Текст книги "Владыка мира"

Автор книги: Алекс Ратерфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 8
Хирабай

– Повелитель, Рай Сурджан хочет подчиниться тебе. Он предлагает стать твоим вассалом и взамен просит только оставить жизнь людям в стенах крепости Рантамбор.

Пожилой раджпут говорил, опустив взгляд в пол, но его высокая, жилистая фигура выражала достоинство. Слова, которые он только что произнес, дались ему трудно. Акбар подавил победную улыбку. Иногда он думал о сановниках, казненных после падения Читторгарха, но сожаления не испытывал. Не жалел он и о том, что приказал разрушить сам Читторгарх – оранжевое и красное пламя, а затем клубы серого дыма были видны в пустыне Раджастхана в течение многих дней. Эта демонстрация жестокости возымела желаемое действие. Осада Рантамбора – укрепленного города раджпутов, известного на весь Индостан мощью своих твердых кирпичных стен и высоких башен – продлилась меньше недели. Если Рай Сурджан готов подчиниться ему, это означает, что все знатные короли раджпутов теперь призна́ют его власть. Кроме, конечно, раны Удай Сингха из Мевара, все еще непокорно скрывающегося в горах Аравали после потери Читторгарха и окружающих крепость земель. А ведь с падения Читторгарха прошло меньше года… Вместе с королями Раджастхана, самыми влиятельными правителями Северной Индии, и их шафранно-желтым войском, – будет ли он знать поражения?

– Скажи своему правителю, что я принимаю его предложение и сохраню жизнь людям в Рантамборе. Сегодня он может оставаться с миром в крепости, а когда солнце встанет над горизонтом на высоту копья, я приму рану и его главных военачальников здесь, в моем лагере, и мы отпразднуем наш новый союз.

Той ночью Акбар вызвал в свой шатер писца. Иногда его ум переполняли такие яркие образы, а в душе бурлили такие чувства, что он действительно сожалел о том, что все еще не умел писать сам. По возвращении в Агру нужно обязательно назначить дворцового летописца – а возможно, и нескольких, – чтобы вести запись достижений его владычества, а также правления его отца и деда. Но сегодня этим займется писец. Падишах ждал, пока юноша откупорит зеленый нефритовый пузырек для чернил, висевший у него на шее на цепочке, и очинит перо, – и принялся диктовать.

– В сей год моего владычества пламя битвы с силой разгорелось в Раджастхане, но при виде мощи и бесстрашия моих армий храбрость врага стала водой и иссякла, словно капли дождя на песке. Я одержал здесь полную победу и заложил основы своего будущего могущества…

Еще долго после того, как писец ушел и в лагере стихли все звуки, Акбар не сомкнул глаз. Эти вдохновенные слова шли от самого сердца. У него блестящий жизненный путь – в этом нет сомнений, – и он хотел, чтобы весь мир знал о его деяниях через дворцовые хроники. Их нужно вести… Но никто не вечен. Одна-единственная стрела, или мушкетная пуля в бою, или нож во время ночного сна могут внезапно прервать его жизнь. И что потом станет с династией Моголов? Без прямого наследника империя быстро развалится, потому как Моголы снова раздробятся на кучку мелких военачальников, более заинтересованных в междоусобных войнах, чем в объединении, чтобы удержать то, что они завоевали на Индостане. И тогда это будет именно его просчет, равно как если бы он из небрежности и самодовольства дал своим армиям потерпеть поражение.

