравятся, миссис Траверс.

– Чайные розы? Неужели они кому-то могут не нравиться? Это мои самые любимые цветы!

– И так подходят к случаю, – сказала старшая сестра, набравшись храбрости, и запнулась…

Доктор Траверс невозмутимо осматривал сей ужасный «салон», стараясь ничем не выдать своих чувств;

Персиваль Артур упорно шарил глазами по стенам, словно за ними ему открывались весьма заманчивые картины; и только Джой, не сводившая глаз с мисс Энни, насторожилась: «Что она хочет, но от смущения не может сказать?»

Младшая мисс Симпетт (которая, очевидно, привыкла быть лидером) улыбнулась:

– Я надеюсь, вы не откажетесь от чашечки чая? Лидия и Мелани все уже приготовили…

Снизу, куда отправили Мери, чтобы ей показали кухню, доносились приглушенные голоса. Младшая мисс Симпетт, изо всех сил стараясь, чтобы молодая чета почувствовала наконец себя свободно, продолжала болтать:

– Мне пришлось учить Мелани готовить чай. Я считаю, ни один иностранец этого не умеет. Их так называемый «английский чай» – это… Боже мой! Они делают ужасные вещи! Насыпают чай в горячую воду. Причем почти полную столовую ложку. Подают горячее молоко. Разливают чай в стаканы! Думают, что в него можно наливать ром!! Подают к чаю экзотическую еду, например, сырное печенье! Или еще я видела, как к чаю подавали тонкие ломтики сухого хлеба, которые предлагалось каждому мазать маслом, ' – и это к чаю!!! Их буквально всему надо учить! – заключила она убежденно. – Впрочем, вы увидите сами, миссис Траверс. А теперь… – И она тоже замолчала и смутилась.

Тогда старшая из долгожительниц обратилась к Траверсу:

– Не хочет ли ваш племянник осмотреть свою комнату?

Я всегда говорю: мальчики стремятся убежать. Доктор Траверс, вон там звонок. – На конце шелкового шнура болтался китайский божок. – Позвоните, и Лидия покажет его комнату наверху.

– О, а можно я найду ее сам? – запротестовал Персиваль Артур, который ужасно устал от долгого сидения на одном месте. Так много часов подряд просидеть почти неподвижно ему еще не приходилось.

Свистнув Рою, он скрылся.

– Какой хороший мальчик; я не видела более воспитанного мальчика, – чирикнула мисс Симпетт-тощая, на которой, впрочем, крупными буквами было написано, что она никогда не видела мальчиков близко. – Он давно живет с вами, доктор Траверс?

– Уже десять лет, с тех пор, как умерла моя сестра, я – его семья.

– Как замечательно! Я имею в виду – для него. Боюсь… то есть я хочу сказать, вы не боитесь, что пребывание мальчика в вашем доме… э… доставит вам некоторые неудобства… именно сейчас?

– Мы сознательно взяли его с собой, – поспешно ответила Джой. – Мы так решили.

– В самом деле? Как вы добры… в ваших обстоятельствах…

– Видите ли, у мальчика нет матери, – быстро объяснил Траверс, – и ему больше некуда деться!

– Как это печально! – вздохнула мисс Симпетт-тощая.

Ее сестра туманно добавила:

– Как это ужасно, когда дети теряют мать.

– О да, – мягко согласился Траверс. – Я слышал, вы что-то говорили о чае, мисс Симпетт?

– Да, да, конечно! Вы, должно быть, совсем заждались. Но, мне кажется, сначала…

Сестры Симпетт обменялись взглядами, и более смелая и толстая старушка наконец решилась.

– Энни, дорогая, – вполголоса, доверительно сказала она, указывая пухлым пальчиком в направлении пышных складок парчового драпри, наполовину скрывавшего белые позолоченные двери в дальнем конце «салона». – Энни, не покажешь ли ты миссис Траверс расположение той… другой комнаты?

Джой вскочила и опрометчиво последовала за мисс Симпетт, похожей на смерть, в «ту, другую комнату».

5

Да, совершенно невероятная комната.

