355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алекс Ратерфорд » Владыка мира » Текст книги (страница 1)
Владыка мира
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 22:38

Текст книги "Владыка мира"


Автор книги: Алекс Ратерфорд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Алекс Ратерфорд
Владыка мира

Alex Rutherford

RULER OF THE WORLD

Copyright © 2011 Alex Rutherford

© Юргайтите В. Д., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Вихрь стрел и удары мечей сокрушали слоновьи хребты и рвали тигриное брюхо…

Абуль Фазл, «Акбар-наме»


Карта-схема владений Акбара


Основные действующие лица:

Семья Акбара:

Хумаюн, отец Акбара, второй падишах Моголов

Хамида, мать Акбара

Гульбадан, тетка Акбара, сводная сестра Хумаюна

Камран, дядя Акбара, сводный старший брат Хумаюна

Аскари, дядя Акбара, сводный средний брат Хумаюна

Хиндал, дядя Акбара, сводный младший брат Хумаюна

Хирабай, жена Акбара, княжна Амбера, мать Салима

Салим, старший сын Акбара

Мурад, средний сын Акбара

Даниал, младший сын Акбара

Ман-бай, жена Салима, мать Хусрава, дочь Бхагван Даса, раджи Амбера

Джод-бай, жена Салима, мать Хуррама

Сахиб Джамаль, жена Салима, мать Парвиза

Хусрав, старший сын Салима

Парвиз, средний сын Салима

Хуррам, младший сын Салима

Ближний круг Акбара:

Байрам-хан, собственный телохранитель Акбара, первый хан-и‑ханан, главнокомандующий

Ахмед-хан, глава разведки Акбара, впоследствии хан-и‑ханан

Махам-Анга, кормилица Акбара

Адам-хан, молочный брат Акбара

Джаухар, собственный слуга Хумаюна, впоследствии управитель придворного хозяйства при Акбаре

Абуль Фазл, главный летописец и доверенное лицо Акбара

Тарди-бек, правитель Дели

Мухаммед-бек, командующий из Бадахшана

Али Гюль, военачальник из таджиков

Абдул Рахман, хан-и‑ханан Акбара, сменивший Ахмед-хана

Азиз Кока, один из младших командующих Акбара

Другие придворные:

Атга-хан, главный начальник снабжения войска при Акбаре

Майяла, любимая наложница Акбара

Анаркали, «Гранат в цвету», венецианка-наложница Акбара

Шейх Ахмад, суннитский старейшина-улам

Старейшины, мусульманские духовные наставники Акбара:

Шейх Мубарак, мусульманский богослов, отец Абуль Фазла

Преподобный Франциско Энрикес, иезуитский священник, перс по рождению

Преподобный Антонио Монсеррат, иезуитский священник из Испании

Джон Ньюберри, торговец из Англии

Сулейман-бек, молочный брат и друг Салима

Захед-бат, глава стражи Салима

Зубейда, няня Салима и служанка Хамиды

Дели:

Хему, индийский военачальник, захвативший Дели при Моголах

Фатехпур-Сикри

Шейх Салим Чишти, суфийский прорицатель

Тухин Дас, зодчий

Гуджарат

Ибрагим Хусейн, мятежный представитель монаршего рода из Гуджарата

Мирза Муким, мятежный представитель монаршего рода из Гуджарата

Итимед-хан, мятежный представитель монаршего рода из Гуджарата

Кабул

Саиф-хан, наместник Кабула

Гияз-бек, переселенец из Персии, назначенный казначеем Кабула

Мехрунисса, дочь Гияз-бека

Бенгалия

Шер-шах, правитель Бенгалии, который выдворил моголов из Индостана во времена правления Хумаюна

Ислам-шах, сын Шер-шаха шах Дауд, вассал Акбара, правящий в Бенгалии

Раджастхан

Рана Удай Сингх, правитель Мевара и сын врага Бабура, раны Санга

Раджа Рави Сингх, правитель Раджастхана, вассал Акбара

Раджа Бхагван Дас, правитель Амбера, брат Хирабай и отец Ман-бай

Ман Сингх, сын раджи Бхагван Даса, племянник Хирабай

Часть первая
Из-под завесы

Глава 1
Внезапная опасность

Северо-западная Индия, 1556

Низкое рокочущее рычание раздалось из росших неподалеку густых зарослей акации. Акбар и без того понял бы, что там тигр, по тяжелому мускусному запаху зверя, висящему в воздухе. Загонщики хорошо справились со своей задачей. В тот час, когда лунный свет еще серебрил холмы, где разместилась на постой армия Акбара, в ста милях к северо-востоку от Дели, они уже направились к небольшому лесу, где ранее был замечен большой тигр. Деревенский староста, который и принес весть о звере, добавив, что слышал о пристрастии молодого падишаха моголов к охоте, утверждал, что то был тигр-людоед, который на днях задрал работавшего в поле старика и двух маленьких детей, отправившихся за водой.

