Текст книги "Луэлла"

Автор книги: Алекс Бор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

И Марисель вернется на Землю. Вместе с Фиделиной... И будут они ощущать себя спасителями человечества, эти две маленькие хрупкие девочки...

Как это было бы здорово!

А вот и сама Земля показалась на крошечном экранчике минивизора.

Земля! Я вижу свою планету целиком. Вижу как бы со стороны, словно сам лечу в космическом корабле.

Вижу Землю, разноцветную планету...

Белую – цвета облаков и арктических льдов.

Зеленую – цвета лесов и полей.

Желтую – цвета гор и пустынь.

И – голубую. Цвета рек, морей, океанов. Голубой цвет везде – на севере и на юге, на западе и на востоке. Голубизна и вокруг Земли. Нежным сиянием она как бы окаймляет планету...

"В небесах торжественно и чудно, Спит Земля в сиянье голубом..."пришли мне на память строки Лермонтова.

Интересно, – мелькнула недоуменная мысль, – как он узнал? Ведь тогда еще не летали в космос...

Но эта мысль тут же исчезла, уступив место другим вопросам и проблемам.

Земля сейчас крепко спит. Спит и не знает, какую страшную участь уготовили ей никому неведомые кшакши. Не знает, что Луэлла, девушка с планеты Ауэя, хочет сберечь этот хрупкий голубой сон Земли.

Земля медленно движется по привычной орбите, и жизнь на нашей планете идет своим чередом. Рождаются новые люди. Работают фабрики и заводы. Ученые сидят в лабораториях и делают мудрые научные открытия. Строители создают новые города, возводят электростанции, осушают гнилые болота и орошают безводные пустыни. Геологи бродят по тайге, ищут полезные ископаемые.

Археологи раскапывают развалины древних цивилизаций. Реставраторы бережно воссоздают живописные полотна и шедевры зодчества. Писатели пишут книги, политики ругаются в парламентах.

И люди и дальше будут заниматься прежними делами, и жизнь на Земле и дальше будет идти своим чередом. Правда, спасенное от небытия человечество никогда ничего не узнает о своей инопланетной спасительнице, девушке Луэлле с планеты Ауэя, не сложит о ней гордые песни и не поставит памятники во всех столицах Земли.

А впрочем... зачем? Все равно никто не поверит. Даже если узнает...

.. Я по-прежнему смотрю на экран минивизора. И вижу космический корабль Луэллы, который медленно двигается к кроваво-красному лучу.

И чувствую, что смертоносный луч бежит навстречу Земле гораздо быстрее.

Еще немного – и он настигнет мою планету...

Но почему Луэлла медлит?

Неужели она не видит, что...

"Она не успеет," – холодной молнией пронзает мозг ледяная мысль.

Она не успеет, и исчезнет Земля, моя голубая планета. Исчезнут реки и озера, города и поселки...

Не будет моего города, который я очень люблю.

Не будет нашего "иностранного двора", где царит чистая и бескорыстная дружба детей, приехавших в наш город из разных стран, расположенных на разных континентах.

Не будет гигантского столетнего тополя в центре двора, под сенью которого стоит скамейка, у которой в свободное от уроков время собираются обитатели "кубинского двора" и их русские друзья.

Не будет ничего...

Не будет Фиделины.

Не будет меня...

Никого и ничего не будет в этом маленьком уголке огромной Вселенной.

"Луэлла, ну быстрей же, быстрей! – шепчу я сухими от холодного страха губами. О том, что Луэлла может погибнуть, я стараюсь не думать. – Они же близко, ну побыстрее... Ну, еще немножко..."

Да, луч кшакшей уже совсем рядом с Землей. Мне даже начинает казаться, что зимний вечерний воздух стал чуть теплее – настолько жаркое дыхание у этого красного луча...

А что же будет, когда он коснется планеты?

.. Она успела. Серебристая сигара космолета возникла между лучом кшакшей и Землей как раз в тот неуловимый миг, когда, казалось, ничего уже не мешало ему проткнуть насквозь обреченную на заклание во имя науки беззащитную планету.

Ослепительно-яркая вспышка, как от термоядерного взрыва, на несколько секунд озарила маленький экран минивизора. От этой ненормальной белизны стало больно глазам, и я крепко зажмурился. Но продолжал видеть слепящее взгляд белое пространство...

