Текст книги "Кривозеркалье"

Автор книги: Алекс Психов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Я вылил оставшиеся бутылки в нужник. Очень символично. Вонь от вылитой в дерьмо водки выветривалась ещё несколько дней. Мать-Природа видимо решила мне помочь. Она прислала в наши края сильный тайфун.

Когда Ветер заглянул ко мне в гости, я занимался тем, что обшивал рубероидом деревянный каркас бани. Можно было остановиться и продолжить после того, как тайфун уйдёт. Но я решил доделать дело. Под порывами ветра я продолжил обшивать стены. В ход шло всё – руки, ноги, голова. Это был такой квест. Сможешь ли ты в тайфун, в одиночку обшить стены рубероидом. Я смог. И когда закончил – пошёл гулять в лес.

Тайфун приободрил меня. Я с радостью встретил это буйство ветра. Стоя на маленькой поляне, я смотрел как деревья раскачиваются из стороны в сторону. Я слышал скрип веток и стволов. По лесу летал мусор и оторванные ветви деревьев. Я радостно кричал, – Да, сука! Да!

Я перебрался в другое место. Стоя на возвышенности, я смотрел вниз. Зелёный ковёр располагавшийся внизу ходил ходуном. Под порывами ветра деревья дружно как по команде прижимались к земле, а затем выпрямлялись. Я отправился на дачный участок. Тайфун стал мне другом. Надеюсь.

5.

Дни лениво текли своей чередой.

Живя одиноко в собственной квартире, я практиковал цигун. Смирение освободило меня. Я смирился с тем, что столь поздно встал на Путь. Я смирился с тем, что не смогу в полной мере заниматься всем тем, что я хочу постигнуть. Я смирился с тем, что у меня нету столько времени, чтобы осваивать все интересующие меня техники. Я смирился с тем, что для окружающих я какой-то странный тип. Я смирился с тем, что у меня нет любимой женщины и детей от неё. Смирение даёт покой. Смиренные наследуют Землю. В моём сердце стала появляться гармония.

Рекомендации из аюрведы пошли мне на пользу. Я стал более избирателен в том, что потреблял в пищу. Я подкорректировал свой рацион. Приходилось балансировать между тем, что было мне нужно и тем, что я мог позволить себе купить. Никаких изысков. Я с детства готовлю себе еду.

Что касается цигун и йоги, то здесь я сделал упор на качество выполнения упражнения. Пусть меньше, но результативней. То же правило я применил в плане атлетики. Я продолжал комбинировать комплексы упражнений. Я отсеивал то, что мне не нравилось и оставлял то, что работало со мной. Я начал импровизировать и это давало результат.

Относительно медитаций я поступил следующим образом. Моя ментальность – это раджас. Ум в подчинении у эмоций и в вечном движении направлен на внешние объекты. Я перестал делать попытки «очистить ум», «отрешиться от всего», «опустошить разум». Напротив – я позволил своему уму блуждать. Блуждать по телу, сидя при этом в медитативной асане. Ум хотел быть в движении, и я дал ему это движение. Я направлял ум туда, куда нужно было мне. Где внимание – там и энергия.

В американской психологии есть хороший приём. Рефрейминг. Что-то типа переворачивание. Перевертывание. Как работает рефрейминг хорошо демонстрирует один анекдот.

Два старых приятеля встретились за жизнь поговорить. Один из них унылый и мрачный по причине того, что у него «не стоит». Второй отправил его к знакомому психологу. И когда год спустя они снова встретились, то наш первый герой был жизнерадостный и весёлый. Второй, увидев в приятеле произошедшую перемену, задорно спросил, – Ну что, стоит? – Нет, – радостно отвечает наш герой. – Зато как висит.

