Текст книги "Первомайка"

Автор книги: Альберт Зарипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Спустя минуту борт взмыл в ночное небо, а мы с Дарьиным, проваливаясь в старом снегу, побрели обратно к дневке. Боец, поначалу обрадовавшийся эвакуации, загрустил, но, узнав о том, что будет отправлен завтра следующим бортом, вновь повеселел.

– Там в медсанбате тебе руку по-новому перевяжут, а потом автомат в зубы и пошлют куда-нибудь. У них там солдат ведь не хватает. А завтра утром ты прямиком в Ханкалу полетишь. Или ты думаешь, что из-за тебя одного будут ночью вертолет гонять?

– Понятно, что не будут. Я лучше подожду до утра.

Среди солдат, тащивших на себе ящики, я заметил несколько новичков. Это были бойцы, направленные из Ханкалы для усиления наших двух групп взамен раненых разведчиков. Но это были не те люди, которых я вызывал утром по радио. Мне были нужны мои подчиненные, а прислали солдат из других групп нашей роты. От них я узнал, что несколькими днями ранее в нашей роте была сформирована еще одна разведгруппа, которая была направлена в штаб войсковой группировки, что находилась к югу от Первомайского. Старшим в этой группе был командир нашей роты, который и взял с собой нужных мне солдат. Кроме того, выяснилось, что теперь подготовкой и отправкой грузов как в роте, так и в батальоне, занимаются офицеры, только-только прибывшие в нашу часть.

Теперь-то мне стало понятно, почему к шести минам было прислано всего три взрывателя, почему были перебои с сухпайком и боеприпасами.

Когда мы подошли к костру, там уже разогревали ужин. Вокруг огня на углях выстроились вскрытые жестяные баночки, издававшие приятный аромат тушенки, гречневой, рисовой или перловой каши. Ко мне подошел один из бойцов, которые с обеда снаряжали пулеметные ленты, и доложил, что все пустые ленты снаряжены по сто патронов с трассирующими, бронебойно-зажигательными и обычными пулями. Он добавил, что с последней вертушкой привезли целую ленту, видно, от башенного пулемета, аж на четыреста патронов.

Я распорядился не разбивать ее на четыре части, а целиком уложить в пустой патронный ящик и установить его у правого пулемета. У левого пулемета я приказал поставить такой же ящик, но уже с лентами, снаряженными трассирующими и обычными патронами.

В костер бросили целую охапку пустых бумажных пачек, в которых были упакованы пулеметные патроны. На мой вопрос, нет ли там случайно забытых патронов, боец ответил, что пачки все пустые. Когда он бросил вторую охапку, огонь вспыхнул с большей силой, и я отвернулся от жара костра.

Внезапно в огне что-то начало разрываться, и Стас, собравшийся лечь спать и уже сидевший в спальнике, вдруг ойкнул и схватился за горло. Коротко выругавшись, он отнял от горла ладонь и показал в ней зазубренный кусок металла. Это была донная часть гильзы. Когда в огне взрывается патрон, то газы сгоревшего пороха разрывают гильзу пополам, отчего донная часть гильзы летит в одну сторону, а верхняя часть вместе с пулей – в другую. Сейчас в горло Стаса попала донная часть, а могло быть и наоборот.

Выругался и я: случайные ранения из-за чьей-то бестолковости мне были не нужны.

Через минуту оба солдата, снаряжавших пулеметные ленты, пыхтя и краснея, отжимались на тропинке в упоре лежа. Отжавшись по тридцать три раза, они встали и доложили, что приказание выполнено. Потом, чтобы окончательно понять свою ошибку, они отжались еще по десять раз и после этого пошли относить ленты к пулеметам.

Я быстро поел остывавшую кашу, оставленную мне лейтенантом. Потом вытер ложку и стал искать взглядом жестянку для чая. Свободные от дежурства солдаты уже улеглись спать, и мне тоже хотелось побыстрее завалиться на боковую. Мест под навесом уже не было, но лежавших пока еще можно было растолкать.

