Текст книги "Плотоядное томление пустоты"
Автор книги: Алехандро Ходоровский
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
– Я – чудовище. К моей голове приделано непонятно что. Я тащу за собой самозванца.
– У меня два тела и одна голова. Это признак высшего существа. Мне никогда не будет одиноко.
– Сиделка, сестры и главный врач считают меня бесполезным, неудобным, лишним в этом мире. Наверное, они убьют меня.
– Моя палата – самая лучшая, с видом на море. Хорошо бы, сиделка побыла рядом со мной, мы вместе смотрели бы вдаль.
– Однажды я ковылял по коридору, когда ко мне подошел человек со многими горбами и сказал: «Хе-хе, тебе нужно вдвое больше башмаков, чем остальным». И он алчно поглядел на мои ноги.
– Дует свежий ветерок. Мыши играют с ощипанными чайками.
– Врачам надоело кормить меня, он знает, что те в любой момент могут вскрыть меня для своих исследований. Тогда горбун заполучит две пары моих башмаков.
– Море бьет в берег под окнами. Сегодня первый летний день. Я счастлив.
– Не дам! Лучше я их сожгу!
– Ветер доносит запах андских кустарников и. что такое? Другое тело берет с пола башмаки и хочет выбросить их в уборную. Нет!
– Наглец! Придурок! Он дерется со мной! Я могу сунуть руку внутрь него, расплющить ему сердце, но тогда мне конец. Надо подождать.
– Он наконец успокоился. Вообще я все больше тревожусь. Должно быть, это восхитительное летнее тепло так на него подействовало. Иногда я задаюсь вопросом, не обладает ли другое тело собственной волей и сознанием.
– Он не дал мне сжечь башмаки! Может, он способен думать? Невозможно, ведь голова-то моя.
– Сиделка растирает мне плечи и грудь, потом, одев в два белых фрака, ведет в выставочный зал.
– Многократный горбун, женщина-сука и старик, лишенный рта, умирают от зависти: ведь сейчас я – любимец Генерала!
– Сиделка играет на виолончели, чтобы я танцевал для Генерала. Когда я готов свалиться от усталости, она ободряет меня нежным взглядом.
– Идиотка! Не умеет играть! Она говорит мне: «Высунь, пожалуйста, язык. Вращай глазами, пожалуйста. Выдвинь вперед ногу номер четыре, пожалуйста. Левой рукой правого тела почеши, пожалуйста, правую ягодицу левого тела». Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Я убью ее!
– Мне жаль остальных: Генерал не задерживается перед ними, бросает презрительный взгляд и возвращается смотреть, как я танцую двумя парами ног.
– Я едва выношу этот взгляд всемогущего тирана, и лишь потому, что горбун мне завидует. Вот моя месть ему!
– Я задыхаюсь. Нет, я почти не потею, но ненужное тело – настоящая пытка. Как оно меня утомляет! Это невыносимо – иметь другое тело, которое двигается не по моей воле!
– Я представляю, как он ворочается в постели, обнаженный, влажный, как я. У нас одинаковая температура. Нет, все же я – другой человек, только голова одна на двоих. Нет: просто у меня одним телом больше. Именно так. Оно двигается не по моей воле, но голова-то у него моя. Как же иначе, если я все время о чем-то думаю! Каждое мгновение я здесь, и нет места для другого. Лишнее тело никого не обременяет. Почему не попытать счастья с сиделкой, если я люблю ее?
– Я устал от Генерала, от врачей, от горбуна, и особенно от этой проклятой сиделки. Сколько еще времени мучиться от ее виолончели? Я – ее пляшущая марионетка. И потом, нужно, чтобы все узнали о моем бунте. Что-нибудь потрясающее: пусть все узнают, кто я на самом деле, прежде чем меня не станет! Я убью ее! Пойду-ка к ней в комнату.
– Мое чувство не должно оставаться неразделенным. Я хочу ее, а она хочет меня. Надо принять решение, ведь я же мужчина. По такой жаре все задремали, на этажах нет смотрителей. Пойду-ка к ней в комнату.
– На этажах нет смотрителей. Я задушу ее подушкой.