Это была самая большая спальня в «Монплезире»; похоже, вкус мадам Жанны проявился в ее убранстве полнее, чем где бы то ни было. Эта комната была еще более розовой, чем гостиная; позолота блестела здесь ярче, а каждый стул, пуфик и кресло имели муслиновые чехлы, напоминавшие кринолины, вдобавок украшенные шелковыми оборками. Картины были на похожие сюжеты: «Влюбленность», «Соединение», «Грезы любви». Туалетный столик представлял собой трельяж в позолоченных завитках на горизонтально лежащем стекле, покрывавшие розовую парчу (это был собственно столик). На стенах висело, кроме того, еще восемь зеркал различной формы и величины; каждое осеняли купидончики. Купидончики были повсюду: эти пухлые мальчики с фарфоровыми стрелами смотрели из каждого угла этой все еще благоухающей духами мадам Жанны комнаты, скульптурные купидончики поддерживали канделябры, поднимали вверх вазы с восковыми фруктами, обрамляли телефон; нарисованные купидончики роились на потолке и на панелях стен. Самый большой, подвешенный на золоченых цепях, парил над безбрежным пространством низкой раззолоченной французской кровати.

6

— Мы… мы так надеемся, что вы будете счастливы… то есть я хочу вам сказать, вам будет удобно здесь!

– О, благодарю вас, мисс Симпетт! Конечно же, будет!

Джой произнесла это доброжелательно и одобряюще; бедная старая дева так трепетно стремилась, преодолевая смущение, показать новобрачной «ее комнату». В жизни богатой женщины мисс Симпетт это было значительное событие!

Неожиданно та сказала:

– Может быть, это немного странно… незамужняя дама показывает новобрачной ее спальню… Ну… я думаю, вы, такая молоденькая, смотрите на меня как на старую деву?..

– О нет! – воскликнула Джой, мягко погладив маленькой мягкой ручкой костистую руку мисс Симпетт (этот жест на веки вечные расположил к ней мисс Симпетт). – Вы помните, кто-то сказал: «Не существует в мире старых дев; есть только неоткрытые жемчужины».

– В самом деле это кто-то сказал? – пробормотала мисс Симпетт. Ее костистый нос порозовел, ее подслеповатые глаза сквозь выступившие слезы впитывали в себя каждую черточку гладкого личика Джой и словно бы умоляли: «Не думай, что, если я никогда не была замужем, я ничего не понимаю! Я тоже мечтала! Я вижу, твои мечты сбылись. Так будь доброй со мной! Не смейся надо мной!» Но вслух она сказала только: – Э… вот здесь ванная, – и морщинистой рукой открыла дверь в царство розового кафеля, серебряных тазов, флаконов с ароматическими солями с огромной ванной посередине – этакий триумф французско-американской роскоши.

– Чудесно, – искренне сказала Джой.

– А там… – Мисс Симпетт быстро повернулась и столь же быстро отвернулась, показав на дверь слева. – Там будет… э… гардеробная мистера Траверса. О, мы знаем, что нужно джентльмену! Вы знаете, у нас есть племянник, который часто к нам приезжает и живет здесь. – Она сказала это с гордостью. – Это сын моей сестры; моя младшая сестра вышла замуж… О, как все похоже… Наш племянник сейчас в армии… Ну, вот гардеробная. Хорошая большая комната. Я всегда говорю, джентльмену нужно много места для его вещей!

– Да, конечно, – согласилась Джой и смело пошла по ворсистому ковру мадам Жанны к двери гардеробной. Открыла дверь, заглянула в комнату и коротко кивнула.

– Надеюсь, ваш муж найдет… найдет здесь все, что ему потребуется, миссис Траверс.

– Большое спасибо, мисс Симпетт, конечно же. Здесь все совершенно чудесно, – сказала Джой, страстно желая хоть на мгновение остаться в одиночестве («Е-е-е!» – как, вероятно, говаривала мадам Жанна, чтобы дать волю неудержимому смеху). Джой тоже последовала ее примеру.

7

Потому что – Господи! – что еще ей оставалось? Только смеяться.

Все остальное уже было. Было смущение. Были страдания. Было сопротивление. А теперь ее действительно забавляли пародийная пышность и торжественность, с какой обставлялся ее «медовый месяц». Ее забавляло, что сестры Симпетт называют их с Рексом Траверсом «наши двое молодых людей» и сочиняют целомудренные шуточки о том, что, слава Богу, есть кому последить за здоровьем доктора. Ее забавляло, что кухарка Мелани благословляла ее всякий раз, когда она заходила в кухню, называла «моя маленькая дама», бросала шаловливые полупонятные намеки на «эти первые дни» и громогласно прославляла обаяние месье доктора – ах, при таком муже мадам не стоит жалеть себя!

