Текст книги "Гуманистическая психотерапия: Рационально-эмоциональный подход"

Автор книги: Альберт Эллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Вышеупомянутые гипотезы нельзя назвать исчерпывающими; любой психотерапевт может добавить к этому списку еще несколько своих пунктов. Факт остается фактом – многие терапевты остаются эффективными для своих клиентов, как и многие терапевты абсолютно противоположных течений – для своих.

Действительно ли это так? Этот исключительно важный вопрос можно изучить наиболее полно. Как минимум, исследователи могут выбрать несколько успешных случаев у представителей одной из известных школ психотерапии и такое же количество успешных случаев у представителей совершенно противоположной школы. Полные записи (лучше видеозаписи) всех сессий этих случаев можно будет изучить. Такое исследование может дать очень интересную информацию о том, в результате чего у пациентов наступают улучшения в ходе терапии.

13. КОГНИТИВНЫЙ ПОДХОД И БИХЕВИОРАЛЬНАЯ ТЕРАПИЯ

Многие виды когнитивно-бихевиоральной терапии существуют уже долгое время. Так, Альфред Адлер был одним из первых, кто считал психотерапию не только лечением, но и обучением. Конечно, он использовал когнитивные методы, как и Пол Дюбуа. Найт Данлэп (Knight Dunlap) в начале 1930-х годов разъяснил когнитивно-бихевиоральные (и одновременно антифрейдистские и антипсиходинамические) теории создания и поддержания дисфункциональных привычек. В последние годы многие когнитивные терапевты работали в этом направлении. Отметим некоторых: Аарон Т. Бек, Рогелио Диас-Гуэррера (Rogelio Diaz-Guenera), Джон Доллард (John Dollard) и Н. И. Миллер (N. Е. Millard), Виктор Франки, Александр Херцберг (Alexander Herzberg), Глен А. Холланд (Glenn А/ Holland), Ллойд И. Хомм, Джордж Келли, Арнольд А. Лазарус, Перри Лондон, Девид Б. Линн (David В/ Lynn), Адольф Мейер (Adolph Meyer), И. Л. Филлипс, Джулиан Б. Роттер (Julian В/ Rotter), В. С. Саакян, Эндрю Сольтер (Andrew Salter), Фредерик С. Торн, Даниэль Н. Винер и Дональд Р. Стипер.

Я сам начал использовать когнитивно-бихевиоральную терапию в 1955 году, когда разочаровался как в классическом фрейдистском подходе, так и в психоаналитических методах терапии, которые я использовал к тому времени уже более пяти лет. Я обнаружил, что традиционные психодинамические методы ведут по неправильному пути и неэффективны. Терапия, опирающаяся на связи стимула и реакции, созданная на основе теорий Мери Ковер Джонс (Mary Cover Jones) и Б. Ф. Скиннера, кажется мне слишком атомистической и ограниченной. Так я придумал рационально-эмоциональную психотерапию – соединение разумного анализа основной системы ценностей клиента и механизма обучения клиента методу оспаривания и уничтожения иррациональных философских посылок. Неотъемлемой частью моего метода стали десенсибилизирующие упражнения и задания, с помощью которых клиент может более эффективно оспаривать свои вызывающие отклонения посылки и научиться не драматизировать, а принимать реальность. Вскоре я обнаружил, что рационально-эмоциональная терапия гораздо более эффективна, чем психодинамический анализ, и требует гораздо меньше времени и сил на терапию. Она опирается на фундаментальный принцип: люди не пассивно приучены или подготовлены к нарушениям ранними детскими переживаниями, как утверждают фрейдисты, а активно принимают или отвергают обучение внешнего мира. Более того, люди постоянно преобразуют себя с помощью своих саморазрушающих идей и могут разубеждать, переобучать и перевоспитывать самих себя так, что все: их мышление, эмоции и поведение – значительно изменятся. Несколько лет спустя я изложил эти принципы и начал клинически проверять эту гипотезу. Стали появляться практические доказательства этого подхода, в том числе исследования Т К. Барбера, В. Карлсона, К. В. Эриксена (С. W. Eriksen), М. К. Молтсби мл., Нила И. Миллера, Милтона Рокича (Milton Rokeach) и Э. Вельтена.