А когда я снова открыл глаза, то уже не увидел на экране ни Земли, ни звезд, ни красного луча, ни корабля Луэллы. Экран был мертв. Передо мной мрачно серебрилась матовая пустота.

– Все, – прошептала Фиделина. – Все, Андрей...

Она бессильно опустилась на снег, закрыла лицо ладонями и дала полную волю слезам.

Фиделина безудержно плакала, словно было уже ясно, что Марисель не вернется. Что она погибла... А я стоял над Фиделиной и не знал, что сказать ей, как утешить эту кубинскую девочку, такую слабую и беззащитную...

– Фиделина, – тихо позвал я. Но она не услышала. Наверное, нужно было позвать громче...

Тогда я поднял со снега выпавший из рук Фиделины минивизор и тупо уставился в матовую пустоту.

Я ждал, когда экран оживет, и я увижу на нем смуглое лицо Марисель, усталое после напряженного боя. Все-таки защитные экраны должны были спасти ее от безжалостного луча... И стоит мне подумать о Марисель, как она появится на экране, кокетливо пригладит развивающиеся на ветру густые черные волосы и хитро посмотрит мне в глаза обжигающим взглядом. И в ее зрачках я увижу прежнее детское озорство и девчоночье лукавство...

Но сколько я не смотрел на экран, сколько ни нажимал на рельефную выпуклость сбоку – все было тщетно. Минивизор не оживал. И не было Луэллы...

И горько плакала, сидя на холодном снегу, закрыв лицо ладонями, Фиделина.

Но я еще чего-то ждал. Ждал, когда Луэлла появится на экране. Ждал, когда она улыбнется и скажет: "Ну, вот и все... Кшакшей больше нет, их убил их собственный луч. А я жива и здорова..."

И весело рассмеется. Весело и заразительно, как умеют смеяться только красивые кубинские девчонки...

И Фиделина сразу перестанет плакать. Она мигом вытрет слезы и тоже засмеется. И ее грустные глаза нежно озарит теплая светозарная улыбка...

А потом, когда наступит утро, Марисель появится здесь, в "иностранном дворе".

Она тихо-тихо подкрадется ко мне сзади.

И ни я, ни Фиделина ничего не услышим.

И Марисель закроет мне глаза своими маленькими ладошками. И спросит, слегка изменив голос: "Кто?". – "Не знаю, – отвечу я. Хотя сразу узнаю Марисель, потому что только она любила так разыгрывать меня. Ей очень нравилось, когда я угадывал ее имя... но не сразу, а спустя несколько попыток, иначе будет неинтересно играть... И потому я сделаю вид, что не узнал сразу Марисель, и долго-долго буду называть разные кубинские имена.

У кубинцев очень красивые имена, я люблю их произносить вслух, растягивая гласные... А еще мне очень приятно, что Марисель закрыла мне глаза своими ладонями. Руки у нее теплые, нежные, они приятно щекочут мне лицо, и я готов долго не отгадывать ее имя, лишь бы стоять и стоять вот так...

И я буду долго-долго называть разные кубинские имена. Какие помню...

А Фиделина будет стоять рядом и лукаво подмигивать Марисель, громко кричать, прыгая вокруг меня: "Не угадал! Не угадал!"– когда я в очередной раз скажу неправильное имя. Фиделине тоже нравится эта игра... и пусть она длится долго-долго. Почти бесконечно... Я не хочу прерывать эту игру, потому что боюсь, что когда я оглянусь, за моей спиной окажется не Марисель. Не Луэлла...

И когда придет время назвать единственное оставшееся имя, и я скажу:

"Марисель..." – то замру в тревожном ожидании, боясь услышать убийственно короткое слово – "Нет!".

И когда раздастся веселое: "Угадал!" – я пойму, что стал самым счастливым человеком на свете...

Марисель медленно снимет ладони с моего лица. И я увижу ее, навсегда вернувшуюся на Землю инопланетянку. И пойму, что она стала прежней.

Прежней кубинской девочкой двенадцати лет... Время как-то изменило течение свое, и теперь Марисель еще долго не станет взрослой девушкой...

А потом мы втроем отправимся в центр города, и я снова буду рассказывать своим кубинским друзьям об истории Староволжска, об архитектурных памятниках, – в том числе и о тех, которые не сохранились до наших дней, потому что их не сумели или не захотели сберечь люди...