Этого нельзя допустить. Сейчас ему почти двадцать лет, и его обязанность – обеспечить будущее империи и династии. А чтобы сделать это, он должен жениться и родить сыновей. Это, безусловно, понравилось бы его матери и тетке. Они уже как-то намекали о подобном и даже предлагали возможных невест. Но, озабоченный замыслами завоевания Раджастхана, Акбар не обратил на это особого внимания – да и, по правде говоря, все еще не чувствовал большого желания жениться. Он наслаждался женщинами, и его гарем доставлял ему бесконечные удовольствия. Он совершенно не жаждал близости и доверия, какие были между Хамидой и Хумаюном. Он так и не научился снова полностью доверять кому-либо после предательства Адам-хана и Махам-Анги. Но, сидя здесь в полумраке в тревоге и наедине со своими мыслями, Акбар должен был признать, что время для брака пришло – если не для себя, то в интересах империи и прежде всего ради будущего династии. Прежде всего важно завести сильных, здоровых сыновей. Но брак также может помочь построить новые политические союзы… Акбар вспомнил некоторые слова из дневника Бабура, который его горчи читал ему: «Заключая браки, я заводил отношения с государствами».

Снаружи внезапно послышался тонкий писк – то сова схватила какую-то мелкую добычу. Довольный принятым решением, Акбар встал и потянулся. К выбору своей первой невесты он подошел основательно, как стратег. Женщины, Хамида и Гульбадан, предложили ему породниться со старой могольской знатью – то есть либо с дальней родственницей, либо с дочерью правителя Кабула, – но будут ли эти женщины наилучшим выбором для правителя Индостана? Разве подобные отношения настолько важны, что требуется еще и скрепить их узами брака?

Акбар всадил пятку в бок, поросший грубой шерстью, и верблюд рванул вперед, фыркая еще сердитее, чем когда ждал на палящем солнце начала гонок по широкой полосе прибрежной земли вдоль Джамны. Толпа, которую воины сдерживали тычками копий, неистово болела; глянув через правое плечо, Акбар заметил яркие цветистые ряды своих высокопоставленных гостей. Раджпутские князья в красно-оранжевых тюрбанах дали ему клятву верности – и он пригласил их в качестве почетных гостей в крепость Агры. Но ни о чем, кроме победы, падишах сейчас думать не мог. Он обхватил ногами костлявую шею верблюда у основания и, держа веревочные поводья, протянутые через большое кольцо в ноздрях верблюда, в одной руке и длинную бамбуковую палку – в другой, подгонял своего скакуна. Тот шел, дергаясь и покачиваясь; его ход разительно отличался от ровного хода лошади и немало его забавлял. Верблюда он выбрал себе замечательного – молодой самец, шкура цвета спелого зерна, сильные ноги и крутые бока, все норовит укусить и плюнуть, то есть силы в нем просто бурлят. Быстро оглядевшись, Акбар увидел, что по крайней мере на половину расстояния опережает ближайшего из пяти своих соперников, но преодолеть оставалось еще две мили, и всякое могло случиться. Он продолжал трусить на своем верблюде, как вдруг мимо проехал другой верблюд, толкнув его, и падишах почувствовал, как его бедро задела нога наездника. Это, с развевающимися на ветру темными волосами, мимо проскакал Ман Сингх, четырнадцатилетний сын раджи Амбера. О скорости раджпутских наездников слагают легенды, но и моголы не хуже.

– Хей! Хей! – закричал Акбар, замахиваясь палкой.

Впрочем, в этом не было нужды. Его верблюд сам повернул голову, и когда его обрамленные длинными ресницами глаза завидели соперника, он взревел и ринулся вперед.

Несколько раз они шли бок о бок, но потом Акбар снова вырвался вперед; в ушах у него свистел ветер, в ноздри бил кислый запаха пота – человека и животного.

– Хей! Хей! – закричал он снова, стараясь и снять напряжение, и подогнать верблюда. Рот был забит пылью, а по лицу ручьями тек пот, но ничто сейчас не могло отвлечь его внимания от двух копий, которые отмечали конец дистанции – до них оставалось около двухсот ярдов.