Из лагеря староста вышел с хорошим вознаграждением от Акбара, который едва мог сдержать волнение. Байрам-хан, его телохранитель и хан-и‑ханан – главнокомандующий, попробовал отговорить его от охоты, утверждая, что вражеские войска, угрожающие империи Моголов, уже на подходе и не время думать о забавах. Но Акбар настаивал на том, что поохотиться на тигра слишком заманчиво, что нельзя упускать такую возможность, и Байрам-хан, с полуулыбкой, смягчившей черты его худого, покрытого шрамами лица, наконец дал согласие.

Загонщики применяли старые охотничьи приемы, которыми моголы пользовались еще на своей родине, в степях Средней Азии. Двигаясь тихо и методично сквозь тьму, восемьсот мужчин встали огромным кругом приблизительно в милю шириной вокруг леса. Затем под удары медных гонгов и бой маленьких круглых барабанов, висевших на перекинутых через шею ремнях, они стали сходиться, все сильнее сжимая живую цепь и сгоняя всевозможную дичь – черных газелей, антилоп и визжащих диких кабанов – к центру. Наконец, когда уже рассвело, кто-то заметил следы тигра и послал весточку Акбару, который следовал позади верхом на слоне.

Слон, на котором падишах восседал в украшенном драгоценными камнями седле, тоже почуял, что тигр близко. Он поводил крупной головой из стороны в сторону и тревожно скручивал хобот в кольцо. Акбар слышал, как позади него слоны, везущие стражников и слуг, также стали беспокойно переступать с ноги на ногу.

– Махаут[1]1
  Махаут – наездник, управлявший боевым слоном.


[Закрыть]
, успокой слона. Стойте смирно, – прошептал он худому человеку в красном тюрбане, сидящему на шее слона.

Возница чуть стукнул слона позади левого уха анкусом[2]2
  Анкус – инструмент дрессировщика и погонщика слона в виде короткого копья с массивной рукояткой и крюком.


[Закрыть]
, железным прутом погонщика. Почувствовав знакомый сигнал, хорошо выученное животное расслабилось и снова замерло неподвижно. Глядя на него, успокоились и другие слоны. Воцарилась полная тишина.

Превосходно, думал Акбар. Именно в такие моменты он сильнее всего чувствовал биение жизни. Кровь, казалось, звенела в венах, и было слышно, как стучит сердце, подгоняемое не страхом, но азартом. Ему не исполнилось еще и четырнадцати, но он уже убил несколько тигров, и этот поединок ума и воли, эта опасность и непредсказуемость охоты всегда возбуждали его. Он знал, что, покажись тигр внезапно из укрытия, успел бы вмиг вытянуть стрелу из колчана на спине и вложить ее в свой тугой лук с двойным изгибом – оружие, с которым на такого зверя вышли бы большинство охотников. Но Акбару было любопытно посмотреть, что может сделать огнестрельное орудие, особенно против такого чудовища, каким считали этого тигра. Он гордился своим умением стрелять из мушкета и, несмотря на протесты своей матери, гораздо больше времени тратил на занятия стрельбой, чем на учебу. Ну и что с того, что он не умеет читать, если при этом стреляет лучше любого из своих воинов?

Тигр затих, и Акбар ощутил взгляд его янтарных глаз, следящих за ним. Он медленно опустил стальной стол своего мушкета с фитильным замком, покрытый тонкой гравировкой, и пристроил его для упора на край хауды[3]3
  Хауда (седло-паланкин) – крытая балдахином башня на спине слона.


[Закрыть]
. Падишах уже зарядил в ствол железную пулю, всыпал порох из своей отделанной серебром пороховницы на затравочную полку и проверил короткий тонкий фитиль. Мальчик-оруженосец, полуприсев возле него, держал горящую тонкую свечу, чтобы Акбар мог поджечь фитиль.