Тут мне на глаза попались двое новеньких бойцов, которые разложили на крышках термосов с водой содержимое коробки сухпая, выданной им Бычковым. Глядя на их неумелые попытки вскрыть банки резаком, я не удержался:

– Дрогалев, Максимка, вы чего так далеко от костра? Почему банки не разогреваете и чай себе не кипятите? Может, это я для вас должен сделать?

Один из новеньких вздрогнул и оглянулся на дневку:

– Да мы и так поедим.

– Ага, и холодной водичкой запьем, – передразнил я бойца. – Ну-ка быстро ставьте банки на огонь и чай себе кипятите! Вон, пустые жестянки для воды стоят.

И мне заодно воды наберите.

Дежуривший у костра солдат-калмык подвинулся, освобождая место для новичков, и на правах опытного и старого воина назидательно проворчал:

– Вот сюда ставьте воду, а банки на угли положите. Только кашу сначала продырявьте, а то взорвутся.

На огне я вскипятил большую жестянку с чаем и, когда Винокуров вернулся с обхода дозоров, разлил чай по кружкам. Грызя черный сухарь и запивая его сладким чаем, Сашка спросил:

– Слушай, Алик. Вот стрелять из ПК я могу. Но менять ленты и устранять задержки при стрельбе я умею плохо. Что делать?

– Ты, в случае чего, пока расстреливай ленту, которая в пулеметной коробке. А там и я подоспею и заменю тебя. Ты из своего автомата будешь стрелять и меня прикрывать.

– А со Стасом кто будет?

– Стас лежать будет как раз напротив дневки комбата. А там народу хватает.

– А что будет, если они все на нас попрут? – спросил опять лейтенант.

– Ну, на нас они вряд ли пойдут. Наши костры хорошо видны ночью, и духи, скорее всего, нас обойдут и попробуют прорваться между нами и пехотой или между нами и десантниками. Там как раз расстояние приличное, больше километра.

– А если они близко к нам подойдут? – не унимался Сашка.

– Ну, тогда мы расстреляем все патроны и быстро убежим куда-нибудь, – пошутил я. – Награды, конечно, дело хорошее, но получать их посмертно както не хочется.

Все. Я пошел спать.

Я растолкал лежавшие под навесом тела, расстелил на освободившемся месте свой спальник и стал разуваться. Я уже выставил вблизи огня свои валенки, чтобы они успели просохнуть, и сидел в спальном мешке, когда в костре что-то опять громко бабахнуло. Я почувствовал, как мне в грудь и в щеку ударило что-то липкое и теплое. Инстинктивно я схватился за лицо и нащупал пальцами влажную и теплую мякоть:

«Бля, и тут ошметки мяса разлетаются». Но на ладони при свете костра я разглядел комочки перловой каши.

На сердце сразу полегчало – это в костре взорвались банки с кашей, когда от жара в них поднялось давление, которое и разорвало металл.

Калмык уже ногой вытолкнул из огня раздувшиеся консервные банки и громко выругал новеньких:

– Такие и разэтакие, я же вам говорил, чтобы кашу продырявили.

Дрогалев пытался голыми руками подобрать с земли горячие консервы, а второй боец держал в варежках спасенный чай, бросая растерянные взгляды то на меня, то на калмыка, то на своего напарника, гонявшегося за обжигающими банками.

– Эй, клоун, возьми перчатки! – не выдержал калмык и бросил ему свои варежки.

Я уже было собрался отругать бойцов, но тут сзади послышался голос проснувшегося Стаса:

– Что там взорвалось?

– Да банка с кашей, – смеясь, сказал ему лейтенант.

– Ну, Маратыч, тебе не повезло. Мне хоть гильза попала в горло, а тебя перловкой шарахнуло. Несолидно.

Я бросил в костер собранные с себя перловые ошметки и только потом ответил сидевшему рядом Стасу:

– Иди ты в баню, умник такой нашелся!

Но он никуда не пошел, а только откинулся назад, продолжая отпускать шуточки.

Злость моя куда-то пропала. Ругать новеньких сейчас было бессмысленно, и я раздосадованно вздохнул и сказал бойцам:

– Слушайте сюда! Тут вам не Ханкала, а боевой выход. И если вы сюда попали, то слушайте все, что вам говорят ваши же товарищи, а тем более командиры. Говорят вам, чтобы в банках сделали дырочки, – значит надо сделать дырочки, а то они взорвутся на большом огне. Сегодня вам ничего за это не будет, но завтра, если будете тормозить и не слушать советы опытных солдат, то…

Я не успел подобрать более деликатное для зелени слово, как дежурныйкалмык бодро вставил: – …будете шуршать, как электровеники. Правильно, товарищ старший лейтенант?

