Текст книги "Израильтяне и палестинцы. От конфронтации – к переговорам и обратно"

Автор книги: Алек Эпштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Неудача переговоров в Кемп-Дэвиде ознаменовала собой фактическое окончание процесса Осло, основной идеей которого был принцип поэтапного промежуточного урегулирования, которое должно было сопровождаться созданием атмосферы взаимного доверия, призванной подготовить стороны к ведению конструктивных переговоров об окончательном разрешении конфликта. Вместо этого в сентябре 2000 года началась вторая интифада, и израильтяне и палестинцы оказались ввергнуты в новый круговорот насилия, в то время как перспективы мирного урегулирования становились все более призрачными.

Глава III. Переговоры о промежуточном урегулировании: процесс Осло

Процесс Осло начался с секретных встреч между израильскими и палестинскими представителями, после того как переговоры, начатые на Мадридской конференции, зашли в тупик. Бывший в 1986–1992 годах главой правительства Израиля лидер партии «Ликуд» Ицхак Шамир был втянут в переговорный процесс госсекретарем США Джеймсом Бейкером вопреки своей воле, от этого «процесса» он ничего не ждал и участвовал в нем исключительно потому, что не мог отказать американской администрации. Принимая во внимание подобную позицию израильского руководства, не приходится удивляться, что Мадридская конференция ни к чему не привела. Вместе с тем два достижения И. Шамира должны быть отмечены особо: палестинская группа участвовала в составе делегации, ключевую роль в которой играли представители Иордании (причем это случилось спустя три года после того, как король Хусейн как будто отказался от своих претензий на Западный берег), сама же палестинская группа включала исключительно жителей Западного берега (включая Восточный Иерусалим) и Газы, но не палестинцев диаспоры. Верно, что возглавлявший палестинскую группу доктор Хейдар абд-аль-Шафи был одним из основателей ООП и авторов Палестинской хартии 1968 года, однако он прожил жизнь в секторе Газа и не принадлежал к той гвардии, которая вместе с Я. Арафатом перемещалась из Иордании в Ливан (после «черного сентября» 1970 года), а из Ливана – в Тунис (после израильского вторжения в 1982 году).

Однако невозможно игнорировать и обратную сторону медали. С тех пор прошло почти двадцать лет, и сейчас очевидно, что Ицхак Шамир совершил, вероятно, самую большую ошибку в дипломатической истории Израиля, сорвав так называемое Лондонское соглашение, детали которого были обговорены бывшим тогда министром иностранных дел Израиля Шимоном Пересом и королем Иордании Хусейном. Ш. Перес был во многом прав, когда писал: «Какая злая ирония истории! Не было бы нужды ни в мадридском процессе, ни в переговорах с такой неуступчивой в своих требованиях палестинской делегацией, если бы в свое время лидеры блока «Ликуд» не упорствовали в отказе от достигнутого в Лондоне в 1987 г. соглашения с королем Хусейном о начале прямых переговоров под эгидой международной конференции. Весь процесс пошел бы уже много лет назад, до того, как вообще началась интифада, и палестинцев могла бы представлять объединенная иорданско-палестинская делегация. Шансы достичь мира и добиться желаемых результатов были бы более благоприятными. Мы могли бы избежать необходимости вести переговоры с делегацией палестинцев, представлявшей только руководство ООП, если бы лидеры блока «Ликуд» не были ослеплены несбыточными мечтами и немыслимыми политическими идеалами, во имя которых они были готовы свести на нет самый значительный прорыв со времени визита Садата в Иерусалим. Упрямство и недальновидность руководства блока «Ликуд» привели к серьезным осложнениям, а интифада поставила Армию обороны Израиля в невыразимо трудные условия» [19] .