И мы снова окажемся у церкви Белая Троица. И я опять расскажу Марисель удивительную историю этого древнего храма, самого старого в Староволжске, и она снова будет допытываться: "А почему литовцы не разрушили эту церковь?". Марисель, конечно же, не хочет, чтобы церковь была разрушена.

Просто ей, всю жизнь прожившей на мирной и счастливой планете, трудно понять, почему русские люди предпочли героическую смерть позорному плену... У нее ведь была задача – узнать как можно больше фактов из жизни землян и поведать свои знания ученым Ауэи. Родная планета Луэллы когда-то потеряла свою историческую память, и теперь они вынуждены побираться по соседним мирам, чтобы суметь понять свое прошлое, которого сейчас у них нет. И, наверное, никогда и не было... А если и было, то наверняка не такое, как их настоящее. Намного лучше настоящего. Прошлое всегда лучше настоящего, и в своем прошлом земляки Луэллы наверняка жили полноценной жизнью, с заботами и тревогами, мечтали о счастье, и не прятались от проблем в огромный всепланетный футляр, который называется энергетическим полем.

И зла во Вселенной было, наверное, намного меньше...

Надо будет спросить у Марисель, когда мы снова будем стоять у Белой Троицы.

А потом поинтересоваться невзначай, что она думает об этом. Спросить, что такое добро и зло, и чем ее понимание этих философских категорий отличается от общепринятого на Ауэе.

Надеюсь, Луэлла сможет ответить на столь непростые вопросы...

А потом настанет вечер, и мы вернемся во двор. И встретим там болгарку Снежану, поляка Дарика, кубинцев Винстона, Лисету, Алехандро, Дамарис и ее маленького братишку Рауля.

Весь двор соберется вместе.

Так бывает всегда, когда сделаны уроки и нет других занятий...

Вместе с нами будет Танька Громова, которая написала новую главу своего бесконечного фантастического романа и, снедаемая авторским тщеславием, готовится вынести свое творение на суд друзей. Она специально ждала, когда приду я и Фиделина. Без нас она ничего не начнет читать...

И когда мы придем во двор, я с удивлением замечу своего заклятого врага – Ленку Воронюк. Она смирила свою невыносимую гордыню и помирилась со Снежаной, и теперь будет приходить во двор. Как и раньше... Правда, Ленка все равно останется старостой моего класса, но я не буду на нее в обиде ведь она думает не о себе, а обо всей школе. Помогает учителям...

Все, конечно же, удивятся, когда увидят Марисель.

А я скажу, что она снова приехала. И теперь уже никуда не уедет. Потому что не было никакой инопланетянки Луэллы, которая три месяца назад улетела на Ауэю.

А раз так, то никто не убегал с уборки кабинета к Старому мосту, чтобы проститься с ней. Потому что никто не улетал ни на какую планету.

И никто сейчас не спасал Землю от кшакшей. Зачем ее спасать? Что может угрожать нашей прекрасной планете, кроме самих людей, которые думают только о том, чтобы поскорее превратить ее в безжизненную пустыню? Просто я так люблю фантастику, что когда Марисель уехала, придумал про нее фантастическую историю. И нафантазировался до того, что она погибла, спасая землю.

А Марисель и не знает о моих фантазиях, потому что уже три месяца живет на Кубе. Только почему-то не пишет ни мне, ни Фиделине.

Да, конечно же, Марисель сейчас на Кубе. Она же обычная кубинка, дочь военного, которого правительство его страны направило в нашу военную академию. И когда срок его обучения в Советском Союзе истек, он вернулся к себе домой. И Марисель уехала вместе с ним... Все кубинцы, живущие в "иностранном дворе" когда-нибудь уезжают. И такова жизнь, грустная и наполненная разлуками. И с этим ничего нельзя поделать...

Значит, Марисель уехала. А все остальное – сон. Я читал книгу Кира Булычева, и не заметил, как заснул. И мне приснился страшный, кошмарный сон. Сон, в котором придуманная мною инопланетянка Луэлла, очень похожая на повзрослевшую Марисель, погибает, спасая Землю от придуманных мною кшакшей... Ведь это всегда так бывает, когда придумываешь что-то нереальное, фантастическое. Твои фантазии кажутся тебе самому чем-то реальным, взаправдашним, и ты веришь в них, и хочешь, чтобы поверили и другие...

"Но – стоп!– остановил я себя. – Что такое? Почему ты так бездарно утешаешь себя?"