Довольный, юноша навел свой мушкет на самую гущу кустов акации, где, вероятнее всего, затаился тигр, прижал деревянное ложе ружья, инкрустированное слоновой костью, к плечу и вгляделся туда, куда указывал длинный ствол.

– Подай мне свечу, – прошептал он своему оруженосцу, – и дай знак загонщикам.

Стоящие полукругом позади слонов люди тут же разразились пронзительными воплями и начали колотить в гонги и бить в барабаны. Через несколько мгновений тигр, взревев, вырвался из чащи акаций и прыгнул к его слону. Акбар увидел только, как мелькнули длинные белые клыки и черно-золотой мех, и запалил фитиль. Последовала яркая вспышка, затем оглушительный удар. Отдача от мушкета отбросила Акбара назад, и он едва не вылетел из седла, успев все же заметить, что тигр рухнул на землю в десяти ярдах от него. Когда дым рассеялся, Акбар увидел, что зверь лежит неподвижно на боку и кровь струится из раны у него над глазом.

Акбар издал победный вопль. Не дожидаясь, пока погонщик прикажет слону – который с удивительным спокойствием перенес и атаку тигра, и резкий треск мушкета, – опуститься на колени, он перелез, широко улыбаясь, через край хауды и легко спрыгнул на землю. Прекрасная охота, непревзойденный выстрел! Он доказал сомневающимся, утверждавшим, что мушкет недостаточно быстр для такой добычи; доказал, что в руках хорошего стрелка он с легкостью может стать превосходным оружием. Из любопытства Акбар подошел ближе, чтобы рассмотреть мертвого зверя. Розовый язык тигра, бессильно вывалившийся изо рта, уже привлекал зелено-черных мух. И тут падишах заметил кое-что еще в густом меху на брюхе. Сосцы. А тигр, на которого он вышел охотиться, вроде как был самцом…

За этой мыслью быстро пришла другая, от которой волосы на шее юноши встали дыбом. Трясущимися руками Акбар сдернул лук с плеча и выдернул из-за спины стрелу. Он еще прилаживал ее, когда второй огромный тигр выскочил из зарослей и бросился прямо на него. Каким-то образом юноша успел выпустить стрелу – и время, казалось, застыло для него. Шум предостерегающих возгласов позади стих, они с тигром словно бы остались одни. Акбар смотрел, как летит его стрела, медленно рассекая воздух. Тигр словно завис в прыжке, оскалив капающую слюной пасть с длинными клыками и прижав уши, словно изображение на золотом кольце, которое когда-то принадлежало великому предку Акбара Тимуру, а сейчас красовалось на его собственном дрожащем указательном пальце.

Внезапно время снова помчалось вперед. Тигр был почти у цели. Акбар отскочил в сторону, зажмурившись и готовясь в любой момент почувствовать, как когти разрывают его плоть, или ощутить горячее зловонное дыхание зверя, готового вцепиться острыми зубами в его горло. Вместо этого он услышал глухой стук и, открыв глаза, увидел лежащего рядом скорчившегося тигра. Стрела пронзила горло зверя, и белый мех быстро окрашивался в алый цвет. Мгновение Акбар стоял в тишине, осознавая, что только что испытал ранее неизведанное чувство – страх, – и еще, что ему невероятно повезло.

Еще не совсем опомнившись от пережитого, он услышал быстро приближающийся стук копыт и, обернувшись, увидел всадника, пробирающегося к нему между зарослями низкого кустарника и тонкими деревьями. Должно быть, посыльный из лагеря, отправленный Байрам-ханом, чтобы поторопить его. Пятью минутами ранее его раздосадовало бы, что кто-то прервал его охоту, но сейчас он чувствовал благодарность за то, что его отвлекли от мыслей о том, что едва не произошло. Толпа загонщиков, стражники и слуги расступились, чтобы пропустить наездника.

Его высокая гнедая лошадь была в пене и поту, и сам он был покрыт такой коркой пыли, что его платье традиционного изумрудно-зеленого цвета стало почти бурым. Осадив лошадь перед Акбаром, он спрыгнул с седла и, поспешно отдав почести, запыхавшись, выговорил:

– Повелитель, Байрам-хан просит тебя немедленно вернуться в лагерь.

– Почему?

– Дели пал под натиском сил мятежников Хему.