Рационально-эмоциональная терапия создавалась не только как когнитивно-эмоционально-поведенческий метод рассмотрения отклонений в поведении, но и как один из видов бихевиоральной терапии. В этом качестве ее рассматривали многие авторы, в частности Ганс Айзенк, Ллойд И. Хомм, Р. Р. Потташ и Дж. И. Тайлор, Джозеф Уолп и Арнольд А. Лазарус. Ее применяют множество американских и зарубежных терапевтов, есть учебный центр и специальная начальная школа. Этот вид терапии является одним из видов когнитивно-бихевиоральной терапии, которая занимает важное место в современной жизни, и значительно отличается от старых психодинамических методов лечения. На мой взгляд, психиатрам и психологам для работы с постоянными клиентами целесообразнее использовать его, а не большинство терапевтических техник, основанных на связи стимул-реакция (S – R).

В последнее время все больше обычных бихевиоральных терапевтов добавляют когнитивные элементы в свои S-R-форму-лировки и упражнения. Лазарусу процедура десенсибилизации Уолпа показалась такой неэффективной и скучной, что он назвал свой метод лечения «широким спектром бихевиоральной терапии» и добавил к своему терапевтическому арсеналу ролевую игру, рационально-эмоциональную дискуссию и другие философские техники. Хотя Уолл был сильно недоволен идеей «саморазвивающейся» методологии, некоторые ведущие практикующие врачи этого направления, например Джеральд Девисон и Джозеф Каутела, в своей клинической практике гораздо ближе к Арнольду Лазарусу, чем к Джозефу Уоллу.

Большинство «ортодоксальных» терапевтов бихевиорального направления, независимо от того, осознают они этот факт или нет, используют когнитивные (и эмоциональные) техники вместе со своими процедурами «обратного обусловливания». Ф. X. Кенфер (F. Н. Kanfer) и Дж. С. Филипс (J. S. Phillips) отмечают, что из трех обычно используемых видов бихевиоральной терапии – побуждающей, повторяющей, оперантной – только последняя действительно относится к S – R – типу, и только она похожа на методы, используемые при обучении животных. Первый вид терапии включает в себя «подкрепление изменений в установках и образе мышления пациента», а второй вид «дает возможность пациенту оценить свои проблемные действия и опробовать новые ответные реакции, не опасаясь травмирующих последствий». Заметьте серьезный скрытый когнитивный смысл!

Б. М. Браун (В. М. Brown) в течение двух лет наблюдал за тем, как Джозеф Уолп лечит своих пациентов. Он сообщает, что терапевт неоднократно советовал клиентам «выступать за свои права». По его наблюдениям, обучающий метод отстаивания «часто заключается в том, что доктор Уолп говорит пациенту, что и как сказать», а замечания Уолпа «определенно показывают, что познание происходит во время процедуры десенсибилизации, что у пациента часто есть идеи, показывающие базовые установки, касающиеся предмета фобий, и что пациент, осознавая идеи и видя, что они являются преувеличением или искажением, может выбрать стиль мышления, который больше соответствует реальной ситуации».

Другие авторы (Л. Брегер (L. Breger) и Дж. Л. МакГоф (J. L. McGaugh), Сесил X. Патерсон, М, X. Кляйн (М. Н. Klein), А. Т. Дитман (А. Т. Dittman), М. Б. Парлофф (М. В. Parlofl) и Мер-тон М. Гилл (Merton М. GiH)) выделили когнитивные элементы и элементы межличностных отношений в предположительно бихевиоральной терапии S-R – типа. Альберт Бандура и Р. Б. Слоан указали, что в любом виде терапии, не исключая бихевиоральную, может действовать подкрепление, так как оно подталкивает клиента подражать поведению терапевта и принять его ценности. Даже самые осторожные и «недирективные» терапевты, как показал Р. Розенталь (R. Rosenthal), помогают своим клиентам измениться, убеждая их принять систему ценностей терапевта.