Повторим: какой бы справедливой ни была критика в адрес Ицхака Шамира, отказавшегося от попытки выработать взаимоприемлемое мирное соглашение между Израилем и Иорданией в 1987 году, четыре года спустя ему удалось добиться вполне разумного формата переговоров, который, к сожалению, был выброшен на свалку истории членами команды Ш. Переса, ставшего министром иностранных дел и в правительстве И. Рабина, в 1993 году. Заместитель министра иностранных дел д-р Йоси Бейлин, генеральный директор министерства Ури Савир, юридический советник МИДа Йоэль Зингер, привлеченные эксперты из академического сообщества д-р Рон Пундак и д-р Яир Хиршфельд взяли на вооружение совершенно другую парадигму, основным стержнем которой была идея «размежевания» между палестинцами и «иорданской опцией». Соглашения, детали которых согласовывались в Осло, не предполагали никакого сколько-нибудь значимого участия Иордании (или любой другой арабской страны) в разрешении палестинской проблемы, речь шла сугубо о сепаратных переговорах Израиля и ООП, и в этом смысле можно сказать, что два десятилетия спустя после саммита Лиги арабских государств в Рабате израильское руководство признало его итоги. Применительно к Ш. Пересу речь шла о кардинальном изменении позиции – человек, в 1987 году отстаивавший модель израильско-иорданского урегулирования без участия ООП (или, если точнее, вопрос участия ООП был сугубо иорданской проблемой, во многом решенной подписанием королем Хусейном и Я. Арафатам 11 февраля 1985 года так называемого «Амманского соглашения» [20] ), шесть лет спустя возглавлял группу дипломатов, работавших над достижением соглашения с ООП без какого-либо участия представителей Хашимитской династии, при этом в обоих случаях он занимал один и тот же пост – главы Министерства иностранных дел. Нет сомнений, что за эти годы ситуация изменилась, однако главные факторы перемен – начало интифады (1987) и отказ короля Хусейна от претензий на Западный берег (1988) – случились до Мадридской конференции (1991), в ходе которой палестинская проблема была возвращена в формат иордано-израильских, по сути своей, переговоров. Представляется, что первой фундаментальной ошибкой процесса Осло была именно эта смена парадигмы, отделившая переговоры о решении палестинской проблемы от переговоров Израиля с сопредельными арабскими государствами.

Изначально позиции, занятые палестинцами и израильтянами, казались непримиримыми: первые требовали только государственности, в то время как вторые предлагали ограничиться автономией. Утечка информации в прессу также не способствовала успеху переговоров, так как каждая из сторон боялась, что обнародование факта ее готовности к тем или иным уступкам будет воспринято широкими слоями общества как предательство.