Четыре часа спустя, когда весь отряд охотников с Акбаром во главе прошел через первую линию стражи, выставленной вокруг лагеря, солнце еще стояло высоко в ясном синем небе. Несмотря на украшенный кистями парчовый навес, затенявший его, у Акбара разболелась голова. От пота платье прилипло к телу, но ему было совсем не до того, так как он обдумывал гибельное известие о потере своей столицы. Неужели его правлению суждено закончиться, даже не начавшись?

Всего десять месяцев тому назад на самодельном кирпичном троне, наскоро возведенном на каменной площадке в центре военного лагеря моголов, он был объявлен падишахом Индостана. Еще свежо было горе от внезапной гибели его отца, падишаха Хумаюна, и Акбар стоял – не совсем уверенно, но гордо – под шелковым навесом, принимая почести Байрам-хана и других своих командующих.

Его мать Хамида совсем недавно смогла заставить его осознать, насколько бедственным было их положение в те дни, и что именно Байрам-хан, несмотря на то, что сам был из персов, понял лучше, чем кто-либо еще, что в первые часы и дни после смерти отца опасность для Акбара исходила изнутри – от честолюбивых военачальников, которые теперь, после кончины падишаха, оставившего в наследниках этого юнца, могли претендовать на трон. Большинству этих людей было не до сантиментов. Многие происходили из старых могольских кланов, чьи представители вместе с дедом Акбара Бабуром некогда основали новую империю на сухих равнинах Индостана. Кодекс степей всегда гласил: тактя тахта – «трон или гроб». Любой, кто чувствовал себя достаточно сильным, мог заявить о себе как о претенденте на трон. Так часто бывало в прошлом, будет и впредь…

Слон Акбара споткнулся, мысли юноши прервались, но только на миг. Уставившись на морщинистую серую шею животного, покрытую редкой жесткой щетиной, он вновь погрузился в свои мрачные мысли. Если новые сведения верны и Дели в самом деле пал, то все, что его мать и Байрам-хан сделали для него, возможно, окажется напрасным. Чтобы выиграть драгоценное время, они почти две недели скрывали смерть Хумаюна, пока верный слуга, внешне похожий на властителя, исполнял его роль перед народом. Каждый день на рассвете он надевал одеяние падишаха из зеленого шелка и украшенный драгоценными камнями тюрбан с плюмажем из перьев белых цапель и появлялся, как того требовал обычай, на балконе роскошного дворца на побережье в Дели, в крепости Пурана Кила, чтобы столпившиеся на берегу Джамны люди видели, что падишах Моголов жив.

Тем временем Хамида и ее невестка Гульбадан, тетка Акбара, с трудом убедили юношу тайно покинуть Дели. У него перед глазами так и стояло напряженное лицо матери, которая, держа мерцающую масляную лампу, трясла и будила его с тревогой в голосе: «Уезжай сейчас же – вещей не надо, – просто езжай!» Неловко спустившись с кровати, он дал ей набросить на себя темный плащ с капюшоном, такой же, какой она носила сама. В полусне, с головой, гудящей от невысказанных вопросов, Акбар следовал за ней узкими проходами и по винтовым лестницам, через ту часть дворца, где ему никогда раньше не доводилось бывать, в небольшой обшарпанный внутренний двор. Он, как сейчас, помнил резкий запах мочи – человека или животного, непонятно. Его ждал большой паланкин; в тени стояли Гульбадан и приблизительно двадцать воинов, в которых он признал людей Байрам-хана.

– Залезай внутрь, – шепнула Хамида.

– Зачем? Куда это мы едем? – спросил он.

– Здесь твоя жизнь в опасности. Не спрашивай. Езжай, и всё.

– Да не хочу я бежать! Я не трус. Мне уже приходилось видеть и кровь, и сражения… – возразил Акбар.

Гульбадан шагнула вперед и дотронулась до его руки.

– Когда ты был ребенком, в минуту опасности я рисковала своей жизнью ради твоей. Доверься мне сейчас и делай, как сказала твоя мать…

