Текст книги "Мактуб. Ядовитый любовник"
Автор книги: Алекс Джиллиан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
– Никогда не спорю с позицией художника, – произносит Сальма, давая понять, что не согласна со мной. – У вас есть Муза?
– Каждая из них написана на моих полотнах.
– А постоянная? Вопрос в тему личной жизни.
– Для вас или для читателей? – скептически ухмыляюсь. – Я отвечу на доступном и простом языке. Если бы у меня была страница в соц. сетях, то в графе статус я бы написал: нахожусь в одноразовом поиске.
– Вам двадцать семь лет, неужели никогда не хотелось завести постоянную музу?
– Заводят собак, кошек и рыбок. Кто-то заводит питонов и шиншилл. Существуют и те, кто заводит людей, с этим сложно поспорить. Я же предпочитаю свободный и взаимовыгодный тип отношений.
Она какое-то время молчит, прощупывая меня изучающим взглядом, выискивая намёк на неискренность.
– Что вас вдохновляете, помимо одноразовых Муз? – продолжает Сальма.
– Люди. Новые лица и города, – перечисляю я, скользнув взглядом по развешенным на стенах студии копиям картин великих художников, затронувших меня лично. – Удивительные сочетания красоты и уродства, блеска и нищеты; и, конечно, эмоции и чувства. Такие, как страсть, боль, желание, скорбь, одержимость, похоть, распущенность. Многие очень ярко и насыщенно проживают свою жизнь, а я тот, кто пишет, ловит момент, мгновение и сохраняет его.
– А как насчет работ с явно доминирующим контекстом. Связанные запястья, кожаные ремни?
– Вы неправильно трактуете, мисс Рами. Портреты, о которых идет речь, показывают уязвимость женщины, ее сексуальность и… могущество.
– В чем же оно? – скептически интересуется Сальма, прикусывая нижнюю губку.
– В век свободных самоуверенных женщин слабость и уязвимость стали огромной редкостью, я лишь иду навстречу спросу, – невозмутимо поясняю я свою позицию.
– А я считаю это завуалированной популяризацией садизма. Безликие, связанные, голые женщины, в моем понимании, не сочетаются с могуществом. Вы обнажаете их, скрывая лицо, желая обладать ими единолично? Это ли не есть доминирующая позиция?
– Людям свойственно находить порок, разврат и несовершенства даже в святыне. Искусство остро подчеркивает то, кем мы являемся на самом деле. Прекрасное и отвратительное имеет очень тонкую грань, запечатлеть которую дано не каждому, единицам, избранным. Именно потому, как мы смотрим и понимаем те или иные произведения, стихи, картины, музыку, можно судить о нас самих. Творец открывает нам душу, но если мы пусты, то не видим в ней ничего, кроме грязи. Наши мысли и восприятие – это отражение той мерзости, что каждый носит внутри.
– Браво, вы еще и философ. Я заинтригована. Извиняюсь за неудобные вопросы, но я так работаю. У каждого свои методы.
– Бесспорно, – не могу не согласиться. – Итак, у вас все? Или позволите мне написать ваш портрет?
– Что? Мой? Нет, – слишком активно отзывается Сальма. – Уверена, что в Elite найдется огромное количество желающих позировать молодому и многообещающему сексуальному фотографу.
– Вы на удивление осведомлены, – сухо констатирую я, пропустив мимо ушей комплимент.
– Я сама когда-то работала в этом модельном агентстве, – Сальма отводит взгляд в сторону, потом отпускает вниз. До побелевших костяшек сжимает диктофон. – Я родом из Сирии, пришлось бежать сюда, когда начались военные действия. Уже здесь я познакомилась с Ильдаром Видадом, директором Elite. Он мне помог в очень трудный жизненный момент.
– Так почему же ушли? Мало платил? – спрашиваю я, удивленный неожиданной откровенностью. Или возвращает долг за то, что я ей рассказал о семье?
– Достаточно платил, – резко отзывается она, закрывая тему Ильдара. – Просто пришло время. Как вы недавно выразились – осесть, а не прыгать по бесконечным фотоссесиям и вечеринкам. Год назад я сменила профессию модели на журналистику. Но связи с девушками остались. А можно еще вопрос?