Бихевиоральная терапия S-R -типа работает еще и ПОТОМУ что она порождает у клиента позитивное ожидание или «надежду». Благодаря когнитивному убеждению, что десенсибилизация «научна» и будет работать, клиент может «позитивно мыслить» о себе и, благодаря самоубеждению, может заставить ее работать.

Все больше и больше терапевтов убеждаются в том, что S-R -терапия все-таки совместима с психодинамическими процедурами, но, в сущности, дополняет когнитивные методы. Практикующие РЭТ врачи обнаружили, что клиентам можно показать, как самостоятельно использовать принципы подкрепления, чтобы бихевиоральная терапия стала когнитивно саморегулируемой. Дэвид Примэк выдвинул гипотезу о том, что хотя поведение низших животных в большей степени формируется при помощи первичного подкрепления, например, пищи и питья, поведение людей вполне можно подкреплять любым действием или процессом, если они посчитают, что он принесет большее удовлетворение, чем другой. Таким образом, Ллойд И. Хомм и его коллеги обнаружили, что даже маленькие дети будут выполнять достаточно неприятное задание, например, тихо и внимательно слушать учителя, если им сказали, что их скоро вознаградят относительно приятной деятельностью, например, лазаньем по канату во время перемены.

В РЭТ мы часто заставляем клиентов выполнять «неприятные» задания, например, доделать итоговую контрольную работу или сходить к зубному врачу. При этом обязательно составляется список гораздо более «приятных» мероприятий, например, разговор с друзьями или просмотр фильма, которыми клиент сможет заняться только после выполнения предыдущего «неприятного» задания. Таким образом, теория и практика подкрепления находят свое применение, но только когда они специфично связаны с когнитивной терапией.

Хотя бихевиоральная терапия уходит своими корнями в ранние работы Ивана Павлова и Джона Б. Уотсона (John В. Watson), ее стали широко использовать как инструмент психотерапии совсем недавно, во многом благодаря работам Б. Ф. Скиннера, Ганса Айзенка и Джозефа Уолпа. Она может многое предложить психотерапевтам, и есть все основания верить, что ее методы получат широкое распространение. Однако даже Иван Павлов, ее главный создатель, подчеркивал важность когнитивного фактора или так называемой второй сигнальной системы при обучении людей. Важно помнить, особенно если предстоит развивать исчерпывающую теорию и практику психологического лечения, что человек – это вид животного, поведение которого стало как условно-рефлекторным, так и когнитивным. Человек не только способен к мышлению высшего уровня, но и часто думает о своем мышлении и обладает уникальной способностью постоянно формироваться и обучаться (перестраиваться и переобучаться). Поэтому понимание и применение бихевиоральной терапии S– R – типа – важная, но не достаточная часть гибкой методологии терапевта. Желательно применение когнитивно-бихевиоральной терапии отдельно и вместе с другими техниками, которые могут оказаться полезными при работе с конкретным клиентом, например эмоциональными, экспериентальными или заимствованными из терапии отношений.

14. ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКАЯ СЕССИЯ С АЛКОГОЛИКОМ

Что происходит между врачом и пациентом во время сеанса рационально-эмоциональной психотерапии? Многие сеансы, которые я проводил с пациентами, были записаны на пленку. Здесь мы дословно приводим один из них.

Джон С., 35 лет, белый, женат. Летом 1968 года он посетил 7 сеансов вместе со своей женой. В то время он не очень часто вступал в сексуальные отношения с ней, в основном по причине того, что пил. Кроме того, он страдал колитом, предположительно возникшим на фоне беспокойства. Во время первых занятий он добился определенных успехов, в частности, его тревожность уменьшилась, однако он не стад ни меньше пить, ни чаще вступать в сексуальные отношения с женой. Состояние его жены значительно улучшилось в результате проведенной терапии, и она продолжала время от времени посещать врача после того, как он сам перестал это делать. Ее тревожность уменьшилась, она стала больше заботиться о детях, она больше не чувствовала себя бесполезной и продолжила образование. И поскольку она чувствовала себя более адекватно, это укрепило ее намерение бросить Джона, если он не сделает что-то со своим алкоголизмом, их редкой близостью и низкой социальной активностью. В 1970 году он возобновил лечение и до описанного ниже он посетил 2 сеанса. Его возврат к лечению во многом был обусловлен улучшением состояния его жены и ее намерением бросить его в случае, если он не изменится.