Оглянувшись, Акбар увидел, что Ман Сингх отстает от него на добрых пять ярдов. Ему казалось, будто он летит навстречу неминуемой победе. Но внезапно верблюд под ним споткнулся, зацепившись передними ногами за куст сухих колючек, которого Акбар не заметил, так как взор его был прикован к финишу. Когда верблюд припал на передние ноги, Акбар постарался как можно дальше откинуться назад, оперевшись на его горб, и, пытаясь сохранить равновесие, стиснул ногами бока верблюда. Одновременно, поборов инстинктивный порыв натянуть поводья, он ослабил их, позволяя верблюду попытаться самому встать на ноги. Пригнув голову к самой земле, животное старалось подняться, но ноги его подгибались. Полностью ослабив узды, Акбар всем телом навалился вперед, цепляясь за толстый загривок верблюда и пытаясь угадать, на какой бок он упадет, понимая, что должен успеть откатиться, иначе верблюд его раздавит. Затем каким-то образом верблюду все же удалось встать, и, единым рывком освободившись от колючек, он пустился вскачь. Акбар, захватив поводья, сумел подняться и выровняться в седле. Заминка продлилась не более пары мгновений, но этого было достаточно, чтобы Ман Сингх почти нагнал его. Они снова шли почти бок о бок.

– Хей, – гнал Акбар, – хей!

И снова его верблюд отозвался, низко пригнув шею, громким фырканьем. Еще пять шагов – и Акбар прорвался промеж двух копий, лишь на верблюжью морду опередив Ман Сингха. Когда он остановился, барабанщики уже били в свои подвешенные на шею круглые барабаны, приветствуя его победу. Акбар спрыгнул со своего верблюда, от которого шел пар, от души радуясь тому, что остался цел и вышел из гонки победителем.

Два часа спустя, когда землю окутали сумерки и темные силуэты первых летучих мышей засновали в сгущавшейся тьме, Акбар стоял на балконе крепости Агры. Он недавно совершил омовение и тогда же облачился в зеленую парчовую рубаху и шаровары, а шею его украшала золотая цепь с тридцатью ограненными изумрудами. Падишах еще чувствовал ломоту в теле после верблюжьих гонок, но не придавал этому значения. Гостившие у него раджпуты, собравшиеся здесь вокруг него, сейчас должны были стать свидетелями следующей части торжественных празднеств, устроенных в их честь. Хорошо зная, насколько они самолюбивы, Акбар решил сделать торжества особенно пышными, чтобы к тому времени, когда его новые союзники вернутся в свои владения, слухи о том, с каким размахом их правителей чествовали при дворе падишаха Моголов, уже успели дойти до их подданных.

По сигналу Акбара, в ночное небо с грохотом, как от мушкетной пальбы, начали взвиваться золотые и зеленые звезды. Сначала вспыхивало белым и красным, затем последовали ярко-желтые взрывы, сопровождаемые высоким свистом, будто клекот гигантского орла. Затем в воздухе рассеялась тонкая дымка, переливаясь от пурпурного до розового. Акбар услышал, как все, кто стоял рядом с ним, а также люди, толпой собравшиеся вдоль берегов Джамны, испустили изумленный вздох. Фокусники из Кашгара, приглашенные ко двору, знали толк в таких вещах. Падишах приказал им устроить самое грандиозное свое представление, и они не разочаровали его. Но в самом конце, до которого оставалось уже недолго, Акбару было очень любопытно посмотреть, как эти странные люди в длинных стеганых халатах из расшитого узорами шелка и остроконечных шляпах выполнят особое распоряжение, которое он им дал. Какое-то время в небе было тихо и темно, и Акбар чувствовал, как собравшиеся люди жаждут увидеть, что за новые чудесные зрелища сейчас предстанут перед ними. Вдруг, с шипением и свистом, в небесах распростерлась полосатая морда огромного тигра, который разинул пасть так широко, будто сейчас проглотит весь мир. Какое-то время он парил в воздухе, свирепый и великолепный, а затем черные и оранжевые полосы рассыпались мелкими мерцающими звездами.