"Конечно, – ответил я самому себе, – я утешаю себя. Хочу утешить, успокоить, заставить себя поверить, что Луэлла – сон, фантазия, сказка.

Потому что я не хочу верить, что ее больше нет. Я успокаиваю себя, потому что не хочу верить, что Луэллы больше нет..."

"Но ведь Фиделина не тешит себя сказками с плохим финалом, она искренне переживает..."

"Она же девчонка. Я же не могу плакать, как она..."

"Ты просто не хочешь..." – был ответ.

Мой внутренний голос был прав. Я обманывал себя. Я знал, что Луэлла была.

Что было еще очень многое. Был побег с уборки кабинета, за который мне потом сильно влетело... Но это столь мелкая и незначительная неприятность, что на нее не стоит вовсе обращать внимания. Потому что рядом больше нет Луэллы.

Но она была. И у меня есть доказательство. Блестящая матовая пластинка размером с ладонь. Минивизор. Чудо инопланетной техники... Мне дала его несколько минут назад сама Луэлла. Когда улетала... Чтобы я мог видеть, как она... Да. Несколько минут назад я действительно видел на экране Луэллу. Вернее, гигантскую сигару космолета, на котором Луэлла смело летела навстречу смертоносному лучу кшакшей, закрывая собой Землю, хрупкую голубую планету...

Минуту назад я все это видел. Теперь не вижу. Ничего... Экран минивизора мертв, он не передает никакой информации о Луэлле. Потому что ее...

Нет!

Экран мертв.

Так зачем мне эта серебристая безделушка?

Я размахнулся и изо всех сил запустил матовую пластинку куда-то вдаль. Она полетела, вращаясь, как бумеранг, но не вернулась, а упала в сугроб рядом с хоккейной коробкой.

– Зачем? – тихо спросила Фиделина. Глаза ее были красными от слез.

– Не знаю, – ответил я. – Просто...

И замолчал, не зная, что сказать Фиделине. Как объяснить ей свой странный поступок. Я на самом деле не понимал, зачем я выкинул этот прибор, чудо инопланетной техники. Можно было забрать его домой, разобрать, посмотреть, как он работает.

Или оставить, как память о Луэлле...

Но у меня не было никакого желания лезть в сугроб за минивизором. Пусть лежит там, куда упал. Может быть, кто-нибудь и подберет, если понадобится...

Фиделина медленно, словно нехотя, поднялась со снега и села на скамейку, которая, полузасыпанная снегом, стояла под деревом. Я присел рядом, смахнув снег.

– Вот видишь, как, – сказал я, чтобы не молчать.

– А знаешь, – сказала вдруг Фиделина, – я не верю. Я буду ждать, когда Мари вернется.

Даже сейчас, когда Луэллы не было, Фиделина предпочитала называть свою подругу кубинским именем. Может быть, она и права...

– Я тоже буду ждать, – ответил я, – но...

– Мы будем ждать вместе, правда? – со странным воодушевлением говорит Фиделина. И легко кладет мне на плечо свою невесомую ладонь. – Ведь мы с тобой друзья, правда?

– Друзья, – облегченно выдыхаю я.

И в этот миг откуда-то со стороны притихшего дома, уже почти уснувшего в ожидании нового дня, доносится тревожный окрик:

– Фиделина! Donde estas? Ven a casa, ya es tarde!1 Это был голос отца Фиделины. Было поздно, и он волновался, куда исчезла его дочь.

– Меня зовут, – вздохнула Фиделина. – Надо идти... Дома, наверное, волнуются. Я, наверное, не усну сегодня. Никогда не думала, что может случиться такое... – она тихо всхлипнула. И медленно, словно нехотя, поднялась со скамейки.

– Ya voy, ahora!2 – крикнула в темноту Фиделина, чтобы отец не беспокоился.

– До завтра, – сказал я.

– До завтра, – ответила Фиделина.

– Ты вся заплаканная, – заметил я, – что ты скажешь, если дома спросят?

– То и скажу, – вздохнула Фиделина.– Про Марисель... Папа у меня хороший, может быть, поверит...

– А если не поверит?

– Не знаю, – снова вздохнула Фиделина. – Ну ладно, пока. Увидимся завтра...

И она ушла...

Я остался один в темном и пустом дворе. На небе ярко мерцали звезды, искрясь мириадами разноцветных огней. Какие она маленькие, звезды, если смотреть с Земли! Как песчинки...