В такой ситуации начались тайные переговоры, в которых на первом этапе ключевую роль играли Яир Хиршфельд с израильской стороны и Ахмед Куреи (Абу Ала) с палестинской. По некоторым сведениям, еще за несколько месяцев до этого с инициативой о создании прямого палестино-израильского канала тайных переговоров выступил Фейсал Хусейни – представитель одной из самых знатных арабских семей Иерусалима, входивший в состав палестинской группы на Мадридской конференции; эта инициатива, однако, поддержана не была [21] . Первая встреча между Я. Хиршфельдом и А. Куреи состоялась в Лондоне в декабре 1992 года. Она была организована норвежским социологом, активистом местной Рабочей партии Терье Рёд-Ларсеном (позднее он работал в МИДе Норвегии, короткое время входил в состав правительства страны, в 1999–2004 годах был спецпредставителем Генерального секретаря ООН Бутроса Гали на территории ПНА, а в июле – августе 2006 года – спецпредставителем Генерального секретаря ООН Кофи Аннана по ливано-израильскому урегулированию). Предварительные согласования, которые провел Я. Хиршфельд с Й. Бейлином, а через него – с Ш. Пересом (премьер-министру И. Рабину на этом этапе ничего не докладывалось), позволяли надеяться, что встреча будет успешной. Вскоре норвежское правительство организовало ряд встреч Я. Хиршфельда и Р. Пундака с тремя полномочными представителями ООП: А. Куреи, Х. Асфуром и М. аль-Курдом [22] . Норвежцы предоставляли сторонам место для встреч в благоприятных условиях, сохраняя при этом всё происходящее в тайне. Израильтяне посылали отчеты об этих встречах Й. Бейлину, который, однако, сам не принимал участия в переговорах. Сложилась достаточно странная, чтобы не сказать больше, ситуация, когда важнейшие переговоры, касавшиеся самых центральных вопросов будущего Израиля, вели два никем не избранных интеллектуала, весь мандат которых исчерпывался тем, что заместитель министра иностранных дел не возражал против их деятельности. Ни правительство, ни кнессет не были информированы об этой деятельности; ни на каком официальном уровне не обсуждались и не принимались никакие программные документы, касавшиеся желаемых параметров урегулирования или «красных черт» израильских уступок. На вопрос проф. Раймона Коэна о том, какими стратегиями ведения переговоров он руководствовался, д-р Я. Хиршфельд ответил, что эту тему он никогда не изучал, а в ходе переговоров был движим в основном «здравым смыслом» [23] . Учитывая, что понимание «здравого смысла» у разных людей сильно различается между собой, нет никаких оснований предполагать, что любая другая группа переговорщиков вела бы себя так же, как вели себя Я. Хиршфельд и Р. Пундак, отстаивая те же (или примерно те же) позиции. Самые судьбоносные переговоры в истории палестино-израильского конфликта вела очень небольшая группа людей, причем если с палестинской стороны речь шла об одном из высших лидеров ООП (в 1996 году А. Куреи возглавил Законодательный совет ПНА, а в октябре 2003 года – палестинское правительство), то с израильской стороны ключевые роли играли люди, которые как тогда, так и позднее остались совершенно неизвестными широкой общественности: ни Я. Хиршфельд, ни Р. Пундак никогда не входили ни в состав правительства, ни в число членов кнессета.

Участники встреч пришли к идее подписания совместной Декларации принципов мирного урегулирования, которая бы предусматривала проведение свободных выборов на контролируемых территориях и постепенное создание Палестинской национальной администрации в неких границах, которые, как было согласовано, будут уточняться позднее. Й. Бейлин проинформировал об этом Ш. Переса и И. Рабина, которые по-разному восприняли это сообщение: Ш. Перес – с энтузиазмом, а И. Рабин – скорее скептически, хотя и дал согласие на начало переговоров.

В мае 1993 года к переговорам присоединились генеральный директор Министерства иностранных дел Израиля Ури Савир и юридический советник МИДа Йоэль Зингер. Итогом этой стадии переговоров стала Декларация принципов, в целом проработанная к 20 августа 1993 года. Начав с предварительных тайных переговоров, Израиль и палестинцы добились невмешательства международного сообщества вплоть до последнего момента, когда договоренности уже были достигнуты. Важно подчеркнуть: переговоры были успешными во многом именно потому, что проходили без посредников от «великих держав» или международных организаций, которые обычно не столько ищут компромисс между сторонами, сколько ведут каждый свою игру. Участие норвежской стороны было продуктивным как раз вследствие того, что у Норвегии нет никаких особых интересов в регионе, и ее дипломатам было глубоко безразлично, на каких условиях договорятся между собой израильтяне и палестинцы – лишь бы договорились. Этот подход и привел к успеху переговоров. Это отмечал и Шимон Перес: «Место для проведения переговоров было идеальным. В Норвегии никто не гонялся за сенсациями. Даже во время моей последней поездки в Осло ни один репортер не попросился сопровождать меня. Правительственные средства массовой информации Израиля считали эти переговоры заурядным событием. Зачем отправлять в Норвегию группу для освещения визита? Что интересного может там произойти? И именно из-за того, что переговоры в Осло, в отличие от переговоров в Вашингтоне, были изолированы от средств массовой информации, мы могли вести их месяцами. Стороны прямо, с глазу на глаз обсуждали свои проблемы, а не ораторствовали напоказ» [24] . Еще одной «площадкой переговоров» стал Египет, причем в тайну проведения переговоров были посвящены высшие руководители страны: президент Хосни Мубарак, министр иностранных дел Амр Муса и крайне влиятельный советник президента Усама аль-Бааз. Параллельно с этим 7–9 июня в Лондоне состоялась серия встреч между министром здравоохранения Израиля Эфраимом Снэ и одним из лидеров ООП Набилем Шаатом, впоследствии ставшим министром иностранных дел ПНА, а на короткое время в 2005 году – и главой кабинета.