– Если согласитесь позировать, то я отвечу на любые, которые придут в голову, – с лукавой улыбкой обещаю я.
– Что вы думаете об убийствах девушек? Вы же знали их, да? Я знаю, что в выставке участвует портрет Марьям.
– Сальма, – сдержанно начинаю я. – ФБР меня опросило, как и всех, кто имел контакт с убитыми. Я не хочу снова касаться данной темы. Молодые и красивые фотомодели убиты – ужасная трагедия. Я сочувствую их семьям.
– У них нет семей, – закусив губу, Сальма расправляет на юбке несуществующие складки. – Все они беженки, такие же, как я. Кто бы ни был убийца, он это знает.
– Вы боитесь? – мягко спрашиваю я, хорошо понимая причину ее страха.
– Думаю, что весь Нью-Йорк боится. Серийные маньяки всегда внушают ужас. Вы видели эти снимки? Что думаете?
– Вам не понравится ответ, – качаю головой, встречая ее встревоженный настойчивый взгляд.
– И все же?
– Убийца талантлив, обладает тонким художественным вкусом, нестандартным видением и пониманием того, что он делает, и зачем он это делает, – бесстрастно перечисляю я.
– Думаете «Ядовитый любовник» не остановится? – неосознанным жестом теребя серёжку, напряженно спрашивает мисс Рами.
– Нет, – качаю головой. – Для него убийство стало искусством. Попробуйте забрать у меня кисть, и я начну писать кровью.
– Вы сумасшедший, – нервно смеётся Сальма. – О ваших странностях уже слагают легенды.
– Создайте собственную. Всего несколько часов, – с облегчением перехожу к более приятной теме. – Больше не понадобится. Я найду для вас лучшую шляпу из всех, что есть. Только представьте: сотни людей будут любоваться вами, не подозревая, кто изображен на портрете на самом деле. – Решайте сейчас. Завтра придет другая девушка, и это ее портрет будет украшать стены галереи, приковывая к себе взоры многочисленных ценителей искусства.
– А вы искуситель! – Фыркает Сальма, явно сдаваясь. – Что я должна сделать?
– Раздеться, – брови девушки изумленно ползут вверх, щеки заметно алеют.
– Совсем?
– Вы же бывшая модель? К чему лишняя скромность? – невозмутимо спрашиваю я, разглядывая мисс Рами. – Оставьте только туфли. И садитесь на стул.
И Сальма внимает моим словам и «отбрасывает лишнюю скромность» вместе с одеждой. Ее янтарные глаза вызывающе смотрят в мои, губы приоткрыты в чувственной улыбке. Последний элемент, прикрывающий наготу, падает к обутым ногам, и грациозно перешагнув через него, она присаживается на край стула.
– Надеюсь, портьера достаточно чистая? – с ухмылкой уточняет девушка. Если бы я знал. Я детально разглядываю ее тело. Уверен, что ни один художник не смотрел на нее так. Она смущена, но пытается выглядеть смелой. Ситуация не совсем стандартная. Мисс Рами пришла брать интервью у неизвестного художника, а в итоге оказалась голышом на стуле. Так что ее дискомфорт и неловкость уместны.
– Расслабься, у тебя потрясающее тело, но ты и сама об этом знаешь, – мягко, почти ласково улыбаюсь я. – Сядь боком, а корпус поверни ко мне. Покажи свою красивую грудь. Позволь мне насладиться зрелищем. – Приободрившись, Сальма с большей уверенностью следуют моим указаниям. – А теперь согни правую ногу в колене и приподними, спину старайся держать прямой, – девушка сдавленно смеется. – Божественно, Сальма. Возьмись левой ладонью за правое колено и удерживай его. Пятка должна свисать. Постарайся не потерять туфли.
– Как насчет лица? Мне как-то прикрыть его волосами?
– Минутку. Замри сейчас… Отлично. Как долго сможешь продержаться?
– Полчаса, думаю, смогу, – задумчиво отвечает она.