А вблизи они, должно быть, огромные, во много раз больше солнца. И вокруг них вращаются по своим орбитам планеты – такие же, как Земля... И там, на планетах, живут люди, которые ничего не знают о Земле.

И где-то там, среди звезд, в мрачных глубинах Вселенной, затаились, зализывая раны, злодеи-кшакши...

Нет! Не нужно думать о них. Ведь они погубили Луэллу...

Я оглянулся и бросил взор на юг – туда, где ослепительно сияло созвездие Возничего. И самая главная звезда созвездия – Капелла – светила ярче всех, затмевая своим веселым светом остальные звезды. Капелла... Или – Каэлла, как называла Луэлла. Там, у этой звезды – Ауэя. Счастливая планета, обогнавшая Землю на несколько тысячелетий. Ауэя обогнала Землю, но не стала от этого человечнее и добрее, несмотря на сверхсветовые звездолеты и прочие энергетические поля, которые еще предстоит придумать нам, землянам...

И на этой счастливой планете жила Луэлла. Мечтала о чем-то своем, сокровенном мне недоступном. Радовалась, что приносит пользу своему человечеству, работая на Земле в качестве исследователя людей. И вот теперь Луэллы нет. Совсем нет... Она исчезла, распавшись на атомы под безжалостным лучом кшакшей. От Луэллы не осталось ничего, кроме сгустка невидимых взору атомов, разлетевшихся по Вселенной.

А звезды надо мной сияют также ярко и весело, словно ничего не случилось...

Эх, звезды... Как же вы далеки от Земли! Как вы холодны и равнодушны!

Равнодушны ко всему, что творится во Вселенной! Равнодушны к судьбам людей... Вы безразлично взираете с высоты на творящееся в мире зло. Вам наплевать, что слабый становится добычей сильного, а из-за тупого бессердечия умирают хорошие и добрые люди. Вы, звезды, сейчас безмятежно взираете на Землю с космических высот, как взирали миллионы лет назад, и будете смотреть еще много столетий,– но вам нет никакого дела до того, что больше нет Луэллы. Инопланетной девушки, которая могла бы жить еще очень долго, и мы еще очень долго оставались бы друзьями, не замечая так неожиданно возникшую разницу в возрасте... Вам, звезды, наплевать с вашей заоблачной высоты на то, что я сейчас чувствую, что творится у меня на душе, какие безжалостные кошки скребут по груди, безысходной тоской сдавливая сердце... И Фиделина ушла, оставила меня одного... Ее позвали домой, и она ушла, сказав только: "Увидимся завтра..." Ей тоже невесело сейчас, но разве вы поймете это, проклятые газовые шары? Нет, вам никогда не понять человека, вы чужды людям, их мыслям чувствам, стремлениям – хотя зажигаете свои приветливые огоньки каждую ночь. Но от вас нет ни тепла, ни холода. Одно равнодушие... Так зачем вы взираете сейчас на меня своими насмешливыми глазами? Уйдите, скройтесь с глаз за облака, исчезните совсем, станьте невидимыми! Вы не имеете права так весело сверкать над Землей! Я не хочу вас видеть...

Но звездам действительно было все равно, и они по-прежнему безмятежно разглядывали с высоты уснувшую Землю, равнодушно подмигивая людям разноцветными глазками...

И я не выдержал. Мне стало страшно... И я что есть силы побежал домой. Мне хотелось только одного – укрыться за прочными панельными стенами своего дома, чтобы не видеть равнодушных глаз, немых и безучастных свидетелей недавней катастрофы. Я боялся звезд, мне казалось, что на меня насмешливо смотрят безжалостные, пустые и холодные глаза кшакшей. И каждый взгляд – это смертоносный луч, поражающий прямо в сердце. Или бортовые огни их черных звездолетов. Сейчас они приземлятся на пустынных и сонных ночных улицах, бесшумно откинув тяжелые черные люки, и из мрачного чрева вражеских космических машин выбегут вооруженные до зубов инопланетные захватчики, жестокие и безжалостные. И огни пожаров озарят сонный город...

Но ничего не происходило. Не было вражеских звездолетов, которые придумал я сам. Поздний вечер был безмятежно тих, и мир оставался прежним.

Только в этом мире не было Луэллы...

XIII

...Нет, наверное, на Земле такого человека, который не любил бы подолгу смотреть на черное ночное небо, усеянное мириадами звезд. Звезды издревле влекут к себе человека. Влекут красотой и недоступностью. А еще – тайной:

есть ли там, около этих далеких солнц, жизнь? Одиноки ли мы во Вселенной?