Я только устало махнул рукой и стал укладываться спать. Уже засыпая, я слышал голос вошедшего во вкус калмыцкого ветерана, который еще долго учил уму-разуму недавно прибывших на войну бойцов своего же призыва.

В полночь меня разбудил Саша Винокуров – с полуночи до трех утра было время моего дежурства. Я вылез к костру. На мое место сразу улегся спать уставший лейтенант. Я выпил приготовленный им чай и пошел проверять свои посты.

В субботу из прилетевшего вертолета вдруг стали высаживаться знакомые нам солдаты и офицеры из 8-го батальона…

Меня окликнули по имени. Я поднял голову, и в этот миг офицер из восьмого бата щелкнул фотоаппаратом…

Глава 6. НОЧЬ

Ночь была тихая и темная. За полчаса до моего пробуждения выпал мягкий и пушистый снег, чему я не был особо рад. Днем этот снег растает и грязи будет по колено, а нам ведь нужно опять идти на штурм села.

Батареи в ночных биноклях сели окончательно, и солдатам на фишках приходилось напрягать свое зрение и слух, чтобы различить что-либо подозрительное в темноте.

Свежевыпавший снег лежал ровным белым слоем, на котором чернели заросли камыша и слегка качающиеся от редких порывов ветра кусты.

В два часа ночи меня осторожно окликнул находившийся на правом фланге Бычков:

– Товарищ старшлейтенант, там на канаве кто-то есть.

Я захватил свой винторез с ночным прицелом, лег рядом с контрактником и взглянул в прицел. На виадуке, присыпанном снегом и потому резко выделявшимся на фоне черных кустов, копошились две темные фигуры. Я оторвался от прицела, потер правый глаз и снова посмотрел в ночник. Фигуры продолжали возиться, что-то делая на самом гребне виадука. Это могли быть солдаты из группы Златозубова, которые должны были находиться значительно правее, но почему-то сместившиеся до уровня моего правого фланга. Или же это были боевики, устанавливающие мины на пути выдвижения наших штурмовых групп к селу. Мне понравился второй вариант. Я осторожно дослал патрон в патронник, подвел треугольник прицела под одну фигуру, указательный палец лег на курок и… Я поставил винторез на предохранитель, приказал Бычкову наблюдать за ними в прицел и без команды не стрелять и пошел докладывать к дневке комбата.

Дежурившему там майору Морозу, более опытному и осторожному офицеру, также понаблюдавшему в прицел за возней этих ночных призраков, более пришлась по душе идея, что это златозубовские бойцы. Дежурный связист попытался связаться со Златозубовым по радиостанции, но тот не отвечал.

– «Крыса», «Крыса»! Я – «База»! Я – «База»! Ответь мне… «Крыса», «Крыса»! Я – «База»! Ответь мне… – глухо бубнил связист у своей станции, но все было пока безрезультатно.

– А может, их уже и нет, – шепотом подлил масла в огонь Бычков.

– Поговори тут мне, – недовольно проворчал Мороз.

«Да. Всяко может быть», – подумал я и взял на мушку темную фигуру. А вслух я предложил:

– Давайте я их обстреляю. Если это духи – они затарятся. Если это наши, то или матом заорут, или сразу на связь выйдут.

– Погоди, не стреляй, – сказал майор, и мы стали ждать.

Сидевший в десятке метров от нас радист уже перестал вызывать командира второй группы и теперь домогался ответа у его подгрупп:

– «Крысенок-1»! Я – «База»! Ответь мне! «Крысенок-2»! Я – «База»! Дай два длинных тона, если меня слышишь… Дай два длинных тона…

Но вся семейка не отвечала ни голосом, ни писком в тонгенту… Больше всего меня раздражало и злило то, что эти двое не просто виднелись на верху виадука, а именно возились над чем-то. Их согнутые спины и иногда просматривавшиеся головы ясно давали понять, что там что-то устанавливают или же снимают. Но вторая группа должна была находиться на сенохранилище, и на виадуке ей делать было нечего, а тем более что-либо устанавливать или снимать. Зато так долго возиться, да еще на предполагаемом маршруте выдвижения именно моей группы, могли только духовские минеры, устанавливающие фугас или мощную мину.