– Умница. Ты восхитительна, – оторвавшись от подоконника, я направляюсь к небольшому покрытому пылью шкафу. Открыв, отодвигаю ящики с аксессуарами. Подходящий головной убор у меня только один. Широкополая фетровая черная шляпа. Не самая изысканная модель, но сойдет за неимением лучшего, как говорится.
Вернувшись к девушке, я молчаливо встаю перед ней, осторожно надеваю головной убор и аккуратно расправляю волосы по плечам. Сальма вздрагивает и задерживает дыхание, когда кончики моих пальцев дотрагиваются до ее кожи. Прежде чем скрыть пылающее лицо за широкими полями, мы ненадолго встречаемся взглядами. Я касаюсь ее щеки, провожу большим пальцем по губам, приоткрывая их, неглубоко толкаю внутрь и, смочив слюной, веду ладонью вниз, вдоль тела, оставляя влажные следы и табун мурашек. Она шумно втягивает воздух, когда я зажимаю двумя пальцами ее мгновенно затвердевшие соски.
– Что ты делаешь? – растеряно шепчет мисс Рами.
– Ты должна выглядеть возбужденной и сексуальной, Сальма, источать соблазн, искушение, – чувственным голосом говорю я, переключаясь на другую грудь и проделывая с ней тоже самой. Девушка вздыхает и сжимает бедра. – Нет, не сдерживай. Позволь этому вырваться, – хрипло прошу я. Дотрагиваюсь до ее колена, медленным, но уверенным движением, и спускаюсь по внутренней стороне бедра прямо к сосредоточию ее женственности.
– С ума сойти, – бормочет девушка, задыхаясь. Пальцами раскрываю нежные влажные створки, неторопливо лаская разбухший клитор. Пробормотав что-то невразумительное, она расслабляет ноги, слегка расставляя колени, но удерживая позу, в которой ее увидят тысячи, а, может, и миллионы. И, когда с ее губ срывается первый стон, я отстраняюсь, резко убираю руку, разворачиваюсь и иду к мольберту. Я торопливо снимаю готовый портрет и приступаю к подготовке чистого, девственно-белого. Есть нечто чувственное в этом моменте, неповторимое. Безупречный белый цвет скоро будет скрыт под уверенными насыщенными мазками. Я верю, что вселенная создавалась точно также – с чистого холста. Пока я обустраиваю рабочее место, Сальма не сводит с меня поплывшего, туманного взгляда, обескураженного и немного разочарованного внезапной остановкой.
– Опусти голову, – прошу я, закончив. Она беспрекословно выполняет. Идеальная модель. Не знаю, как она пишет статьи, но позирует изумительно. Теперь все готово. Взяв в правую руку карандаш, я приступаю к эскизу. Быстрыми, точными штрихами фиксирую каждый изгиб стройного тела Сальмы Рами, стараясь не упустить ни малейшей детали. С дотошной точностью переношу на холст родинки, мелкие шрамы, полученные в детстве, след от пореза на правом бедре, выступающие мышцы ног и рук, прочерченный пресс, пирсинг в пупке и влажный блеск от испарины на хрупких плечах. Обладая большим опытом, я работаю быстро, профессионально, но Сальма не выдерживает заявленные полчаса, начиная ерзать гораздо раньше.
– Три минуты, и я тебя отпущу, – обещаю, и справляюсь за две. – Готово. Теперь можешь расслабиться.
– Фух, – с облегчением выдыхает девушка, отпускает затёкшую от напряжения ногу и поворачивается ко мне.
– Можешь одеваться, – убирая в ящик принадлежности, сообщаю я. Подняв голову, встречаю недоумевающий взгляд. – Я сделал только эскиз, – поясняю терпеливо. – Мы продолжим в другой день, когда у тебя появится время.
– Я могу посмотреть? – любопытствует Сальма, наклоняясь, чтобы поднять свои кружевные крошечные трусики. Ну, что я могу сказать? Без них она мне нравится больше. Я давно уже заметил, что вместе с одеждой женщина одевает самоуверенность и независимость. Только голая душой и телом девушка говорит правду и подчиняется.