Есть люди, считающие себя проклятыми, или люди, постоянно попадающие в нелепые ситуации. В случае первых рефрейминг работает так – это не проклятие, это дар. Я не проклят. Я одарен. Во втором же случае нужно убеждать себя в том, что эти нелепые ситуации вносят в мою жизнь маленькие приключения. Это не нелепости. Это приключения. Однозначно лучше применять рефрейминг, чем гнобить себя до конца своих дней.

Выходя на улицу, я уже не торопился, чтобы поскорее закончить дело. Для того чтобы начать заниматься другим делом. Я уже не спешил, купив продукты, бежать домой и начать тренировку. Я начал смотреть по сторонам. Я начал смотреть в небо. Я начал смотреть на людей. Я смотрел, и я видел…

Дни лениво текли своей чередой.

6.

Апрель 2020. Второй месяц на руднике.

Итак – Фёдор Мосин улетел домой, и Черкисонский остался в своей смене один. Имеется в виду остался один в реагентных цехах. В связи с производственной необходимостью руководство вызвало с межвахтового отдыха одного из реагенщиков вахты номер два. Пока суть да дело, Черкисонскому отчасти помогал один из аппаратчиков. Это был Ярик. Как и я, и Черкисонский – Ярик работал на заводе с самого его запуска.

Однажды я пришёл на смену, и просматривая показания на мониторе увидел вещь, которая мне очень не понравилась. Пневмо-клапан вмонтированный в магистраль подачи известкового молока, медленно закрывался уже на протяжении часов семи. Я задал Черкисонскому вопрос по этому поводу. На что услышал ответ, который меня нисколько не удивил. Он туда даже и не смотрел. Расход раствора – да. Мешалки, насосы – да. Пневмо – клапан – нет, не моё это дело. Выразив свою позицию Черкисонский отправился в общежитие.

Поскольку цех приготовления известкового молока будет часто мелькать на страницах моего сочинения, считаю обязанным вкратце обрисовать его назначение и функциональность…

Небольшой цех с двумя емкостями. Ёмкость приготовления раствора, объёмом восемнадцать кубов и расходная пятидесятикубовая ёмкость, из которой раствор поддаётся в процесс.

На верхней площадке ёмкости приготовления находятся растарочный бункер, в который мы засыпаем известь и большая странная конструкция под названием пылеулавливатель. Естественно, что у этой конструкции имеется специальное название, но для всех это просто – пылеулавливатель. Пылеулавливатель соединяется с вытяжной системой известкового цеха и предназначается для мощного поглощения известковой пыли при растворении и выброса её в вытяжную систему. Пылеулавливатель уже давно не работает, то есть когда-то он работал – в самом начале, но потом как водится что-то пошло не так. Никто не мог вспомнить тот момент или причины, по которым пылеулавливатель дал сбой. Теперь при его включении пыль не всасывается внутрь, а наоборот вылетает из бункера. После нескольких неудачных попыток отладить этот сбой, все забыли или точнее говоря забили на этот агрегат. Теперь эта громадина просто числится среди прочего оборудования нашего цеха.

Растарочный бункер. Я так полагаю, что этот бункер был спроектирован специально для того, чтобы люди, работающие в этом цеху – страдали. Известь, поставлявшаяся на наш рудник, шла в бэгах (тюках) весом от пятиста до тысячи килограмм. Начиная с запуска и по данное время, как правило шли бэги по девятьсот килограммов.

Вся известь складируется на общем рудниковском складе и небольшими партиями периодически подвозится на фабрику. Бэги разгружают на площадке возле ворот известкового цеха. Площадка – это очень сильное слово. Оно подразумевает просто пустое место за воротами нашего цеха. Весной бэги стоят в грязи, летом под дождём, зимой под снегом. Та же беда на общем складе – громаднейшее количество тюков извести стоит под открытым небом и вбирает в себя влагу.

Если изначально, я имею в виду с момента запуска производства, – известковые тюки складировались в большом ангаре и стояли под крышей, то позже этот ангар у фабрики отжали под другие нужды. Тогда известковые тюки, выгружаемые на общем складе, стали грузить мелким погрузчиком в контейнера и уже в контейнерах подвозили на фабрику.