– Тигр одержал верх над нами, – проговорил раджа Амбера Бхагван Дас, низкий жилистый человек лет тридцати, с тонкими чертами лица, зоркими черными глазами и орлиным носом; такая же внешность была и у его сына, Ман Сингха. Лоб раджи был отмечен ярко-красной точкой – тилаком, как принято у индуистов.

– Тигр – символ моей династии, это верно, – ответил Акбар, – но разве мы все не восхищаемся храбростью и силой этого зверя? Кто из нас не пробовал состязаться с ним в силе и хитрости на охоте, дабы почувствовать удовольствие от победы? Мои чаяния заключаются в том, чтобы однажды тигр стал символом нашей общей власти во всем Индостане.

– Возможно, так и случится, повелитель, – загадочно ответил Бхагван Дас и снова устремил взгляд в небо, где теперь только звезды освещали тихую ночь.

– Я прошу небеса, чтобы помогли мне – помогли нам – однажды отправиться на бой и вместе одержать много побед, как истинным собратьям по оружию, – продолжал Акбар, замечая, как Бхагван Дас искоса быстро глянул на него.

Из всех вождей раджпутов, которых падишах созвал в Агру – включая правителей Биканера, Джайсалмера и Гвалиора, – Бхагван Дас был самым влиятельным. Еще он отличался большой прозорливостью и властолюбием, а также не был союзником раны Мевара. Если Удай Сингх спустится с гор и попытается отвоевать свои потерянные земли, для Акбара было бы очень кстати, если б силы Бхагван Даса оказались на стороне Моголов. И если сегодня ночью все свершится так, как он задумал, то Бхагван Дас в самом деле станет его другом навек… Акбар приобнял раджпута за плечи.

– Позволь предложить тебе разделить со мной трапезу, Бхагван Дас, как и подобает союзникам.

Падишах повел Бхагван Даса и остальных приглашенных раджпутов вниз в большой прямоугольный внутренний двор. Двор освещался установленными в его центре тремя канделябрами высотой в восемь футов, в каждом из которых стояла дюжина длинных белых восковых свечей, источавших аромат жасмина, – они горели ярко, как звезды. По краю внутреннего двора мерцали маленькие свечки, расставленные в украшенных драгоценными камнями золотых подсвечниках, и фитили, опущенные в дия – плошки с благовонными маслами. Каменные плиты устилали шелковые ковры, прижатые серебряными и вырезанными из верблюжьей кости весами в виде листьев лотоса. Низкий стол с пухлыми покрытыми парчой подушками для сидения был накрыт с трех сторон. С четвертой стороны под расшитым золотом зеленым бархатным навесом стоял широкий пьедестал. На нем был установлен позолоченный престол и по обе стороны от него – диваны, также золоченые, но скромнее. Как только Акбар и его гости-раджпуты уселись на возвышении, а их придворные устроились вокруг столов, слуги стали носить блюда, полные яств, приготовленных лучшими поварами Акбара, – жаркое из мяса и дичи, тушеное мясо в пряном соусе, рис, смешанный с сушеными фруктами, орехи в золотых и серебряных обертках, свежие хлеба; подавали также ротис – раджпутское лакомство из зерна и проса, смешанного с пахтой, а еще виноград, дыни, сладости и марципаны. Оглядевшись, Акбар удостоверился, что все в порядке. Некоторая натянутость все же присутствовала, но это было вполне естественно – в конце концов, всего лишь пару месяцев назад падишах пребывал в состоянии войны с несколькими из присутствовавших здесь правителей, а некоторые из них также враждовали друг с другом. Цель этого приема состояла в том, чтобы показать раджпутским князьям, в высшей степени самолюбивым, почитавшим за предков солнце и луну, что это новое мироустройство соответствует их интересам и интересам Акбара и что, оставаясь верными трону Моголов, они смогут греться в лучах его славы.