– Ты увидишь, когда работа будет закончена, – безапелляционно сообщаю я и накрываю мольберт белой тканью. В карамельных глазах все еще мерцает ожидание, но, к сожалению, и моему дискомфорту, оно не будет оправдано. – Сообщишь, когда будешь готова продолжить.
– Я могу идти? – изумленно спрашивает девушка. Я коротко киваю, не двигаясь с места. Поджав губы, мисс Рами нервно одевается, не глядя на меня.
– Я вряд ли выкрою время до выставки, – после непродолжительного напряженного молчания, резко говорит она, застёгивая блузку.
– Мы можем пойти на мероприятие вместе, – предлагаю я, невозмутимо улыбаясь. – И после закончим вечер здесь.
– Это приглашение? – закидывая на плечо ремешок от сумочки и поправляя волосы, Сальма вопросительно смотрит мне в глаза.
– Да. Если, конечно, ты свободна.
– Я согласна, – очень быстро отвечает девушка.
– У меня есть одно условие, – сообщаю небрежным тоном. Она возмущенно фыркает.
– Что?
– Если выполнишь, то картина твоя. Бесплатно. Получишь ее сразу после следующей выставки, какую бы цену мне за нее не предложили, – вкрадчиво озвучиваю преимущества сделки.
– И что за условие? – задумавшись над моим предложением, спрашивает Сальма.
– Мое интервью не выйдет в печать.
Она хмурится, бросив беглый взгляд на часы. Уверен, что отведённое на интервью время давно закончилось.
– И что я скажу редактору?
– Художник был пьян и не открыл дверь, – ухмыляюсь я. Кстати, вариант вполне правдоподобен.
– Почему?
– Придумай причину. Ты же умная, а запись сотри сейчас. При мне.
И мисс Рами действительно удаляет запись или только делает вид, но, когда она через пару минут покидает мою квартиру, я на всякий случай совершаю страховочный звонок:
– Сальма Рами, репортер Art Newspaper. Интервью с Джейдоном Престоном, – сухо произношу и сбрасываю вызов.
Глава 3
«Предчувствую это. Будет страсть и неистовство.
Ревность. Отчаянье. Горечь. Что-то во мне погибнет. В нем тоже».
Джону Фаулз «Коллекционер»
Рика
– «Твоим координатором и консультантом по восточной культуре будет Зейн Хассан», – передразниваю деловой и превосходствующий тон голоса Стефана Смита, который всегда разговаривает с младшими агентами, как с бесправными идиотами или его личными гончими, вынужденными безропотно подчиняться его приказам.
Резко срываю с себя мешковатое черное худи, и кручусь перед большим зеркалом в ванной, представляя на месте своего отражения главу отдела по «Национальной безопасности», который таки официально допустил меня до расследования дела под кодовым названием «ядовитый любовник». Показываю воображаемому Смиту средний палец. Даже если бы Стефан был рядом, от подобного жеста меня удержали бы только связанные руки или склеенные клеем пальцы.
– Неужели не нашлось другого кандидата, – раздраженно ворчу я, разговаривая сама с собой. Любая бы на моем месте вспыхнула. Общаться со своим бывшим мужчиной, то есть с Зейном, по работе и делать вид, что ваши отношения когда-то не закончились ядерным взрывом – то еще удовольствие. Он первый парень, с которым у меня сложилось нечто серьезное, длинною в год, и разошлись мы, мягко говоря, не красиво.
Если коротко, саундтреком к нашим отношениям и расставанию стал бы тяжелый реквием, обрывающийся на кульминационных нотах – все потому, что я не стала слушать его оправдания, обещания «исправиться и измениться ради меня» и извинения, подкрепленные шикарными букетами, подарками и прочей шелухой. Я бы с удовольствием расцарапала его смазливую физиономию подаренными безделушками, но, увы – было жаль тратить свое время и нервы на этого бабника. Как только узнала о многократном предательстве Зейна, я молча забрала свои вещи из убогой квартирки, которую он снимал для нас, и ушла, бурно отметив наше расставание в клубе, собрала девчонок и устроила дикие танцы на барной стойке и обмывание новой свободной жизни текилой. Жизнь одна, и ни один член не стоит того, чтобы по нему убиваться дольше, чем положенные двенадцать минут истинной боли, отмеренные нам учеными. «Душевная боль длится 12 минут, остальное – самовнушение» – эта прекрасная цитата, которую я подчерпнула из твиттера еще в подростковом возрасте, всегда избавляла меня от игры в «королеву драмы».
