Текст книги "Откровения. Книга первая. Время перемен"

Автор книги: Алекс Блейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Так некоему Дофраиму пришлось продать свой виноградник. И всё из-за чего? Он раздобыл коз по ту сторону Иордана – и римляне наложили на них высокие пошлины. А когда он хотел перетащить этих коз контрабандой, его поймали и обложили десятикратными налогами. И ему пришлось продать свой виноградник, чтобы расплатится. Все эти люди, живущие в богатой стране, работают не ради себя, а чтобы набить чужое пузо Рима.

Вино оказалось недурственным и его было вдоволь. Очень немногие из присутствующих видели в восстании благо, исполнение древних пророчеств о спасителе. И тут речь зашла о популярной нынче теме – пришествие мессии. Люди беседовали медлительно, пылко и убежденно об этом мессии, который якобы непременно должен прийти в этом году. Когда как не теперь настала пора исполниться этому, как сказано в книге пророка Исайи.

– Разве не говориться о великом нашествии с севера на земли Израиля, чтобы грабить и опустошать их десятилетиями. И разве не о римском опустошении идет речь? И потрясёт мир приход освободителя и спасителя, что покарает рукой Бога всех неверных. Он совьет небеса как свиток, но сначала будет наказание и великое избиение, и пожар в преступном граде?

Конечно, этот мессия может быть и не иудеем. Ведь зачем Предвечному посылать иудея, чтобы он поразил своих же иудеев, оступившихся в своей вере? Почему бы мессии и не быть необрезанным?

Несколько человек стали возражать. Они спорили друг с другом, горячо обсуждая загадочные и противоречивые пророчества. Они были тверды в своей вере в спасителя, но каждый представлял его по-своему и спешил найти подтверждение в священном Писании.

Уже совсем стемнело, и яркий свет звезд на ясном безлунном небе давал об этом знать. Мужчины и юноши по-прежнему спорили и обсуждали, а женщины сновали взад и вперед, разнося последние кушанья. Но было заметно, что все насытились и хотя оживляемая вином беседа звучала всё так же громко, веселье явно шло на спад.

К концу этого ужина и бедная Сара отошла ото всех в сторонку, присев от усталости и в крупной испарине от постоянного хождения с подносами. Никто и не обратил на это внимания. Плохо различая смех и все эти безумные разговоры, она чувствовала, что с каждой минутой становилось всё ближе к тому, чтобы уйти в мир грез и снов. И не заметила как задремала. Вскоре же все сегодняшние гости разошлись, оставив комнату практически пустой.

Очнулась она как будто от легкого толчка в плечо. Пробуждаясь и с трудом выходя из мрака полузабытья и сновидений, она увидела перед собой чье-то расплывчатое лицо. Сфокусировав свой взгляд, Сара наконец узнала стоявшего над ней человека. Это был Анилей, смотревший на нее несколько отстраненно, рассеяно и чуть вопросительно, с едва уловимым оттенком любопытства.

Может ничего этого и не было, и это всего лишь странное продолжение сна, но ее сердце почему-то затрепыхалось от непонятного страха. Анилей навис над ней всем своим огромным телом, от которого несло вином. Не произнеся ни слова он грубо схватил ее, слегка приподняв над полом, и потащил за собой.

В хмельной голове Анилея крутилось только одно – никто не смел унижать его, не понеся за это наказания. А этот наглый мальчишка Эфраим слишком легко отделался, слишком легко… Думает, что он слишком ценен, что его господин Анилей не тронет, он нужен ему целым и невредимым, да? Но уж нет, он должен знать своё место, знать кто здесь хозяин, кто устанавливает правила и закон в доме. Мальчишку может Анилей и не тронет, а вот его жалкая сестра, эта маленькая перепуганная девчонка, ответит за всё.

Анилей волочил её вверх по лестнице, в свою комнату, практически не ощущая никакого сопротивления. Не осознавая, что происходило, Сара трепыхалась как испуганная птичка в лапах коршуна. Щёки её пылали, а широко раскрытые глаза искрились от слез. В них не осталось и намёка на сон. Позвать на помощь? Но в этом доме ей никто не поможет, а Эфраим был в казармах на другой стороне.

Она практически не запомнила как он протащил ее по этой лестнице и через весь к коридор в свою комнату – от дверного проема и вдоль всей стены своих покоев. Помнила лишь то, как он бросил ее кровать. Его лицо было бешеным и излучало какую-то ярость и злость. Перед ней было некое существо без четко выраженного лица. У этого безликого существа было одно имя – власть.