– Я бесшумно двигаюсь по коридору.
– Другое тело идет рядом; никогда еще мы не действовали так слаженно.
– Открываю дверь.
– Сердце мое бьется.
– Сердце мое бьется. Я протягиваю к ней четыре руки, чтобы легонько разбудить.
– Я стисну ей горло.
– Вот оно, счастье! Проснись, любовь моя. Что такое? На помощь! Тот, другой, хватает ее за горло! Я в отчаянии!
– Вот болван: хватает меня за запястья, не дает закончить дело. А-а! Она успела схватить хлыст!
– Как больно! Она бьет не только того, виновного, но и меня, который так ее любит!
– Бегут санитары с двойной смирительной рубашкой, обступают меня. Надеюсь, больше меня не выставят на потеху. Как только смогу, я добуду огонь и подожгу госпиталь.
– Двойная смирительная рубашка. Видно, сделали специально для меня. Что, они подозревали заранее? Почему? Я никогда не буйствовал! Тот, другой, хотел задушить ее, не я! Все было заранее обдумано. Где он? В моей голове, больше негде.
– Мне не дали убить ее. Все было заранее обдумано. Где он? В моей голове, больше негде.
– Она избивала его и меня одинаково.
– Они принесли двойную рубашку, хотя другой пытался защитить ее.
– Она считает, что я – один человек, но я боюсь, что нас двое.
– Они считают, что я – один человек, но я боюсь, что нас двое.
– Моя голова не принадлежит мне целиком. Часть ее – в распоряжении другого.
– Другое тело не повелевает мной, но я им тоже. А значит, половина мозга принадлежит ему. Не знаю, о чем его мысли, но он способен следить за мной. Как доказать обратное? Возможно, он ведает все мои мысли: он паразитирует на мне!
– Как удостовериться, что мои мысли – это не мысли другого? Как быть уверенным, что я не выдуман им, что я не создан для его надобностей?
– Наши четыре ноги ходят вместе, я отдаю приказы только двум. Не исключено, что он распоряжается всеми четырьмя. Не исключено, что оба тела и мозг – его собственность, что меня вообще нет.
– Может быть, меня вообще нет. Но как осознать самого себя?
– Если я осознаю самого себя, то не буду самим собой. Осознавать может лишь другой. Или я – это я сам, или я осознаю. Но возможно, нас трое, четверо, и так до бесконечности. А горбун и прочие уроды – части моего тела.
– Возможно, все это заведение – одно существо, а мы, врачи, сиделка – части целого. Но тот, другой, главнее. Он думает за всех, не я.
– Я – это не я. Кто-то заставляет меня мыслить. Здесь, в госпитале, мы как шахматные фигуры. Каждый наш шаг берется на заметку. Это ужасно. Хочу быть собой!
– В конце концов, знать об этом – значит приблизиться к счастью. Быть одним целым и в то же время не существовать. Быть единым со всеми, кто в госпитале, разделять одну душу с сиделкой.
– Глупые фантазии! Я заперт в палате. И этот идиотский придаток, другое тело, соединенное с моей головой. Врачи меня уберут, рано или поздно. Ах, были б у меня спички.
– Ни одного свободного движения! Я лежу неподвижно и жду приказаний. Черный Госпиталь говорит мне, что делать, о чем думать.
– Другой упал на пол, увлек меня за собой. Это уж слишком! Хватит. Они забыли запереть дверь. Я пойду на балкон, к обрыву. Лучше сделать это самому.
– Он идет к балкону. Смотрители дремлют. Как это приятно, когда тебя тащат! Там, внизу, море хлещет о скалы. Оно тоже – часть Госпиталя. А я – часть моря.
– Пришли! Вперед, на скалы! Хоть бы приплыли акулы и сожрали мои башмаки.
– Моя голова и два тела медленно падают вниз. Мы летим к морю, к Черному Госпиталю, к сиделке. Все мы сольемся воедино. Я счастлив.
– Я разобьюсь, и пусть вслед за мной разобьются все!
