Текст книги "Пурпурный Свет"

Автор книги: Алекс Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Грин Алекс
Пурпурный Свет

1

Был поздний вечер, люди из собора разошлись, лишь отец Себастьян, как я и ожидал, задержался здесь.

– Рад тебя видеть, Мануэль! – При моем появлении он сразу оживился. – Я ведь частенько думаю – как там твои дела?

– Какие уж там дела,– сказал я и печально вздохнул.

– Да ты присаживайся, мой мальчик. – Он указал на ближайшую скамью, и сам сел неподалеку. – Понимаю, как тебе пришлось тяжело. Смерть любимой девушки, да еще при таких обстоятельствах...

– Полицейские всадили в нее десятки пуль... – тихо прошептал я, – она была совсем еще юной... и такой красивой...

Он так горестно покачал головой, будто это его любимая девушка умерла.

– Знаете, – продолжил я, – что-то сильно изменилось во мне с тех пор. То есть, я по-прежнему люблю Веронику, я по-прежнему от нее без ума. Но много думаю теперь о вещах, на которые прежде внимания не обращал... О Боге, о душе, о Добре и Зле, Рае и Аде, о Грехе...

Отец Себастьян воодушевленно закивал:

– Так оно и бывает, сын мой: наши горести пробуждают нашу мудрость. И часто прозреваем мы именно в беде. Не скрою, меня не раз огорчало прежде, что ты не приходил сюда так часто, как твоя мать.

– Да, – согласился я, – моя покойная мать была очень набожным человеком. Она любила долгие беседы с вами, в отличие от меня. Но теперь и мне хочется спросить вас кое о чем.

– Конечно, спрашивай, сын мой, – ободряюще улыбнулся он.

Я достал из куртки блокнот и раскрыл его. В скудном освещении собора мне с трудом удавалось разобрать собственные каракули.

– Вот, – наконец начал я, – первый вопрос: является ли самоубийство Великим Грехом?

– Безусловно! – подтвердил отец Себастьян горячо и несколько запальчиво, что даже удивляло, поскольку человек он был пожилой, грузный и довольно-таки оплывший. – Безусловно, это один из Величайших Грехов.

– Вы говорите "один из", значит, есть и другие?

– Увы, натура человеческая весьма изобретательна на грехи, в том числе и на величайшие из них.

– Убийство священника тоже ведь можно отнести к Величайшим Грехам, не так ли?

– Воистину так! А почему...

– Теперь по поводу Вероники. Только, прошу вас, отвечайте откровенно: она была Великой Грешницей, на ваш взгляд?

– Веришь ли, я молюсь за ее грешную душу каждый день. Он ведь была замечательным ребенком – Вероника. Всегда стремилась быть справедливой... Но люди с которыми она связалась...

– "Гвардия Рассвета", – подсказал я.

– Да, эта ужасная "Гвардия Рассвета"... Им не откажешь в хитроумии и коварстве – иногда и самых справедливых им удается увлечь на путь злодейства и греха.

– Вот здесь есть много непонятного для меня. – Признался я. – Их листовки бывают очень убедительными порой. Разве нынешняя власть и сама не погрязла в несправедливости? Разве главари мафии не имеют сегодня покровителей на самых верхах? Разве одинаков закон для бедного и богача?

– Все познается в сравнении, дорогой Мануэль. Когда государство слабеет и воцаряется анархия, число несправедливостей возрастает во сто крат! И потом, сколько невинных душ успели погубить эти борцы за народное благо! Мы ведь в 21 веке живем: о революциях теперь известно все – они неизменно приводят к еще большей тирании! Сегодня это просто очевиднейший из фактов...

– Значит, душа Вероники обречена гореть в аду...

– Мануэль, Господь дозволил человеку самому выбирать дороги свои. Но и отвечает за свой выбор также он сам! Ты ведь наверняка узнал из газет: они собирались взорвать Оперный театр во время благотворительного концерта!