И если не одиноки, то каковы они, наши братья по разуму? Похожи ли они на нас? Сможем ли мы когда-нибудь встретиться с ними? И если эта встреча когда-нибудь состоится, поймем ли мы наших космических братьев?

Но сколько ни смотри в ночное небо, сколько ни вглядывайся в причудливые рисунки созвездий, ответов на эти и другие вопросы ты никогда не найдешь.

Звезды умеют хранить свои тайны и не спешат доверять их людям...

Я тоже люблю смотреть на звезды. Часто, как только стемнеет, я выхожу на балкон и ищу в темном небе Капеллу, самую яркую звезду в созвездии Возничего. Смотрю и вспоминаю Луэллу, девочку с этой далекой звезды.

Девочку, которая когда-то, много лет назад, возможно, жила на Земле. В Староволжске... Девочку, с которой я дружил. Девочку, которая навсегда осталась в моей памяти...

А потом я ухожу в комнату, достаю из книжного шкафа альбом с фотографиями.

И смотрю на фото, которое подарила мне эта девочка. Кубинская девочка с красивым и звучным, как добрая мелодия, именем – Марисель Ландровес.

Смуглолицая кубинка с густой копной черных волос, волнами спадающих на узкие плечи. Кубинская девчонка, выдумщица и фантазерка, которая однажды сказала мне, пряча ликующую усмешку в хитринках агатовых зрачков, что она прилетела с другой планеты. Прошли годы, и сама Марисель, наверное, давно уже забыла свои слова, случайно сказанные во время веселой детской игры.

Слова, в правдивость которых почему-то хотелось поверить сразу. Они почему-то запали мне в душу, и когда Марисель уехала на Кубу, появилась эта грустная сказка. А может быть, совсем и не сказка...

И вот я держу в руках фотографию. Марисель и ее подруга Фиделина сняты во весь рост. Они стоят на фоне старинного дворца, построенного двести лет назад по повелению Екатерины Второй. Путешествуя из Петербурга в Москву, великая русская императрица любила останавливаться в древнем Староволжске.

Фотография была сделана в июне 1983 года. Когда мы вместе ходили по залитым горячим летним солнцам улицам города, рассматривая старинные здания. Вернее, здания рассматривали девчата, а я рассказывал им о том.

Что я знаю о тех исторических памятниках, мимо которых мы проходили.

На площади перед дворцом к нам подошел фотограф, молодой веселый парень с добрым взглядом синих глаз. И предложил сфотографироваться. Он еще как-то странно подмигнул мне, словно мы были знакомы...

Фотографироваться я не стал. А вот девчата согласились.

И вот передо мной лежит эта фотография... Она ничуть не изменилась. Даже не пожелтела, как другие. Такая же новая фотокарточка, как и тогда, когда мне было тринадцать с небольшим лет. А Марисель и Фиделине – по двенадцать.

Кажется, это было только вчера...

Но нет! Это было очень давно. Я даже не помню, сколько лет прошло. И оттого вымысел слился с реальностью, и уже трудно отделить быль от выдумки.

И вот я смотрю, как уже смотрел много раз, на старый снимок – привет из далекого детства. И вижу двух девочек. Одна – невысокая, в мальчишеской стрижке, круглолицая, большеглазая. Это Фиделина. Почему-то очень похожая на Наташу Гусеву – Алису Селезневу из фильма "Гостья из будущего". Другая – смуглая, черноволосая, с веселыми искорками в черных бусинках зрачков.

Марисель... На обеих – советские джинсы и футболки. Только на Фиделине футболка белая, а на Марисель – ярко-красная. Правда, фотография черно-белая, и поэтому футболка на Марисель кажется темной. Но я хорошо помню, что Марисель в то лето ходила в красной футболке...

На футболке видны смутные очертания старинной церкви со множеством колонн над порталом и двумя башнями по бокам. Над церковью идет надпись по-испански: "HABANA VIEJA" – то есть "Старая Гавана". Надпись видна нечетко, можно различить лишь несколько букв. Но это не так уж и важно...

Я же помню, что Марисель носила красную футболку, на которой был изображен Кафедральный собор Гаваны, опоясанный надписью на испанском языке. И хорошо помню, что в тот день, когда Марисель фотографировалась, на ней была надета именно эта футболка...