– Я себя и не жалею, – соглашалась с ней Джой, втайне радуясь, что Мери не понимает по-французски.

Она действительно не жалела себя; она с искренней радостью играла в эту неправдоподобную веселую игру. Это все же гораздо, гораздо лучше, чем если бы само место и вообще окружение постоянно вызывали воспоминания о настоящей ее любви. Тогда бы она плакала, а не смеялась – и так же часто, как теперь заливалась смехом, в эти первые дни на вилле «Монплезир».

8

Хорошо это или плохо, но молодые люди могут жить одним днем. Во всяком случае, Джой это умела. Именно поэтому день, когда Джеффри выбил почву у нее из-под ног, стал самым черным днем ее жизни и поверг ее в такую глубокую, непреходящую тоску.

А сейчас это же свойство собственной натуры спасало ее. И чем чернее была тоска, тем светлее радость. Радость оттого, что она в таком прелестном и забавном месте, оттого, что она полна здоровья, сил и красоты, оттого, что будущее ее ясно и прочно, поскольку сама она упрочила будущее сразу двух человек – мужчины и мальчика. И вот она жила одним днем, принимая жизнь такой, какова она есть. Вела тетрадь назначений, выписывала счета, печатала письма, следила за своим домом, а вдобавок – могла купаться, совершать прогулки, играть в теннис, знакомиться с самыми разными людьми. И время летело быстро. Дни ее были так заполнены, что она порой просто забывала о неестественности ситуации.

Лишь иногда ночью – вот так в веселую мелодию порой вплетается грустная нота – ей приходила в голову мысль, что вот она здесь, в этих божественных пенатах, полная сил, здоровья и красоты, молодая, а между тем ведь ее, вероятно, ждет судьба мисс Симпетт («Неоткрытая жемчужина»)! Что толку быть молодой, красивой и иметь прекрасный гардероб, если она, в сущности, приговорена пожизненно оставаться без того, ради чего женщины и стремятся быть молодыми, красивыми и хорошо одетыми. Гораздо менее красивые девушки могли претендовать на гораздо большую любовь к себе. Девушки, чьи губы никто не уподоблял лепесткам цветка! Ну и пусть, лучше не думать об этом! Лучше не думать о поцелуях; неужели когда-то их было много в ее жизни? Сейчас она даже не помнит их вкуса и чувствует себя так, словно ее не целовал никто и никогда. Как писал Джеффри, «чем крепче вино, тем слабее послевкусие». Лучше не думать… что она, как гроб Магомета, меж двух мужчин, и ни один… ничего!..

Один разбудил в ней страсть, но обманул, разбил ее мечты, так что она кинулась прочь, к другому, и устроила это безумное предложение, воплотив его в жизнь, во что сейчас сама с трудом верила.

Другой был ее работодатель, который просто-напросто ее не уволил. Он не обращал на нее внимания, но и не выражал недовольства новой ее работой. Уже хорошо. Тем не менее, она часто ловила себя на том, что в ней поднимается раздражение против Рекса Траверса, не потому, что она хоть в малой мере хотела бы, чтобы он ее заметил (она не хотела; и никогда не захочет, но все же он совершенно бесчеловечное существо, если ему не пришло в голову задаться вопросом, что стояло за ее бравадой, когда она сказала: «Почему бы вам не жениться на мне?»).

Теперь это уже не имеет значения. Рубикон перейден, возврата нет. Траверс получил свою практику, будущее мальчика обеспечено, а она выполняет условия сделки. (И она считала делом чести быть столь же деловитой на «вилле для новобрачных», как и на Харли-стрит.) Она все реже и реже вспоминала о словах доктора Локка: «Нетрудно вновь обрести свободу». Прежняя жизнь постепенно становилась нереальной. Джой смутно подозревала, что после всего, что было, свобода отнюдь не принесет ей счастья. Здесь же она жила полной и интересной жизнью, вовсю пользуясь преимуществами этой королевской сделки, и находила эту жизнь совсем неплохой.

Все, кроме Рекса, ее вполне устраивало.