– Да, я читал об этом, отец Себастьян. На том концерте должен был присутствовать Президент.

– А сколько бы заодно с ним погибло других людей, далеких от власти, и от политики вообще?!

– Вот почему вы сообщили в полицию об их планах? – спросил его я...

– О чем это ты, Мануэль? – Он сделал недоумевающее лицо.

Я снова полез рукой в куртку, в ней имелось чертовски много карманов. На этот раз я извлек на Свет Божий револьвер и навел его на святого отца.

– Вранье вряд ли относится к Великим Грехам, – размышлял я вслух, – Но с другой стороны, если лжет облаченный священническим саном...

Он улыбнулся, хотя и несколько неуверенно:

– Мануэль, ты пытаешься меня напугать? Но ты ведь вовсе не из тех, кто с легкостью нажимает на курок. Твою маму всегда больше беспокоили твоя доброта и твоя впечатлительность. Ей казалось: ты слишком мягок для этой суровой жизни. Да и с Вероникой, как я знаю, ты постоянно ссорился из-за ее связей с "Гвардией". Мой мальчик, опусти этот дурацкий пистолет!

– В чем-то вы, безусловно, правы. – Я держал его на мушке по-прежнему. – В смысле, дырявить людей – не мой любимый досуг. Но когда понадобилось стрелять в доктора Коэлито, я сделал это без особых проблем.

Вот тут он серьезно переменился в лице, сразу осунулся и побледнел:

– Господь всемилостивый! Так это ты убил доктора Коэлито?!

– Говорю же вам, это сделал я.

– Мануэль, Мануэль! Как ты решился на подобный шаг?

2

Да дело было совсем не в докторе...

Мне было так тяжело, когда Вероника умерла... Я думал – время – может оно смягчает боль. Но шли месяцы, а боль только росла...

Доктор Коэлито был известным психологом. Я так надеялся, что сумеет помочь хотя бы он...

Он заорал на меня при первой же встрече:

– Зеленоротый юнец! Кончай нянчиться со своей болью! Ты полагаешь, проблема в том, что ты влюблен в Веронику? А это не любовь вовсе!

Истинная любовь делает счастливым! Неважно – взаимна она или нет, жива ли твоя любимая или покинула этот мир...

Ты перепутал любовь с привязанностью, с желанием обладать...

– А ведь он, возможно, в чем-то был прав, – бормочет отец Себастьян, – вытирая платком пот, обильно струящийся по лицу, – хотя такой уровень понимания доступен далеко не каждому.

– Он действительно помог мне взглянуть на ситуацию по-новому. – Подтвердил я. – И я готов был согласиться с ним.

– Тогда почему...

– Я расскажу, отец Себастьян...

В следующий раз я посетил доктора Коэлито не в кабинете, а на дому. Без предварительной записи и глубокой ночью...

Он и проснуться толком не успел, а я уже привязал его руки и ноги к ножкам кровати.

– Какого черта ты вытворяешь, Мануэль?! – Возмутился он, не отводя взгляда от пистолета в моих руках.

– Вы любите жизнь, доктор?

– Еще как, черт тебя подери! Но почему...

– Я пристрелю вас через пять с половиной минут. Полагаю, у вас есть право об этом знать.

– Ты что рехнулся, парень?

– Абсурдный вопрос. Кто из нас доктор, а кто пациент?

От раздражения я выстрелил в подушку совсем рядом с его головой. Облако перьев взметнулось в воздух. Коэлито принялся кашлять и рыдать.

– Эй, вы ведь сказали, что любите жизнь!

– Ка... ка... конечно! – прорыдал он.

– Тогда к чему этот дурацкий плач?

– Но ты ж собираешься ее отнять!

– "Отнять, взять, получить"! Все сводиться к банальному обладанию! И вы считаете, это любовь? Любовь делает счастливым, доктор Коэлито. Неважно, взаимна она или нет. Даже скорое расставание с жизнью не должно омрачать той великой радости, которую дарила вам она. – Я выстрелил еще раз. Теперь пуля оцарапала ему ухо. Он зарыдал сильнее. – Не перепутали ли вы с любовью что-то совсем другое? Просто привычку? Или это пошлое желание обладать?