23 июня 1993 года Шимон Перес получил удивительное письмо, написанное на английском языке от руки 47-летним на тот момент Бассамом Абу Шарифом. От этого человека – одного из самых известных террористов Народного фронта освобождения Палестины, которого в 1972 году израильские спецслужбы пытались уничтожить (он потерял один глаз и четыре пальца, а также оглох на одно ухо, но выжил) – менее всего можно было ожидать миротворческих инициатив. Однако письмо Б. Абу Шарифа было удивительным призывом к тому, чтобы, оставив распри прошлого позади, израильтяне и палестинские арабы двигались навстречу друг другу.

Это письмо заслуживает того, чтобы быть приведенным целиком:

...

Уважаемый господин Перес!

Я очень взволнован тем, что имею возможность написать Вам и быть уверенным, что это письмо будет передано Вам лично. Я решил написать его от руки, а не печатать, так как полагаю, что это даст Вам представление о тех чувствах, которые я испытываю, думая о мирном будущем и о той жизни, за которую мы боремся.

Уважаемый господин Перес, я уверен, что израильтянам нужен мир так же, как он нужен и палестинцам. Экстремисты с обеих сторон отступят, как только смелые и мужественные люди сделают шаг навстречу друг другу, с тем чтобы преодолеть лежащую между ними пропасть и уничтожить барьеры взаимного страха и недоверия. Сейчас израильтяне и палестинцы имеют шанс это сделать. Но израильтяне, как и палестинцы, нуждаются в настоящих людях наверху, чтобы начать этот процесс.

Будет не просто жаль, если мы упустим этот шанс. Это будет несчастьем и катастрофой для всех нас. Вот почему мы упорно, денно и нощно работаем, стремясь ускорить этот процесс. Но позвольте мне быть с Вами предельно откровенным. Палестинцы считают невозможным (практически) добиться прогресса в данном направлении, если прямые контакты между правительством Израиля и руководством ООП останутся «нежелательными». Нужен прорыв вперед. Такой, который может дать новый импульс мирному процессу.

Я полагаю, что современная международная обстановка и состояние межарабских отношений позволяют осуществить меры по созыву встречи на высшем уровне. Это обязательно повлечет за собой позитивную цепную реакцию, которая поможет быстро растопить лед.

Мы ценим в Вас ясное видение будущего, Ваше умение осознать новые веяния в этом мире и Ваши смелые идеи, направленные на создание нового Ближнего Востока. В этом мы с Вами солидарны.

Когда мы тщательно изучаем позиции израильских министров, то выделяем среди них Вас как человека, обладающего качествами исторической личности, способной проложить путь к лучшему будущему.

Мы надеемся, что Вы сумеете использовать все превосходные качества, которыми обладаете, на благо создания лучшего будущего. Мы готовы помочь Вам и соединить свои руки с Вашими, чтобы построить прочное и процветающее общество для ваших и наших будущих поколений.

Я готов откликнуться на любую инициативу в этом направлении; остаюсь верен делу мира между арабами и израильтянами.

Искренне ВашБассам Абу Шариф.

Понятно, что письма подобного рода вселяли эйфорию в сердца тех, кому доводилось их читать, преодолевая понятное желание рассказать об этом граду и миру. Но до начала осени 1993 года все контакты между сторонами держались в глубокой тайне.