С Зейном все давно в прошлом, но учитывая обстоятельства и причину, по которой мы распрощались, контактировать с Хассаном у меня нет никакого желания. А придется.
Не сомневаюсь в том, что Зейн мог намеренно предложить свою кандидатуру на это задание. Бедный мальчик, неужели не может меня забыть? Наверное, стоило думать об этом раньше: до того, как начал пихать свой ненасытный орган в первых попавшихся шлюх. Его жалкие попытки вернуть меня вызывают лишь раздражение и усмешку. Других причин того, что нас с Зейном заставляют «воссоединиться» по работе у меня нет, так как он уже пару лет как находится в Вашингтоне, и отвечает за безопасность приближенных к одному конгрессмену. А тут вдруг вновь Нью-Йорк, и такое «мелкое» по сравнению с его высоким в отделе уровнем, дело.
Но, конечно, я не стану высказывать свои подозрения Зейну в лицо. Много чести. Нас будут объединять чисто деловые отношения, хотя я знаю, что непосредственная близость со мной, станет для его «малыша» той еще пыткой. И во мне говорит не моя самоуверенность, и не обида на Зейна.
Просто я обманулась, посчитав его достойным мужчиной, способным укротить мой нрав, и конечно куда более чистоплотным, разборчивым и не брезгливым – серьезно, в первой же командировке в Тайланд, он пачками «пачкал» легкодоступных таек, и я не уверена, что все из них были… настоящими женщинами, если вы понимаете, о чем я.
Но черт с ним, с Хассаном. Я скорее взвою от отсутствия действительно неплохого секса, (его «малыш» довольно хорош, когда голоден), чем позволю ему еще хотя бы раз смотреть в мою сторону раздевающим, «ты моя» взглядом.
Достаточно о Зейне, его персона сейчас должна волновать меньше всего. Меня допустили в расследовании первого по-настоящему серьёзного и громкого дела, и это все, на чем необходимо сосредоточиться. Всю оперативную работу до вмешательства Управления проделало ФБР, и как только расследованию был присвоен особый статус опасности, бюро поделилось собранными данными и результатами проведенных допросов и медэкспертиз. Немного-немало, а дело уже насчитывает пару томов. Обнадёживающих сведений минимум, прямых улик – ноль, а косвенные указывают сразу на нескольких подозреваемых. Кто руководит расследованием мне, согласно протоколу, знать не положено, а предоставленный доступ позволяет ознакомиться только с теми данными, которые необходимы для выполнения задания. Разумеется, я не рассчитывала на большее, хотя дозированная информация серьезно ограничивает мои действия.
Итак, первый шаг на пути к цели – разгадке убийцы Алии станет посещение выставки новоиспеченных художников Нью-Йорка, открытие которой состоится сегодня в галерее с банальным названием «Inspiration», где я должна проверить сразу несколько подозреваемых, вступить с ними в личный контакт, установить прослушивающие устройства, отсеять кандидатов с железобетонным алиби. Ничего нового, тем же самым я занималась и раньше. Отличие – в уровне опасности. Управление заинтересовалось «Ядовитым убийцей» по причине религиозной подоплеки мотивов преступления, и у меня большие шансы столкнуться сегодня лицом к лицу с одержимым фанатиком, мечтающим очистить мир от падших женщин. Я уже изучила досье на каждого, и примерно знаю, с кем мне придется иметь дело. Один из них может оказаться серийным убийцей, и, возможно, сегодня он выберет себе новую жертву. Перспектива так себе, учитывая, что я тоже подхожу под типаж убитых девушек.