Когда я через одну-две минуты опять посмотрел в прицел, то увидел, что подозрительные спины и головы исчезли. Чтобы найти их, я начал водить ночником влево-вправо, что было вовремя: в десятке метров правее показались два человека, которые осторожно появились на гребне виадука и там присели, ожидая чего-то.

Затем они, также крадучись, перевалили на нашу сторону виадука и присели. Почти одновременно на виадуке показалось поочередно еще несколько черных тел, которые быстро преодолевали ирригационную канаву.

Минут через пять темных фигур стало восемь. Они встали и гуськом пошли к нашему правому флангу. Майор посчитал их количество, вздохнул облегченно и выдал следующее:

– Это Златозубов возвращается.

Я уже убедился в этом: самая мелкая фигура, шедшая впереди, встала в сторону, пропуская всю колонну. Когда с ней поравнялся замыкающий колонну рослый солдат, человечек подпрыгнул и стукнул его кулаком по голове. Затем мелкая фигурка на ходу дала рослому пару пинков, и это меня окончательно убедило, что это идут наши собратья по оружию. Наблюдая в ночной прицел за мелкой фигурой, я сразу узнал стиль работы Валеры Златозубова, который не сильно отличался от моего.

Разница заключалась в том, что если он любил воспитывать подчиненных собственноручно, то я предпочитал командовать провинившимся личным составом, который в свободное время «любил» лишний раз побегать, попрыгать «джамбу» и поотжиматься в упоре лежа…

Да и во второй группе ее непосредственный командир был самым маленьким по росту.

Если бы было чуть светлее, то наверняка в прицел я различил его рыжую бородку.

Вскоре группа Златозубова скрылась за изгибом вала между нашими позициями и мостом, где сидели десантники, и спустя десять минут показалась на тропинке между валом и кустарником. Солдаты второй группы шли быстрым шагом мимо нас, спеша к своей дневке и костру. Шедшего последним Златозубова обрадовал майор Мороз:

– Еще бы чуть-чуть, и Алик тебя бы обстрелял.

Тот сразу взъерепенился:

– Чево? Вы чо тут, охренели? Где этот боевик хренов?

Я уже сидел у своего костра и прихлебывал чай, но, услышав вопли Валеры, сразу поднялся:

– Чего ты там разорался?

– Это ты, что ли, меня там чуть не обстрелял? – кипел от злости командир-2.

Мне было немного неловко за свою поспешность, но я ответил, что я, и нефиг лазить где попало. Потом мы вылезли на вал и несколько минут тыкали указательными пальцами в темноту и показывали друг другу ориентиры на местности.

Я доказывал, что его люди находились напротив моего правого фланга, ближе к центру моего рубежа, хотя должны были быть значительно правее. Рыжебородый командир второй группы убежденно спорил, что они были на тех позициях, где и должны были сидеть в ночной засаде. Наш спор ничем не закончился, и мы разошлись по своим дневкам, каждый убежденный в своей правоте. В пылу спора я как-то позабыл уточнить, что же это его бойцы так долго копошились на виадуке…

Когда я подсел к костру, мои часы показывали без десяти минут три часа ночи. От шума нашей беседы проснулся Стас, который должен был заменить меня в три часа.

– Чего вы там ругались? – спросил он, надевая ботинки и садясь к огню.

– Да лазиют где попало. А я их чуть было не обстрелял. Теперь еще и обижается.

Давай-ка чаю хлопнем, и я полезу спать.

Мы выпили чаю, погрызли сухари, и в три часа я уже натягивал «молнию» на спальном мешке, предвкушая три часа сна. Но уснуть мне не довелось.

– За бруствером – группа людей! – услыхал я голос капитана Плюстикова, который дежурил с четырьмя бойцами метрах в двадцати от правого фланга моей группы.