В заявлениях, сделанных 9 сентября 1993 года, Израиль признавал ООП в качестве официального представителя палестинского народа, а ООП признавала за Израилем право на мирное и безопасное существование. Декларация принципов была подписана в Вашингтоне 13 сентября 1993 года Шимоном Пересом с израильской стороны и Махмудом Аббасом – с палестинской, в присутствии госсекретаря США Уоррена Кристофера и министра иностранных дел России Андрея Козырева, после чего И. Рабин и Я. Арафат пожали друг другу руки перед многочисленными телекамерами.

Взаимное признание и рукопожатие наряду с подписанием Декларации принципов означало хотя бы частичное забвение взаимных обид. Палестинцы почувствовали, что евреи наконец-то признали их существование как народа, а евреи почувствовали, что палестинцы наконец-то признали Израиль. Тогда казалось очевидным, что признание Израиля автоматически подразумевает его признание в качестве государства еврейского народа (ибо именно в таком качестве оно было провозглашено и существует), однако дальнейшие события показали, что до этого еще идти и идти, и, с палестинской точки зрения, вопрос этот остается открытым до сих пор. Официально декларируемая позиция руководителей ФАТХа состоит в том, что они признают Израиль как государство, но его характер в настоящем и будущем должен являться предметом переговоров; переводя это на практический уровень – надеются на то, что высокая рождаемость в арабском секторе превратит арабскую общину в демографическое большинство не только в ПНА или будущем Палестинском государстве, но и в Израиле. Впрочем, эйфория «мира на расстоянии вытянутой руки» в 1993 году была сильнее любых сомнений. Участникам переговоров (как минимум с израильской стороны) казалось, что, хотя многие вопросы остались нерешенными, самым важным является то, что стороны признали друг за другом право на существование, и сформировавшаяся динамика сама собой будет подталкивать их к взаимоприемлемым компромиссам, что, в свою очередь, превратит мирный процесс в необратимый.

Утверждается, что в процессе переговоров Осло обе стороны пошли на значительные уступки. Это верно, но лишь отчасти, и опыт, накопленный за последовавшие с тех пор полтора десятилетия, отчетливо свидетельствует об этом. Израиль шел на реальные уступки, и хотя сегодня, после весьма успешной, с военной точки зрения, операции в Газе в декабре 2008 – январе 2009 года, очевидно, что они в принципе обратимы, их невозможно сравнивать с уступками, на которые пошли палестинцы, в случае которых речь шла об «откладывании требований» на более поздние этапы переговоров. В ходе процесса Осло палестинцы не отказались ни от одной из своих претензий, будь то проблема беженцев 1948 года и их потомков, вопрос о статусе Иерусалима или будущее еврейских поселений на контролируемых территориях, единственная уступка состояла в согласии отложить обсуждение этих тем «на потом». Когда же это «потом» наступило (а случилось это на саммите в Кемп-Дэвиде в июле 2000 года), всё и рухнуло.

Согласно подписанному 4 мая 1994 года соглашению, за время переходного периода продолжительностью в пять лет должна была возникнуть самоуправляемая Палестинская администрация на Западном берегу и в секторе Газа; на первом этапе предусматривалось, что под ее контроль будут переданы большая часть территории сектора Газа и небольшой анклав площадью шестьдесят квадратных километров в районе города Иерихона на Западном берегу Иордана. Переговоры об окончательном статусе должны были начаться не позднее чем на третий год после подписания Газа – Иерихонского соглашения (то есть не позднее 4 мая 1997 года) и завершиться не позднее чем через пять лет, т. е. к 4 мая 1999 года. В ходе этих переговоров и должны были обсуждаться центральные проблемы конфликта: о статусе Иерусалима; о судьбе палестинских беженцев 1948 года и их потомков; о будущем израильских поселений на контролируемых территориях; об окончательных границах; а также о политическом статусе ПНА.