Терапевт: Ну и как у тебя дела?

Пациент: О, это была очень суматошная и, я думаю, очень успешная неделя.

Т.: Правда? Ты все еще выпиваешь?

П.: О, да! Я выпивал несколько раз.

Т.: Что значит «несколько раз»?

П.: Ну, мы... Например, вчера вечером мы ходили купаться...

Т.: И?

П: (неразборчиво) ...Мы хорошо провели время. Пили виски с содовой. Отдыхали после обеда. Да, я это имею в виду.

Т.: Ясно. Выпивали умеренно. И ты не приносил алкоголь домой и не пил его после ужина или что-нибудь в этом духе?

П: Нет.

Т.: То есть у тебя произошло улучшение, ноты все еще можешь пить?

П.: Да, верно.

Т: А Анонимные Алкоголики говорят, что не можешь, но они не правы.

П. (искренне смеется).

Я помню, как отметил, что он особенно весело смеялся в этот момент, и я почувствовал его искренность и это было хорошим признаком. Когда сеанс начался, я задавал себе вопрос, будет ли продолжаться улучшение его состояния, которое я наблюдал 2 недели назад, когда в последний раз видел его. На протяжении многих лет он сильно пил и обманывал себя по поводу количества выпиваемого спиртного. Проведя 7 сеансов с ним и его женой двумя годами ранее, я отметил, что это помогло достичь ему некоторого понимания причин своего перфекционизма и, следовательно, беспокойства; но в любом случае это не помогло ему избавиться от неприятных симптомов. После возобновления терапии и после того, как он прочел несколько книг, которые ему дали мои коллеги и я, он вдруг стал сопротивляться своему перфекционизму, особенно в отношении работы. Как только он перестал требовать от себя слишком многого и перестал винить себя в том, что не справляется с работой лучше всех, его тревога исчезла и он смог обходиться без алкоголя целую неделю, причем без всякого напряжения. И я задавался вопросом, сможет ли он продолжать в том же духе. Я сильно сомневался в этом. Но его искренний смех убедил меня в том, что он не просто обманывал меня, а действительно верил, что, несмотря на правила Анонимных Алкоголиков, он не только может перестать топить свои тревоги в алкоголе, но в то же время продолжать умеренно выпивать в компании. Возможно, я слишком хотел верить в это, но в тот момент я действительно был уверен.

Т.: Знаешь, говорят, что если однажды это произошло – человека признали алкоголиком, то всю оставшуюся жизнь он не может притрагиваться к спиртному. У меня есть несколько бывших пациентов, которые с моей помощью бросили пить, но время от времени они все же выпивают в умеренном количестве. Но обычно я учу их правилу № 1: «выпивать не более двух раз в день». И они придерживаются этого правила и иногда выпивают, но у них не начинается запоя, так что А. А. не правы.

П.: Я тоже так думаю. Я думаю, что они (А. А.) в действительности не решают этой проблемы...

Т.: Верно. Возможно, они считают, что пока человек не может контролировать себя, ему вообще опасно пить. Потому что выпив, он почувствует себя лучше, а выпив еще – еще лучше, а затем ему покажется, что все его проблемы решены. И возможно, что есть люди, которые вообще не могут пить; но мне не кажется, что большинство алкоголиков принадлежат к этой категории людей. В любом случае, ты ведь не пил последние 2 недели. Не так ли?

П.: Нет, не пил. Совсем. Умеренно – да. И по определенному поводу. Тут без проблем. И на самом деле у меня больше нет никаких затруднений. Выпить на деловой встрече, на короткой деловой встрече после работы... А затем пойти и заняться, м-м-м, чем-нибудь другим. Такое было пару раз на прошлой неделе. Это ничего не значит!