И вот тут в зависимости от умения водителя погрузчика (я говорю о мелких вилочных погрузчиках грузоподъёмностью в одну тонну), зависит качество бэгов, загруженных в контейнер. Бывало такое, что все тюки в контейнере превращались в какую-то рванину. В конце концов этот бесконечный перегруз всем надоел и известковые тюки стали хранить просто – под открытым небом.

Известь поставляется на рудник исключительно в зимнее время, по зимней трассе. В количестве, которого хватает (обычно), на год работы, до следующей зимы. Как правило ещё и остаётся. Завезенные бэги стоят круглый год, а то и дольше под открытым небом, вбирая в себя влагу. Так что можете представить во что превращаются тюки, стоящие на верхних рядах этой огромной кучи.

Каждый день работники реагентного отделения завозят известь с улицы в цех. В количестве напрямую, зависящем от расхода раствора. Мы же работники реагентного отделения растворяем эту известь. Кран-балкой мы поднимаем тюки с пола на высоту примерно десять метров, заводим бэг над растарочным бункером и аккуратно разрезав днище, ссыпаем реагент в бункер.

Как я уже говорил этот бункер проектировали какие-то садисты. Нижняя часть бункера плавно сужается и переходит в трубу, диаметром тридцать сантиметров, заведенную в ёмкость приготовления. Не в верхнюю крышку ёмкости, а в боковую сторону. Более того эта труба имеет колено в своей нижней части. Это колено под углом сто двадцать градусов заведено в ёмкость.

Известь, впитавшая влаги, меняет свою консистенцию, превращаясь из порошка в комки или глину. Для начала эту глину (в зависимости от её консистенции) нужно вытряхнуть из тюка, а потом пропихнуть через ссыпную трубу, с помощью различных приспособ, по типу шуровок и протыкалок. Каждый кто работал в нашем реагентном отделении занимался этой хернёй. Без исключения. Поверьте – там, в этом бункере всякое бывало.

Если вы думаете, что мы ни разу не догадались объяснить руководству нашу проблему – вы ошибаетесь. Мы живём в России. И этим всё сказано. То им не до нас. То – ребятки, здесь всё по проекту. То – потом. Обязательно сделаем, но потом. А воз и ныне там.

На нижней площадке, как говорят фабриканты – на «нуле», около ёмкости приготовления установлен перекачивающий насос. Соответственно для перекачивания готового раствора в расходную ёмкость. Перейдём к системе подачи раствора в процесс.

Под расходной ёмкостью стоят два перистальтических насоса. Внутри каждого из них имеется резиновый шланг внутренним диаметром 80 мм. Под воздействием вращающегося ротора, с установленными на его корпусе двумя башмаками, происходит перекачивание раствора, посредством надавливания башмаками на резиновый шланг. Всас – поступление раствора в насос, нагнетание – выход раствора из насоса. Один из этих двух насосов находится в постоянной работе, второй – в резерве. Оба насоса заведены в магистраль, состоящую из железных труб, соединённых фланцевыми соединениями. Эта магистраль проходит фактически через всю фабрику. В отделении измельчения магистраль поворачивает назад и возвращается в расходную ёмкость.

На отделении измельчения находиться специальная площадка, на которой установлены четыре дозирующих, перистальтических насоса меньшего диаметра. Два насоса из четырёх подают в процесс раствор известкового молока (они запитаны от циркуляционной, известковой магистрали), а другие два – раствор цианистого натрия (эти запитаны от циркуляционной магистрали цианида натрия).