Проклятый доктор ни хрена не отвечал, только, знай себе, всхлипывал.

– Ну!!! – Взорвался я. – Мне чертовски нужен ответ!

– Н-н-не знаю! – Промямлил он.

– Мне вообще не понятно – куда подевался тот крутой мужик, что орал на меня в кабинете меньше двух дней назад?

– Я вовсе не такой, на самом деле, – сообщил он плачущим голосом, – это был просто терапевтический прием...

– Чего?

– Ну, мне показалось – ты такой размазня, и сам жаждешь, чтобы кто-то на тебя накричал. Вот я и решил тебе подыграть.

– Вы серьезно ошиблись, господин психолог. Я человек тихий, тактичный и деликатный. Но вовсе не размазня.

Я выстрелил ему в голову. Коэлито умер очень быстро. По всей комнате летал кровавый пух.

Эти окрашенные кровью пушинки, медленно плывущие в воздухе... Они что-то напоминают... Как будто диковинные красные звезды, но не из нашей вселенной – из какой-то другой...

На протяжении всего моего рассказа отец Себастьян, как игрушечный болванчик, с горестным видом однообразно раскачивал головой. Когда я закончил, он принялся еще и повторять:

– Что ты наделал, Мануэль! Что ты наделал!

В конце концов, мне надоела эта заезженная пластинка, и я сказал:

– Не стоит сваливать всю ответственность на меня одного.

– Но ты ведь убил человека!

– Ну, на самом деле, это не так. В смысле, не человека – трех человек. Или четырех.

– Вот как! У тебя проблемы со счетом до четырех?

– Да нет, просто с вашим убийством, а до него осталось совсем немного, число моих жертв возрастет до четырех. Но, с другой стороны: вы ведь еще не труп.

Он вдруг издал весьма своеобразное восклицание на вдохе, и принялся медленно сползать со скамьи.

Я склонился над упавшим отцом Себастьяном, и похлопал левой рукой по его щеке. Слава Богу, очнулся он быстро. Ведь времени у нас оставалось все меньше, а мы не все еще успели обсудить...

3

Леона Санчеса все называли не иначе, как Учитель Санчес.

– Я обращался со своей проблемой к психологу, но он ничем мне помочь не сумел. – Сообщил я ему при первой встрече. – Теперь не знаю, что и делать...

– Ты уже сделал, дорогой Мануэль! Ты ведь обратился ко мне.

– Но вы уверены, что справитесь там, где другой не сумел?

– Этот другой был конвенциональным психологом...

– Каким, каким психованным?

– Неважно, Мануэль, неважно. Мы с тобой займемся совсем другим – не формой, а Сутью! Мы будем говорить о Силе, и о Судьбе, мы вернем в твою жизнь и душу, и смысл!..

Все это Учитель Санчес сообщил мне на десятиминутной бесплатной консультации. Его мнение было однозначно: мне следует записаться на часовой платный прием...

Перед тем как умереть, доктор Коэлито успел основательно опустошить мой кошелек. Но прием у Санчеса стоил еще дороже.

Так к списку моих острых проблем прибавилась еще одна...

Деньги всегда были большой проблемой в нашем городе. Да и в стране – тоже. Возможно, такая лажа происходила и со всей планетой. Но о бедствии подобных масштабов мне страшно было даже просто подумать до недавних пор...

– Да, – кивает головой отец Себастьян, – в нашем городе всегда было много бедняков.

Теперь он похож не на болванчика, а на нахохлившуюся ворону. Кроме того, из его правой ноздри течет кровь. Сползая с низенькой скамьи, он умудрился расквасить нос.

Он пытается остановить кровь платком, и продолжает говорить:

– Хорошей работы здесь не найдешь. На фабриках выжимают из тебя все соки, и платят гроши. А безработные завидуют и таким... Твоей матери еще повезло – на химическом комбинате платили вполне прилично.