Не понимая за что Анилей злиться на нее, Сара забилась в угол кровати, как маленький загнанный кролик, закрыв руками лицо. Страх захлестнул и овладел ей полностью. Анилей медленно надвигался на нее.

– Если будешь добра ко мне, то и я буду добр к тебе, – его голос был спокойным, и даже можно было разобрать сожаление. Но на лице оскалилась ледяная улыбка льва, загнавшего свою добычу в угол.

Он хотел увидеть вновь, тот её взгляд – полный страха и ужаса. Хотел почувствовать свою силу и власть. Но она закрылась от него и рыдала. Тогда он, пойдя к ней вплотную, ударил ее.

Его тяжёлая рука нанесла пощечину достаточно сильно, чтобы голова Сары откинулась назад. Её глаза, влажные от слез, расширились от удивления и боли. Рука потянулась к дрожащей щеке. Она посмотрела в немыслимом испуге на нависшего над ней Анилея, и закричала.

– Тебя никто не услышит. Сегодня есть только я. Я твой Бог и господин. Запомни это.

Он замахнулся, для того, чтобы нанести еще одну хлёсткую пощечину, но не успел. Ей двигал страх и именно страх побудил ее на немыслимое – сопротивление и отпор. Схватив на ощупь правой рукой глиняный кувшин со столика у кровати, Сара ударил им со всей силы, что только могла быть у хрупкой девчушки. Удар пришелся о голову и кувшин разбился вдребезги на несколько частей.

Анилей издал пронзительный тонкий крик бессилия и рухнул на колени, будто в молитве. Его руки безжизненно свисали, а голова немного откинулась назад. По шее струились маленькие ручейки крови, вытекавшие из нескольких ран на голове. На лице была жуткая гримаса страшной боли. Он медленно рухнул на ковер, потеряв сознание, но еще оставаясь живым. А испуганная Сара тут же в ужасе выбежала из комнаты.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Лик неизбежного

«Познание мира – первый шаг на пути к его преобразованию».

Карл Маркс

Рим, 2 год н. э. (Через три недели после Явления в пустыне)

До злополучной смерти Ирода римская политика на Востоке, у парфянской границы, развивалась очень удачно. Император, ужаленный честолюбием, мечтал увеличить сферу римского влияния вплоть до Инда.

Восточный мир был древнее, а его цивилизация – старше. Востока боялись – он манил к себе и внушал непонятный страх неизвестного. Его использовали, благоволили и презирали.

Грандиозные завоевательные походы на этот чуждый Восток, о которых Рим грезил уже целое столетие, стали наконец-то предметом серьезных обсуждений. И многие военные полководцы уже разрабатывали свои масштабные планы. И даже в кабинете по финансовой политике, после тщательного анализа, заявило что необходимые денежные средства могут быть предоставлены для финансирования и подготовки этого завоевательного похода. Вот только сегодня всё это останавливала маленькая Иудея.

Ситуация требовало незамедлительного вмешательства. Сенаторы, министры, представители финансовой бюрократии были крайне озадачены всем происходящим. Нынешние легаты и уже отслужившие военачальники оживились – они учуяли в римском воздухе запах военной добычи. На Форуме и площади гулко разносился взбудораженный смех в предвкушении чего-то стоящего, а в местных банях царило оживленное обсуждение.

По мнению многих видных римлян, храм Януса должен быть вскоре открыт, в знак того, что в стране начинается война – новый Александров поход на Восток. И в тоже время опасались того момента, когда тяжелые врата храма с треском распахнутся, открывая изображение бога Януса – двуликого и двусмысленного: начало известно, но никто не знает конца этого еще не начавшегося похода.

Мир сегодня был римским – это признавали все. В этом мире правило равновесие единой греческо-римской системе. И только жалкие непокорные евреи мутили воду, не желая принимать блага этой империи, объединяющей многие народы.

Много странного и необычного творилось в этой иудейской земле. В Генисаретском озере жила рыба, которая кричала. Всё, что ни сажали на содомских полях, чернело и рассыпалось прахом. Мертвое море держало на своей поверхности абсолютно любого человека – умел он плавать или не умел. Всё здесь было необычайнее, чем где-либо.