Все циркуляционные магистрали в наших цехах, оснащены пневмо-клапанами, работающими от создающего подведенного к ним воздуха – давления. Посредством пневмо-клапанов в магистралях поддерживается нужное давление, излишки раствора возвращаются в расходные ёмкости…

Именно этот пневмо-клапан и закрывался уже на протяжении семи часов. Обматерив ушедшего Стаса Михайлова, я отправился в известковый цех. Всё оказалось даже хуже, чем я предполагал. Насос циркуляции работал в прежнем режиме, без перебоев. Я поднялся на расходную ёмкость и открыл люк, вмонтированный в крышу ёмкости, – естественно, что раствор не поступал назад в ёмкость. Это просто жопа. Я ясно ощутил дамоклов меч над своей головой. Весёлая ночь ожидала меня.

Я спустился к насосу циркуляции. У меня был один вопрос – дело в насосе или дело в магистрали? Есть один путь узнать – взять и проверить. Альбертино я решил пока ничего не говорить. Пока что-то не прояснится. Итак – дозирующий насос на измельчении без перебоев спокойно подавал раствор в мельницу, а это значит, что насос циркуляции подаёт раствор в магистраль. Возможно, что он подаёт его меньше, столько чтобы хватало на подачу в мельницу, но, чтобы не хватало на возвращение в ёмкость. Это реально если в насосе циркуляции появился дефект или на всасе насоса, возможно что-то не даёт в полной мере всасывать раствор. Я прислушался к работающему насосу. Ничего. Стандартный звук работы.

Пневмо клапан был полностью закрыт уже как часа три. Было странно, что этого никто не заметил. Ни диспетчер фабрики, ни служба КИПа. М-да. Всё что ни делается – всё к лучшему. Сегодня я был рад, что у нас киповцы пофигисты, а диспетчер не смотрит работу пневмо-клапанов. Можно было какое-то время действовать самостоятельно, без посторонних. Я принял решение переключиться на резервный насос. Переход на второй насос это как лотерея – повезёт не повезёт. Может произойти всё что угодно. Если сейчас будут проблемы с резервным насосом, то дамоклов меч упадёт.

Я открыл вентиля на всасе и нагнетании резервного насоса, подошёл к пульту управления и нажал зелёную кнопку «пуск». Настроил нужную на мой взгляд скорость работы насоса и поднялся на расходную ёмкость. Склонившись над открытым люком, я ждал. И дождался. Примерно с того места, где была заведена в крышку ёмкости циркуляционная магистраль – потек раствор извести. Я спустился вниз и отправился к монитору. Давление в магистрали чуть подскочило и пневмо – клапан стал открываться.

Я вернулся в известковый цех и стал анализировать ситуацию. Значит дело было в насосе или всасе насоса. Возможно что-то попало в область вентиля. Вентиля, расположенного на отрезке трубы, идущей от ёмкости к всасу насоса. Я начал раскручивать эту трубу. Внизу, там, где она соединяется с насосом циркуляции. Раскрутил. Осмотрел всас. Всё нормально – ничего нет. Я открыл вентиль. На всю. Поток извести хлынул на пол. Я подождал несколько секунд. Здесь тоже всё нормально, хотя возможно, что в трубе что-то и было. Песковая пробка. Я замыл пол и прикрутил трубу на место. И вообще всё это казалось мне странным. Я вернулся к монитору – пневмо – клапан открыт на сто процентов. Давление согласно установленному.

Я стал думать, что делать дальше. По идее нужно переключаться на основной насос. Он ведь в порядке. (Вроде как). А если раствор снова не пойдёт? Тогда я переключусь обратно на резервный насос и надо будет уже конкретно разбираться в чем дело. Я поставил на то, что сегодня был запечатан всас на ёмкости. Там, где труба от насоса врезается в расходную ёмкость. Обладая той информацией, которая у меня была – я пришёл к такому выводу.

Я переключился на основной насос и до конца смены мониторил подачу извести. Пневмо-клапан был постоянно открыт на сто процентов. Давление в магистрали не менялось. Согласно датчикам и показателям – всё было нормально.