Падишах подождал, пока слуги передадут по кругу блюда с бесаном – тонкой мукой, в которую гости могли опустить кончики пальцев, чтобы очистить их от жира, – и медные миски душистой воды, в которой затем можно было ополоснуть руки, а гости, полулежа или сидя, удобно устроятся на подушках. Тогда он поднялся, жестом попросил тишины и начал речь, которую до этого очень тщательно готовил, выбирая слова, чтобы они звучали твердо, но вместе с тем выражали глубокое почтение к его гостям.

– Мои люди пришли в Индостан не как разбойники, чтобы учинить грабеж и забрать все его богатство в наши собственные земли. Мы здесь, чтобы взять то, что принадлежит нам – так жених приезжает к давно сосватанной ему невесте. Почему я говорю, что Индостан принадлежит Моголам? Потому, что более ста шестидесяти лет назад мой предок Тимур завоевал его. И хотя не остался здесь, он назначил вассала, чтобы тот правил здесь как наместник падишаха. Но впоследствии в эти земли пришли самозванцы, и, озабоченные собственными военными столкновениями на далеком севере, Моголы ничего не могли сделать. Затем сорок лет назад Бабур, мой дед, возвратил империю и укрепил ее положение.

Но я не расцениваю Индостан как подчиненную нам землю и не считаю его жителей ниже по положению, чем кланы моголов. Все вы равны для меня. В то время как предатели не получат моего снисхождения, те, кто докажет мне свою преданность, будут процветать. Самые высокие должности при дворе, самые влиятельные позиции в моих армиях будут их – и особенно это касается вас, мои друзья из царств раджпутов, земель воинов. Чтобы засвидетельствовать свое почтение, настоящим я объявляю, что с этого дня и впредь вы будете принадлежать к числу моих приближенных – моих ички. Я говорю также, что не стану объявлять себя верховным землевладельцем, и отныне вы можете править в своих землях – своих ватанах, – как в собственных наследственных уделах с правом завещать их тому, кому пожелаете.

Закончив речь, Акбар сел, бросив взгляд на Бхагван Даса, который сидел по правую руку от него.

– Для нас это большая честь, повелитель, – проговорил раджпут.

– Присутствие здесь всех вас – также большая честь для меня… Бхагван Дас, я хочу сказать кое-что еще. Я намерен жениться. Я слышал о красоте и целомудрии твоей младшей сестры, Хирабай. Отдашь ли ты мне ее в жены?

Бхагван Дас, оторопев, на миг замешкался с ответом. Справившись с волнением, он спросил:

– Почему Хирабай, повелитель? Почему из всех женщин в твоей империи ты выбрал мою сестру?

– Этим я покажу свое уважение ко всем раджпутам. Из всех кланов Индостана вы больше всего походите на моголов – народ, закаленный в горниле битв, гордый и сильный. Ты, Бхагван Дас, правитель Амбера, величайший из раджпутов. Я уже видел мужество твоего сына во время верблюжьих бегов. Твоя сестра, я уверен, станет достойной женой падишаха. И к тому же – буду говорить прямо – я хочу скрепить наш военный союз. Что поспособствует этому лучше, чем брак?

– То есть ты намереваешься объединиться с моим народом через узы крови?.. – Бхагван Дас говорил медленно, как будто обдумывая идею и взвешивая, насколько она верна.

– Да.

– И ты собираешься жениться не единожды?

– Верно, в целях укрепления своей империи. Но клянусь тебе, Бхагван Дас, я всегда буду почитать твою сестру как принцессу раджпутов и первую из моих жен.

Бхагван Дас все же хмурился.

– Раджпуты всегда выдавали своих женщин только за соотечественников… И твой род также всегда соблюдал чистоту крови…

– Это так. Но я – первый правитель Моголов, который появился на свет в Индостане; здесь моя родина и мой дом. Почему же мне не взять в жены ту, кто также родом из этого края?