Но со смертью иудейского царя Ирода, державшего евреев в крепкой руке жёсткого правителя, в смелом проекте этого похода на Восток появилось одно слабое место: Иудея.

Она лежала как раз на пути продвижения войск. И вместо надежной опорной базы для начала этого похода, Иудея превратилась в нестабильный вулкан, готовый взорваться в любую минуту. Нельзя было браться за великое дело расширения империи, пока столь нестабильная земля не будет прибрана к надежным рукам и укреплена.

И конечно же в этом провале планируемого похода на Восток обвинили всё тех же вездесущих евреев. При живом Ироде им несказанно благоволили в Риме – из императорского дворца дул доброжелательный ветер, благоприятный для всех евреев. И они воспользовавшись этим, проникали во все сферы жизни Римской империи, пытаясь всем навязать свои законы.

Вечно они чем-то были недовольны, их что-то не устраивало, не нравилось, унижало или оскорбляло их религию. Но при это, везде ухитрялись втереться – уже все торговые рынки и ремесленные кварталы полны ими. Они проникли даже в финансовое управлении при кабинете императора. Только за последние пять лет в списки привилегированных всадников было занесено двадцать евреев.

Еще недавно римляне не обращали никакого внимания на этих евреев, и они процветали и обогащались, проникая всюду. Но всё кардинально изменилось пару месяцев назад, и никто даже не знал причин этой внезапно проснувшейся ненависти.

Возможно это сказался приезд сынов Ирода в Рим для предъявления своих прав на иудейский трон. А возможно это отыгрывались на евреях те, кто грезил о провалившемся походе на Восток. Или иные причины неприязни, пробудившиеся так неожиданно.

И отныне римляне радовались возможности выразить свою ненависть под видом патриотизма к евреям и их конкуренции. Римляне рассказывали друг другу уже полузабытые истории о том, будто эти мерзкие евреи приносят в жертву детей на пасху этому незримому Богу. В харчевне на одной из улиц нескольких иудеев стали призывать к тому, чтобы они съели запретную для них свинину. А тем, кто сопротивлялся, запихивали насильно эту отвратительную запрещенную пищу.

Но хоть проект нового Александрова похода и был невозможен на данный момент, но вовсе не забыт. Это лишь небольшая заминка и не более того. Необходимо было как можно скорее решить проблему с этой Иудеей – назначить своего римского наместника. Но император не торопился с принятием решения. И проблема всё усложнялась – надеется на то, что она разрешится в ближайшее время сама собой, не приходилось.

И сегодня вновь собралось вместе двадцать три человека, занимавших ответственейшие и видные посты в Сенате и при дворе императора. Последняя весть от Сабина о том, что в Иудее может вспыхнуть полноценный вооруженный мятеж, затронула их за самое больное и уязвимое место, так как она грозила окончательно поставить крест на планируемом расширении империи на ближайшие десятки лет.

А ведь именно эти двадцать три человека и подвели твердую базу под, только бродивший лишь в умах некоторых людей, Александров поход. Именно они организовали в кратчайшие сроки, и сделали возможным создание в ближайшее время в Южной Аравии важнейших опорных пунктов для морского пути в Индию. И именно они нашли и выделили необходимые денежные средства для этого военного похода на восток.

Согласно изначальному военному плану, все легионы, без которых можно было обойтись в Германии, Галлии и Саксонии могли бы уже через год-два быть переброшены на Восток. А шестнадцатый легион уже был направлен в Египет.

И сейчас они просто кипели от ярости, все эти советники и будущие полководцы, оттого что их превосходно спланированный завоевательный поход будет отложен на неопределенный срок, или возможно даже навсегда будет забыт из-за этих евреев.

По мнению большинства, к Иудее прежде относились слишком легко и мягко, многое позволяли, и тем труднее будет сегодня справиться с обнаглевшими евреями.

– Вечно эти евреи становятся поперек дороги со своей наивной верой в пустоту. Пока не истребишь весь их народ, всех до единого, и пока не разрушишь Храм этого их незримого Бога, они не успокоятся, – выразил общее настроение Тит Лукреций. – Это фанатичный и безумно суеверный народ. Наш поход на Восток и расширение империи будут невозможными, пока Иерусалим не сровняют с землей.

– Но что вы хотите этим добиться? Бросить все силы в одну жалкую провинцию? – один из министров, Марциний, попробовал немного сгладить тон разговора. – Почему бы не потребовать от этих иудеев самим уладить свой конфликт? Назначьте уже кого-нибудь новым царем Иудеи, того же Антипу например, и пусть сам решает проблемы в своей стране.

– Возникшая проблема требует нашего незамедлительного вмешательства. Мы не можем, как прежде откладывать и ждать, что всё решится само собой, – выступил вперед Гай Регалий, отвечающий за восточную политику Римской империи. Он властен и честолюбив до невозможности. – И кроме, как военным путем, решить ее не удастся. Я надеюсь все присутствующие здесь согласны с этим?

– Я придерживаюсь того мнения, – отозвался Тит Лукреций – что клинок, забитый в ножны, менее симпатичен, чем вынутый из них. Нам необходимо показать свою силу.

– Нам всем известна ваша глубокая ненависть ко всем евреям, дорогой Лукреций. И ваше неуемное желание истребить их полностью, – Марциний по-прежнему пытался отстаивать мирный способ решения проблемы. – Но это вызовет лишь еще большие проблемы.

– Чем же, позвольте узнать?

– Вы собираетесь отправить войска на Восток, через иудейские границы, оставляя за собой выжженную землю и разрушенные тылы, дорогой Лукреций? На восстановление уйдет еще больше сил и затрат. Нам необходима эта тыловая база у парфянских границ.

Тит Лукреций предупреждал всех с самого начала, что Иудея может стать камнем преткновения в их планах. Но другие члены кабинета императора тогда улыбались, считая это иудейской манией и старческой ненавистью к евреям. Теперь же стало ясно, что око ненависти оказалось зорче, чем терпимый скептицизм остальных.

– Если только эта иудейская земля будет соблюдать спокойствие при новом царе, – заявил Гай Регалий, – то у нас не возникнет необходимости вводить на их территорию войска. Но стоит быть готовым ко всему, не так ли?

– Истребить их всех, я вам говорю, – всё не мог успокоиться Тит Лукреций. – И не будет никаких проблем в дальнейшем.

– Тем не менее мы должны прийти к общему мнению, уважаемый Лукреций, и принять решение, которое будет наиболее выгодным для всего Рима, – не поддержал его Гай. – А истребление целого народа не является таковым.

– Я тоже воздержался бы от подобных разрушений нашей же по сути территории, – высказался еще один из советников Курион. – Нам стоит больше заботится не о том, что мы уже завоевали, а о новых землях. Проблему необходимо решать малыми ресурсами.

– Вы просто признаетесь в неспособности поддерживать интересы Рима. Если земли, которые вы называете «уже завоеванными» начнут восставать против нас, то не может идти никакой речи о расширении империи.

– Вы уходите от решения нашей главной проблемы, – выступил Марк Ароний. – Насколько я знаю, Сабин отправил сообщения о возможном мятеже и бунте не только в Рим, но и Квинтилию Вару в Антиохию. Так пусть он и займется наведением порядка в Иудее.

– Но этого недостаточно. – Тит Лукреций отстаивал свою позицию. – Они не справятся.

– Не справятся с чем? С каким-то жалким деревенским отребьем, которое вознамерилось поиграть в войну?

– Вы даже не знаете, что именно там сейчас происходит и…

– Вот именно, мы ничего не знаем, – вновь вступил в разговор Марциний. – Может и нет никакого восстания и это всего лишь мнимые опасения Сабина.

– Иерусалим должен быть разрушен. – не отступал Тит Лукреций. Он уже грезил о том, как римские легионы нападут на этот мерзкий Иерусалим, и как они будут выволакивать его отвратительных грязных обитателей за длинные бороды и прибитвать к крестам. Как снесут стены их Храма незримого Бога, сожгут все дома и сровняют с землей весь их святой город.

– На вашу жизнь ещё хватит разрушении городов, Лукреций. – ответил ему Гай Регалий. – А Иерусалим мы пока оставим. Возможно нам действительно стоит подождать известий и подтверждений от Квинтилия Вара.

Обсуждение продолжалось еще какое-то время. И практически в течении всего этого разговора, в углу стола мирно дремал один пожилой человек – изнеможденный и вымотанный жизнью, с холеным лицом в глубоких и резких морщинах, с редкими седыми волосами на голове. Многие присутствующие терпеть не могли этого тощего крючконосого человека, но даже у них он вызывал уважение. Его не беспокоили и не трогали.