Через пару смен я понял, что явно что-то не так. Давление не менялось вообще и пневмо – клапан был всегда открыт на 98–100 процентов. Я поднялся на расходную ёмкость, поднял крышку люка и узрел отсутствие возвращающегося в ёмкость раствора извести. Циркуляции не было. А значит, что в магистрали где-то пробка. И почему полностью открыт пневмо – клапан, если на него не давит раствор? Вот это мне было непонятно. Вообще никак. Он что крякнул? И почему давление в магистрали никак не поменялось? Одни странности. Проклятый известковый цех.

Я почувствовал, как дамоклов меч обрушился на меня. Я смотрел в ёмкость и анализировал ситуацию. Кто ещё в курсе? Заглядывали ли сюда Черкисонский с Альбертино? Что делать дальше? Начинать ли кипиш сейчас? Пиздец. И снова мне. Две недели ночных смен подходили к концу. Пятнадцатого числа мы выходим в день и через пару дней остановка на ППР. (Плановый Производственный Ремонт или скорее – Поговорили. Покурили. Разошлись). Надо тянуть до ППРа, оценивать ситуацию, извещать руководство. А пока – эти несколько оставшихся смен – осуществлять подачу извести любым способом. И пока раствор льётся в мельницу – пусть льётся. Ведь если раствор известкового молока не будет поступать в процесс, то тогда из всех находящихся на фабрике ёмкостей с пульпой начнёт выделяться синильная кислота. Смертельный яд.

7.

Проклятый известковый цех. Здесь с самого запуска начались проблемы. Да и вообще вся фабрика была спроектирована какими-то идиотами. Проект-чертёж рисовали два раза, выкинув на это большие деньги. Кто-то чей-то родственник или знакомый положили в карман хорошие деньги за проект-чертёж, в котором имелись грубые ошибки. Подрядчики, устанавливавшие технологическое оборудование менялись также два раза. Вторые исправляли косяки первых и пороли свои собственные. Абсолютно во всех отделениях фабрики имелись недочёты и просчёты. При монтаже оборудования совершались просто смешные ляпы. Всю эту историю под общим названием «пуск – наладка» можно рассказывать бесконечно.

В первый свой приезд на участок я пришёл на фабрику в тот же день, когда впервые запускали технологический процесс. И отделение приготовления известкового молока приветствовало меня поломкой оборудования. Вышел из строя демпфер одного из насосов циркуляции. Демпфер – агрегат, монтированный к каждому крупному перистальтическому насосу в наших цехах. Он предназначается для понижения вибрации труб, вызываемой работой насосов.

Проектировка цеха приготовления известкового молока вызывала у меня тихий ужас. Отсутствие какой-либо рабочей площадки на растарочном бункере вызывало опасность свалиться вниз с десятиметровой высоты. Наличие тонкой ссыпной трубы из бункера в ёмкость, вызывало забивание этой самой трубы. И тогда требовалось залазить в бункер, при отсутствии рабочей площадки и лестницы. Отсутствие ловушки для мусора перед перекачивающим насосом, вызывало попадание различного мусора в циркуляционную магистраль. Отсутствие промывочных штуцеров для подключения шлангов с технической водой, вызывало невозможность промыть ту же самую циркуляционную магистраль и другие трубы известкового цеха. Оба насоса циркуляции заведены в одну магистраль, то есть при наличии проблем с магистралью смысла в резервном насосе нет. Какой толк от запасного насоса если у тебя всего одна линия подачи раствора и проблемы на линии. Тоже самое с дозирующими насосами на площадке измельчения. Они оба заведены в одну тонкую трубу. Наличие каких-либо промывочных штуцеров также отсутствует. Посредине циркуляционной известковой магистрали находится ответвление, уходящее вертикально вверх на агитатор отделения сорбции, и спускающееся обратно вниз – в основную магистраль. Это ответвление высотой метров десять предназначается для двух дозирующих насосов, расположенных на агитаторе сорбции. Всасы насосов врезаны в этот вертикальный участок магистрали, в самой его верхней точке. Наличие промывочных штуцеров для этих двух насосов также отсутствует. Ну и пневмо-клапан. Были и с ним проблемы. Наличие потока раствора извести в вертикальном участке магистрали вызывало неравномерную работу пневмо – клапана.