– Но мы, раджпуты, являемся индуистами. Выйти замуж за человека не нашей веры для моей сестры еще более немыслимо, чем стать женой человека из другого народа. Она не сможет принять ислам.

– Я и не стал бы на этом настаивать. Я уважаю ее веру, ведь это вера многих моих подданных. Я никогда не вмешивался в их вероисповедание, почему же я стану отказывать Хирабай в этой свободе?

На угловатом лице Бхагван Даса все так же было задумчивое выражение, и Акбар наклонился ближе.

– Даю свое слово – слово падишаха, – что никогда не стану вынуждать ее оставить свою веру. Она может построить храм, где сможет молиться своим богам в пределах имперского гарема.

– Но может статься, твоя собственная семья – твоя знать и муллы – будут возражать?

Акбар кинул взгляд туда, где восседали некоторые из его старейшин в белых тюрбанах и темных одеждах.

– Им придется признать, что это нужно для блага империи, – ответил он и затем добавил, уже более холодно: – Признать, что такова моя воля.

– Могут признать, а могут и не признать… И моя сестра, хоть и совсем еще юная – она много моложе меня, – тоже бывает своенравной и упрямой… она может не понять…

– Твоя сестра станет женой падишаха и, быть может, матерью следующего падишаха Моголов, а ты будешь его дядей. Бхагван Дас, отвечай прямо. Но прежде хорошо подумай.

Раджпут на секунду откинулся на подушки, перебирая пальцами тройную нить жемчуга, которая ниспадала у него почти до пояса. И наконец проговорил, улыбнувшись:

– Повелитель, ты оказываешь великую честь нашему роду. Хирабай твоя. Да благоволят твои и мои боги этому союзу.

Девушка очень тихо сидела под ярко-красным покрывалом, расшитым оранжевой и золотой нитью; лишь на ее головном уборе подрагивали цветы и листья, вплетенные в золотой обод и усеянные жемчугом – свадебный подарок от Акбара. Одетый в белые одежды индуистский священник закончил свою часть церемонии, и теперь настал черед муллы зачитать суры из Корана. Когда священник медленно и звучно выговаривал нараспев слова, Акбар увидел, как из-под ее одежд показалась маленькая ножка. Она была украшена причудливыми завитками узоров, нанесенных хной. Падишах посмотрел на свои руки, которые мать и тетка ему также выкрасили хной, – на удачу. Хамида и Гульбадан сейчас наблюдали за церемонией через сплетенную из ивовых прутьев решетку, которая позволяла им присутствовать незаметно.

Закончив наконец, мулла закрыл отделанную слоновьей костью обложку своей книги и вручил ее слуге, чтобы тот убрал ее в резную деревянную шкатулку. Затем взял кувшин с розовой водой и, когда Акбар протянул руки, вылил на них прохладную воду, что символизировало очищение. Остальное он выплеснул в прозрачную агатовую чашу.

– Выпей, повелитель, в знак заключения союза.

Акбар сделал несколько глотков и подал руку Хирабай, чтобы привести ее на торжественное празднество, которая ее семья устроила в соответствии с индуистскими обычаями.

Акбар пожаловал Бхагван Дасу роскошные, богато обставленные покои в крепости Агры; здесь могла остановиться его семья и свита, сопровождавшая Хирабай во время ее пути от Амбера, который она проделала в крытых носилках, подвешенных меж двух верблюдов. Сегодняшние торжества – лишь начало предстоящих в последующем месяце церемоний подношения даров, торжественных процессий, охотничьих выездов, слоновьих боев и демонстрации военного искусства. И все же, в то время как свадебный пир шел своим чередом, Акбар не мог не думать о том, что произойдет этой ночью, и ему было немного не по себе. Беззаботные сладострастные забавы в гареме с наложницами были для него привычным и приятным времяпрепровождением. В мягких, душистых руках этих женщин он находил покой и отдохновение от бремени власти правителя. Но разделить ложе с девственной принцессой раджпутов – дело совсем иное…