– Да, – киваю я, – на химическом комбинате...

Ей и вправду платили хорошо, когда она там работала. И когда заболела раком легких – ей выплатили солидную сумму на лечение.

На химическом комбинате, где делают тот самый стиральный порошок, который вы непременно видите в рекламных роликах по ТВ. Уже на подступах к комбинату вы чувствуете щедро разлитый в воздухе едкий запах соляной кислоты...

Если б не комбинат, наши матери не познакомились бы друг с другом, и не познакомился бы с Вероникой я...

– На химкомбинат берут далеко не каждого, – объясняю я отцу Себастьяну, – а мне непременно надо было заплатить Леону Санчесу. Вот почему мне пришлось ограбить Хромого Лукаса.

– И Лукас – тоже твоя работа? Вот так – без раздумий – ты отнял еще одну жизнь!

– Раздумья-то как раз были! И убивать я его не планировал. Просто поздним вечером заглянул в его овощную лавку, навел на Лукаса пистолет, и попросил дневную выручку. Я и маску ради него на башку нацепил – чтобы остаться неопознанным, и не иметь причин его убивать... Но он словно сбесился – этот Хромой Лукас: и деньги из кассы не вытащил, и орать на меня принялся...

– Еще бы: скольких сил ему стоило открыть эту лавку. Ведь он был один из немногих в вашем квартале, кто открыл собственный бизнес.

– Да уж – горбатился он, будь здоров. На себя самого, но поболее, чем иным довелось на других. Не хотел я его убивать. Жаль, что так вышло. Лишил человека радостей жизни за жалкую пачку зеленых бумажек... Хотя, никаких великих радостей в его жизни не было, если взглянуть с другой стороны. Довелось мне и в доме их побывать, когда я еще мальчишкой был. Что знала его семья, кроме работы да мыльных сериалов по телевизору? А в фильмы эти рекламу под завязку пихают! Хотя ролики про стиральный порошок иногда выходят довольно забавными... Жаль – не увидать ему больше ни одного!

Но Учитель Санчес не давал бесплатных уроков, и я должен был ему заплатить...

4

– Он тоже мне многое помог понять. Я бы сказал, дал очень важный толчок. Все, говорит, происходит с нами не случайно! Все имеет глубокий смысл, говорит.

Я даже опешил поначалу: какой такой смысл в том, что любимая девушка умерла?!

А он так посмотрел на меня проникновенно, и говорит: "Вот! Это и есть вопрос, над которым тебе очень стоит поразмышлять!"

И тут что-то прямо сдвинулось во мне, будто в мозгах переключатель какой повернули...

К нему домой я тоже нагрянул поздно ночью. Но, в отличие от доктора Коэлито, он все еще не спал. Работал за столом, документы какие-то бухгалтерские оформлял...

Сразу видать было – работящий человек, не какой-то там конвенционально психованный!

– Мануэль, ты что? – Он удивился, увидев мой пистолет.

Я объяснил, что убью его через несколько минут.

– Ты что, рехнулся, Мануэль?

Я задумался.

– Такие вопросы ведь не задают просто так. – Поразмыслив, сообщил ему я. – Наверно, это тот случай, когда сам вопрос уже является ответом.

– Погоди, погоди, – не унимался он, – объясни толком, в чем твои претензии ко мне, и мы, возможно, уладим все по-другому...

– Нет, – втолковывал я ему, – предрешенного уже не изменить. Но в ваших силах изменить свое отношение к тому, что должно произойти...

Он попытался врезать мне настольной лампой по голове. Но его руку резко дернуло назад.

– Вы позабыли выдернуть шнур из розетки. – Объяснил я, и выстрелил ему в правую ногу.

Он рухнул на пол, и пополз к выходу, при этом вопя:

– Помогите! Полиция!!!