Я лично столкнулся со всеми описанными проблемами. И не единожды. В период времени называемый «пуск – наладка» реагентное отделение курировал молодой парень, только что из института. Как теоретик он был молодец, но на практике он не сталкивался со всей этой реагентной дребеденью. Все недочёты, оставленные нам подрядчиками-установщиками, он постигал вместе с нами. Основной проблемой было то, что мы не могли донести наши изыскания до руководства. Любимая их отговорка – «Всё по проекту!».

Недочёты были во всех отделениях фабрики. Службы механиков, электриков, КИПа, и АСУ ТП (автоматическая система управления техническим процессом) разрывались на части устраняя все эти недоделы. Реагентное отделение никого не волновало. На нас никогда не было времени. Стоило больших трудов чтобы начать вести какие-то работы в наших цехах. Время шло и вместе с ним длились наши муки.

8.

В ту пору, а речь идёт о 2016–2017 годах вроде как что-то стало налаживаться на нашей фабрике. По крайней мере появился рабочий режим. Распределилась работа среди сотрудников службы главного технолога, куда входило и реагентное отделение. Техника для завоза реагентики стала приезжать вовремя в одно и то же время, технологи разбились на смены, устаканились технологические параметры, начал появляться алгоритм действий в аварийных ситуациях. А они были.

Моим напарником был парень Саня Скоков. Лет на семь моложе меня, он обладал поставленной речью и чувством юмора. Работы он не боялся, но и не искал её. Саня устроился на этот завод, отработав перед этим аппаратчиком восемь лет на заводе в своём родном городе. По нему было видно сразу, что он технолог. Он увидел огрехи проектировки фабрики не с чужих слов, а в процессе работы на ней. Именно Саня настаивал на установке ловушек для мусора во всех наших цехах. И со временем нам их установили. Скажем так – он знал, что значит слово «процесс». Ещё Саня самостоятельно понял, что наши руководители тупы и безграмотны. Не потому, что ему это кто-то сказал, а потому что он смотрел на результаты деятельности наших боссов. Мы оба уважали фантастику и это объединяло нас. Как и то, что нас обоих считали за каких-то чудиков.

Нашими сменщиками по реагентным цехам были Черкисонский и Царёв. Стас Михайлов и Царь. Первый механик, второй строитель. Технологами их назвать при всём желании язык не поворачивался. Контакта между нами и ними не было никакого. Если с момента запуска завода мы все общались друг с другом и обсуждали рабочие моменты, то в описываемый период времени – мы просто терпели друг друга. Возникали конфликты. Как правило по причине того, что Стас Михайлов с умным видом городил чушь. К нему не было бы претензий, работай он молча. Но работать он не хотел. Черкисонского я считаю специалистом по перекладыванию работы на чужие плечи. Ещё он любил лезть в процесс, не понимая, что делает и о чём говорит. Своими самодурными выходками он портил мои настройки подачи растворов. Бывало и такое что мне очень хотелось настучать ему по лицу. Прямо очень сильно хотелось. Мы с Саней двигали свои темы, а Стас Михайлов с Царём – свои.

Лень Черкисонского пошла мне на пользу. Он пялился в смартфон или спал, а я крутил гайки и въезжал что да как. Он перекладывал работу на мои плечи, а я, выполняя её понимал, что да как. Он не завозил реагентику, а я учился её завозить. Чем больше он оставлял мне работы, тем больше я врубался в процесс. Когда происходила авария – я первый вставал и шёл исправлять ситуацию. Я общался с киповцами и осушниками по теме нашего оборудования. Всё это давало мне опыт. Опыт того, как выходить из тех или иных ситуаций.