Когда же он очнулся, то заметил, что все остальные уже покинули собрание, видимо придя к какому-то общему решению. Его это не особо интересовало – главным было то, что поход на Восток и расширение Римской империи были отложены. Хотя всё это и складывалось не совсем так, как они планировали изначально. На деле оказалось, что изменить мир сложнее, гораздо сложнее, чем они предполагали когда-то. А их время беспощадно уходило.

Он неспешно поднялся, превозмогая легкую покалывающую боль, и направился к выходу. Так как он слегка хромает, то ходит с небольшой деревянной тростью, но обычно держит ее в одной руке за спиной.

Его измученный усталый вид говорил – нет просто кричал – о том, что он находится в тяжелейшем положении. Его бледное осунувшееся лицо было испещрено старческими морщинами, а глаза, блекло выделяясь своими разноцветными зрачками, смотрели на окружающее измученным видом. Руки слегка дрожали, а кожа была изрядно потрескавшейся и сухой. Время… его так мало оставалось у него.

Спускаясь вниз по лестнице, мимо мраморных колоннад и статуй, к своему паланкину, он ощущал легкое покалывание и жжение в левой груди. Дрожащей рукой он слегка прикоснулся к этому месту, и ощутил небольшое облегчение. Его рука касалась небольшой металлической фигурки – его сила, и в тоже время слабость. Постоянное напоминание о прошлом. Он всё помнит.

Дойдя до своего паланкина с носильщиками, он с трудом погрузился в него, вновь окунаясь в легкую дремоту. Рука по прежнему касалась серебристой фигурки на груди, изображавшей стервятника, и скрытой под одеждой от посторонних глаз. Он помнил абсолютно всё и так же ясно как будто это происходило вчера.

Воспоминания, которые хотелось отбросить и забыть – не знать ничего. Но из памяти как назло выскальзывали образы прошлого. Вся его жизнь – и конечно же в первую очередь тот самый день, когда он был избран протектором, тот день когда он получил свою фигурку и своё новое имя – день его смерти как человека и рождения как протектора.

И если бы не было того дня, то не было и дня сегодняшнего. Кто знает как всё могло бы тогда повернуться. Он бы по прежнему оставался в неведении, а кто-то другой делал бы то, что сегодня вынужден делать он – менять историю человечества.

Он помнил, как вступал в тот день в просторный сияющий зал, находящийся в центральном хранилище протекторов, ощущая трепет и причастность к чему-то важному и значимому в этом мире. Помнил как подходил к огромной серебристой Сфере, усыпанной различными металлическими фигурками зверей. Она излучала немыслимую силу, внушающую страх.

Это хранилище и Сфера, с ее сотнями серебристых фигурок, находились в самом защищенном и надежном месте империи – в столице объединенного человечества, в Риме. Протекторы веками оберегали все свои тайны о таинственных предметах, собирая их по всему миру и помещая в эту Сферу.

Всё началось с расширения Римской империи на Восток. Дойдя до Индии и Китая, подчинив себе сильнейшие страны и государства, Рим стал крупнейшей империей в мире, объединив под своим крылом различные народы. Это стало начальной точкой опоры, послужившей для дальнейшего объединения человечества.

Подчинив себе в дальнейшем всех в Европе, Африке и Азии, Рим более не видел для себя никакой угрозы из вне. Основной проблемой было удержание в повиновении всех захваченных земель. Тогда же Сенату, а не только отдельным его членам, и стало широко известно о необычных металлических фигурках зверей. Они были угрозой для империи, если находились не в тех руках, и оружием для подавления восставших в своих же собственных руках.

Для нахождения и сбора этих таинственных фигурок был организован особый орден. Впоследствии они стали называться протекторами и занимались не только сбором и хранением предметов, но и выступали защитниками и стражами Римской империи, используя силу предметов для подавления восстаний и мятежей.

А вскоре Сенат постановил отказ от каких-либо религий и верований, запретив поклонение любым богам и идолам на территории Римской империи. Они отдали предпочтение науке и прогрессу. Все храмы, святилища и места поклонения были уничтожены и сожжены. Череда религиозных бунтов прокатилась по всем восточным континентам, но утихла как только в это вмешались протекторы.