Декларация принципов была встречена бурей эмоций с обеих сторон. Многие израильтяне и палестинцы искренне радовались. Появление Я. Арафата в Газе также было встречено палестинцами с воодушевлением, а его политика получила значительную поддержку и среди населения Газы, и среди жителей Западного берега. Однако в то же время многие палестинцы, преимущественно живущие вне контролируемых территорий, выражали недовольство подписанным соглашением и отказывались признавать его, называя его «предательским». Они обвиняли Я. Арафата в коллаборационизме с «сионистским врагом», в подавлении палестинской оппозиции, в предательстве интересов палестинцев диаспоры. Группировки, отвергавшие соглашение Осло, стремились подорвать его, зачастую совершая акты насилия против израильских граждан. Среди израильтян и евреев диаспоры отношение к подписанному соглашению также было далеко не однозначным, а присуждение Я. Арафату (вместе с И. Рабином и Ш. Пересом) Нобелевской премии мира воспринималось едва ли не большинством жителей страны как издевка. Недовольство «чрезмерными» уступками палестинцам росло, дойдя до «точки кипения» 4 ноября 1995 года, когда был убит премьер-министр Израиля Ицхак Рабин. Та самая секретность, которая способствовала заключению соглашения, теперь вредила, подрывая его легитимность. Круг лиц, задействованных в переговорах, был очень узок, и многие израильтяне чувствовали, что подписание столь судьбоносных документов без глубокого обсуждения в обществе и без проведения референдума не соответствует минимальным требованиям демократического правления. Никем не оспаривался тот факт, что правительство И. Рабина – Ш. Переса было легитимным, сформированным после победы социал-демократов на парламентских выборах 1992 года, однако в ходе предвыборной кампании лидеры Партии труда ни полунамеком не говорили о том, что в их планы входят переговоры с Я. Арафатом и Организацией освобождения Палестины, и тем более – о передаче под ее контроль каких бы то ни было из контролировавшихся Израилем территорий. Таким образом, многие израильтяне не воспринимали формальный статус законно избранного правительства как достаточную причину для столь радикальной смены курса, противоречившей всем аксиомам израильской политики по палестинской проблеме в предшествовавшие десятилетия.

Шимон Перес и многие другие утверждали, что подобный резкий поворот уже был совершен в израильской истории Менахемом Бегином, подписавшим в 1979 году без какого-либо референдума соглашение о полной передаче Синайского полуострова под контроль Египта, хотя ни о чем подобном в предвыборной программе возглавляемого им блока «Ликуд» перед выборами 1977 года не говорилось и полунамеком – напротив, всячески подчеркивалась важность дальнейшего укрепления и расширения поселенческой деятельности. Однако комбинация внешних и внутренних условий, лежавших в основе мирного процесса между Израилем и палестинским движением сопротивления, по ряду существенных признаков отличалась от процесса урегулирования между Израилем и Египтом [25] .