Сразу же раздался хлопок выстрела подствольного гранатомета. Спустя несколько секунд эта граната разорвалась где-то за виадуком. Сразу же за валом длинными очередями ударило несколько автоматов.

«Началось», – подумал я, быстро вылезая из спального мешка, и крикнул своим солдатам:

– Группа – К БОЮ!

Стас уже бежал к своему пулемету, в который была вставлена суперлента в четыреста патронов. Я вскочил в валенки, схватил винторез, нагрудник с магазинами и по склону вала влетел в свой окоп. Выглянул из него и увидел, как на виадуке заплясало полтора десятка огоньков от автоматов боевиков. До них было не более ста метров; радуевцы сосредоточили весь огонь на участке вала от дневки комбата до дневки моей группы. В воздухе над головой начался и не переставал раздаваться резкий шум от множества пуль.

«БАТЬ. НАЧАЛОСЬ!» – пронеслась в голове мысль. Я спрятался в окоп, отложил в сторону винторез и, схватив одноразовый гранатомет, подготовил его к выстрелу.

Вскинув гранатомет на правое плечо, я резко выпрямился в окопе, поймал на мушку один из огоньков и плавно нажал на спуск. По ушам ударил хлопок выстрела, и я тут же укрылся в окопе. Наблюдать, куда попадет граната, было опасно, да и некогда. Согласно инструкции для стрельбы из одноразовых гранатометов, от уровня земли до нижнего среза трубы должно было быть не менее двадцати или тридцати сантиметров, поэтому мне пришлось высунуться если не по пояс, то по грудь, это точно. Справа в окопе уже сидел Бычков и долбил по духам из подствольника. Рядом с ним на земле лежал цинк с ВОГ-25, который накануне был поделен пополам мной и Златозубовым. А сейчас сержант контрактной службы Бычков брал одну за одной гранаты и методично посылал их в автоматные огоньки радуевцев. За сержантом в окопе находился майор-замполит, стрелявший короткими очередями из АКС-74. Ну а дальше по валу с пулеметом сидел Стас, который так же методично, как и Бычков, поливал позиции боевиков из ПКМа.

Откуда-то снизу прибежал боец и протянул мне две «Мухи».

– НЕСИ ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ, – приказал я ему.

Солдат метнулся обратно в канаву, где лежали одноразовые гранатометы и огнеметы.

Я взял гранатомет в руки, это был РПГ-18, выдернул предохранительную чеку, выдвинул часть направляющей трубы, поднял прицельную планку и только собрался вновь высунуться для выстрела из окопа, как краешком глаза увидел что-то круглое и черное слева в метре от себя. Это был задний торец гранатомета «Муха», который держал на плече какой-то стрелок. Черная дыра была направлена прямо на меня, и если произойдет выстрел, то мне явно не поздоровится.

– ЭЙ ТЫ, МУДАК ТАКОЙ, СЯКОЙ И РАЗЭТАКИЙ, РАЗВЕРНИ СТВОЛ ВПРАВО! СЛЫШИШЬ ИЛИ НЕТ?

От моего крика стрелок развернулся вправо и повернул ко мне лицо, оказавшееся капитаном Скрехиным – недавно прибывшим командиром роты связи, который схватил три «Мухи» и теперь сидел в мелком окопе слева.

– Алик, куда стрелять? – крикнул он мне и едва не рассмешил меня.

Перед ним в ста метрах сидят полтора десятка боевиков и поливают нас из автоматов, но для нашего связиста это были цели мелкие и недостойные для его выстрела, поэтому он искал мишень покрупнее и поважнее.

– ТЫ ПЕРЕД СОБОЙ ЧТО ВИДИШЬ? ТУДА И СТРЕЛЯЙ!

Я вскинул на плечо «Муху», быстро высунулся из окопа, поймал огонек в прицел и нажал на спуск. Уже спрятавшись обратно за бруствер, аккуратно положил пустую трубу рядом с первым выстреленным гранатометом и услыхал, как слева сработала «Муха» связиста.

Я успел выстрелить и третьим гранатометом, успел и солдат по прозвищу Максимка – притащил целую охапку одноразовых РПГ. Отложил я в сторону четвертый отработанный гранатомет, а боец Максимка уже подает подготовленный к выстрелу РПГ-18. Количество огоньков напротив нас не уменьшалось. Я, как робот, брал трубу за трубой, высовывался за бруствер и нажимал спуск за спуском.