Кидаю толстовку и просторные спортивные штаны в стирку, залезаю в душ, с воодушевлением увлажняю кожу гелем с легким маслом кокоса и какао. Перед выходом на «минное поле» приходится частенько настраивать себя на ту вибрацию, которая мне необходима для того, чтобы заставить подозреваемых вести себя рядом со мной максимально честно, открыто и расслабленно. Мне нужны истинные лица, а не приклеенные маски. Мне необходимо докопаться до сути, до самого нутра находящейся перед моим взором личности. Мужчины, как правило, ведут себя более открыто, когда мое тело источает флюиды женственности и сексуальности. Многие из них перевозбуждаются, подобно подросткам, предающимся эротическим мечтам о молодой учительнице, что ведет урок в облегающей юбке и очках с утонченной оправой. В таком состоянии им сложно контролировать свои слова и действия, анализировать происходящее разумом, замечать мелкие детали, которые способны выдать во мне ищейку. Мужчины – слабые существа, в момент, когда думают мозгом ниже пояса, и грех этим не пользоваться.
Следующие пятнадцать минут уходят на то, что я собираю высокий хвост на макушке головы и укладываю густую копну волос в упругие волны, успевая обжечь маленький участок кожи раскаленным утюжком. Черт, выглядит ожог так, словно я всю ночь трахалась с Богом секса, но, к сожалению, не могу похвастаться подобным заявлением и бросаю тщетные попытки замазать воспаление тоналкой. Накладываю естественный макияж, выделяя глаза ровными стрелками и завершаю образ незатейливым украшением на голове – серебристая тика представляет собой вытянутую подвеску, которую я закрепляю посередине пробора. Маленькая капля с камушком внутри, устроившаяся в так называемой зоне третьего глаза уж точно выдаст заинтересованные взгляды любителей востока, которые будут находиться в галерее.
Плавно покачивая бедрами под треки Рианы, и мурлыкая себе под нос слова песни «Sex with me so amazing», находясь при этом абсолютно голой, испытываю небольшой укол совести: похороны Алии прошли три дня назад, а я тут растанцевалась в ванной. Еще недавно мы вместе отплясывали на барной стойке, делились друг с другом новостями, переживаниями и небольшими секретами, но, даже прощаясь с ней, я не позволила себе расплакаться и дать слабину. Пришла домой, провела в молчании весь вечер, запивая агонизирующую боль в груди бутылкой вина, которую она подарила мне, как сувенир из Испании. Я не спала всю ночь, время от времени возвращаясь к телефону и просмотру наших совместных фото с подругой. На них она такая жизнерадостная, яркая, живая… К сожалению, сейчас, я могу почтить память о любимой подруге лишь одним способом – найти ее убийцу и предотвратить будущие «жертвоприношения». Внутреннее чутье подсказывает мне, что маньяк не остановится и будет и дальше играть в ядовитого вершителя судеб, оставляя послания в виде арабской вязи на телах своих жертв.
Выдвигаю верхний ящик в ванной, переполненный кружевным нижним бельем, и тут же закрываю его. Обойдусь закрытым темно-синим платьем с вырезом «лодочка», открывающим ключицы. Простое, облегающее, лаконичное – молния по всей длине сзади делает его моим лучшим вариантом на сегодняшний вечер. Благодаря обтягивающему меня до колен камуфляжу на абсолютно голое тело создается иллюзия, что его очень легко снять, и забраться мне под кожу. Ключевое слово – иллюзия.
Никого. Никогда. Не подпущу. К себе. По-настоящему.
Опыт, полученный во время выполнения предыдущих миссий, подсказывает, что данный выбор наряда способствует успешному выполнению задания. Рядом с девушкой в таком образе практически любой мужчина руководствуется инстинктами, да я и сама люблю понаблюдать, как постепенно расширяются их зрачки, когда, осмотрев меня оценивающим взглядом, они начинают ощущать едва уловимые феромоны и запах моей кожи, которые на многих действуют как ударная доза амфетамина. И именно в таком состоянии на них куда легче прицепить «жучок», играя в соблазнительную кошечку. Всего лишь играя. На самом деле мне ни разу не приходилось спать с кем-либо на задании. Хотя многим девушкам, которые не могут подобраться к мужчинам без этого, приходится. Но я агент, а не шлюха, и моя задача постараться обойтись без крайних мер.