Т.: Хорошо. Ну, и как у тебя дела с женой?

Я был более спокоен, чем когда бы то ни было, когда он рассказывал мне все эти подробности о том, как он может выпить на деловой встрече, а потом просто остановиться. Казалось, что он определенно справлялся со своим алкоголизмом. Чтобы быть уверенным, что у него также произошел прогресс и в других направлениях и не развивается симптома замещения, я затронул другую важную область, в которой дела у него обстояли неважно: его отношения с женой. В последнее время она иногда приходила ко мне и очень жаловалась на то, что он не может быть ее партнером, и она всерьез думала о том, чтобы бросить его. И я хотел выяснить, насколько эта проблема также важна и для него.

П.: М-м, великолепно. И... С ней тоже все чудесно. М-м, на прошлой неделе у нее были кое-какие проблемы со здоровьем. Она поставила спираль, и у нее началось кровотечение. И она избавилась от нее и...

Т.: И...

П.: Неделю назад она не вставала с постели... Я настоял на том, чтобы она полежала пару дней. Но она не могла отвлечься от своей рутинной жизни – заботиться о всех 4-х детях, м-м, все время... И я теперь могу находиться там. И, м-м, все в порядке... И мы собираемся (невнятно) продолжать; и также позаботиться о школе... Короче, это не проблема. Но есть другие вещи. И, м-м, с позитивной, с позитивной стороны, это хорошо, и выпивка во время деловых встреч – это хорошо... А также я очень хорошо справляюсь с работой. И что я на самом деле думаю, я обнаружил, что я чрезвычайно способный. Действительно. В своей области я очень компетентен. ...И я думаю, что, возможно, в каком-то смысле мне нет равных. Может, они и есть, но в своей области я еще их не встречал. И, м-м... Также я обнаружил, что я чрезвычайно интересная личность... А также, к счастью, я являюсь довольно интересным человеком и для, м-м, других людей. И, с другой стороны, я увидел, что множество людей, с которыми мне приходится иметь дело, на самом деле тупые и скучные. Я посещал много вечеринок... И, ах, это все так скучно, скучно, скучно!

Т.: Правда?

П. (искренне смеется): Я знаю, я все больше уважаю вас за то, что вы уделяете внимание тому, чтобы быть поглощенным созидательным процессом и участвовать в каких-нибудь созидательных проектах или не оставаться безучастным к проблемам других людей. И все такое. Потому что многое из того, что я делаю, является таким искусственным. Скорее является побочным продуктом системы, чем имеет какой-то смысл – какой-то созидательный смысл – или помогает решению проблем. Это лишь процесс корпоративной жизни и, м-м, связанной с этим социальной жизни, и все такое. И я – я нашел энергию. Просто не было ничего, откуда я мог бы брать, м-м (неслышно), энергию. Я проклинал эту работу из-за того, что она забирала всю мою энергию, во всяком случае, при моем отношении к ней. М-м-м... Но в любом случае... я думаю, что это часть той же моей проблемы, и то, что я ' говорю себе, является перфекционизмом и связано с озабоченностью теми или иными вещами... Мы с Сюзан будем думать, что мы хотим делать. Где мы хотим купить летний домик. Где мы хотим жить и типа того. И мы решили – отлично, ферма. И что могло бы быть, если бы мы жили на ферме. И первое, что приходит мне в голову, – это копыта. Лошадиные копыта, лягающие одного их наших детей. Или всякие другие негативные вещи – худшее из всего возможного, что может произойти в этой ситуации. Сейчас я еду в Мемфис, штат Теннесси, чтобы управлять, ну, короче, работать в экологической комиссии. Это очень непродуманный проект, ни то ни се, но я полечу в Мемфис в понедельник и пробуду там несколько дней, И я знаю, что когда приеду в аэропорт и взойду на этот самолет, у меня будет очень сильное предчувствие... И я буду думать о самом худшем из всего, что может со мной случиться, – что самолет разобьется или что его захватят и угонят на Кубу!