Он поглядел на сидящую близко к нему Хирабай, все еще скрытую под мерцающим покрывалом, и в сотый раз попытался представить себе, как она выглядит. Женщины раджпутов славились своей пленительной красотой, но даже если она ему не понравится, это совсем неважно, сказал он себе. Сейчас важнее всего то, что этим браком падишах обеспечил себе устойчивый союз с королевством Амбер. За ними последуют другие политические союзы такого же рода, и они обеспечат мир и благополучие империи. По крайней мере, как представительница монаршей семьи, Хирабай должна была понимать, что за заботы и ответственность несет правитель на своих плечах. Акбар попытался вникнуть в праздничные ритуалы. Перед ним одетые в ярко-синие одежды девушки из Амбера кружились в танце под бешеный ритм барабанной дроби, выбиваемой голыми по пояс худощавыми музыкантами в оранжевых тюрбанах, и завывание латунных труб. Музыканты-раджпуты высоко и гнусаво пели о доблести на поле битвы, акробаты прыгали сквозь петли из пылающей веревки, а старик в длинном халате, украшенном зеркальными осколками, в которых отражалось пламя свечей, заклинал питона в плетеной корзине. Он позволил ему обвиться вокруг шеи и даже поцеловал его толстую чешуйчатую морду.

Затем наступил ключевой момент празднества – его Акбар придумал сам. Когда фокусник скомандовал на каком-то резко звучащем языке, которого падишах никогда прежде не слышал, и питон с шипением возвратился в свою корзину, в палаты вошел главный егерь Акбара. Он вел за собой молодого жилистого леопарда с ошейником в рубинах и алмазах на желто-коричневой шее. Пятнышки у него под глазами были позолочены, отчего он походил на зверя из волшебной сказки. Леопард бил хвостом, вздымая клубы пыли над землей, и на обнаженных руках одетого в кожу охотника играли мышцы, когда тот крепче стискивал кулак с зажатой привязью. Акбар поднялся и обратился к Бхагван Дасу:

– Это Джала, детеныш из помета моего любимого охотничьего леопарда. Я дарю его тебе в честь этого радостного события.

У раджи заблестели глаза. Акбар знал, что тот любит охоту не меньше его самого, но более того, леопард – это редкий и очень ценный зверь, подобающий лишь монаршей особе. Такой дар и в самом деле говорил о большом почтении. Раджа только ошеломленно смотрел на зверя.

– Мои егери продолжат обучать его, и, когда он будет готов, я переправлю его в Амбер. – Акбар подошел к Джале и взял в ладони его изящную морду. – Будь же быстр и бесстрашен в преследовании добычи для своего нового хозяина, каким был для меня твой отец.

Свадебный пир был окончен. На небо взошла луна, и ее бледный свет посеребрил русло реки Джамны, где, в тридцати футах над водой, в гареме располагались покои, которые Акбар выбрал для Хирабай и куда он провел ее в сопровождении музыкантов. Когда слуги начали его раздевать, он бросил взгляд в сторону парчовых ширм, расшитых цветами и звездами, искусно выполненными ткачами Гуджарата. За ними его невесту раздевали и умащивали благовонными маслами, готовя к брачному ложу. Когда последний слуга ушел, Акбар накинул на плечи свободный зеленый халат и подошел к занавесям. Откинув одну из них в сторону, он скользнул внутрь. Хирабай стояла к нему спиной, сквозь тонкий шелк ее сорочки просвечивали контуры ее тонкого стройного тела. Волосы, окрашенные темно-красной хной, струились яркими волнами по спине. Линия ее плеч говорила о том, что она очень напряжена.

– Хирабай… Не бойся. Я не сделаю тебе больно.