Я тщетно пытался ему помочь:

– Отнеситесь с большим доверием к происходящему с вами, господин Санчес! Постарайтесь понять его скрытый смысл.

Но он не переставал визжать, пока я не выстрелил ему в затылок... Это было так трудно – уйти не поскользнувшись на его мозгах – весь пол у выхода был забрызган ими...

5

Отец Себастьян заметно дрожит – как будто все, о чем я рассказал, происходило не со мною, а с ним.

– Но почему, по какой причине тебе понадобилось их убивать? – В недоумении вопрошает он...

На самом деле, все началось еще до встречи с доктором Коэлито. В первые дни после гибели Вероники...

Тогда я впервые и задумался о серьезных вещах: о вечном и преходящем, о грехах и добродетели, о теле и душе...

– Лучше б ты этого не делал... – удрученно бормочет отец Себастьян.

– Вы и впрямь так считаете?

– Нет, нет, – он, наконец, немного взял себя в руки, – это вырвалось как-то само собой...

– Я ведь всю свою жизнь пересмотрел, отец Себастьян, и сильно опечалился! Все время я только и делал, что помогал другим, улаживал чужие дела, гасил конфликты своих приятелей, и никогда ни с кем не ругался сам...

Я делал слишком много хорошего, и слишком мало плохого. Судя по всему, душа моя после смерти должна была попасть в рай. Я пришел в ужас, когда сообразил, куда все идет!

– Почему тебя это напугало, ради всего святого?! Почему?! Мануэль, я, вообще перестаю хоть что-нибудь в твоей чудовищной истории понимать! – Отец Себастьян вытирает пот со лба окровавленным носовым платком, и на лбу его остаются извилистые красные полосы.

– А я-то надеялся: вы поймете меня лучше любого другого. – Устало вздыхаю я. – Что же здесь непонятного: ведь Вероника точно не попадет в рай. Так на хрена мне нужен этот рай без нее?!

Вы так и не поняли, что я люблю ее до сих пор?! Я и сейчас вижу перед собой ее чудесные глаза цвета морской волны. Она вся была как пришедшая в гости морская волна...

Она любила гулять по берегу, а я боялся всегда, что море отберет ее насовсем...

Вероника купалась на пляжах без буйков, и заплывала так далеко, так далеко...

И возвращалась, как жемчужина, рожденная пучиной. Тысячами жемчужин блистали капли воды на ее золотом теле...

Но я смотрел не на тело – в ее зеленые глаза.

"Русалочка, русалочка, – шептал я, – ты ведь не бросишь меня ради моря?"

"Ради моря нет, – обещала она, смеясь, – ради моря нет".

Но забрало ее не море, ее забрал ад. Все грешные души попадают именно туда...

И я тоже должен стать грешником, если после смерти хочу увидеть мою Веронику вновь!

6

– Погоди-погоди, – отец Себастьян вскакивает со скамейки и принимается ходить туда-сюда, – погоди-погоди... ты как-то слишком буквально понял догматы веры! Как-то слишком упрощенно...

– Нет, нет, – заверяю его я, – этой темой я занялся очень серьезно, стал много читать...

– Лучше б ты этого не делал, – качает он головой, – лучше б ты этого не делал...

– ... древних авторов и современных... И даже не только христиан. В других религиях тоже говориться про рай и ад.

Про это хорошо сказал Учитель Санчес: есть идеи, к которым люди приходят независимо друг от друга, поскольку речь идет о знаниях, спрятанных в нашей собственной душе.

– Если они и впрямь скрыты в твоей душе, – отец Себастьян явно нервничает, – то почему ты узнаешь о них от других – от Санчеса, или из этих проклятых книг?!

– Не только, не только. Книги дают лишь толчок. Пробуждают внутреннее зрение. Но после...

Это случилось после очередного посещения библиотеки... Как обычно, я взял несколько книг сразу. Читал, прыгая от одной к другой...

Я плохо соображал в те дни. Ходил, как в лихорадке. Так же и читал... Тут выхвачу кусочек, там...