Через пятьсот лет после знаменитого похода Рима на Восток, люди окончательно подчинились власти Римской империи и ее протекторов, смирившись с неизбежным, понимая всю бессмысленность своих бунтов и сопротивлений. Фактически в мире прекратились все войны. Армия солдат стала ненужной и лишней, отдав свои обязанности протекторам, которые обеспечивали внутренний порядок по всей империи.

Объединенное человечество и таинственные металлические фигурки придали новый толчок развития для науки. В распоряжении Сената были тысячи научных центров и умнейших людей империи, которые работали в едином общем направлении, а не конкурируя друг с другом, и не разрабатывая одно и тоже в разных уголках планеты. И никакая слепая вера в мнимых Богов не мешала прогрессу.

Были открыты западные континенты и тут же включены в состав Римской империи усилиями всего лишь нескольких протекторов. Объединенное человечество процветало и стремительно развивалось, выйдя через несколько сотен лет за пределы своей планеты в космос.

Протекторы обеспечивали полный контроль над предметами и конечно же над червоточинами. Ведь какой толк было охранять предметы в пространстве, если не защищать их во времени. И все стабильные червоточины на планете охранялись от вмешательства в прошлое.

Все предметы, благодаря которым человечество объединилось, были сосредоточены в Сфере и руках одной сотни протекторов, которые формально подчинялись Сенату.

Но они всё больше отдалялись, предпочитая самостоятельно решать проблемы безопасности и развития империи. Фактически они стали отдельной независимой структурой империи, решающей самостоятельно, что необходимо и полезно для человечества в целом, исходя из собственных интересов. Использование предметов являлось прерогативой исключительно протекторов и немногих посвященных.

«Не передавать предметы непосвященным» – гласил кодекс протекторов. И все кто не являлся частью хранилища и Сферы – то есть не был протектором или ученым, исследователем, занимавшимся изучением этих предметов – был непосвященным. Это давало протекторам некую власть, выделяя их над другими.

Но кодекс также гласил: «Не использовать силу предметов против людей без угрозы с их стороны и против других протекторов». Предметы должны были служить только защите империи и ее развитии, а не становиться причиной угроз.

При посвящении в протекторы, человек получал одну фигурку в свое постоянное использование, как знак отличия и власти. Но запрещалось применять ее силу без какой-либо необходимости. Как запрещалось и использование более одного предмета одним протектором. Конечно для исследовании и изучении из Сферы можно было брать и другие фигурки, но лишь по специальному запросу к Верховным протекторам на определенный ограниченный срок.

После того как протектор не мог более управлять своим предметом, в силу старости или смерти, или еще каких-либо причин, фигурка возвращалась обратно в Сферу. Таким образом на руках постоянно находилось не более ста фигурок – по числу действующих протекторов. Все остальные предметы находились в Сфере и строго охранялись.

И когда один из них покидал этот мир, оставляя свой предмет, то на его место выбирался новый протектор, из числа многих желающих людей. Человек, избиравшийся протектором, должен был обладать огромной силой воли, чтобы справиться с мощью предмета. Ибо фигурки могли запросто убить тех кто слаб в своей воле, или же подчинить себе. Протектор должен управлять своим предметом, а не предмет протектором.

И этот пожилой измученный человек, предававшийся своим былым воспоминаниям в паланкине, также был когда-то избран одним из протекторов. И предстал он в тот день перед Сферой с фигурками зверей, преисполненный уверенностью и решимостью в дальнейшей своей судьбе.

Он ощущал незримые нити, связывающие его со всеми предметами одновременно, и чувствовал вибрации, исходившие от них всех. Это было поразительное зрелище, и в тоже время ужасно пугающее. Эта огромная пульсирующая сила – Сфера – представала в размытых мерцающих тонах красного, желтого и оранжевого трепещущего яркого света, отражающегося от нее.

Он стоял перед ней, пропуская незримые нити фигурок через себя, и становясь единым целым с ними со всеми, но ища отклика только от одного. Только одна фигурка должна была ответить ему. Его истинный предмет. Тот, который будет служить ему всю жизнь протектора.

И он почувствовал как одна из фигурок действительно откликнулась на его призыв, установив с ним прочную неразрывную связь. Это была фигурка стервятника, созданная безызвестными творцами, как и все остальные предметы, из неизвестного металлического сплава. И этот стервятник выбрал его своим защитником, хранителем и протектором.

Его прежнее человеческое имя, которое было дано ему при рождении, осталось в прошлом, а он получил новое – Mortem – что означало смерть. Имя присваивалось Верховными протекторами, исходя из того предмета, что был выбран и его свойств.