Продолжая спорить, Акбар вскарабкался внутрь, за ним сели Хамида и Гульбадан; последняя быстро затянула занавеси, скрывшие их. Он все еще помнил, какой грубой была та ткань – настолько она отличалась от шелков позолоченных паланкинов, в которых обычно выезжала семья падишаха, – и как накренились носилки, когда воины подняли их на плечи и понесли в ночь. Гульбадан и Хамида сидели напряженно и тихо. Наконец их страх передался и ему, хотя Акбар все еще не понимал, что происходит. И только когда они уже отъехали от дворца и от города на приличное расстояние, мать рассказала ему о заговоре с целью убить его, прежде чем он станет падишахом. В предместьях Дели остальные воины, верные Байрам-хану, встретили их и сопроводили в лагерь в пятидесяти милях от города. Неделю спустя сам Байрам-хан присоединился к ним с основной частью своей армии, и Акбар был провозглашен падишахом на престоле из наспех сложенных кирпичей. Байрам-хан тогда сопроводил Акбара с большими церемониями назад в Дели, где в мечети в пятницу хутба[4]4
  Хутба – мусульманская проповедь, совершаемая имамом во время пятничного полуденного богослужения в мечети, а также по праздникам. В Средневековье хутбой была также молитва о здравии халифа и местного правителя.


[Закрыть]
была прочитана уже с упоминанием его имени, возвещая всему миру, что он стал новым падишахом. Так они обскакали всех вождей кланов моголов, которым пришлось принести присягу Акбару, прежде чем любой из них успел замыслить новый заговор.

Тем самым было покончено с врагом внутри империи Моголов, но оставалось множество других за ее пределами, как показали нынче вести из Дели. Положение Моголов в Индостане было и в самом деле шатким. Вассалы, которые еще недавно клялись в верности его отцу Хумаюну, пытались освободиться, а в это время враги за пределами империи прощупывали ее границы. Но среди них только один – Хему – являл собой серьезную угрозу. Он не выглядел враждебно, этот безобразный на вид, но сладкоречивый маленький человечек без роду-племени, который, казалось, как по волшебству вмиг согнал целую армию и бросил вызов власти Моголов. Раньше его никто и знать не знал, но теперь Акбар задавался вопросом, кто такой этот Хему и чем он поднял своих людей на борьбу. Откуда такой успех?

Падишах въехал в сердце палаточного городка, главного военного лагеря. Восседая высоко в седле, он видел перед собой, в самом его центре, свой собственный шатер – ярко-алый, как и приличествовало шатру штаба командования, – и возле него почти такую же роскошную, с изящными навесами, палатку Байрам-хана. Главнокомандующий ждал на улице, весь его вид выражал нетерпение.

Едва Акбар успел слезть со слона, как Байрам-хан обратился к нему:

– Повелитель, тебе уже донесли, что силы Хему взяли Дели. Военный совет собран в твоем шатре и уже совещается относительно наших дальнейших действий. Идем к ним немедленно.

Проследовав за Байрам-ханом, Акбар увидел, что остальные военачальники и советники уже сидят в его шатре, скрестив перед собой ноги на огромном красно-синем ковре вокруг низкой золоченой скамьи, драпированной зеленым бархатом и предназначавшейся для падишаха. Когда Акбар занял свое место, они встали и оказали ему знаки почтения, но быстро сели обратно и тут же устремили взоры на высокого худощавого человека рядом с повелителем.

– Вызовите Тарди-бека, пусть расскажет всем то же, что и мне, – приказал Байрам-хан.

Несколько мгновений спустя в шатер провели могольского губернатора Дели. Акбар знал и любил Тарди-бека всю жизнь. Это был уверенный в своих силах воин с гор к северу от Кабула, рокочущий голос которого был под стать мускулистой громаде его тела. Обычно его глаза горели насмешливым блеском, но сейчас изборожденное морщинами и обветренное на солнце лицо в густой черной бороде было мрачно.

– Ну, Тарди-бек, доложи повелителю и совету, – холодно произнес Байрам-хан. – Рассказывай, как оставил столицу империи торговцу селитрой и всякому сброду.

– То был не сброд, а сильное, хорошо вооруженное войско. Хему, может, и низкого роду, но он – опытный военачальник и выиграл много сражений для тех, кто его нанимал. Теперь он больше не наемник и воюет за себя. Он поднял сторонников старой династии Лоди, настроенной вашим дедом против нас, повелитель, и кажется, даже самые гордые и самые благородные склонны ныне сделать то, к чему он взывает. Наша разведка сообщила, что большой отряд движется к Дели по равнинам с запада и что главная армия Хему – а она куда больше нашей, у них триста боевых слонов – через несколько дней доберется до нас. Не оставалось ничего другого, как только оставить город – или потерпеть неизбежное поражение.

Лицо Байрам-хана вспыхнуло гневом.