Цех приготовления известкового молока оставался самым проблемным цехом. Несмотря на то что мы установили на всех насосах промывочные штуцера и подвели шланги с технической водой, не смотря на то что дозировочные насосы подачи известкового раствора на отделении измельчения имели теперь каждый свою линию подачи, несмотря на то что нам установили рабочую площадку около растарочного бункера, несмотря на то что мы все реже и реже использовали дозировочные насосы находящиеся на агитаторе сорбции, и которые теперь также были оснащены системой промывки, несмотря на исправленные недоделы в трех других наших цехах, – несмотря на это оставался ряд проблем с подачей извести.

Перистальтические насосы циркуляции и циркуляционная магистраль известкового молока, а также садисткий бункер растаривания бэгов с известью – портили всю картину. При работе одного насоса циркуляции было очень сложно проверить работу второго насоса. Фактически каждое переключение с одного насоса на другой влекло аварийную ситуацию. Было очень сложно промыть один насос во время работы второго. И всё это – из-за идиотского и абсолютно безграмотного монтажа нагнетания обоих насосов в циркуляционную магистраль. Переделать что-либо в процессе работы не представлялось возможным, а на плановых ремонтах до нас не доходило дело. Или же закрывались глаза на наши проблемы…

Молодой парень, курировавший наши цеха перевёлся на другую должность. Две вахты на его месте работал тип с Узбекистана. Неплохой пацанила , но он тоже перевёлся. И тогда место куратора реагентного отделения заняла ОНА. Виктория.

Тридцать лет. Два высших образования. Разведена. Воспитывает дочь. Карие глаза. Неплохая возможность получить стаж ИТРовской должности. В реагентах – ни бум, бум. Она начинала с нуля. С новым куратором Черкисонский встал в позу: то я делать не должен, а здесь я занят. Делали мы с Саней. Делали всё что было нужно для нормального функционирования реагентных отделений. А дел было многовато.

Когда из-за перечисленных мной несколько выше проблем в известковом отделении, аварийно прекращалась подача известкового раствора, тогда начиналась просто жуть. Диспетчер фабрики и мастер смены кричат в рацию требуя восстановления подачи. Толком объяснять по рации о сложившейся ситуации не представляется возможным, потому как надо шевелиться чтобы исправить эту самую ситуацию. Как правило в цех кто нибудь прибегает и только мешает своим присутствием и вопросами. Или никто не приходит и тогда мы разруливаем всё сами, что тоже не очень хорошо.

Диспетчер просто не умолкает, спрашивая по рации, когда пойдёт молоко. Мы стоим втроём в известковом цеху. Я, Саня и Вика. Вика молча держит в руке рацию. Мы с Саней готовим план действий. Не идёт ли оно здесь в магистраль? Или не идёт оно на измельчении в мельницу? Основной насос неисправен, запасной запущен, вот его ротор вращается, без перебоев. Вроде всё работает, но в чём тогда дело? Анализируем ситуацию. Надо идти последовательно. С самого начала. Всё-таки нет подачи извести в магистраль из ёмкости. Запечатан всас. Но не на насосе, а в том месте, где труба врезается в ёмкость. Уровень адреналина в крови растёт. Сколько времени уже нет подачи? Интересно сильно ли упал PH?

– Надо залазить в ёмкость и прочищать всас, – говорит Санек и смотрит на меня. – Я полез. Нужно какую нибудь длинную хуйню, чтобы прочистить. Выключить мешалку. – Саня начинает раздеваться. Мне кажется, что его по тихой перемкнуло.

– Куда ты нахуй!? – говорю я ему. – Какая нахуй ёмкость. Пробуем одну вещь и если не пройдёт, то тогда уже полезем.