Некоторые предметы влияют на человека, меняя его самого или придавая определенные свойства, другие же предметы воздействуют на окружающее, созидая или разрушая. Фигурка с изображением стервятника была из последних – несла смерть и разрушения.

Владелец стервятника мог состарить прикосновением любое живое существо и любую вещь, независимо от того была она органикой или искусственной синтетикой или же металлом. Человек старел, дряхлел, разлагаясь в прах, металл ржавел, покрываясь коррозией, а мельчайшие связующие частицы разрушались, переставая функционировать.

Но прежде, чем новый протектор получал свой предмет, на его левой груди выжигалась кожа – ровно по контурам и формам доставшейся ему фигурки. Это было довольно болезненно, но терпимо. И тут же в эту рану на груди помещалась сама фигурка, отдававшая невыносимым холодом. Таким образом, предмет становился неотъемлемой частью тела протектора, сливаясь со своим владельцем в единое монолитное целое, устанавливая неразрывную связь.

И с того дня он навсегда был связан со своей фигуркой стервятника. Он помнит всё. Он чувствовал постоянное присутствие стервятника в себе, словно бы тот был живым организмом, мыслящим и разумным.

Хотя многие ученые и исследователи, занимавшиеся десятками и сотнями лет изучением этих предметов, их свойств и происхождением, утверждали что это искусные механизмы. Неизвестные им биомеханические устройства, с полным контролем окружающего их пространства, и некоей заложенной в них программой, покрытых сверхпрочным неразрушимым сплавом из металлических нанитов. Правда доказать этого так никто и не смог. Также как и разобрать эти «устройствах».

На сегодняшний-то день этот старик, бывший некогда протектором, понимал почему никто из людей так и не смог разобраться в истинной природе этих фигурок. Все они были зажаты в узкие рамки своего мышления, и не пытались посмотреть на картину в целом.

Они переоценивали собственную значимость. Не понимали того, что этот мир не крутится вокруг человечества. Здесь было нечто большее. Рано или поздно для каждого приходит время этого осознания. Но для большинства, к сожалению, не в этой жизни. Он бы и сам, наверное, оставался бы до сих пор в мрачном неведении, если бы ему не раскрыли глаза на истину.

Это произошло через пару лет после того как он стал протектором. Ему приснился сон – реалистичный сон. Он стоял посреди поляны, погруженной в густой молочный туман, а на небе царили сумерки. Ему казалось, что он был один, но внезапно откуда-то раздался чей-то голос.

– Я тебе не помешаю?

Он оборачивался, пытаясь разглядеть в этом тумане незнакомца. Но на поляне никого не было и только туман собирался небольшими клубящимися волнами.

– Кто здесь? – в отчаянии выкрикнул Mortem.

– Не бойся меня, – этот голос словно бы раздавался повсюду и в то же время только в его голове. – Если тебе важно смотреть на своего собеседника, то обрати свой взор на этот туман. Порой он обретает тот облик, который бы тебе самому хотелось бы увидеть. И не стоит так кричать в пустоту. Попробуй мысленно проговорить про себя то, о чем хочешь мне сказать.

Клубящийся туман приобретал человеческие очертания, но словно бы не до конца. Перед ним предстал прозрачный человек, по которому нельзя было точно сказать мужчина это был или женщина, стар он(она) или молод(а).

– Кто ты и для чего здесь? – Mortem проговорил это про себя, и его странный собеседник услышал это.

– Нас по разному называют – Фантомы, Арки, Стражи, Высшие Неизвестные, Прозрачные. Важно не имя, а суть. И твой вопрос заключается в том, для чего здесь ты. Просто представь, что мы с тобой два странника, встретившихся случайно на дороге. Мы незнакомы, но можем помочь друг другу.

– С чего ты решил, что мне нужна помощь?

– Что ты сейчас видишь перед собой?

– Не понимаю к чему ты клонишь…

– Просто посмотри вокруг и скажи мне.

Mortem мельком окинул взором ничем не примечательную поляну. Туман словно бы расступился, обнажая сокрытое ранее, но не суть.

– Ночное небо, трава, деревья, листья…

– Вот видишь, ты слеп. Ты останавливаешь свой взгляд по очереди на незначительных объектах, в то время как должен видеть весь мир сразу. И тебе нужна в этом помощь. Я покажу тебе.