Я помню, что сперва очень удивился, откуда у него идеи о погружении в какой-то творческий процесс помимо его работы и его бессмысленной социальной жизни. Говорили ли мы с ним об этом на прошлом занятии? Я такого не помнил. Потом я вспомнил, что он читал «Путь к рациональной жизни», и что одна из глав этой книги называлась: «Как преодолеть инертность и погрузиться в созидательную активность». И я решил, что такой живой интерес к этой теме он проявляет, прочитав именно эту главу; и я почувствовал удовлетворение, так как это было еще одним подтверждением эффективности библиотерапии. Однако, когда пациент снова стал рассказывать о своем беспокойстве и склонности думать о самом плохом, что может произойти с ним, я сказал себе что-то типа: «Да, я знал, что за такой короткий промежуток времени ему еще не удалось справиться со своей основной проблемой. Хорошо, что он признает тот факт, что иногда он еще подвержен сильному беспокойству. Если бы он не столкнулся с этим, он снова прибегнул бы к своим средствам защиты и, возможно, опять не смог бы справиться без помощи алкоголя. И теперь следует попробовать быстро разрушить его взгляды, порождающие это беспокойство, и научить его бороться с ними и изменять их».

Т.: Отлично. Допустим, что ты думаешь о наихудших вещах – о том, что самолет разобьется, о том, что твои дети будут голодать, и так далее. Допустим, ведь это вовсе не так уж ненормально. Потому что огромное количество людей, если не все, иногда думают об этом. У них нет навязчивых идей по этому поводу, но они говорят: «А вдруг этот чертов самолет упадет...».

П.: Это не изменит моих намерений, но...

Т.: Но ты все еще испытываешь тревогу?

П.: Да.

Т.: Хорошо. Тогда назовем тревогу С – следствие. А буквой А обозначим побуждающее событие – то, что ты летишь. Предположим, в Мемфис. Вопрос в том, что на самом деле вызывает С? Это А, твое путешествие, или что-то иное? И мы знаем, что это не может быть А, потому что иногда ты не думаешь о самом плохом; а иногда ты, действительно, все время об этом думаешь. И никакое событие не может вызвать Следствие. Так что это, вероятно, В – твои убеждения. И, в первую очередь, давай посмотрим на рациональное убеждение, являющееся причиной, участвующее в формировании С. Убеждение не вызывает непосредственно С (беспокойство), но вызывает другую эмоцию. Так что рациональное убеждение – это негативное убеждение, предчувствие чего-то плохого, но при этом продолжающее быть рациональным. И как ты думаешь, что это?

П. (десятисекундная пауза): Ну, это (пауза) – это предсказание чего-то, что может произойти, и чего-то, что случилось и, м-м... (пауза)

Тут я подумал: «Внимание! Не отвечай за него слишком быстро. Ты отлично знаешь, какие рациональные и иррациональные убеждения являются причиной его реакций, в частности, его беспокойства. Но если ты скажешь ему об этом, он может полностью принять твою точку зрения и повторять ее, как попугай, но в действительности он может не понимать ее и не верить в это. Лучше попробуй, если получится, сделать так, чтобы он сам дошел до этого. Возможно, он может сделать это, и для него будет лучше, если он своим умом дойдет до этого и поймет это в удобной для себя форме».

Т.: Хорошо. Если я полечу на этом самолете, может случиться что-то плохое...

П.: Да, и я могу...

Т.: Ну, ну...

П.: Я могу погибнуть...

Т.: «Я могу погибнуть». Хорошо, и это было бы... Что? Каково рациональное заключение? Потому что это является наблюдением: ты можешь погибнуть, можешь быть ранен и другие подобные вещи определенно могут случиться. И это возможно. Это совершенно нормально. И что?

П.: И я не хочу погибать, это было бы такое, м-м, несчастье.