Черные волосы Марисель, не перехваченные ленточкой, разбросал в разные стороны ветер и она придерживает их рукой, чтобы они не закрывали лицо.

Марисель стоит вполоборота к Фиделине и весело смеется. Наверное, это я чем-то насмешил ее...

Я переворачиваю фотографию и читаю на обратной стороне: "Не испровимому любителю фонтастики. 6 июня 1983 года. Куба-СССР – дружба". Марисель и Фиделина ". Фотографию подписывала Марисель. Фиделина стояла рядом и диктовала по буквам, чтобы Марисель не ошиблась. Но Марисель все равно написала неверно. С ошибками в двух словах – "неисправимый" и "фантастика". Их надо бы подправить. Но зачем, если они написаны рукой Марисель? Значит, так и должно быть...

Да и чего требовать от двенадцатилетней кубинской девчушки, для которой русский язык не был родным? Чего требовать от инопланетной девчушки, которая...

Впрочем. Я так и не могу сказать с уверенностью, была ли она на самом деле. Марисель действительно в шутку сказала мне, что она инопланетянка, но Луэллу придумал я сам, когда уехала Марисель.

В глухой тоске я бродил по опустевшему "кубинскому двору", сокрушенно заглядывая в знакомые окна на первом этаже, в тайной надежде увидеть за стеклом знакомое лицо. Вот сейчас Марисель, как вчера, выбежит во двор.

Помашет мне рукой... Задорно улыбнется... Скажет: "Ты здесь? А я думала, сидишь дома и читаешь дурацкую фантастику про инопланетных пришельцев..."

Но я не обижусь на нее. Как я могу обижаться на Марисель, она же такая красивая девчонка...

Но Марисель не выходила во двор. А мой взгляд, как в тупик, упирался в окна, заляпанные грязно-белой известкой. Окна в грязных потеках холодной дождевой мороси, пустые и безжизненные... То есть не совсем безжизненные:

за окнами сновали какие-то неясные, смутные тени. Тени маляров – слегка подвыпивших рабочих, которые делали в опустевшей квартире капитальный ремонт. Готовили осиротевшие стены к приему новых жильцов.

И не этим ли промозглым июльским днем, глядя в пустоту заляпанных известкой окон, я и придумал Луэллу, девочку с далекой звезды?

Я придумал сказку, в которой еще не было трагического финала, потому что мне очень хотелось снова увидеться с Марисель. Потому что попасть на планету, которую придумал ты сам, гораздо легче нежели поехать в страну, расположенную на одной планете с тобой.

Достаточно лишь поднапрячь воображение, которое пересекает любую вселенную быстрее мысли...

И получилось так, что, вспоминая кубинку Марисель, я вспоминал и инопланетянку Луэллу. Их соединила общая память. Грустная память об уходящих вослед за косыми струями холодного дождя сказкам остававшегося где-то за дальними горизонтами детства.

И еще я знаю одно: все было именно так!

Даже если я что-нибудь придумал. Потому что придуманное очень легко может стать реальным. Стоит только очень сильно захотеть...

.. Я смотрю на старое фото, когда мне становится особенно грустно. Когда наваливается глухая тоска. Желтая, как грязная речная вода. Беспощадная, безысходная тоска по счастливым временам навсегда ушедшего детства. Ведь там остался я сам, остались мои друзья-кубинцы. С которыми, скорее всего, я уже никогда не увижусь.

И, чтобы хоть на мгновенье вернуться к ним, я достаю эту фотографию.

Словно она– единственная ниточка, которая связывает меня с ушедшим детством.

Я смотрю, как весело смеется Марисель-Луэлла, как задорно блестят ее озорные черные глаза, как шаловливый ветерок треплет ее длинные черные волосы. Смотрю, как задумчиво и грустно улыбается мне так похожая на обычную русскую девчонку – пройдет мимо, и не заметишь в пестрой уличной толпе – Фиделина.

И чувствую, что они и сейчас рядом со мной, две неразлучные подруги.

"Сиамские близнецы", как в шутку называли их во дворе...

А если Фиделина рядом, если вместе с ней Марисель – то это значит, что я не одинок. Что мои друзья и сейчас рядом со мной. Хотя бы на фотографии...

Все равно наша детская дружба навсегда осталась с нами.

И от этой доброй мысли сразу становится как-то теплее и легче на душе...

(1986-1988, 1992-1993)