Справа от меня громко тарахтели два автомата и один пулемет. Слева наконец-то выстрелил из своего последнего гранатомета связист Скрехин и теперь осторожно стрелял куда-то в ночь из своего автомата редкими очередями. Несколько раз слева раздавались длинные очереди пулемета лейтенанта Винокурова. Беспокойство вызывало какое-то затишье на позициях справа и слева от моей группы.

«НИЧЕГО. СЕЙЧАС ЗАЙМУТ СВОИ ПОЗИЦИИ И ПОДДЕРЖАТ НАС», $подумал я и крикнул:

– РПО МНЕ!

Я выстрелил последней «Мухой» и, еще стоя, сразу же отбросил пустую трубу в левую сторону: укладывать их аккуратными рядами не было времени. Слева стало пусто: связист-капитан куда-то пропал. Солдат Максимка уже притащил четыре одноразовых огнемета и подал мне один РПО.

«Ай да Максимка!» – подумал я про солдата, который только несколько часов назад прибыл в мою группу.

Ручной пехотный огнемет в несколько раз тяжелее, массивнее и мощнее, чем противотанковый гранатомет «Муха»; видимо, поэтому имеет и название посолиднее – «Шмель». Но и обращаться с ним нужно бережнее и осторожнее. Пока я готовил огнемет к выстрелу, выпрямляя рукоятки и нажав большим пальцем на предохранитель, где-то высоко в небе пролетел наш реактивный самолет и выпустил из своего чрева осветительную гирлянду. Ночь, до сих пор освещавшаяся лишь огнем от автоматов и костров, теперь залило неярким матовым светом, лившимся с высоты.

Я выглянул с взведенным огнеметом на плече и стал выискивать подходящую цель, которая не заставила себя долго искать. Прямо напротив меня, с виадука, слева от огоньков, на поле с громким криком: «АЛЛАХ АКБАР!» скатилась шеренга темных фигурок боевиков. Всего их было человек семь-восемь, на ходу стреляющих в нас радуевцев.

Мушка огнемета остановилась на середине шеренги, мои губы эхом повторили: «АЛЛАХ АКБАР», и указательный палец нажал на курок. От грохота выстрела резко и больно заложило уши, но вставлять в них специальные бумажные вкладыши-беруши было некогда. Не обращая внимания на сильный звон в ушах, я потянулся за следующим РПО.

Второй и третий «Шмели» полетели к похожим шеренгам боевиков, в полный рост идущих на нас и на ходу стреляющих из автоматов. Только эти шеренги подходили все ближе и ближе, то слева, то иногда справа. Я спокойно целился и стрелял, но внутри меня нарастала смутная тревога. Я уже слыхал про бесстрашие чеченцев, про их безрассудную смелость и наплевательское отношение к смерти, но от вида шеренг боевиков, идущих в полный рост, поливающих нас огнем и подходивших все ближе и ближе, неприятный холодок внутри меня становился сильнее и сильнее.

После выстрела из третьего огнемета я выглянул за бруствер и увидел картину, от которой мои волосы на голове стали дыбом от ужаса: напротив меня посреди поля, по направлению от левого фланга боевиков к правому флангу моей разведгруппы, не обращая внимания на стрельбу наших нескольких стволов с одной стороны и на огонь боевиков с другой, правым боком ко мне спокойно, в полный рост шла колонна боевиков. Было их человек тридцать, и шли они в колонну по три, спокойно пересекая наискосок поле между валом и виадуком.

В доблестном РВДКУ есть традиция, когда рота курсантов на марш-броске на десять километров за сотню метров до финиша выстраивается в ротную колонну, баянист берет баян, и курсанты с песней строевым шагом пересекают финишную линию. При этом секундомеры в руках проверяющих показывают время на «отлично». Всем курсантам роты выставляется «пятерка», командир роты всю неделю ходит довольный, а проверяющие, приехавшие в училище откуда-то «сверху», писают кипятком от восторга.