Поймите меня правильно: всякий раз, слушая мысли двух несчастных созданий, я плачу – не над ними, а надо мной, над вами, над обитателями нашей страны. Мы – одна громадная толпа шутов. Всем нам, так или иначе, Генерал вставляет в мозг магнитофон и слушает, что мы думаем, искусно пользуясь нашими просчетами, сомнениями, колебаниями, нашей встревоженностью. Мы – нация чудовищ, зеркало, в которое он глядит, чтобы развеять скуку. Ему хочется веселиться, но лишь чужое страдание способно порадовать его. Все, что он создал, служит к возрастанию нашей тревоги: грунтовая дорога, что непрерывно удлиняется, ядовитое море, вечная ночь, зараженный лабиринт Столицы. Генерал играет: такова постыдная истина.
Я вызвал вас в это укромное место, зная о вашей храбрости, осторожности и верности. То, что мы замыслили, не задумывал еще никто. Но я верю в успех нашего дела: ведь наша ненависть к диктатору намного превосходит любовь к себе. Наша цель – опустошить город, а затем убить тирана. Мы отвлечем внимание солдат и полиции, устроив пожар сразу в нескольких кварталах. Там уже заложены бомбы, для взрыва достаточно нажать кнопку. Вы вчетвером поднимете населенные бедняками предместья, на севере, юге, западе и востоке, чтобы четыре мстящих потока обрушились на столицу с четырех сторон, грабя магазины и разбивая экраны. Вы подорвете стену, отделяющую от нас монголоидов. Пусть эти недоумки ринутся на армию сокрушительной волной!
А потом, с помощью вас троих, я совершу то, что считается невозможным: я взорву алюминиевую сферу, кровавый бассейн, любимую игрушку Генерала! После этого мы покончим с ним, но не спрашивайте, как. Позже я дам вам инструкции, которые пока что следует держать в строгой тайне. Собирайте свои силы: настало время выступать!
О ДЕТИ МОЕГО ЗЛОВОНИЯ: Я ПРИШЕЛ, АЛМАЗНЫЙ ЖЕНИХ, К ТОМУ, КОГО УНИЖУ САМ, ЧТОБЫ ГНИЛЬ СТАЛА ЕГО МАТЕРЬЮ! ЧТО Я МОГУ ДАТЬ ВАМ, КРОМЕ НЕВЕДЕНИЯ, ИБО ОНО ЕСТЬ ПЕРВОЕ УСЛОВИЕ ЛЮБВИ? ЭТО, ОДНО ЭТО, НИЧЕГО, КРОМЕ ЭТОГО, КРОМЕ ВАШЕЙ ЖАЛКОЙ ЖИЗНИ, ВАШЕЙ ТЮРЬМЫ ИЗ МЯСА И КОСТЕЙ ВНУТРИ СИЯЮЩЕЙ БЕЗБРЕЖНОСТИ: ОНА – ВСЕ, ИСКЛЮЧАЯ ВАС. ОСТАВЬТЕ НАДЕЖДУ, МОЯ ПОВЕРХНОСТЬ НАВСЕГДА ЛИШЕНА ГЛУБИНЫ. ВЫ ВОЗВРАЩАЕТЕСЬ ИЗ МЕСТ, ГДЕ НЕ БЫЛИ НИКОГДА, БЫТЬ И ПРЕСЛЕДОВАТЬ – ДВА РАЗНЫХ ДЕЙСТВИЯ. Я ЕСТЬ, НО Я НЕ ПРЕСЛЕДУЮ! ВОТ МОЯ ТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ ЖАБА, В ЕЕ РАСКРЫТОЙ ПАСТИ – БЛАГОУХАННАЯ ЖЕМЧУЖИНА. ЧТОБЫ ВЫ МОГЛИ ПУСТИТЬ КОРНИ НА ЗЕМЛЕ, Я ЛЕЧУ К СЕРДЦЕВИНЕ НЕБА. КЛЮЧ МОЙ БОЛЬШЕ ДВЕРИ. Я НЕ СПРАШИВАЮ ДЕРЕВО, ЧТО ОНО ХОЧЕТ ДОНЕСТИ, А ПРОСТО ЕМ ЕГО ПЛОДЫ. ПУТЬ ДОЛОГ ЛИШЬ ДЛЯ УСТАВШИХ. ВЕЩИ НЕ СМЕНЯЮТСЯ ВНУТРИ МЕНЯ, Я СМЕНЯЮ САМ СЕБЯ ВНУТРИ ВЕЩЕЙ. ВЕЛИЧАЙШАЯ МИЛОСТЬ, О КОТОРОЙ ВЫ МОЖЕТЕ ПРОСИТЬ – ЧТОБЫ Я НЕ ПРОКЛЯЛ ВАС. Я ДОЛЖЕН ПРЕОБРАЖАТЬСЯ, ЧТОБЫ ВЫ ВЕРНУЛИСЬ К НАЧАЛУ ПУТИ. ПОЖЕРТВУЙТЕ ВСЕМ, ДАЖЕ ТОЙ ЧАСТЬЮ СЕБЯ, КОТОРАЯ ЖЕРТВУЕТ. ВЫЛОВИТЕ В СВОЕМ ЖИВОТЕ ЛОЖЕЧКОЙ КАМЕНЬ, НА КОТОРОМ Я ВОЗДВИГНУ СВОЙ ХРАМ. СМОТРИТЕ НА МОЮ РУКУ: ПРОЗРИТЕ В НЕЙ МОЕ СЕРДЦЕ, СТАВШЕЕ СЕМЕНЕМ. Я СЛЫШУ, КАК ДИКО ГУДЯТ ВАШИ МЫСЛИ. ГДЕ КОНЧАЕТЕСЬ ВЫ, НАЧИНАЕТСЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ. ЕСЛИ ХОТИТЕ ОБРЕСТИ ПАМЯТЬ, ОТДАЙТЕСЬ ЗАБВЕНИЮ!
Внимание, друзья: теперь, в час торжества, мы в особенности не должны поддаваться сладким песням! Генерал всегда готовит великолепную ловушку под названием «поэзия». Красота и благо не имеют ничего общего. Муза поэта – змея, чья ослепительная кожа не мешает ей произвести смертельный укус. Держитесь! Обратите помыслы к Великому Делу! С крыши небоскреба, стоящего близ сферы, нам видны зарева пожаров, охватывающих город. Оглушительно воют пожарные сирены, растерянные войска двигаются к предместьям, пытаясь сдержать натиск восставших, чьи победные крики доносятся до нас. Это случилось!.. Столица-шлюха, получай! Твое серебро стало окалиной, твое вино смешалось с водой, ибо правители твои сделались ворами и пособниками воров. Погрязшие во взятках и подношениях, чиновники перестали творить справедливость, предали дело сирот и вдов. И вот мы, ангелы-уничтожители, требуем стереть тебя с лица земли и навеки забыть твое имя! Пусть ветер унесет тебя, как дохлую муху, в помойную яму Истории!
Настал момент для последнего удара: центральная площадь пуста, нам надо остерегаться одних радаров. Мы обманем их при помощи вот этого планерчика. Внутри у него мощный заряд взрывчатки. Вы столкнете меня с крыши – и я направлю его на проклинаемый всеми шар, пробью оболочку, оттуда хлынет высосанная из нас кровь. Красный поток зальет улицы, разъест асфальт и цемент, превратит все вокруг в сплошную топь. Никто не сможет отмыть сгустки этой крови. Моя смерть станет и смертью Столицы. Когда на взрыв яростным пчелиным роем слетятся корабли, не бегите и не прячьтесь: размахивайте вот этим белым флагом. Никто не убьет вас; наоборот: как величайшую драгоценность, вас погрузят в роскошный вертолет и доставят в секретную крепость. Я знаю Генерала: скука для него хуже, чем рак. Прежде