Акбар положил обе руки ей на плечи и мягко повернул ее к себе лицом. Может быть, выражение ее глаз – взгляд дикого леопарда – предостерегло его. Когда Хирабай увернулась от его объятий и замахнулась правой рукой, она не застала его врасплох. Действуя привычно, как в сражении, он резко вывернул ей запястье, и она, вскрикнув, выронила на пол маленький кинжал с широким лезвием.

– За что? – Он крепко держал ее запястье. – За что? – вплотную приблизив лицо к ее лицу, крикнул он снова, еще громче, когда она не ответила сразу.

Глаза Хирабай, черные, как у ее брата, были полны ненависти.

– Да за то, что ты – враг моего народа! Сколько бесстрашных раджпутов ты убил в Читторгархе и их женщин, которым ты не оставил выбора, как только спастись от бесчестья, совершив джаухар? Мне жаль, что я была не с ними. Я с радостью пойду в огонь, но тебе не подчинюсь.

Акбар отпустил ее, и Хирабай отступила назад на несколько шагов, прежде чем остановилась и потерла правое запястье. Он оглядел ее, ища любое другое оружие, но девушка была почти обнаженной, так что больше ничего похожего видно не было.

– Твой брат так охотно отдал мне тебя… Он знает, что ты так думаешь? – Новая мысль пронзила его. – Может, он знает и то, что ты хочешь убить меня? Может, он тебя и подослал?

Впервые в глазах Хирабай появился страх.

– Нет. Он ничего не знал. Ему не до разговоров с женщинами из нашей семьи. Даже весть о том, что я должна стать твоей женой, он отправил мне в письме.

– Я сейчас позову стражу. И казню тебя до восхода солнца.

– Как тебе угодно.

– Ты вправду этого хочешь? Если мир узнает, что ты пыталась сделать, твой брат остаток жизни проведет в бесчестье и одиночестве. Кто из правителей раджпутов пожелает иметь дело с человеком, сестра которого пренебрегла всеми понятиями о долге и чести? Раджпуты славятся своей храбростью на поле брани, а не убийствами и подлостью.

Хирабай вспыхнула. Только сейчас Акбар заметил, как она была красива – овальное лицо с изящными кошачьими скулами, нежная кожа цвета молодого меда… Но падишаха ее чары совсем не прельщали. Шагнув к ней, он схватил ее за плечи.

– Слушай меня. Я не собираюсь рушить союз с царствами раджпутов из-за глупой выходки какой-то женщины. Вельможи, которых я казнил после падения Читторгарха, сами выбрали такой конец. Согласно боевому кодексу раджпутов, оставаться в живых для них означало позор. Тебе это ясно?

Хирабай ничего не сказала, но он чувствовал, что ее тело обмякло, как будто нападение опустошило ее, и он выпустил ее из рук.

– Я не скажу никому о том, что здесь произошло. И если ты ценишь честь своей семьи, тоже будешь молчать. Ты – моя жена и выполнишь то, что должна. Ты понимаешь, о чем я?

Хирабай кивнула.

– В таком случае тебе, как моей жене, пора выполнить свой первый долг.

Акбар взглядом показал на постель. Хирабай отвернулась, развязала унизанный жемчугом пояс на талии, и одежда слетела на пол. Ее изящно изогнутое тело было очаровательно, но Акбар был охвачен вовсе не желанием, а гневом, когда опустился на нее сверху и начал движения, ни на миг не сводя взгляда с ее глаз. Лицо Хирабай оставалось совершенно неподвижным, даже если ей и было больно и неприятно, когда он, все ускоряясь, двигался в ней, заботясь не об удовольствии, а лишь о деле. Не так он представлял себе первую брачную ночь со своей девственной невестой… Новая жена обманула его доверие так же, как Адам-хан. Хирабай – столь же опасный враг, как и любой другой на поле битвы. Но враг, как и Адам-хан, всегда бывал проучен – свой урок получила и она.