Так это в училище, где курсанты показывают шик… Но здесь… В чистом поле, ночью, среди грохота и стрельбы вид спокойно вышагивающей колонны, в которой хорошо просматривались шеренги, а не просто кучки людей, пытающихся быстро пересечь опасный участок, – все это представляло собой сумасшедшую и фантастическую картину.

Сначала от леденящего ужаса у меня остановилось дыхание, секунду спустя я подумал с восторгом и восхищением: «ВОТ ЭТО ДА!».

Ну а потом меня охватила ярость и бешенство: «БЛДЬ! ДА ЧТО ЖЕ МЫ, ПАЛЬЦЕМ ДЕЛАННЫЕ!»

Когда я высунулся с готовым огнеметом на плече, то колонна радуевцев ушла вправо, и я увидел только хвост колонны; основная часть ее уже скрылась за изгибом вала.

Стрелять по хвосту было опасно для находящихся справа от меня наших стрелков, которых могла поразить область высокого давления от выстрела, образующаяся перед огнеметчиком. Она, конечно, не такая сильная, как сзади, но тоже может хорошо контузить. И мне пришлось выпустить заряд в шеренгу боевиков, которая прошла уже две трети расстояния от виадука до вала.

Я быстро сбежал в канаву за последней парой огнеметов и уже поднялся с ними на тропинку, когда увидел бегущего мне навстречу комбата.

– ТОВАРИЩ МАЙОР. ВОН ТУДА ПРОШЛО В КОЛОННУ ПО ТРИ ТРИДЦАТЬ БОЕВИКОВ.

Я показал рукой на свой правый фланг и выжидающе замолчал. Можно даже мозжечком догадаться, что противник сейчас обойдет нас справа и ударит сбоку. Нужно было или срочно направить туда дополнительное подкрепление в десяток бойцов, или срочно отходить нам самим на безопасные позиции…

Командир нашего батальона на бегу кивнул головой и, ничего не говоря и не останавливаясь, пронесся мимо меня к златозубовской группе. Я еле успел отпрянуть в сторону, чтобы он меня не сшиб. Ситуация складывалась не в нашу пользу – боевики уже обходят нас с правого фланга и запросто через пятьдесять минут перещелкают нас, как куропаток. Но приказа отходить не было, и я, злясь на себя, – «еще подумает, что я струсил и хочу быстрее свалить отсюда!» – взбежал на вал, занял свой окоп и начал готовить РПО к выстрелу.

Справа от меня Бычков заменял пустой магазин на полный. Вот он передернул затвор, прицелился и дал первую очередь по виадуку.

– БЫЧКОВ. НИЖЕ СТРЕЛЯЙ. ОНИ НА ПОЛЕ.

РПО был готов, и я на секунду выглянул наружу, чтобы подобрать цель. Слева и прямо по курсу на различной дистанции ко мне приближалось несколько шеренг, на ходу от бедра стреляющих по валу. Я спрятался в окоп и, поднимая «Шмель», успел в отчаянии выкрикнуть: – бать! Да сколько их там?

Пятый заряд лег на мое плечо, и я, целясь только мушкой, выстрелил в очередную шеренгу радуевцев, до которой было не более двадцати метров. Поднимать прицельную планку на огнемете катастрофически не хватало времени, и приходилось стрелять навскидку.

Последний, шестой, РПО был выпущен мной в группу боевиков в семь-восемь человек, находившуюся в нескольких метрах от внешнего основания вала. Для этого мне пришлось встать в полный рост и, направив огнемет под углом почти в 45 градусов, нажать на курок. Расстояние между мной и целью было не более десяти метров; я не знал, взорвется ли заряд, встретив мишень на таком близком расстоянии. Ведь для того чтобы взвелся взрыватель, нужно какое-то время. Так, взрыватель на кумулятивной гранате от РПГ взводится на удалении в тридцать метров от стрелка.

Про огнемет мне такие данные были неизвестны, и когда, – спрятавшись в окопчике, я услыхал гулкий взрыв, то лишь обрадовался: «СРАБОТАЛО».