Т.: Верно. Совершенно верно! И давай предположим, что ты положил этому конец. «Я могу погибнуть. И я не хочу этого. И если бы я умер, это было бы несчастьем, потому что моя жизнь оборвалась бы; и сейчас, когда я наконец-то становлюсь счастливым, было бы ужасно, если бы моя жизнь кончилась. И это также было бы несчастьем для моей жены и детей, и т. д.». Теперь, если ты остановишься на этих рассуждениях, поставишь точку, а не запятую или точку с запятой, какое чувство возникнет у тебя относительно полета? У тебя обязательно возникнет какое-то чувство. Какое, как ты думаешь?

П. (пауза): Ну, я думаю, что у меня была бы умеренная депрессия или...

Т.: Возможно. Но обычно под легкой депрессией мы понимаем расстройство, сожаление...

П.: Сожаление....

Т.: Тревогу, озабоченность. Что-то вроде этого. Верно?

П.: М-м-м-м.

Т.: Так как вы говорите: «Поскольку это может произойти, а я этого не хочу, может, мне лучше не лететь или отправиться на поезде?». И, разумеется, эта мысль не делает вас более счастливым. Так что вы будете чувствовать расстройство, сожаление или раздражение, тревогу. Но так произойдет лишь в том случае, если вы будете упорно держаться этой мысли. Но затем, испытывая беспокойство и тревогу, вы возвращаетесь к вопросу: «А каковы шансы такого ужасного происшествия?». И затем вы, возможно, придете к заключению, что шансы очень малы.

П.: Да, вероятность невелика.

Т.: Да. Верно. Это может произойти. Но гораздо более вероятно, что меня может сбить машина или что-нибудь в этом роде.

И: Вероятность того, что я погибну, когда буду ехать в такси, гораздо выше.

Т.: Да, но от этой мысли тебе не станет легче. Ты будешь расстроенным, или грустным, или беспокойным. Да. Однако теперь ты знаешь, что чувствуешь тревогу, а это совсем другое. Это даже не более глубокая депрессия или расстройство. Это настоящая тревога – то, что ты преувеличиваешь реальное количество авиакатастроф. Такова твоя особенность. И скажи, что это за мысли, которые кажутся тебе столь ужасными и из-за которых появляется настоящая тревога или депрессия?

И: Ну, я думаю, что, м-м, возможно, это претенциозно. Это было бы ужасно, м-м, это просто не должно случиться со мной. И если... если что-то случилось бы с Сьюзан и детьми, это было бы моей виной. Это не было бы... это было бы доказательством моего несовершенства и неспособности контролировать любые ситуации.

Т.: Которые я должен...

П.: Которые я должен уметь контролировать! (Смеется.)

Т.: Ты видишь, это претенциозно. И я также думаю, что ты, ты говоришь волшебные вещи, потому что в данных обстоятельствах так поступает большинство людей.

П.: Вы сказали очень интересное слово – волшебные.

Т.: Да

П.: На прошлой неделе со мной случилось нечто подобное. Мы... Сьюзан и я стали играть в йосслинг. Вы знаете, что это такое?

Т.: Нет.

П.: В этой игре нужно бросать 5 кубиков.

Т.: Ну...

П.: Вы бросаете все 5 одновременно.

Т.: Ну...

П.: Могут выпасть одинаковые грани, или все по порядку, или разные.

Т.: Так

И.: Вы их разбрасываете и смотрите, как они упали.

Т.: Да?

И.: И я, м-м, я стал предсказывать, когда у Сьюзан или у меня получалась та ил и иная комбинация. И так выходило, что иногда выпадало именно то, что я предсказывал. Конечно же, ни я, ни она не запоминали, когда выходило иначе. (Смеется.)

Т.: Естественно.

И.: Да, и, знаете, я чувствовал какой-то мистический, волшебный, фатальный, м-м, страх. И я думаю, что со мной происходит то же самое и во многих других случаях.

Т.: Да, верно. Ощущение кубиков, как будто «Я могу управлять этими кубиками. Смотрите, я сделал то, что никто другой не может!».

П. (смеется): Верно.

Т.: И так на самом деле думают игроки: «Если я выиграю этот забег, значит, я сделал это».

П.: Каким-то образом заставил лошадь бежать быстрее!