чем подвергнуть вас сотням пыток, он захочет выяснить, кто создал столь грандиозный план, захочет позабавиться с вами – своим новым развлечением. И, наконец, выжав из вас все до последней капли, снова во власти сплина, он погребет вас – кучку человеческих ошметков – в Черном Госпитале. Держите: это камень Кондора. Священные письмена на нем раскрывают не только тайну Любви, но и тайну Смерти. При встрече с ним воспользуйтесь этой пращой – ее легко спрятать под плащом. Когда соски Смерти высохли, я смог охотиться с ее помощью на фазанов и горных крыс, не зная голода. Да, братья мои, воспользуйтесь этим неприметным оружием, пустите со всей силой, со всей ненавистью белый камень прямо в лоб этому разбойнику. Только камень способен убить его! Поклянитесь, что сделаете это! Благодарю вас! Я верю вам, потому что знаю, кто вы и откуда идете. Вы правильно поступили, что хранили молчание на свой счет, чтобы не завоевать мою симпатию: это было бы бесчестно по отношению к другим товарищам. И так как я вам верю, я приготовил для вас самую неблагодарную задачу: хочу, чтобы вы прямо сейчас – время не терпит – отрубили мне руки и ноги. Вы не можете отказаться! Планер не поднимет большой груз. Кроме того, в час гибели я хочу стать похожим на свою мать, символически перевоплотиться в нее. Будет справедливо, если и она познает вкус мщения. Пусть ее падение станет взлетом, а жалкое самоубийство – героической смертью. Мстителем буду не я, а ее тело-обрубок. Без колебаний и без жалости! Это миг наслаждения: если я не страдаю в душе, боль для меня – ничто. Я счастлив! Теперь я – это она, моя мать! Рубите! Рубите! Рубите! Рубите! Так! Исток четырех горячих рек, мать моя, я снова повстречал тебя, я исчезаю в тебе, пою твоим голосом. Толкайте, дети мои! Туда, к шару!.. Генерал, я вижу зарево твоей гибели!
ДА, СЕНЬОР, Я СКРЫВАЛ МНОГОЕ, С ТАЙНЫМ ЧУВСТВОМ, ЧТО СЕКРЕТ НЕВОЗМОЖНО ХРАНИТЬ, ЧТО НЕТ ТАКОЙ ОДЕЖДЫ, В КАРМАНАХ КОТОРОЙ ПОМЕСТИЛСЯ БЫ МИР. БЫТЬ В СПИСКАХ, ЕГО РУКИ КОПАЮТСЯ В НАШЕЙ ПЛОТИ – И НЕ ИМЕТЬ НИЧЕГО, БЫТЬ БЕЗБИЛЕТНЫМ ПАССАЖИРОМ. ДА, СЕНЬОР, МЕНЯ НИКТО НЕ СОТВОРИЛ, Я ВСЕГДА БЫЛ ПРОСТЫМ КАМНЕМ В НЕНУЖНОЙ БОРЬБЕ, ДЕРЕВОМ, ПОЖИРАЮЩИМ СОБСТВЕННЫЕ ПЛОДЫ. Я НИЧЕГО НЕ ЗАВОЕВАЛ, НИКТО НЕ СМОГ РАЗГЛЯДЕТЬ МОИХ ДВИЖЕНИЙ И В ОСОБЕННОСТИ МОЕГО БЕССИЛИЯ, СЕНЬОР, Я БЕЗЗАЩИТНЕЕ БРОДЯЧЕЙ СОБАКИ И,
НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО, ЕЩЕ И ТРУСЛИВ. БОЯЗНЬ, ОХВАТЫВАВШАЯ МЕНЯ НОЧЬЮ, БОЛЬШЕЙ ЧАСТЬЮ ПОДВИГАЛА МЕНЯ НА НЕВИДАННЫЙ РАЗГУЛ. ДА, БОЯЗНЬ БЫТЬ РАЗДРОБЛЕННЫМ НА ЧАСТИ И БОЯЗНЬ ОДЕРЖАТЬ ПОБЕДУ, БОЯЗНЬ ВЫИГРАТЬ, НЕ ПОКУПАЯ БИЛЕТА, И ВСЮ ЖИЗНЬ ТЕРПЯ НЕУДАЧИ. ОТКУДА Я ЗНАЮ, МОЖЕТ, В КАРМАНАХ, КАК В ЙОГУРТЕ, ЖИВУТ НЕКИЕ СУЩЕСТВА, ОНИ РАЗМНОЖАЮТСЯ И ПОСТАВЛЯЮТ СЪЕДОБНУЮ МАТЕРИЮ, МОЖЕТ, ЗА МНОЙ БЕГАЮТ СТАИ БЕЗДОМНЫХ ДЕТЕЙ, ПИТАЯСЬ РВОТОЙ МОЕЙ ОДЕЖДЫ. И ВОТ СКОРО Я, СЕНЬОР, СТАНУ ПОДОБИЕМ МЕССИИ, ХОТЯ НИКТО НЕ ПОПЫТАЛСЯ, НИКТО НЕ РЕШИЛСЯ БРОСИТЬ МЕНЯ В ОКЕАН, СЕНЬОР, И ТЕПЕРЬ Я ЗДЕСЬ, БЕСКОРЫСТНО, Я УМОЛЯЮ ДАТЬ МНЕ ПРОДОЛЖИТЬ ПУТЬ, КОТОРЫЙ ТАК ЖЕ БЕСЦЕЛЕН, КАК ЧИСТЫЙ ОПЫТ ЖИВОГО СУЩЕСТВА. ЧТО ВАМ СТОИТ НАРУШИТЬ КОДЕКС РАДИ ТАКОЙ МАЛОСТИ, КАК МОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ? ПУСТЬ СМЕРТЬ МЕНЯ ЗАБУДЕТ ИЗ-ЗА МОЕЙ НИЧТОЖНОСТИ, ПУСТЬ МОЙ СЕКРЕТ БУДЕТ В ОТСУТСТВИИ СЕКРЕТА, ПУСТЬ МНЕ БУДЕТ ДАНО ПЕРЕЖИТЬ ВСЕЛЕННУЮ. ВЫ, КАК И Я, ЗНАЕТЕ, ЧТО ВСЕ МЫ НЕВИНОВНЫ; ЧТО ВСЕ СУЩЕЕ НЕОБХОДИМО; ЧТО ВСЕ БЫВШЕЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ; ЧТО ЗЛА НЕ СУЩЕСТВУЕТ, И ПОТОМУ ДЬЯВОЛУ ОСТАЕТСЯ ЛИШЬ ТОСКОВАТЬ ПО ЗЛУ. ТАКОВО МОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ, СЕНЬОР, БЛАГОДАРЯ ВСТРЕЧЕ С ВАМИ Я ОСОЗНАЛ, ЧТО ПУСТИЛСЯ НА ПОИСКИ ЗЛА, СЛОВНО РЕДКОЙ ЖЕМЧУЖИНЫ. А-А! ЗАРОДЫШ ЖЖЕТ МОИ ВНУТРЕННОСТИ, Я НЕ МОГУ!.. НАДО ЗАКРЫТЬ ОКНА И ДВЕРИ, СЕНЬОР, И ПРЕДАТЬСЯ ИГРЕ НАВСЕГДА. КТО ВЫЙДЕТ, ПРОИГРАЕТ!
А, вот оно – ложное смирение! Сволочь! Трус! Узнаешь? Я – твоя невеста, невиновная ни в чем женщина-обрубок, которую ты проткнул стальным членом, как цыпленка вертелом. Ты вошел, слепой, глухой и немой, в девственное царство, и, будучи первым, навсегда оставил в нем свой след. С тех пор любовь и страдание для меня нераздельны – а ты, я верю, я знаю, не смог стереть следы, оставленные моей лаской в твоей беспредельной жестокости. Я любила тебя и после смерти и потому, взяв тело своего искалеченного сына, отниму у тебя кровавый водоем, так же как ты отнял у меня девственность и сны. Я возвращаюсь к тебе в полете – ты должен увидеть, что так и не смог подрезать мне крылья; и моя малость могущественнее твоей необъятности. Луч света способен разогнать тьму во всем мире. В смерти мы станем одним целым. Ты помог мне познать строение любви; ты дал мне именно то, без чего я могла обойтись; отнимая, ты делал меня богатой; благодаря твоему отсутствию я присутствовала в мире. Разрушение, приносимое мной сейчас – способ родить тебя. Появись немедленно на свет! Да придет простое наслаждение – наслаждение от взрыва!