В цех никто так и не пришёл. Мы втроём. Вика молчит. Она на рации. Надо отдать ей должное – она спокойна. Я залажу на металлоконструкцию, расположенную поближе к проблемной трубе, в это время Саня тянет по полу шланг с водой. Вика остаётся у начала шланга, там, где кран. Санек протягивает снизу мне конец шланга. Беру его и располагаюсь поудобнее на стальном уголке. Открываю промывной штуцер, раздаётся резкий хлопок воздуха. Вакуум. Так и есть – здесь проблема. Вставляю кончик шланга в штуцер. Саня стоит возле пульта насоса. Киваю ему – он выключает насос. Для того, чтобы поддаваемая в трубу вода не уходила в насос, а давила в емкость. Киваю Вике – она открывает кран с водой. Крепко держу шланг руками. Чувствую, как давление воды отталкивает шланг от штуцера. Напрягаюсь. Момент истины. Или мы сейчас пробьём эту пробку или нам хана. Руководство порвёт нас. Вика смотрит на меня. И Пустота тоже смотрит на меня. Не оплошать бы. Слышу громкий хлопок внутри ёмкости. Давление в шланге пропадает. Получилось. Киваю Вике. Она перекрывает воду. Закрываю промывочный штуцер. Киваю Саньку – он запускает насос. Спрыгиваю на пол. Санёк поднимается на расходную ёмкость, открывает люк в крышке ёмкости. Ждём. Саня кричит сверху, что пошёл раствор. Я сообщаю диспетчеру, что можно включить дозировочный насос на измельчении.

Все втроём идём к монитору. Смотрим показания. Вроде всё нормально. Давление в норме. Пневмо – клапан в работе. Раствор извести подаётся. Выдохнули…

Однажды утром, мы с Саньком пришли на смену и обнаружили, что с ночи идёт сильный расход щелочи. Стас Михайлов как обычно был не в курсе дел. Мы поинтересовались у аппаратчиков и мастера смены об изменениях в процессе. Всё, как всегда, парни, не гоните. Но раствор куда-то уходил. Причём в приличном количестве. Десять кубов щёлочи куда-то делось. Это было что-то новенькое. Мы поставили в курс Вику и главного технолога. Также мы отключили циркуляционный насос подачи щелочи. Мы облазили всю фабрику и не обнаружили утечки. Мы поговорили с парнями из службы вентиляции, которые периодически брали раствор щелочи для промывки своих фильтров. Услышав озвученное нами количество ушедшего раствора, парни из службы вентиляции округлили глаза. При всём нашем желании, сказали они, мы не смогли бы столько взять вообще. Ситуация складывалась странная – раствор ушёл, и никто не знал куда. И его нигде не было видно. Чудеса. Понятно было одно, что где-то он всё равно есть. С Саней мы ещё раз обратились к главному технологу. Тот не замарачивался и валил всё на вентиляцию. Странно. Я сразу подумал, что либо он в курсе, где раствор, либо ему на всё наплевать.

Мы начали думать. И смотреть тренды на мониторе. Обнаружилась странная вещь. Всякий раз как аппаратчики просили диспетчера включить насос подачи щелочи, то раствора уходило в два раза больше, чем при их обычном процессе набора щелочного раствора. Саня пообщался с аппаратчиками еще раз. Те ребята были не в курсе событий. Тогда Санек засел за монитор, который находился в пользовании мастера смены. Мастер смены не возражал. Он думал, что мы занимаемся какой-то ерундой.

Через некоторое время Саня позвал меня. – Смотри, где раствор, – радостно сообщил он мне. И показал. Всякий раз как аппаратчики брали щелочной раствор себе в процесс, то на какое-то количество поднимался уровень в одной из ёмкостей, расположенной в закрытом для нас отделении десорбции. Вроде ничего странного – парни ведь берут раствор себе в процесс. Но только ёмкость то была не та, в которую они обычно берут. И уровень в ней поднимался не пропорционально тому количеству, которое уходило от нас. А в два раза меньше. То есть – наш раствор уходил в два места параллельно.