Т.: Да, верно. И это волшебство.

П.: Волшебство моей, м-м, воли.

Т.: Да, и это хорошо, что ты это понимаешь. Но есть еще один волшебный элемент в этой боязни самолетов. Ты не только говоришь что-то типа: «Должно быть, у меня достаточно власти над этим самолетом и т. д., чтобы дать ему упасть или нет». Но ты говоришь: «Если я погибну (допустим, что это действительно произошло), это будет ужасно для меня».

П.: Да.

Т.: Но только для них. И, конечно, это не будет ужасно для тебя.

П.: Это смешно.

Т.: Да, это был бы конец твоей жизни. Но ты бы этого не знал. Ты смотришь на себя, как если бы ты был жив и мертв одновременно.

П.: М-м...

Т.: Ты, действительно, размышляешь каким-то чудесным образом. Я бы не был полностью мертв. Я бы знал, что я мертв. И я бы видел и слышал, как страдают мои жена и дети.

П.: М-м...

Т.: Но это неправда! Возможно, они бы страдали.

П.: Да.

Т.: Но тебя бы там не было. Так что...

П.: Возможно, они бы не слишком горевали.

Т.: Верно... Верно, возможно она нашла бы работу и повторно вышла бы замуж или что-то вроде того. Но, конечно, действительно волшебная вещь – это слово должен. Я должен быть способен управлял, тем самолетом и контролировать их счастье, и т. д. Я должен быть Иисусом Христом или Иеговой.

И. (Невнятно.)

Т.: Что?

И.: Тот, кто ходит по воде, старший или что-то в этом роде.

Т.: Верно, верно. Но это полный абсурд. И как тебе быть с такими иррациональными идеями, как «Я должен уметь управлять своей судьбой!», «Это была бы ужасная катастрофа, если бы я умер!», и т. д. И как ты будешь бороться с этим, противиться этому? С – это следствие 1В – твоих иррациональных убеждений. И как ты будешь противиться этим иррациональным убеждениям?

Помнится, я чувствовал, что все хорошо, хотя был немного разочарован из-за того, что начал разговор о его магическом видении себя мертвым и живым одновременно. Не так давно я поднимал эту тему с некоторыми из своих предыдущих пациентов, которые испытывали сильный страх смерти, и большинство из них быстро, иногда удивительно быстро, понимали, что думают о себе как об «умершем», но в то же время и как о живом человеке, осознавая и переживая эмоции по поводу своей смерти. Мне хотелось увидеть, удастся ли ему понять это. Казалось, он понял, но, на мой взгляд, воспринимал это слишком легкомысленно. Так что я чувствовал и удовлетворение, и разочарование. Тем не менее, я решил вернуться к разговору, который он сам начал – об иррациональных, магических идеях о его смерти во время авиакатастрофы, и показать ему, как точно они подходят к моей А-В-С-Е) модели рационально-эмоциональной психотерапии. Используя эту модель, он может быстро победить свои саморазрушающие идеи, изменить их и перестать испытывать тревогу. Я был доволен, поскольку казалось, что он начинает понимать эту модель и сможет правильно применить ее, чтобы помочь себе.

П.: Ну, я сопротивлялся, м-м, я думаю, я иногда успешно делал это на прошлой неделе.

Т.: Как?

П.: Я... Мы пошли в парк, который находится недалеко от нашего дома. На 63-й улице есть небольшая детская площадка. И там, м-м, стоят большие качели. Да, они поставили большие качели в небольшом парке для маленьких детей и...

Т.: Ну...

П.: И на качелях качались дети постарше. И, м-м, пару лет назад я видел, как ребенок разбился на качелях. И... что интересно, на этой неделе я увидел, что это закончилось. В любом случае, я всегда переживаю за детей, когда хожу туда. Они хотят качаться на больших качелях. И, конечно, я не могу просто сидеть на скамейке и читать. Я всегда волнуюсь, что их может ударить этими качелями или произойдет что-нибудь еще. И такое может быть. И мое волнение, действительно, небеспричинно и разумно.