Во-первых, миротворческий процесс осуществлялся левоцентристским правительством однородного состава и был утвержден минимальным большинством голосов в кнессете. Из 120 членов кнессета соглашение Осло-1 поддерживал только 61 человек, при этом пять из них представляли арабские партии; 50 проголосовали против, еще 9 воздержались или не участвовали в голосовании. Каирское соглашение о создании ПНА в секторе Газа и районе Иерихона было поддержано 52 членами кнессета; оппозиция бойкотировала голосование, чтобы показать, что поддержавшие соглашение остались в меньшинстве. Договор Осло-2 вообще был утвержден в 1995 году 61 голосом «за» при 59 «против», при этом двое из поддержавших соглашение были перебежчиками, избранными в кнессет от правой партии «Цомет», но вступившими в правительственную коалицию, польстившись на портфели министра энергетики (Гонен Сегев) и заместителя министра строительства (Алекс Гольдфарб). Да, в условиях демократии и большинство в один голос – тоже большинство, однако едва ли возможно достичь национального согласия на такой шаткой основе, особенно принимая во внимание тот факт, что это большинство зависело от голосов арабских депутатов, поддерживавших коалицию извне. Тот факт, что Гонен Сегев, голос которого склонил чашу весов в поддержку соглашения Осло-2, впоследствии был осужден за ввоз в Израиль наркотиков в особо крупных размерах по поддельному дипломатическому паспорту, окончательно превратил историю утверждения этого договора в одну из самых позорных страниц израильского парламентаризма. Напротив, мирный договор с Египтом был утвержден в кнессете 22 марта 1979 года со значительным перевесом: 95 проголосовавших «за» при 18 «против», двух воздержавшихся и трех демонстративно не участвовавших в голосовании [26] , практически никакой влиятельной оппозиции не было.

Во-вторых, хотя Анвар Садат был тем человеком, который начал 6 октября 1973 года самую тяжелую из всех войн, которую Израилю довелось вести после 1949 года, его решительные жесты – предложение заключения мирного договора, прибытие в Иерусалим, выступление в кнессете – подкупили многих жителей еврейского государства, поверивших в то, что отношение А. Садата к Израилю изменилось кардинальным образом. Подобного консенсуса относительно Я. Арафата не было и в помине, большинство граждан Израиля ни на каком этапе не верили в то, что он стремится к миру, а волна террористических актов в Иерусалиме и Тель-Авиве в феврале – марте 1996 года окончательно подорвала его статус в глазах подавляющего большинства израильтян. Иными словами, если в ментальный переход А. Садата от «эпохи войны» к «эпохе мира» израильтяне в целом поверили, то в такой переход Я. Арафата – нет.

В-третьих, несмотря на то что с Египтом Израиль воевал пять раз (в 1948, 1956, 1967, в ходе Войны на истощение 1967–1970 и в 1973 году), а с Организацией освобождения Палестины – только один (речь идет о Первой ливанской войне 1982–1985 годов, начатой после того, как боевиками ООП был тяжело ранен израильский посол в Лондоне Шломо Аргов), ООП считалась куда более опасным политическим и идеологическим противником Государства Израиль. Хотя на фронтах израильско-египетских войн погибло куда больше людей, чем стали жертвами террористической деятельности ООП, общество традиционно относится к тому, что люди гибнут в войнах, с куда большим пониманием, чем к тому, что люди гибнут в террористических актах. ООП на протяжении многих лет объединяла организации, совершившие наибольшее количество терактов против Израиля и израильтян, в т. ч. и за пределами страны: ФАТХ, Народный фронт освобождения Палестины, Демократический фронт освобождения Палестины… Соответственно отношение к ней было не как к политической организации, борющейся за национальную независимость своего народа, а как к террористической банде. Имеет смысл напомнить, что в то время, когда в Осло велись тайные переговоры, сам факт контактов с представителями ООП являлся противоправным деянием по действовавшему в стране законодательству.

В-четвертых, подписание мирного договора с Египтом предусматривало отступление хоть и с очень большого, по израильским меркам, Синайского полуострова (его площадь почти втрое превышает суверенную территорию Государства Израиль в пределах «зеленой черты»), но речь не шла о земле, являющейся частью «исторической Эрец-Исраэль», – в соглашениях Осло речь как раз шла о районах, имеющих важнейшее историко-религиозное значение для иудаизма и еврейского народа: городах Хевроне, Шхеме, Иерихоне, Вифлееме… Кроме того, если считать «план Алона» [27] де-факто основным документом, долгие годы определявшим израильскую политику по вопросу о границах, то разница между Синаем, с одной стороны, и отдельными районами Иудеи, Самарии, Иорданской долины и Газы, с другой, становится очевидной: соглашения Осло требовали от Израиля отказаться от ряда территорий, имеющих, согласно распространенному мнению, чрезвычайно большое оборонное значение, в то время как реализация договора с Египтом требовала менее болезненных территориальных уступок.