Как?.. Почему?.. Невероятно! Зловещая сфера цела и невредима. Мой планер столкнулся с алюминиевой стенкой и стал падать бессильной мухой вниз, на стальную сетку, насмешливо ждущую его. Сирены бомбардировщиков затихли. Пожары, словно по мановению волшебной палочки, потухли. По всему городу – смех и рукоплескания. Сфера разделяется на восемь блестящих лепестков, они опускаются на восемь улиц, ведущих к центральной площади. Вместо крови из шара многоцветными облаками вырываются миллионы бабочек. Посреди него, как светящийся пестик, поднимается гигантское золотое изваяние Генерала. На месте головы у него телевизор, с экрана в меня вонзается кинжальный взгляд довольного тирана; его громкий хохот бесконечно умножают экраны всей страны. В руках Генерала – рог изобилия, из которого на город изливается дождь сигар, шоколадок и медалей. Из окон доносится ритмичный стук: женщины в исступлении колотят по дну кастрюль. На улицах – народные шествия в сопровождении цирковых оркестров. Серпантин, конфетти, флажки. Все празднуют мое поражение. Взрывы были фальшивыми и пожары тоже. Народное восстание – искусно разыгранной комедией. Мои соратники – агентами правительства. Мой планер – безвредной игрушкой. Внутри шара не было крови; Генерал смотрит на него с противоположной стороны. Они посмеялись надо мной.
ХА! ХААА! ХА-ХА-ХА! ХААА! ХА-ХА-ХА!
ХААА! ХА! ХА-ХА-ХА! ХАААА! ХА!
ХААААА! ХА-ХА! ХААААА! ХА! ХААААААА!
ХААААААААААААААА! ХААААААААААААААА!
Героические сотрудники Тайной Полиции, как Верховный Координатор этой карательной экспедиции, я имею удовольствие и честь вручить вам эти Трехцветные Шарфы, высшую награду, которую Генерал, да будет благословенна луна, освещающая его ночи, связал собственными руками, в благодарность за арест опасного преступника по кличке «Пятнадцатый», причинившего столько вреда нашей Родине и лежащего теперь перед нами, на площади, как предупреждение всем будущим предателям, после того как жаждущая мести толпа свершила над ним суд, наигравшись в футбол головой злоумышленника, изнасиловав его перед этим в зад, как обычно. Если бы не вы трое, известный мятежник ускользнул бы у нас из рук с помощью легендарного белого амулета. Превосходная идея Генерала, да будут благословенны воздух, которым он дышит, и молоко, которым питается: задействовать тех уродцев, родившихся, как и «Пятнадцатый», в Черном Госпитале! Этот дикий зверь не доверял никому, кроме себе подобных, вроде вас, сиамских близнецов особого рода: три тела, соединенных одной душой. Вы не могли не завоевать его доверия. И он попался в ловушку, как ребенок. Осторожно, чтобы не вызвать подозрений, мы поставляли ему сведения относительно нового феномена, созданного медиками, – трех мертвых тел, объединенных живой душой. Затем он узнал, что вы бежали, устроив пожар в операционной. Однако он решился положиться на вас, только предварительно лишив памяти, чтобы в случае провала вы не раскололись под пытками. Мы должны, конечно же, сказать и о том, что ваша образцовая работа не была бы возможной без содействия шести доблестных лже-воинов, высокопоставленных офицеров армии, и обитателей предместий, которым мы обещали за помощь в организации спектакля недельный карнавал с бесплатными хлебом и вином. Генерал – да будут благословенны земля, которую он попирает, и муравьи, которых он давит! – с нетерпением ожидает вас в Тайной Крепости: этой чести удостаиваются лишь немногие из шутов. Вы можете гордиться: вся Столица затягивает национальный гимн в честь трех мужественных уродцев. Поднимайтесь в правительственный вертолет! Но прежде чем вы улетите, я, в нарушение официального этикета, прошу вас извинить постоянное обращение к вам во множественном числе, как если бы главным в вас были три тела. Возможно, мне следовало бы говорить, обращаясь к единой душе. На всякий случай скажу: прощай, героический собрат по духу, вся страна завидует тебе; скоро ты испытаешь наивысшее счастье, встретившись лицом к лицу с Генералом, – да будут благословенны экраны, доносящие его образ!