Прицеливаясь, я успел заметить что-то непонятное справа, внизу вала. С нашей стороны вал имел склон в 45 градусов. Верхняя часть вала была срезана, и этот срез был шириной в метр-полтора. С внешней же стороны склон вала опускался на метр вниз, далее шел выступ в метр шириной, за которым склон опускался до самой земли. Я высунулся из окопа по пояс, быстро лег на гребень вала, заглянул под основание – и волосы на голове опять зашевелились от ужаса. На земле, у основания вала, на свежем снегу темнела, передвигалась и ожидала чего-то людская масса в несколько десятков человек. Я даже слышал негромкую гортанную речь: кто-то отдавал команды, кто-то слабо стонал: «А-а-а-ла-а-а».

На полметра ниже огня пулемета Стаса в склон вонзилось огненное веретено кумулятивного взрыва. «ЗАСЕКЛИ СТАСА».

Но засекли не только Стаса – от темной массы в моем направлении ползли две черные фигуры. До них было метров шесть-семь. Я отпрянул обратно в окоп, схватил свой винторез с уже досланным патроном, опять лег на гребень вала и, держа оружие в правой руке, положил винтовку плашмя на землю и попробовал прицелиться в ползущих боевиков. Но это не удалось сделать. Я лежал пластом на валу, а голова опустилась за кромку, и я четко увидел, что и глаз и ствол находятся на одной прицельной линии, но смещены чуть влево. Я попробовал довернуть ствол рукой, но опять ползущие находились вне сектора стрельбы. Чтобы исправить эту ситуацию, мне нужно было передвинуть оружие вправо, но безуспешно…

На моем ВСС-1 накануне вечером были установлены ночной прицел и, главное, сошки от ночного РПГ-7Н. Металлические сошки позволяли вести более точную стрельбу с тяжелым ночным прицелом. Но сейчас именно эти чертовы сошки уперлись в землю и не давали мне довернуть ствол винтореза вправо и поразить боевиков…

Отчаянно заорав матерное выражение от этой задержки, я правой рукой поднял винтовку вертикально, чтобы уже ничто не упиралось в склон, и бросил ее в нужном направлении. Секунды ушли на то, чтобы направить ствол на ближнюю правую фигуру, до которой оставалось каких-то три метра, и пять раз нажать на курок. Я не услышал звуков выстрела, но рука ощутила резкие толчки затвора, и боевик ткнулся головой в землю. Еще пару секунд пришлось потратить на то, чтобы довернуть ствол влево и выпустить остальные патроны во второго.

Я мгновенно укрылся в своем окопе, и тут от всего увиденного у меня опять прорезался все тот же противный и резкий голос:

– БАТЬ! НАДО СЪБЫВАТЬ!

Я отсоединил пустой магазин от винтовки, бросил его на дно своего окопа: «потом заберу». Быстро достал из кармашка нагрудника полный магазин с десятью патронами, присоединил его к винторезу и передернул затвор, досылая первый патрон в патронник.

Для меня все стало предельно ясно и понятно. Радуевцы не были бы чеченцами, если они попытались внезапно ночью прорваться на открытом пространстве между нашими подразделениями. План прорыва радуевцев был прост и дерзок: пользуясь темнотой и внезапностью, сосредоточиться за виадуком напротив наших центральных позиций.

Затем боевики, расположившиеся на виадуке на участке в двадцатьтридцать метров, открывают массированный огонь по нашим огневым точкам, практически не давая нам поднять головы. Высота виадука, на котором заняли огневые позиции радуевцы, была в полтора метра от уровня земли, от которой же наш вал поднимался на два с половиной – три метра. Вершина вала была усеченной, и наши несколько стрелков, не имея возможности высунуться наружу из-за оглушительного треска пролетающих над головой пуль, были вынуждены вести стрельбу по наблюдаемым целям на виадуке.

Таким образом во время яростной перестрелки между боевиками на виадуке и нашими несколькими стрелками на валу, под пулеметными и автоматными трассами образовалось мертвое пространство, используя которое, основная часть радуевцев небольшими шеренгами в семь-восемь человек пересекала в полный рост поле и скапливалась у внешнего основания вала. Им оставалось только дождаться того момента, когда у этих русских закончатся патроны в автоматных магазинах и пулеметных лентах, затем забросать их ручными гранатами и спокойно пересечь вражеские позиции.