В-пятых, процесс Осло открывал совершенно другую страницу истории, чем мирный договор с Египтом. Соглашение М. Бегина и А. Садата возвращало два государства к ситуации, существовавшей в период с 1957 по 1967 год, с относительно небольшими отличиями: между государствами заключался договор, ознаменовавший начало «холодного мира» (за тридцать лет, прошедших после подписания мирного соглашения, президент Египта лишь однажды посетил Израиль – после убийства И. Рабина в 1995 году), а сектор Газа не передавался под контроль Египта. Однако и в 1957–1967 годах (до начала Шестидневной войны) между Израилем и Египтом де-факто было состояние «холодного мира». Соглашение Осло, напротив, открывало новую эпоху, которую было не с чем сравнить, и потому любые, даже самые апокалипсические прогнозы не казались заведомо невозможными. Нужно прямо сказать, что жизнеутверждающие мечты многих израильских левых о «новом Ближнем Востоке» не сбылись ни с какой стороны, но равным образом не реализовались и душераздирающие прогнозы правых о палестинских силовых структурах, под управлением лично Ясира Арафата идущих с оружием в руках на штурм Иерусалима (Эль-Кудса). В последующие годы ситуация развивалась много хуже, чем прогнозировали идеологи процесса Осло, но все же несколько лучше, чем предрекали критики из праворадикальных кругов. Факт, однако, состоит в том, что из всех миротворческих инициатив Израиля данный процесс оказался наиболее зависимым от внутренних противоречий, что в итоге привело к убийству И. Рабина. Взаимодействие между внутренними и внешними факторами, среди которых надо выделить многочисленные террористические акты, привело к поражению Шимона Переса на первых в истории Израиля прямых выборах премьер-министра в 1996 году.

Нужно отметить, что инициатива данного мирного процесса исходила непосредственно от израильтян и палестинцев, а не от Соединенных Штатов, Российской Федерации, Великобритании или любой другой внешней стороны. Впервые в истории миротворческой политики Израиля США принимали столь незначительное участие в переговорном процессе. Тот факт, что стороны оказались предоставлены сами себе, имел крайне благотворное влияние на ход переговоров, так как превращал любые «инициируемые кризисы» в заведомо бессмысленные: не было никакого третьего участника, от которого можно было ожидать давления в адрес «излишне упорствующей» стороны. Стороны осознавали, что в случае чего их некому мирить, дорожа поэтому каждой достигнутой договоренностью.

Тупиковая ситуация в переговорах в рамках Мадридского процесса, ни шатко ни валко шедших в Вашингтоне, разумеется, оказывала влияние на членов команды Ш. Переса – Й. Бейлина, видевших свою главною задачу в «продвижении на пути к миру». Довольно шаткое положение Организации освобождения Палестины представляло другую угрозу, так как ей на смену могли прийти радикальные исламистские движения. Израильской армии и силам безопасности на протяжении пяти с лишним лет не удавалось сломить палестинскую интифаду, вследствие чего и в руководстве вооруженных сил, и в правительстве усиливалось мнение о необходимости поиска политического решения проблемы. Генерал армии Дан Шомрон, который был начальником Генерального штаба во время первой интифады, заявил, что выполнить требование о силовом искоренении интифады означало бы пойти вразрез с нормами и ценностями, по которым живет гражданское общество, и что поэтому армия может подавлять и сдерживать интифаду, но не может положить ей конец [28] . Как следствие, усиливалось желание «выйти» из противостояния с палестинскими арабами, передав всю полноту ответственности за происходящее на территории какой-либо силе, которая будет эту ответственность нести. Члены команды Ш. Переса – Й. Бейлина считали Организацию освобождения Палестины наименьшим из возможных зол в этой связи.