– Своим бегством из Дели ты дал знак, что любой мятежный мелкий вождь теперь волен восстать против нас. Я оставил тебя с гарнизоном в двадцать тысяч воинов…

– Этого было мало.

– Тогда послал бы гонца и держал осаду, пока не придет подкрепление.

Глаза Тарди-бека вспыхнули, и рука потянулась к рукоятке отделанного рубинами кинжала на поясе.

– Байрам-хан, мы знали друг друга много лет и бок о бок проливали кровь. Ты сомневаешься в моей верности?

– За свой поступок ты еще будешь держать ответ, Тарди-бек. Вопрос теперь в том, как возвратить то, что потеряно. Мы должны… – Байрам-хан прервался, когда человек с кудлатой каштановой бородой вошел в шатер. – Ахмед-хан, я рад, что ты вернулся невредимым. Что скажешь?

Акбар всегда был рад видеть Ахмед-хана. Этот человек был из тех, кто пользовался наибольшим доверием его отца Хумаюна и входил в круг приближенных к нему подчиненных. Бывший падишах назначил его губернатором Агры, но когда начались неприятности с Хему, Байрам-хан вспомнил про него и попросил его, как и прежде, выполнить роль командира разведки и организовать сбор сведений. Судя по тонкому слою пыли на одежде, Ахмед-хан был только что с дороги.

– Хему движется на Дели с северо-запада во главе своей основной армии из двухсот тысяч воинов. Если он будет идти так же быстро, то достигнет города примерно через неделю. Согласно тому, что удалось узнать от маленького отряда, который мои люди перехватили на пути к основной армии, он намеревается провозгласить себя падишахом. Хему уже присвоил этот титул и распорядился чеканить монеты от своего имени. Более того, он утверждает, что моголы – это чужеземные захватчики в Индостане, что правит там юнец и что корни нашей династии так слабы, что выдернуть их ничего не стоит.

Его слова, казалось, внесли в совет оживление, думал Акбар, наблюдая, как советники потрясенно переглядываются.

– Мы должны нанести удар именно сейчас – прежде чем Хему достигнет Дели и упрочит свои позиции, – заявил Байрам-хан. – Будем действовать быстро – перехватим его прежде, чем он туда доберется.

– Но риск слишком велик, – возразил командующий из Герата, с культей на месте левой кисти. – В случае поражения мы теряем всё. Нужно попытаться выиграть время, предложить переговоры…

– Чушь. С чего бы Хему вести переговоры, обладая такими силами? – сказал Мухаммед-бек, коренастый седой ветеран из Бадахшана с перебитым носом. – Я согласен с Байрам-ханом.

– Вы все неправы, – вмешался Али Гюль, таджик. – Выбор у нас один – уйти в Лахор, который все еще управляется моголами, и переместить туда войска. Тогда, набравшись достаточно сил, мы сможем разбить наших врагов.

На меня никто и не смотрит, думал Акбар, а тем временем грозный тревожный шум вокруг все нарастал. Байрам-хан хмурился и обводил присутствующих пристальным взглядом. Акбар знал, что он взвешивает свой следующий шаг. Падишах также был уверен, что стратегия Байрам-хана верна и что нападение – лучшая защита. Разве отец сам не признавал, что в своих военных кампаниях он слишком часто был готов отступить, и тем самым уступал врагу? В тот миг Акбар и решился. Им не изгнать его из Индостана, как отца. Править здесь Моголам предначертано судьбой, и более того, это предначертано судьбой ему самому. Стало быть, по-другому не бывать.

Акбар вскочил прежде, чем сам понял, что делает, и все взоры устремились на него. Все привыкли к тому, что он здесь просто присутствует, этот мальчик на престоле, слушает их беседы и спокойно одобряет принятые решения.

– Довольно! Как смеет хоть один из вас даже помыслить оставить империю? – проговорил он громко. – Не в наших обычаях сдаваться. Я здесь законный правитель. Мой долг – наш долг – завоевывать новые земли, а не отдавать отвоеванное нашими предками мелким узурпаторам. Мы должны атаковать Хему мгновенно – и растоптать всмятку, как слон топчет дыню. Я сам встану во главе войска.