Это были какие-то стихи... "Баллада о Тамплинсоне" – кажется, они назывались так...

Всего я и не помню. Но в память врезался один фрагмент:

"И Тамплинсон взглянул назад,

И увидал в ночи

Звезды, замученной в аду,

Кровавые лучи..."

После этого оно впервые и появилось...

– Что оно? – Прерывает долгую паузу отец Себастьян.

– Видение...

Моим глазам предстала черная бездна. Огромная, беспредельная...

Кое-где в ней вспыхивали зловещие, багровые огоньки. Я знал, что каждый такой огонек, каждая багровая звезда – это горящий на костре грешник.

Такое странное пространство без опор. Просто острова, висящие в пустоте... И на каждом горит костер.

Вероника... Вероника тоже находится там. Она сгорает в мутном пламени ада, и возрождается из пепла опять. Снова и снова, снова и снова...

Но я знаю – если доберусь к Веронике, если мы будем гореть вместе – это многое сможет изменить...

Я вижу отчетливо, как меняется даже сам свет костра! Он становится ровным, пурпурным и чистым, когда два любящих сердца сгорают в аду...

7

– Я понимаю, все это приводит в сильное волнение тебя. – Говорит отец Себастьян. – Но полагаться на одни эмоции нельзя. Иногда, эмоции плохой советчик. Мир видится искаженно в лихорадке чувств...

Взять, к примеру, эти стихи, я ведь с ними хорошо знаком, изучал во время учебы. Их написал англичанин Редьярд Киплинг. Только никакая это не "баллада", и называются они "Томлинсон". Обрати внимание "том", а не "тамп"!

Есть несколько переводов "Томлинсона" на испанский, но ни один не похож на строки, которые ты прочитал. Никакой "Баллады о Тамплинсоне" попросту не существует, а ты не сумел хорошо запомнить всего несколько строк...

– Говорю же вам – стихи были просто толчком, главное – мое видение...

– А уж к видениям, Мануэль, надо относится еще осторожнее!

– И это говорит священник?! Разве не посылал Господь видения пророкам своим, апостолам и святым, а, случалось, и людям простым и грешным?

– Случалось и такое, – без особого энтузиазма признает отец Себастьян, – но ведь искушает видениями и дьявол, да и просто расстроенное воображение порождает иногда пустые галлюцинации.

– Вот и расскажите: как отличить видение истинное от пустой галлюцинации?!

– Я?! Как я могу об этом рассказать?!

– Но вы же священник, вы должны знать об этом гораздо больше людей мирских!

– Священник, которого готовили к работе в захолустном и нищем городке...

– Да вы наверняка были отличным учеником: этого Киплинга, небось, учили лет двадцать назад, а помните лучше меня!

– Нам хорошо развивали память: литература, латынь, английский. Но толковать видения прихожан – нет, к этому нас не готовили. Тебе необходим какой-то выдающийся богослов...

– Ну, уж нет! – Я подхожу вплотную и гневно смотрю в его бегающие глаза. – С меня довольно! Я прихожу с проблемой к болтуну-психологу, и он совершенно не в силах мне помочь. Потом гуру-шарлатан – и этот ничем не лучше... Ладно, оставалась надежда на священника... И что же предлагает священник?! Он отфутболивает меня дальше – к неведомому богослову...

Нет! Иногда, нам случается попасть в какую-то дурную бесконечность, в дурацкое хождение по кругу... Но мы всегда можем проявить ответственность и разорвать порочный круг!

План действий у меня уже есть. Я надеялся обсудить его и с вами. Но если вам нечего сказать, отец Себастьян, я перейду от слов к делу.

– Нет, нет, Мануэль! Ты не совсем верно понял! Я ведь именно и намеревался обсудить твой план! Просто, в виде скромного предисловия, сообщил, что у какого-нибудь особо выдающегося богослова это вышло бы еще лучше... Так что ты рассказывай, Мануэль, рассказывай, мне очень интересен твой план...