Последний штрих в моем образе – шипованные лодочки от Валентино. Провожу раскрытыми ладонями по обтянутым облегающим платьем изгибам своего тела, поворачиваюсь спиной, и остаюсь довольна видом своей задницы, что за последние полгода работы в спортзале округлилась до совершенства. Да уж в таком виде я и сама рискую стать жертвой серийного убийцы. Хотя, учитывая то, что и Алия и Марьям, являлись моделями агентства «Элит» в котором состою и я, то я вполне возможно уже на прицеле у больного ублюдка. К тому же, не стоит упускать из вида еще один важный факт: в последнее время Алия все уши прожужжала мне о своем потрясающем и загадочном любовнике: он затуманил ее разум, и, как она выразилась: «раскрыл в ней все грани чувственности». Исходя из этих слов, перед моим внутренним взором уже прорисовывается некий психологический портрет убийцы: сексуальный, грешный манипулятор, вступающий в сексуальные отношения с жертвой, прежде чем отправить ее в мир иной, осыпав мусором и брильянтами. Я бы назвала такого «мутный тип» с загадкой во взгляде. Подруги Марьям подтвердили, что и она делилась с ними откровениями о горячем мужчине, но отказывалась называть имя кровожадного любовника.
Ровно через полчаса я выхожу из такси в одном из самых сильных районов по энергетике и количеству людей в Нью-Йорке. Каждый раз, когда я нахожусь недалеко от самого высокого небоскреба в Манхэттене и мемориала в память о погибших одиннадцатого сентября в башнях-близнецах людях, мое сердце заходится от немой печали. Через дорогу от зеркальных бассейнов, на поверхности которых выгравированы фамилии каждого унесенного пеплом и пылью «близнецов», и находится галерея «Инсперейшен», регулярно представляющая Нью-Йоркскому бомонду новых и трендовых художников.
Медленно выдыхаю, еще сильнее расправляю плечи и, приподнимая подбородок, медленной и плавной походкой прохожу за автоматические стеклянные двери галереи, расслаблено опуская кончики пальцев на ребро небольшой сумочки. Внутри галерея полностью соответствует своему названию: в этом переполненном искусством и правильно поставленном светом помещении, каждый атом пропитан пресловутым вдохновением. Причудливые тени на белоснежных стенах, перекликаются с разнообразием картин и портретов, у некоторых из них собрались целые толпы «сливок общества»: кто в медитативной позе «ценителя искусства», кто с фальшиво заинтересованным взглядом, и скрещенными на груди руками, выдающими их отрешенность и отсутствие искреннего интереса к живописи. Строгий дресс-код вынудил собравшихся дамочек достать свои лучшие коктейльные платья и сверкающие камни, а мужчин вальяжно пройтись по галерее в костюмах, на которых и без значка люксового бренда написано «у меня много денег, детка». И это мне на руку, ведь «Ядовитый любовник» по логике обязан обладать нехилыми средствами, которые позволят ему покупать брильянты в «Лакшери Корп». Либо наоборот, ублюдок будет прикидываться нищим, и всем своим видом кричать о том, что «творческий человек всегда должен оставаться немножко голодным». А раз все психологи отдела заявили, что убийца непременно должен обладать тонким художественным вкусом, то мне придется поверить им на слово. И еще он, как минимум, должен хорошо владеть арабским языком, для того чтобы оставлять свои послания.
Все, начиная от приятной живой музыки, заканчивая успокаивающим звуком воды, исходящим от искусственного водопада, украшающего холл галереи, погружает меня в расслабляющую реальность, куда каждый пришел с одной целью – увидеть мир через призму людей, которые смотрят глубже и дальше. Никогда я особо не интересовалась живописью: однажды, пятиминутная прогулка по Лувру вогнала меня в депрессию. Но что поделать, сегодня мне предстоит вновь довести себя до подобного состояния, делая вид, что мне очень интересно находиться среди любопытных репортеров, журналистов, фотографов и пафосных гостей… либо агентов, жаждущих докопаться до правды. У меня на сумочке установлена крошечная камера, так что фактически, за моими приключениями будет наблюдать весь отдел.
В любом правиле бывают исключения…, и я хорошо помню, какой вид искусства всегда заставлял мое сердце учащено биться, и затаив дыхание, наблюдать за движением кисти, и того, какой след она оставляет на белом камне михраба. Из виду я не упускала ни одной детали, ни одной мелочи: движения рук моего спасителя завораживали, пленили, дурманили детский и неискушенный разум. Подобно иллюзионисту, он творил чудеса, создавая магию, возрождая в мечети свое особое видение священных заветов. Я любила тайком наблюдать за ним, и паранджа помогала мне держать в строгом секрете свой постыдный интерес к юноше и его творениям.
Вход в галерею только по приглашениям, и как только я начинаю выискивать взглядом своих кандидатов из списка, быстро находится тот, кто невольно нарушает все мои планы.
– Добро пожаловать в царство Вдохновения, Эрика, – не оборачиваюсь слишком быстро. Ленивым движением сытой пантеры, обращаю взгляд на того, что смеет смещать фокус моего внимания. Беглым, но сканирующим взглядом окидываю мужчину, чьи повадки, движения рук и даже подведенные черным каялом глаза, напоминают мне о Джеке-Воробье из «Пиратов». Пьяном Джеке. Или даже о Джеке под кайфом – харизматичный мужчина действительно выглядит так, словно только что закинулся порцией допинга и от нечего делать заявился в мир «Вдохновения». Про себя отмечаю его нервный, хаотично блуждающий по моему телу взгляд, и высветленные краской волосы, которые никак не сочетаются с мелкой россыпью веснушек, покрывающих длинную шею и квадратной формы лицо. Бакенбарды и густая борода делают его образ еще более нелепым и противоречивым, хотя должна признаться, что-то в нем есть: шарм, актерская харизма, уверенность в себе. Он из той самой стаи мужчин, в которых можно влюбиться, а потом долго недоумевать, как тебя угораздило вляпаться в такого… эм, красавчика. Закончив с изучением данного экспоната, я никак не реагирую на его горячее приветствие: возможно, очередной мой фанат или подписчик, раз хорошо знает, как я выгляжу, и называет по имени. Мне плевать. Я здесь не для того, чтобы заводить новые знакомства.
– Ах да. Все так, как мне о тебе рассказывали. Крошка с гонором. Снежная королева, – издав глухой смешок, мужчина продолжает разговаривать сам с собой, пока я даже бровью не веду в его сторону. На самом деле у него нет со мной никаких шансов: уж больно раздражает и мешает мне найти в толпе первого в списке подозреваемых – Джареда Саадата. По предоставленным данным: бывший владелец компании по производству тех самых брильянтов, что были найдены на теле погибших. Также, известно, что Саадат, хоть и несколько лет назад, но разрабатывал коллекцию масок, дизайн которых очень напоминает тот, что представлен на жертвах. Жуткие маски: красивые, но устрашающие. Не представляю, возможно ли в такой дышать, думать, существовать… даже меня в дрожь бросает, что уж говорить о наивных девочках, попадающих в лапы «ядовитого любовника». Так же известно, что Саадат вел весьма разгульный образ жизни в студенческие годы. Представителям его отца, влиятельного шейха, возглавляющего центральную провинцию Анмара с одноименным названием, с трудом удалось замять скандал с попыткой изнасилования, после чего парень спешно покинул Нью-Йорк, но через пару лет вернулся и возглавил нью-йоркский филиал крпунешей в Анмаре алмазной корпорации «Лакшери Корп». Ну и последняя, и весьма веская причина подозревать Саадата: этот кадр выкрал из страны собственную девушку (ту самую, в попытке изнасилования которой обвинялся), увез на Ближний Восток, и через некоторое время вернул. Исходя из материалов дела, Джаред и Мелания Йонсен сейчас помолвлены. Саадат потерял свой пост в компании, разорвал связи с отцом, вроде как взялся за ум. Или же, напротив, ушел в тень, перейдя на более тяжелый уровень преступлений. И, разумеется, он в совершенстве владеет арабским.