Сев, Акбар невольно посмотрел на Байрам-хана, и тот едва заметным кивком дал знать, что выпад его главнокомандующему пришелся по нраву. Остальные советники и командующие поднялись, и большой шатер вдруг заполнился их голосами; на сей раз все выкрикивали одно: «Мирза Акбар! Мирза Акбар!» Сперва падишах почувствовал облегчение, затем гордость. Сейчас его не только признали амирзаде – кровным родственником Тимура, – они объявляли, что готовы следовать за ним с войсками в его первой военной кампании как за падишахом. Он заявил о себе, и, несмотря на его юный возраст, его не ослушались. Власть сладка…

Час спустя Акбар навестил мать на женской половине лагеря. Здесь шатры для сна и омовений были обнесены изгородью из высоких золоченых деревянных щитов, связанных вместе ремнями из воловьих шкур, и единственные ворота в них хорошо охранялись. Войдя в ее шатер, юноша почувствовал сладкий пряный аромат, который для него был связан с матерью с самого детства, – сандал. Запах разносился из серебряной курильницы в центре пола, от которой дым тонкой струйкой вился вверх к отверстию в крыше. Хамида лежала на шелковой цветастой подушке, в то время как Зайнаб, служанка, расчесывала ее длинные волосы, такие же темные, как у Акбара. По одну сторону сидела его тетка Гульбадан и, сосредоточенно нахмурившись, пощипывала струны немного потертой круглобокой лютни, которая когда-то принадлежала прапрабабушке Акбара, а та несла ее на себе, привязав на спину, когда моголы пришли сюда из Средней Азии. Акбар знал историю этой лютни в мельчайших подробностях, как и всю историю семьи. А еще он знал, что его тетка, женщина весьма разумная, к игре на лютне была неспособна, что ей и досаждало – инструмент никак не поддавался.

По другую сторону от Хамиды, вышивая тунику, сидела его нянька и кормилица, Махам-Анга. У моголов связь между кормилицей и ребенком монарших кровей, которого она выкормила грудью, была пожизненной. Поэтому собственный сын Махам-Анги Адам-хан, который всего на пару месяцев был старше Акбара, считался его молочным братом, связанным с ним узами, равными кровным.

При виде Акбара лица всех трех женщин просияли. Его мать Хамида, едва старше тридцати, со стройным станом и гладким лицом, подпрыгнула и заключила его в объятия. Гульбадан отложила лютню и улыбнулась. Она была немного старше Хамиды, тонкие линии уже пробороздили уголки ее светло-карих глаз, а длинные волосы она давно не подкрашивала хной, отчего по ним пробежали серебряные нити. Махам-Анга шагнула вперед и тепло его обняла. Она была выше Хамиды и Гульбадан, красивая, крупная и статная почти по-мужски.

Акбар был рад, что эти три самые дорогие для него женщины были здесь все вместе.

– Я иду к вам прямо с военного совета. Силы Хему захватили Дели, но он этот город не удержит. Завтра я поведу наши войска перехватить мятежника с главной армией, прежде чем та соединится с войсками в Дели. Мы победим Хему и заберем у него то, что принадлежит нам.

Акбар говорил, а Хамида не сводила с него глаз – янтарно-карих, как и у него самого. Он смолк, а мать все еще продолжала испытующе его разглядывать. Что творилось в ее душе? Остается только гадать.

– Сын мой, – произнесла она наконец с чувством, – я всегда знала, даже когда носила тебя под сердцем, что придет время и ты станешь славным воином и великим вождем. Этот час настал, и я ликую. У меня есть для тебя одна вещь.

Она шепнула что-то Зайнаб, и та поспешно вышла. Скоро вернувшись, служанка внесла нечто, обернутое в зеленый бархат, и положила его на ковре в ногах Хамиды. Мать встала на колени и откинула покров. Акбар увидел золотые доспехи отца и Аламгир – меч с рукояткой в виде орла, в отделанных сапфиром ножнах.

Броня и меч вызвали в памяти образ отца так ярко, что на мгновение Акбар закрыл глаза, чтобы мать не заметила слезы. Хамида с помощью Махам-Анги застегнула на нем доспехи. Хумаюн был высоким и мощным, но Акбар уже почти так же раздался в плечах, и броня села хорошо. Затем Хамида протянула ему Аламгир. Медленно достав клинок из ножен, юный падишах несколько раз рассек воздух. И вес, и размер – все было впору.

– Я ждала, пока не буду уверена, что ты готов, – сказала Хамида, будто прочитав его мысли. – Теперь вижу, что это так. Завтра, провожая вас в путь, я буду тревожиться, как мать, но и гордиться, как мать падишаха. Да помогут тебе небеса, сын мой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю